Текст книги "Оперативный простор (СИ)"

Автор книги: Дмитрий, Дашко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 13

– Кто? – спросил сиплый голос за дверью.

– Не узнаёшь? – притворно удивился Бодунов. – Это я, Цыган!

– Не узнаю, – ответил сиплый. – Слово говори.

– Четыре сбоку – ваших нет, – назвал кодовую фразу Бодунов.

Дверь отворилась.

– Входи, Цыган! Только быстрее – холода напустишь.

Мы ворвались внутрь. Бодунов приставил ствол к горлу сиплого, который на своё горе открыл нам дверь.

– Только пикни – пулю всажу. Если понял – кивни.

Порядком сдрейфивший бандит кивнул.

– Я тебе задам один простой вопрос, а ты ответишь на него шёпотом. Шёпотом! – угрожающе произнёс Бодунов.

– Как скажешь! – действительно, прошептал сиплый.

Бодунов успокоился и спросил уже не так грозно:

– Где Борщ?

– Какой борщ? У нас тут отродясь борща не варили, – забормотал бандюган, но, судя по тому, как забегали его глазки, вопрос он прекрасно понял.

– Ты мне тут дурочку не строй! – Бодунов надавил пистолетом сильнее. – Уголовный розыск.

– А-а-а, – понимающе протянул сиплый. – Что же вы сразу-то не сказали…

И тут же заорал на весь дом:

– Атас! Легавые!

– Вот урод! – Бодунов отправил его в отключку, вырубив ударом пистолета по голове.

Предупреждение сиплого не дало нам времени на раскачку.

– Быстров – твои комнаты справа, Шуляк – слева, я контролирую переднее направление, Сергей, берёшь на себя тыл – распорядился Бодунов. – Погнали, мужики!

Мы ринулись вперёд.

Удар ногой в дверь, цепочку вырывает с «мясом». На кровати двое: дебелая бабища лет сорока лицом, побитым оспинами, под ней кавалер, которого я не вижу за её широкой, как у грузчика, спиной.

Отталкиваю проститутку, разглядываю «кавалера». Совсем ещё пацан – навскидку лет пятнадцать-шестнадцать. Физиономия какая-то отсутствующая и вряд ли от плотских утех с перезрелой «красоткой»: парниша явный наркоман, на прикроватной тумбочке две подозрительных дорожки – видимо, не успели «донюхать».

– Ты что?! – визжит проститутка.

Он хочет расцарапать мне лицо. Перед глазами мелькают грязные обкусанные ногти. Дотянется – заражение крови гарантировано.

До сих пор не научился бить женщин, хотя назвать это женщиной – язык не поворачивается. Прежде как-то обходилось, может, и сейчас повезёт?

Тычу револьвером перед её носом. Вид огнестрельного оружия действует на проститутку отрезвляюще. Она сразу убирает от меня когти (другого термина не подобрать) и забивается в угол, откуда смотрит взглядом затравленной кошки. Больше не шипит и то ладно.

– Сиди тихо! – приказываю я. – Ты мне не нужна.

За следующей дверью улов не лучше – только на сей раз двое в стельку пьяных и потому абсолютно невменяемых мужчин (подтверждение – гора пустых бутылок на полу, в кружках плещется мутная жидкость – резкий запах сивухи выедает глаза. Воняет эта дрянь хуже ацетона).

На меня – ноль внимания, фунт презрения, да и откуда же взяться этому вниманию, если эти несознательные граждане дрыхнут как сурки.

Ни тот, ни другой «клиенты» на Борща ни капли не похожи, но у обоих есть оружие. А вот это уже не шутки, мирный обыватель в кабаки с пистолетами не ходит.

Я извлекаю «шпалеры» из карманов их пиджаков и забираю себе. Пока как трофеи, но, вполне возможно, переквалифицирую с помощью новых друзей из петроградского угрозыска в улики.

Взгляд цепляется на выгравированную надпись на стволе «браунинга», который находился у мужика, что постарше, – «Лихому комбригу тов. Ракитину от комполитсостава дивизии».

О-как! Оружие наградное, а этот пьянчужка никак не похож на комбрига. Важный момент, сообщу нашим.

Больше дверей по моей стороне в коридоре нет.

В буфете съёжившийся и пожелтевший ещё сильнее узкоглазый старик, наверное, тот самый китаец. Его руки подняты, он что-то лепечет на непонятном языке. В словесной каше мелькают фразы типа «суньхунь чай, вынь сухим», но ясности они не добавляют.

– Ты, сука, на русском говори! – наседает на него Бодунов.

Китаец растерянно трясёт седой башкой.

Какой-то человек вылетает из подсобного помещения, бросается в биллиардную комнату за спиной китайца, успев выстрелить на бегу. Дверь тут же захлопывается, как только бандит оказывается внутри.

Пуля прошивает бывшего жителя Поднебесной, который так и не нашёл счастья в стране советов. Вторая раскалывает какой-то графин на полке. Брызги и стёкла по всем сторонам.

– Ах ты, бл…! – Бодунов, которого по сути прикрыло тела китайца, кидается вслед за стрелявшим.

Мы с Сергеем сразу за ним.

Я успеваю оттолкнуть не на шутку разошедшегося Ивана. Он отлетает к стене и бросает на меня злой взгляд.

– Стой, я первым! – кричу я.

Нельзя поддаваться эмоциям и вот так, безрассудно кидаться в комнату, где засел вооружённый бандит. С Ивана хватило бы «нарисоваться» во весь рост и стать лёгкой жертвой.

Нет уж, парни, пока я с вами – ненужным жертвам не бывать.

Подкрадываюсь, вжавшись к стенке, подойдя к биллиардной, резко бью ногой по двери:

– Хек!

И тут же подаюсь назад.

В ответ бахает выстрел, но преступник запоздал, кроме того, я убедился, что он не прячется за дверями, а находится где-то глубоко в помещении.

Эх, сюда бы группу захвата, экипированных молодцов со штурмовыми автоматами наперевес, в идеале парочку светошумовых гранат – тогда бы засевший в биллиардной гадёныш уже давно бы просил пощады.

Размечтался…

Не люблю скакать блохой, но придётся.

Влетаю в комнату перекатом, успевая зафиксировать взглядом, где находится «цель» – бандит находится примерно там, как мне показалось после его выстрела: где-то врайоне окна. Вместо того, чтобы вынести его вместе с окном и рамой, завозился, замешкался, вскрывая покрытый кучей слоёв краски шпингалет.

Преступник «зевнул» мой кувырок, нажал на спусковой крючок, когда я уже не был на линии огня.

Зато я «зевать» не собираюсь.

Бабах! Мой выстрел угодил ему в ногу. Бандит упал, я в мгновение ока поднырнул к нему, пинком выбив оружие из руки, и направил на него револьвер.

– Лежать, сука! Мужики, я его взял!

На мой голос появились остальные. Борщ успел обзавестись жиденькой бородкой, но не узнать его было трудно. Всё та же угрюмая морда и налитые ненавистью глаза.

Даже сейчас, вместо того, чтобы стонать от боли, он лежал, закусив губу, не издавая при этом ни единого звука.

– Всё, добегался, сволочь! – обрадованно сказал Бодунов.

– Это вы у меня добегаетесь… Комса легавая! – с остервенением бросил Борщ.

– Знаете, может не будем вызывать доктора? – предложил я с насмешкой разглядывая бандита. – Пусть себе спокойно кровью истекает… Суду потом меньше волокиты.

– Суки! Ненавижу! – зашёлся в приступе ругани Борщ.

– Я подумаю над твоим предложением, товарищ Быстров, – кивнул Бодунов. – Лично у меня по нему особых возражений нет. Зажился ты на этом свете, Борщ. Хватит убивать и калечить мирных граждан.

– Издеваетесь, гады! – простонал Борщ.

Он начал терять контроль над собой, боль брала над ним верх.

– Констатируем факты, – спокойно произнёс Бодунов.

– А что если я вам скажу, где прячется Лёнька Пантелеев? – вдруг произнёс Борщ.

Я бросил взгляд на Кондратьева. Это ведь он взял Пантелеева в первый раз, вернее – возьмёт. Будущую легенду советского сыска аж затрясло.

Но всё-таки взял себя в руки, сумел спросить с иронией:

– Где ты, а где Лёнька! С чего бы это он стал тебе докладываться…

– Доктора мне, – завыл Борщ. – Если тут кончусь – ни в жизнь Лёньку не поймаете.

Бодунов пожал плечами.

– Может и в правду знает, где Лёнька.

Он склонился над раненым:

– Слушай меня внимательно, Борщ! Мы отвезём тебя в госпиталь… Но, если ты наплёл нам про Лёньку, я договорюсь с врачом, чтобы ты коньки отбросил у него прямо на операционном столе.

– Да правду я говорю! Правду! Маруху его я знаю. Он часто у ней ошивается.

– А что за маруха?

– А ты не врёшь насчёт госпиталя?

– Слово коммуниста. Ну, что за маруха?

– Коммуниста, значит… Тогда замётано. А маруха это – моя двоюродная сестра. Они с Лёнькой как муж и жена живут, только невенчанные.

Бодунов и Кондратьев переглянулись.

– В общем, похоже на правду, – сказал наконец Кондратьев. – У Лёньки, конечно, баб, что у дурака фантиков, но говорили, что есть одна… вроде как постоянная.

Глядя на Борща, он произнёс:

– Повезло тебе. Поверим мы, но обязательно проверим. Сейчас порешаю вопрос с доктором, а ты пока товарищу Бодунову адресок сестры шепни. И не вздумай тут сознание терять, мы тебя даже с того света достанем – у уголовного розыска длинные руки.

Он направился к выходу.

– Сергей, погоди, – попросил я.

– Чего тебе, Жора? – удивился он.

– Вот, гляди! – Я показал ему наградной браунинг. – Ничего не говорит?

Кондратьев переменился в лице. Напрягся, взгляд его стал пронзительным и тяжёлым.

– Ещё как говорит! Где взял?

– Тут у одного реквизировал.

– А ну пошли, посмотрим.

Я завёл его в комнату с двумя пьяными. Те по-прежнему дрыхли и даже не почесались, когда мы вошли.

– Вот, у него в кармане пиджака было, – показал я.

Мужик сладко причмокнул во сне, словно услышал, что говорят о нём. Но глаз не продрал.

– Обоих оформляем, – сказал Кондратьев и с завистью посмотрел на меня. – Ты ведь даже не представляешь, что нашёл…

– Конечно, не представляю, – улыбнулся я. – Может, поделишься деталями?

– Само собой, Жора: ты заслужил. Этого комбрига Ракитина уже месяц как ищут: и в Москве, и у нас в Петрограде. Всех на уши подняли, – сказал Кондратьев.

– А что с ним случилось?

– В том-то и дело, что не знает никто. Пропал наш комбриг аж в Москве. Вышел из дома и как в воду канул. А если учесть, что это не просто комбриг, а доверенное лицо самого товарища Троцкого… – от волнения Кондратьев запнулся. – Короче, сам понимаешь, улику в деле какой важности ты отыскал!

Глава 14

Я задумчиво почесал затылок:

– Что, будете раскручивать? Дело вроде перспективное.

Кондратьев усмехнулся.

– Да кто ж нам даст! Не по Сеньке шапка. Дело Ракитина в ведении ГПУ, угрозыск так, на подхвате. Надо будет чекистам сообщить о находке. Пусть дальше сами крутят… У нас, как ты понимаешь, и своих забот по горло.

– Понимаю, – кивнул я.

Ещё раз поговорить с Кондратьевым получилось после того, как мы вернулись на Рошаля, дом 8.

Бодунов отправился с докладом к начальству, мы с Сергеем остались одни.

– Чай будешь? – предложил он.

– Не откажусь.

– Тоже люблю это китайское зелье. В шалмане прихватил с собой чутка заварки и сахарку – не всё же нормальные чаи гонять деклассированному элементу, – подмигнул Кондратьев. – Ещё могу бутербродов сварганить. Ты ведь голодный?

– С утра перекусил, а потом так… святым воздухом питался.

– Тогда шамай! – Кондратьев поставил передо мной тарелку с бутербродами. – Бери, не стесняйся – это супруга моя, Мария Константиновна, приготовила.

– Вот это по-нашему! – Я с остервенением впился в бутерброд и, проглотил его практически не жуя.

– Давай, налегай, – приободрил меня Кондратьев. – У меня что-то после аварии аппетита нет.

– Сергей, как ты понял – я ведь к вам не ради праздного любопытства заглянул, – заговорил я, когда с едой было покончено.

– Да я уже понял, – сказал он. – Ветров сказал – тебе надо помочь. После того, что ты для нас сделал, отказ равносилен преступлению. Говори, что надо.

– У тебя со следователем Самбуром хорошие отношения?

– Вполне. Не вась-вась, конечно, но и жаловаться грех. До сих пор ладили. А зачем тебе Самбур понадобился?

– Да есть зачем. Ты только ничего обо мне плохого не подумай, ладно, – попросил я.

– С чего бы мне о тебе так думать? – удивился Кондратьев. – Ты же в доску свой, зарекомендовал себя лучшим образом.

– Проблема у меня: мужа сестры обвиняют в убийстве. Дело ведёт Самбур. Я специально приехал в Петроград, чтобы пообщаться с ним, понять нет ли ошибки.

– И что Самбур?

– Самбур… Посчитал меня контрой, разговаривать отказался.

– Это он может, – улыбнулся Кондратьев. – Ваня через такое прошёл…

– Это я слышал. Расстрел, пытки – у любого психика пошатнётся.

– Погоди, ты что – Ваню Самбура за психа принял? – нахмурился Кондратьев. – Это ты, брат, зря.

– Не надо, Сергей, – попросил я. – Не говорил я такого. Просто мне показалось, что он склонен к резким и необдуманным поступкам. А следователь, если это действительно – стоящий следователь, не вправе позволять себе такую роскошь. От него и закон и инструкции требуют в первую очередь объективности. И во вторую очередь – то же!

– Тут ты меня уел! – усмехнулся Кондратьев. – Я уже и сам пару раз прочищал Ване мозги. Оно вроде на какое-то время помогает, он успокаивается, а потом снова за своё.

– Другими словами – тебя он послушает? – выделил главное в его словах я.

– Пока что контрой не называл и пристрелить не грозился.

– Тогда помоги наладить с ним отношение. Я ведь не отмазывать родственника приехал, а только хочу разобраться. Если Александр – убийца, я пальцем о палец не ударю, пусть его судят по всей строгости закона. Но если всему виной предубеждение следователя к его происхождению – а он из бывших, я в сторонке стоять не стану, – горячо произнёс я.

– Убедил! – согласился Кондратьев. – Сейчас с текучкой разберёмся, а потом двинем вместе с тобой к Ване. Мне самому интересно стало – как же оно было на самом деле…

В кабинете появились Бодунов и Ветров. Оба сияли как начищенные пятаки.

– Ну, мужики, ну вы даёте! – восхищённо заговорил инспектор. – И Борща арестовали, и ниточку к Пантелееву нашли, да ещё и улику по исчезновению Ракитина обнаружили… Я как сообщил чекистам по телефону о наградном пистолете, так на том конце трубки чуть от счастья не охренели. В общем, скоро сюда прибудет оперуполномоченный ГПУ, он себе заберёт тех двух хануриков, у которых нашли оружие Ракитина. Также просили передать огромную благодарность от лица всего ГПУ, в том числе и лично товарищу Быстрову, который добровольно вызвался помочь в задержании особо опасного преступника. Держи пять, Быстров, – Ветров протянул руку.

У меня сначала чуть было не вырвалось «Служу Советскому Союзу», потом «Служу России»… А может надо отвечать «Служу трудовому народу»? Голова чуть было не взорвалась от версий.

И я выбрал нейтральное.

– Ну что вы, товарищ Ветров – не мог же я бросить коллег в трудную минуту, – ответил я, пожимая руку инспектору.

– Сергей, товарищ ввёл тебя в курс его дела? – спросил тот.

Кондратьев кивнул.

– Да, мы поговорили. Может отпустите чуток пораньше, товарищ инспектор, чтобы успеть заняться вопросом товарища Быстрова?

– Иди хоть сейчас. Где Борща оставили?

– В Конюшенной больнице. Вы не волнуйтесь, товарищ Ветров, он не сдёрнет – пока Шуляка охранять приставили, насчёт смены я уже озадачился. Глаз с Борща не спустим, – доложил Кондратьев.

– Отлично. Тогда до утра ты свободен. Летучка завтра в девять, не опаздывай.

– Есть в девять! – Кондратьев засобирался. – Жора, пойдём пока начальство не передумало. В кои веки домой пораньше попаду, – мечтательно добавил он.

Я взглянул на него с белой завистью. Как давно меня не встречала дома жена, как давно не прыгала на пороге в мои объятия дочка! Когда родилась Даша, я сразу понял: вот оно – счастье! Потом это счастье выросло, вышло замуж… но привычка бросаться в мои объятья никуда не делась. Как же я люблю тебя, моя девочка!

И как хреново, что теперь у меня не осталось ничего, кроме воспоминаний.

– Жора, да ладно тебе – всё хорошо будет! – неправильно истолковал мою задумчивость Кондратьев. – Ваня Самбур – не такой дундук, как тебе показалось. Вот увидишь.

– Не сомневаюсь. – сказал я.

В суде следователя не оказалось. Как выяснилось, его рабочий день уже закончился, и Самбур уехал домой.

– Везёт следакам! – восхитился Кондратьев. – Мы, значит, света белого не видим, пашем от темна до темнадцати, а они от гудка до гудка по расписанию и с перерывом на обед.

– Да ладно тебе, – хмыкнул я. – И у следователей работа не сахар. Тоже бывает днюют и ночуют на службе.

– Да я так, пошутил, – отозвался Кондратьев. – Раз Ваню на работе не застали, поедем к нему домой: адрес я знаю.

– Тогда давай для скорости поймаем лихача, – предложил я. – У меня сейчас каждый час на вес золота.

– Не знаю, как у тебя с золотом, но лично у меня: в кармане вошь на аркане – денег нет, – предупредил Сергей.

– Угощаю! – сказал я.

Жил Самбур на Фонтанке. Завидев меня он не обрадовался, покраснел, захотел что-то сказать, но положение спас Кондратьев.

– Ваня, охолони! – попросил он. – Товарищ Быстров – наш человек и тоже сотрудник губрозыска. Мировой я тебе скажу парень! Благодаря ему мы сегодня Борща взяли.

На лице Самбура появился интерес.

– Борща арестовали?! Ты серьёзно?

– Думаешь – вру?! Ну. Как тебе доказать… Если перекрещусь – ты же не поймёшь…

– Не пойму.

– Тогда верь на слово. Цыган раскололся – дал наводку на Борща. Быстров вызвался ехать с нами, хотя совсем не обязан. Понятно, что Борщ нам не обрадовался – засел в биллиардной, стал отстреливаться – в общем, хрен подберёшься без пулемёта. Тогда Быстров, которого ты за контрика с какой-то стати принял, влетел в комнату и засадил Борщу пулю в ногу. Теперь Борщ в больничке, наши вечером возьмут у него показания. Такая вот история, брат, – выпалил Кондратьев и добавил укоризненно:

– И да, долго дорогих гостей на пороге держать собираешься?

– Да, простите… Можете заходить, – посторонился он.

Меня почему-то не удивило то, что в его комнате находилась памятная по прошлому визиту Раиса, она же Рая. Увидев меня и Кондратьева, она покраснела, стала собираться.

– Рая, погоди! – остановил Самбур. – Я поговорю с товарищами и провожу тебя. Темень на дворе, да и обстановка к одиночным прогулкам не располагает.

– Я сама, – сказала Рая, но нам удалось её отговорить.

Самбур вызвался напоить нас чаем, но Кондратьев решительно замахал руками:

– Слушай, во мне и так уже два ведра воды, если ещё выпью – лопну.

– Ну, а вы? – посмотрел на меня сменивший гнев на милость Самбур.

– Не вы, а ты! – улыбнулся я. – И вообще – предлагаю познакомиться заново: Георгий, можно просто Жора!

– Иван. Извини меня за прошлый раз – я тебя не за того принял, нагрубил… Срываюсь порой, на себя потом в зеркало смотреть стыдно.

– Проехали! – не стал лезть в бутылку я.

– Так что насчёт чая, Жора? – облегчённо вздохнул Самбур. – Правда, заварка так себе, как говорится – веником пахнет, но всяко лучше пустого кипятка. Налить?

– Ну… пожалуй с меня пока тоже хватит жидкости на сегодня. Давай лучше по делу поговорим, – предложил я.

– Ну давай. Ты насчёт Александра Быстрова интересовался – так вот, что я тебе скажу, Жора: плохи его дела.

– Насколько плохи? – напрягся я.

– Хуже некуда. Всё против него: и мотив, и отсутствие алиби, и показания свидетелей.

– Ну, а сам он что говорит?

– Ничего.

– То есть как ничего? – не сообразил я.

– Вообще ничего. Молчит, будто в рот воды набрал. Ты про меня плохого не подумай – я напраслину возводить не собираюсь, допросы и расследование вёл как положено. Но твой родственник категорически отказался помогать следствию. В общем, у меня нет другого выбора – на днях отправляю дело в суд. А там уже как решат. Думаю, приговор будет серьёзный и ничего хорошего Александру не светит.

– Расстрел? – взволнованно спросил я.

– Расстрел вряд ли, но лет восемь дадут, – пояснил Самбур.

Глава 15

– Был бы социально близким, дали бы меньше. – вставила Рая. – Но это при условии, что политику не затронут.

– А при чём тут политика? – удивился я. – Вроде бы основной мотив – ревность, это чистой воды уголовщина.

– Убитый – преподаватель военшколы. При желании можно подвести базу под сознательное вредительство.

– Ну, это перебор, – заметил я.

– Перебор, конечно, но всё будет зависеть от прокурора. Если обвинение в суде будет поддерживать Шатилов, твоему родственнику не поздоровится, – добавила Раиса. – Он карьеру делает, хочет перебраться в Москву, а для этого ему нужны громкие и желательно политические дела. Девчонки из прокуратуры говорят, что он сейчас политику к месту и ни к месту приплетает.

– Вижу, у тебя больше информации, чем у меня, – покачал головой Самбур. – Кстати, ты права – Шатилов ко мне уже обращался насчёт этого дела: узнавал детали, просил побыстрее оформить. Похоже, именно он собирается быть обвинителем на суде.

– Что-то уж больно совсем хреновый расклад выходит, – вздохнул я. – Ваня, а где сейчас держат Александра?

– В «Крестах».

– Можешь организовать с ним свиданку? – без особой надежды в голосе спросил я.

– Товарищ Быстров, вы что себе позволяете?! – сразу перешёл на официальный тон следователь, но Кондратьев его одёрнул:

– Не кипятись, Ваня! Если Жора разговорит родственника – кому от этого будет хуже?

– Иван, я обещаю: если Александр – убийца, я заставлю его написать чистосердечное, – твёрдо пообещал я. – Пусть садится в тюрьму. У меня из близких только сестра, я не позволю ей жить с таким человеком.

– Сделай, Ваня! – попросил Кондратьев. – Проведи официально по бумагам, как попытку воздействовать на обвиняемого при помощи его родственников. Ни одно начальство не придерётся. Ну, пожалуйста – ты ведь знаешь, что я тебя никогда не подводил!

– Я одного не понимаю, а твой какой интерес в этом деле? – нахмурился Самбур.

– Да никакой – просто есть такое понятие, как взаимопомощь и выручка. Если не будем стоять друг за друга – нас уголовная шушера размажет как кисель по тарелке, – сказал Кондратьев.

– Действительно, Иван – ты же ничего не потеряешь, – встала на нашу сторону Раиса и, кажется, её слова и стали той соломинкой, что сломала хребет верблюда.

– А, хрен с вами! – махнул рукой Самбур. – Уломали, сволочи! Зарезали без ножа. Организую я вам эту свиданку. Приходи завтра к «Крестам» часикам так к тринадцати – я все документы выправлю и тоже подойду к этому времени. Если задержусь, подожди, никуда не уходи.

– Спасибо тебе огромное, Иван! – обрадованно произнёс я.

– Было бы за что говорить, – пожал плечами следователь. – Хотя не очень-то я верю в пользу от этой встречи. Твой родственник из бывших, не похоже, чтобы ты был у него в авторитете.

– Я должен попробовать, Ваня!

– Должен так должен. А с тебя, Серый, – Самбур пристально посмотрел на Кондратьева, – я ещё придумаю как спросить.

– Само собой! Не люблю в должниках ходить, – усмехнулся тот.

Из дома мы вышли вместе. Самбур пошёл провожать Раису, Кондратьев поехал к своей Марии Константиновне, а я отправился к сестре.

Переполненный трамвай «выплюнул» меня на остановке. Немного поплутав, я всё же нашёл Катин дом.

Парадная была наглухо заколочена – частое явление того периода. Жильцы обычно ходили через чёрный ход.

Поднялся по лестнице, потянулся к дверному звонку, но внезапно дверь распахнулась, чтобы выпустить из квартиры незнакомого мужчину лет сорока: небольшого роста, сухого, с чертами лица, который принято называть аристократическими. Он был в штатском, но выправка всё равно выдавала в нём военного человека, офицера.

Мужчина прощался с Катей, галантно целуя её руку.

Увиденное меня несколько смутило. Любовник? Хотя нет, не похоже… Сестра ничего не говорила о том, что изменяет Александру, да и не похожи они на влюблённую парочку, скорее на двух знакомых.

При виде меня мужчина распрямился, а Катя улыбнулась:

– А вот и мой брат. Я вам рассказывала о нём.

– Вадим Борисович Птахин, – коротко представился он. – Имею честь преподавать на тех же курсах, что и супруг вашей сестры.

– Георгий Олегович Быстров. – кивнул я. – Степень моего родства с Александром вам известна.

– Очень рад нашему знакомству, – сказал он, но что-то особой радости в его словах я не услышал, да и взгляд у него стал какой-то подозрительный.

Так обычно рассматривают что-то или кого-то на предмет потенциальной угрозы: настороженно, с вниманием к каждой детали.

– Ещё раз приношу извинения за поздний визит: много работы, учёба ведётся в две смены. Но не мог не зайти – мы с Александром всё же коллеги. Трудно оставаться равнодушным к тому, что происходит. А сейчас мне пора, уважаемые Екатерина Олеговна и Георгий Олегович.

Он по-военному щёлкнул каблуками и стал быстро спускаться по ступенькам.

– Ты его хорошо знаешь? – спросил я, как только Птахин вышел из подъезда, а мы оказались в комнате, где никто бы не смог нас подслушать.

– Он прежде бывал у нас раз три-четыре… ну до того, как случился этот кошмар. Это единственный человек с Сашиной работы, который интересуется о его делах. Все остальные меня избегают. Похоже, больше никто не верит, что Саша не убийца. – вздохнула Катя.

Во мне проснулся сыщик. Если кто-то настойчиво интересуется делом – значит, у него есть причины для этого. Внешний вид этого Птахина явно говорит, что это не дурак и не простофиля, человек военный до мозга костей и потому собранный. И его визит к Кате отнюдь не случаен.

Любой мент на моём месте сразу бы насторожился – я не исключение.

– А что говорит Вадим Петрович на этот счёт? – как бы между прочим спросил я.

– Полагает, что всё произошедшее – какая-то ошибка, недоразумение. Сильно волнуется за Сашу. Вадим Петрович – очень интеллигентный и порядочный человек. Жаль, не могу сказать такое про остальных. Некоторые Сашины коллеги ведут себя ничуть не лучших тех милиционеров, которые арестовали мужа. Такие же грубые и неотёсанные болваны, – в сердцах произнесла Катя.

– И как часто Вадим Борисович осведомляется у тебя о муже?

– Это второй его визит после ареста.

– Значит… второй. Твой муж и Птахин – они были дружны?

– Дружбой я бы это не назвала. Скорее просто коллеги и знакомые. Когда Вадим Петрович бывал у нас в гостях, я не вслушивалась в их разговоры с мужем. Но как женщина могу сказать: у них имелись какие-то свои секреты, в которые мужчины так не любят посвящать женщин. Что-то связанное с их работой… Ах, я всё равно в этом не понимаю ровным счётом ничего, – чуть кокетливо произнесла сестра.

Воспоминания о прошлом доставляли ей удовольствие. Катя даже слегка развеселилась, почувствовала безмятежность. Конечно, это ненадолго, потом тяжкий груз происходящего снова возьмёт своё, Катя погрустнеет.

Но сейчас ей стало чуточку лучше.

Порой именно светлые моменты, сохранившиеся в памяти, поддерживают нас на плаву в этой жизни.

– Понятно. Что ты сказала Птахину обо мне? – продолжил я.

– Решил поиграть со мной в следователя? – усмехнулась она. – А мне казалось, что допросы остались где-то далеко в прошлом, и ты приехал, чтобы избавить меня от них. Знаешь. Теперь я понимаю, что чувствуют те, кого ты допрашиваешь…

– Катя, это не шутки. Пожалуйста, припомни, что ты говорила обо мне Вадиму Борисовичу, – начал сердиться я.

– Ничего толком, – произнесла сестра, но по наигранной беззаботной интонации я догадался, что она не договаривает.

– Катя! – сурово посмотрел я на неё.

Она отвела взгляд в сторону.

– Я же сказала, что ничего толком… Так, пустяки.

– Катя! – потребовал я. – Не ври мне, пожалуйста. Я этого не люблю.

Лицо её задрожало.

– Ну хорошо… Только ты не злись, пожалуйста! Я сказала Птахину, что ты работаешь в уголовном розыске и что специально приехал в Петроград, чтобы найти настоящего убийцу.

– Ёлки-палки! Катя! – простонал я.

– А что такое? – удивилась она. – Это ведь правда!

– Даже если это правда, не стоит вываливать её каждому встречному-поперечному!

– Вадим Петрович не какой-то случайный человек. Он коллега Александра и один из тех немногих, которых действительно заботит его судьба, – заявила Катя, полностью уверенная в собственной полноте.

– Прости, сестра, это мой косяк, – начал говорить я.

Она недоумённо подняла брови.

– Косяк? А при чём ту двери? – Она улыбнулась. – А, теперь поняла: это, наверное, из вашего профессионального лексикона. Что-то вроде вины, оплошности… Я догадалась, да?

Я кивнул.

– Вообще, вместе с революцией появилось так много новых слов, – задумчиво произнесла она. – А некоторые вдруг приобрели новое ничем не объяснимое значение. Так в чём же заключается твой «косяк» братец?

– В том, что не проинструктировал тебя на мой счёт.

– И только?

– Не только. Чем меньше ты что-то говоришь посторонним, тем лучше для тебя и для мужа. Ты поняла меня, Катя?

– Конечно, брат. Ты был у следователя? – спросила она чуть дыша.

Я видел, с каким трудом дался ей этот вроде бы простой вопрос.

– Был. Но мы, кажется, нашли с ним общий язык.

– Хоть одна хорошая новость за сегодня! – обрадовалась Катя. – Я жутко боялась, что он накричит на тебя и выставит за дверь.

Я усмехнулся. Собственно, так оно практически и произошло на самом деле.

– На этом новости не заканчиваются. Следователь пообещал устроить завтра свидание с Александром.

– Завтра? – взволнованно вскрикнула Катя.

– Тише! – попросил я, приложив палец к губам.

Она кивнула и продолжила почти шёпотом.

– Боже мой, я целую вечность не видела Сашу… Ты можешь взять меня с собой? Я так хочу увидеть мужа.

– Я понимаю тебя, сестрёнка, но с этим лучше повременить. Ты в курсе, что Александр категорически отказывается сотрудничать со следствием?

– Да, следователь сказал мне, что Саша не хочет давать показаний. Я понимаю мужа: он тоже полагает происходящее фарсом. Он никого не убивал. Странно, что следователь так и не смог понять этой простой истины.

– Следователь не должен ничего понимать, следователь должен доказывать или опровергать. А Александр не желает говорить даже о том, где находился в момент совершения убийства. Знаешь о чём это говорит?

– Нет, – недоумённо произнесла сестра. – Ей-богу, даже не понимаю…

– Возможно, он молчит, чтобы не выдать дорогого для себя человека. И потому, Катя, сейчас я задам тебе очень важный вопрос, на который ты мне обязана ответить честно, как на духу.

– Задавай, – кивнула сестра.

– Скажи правду, Катя – это не ты убила Хвылина, а муж молчит, чтобы не выдать тебя?