Текст книги "Изгой, Крах Советской империи (СИ)"
Автор книги: Дмитрий Серков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
глядя в окуляр снайперского прицела, или стоять под проливным дождем. Но ожидание в
нынешней ситуации и полная неопределенность впереди его тяготили, рождая в уме
неблагонадежные мысли. Если там, наверху играют в кошки-мышки, то должен ли он
слепо потакать указаниям свыше?
Народ с готовностью ждал обещанного момента. Часть «демонстрантов»,
доведенных до «кондиции» алкоголем, расходиться не желала. Другие – и их было много
больше – чувствовали остроту момента, понимали, что именно их руками творится сейчас
история, не могли покинуть поле боя. Война уже идет: столкнувшись два времени – старое
и новое – не могли уже разойтись в разные стороны.
Бом-бом!
Победитель будет один!
Вступил в силу комендантский час.
* * *
«На час ночи намечено блокирование Дома правительства спецназом. Охрану будут
обеспечивать около двух тысяч организованных защитников, среди которых триста
вооруженных профессионалов», – заявил перед депутатами РСФСР министр обороны
Константин Иванович Кобец.
Не исключается и возможность применения психотропных средств.
* * *
Алексу впервые более чем за сутки дали возможность отдохнуть. Несомненно, он
был профессионалом, но никто в Доме Советов этого пока не знал. Иначе…
* * *
Он стоял в уже знакомом кабинете перед пустым столом с несколькими телефонами и
листками бумаги. Дверь в смежную комнату была открыта, и оттуда раздавался легкий
шорох, кряхтение и чей-то приглушенный шепот. Полумрак по-прежнему рассеивался
свечением голубого экрана, а в комнате горели три неоновые лампы под потолком.
Ему даже не предложили присесть, как раньше, а бесцеремонно доставили в кабинет.
Сейчас же он стоял и оглядывался, предоставленный собственным мыслям, предвкушая
бурю.
Приземистый хозяин сменил свой костюм на свитер и потертые джинсы и выглядел
заправским дачником. От официоза не осталось и следа, но спокойнее не стало. Казалось,
атмосфера вокруг сгустилась до состояния желе и гудела от напряжения. От гула
закладывало уши, на языке явственно ощущался металлический вкус адреналина. Вот он,
час расплаты. Халатность капитана сыграла с Алексом злую шутку.
Чиновник уселся в кресло и предложил присесть «гостю» на жесткий стул. Свет
погас, и зажглась настольная лампа, создавая иллюзию допроса. Может, он и дока в
политике и подковерных интригах, но играть в спецслужбы у «колобка» получалось слабо.
Хотя легче от этого не стало.
Алекс чувствовал, что голова его уже покоится на плахе. Неужели провал?
Из ящика стола чиновник извлек небольшую красную книжицу и покрутил перед
носом у Алекса, подтверждая опасения.
– Вам знакомо это?
Алекс пожал плечами. Оставалось только догадываться, как ксива капитана,
украденная у того из кармана ушлым вором, попала в руки крупного государственного
деятеля. Но сейчас перед ним стояла одна задача: вырваться из капкана, в который утерей
своего служебного удостоверения его загнал опекун и куратор.
– Отвечай! – хозяин кабинета развернул настольную лампу, ослепив Алекса, – я,
кажется, с тобой говорю.
Детский сад. Голос не гремел под сводами потолка, не срывался на крик, но змеей
заползал в душу, пробуждая забытые страхи. Наверное, с кем-то такой способ работает.
«Колобка» стоило бояться. Его розовых щек, глубоко посаженных поросячьих
пронзительных глаз, пухлых причмокивающих губ.
Ссутулившись в пучке света, Алекс втянул голову в плечи, лицо предательски
исказил испуг, сил хватило произнести только едва различимое:
– Нет, я не знаю… что это.
– Значит, не знаешь, да?
– Нет, и не понимаю причину разговора, – Алекс старался сохранить достоинство,
храбрился, но голос его дрожал. Он постепенно входил в роль.
– Кто твой друг? – злорадствовал чиновник.
– Какой?
– Вместе с которым ты был у меня.
Всем своим видом Алекс выказывал полное непонимание сложившейся ситуации.
– Нас было четверо…
Лампу опустили, и он увидел выражение лица своего собеседника. «Компенсирует
комплекс роста за счет социального статуса. Комплекс Наполеона», – пришла в голову
мысль.
Чиновник задавал вопросы один за другим, казалось, они напрямую не касались
происходящих событий, но уже через десять минут он считал, что знает об Алексе все. За
десять минут он с удовольствием полакомился легендой, преподнесенной на блюдечке с
голубой каемочкой.
– Так, значит, вы его не знаете? – хозяин кабинета сменил гнев на милость, поумерив
тон.
– Нет. Мы познакомились на улице девятнадцатого августа возле здания парламента,-
в который раз ответил Алекс.
– Отлично. Отлично. Значит, вы не знаете, что ваш знакомый, – чиновник сделал
ударение на слове «знакомый», – сотрудник КГБ СССР?
– Как? – Алекс едва не упал со стула. Станиславский бы аплодировал стоя.
– Вот так, – собеседник потирал руки, удовлетворенный произведенным эффектом. –
Вы единственный были все время у нас на виду. Остальные исчезли, даже не пришли за
очередной порцией информации. – Он на секунду задумался, – нам будет еще необходима
ваша помощь. Вы помните всех из своей четверки?
Алекс кивнул, готовый сотрудничать с представителем власти.
– Если кто-то из них появиться в поле вашего внимания, – чиновник подался вперед,
тон беседы становился более доверительным, – а особенно ваш «друг», незамедлительно
сообщите нам. Только сами ни в коем случае ничего не предпринимайте. Кто их знает, что
у них на уме.
Всем своим видом Алекс выказывал полное понимание чрезвычайной важности
вопроса и признательность за оказанное ему доверие.
– Я могу идти?
– Да, конечно, – его собеседник не считал нужным продолжать разговор, – еще есть
для вас отдельное поручение: необходимо обеспечить проезд к парламенту автобусов
Латвийского телевидения и съемочной группы Си-эн-эн. Нам нужно, чтобы весь
цивилизованный мир увидел происходящее, поддержал нас.
В коридорах Белого Дома было темно, и Алекс шел наугад. Прислонившись спиной к
бетонной стене, он, чтобы унять бешеный ход мыслей, помассировал указательными
пальцами виски, почувствовав пульсацию вен.
Вся набережная освещалась прожекторами, что облегчало ориентирование в толпе.
Подойдя к баррикаде, Алекс подозвал группу молодых людей, собравшихся неподалеку.
– Надо разобрать, – указал он на сооружение.
– Что разобрать? – не поняли они.
– Не будем ломать, – добавил один, похоже, главный в этой компании, – кто ты такой,
вообще? – и он добавил к этому несколько непечатных выражений.
Алексу пришлось долго объяснять молодежи «что», «зачем» и «с какой целью»
необходимо сделать. Спустя пару часов у Дома Советов были частично разобраны
некоторые укрепления, предназначенные не столько для противостояния подконтрольным
ГКЧП войскам, сколько для поддержания морального духа и уверенности в победе.
Была ровно полночь.
* * *
Бом-бом!
События развивались по минутам. Радио Белого Дома освещало обстановку в
столице и передавало обращения правительства РСФСР и депутатов. Так сообщалось о
первой победе команды Президента России – десять боевых машин, находившихся на
Красной площади, перешли на сторону парламента, что стало сильным ударом по ГКЧП:
оказавшиеся под боком танки «противника» были весьма некстати.
Геннадий Бурбулис16 [ Бурбулис Геннадий Эдуардович, в августе 1991 года – советник
Президента РСФСР Б. Н. Ельцина, Государственный секретарь РСФСР] попросил
защитников Дома Советов не бросаться под машины. «Мы должны победить морально», -
сказал он.
Кто-то командовал организацией заграждений: защитники разбивались на сотни и
разворачивали бульдозеры в сторону возможного нападения. Нервы были напряжены до
предела. Час икс неумолимо приближался. Эта ночь должна стать решающей в истории
СССР. Ночь с двадцатого на двадцать первое августа 1991 года.
К Алексу подошел Шурик.
– Слышал?
– Что?
– Говорят, Александр Владимирович приказал охране стрелять без предупреждения в
случае проникновения в здание переодетых в штатское сотрудников госбезопасности.
– Какой Александр Владимирович? – сходу не понял Алекс.
– Руцкой. Вице-президент РСФСР, – с укором произнес Шурик.
Алекс про себя усмехнулся. Долго же они раскачивались. Да здесь, наверное, уже
каждый пятый комитетчик. Как-никак и он сам является сотрудником спецслужб, а уже –
без пяти минут доверенное лицо одного из занимающих высокий пост чиновников,
находящихся в Белом Доме, удачно прошедший тест на лояльность. И ведь не на пустом
месте родился приказ. Ну, медвежью услугу оказал капитан.
* * *
Внутреннее радио передало о движении бронетехники к Краснопресненской
набережной.
* * *
На подходах к зданию парламента появились БТРы. Промедлить, значит,
подчиниться. Ополченцы приступили к действию. В бронемашины полетели булыжники –
части от мостовой. Раздавались крики, шум и гам. Кто-то кинулся под БТР, но, увидев, что
тот и не собирается останавливаться, выскочил прямо из-под колес.
Бронемашины продвигались медленно, дав шанс разъяренной толпе одуматься и
уступить дорогу силе. Никто не хотел отступать, считая, что противник слабее. Защитники
брали количеством, армия – мощью. Противостояние грозило перерасти в кровопролитие.
– Остановите их…
– Нам отступать некуда…
– Мы защищаем свою свободу…
– Насилие не пройдет…
Призывные крики переплетались с матом, выхлопные газы – с перегаром, рев
моторов – с ударами булыжников о броню, лучи прожекторов – с завесой ночной темноты.
Все смешалось в адской пляске на Краснопресненской набережной. Небритые несколько
суток мужчины походили на чертей, бронетехника – на невиданные машины преисподней.
Худощавый парень постарался вскарабкаться на броню, но, не удержавшись, со
стоном рухнул на мостовую.
– Бутылки! – призывно заорали на передовой.
В воздух взметнулись с десяток бутылок с зажигательной смесью, и только одна
достигла цели, воспламенив колесо БТРа, остальные образовали костры на асфальте.
Перед бронемашинами разлеглась целая живая дорога. Одни были пьяны, другие
свято верили в необходимость происходящего. Кто-то, вытянув вперед руки, старался
остановить продвижение техники. Ослепленные идеей защиты демократических
ценностей, люди шли на любые безумства.
Душераздирающий детский плач и последовавший за ним женский крик копьем
пронзили скрежет и рев бронетехники. Люди замерли на мгновение, отрезвленные
голосом материнской боли. Страх, беспомощность и сожаление застыли в их глазах.
Маленькая девочка лет шести, в голубом ситцевом платье сидела на голом асфальте в
полуметре от надвигающейся горы брони и плакала, вытирая пыльными ладонями глаза и
размазывая грязь по щекам. В стороне, на краю толпы, белая, словно полотно, билась в
истерике ее мать, удерживаемая несколькими людьми от попытки броситься под
многотонную махину.
Из БТРа ребенка не могли видеть, и казалось, что в считанные секунды все
закончится.
Алекс летел вперед, расталкивая людей в разные стороны, активно работая кулаками
и локтями, чертыхаясь, перепрыгивая через упавших, острым клинком рассекая толпу.
Внутри его сработала доселе неизвестная пружина, в голове что-то щелкнуло, и он понял,
что не может позволить крохотной жизни угаснуть. Это была не жалость. Озарение! Ведь
люди собрались здесь именно ради ее будущего, счастливого и безоблачного детского
завтра. Сейчас нет ничего ценнее, чем этот маленький человечек в голубеньком платьице.
Неожиданно толпа оборвалась, и он увидел застывший в больших васильковых
глазах немой нечеловеческий ужас.
Бом-бом!
Их разделяли секунды и добрых три, четыре метра. Резко выпрямив ноги,
оттолкнувшись, Алекс пулей выстрелил вперед, изогнувшись в прыжке, буквально смел
девочку с асфальта. Нутром почувствовал, как рядом прокатилось огромное колесо БТРа.
Все закончилось.
Он прижимал к себе небольшое детское тельце, чувствуя ее дыхание и
биение сердца. Это жизнь! Чужая жизнь, ради спасения которой, можно отдать свою.
Чувство, невиданное им ранее.
Перепуганная девочка всхлипнула, и Алекс ослабил объятия, выпустив ее из рук.
Болело плечо, а в голове пульсировал только один вопрос: «Зачем сюда привели ребенка?
Зачем?»
Мать взяла дочурку на руки и счастливо отошла в сторону.
На остановившийся БТР кинулась разъяренная толпа. Вылезший на свою беду из
бронированного душного нутра парнишка, заикаясь от испуга, пытался оправдаться, но
слушать его никто и не собирался. В лице тщедушного срочника-танкиста защитники
видели звериный оскал ГКЧП. Именно ему предстояло хлебнуть полную чашу народного
негодования.
Алекса обступили люди, спешащие помочь герою и восславить его подвиг. Не
дожидаясь благодарностей и не желая участвовать в суде Линча, он, прихрамывая, пошел
прочь, жалея, что привлек к себе излишнее внимание. Его поступок – крайнее проявление
непрофессионализма. Чем он лучше капитана, проворонившего служебное удостоверение
в стане врага? И что его заставило поступить именно так?
Кто-то дернул его за руку, не позволяя скрыться в толпе. Перед ним стояла все та же
маленькая девочка с бездонными голубыми глазами. Лицо, обрамленное светлыми
кудрями, походило на лик ангела, а яркий свет прожекторов создавал ореол над ее головой.
Алекс припал на колено, чтобы стать с ней одного роста.
– Спасибо, – девочка протянула вперед руки и обняла своего героя, – я тебя не забуду, -
она поцеловала его в разодранную щеку.
– Будь аккуратнее, малыш. Хорошо? – по лицу спасителя потекла скупая слеза,
растопившая ледяное сердце. Он понял, что не смог бы поступить по-другому.
В одночасье он стал народным героем и оставался им, пока его подвиг не затмила
смерть других людей.
* * *
«По Хорошевскому шоссе к Дому Советов продвигаются два водомета», – сообщило
радио Белого Дома.
Следующее сообщение: по набережной движутся танки.
* * *
Представители стачкомов столичных аэропортов «Быково», «Домодедово» и
«Внуково» сообщают, что отказываются от уже ставших обыденными забастовок лишь по
одной причине: народные депутаты РСФСР должны добраться в Москву для участия в
сессии.
* * *
Алекс стоял на берегу и смотрел на черную гладь Москвы-реки. Вода отражала не
только внешний вид, но и внутреннее состояние человека, народа, страны. Где-то там, в
бездне, плавали рыбы-мутанты – почти фантастические организмы, отображающие все
существо советских граждан, в которых под действием перемен трансформировалось и
мутировало сознание. Старые ценности подменялись новыми туманными ориентирами,
психология рынка наслаивалась на правила административно-хозяйственной системы –
все это никак не укладывалось в головах рядовых граждан Страны Советов.
Река заволновалась, и на водной глади появились, рассекая темноту, белые лебеди в
темном царстве – речники вывели суда к Краснопресненской набережной, поддерживая
курс Президента и парламента РСФСР.
Неподалеку собралась небольшая компания, с увлечением слушая сбивчивый рассказ
участника очередных столкновений на улицах Москвы.
– Сидим, как в засаде, – повествовал пожилой мужчина с проседью в густых волосах,-
по Садовому кольцу идут несколько БМП. Что с ними делать?.. Идут-то, наверное, к
Белому дому. Они зашли в тоннель, тут-то мы их и остановили. Выход перекрыли
троллейбусом и автомобилями. Ослепили их, накрыв брезентом, и вперед на штурм!.. Ну,
они тоже не лыком шиты. Две машины тут же, как втопили, дали по газам, троллейбус под
гусеницами так и затрещал… противный лязг. В бой прошли бутылки с зажигательной
смесью. Одна БМП загорелась. Двое из них кое-как изловчились и выбрались, но
остальные попались, заблокированные живой стеной. В общем, мы их «закупорили»,
стали влезать на броню. Кто-то попытался прорваться внутрь и поплатился за это. Какая-
то мразь саданула из пистолета, и все! Кого-то еще разворотило гусеницами. В запале
схватки мы этого и не заметили вовсе, только потом лужи крови увидели на мостовой…
Трупы вроде бы увезла «скорая», машины же остались заперты на Калининском
проспекте17[ ныне улица Новый Арбат]. Пожар на БМП погасили, кто-то предложил
отправить технику сюда, к Дому Советов. Пришлось проявить все познания в дипломатии,
пока не уговорили экипажи перейти на нашу сторону. Сейчас они должны появиться. Так
что, не волнуйтесь и соблюдайте спокойствие, – опьяненный победой в бою, он громко и
раскатисто захохотал.
К половине пятого утра по всему Садовому кольцу неожиданно отключили свет.
Асфальт был перемолот гусеницами тяжелой техники. По всей Москве слышался рев
двигателей и топот солдатских сапог. Передислокация войск объяснялась просто – части
Министерства обороны заменялись частями войск КГБ СССР.
Ожидая сигнала к действию, Алекс слонялся без дела. Обстановка меняется
стремительно, и если инициатор промедлит, то события в своем развитии пройдут «точку
невозврата», после которой уже ничто не повернуть вспять. Кипит народное негодование,
и он теперь сильно сомневался, что даже удачно выполненный приказ сможет переломить
ситуацию в пользу Империи.
Известие о том, что группа «Альфа» пыталась проникнуть в здание парламента, не
применяя оружия, не могло не развеселить Алекса. «Альфа» – элитное подразделением
КГБ, бойцы которого выполняли немыслимые задачи, невозможно поверить, чтобы они не
справились и не достигли цели? Это могло быть только популизмом, сплетней,
направленной на поддержание боевого духа защитников. Тем более что попытка не
увенчалась успехом.
* * *
Радио по-прежнему продолжало трансляцию. Находившийся в студии Мстислав
Ростропович говорил о том, что был счастлив провести ночь среди таких людей –
достойных граждан страны Пушкина и Лермонтова.
Руслан Хасбулатов заявил, что не ошибался, считая переворот в Советском союзе
невозможным, поскольку для этого руководителям переворота необходим высокий
интеллект.
Около шести утра была передана информация, подтверждающая, что Брянская,
Орловская и Владимирская школы милиции перешли на сторону ВС РСФСР.
* * *
«С переворотом должно быть покончено 21 августа»…
* * *
Комендантский час закончился в пять утра, и Армия начала освобождать занятые ею
позиции. В шесть часов от гостиницы «Украина» ушли БТРы и танки. Народ на улицах
готовился к празднованию победы, которая не могла еще быть полной и однозначной, но
ГКЧП уже отправлен в нокаут. А о Президенте СССР Михаиле Горбачеве до сих пор не
было никаких вестей.
– Как ты думаешь, они могут еще что-нибудь предпринять? На нашей стороне и
народ, и бронетехника.
– Могут! – Алекс лихорадочно думал о своем задании, понимая, что приказа на
исполнение уже не поступит. Там наверху кто-то сильно обосрался, почуяв, что почва
уходит у ГКЧП из-под ног. Главное, чтобы ума у них хватило не дергаться в агонии, не
совершать необдуманных поступков.
– Да, КГБ – структура мощная и страшная…
Алекс кивнул головой.
– Там тоже люди отнюдь не глупые сидят, просчитывающие все на несколько шагов
вперед, – говоря это, он думал о своем будущем, будущем спецслужб и о том, как кто-то
сильно ошибся в расчетах, заварив эту кашу и не доведя дело до конца. – Остается
надеяться, что у них хватит ума не продолжать борьбу. Ведь дальнейшее противостояние
выльется лишь в новые жертвы и затянется на длительное время, но не переломит хребет
народному негодованию. Их дни, в любом случае, сочтены…
* * *
Из интервью генерал-полковника Кобеца корреспонденту газеты «Комсомольская
правда»: «Итоги ночи. С обеих сторон – семь жертв. Двое из них – солдаты. Ополченцами
захвачено три БТРа. Я несколько раз предлагал командующему Московским военным
округом Калинину забрать машины. Но он этого не сделал. Наши ночные переговоры
были похожи на игру в шахматы: у него – регулярная армия, у меня – ополченцы. В конце
концов, Калинин сказал мне, что выводит две дивизии».
* * *
– Сбор денег в помощь семьям погибших, – зазывал чей-то голос.
Люди отдавали, сколько могли. Алекс без сожаления расстался с содержимым
бумажника. По какой бы причине не погибли люди, он не снимал с себя вины в их смерти,
считая, что напрямую причастен к происходящему. Он был человеком Системы, по уши
увязшей в текущем конфликте. Ведь именно ему поручили ликвидировать одного из
видных деятелей оппозиции.
Что будет дальше?
В половине двенадцатого было собрано около ста тысяч рублей.
Борьба еще продолжалась и грозила вскоре перерасти в полномасштабные боевые
действия по всей стране. На суше и на море войска разделились. Командование
Камчатской атомной подводной флотилией во главе с адмиралом Фалеевым поддержало
команду Президента РСФСР, тогда как корабли надводного флота Вооруженных Сил
встали на сторону ГКЧП. Страшно было даже подумать о том, кто окажется сильнее.
День был последним в жизни ГКЧП.
Уже в четвертый раз Алекс оказался в просторном кабинете. Но сейчас он
продвинулся дальше стола и оказался в маленькой комнате, где, как и в предыдущие его
посещения, работал телевизор. Балет больше не показывали, но транслировали по всем
телевизионным каналам сессию Верховного Совета России. Поступило предложение
закрыть газеты, присягнувшие на верность ГКЧП.
– Вот и все, – хозяин кабинета не скрывал радости. – Все закончилось.
– Нет, все только начинается, – не согласился Алекс, – и для страны, и для народа, и
лично для меня…
Вскоре он ушел. Действительно, для огромной Империи начиналась новая, совсем не
похожая на прошлую, жизнь. А его ожидало непредсказуемое будущее, первые весточки
которого проявятся уже в ближайшие дни, если не часы.
На завтра намечался митинг, но его миссия уже окончена, а операция с треском
провалена. Теперь любые его действия покажутся лишь местью, проявлением слабости.
Так что ему больше нечего делать среди победителей.
В ликующей толпе чья-то рука легла на плечо. Он невольно вздрогнул, погруженный
в свои невеселые мысли, и обернулся. Сзади стоял куратор, находившийся явно в плохом
настроении.
– Пойдем, надо поговорить, – капитан развернулся, и, не глядя на Алекса, направился
в сторону набережной.
Параллельными курсами на почтительном расстоянии они шли вдоль реки, толпа
редела. Народ не мог прийти в себя после перенесенного потрясения.
Маленькое уютное кафе на открытом воздухе, приветливо хлопало тентами на ветру.
Следуя за капитаном, Алекс присел за столик.
– Вы от Белого Дома? – поинтересовался бармен, уверенный в ответе.
Оба молча кивнули головами, заказав кофе.
– Ты учти, у меня денег нет, – предупредил Алекс.
– Я знаю, – ответил капитан, – я наблюдал за тобой на протяжении всех трех дней. И
после того, как ты отчитал меня за ксиву…
Алекс пристально посмотрел на куратора. Ох, не прост этот комитетчик, ой, как не
прост, а как дурачком прикидывался. Если и правда он все три дня за Алексом следил, да
так, что Алекс интереса к своей персоне не заметил, то это делает ему честь.
Профессионал. Только как такой специалист карманника не заметил и документы свои
потерял, поставив всю операцию на грань провала – это вопрос, который останется без
ответа.
– Не думал я, что ты кинешься под БТР, – продолжал капитан. – Спасти ребенка, но
сорвать задание… В твоем личном деле этого нет.
Значит, читал личное дело. Дело, которого нет в КГБ, которое лежит где-то на
полочке и никому никогда не показывается. Алекс молчал. Кто ты, «капитан»?
– Верни мне передатчик. Больше он тебе не понадобится.
Алекс двумя пальцами вытащил из ворота рубашки иглу и бросил ее на стол перед
куратором. Это был полный провал, и такое случалось с ним впервые.
– Разве приказы отменяются? – он пристально смотрел в глаза собеседнику.
– А приказа и не было, – капитан развел руками, – нам поручили внедриться в состав
защитников Белого Дома. Поставленную задачу мы выполнили. Что касается
остального… Ничего не было, Алекс, и объект жив и здоров на радость страждущим.
Они долго молчали, говорить стало не о чем. Каждый был занят собственными
мыслями.
– Я могу идти? – наконец, произнес Алекс, чувствуя полную опустошенность внутри.
Капитан молча кивнул головой, попивая горячий черный кофе, своим видом
показывая, что дальше им не по пути.
– На этом все закончится, и ты оставишь меня в живых?
Лицо куратора исказила кривая ухмылка.
– Да, Алекс. И неужели ты думаешь, что я не нашел бы места потише, без
свидетелей?
Алекс поглядел на бармена за стойкой, занятого своими делами, который ни за что на
свете не вмешается в историю, которая его не касается.
– Любопытно, – улыбнулся Алекс, мысленно готовый к тому, что прямо сейчас
капитан выхватит пистолет и высадит в него всю обойму.
– Мне поручено проконтролировать выполнение поставленной задачи. Ты же
понимаешь, что при любом раскладе я должен тебя ликвидировать. Удачно выполнишь ты
задание или нет, для тебя это не играет никакой роли, – скрывать что-либо не было смысла,
и капитан говорил начистоту, – а вот на случай, если приказа на исполнение не поступит, у
меня нет никаких инструкций. Так что можешь быть свободен.
Алекс направился к выходу, затылком чувствуя взгляд куратора, ожидая выстрела. Но
ничего не произошло. Капитан сказал правду.
* * *
РАЗГОВОР:
– Надо сказать, что настоящая ситуация не сулит нам ничего хорошего. Мы
проиграли. Это стоит признать, – Иван Денисович говорил, склонившись над столом, -
Михаил Горбачев заявил, что КГБ больше не будет государством в государстве. Вы
понимаете, чем нам это грозит? Во-первых, мы остаемся без средств к существованию.
Во-вторых, проводимые нами операции теряют режим секретности, так как за каждый
чих нам придется отчитываться перед чиновниками в мягких креслах. Есть там еще и
«в-третьих», и «в-четвертых», и «в-десятых».
– Вы думаете, что это конец? – спросил Отец, пыхтя трубкой.
– Нет, конечно. Мы проиграли битву, но это не значит, что мы проиграли войну.
Самое главное еще впереди, и у нас достаточно времени, чтобы до мелочей
проанализировать ситуацию, выявить допущенные ошибки и сделать соответствующие
выводы. Все можно повернуть так, чтобы победа России стала поражением так
называемых демократических сил. Понадеявшись на интуицию, не подводившую нас на
протяжении многих лет, мы не вняли доводам наших же аналитиков и «прокололись».
Целые отделы по крупицам обобщали и анализировали информацию, вносили
предложения. События должны развиваться поэтапно, на протяжении десятилетия.
Как вы думаете, кто стоит за действиями ГКЧП?
– …– Отец назвал имя и фамилию.
– Многие так думают, – расхохотался Иван Денисович, – хотя он и отсиделся в
тени. И вы знаете, они не заблуждаются… отчасти. Но, конечно, он все прекрасно знал.
Да и на занимаемом им посту про это просто нельзя было не знать. Пусть даже он
считает себя одним из главных героев этих трех дней, мы-то с вами всю кухню
прекрасно знаем. Он пешка в нашей игре. Настоящий руководитель контролировал
события с самого начала, но смог остаться, более или менее, в тени.
– Вы думаете, что правда не всплывет?
– Если все сделать правильно, то нет. Нам нечего опасаться. Некоторые люди,
которым мы доверяли, подвели нас. Произошла утечка информации, что вылилось в
массовые беспорядки и противостояние на окраинах. Отголоски появились и в столице.
Митинги, демонстрации. События в Латвии превзошли все наши ожидания, но им не
удалось выйти из-под контроля. Вы знаете, что мы виновных не прощаем, и они уже
понесли заслуженное наказание. Однако их проступки сильно повредили нашему делу.
Оружие, которое получали местные отделы и наши единомышленники, попало не в те
руки, обострив тем самым конфликт.
– Так что же вы собираетесь делать?
– То же, что делает сейчас вся страна. Дороги назад у нас нет. Машина уже
запущена, и остановить ее не удастся. Сделав ее неуправляемой, мы только навредим
себе. Значит, остается продолжить маршрут. Первый шаг уже сделан. Вы не читали
утренние газеты?
– Нет, а что?
Иван Денисович взял со стола газету.
– «Комсомольская правда». Заголовки прямо-таки сенсационные. «КГБ заявляет: не
уследили за Крючковым». Каково, а? Нам придется отречься от прошлого и жить, как
говорится, идеями. Мы обрубаем корни, рискуя потерять равновесие, отсекаем все, что
связывает нас с прошлым. Газета «Голос народа». Бульварная газетенка, но все же.
«КГБ Крючкова не поддержал». На следующей полосе огромная статья
«Госбезопасность с Россией». Цитировать я не буду, возьмете, если захотите, сами
прочтете, – он протянул газеты, – а со всеми, кто так или иначе принимал участие в
путче, надо бы разобраться. Все, кто что-то может об этом сказать, должны
замолчать навеки. Вы меня понимаете?
– Да, конечно. Все мои агенты, которые были в Белом Доме, исчезнут сегодня же.
Остальные люди находятся под вашей опекой. Единственное, мне хотелось бы обсудить
с вами дальнейшую судьбу одного человека…
– Об этом не может быть и речи!
– Да, но…
– Никаких «но»! Вы бережете Алекса? Не надо.
– Я могу дать сто процентную гарантию, что он не заговорит ни при каких
обстоятельствах. Он профессионал высочайшего класса и может быть нам полезен
впоследствии. Еще Ленин говорил: «Берегите всякого спеца».
– Ленин сейчас не в почете! Вы офицер, так что давайте выполнять приказы, а
эмоции оставим за пределами этого здания. Мы и так понесли колоссальные потери и
рисковать больше не можем. Надеюсь, это понятно.
– Так точно!
– Все ваши агенты глубоко законспирированы и формально не связаны с нашим
ведомством. Поэтому при ликвидации организуйте все так, чтобы на нас не упало и тени
подозрения, чтобы никто даже и подумать не смог, что они имеют какое-то отношение
к происходящим в стране событиям. Несчастный случай, грабеж, ну, я не знаю, вы лучше
в этом разбираетесь.
– Алекс работает в этой области лучше всех.
– Вы хотели сказать «работал»!
– Да, именно. Но не значит ли это, что чистка в Системе коснется и нас с вами. Вы
не боитесь?
– Думаю, нам это пока не грозит. Каждый из нас знает ровно столько, сколько
положено для реализации плана. Без нас его осуществление застопорится на
неопределенный срок. Кроме того, вам опасаться нечего. Вашим ребятам работы будет
много, а без «Отца» они совершенно не дееспособны.
* * *
В пустом холодильнике одиноко сияла электрическая лампочка. Алекс с досадой
захлопнул дверцу. Может, ради этого и собрался народ на Краснопресненской набережной,
чтобы не проводить время в длительных походах перед пустыми прилавками, а
чувствовать достаток? Чтобы жить не идеей о светлом и далеком будущем, а, наконец,
насладиться его плодами? Общество, где ты сыт, обут и одет, не так уж и плохо для
обывателя.
Попотчевав себя мыслями, Алекс хлебнул воды из-под крана и завалился на диван,
моментально отключившись. Он не уснул – просто провалился в бездну, истерзанный
несколькими бессонными ночами и многокилометровой пешей прогулкой по городу, в
ходе которой он несколько раз проверял наличие слежки и путал следы. Но наблюдения за
собой так и не обнаружил.
