Текст книги "Три взгляда в бесконечность"

Автор книги: Дмитрий Савельев

Соавторы: Елена Кочергина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Отец Пётр ответил одной фразой, но в ней был заключён весь истинный смысл христианской жизни:

– Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный…

«Странный этот мир! – подумал монах. – Всё-то в нём не так, как надо, всюду нестроения и фальшь. Красота со временем разрушается и превращается в уродство, зло надевает шкуру добра, а любой росток чистоты и искренности втаптывается в грязь и жестоко душится тернием зависти и ненависти. Свобода заточается в оковы формализма, и во главу угла ставится предательство и ложь. Всё искажается, всё попирается, всё калечится! С болью смотришь вокруг и с ещё большей болью смотришь внутрь себя – и там и тут действуют одинаковые законы. Всюду царствует болезнь – она превозносится, обоготворяется, возводится на пьедестал! Никто не хочет признавать себя больным, никто не хочет лечиться. А болезнь-то эта смертельная, но человек предпочитает пировать во время чумы, закрывая глаза на то, что один за другим его сотрапезники падают замертво и их уносят гробокопатели! Кто в этом виноват? Кто угодно, только не мы! Виноват строй, плохие условия жизни, матушка-природа, сам Господь Бог, наконец! Но системы управления меняются, уровень жизни растёт, болота осушаются, леса вырубаются, а всё остаётся по-прежнему. Человек не становится правдивее, добрее, отзывчивее. Утопии рушатся одна за другой. А на тех людей, которые обличают человечество в его безрассудстве, пытаются вылечиться сами и помочь другим осознать свою болезнь, смотрят как на преступников или сумасшедших. Их гонят из городов, травят собаками и поднимают на смех. А они просто спасают свою жизнь, они не хотят валяться на гноище и упиваться собственными нечистотами. Они хотят быть здоровыми, живыми, свободными! Разве это плохо? Те, кто дерзнул на такой подвиг, вовсе не стремятся стать сверхлюдьми или духовными атлетами, выделиться как-то из массы себе подобных. Это просто рассудительные практичные люди, осознавшие, что путь к жизни заключён в том, чтобы приобщиться к единственному здоровому началу, которое есть во Вселенной – к Богу истинному и милосердному! В самом себе здоровья не обретёшь, за косичку из болота себя не вытащишь. Нужен Врач, к которому можно пойти и попросить лекарства. Только Он один имеет жизнь в самом себе, и имеет с избытком! Он предлагает нам воду живую, чтобы мы не возжаждали вовек, чтобы вода эта сделалась в нас источником воды, текущей в жизнь вечную. Те, которых мы называет святыми, приняли этот дар жизни и стали обыкновенными здоровыми людьми, а мы до сих пор прозябаем в болезни и нищете! Так где тут норма, а где патология?.. Но почему же тогда я, искренно желая исцелиться, раз за разом терплю поражение? Может, лекарство действует не на всех людей, или моя болезнь так запущена, что лечиться уже поздно? Да и вообще, так часто встречаются люди, совершенно невосприимчивые к Благовестию! Возможно, в них изначально присутствует какой-то брак, что-то в их душах сломано, и поэтому они просто не способны меняться. Они подобны моллюску-жемчужнице, в которую не попала песчинка, и которой нечего обволакивать перламутром. Бог создаёт такое большое количество людей, чтобы хотя бы в некоторых зародилась драгоценная жемчужина. Ради этих единиц существуют все остальные. Основная масса людей подобна сору, негодному материалу или неудавшемуся изделию, которое выбрасывают на помойку. Не отношусь ли и я к такому типу людей? Так страшно оказаться среди отходов!»

Словно угадав его мысли, отец Пётр сказал:

– Был Свет истинный, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир… Истинно познаю́, что Бог нелицеприятен[6]6
  Нелицеприятный – беспристрастный, судящий о человеке объективно, непредвзято, без предубеждений.


[Закрыть], но во всяком народе боящийся Его и поступающий по правде приятен Ему.

– Как трудно принять равенство между людьми пред Господом, отче! Это такое тяжёлое бремя: знать, что каждый человек – самое любимое дитя Божие, что любой может и должен стремиться к Богоподобию! Гораздо проще считать себя обделённым, бракованным, и тем оправдывать своё бездействие и нерадение. Все мы избраны для спасения, но не все желаем его! Такие как ты, отец, те, кто оправдал своё призвание – укор для нас, маловеров. Но какие же титанические усилия надо приложить, чтобы стяжать такое смирение и такую любовь? Нет, не найти мне в себе столько сил и мужества, чтобы всерьёз мечтать о свободе! «Если праведные едва спасаются, то где обрящуся аз?» Слишком уж немощен я и слаб!

– Посмотрите, братия, кто вы, призванные: не много из вас мудрых по плоти, не много сильных, не много благородных; но Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира, и уничиженное, и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее, – для того, чтобы никакая плоть не хвалилась пред Богом. От Него и вы во Христе Иисусе, Который сделался для нас премудростью от Бога, праведностью и освящением и искуплением, чтобы было, как написано: хвалящийся хвались Господом!

– Как хорошо ты сказал, отче! Ведь и правда: с нашей стороны достаточно лишь желания обрести жизнь и хотя бы небольших усилий, остальное приложит нам Сам Господь! Каждого из нас Христос ищет в пустыне греха, зовёт к себе, с радостию готов взвалить на плечи и нести до самого дома. Лишь бы мы только не сопротивлялись, не брыкались, не кусали своего Доброго Пастыря! А уж Он позаботится, чтобы нас не растерзали волки, чтобы было нам что поесть и что попить. Телом своим закроет Он нас от дождя и зноя, ноги свои собьёт в кровь, чтобы мы не поранились об острые камни, прижмёт к себе в холодную ночь и будет бодрствовать до утра, охраняя наш сон. А придя домой, созовёт друзей и соседей и скажет им: «Порадуйтесь со мною: я нашёл мою пропавшую овцу!» Как написал Ефрем Сирин, «препобеждает всё тот, кто всем сердцем предаёт себя управлению Божию и пребывает в воле Божией. Бог требует от нас только совершенной решимости и Сам подаёт нам победу». Верю тебе теперь, отче, что и ты был когда-то несовершенным, что пока благодать Духа Святого не коснулась твоей души, ты был обычным грешным человеком, таким же, как все мы. Но после того, как Господь освятил тебя и утвердил в вере, назначил своим сопастырем и дал власть решить и вязать, знаю, что стал ты безгрешным и непорочным! Святость и обычные человеческие ошибки несовместимы друг с другом!

На миг монаху показалось, что его духовник нахмурился и даже как будто отвёл глаза, но через секунду чело его вновь разгладилось, и он ответил:

– Когда же Пётр пришёл в Антиохию, то я лично противостал ему, потому что он подвергался нареканию. Ибо, до прибытия некоторых от Иакова, ел вместе с язычниками; а когда те пришли, стал таиться и устраняться, опасаясь обрезанных. Вместе с ним лицемерили и прочие иудеи, так что даже Варнава был увлечён их лицемерием. Но когда я увидел, что они не прямо поступают по истине Евангельской, то сказал Петру при всех: если ты, будучи иудеем, живёшь по-язычески, а не по-иудейски, то для чего язычников принуждаешь жить по-иудейски?

С удивлением, но и с уважением посмотрел ученик на своего наставника. Уметь признавать свои ошибки даже перед тем, кто ниже тебя – это истинный подвиг смирения! Каждый, даже самый великий святой отец при жизни своей на Земле забывал о Боге, малодушествовал, сомневался, пускал в свою душу зло. Безгрешен один Христос! А люди оступаются и падают, наша история – это история падений. Но Он, единственный истинный святой, силен восставить нас в прежней чистоте. Лишь бы мы только не отчаивались, а всегда обращались к Нему с молитвой. Через покаяние мы растём, совершенствуемся, приближаемся ко Христу. Но планка далека, идеал высок. В этом и радость наша, и страдание! Хорошо, что всегда есть куда расти, с чем бороться, а иначе было бы скучно жить. Но порой сердце щемит от чувства неполноты и несоответствия нашей жизни Идеалу. Однако мы живём с надеждой, что по ту сторону черты, зовущейся смертью, любящий Господь восполнит нашу неполноту Собой, и мы станем действительно целостными, святыми и богоподобными существами!

На ум монаху пришли слова из акафиста митрополита Трифона «Слава Богу за всё»: «Разбитое в прах нельзя восстановить, но Ты восстанавливаешь тех, у кого истлела совесть, возвращаешь прежнюю красоту душам, безнадежно потерявшим её. С Тобою нет непоправимого! Ты весь любовь! Ты – Творец и Восстановитель!»

«Что ж, значит, есть надежда и для меня!» – подумал искатель Жизни и улыбнулся отцу Петру – своему проводнику в Вечность.

* * *

Монах читал своё вечернее правило, но никак не мог сосредоточиться на словах молитвы. Перед его глазами была умирающая девочка. Он видел её сегодня в храме, её принесли на носилках. Бледное лицо, запавшие от истощения глаза, потрескавшиеся губы. Его сосед по столу в трапезной рассказал, что автобус, в котором она ехала вместе с родителями и ещё десятком туристов, засыпало камнями при обвале в горах. Несколько человек погибло сразу, в том числе и её родители, другие были заживо погребены. Их откопали только через две недели после происшествия. У них было с собой немного еды и воды, но на всех этого было слишком мало. Два человека умерли до того, как спасатели разгребли завалы. Остальные сейчас в больнице, у них есть шанс выжить. А эта девочка обречена. Врачи сказали, что она умрёт в течение двух-трёх дней. Теперь её принесли сюда для того, чтобы она приняла Святое Крещение (родители девочки были атеистами и не окрестили малышку). Это было её последнее желание. Монах опять вспомнил её лицо. Неужели нельзя ничего изменить? Зачем только Господь допустил такое? Зачем невинному ребёнку было столько страдать? Неужели Он не мог забрать её быстро, без мучений?

Отец Пётр появился в келье, как всегда, неожиданно. Вошёл без стука и тихонько стал рядом с образами. Он умел застать своего послушника врасплох, когда тот впадал в какой-нибудь грех. Заметив духовника, монах немедленно обратился к нему с вопросом:

– Отец, за что этой малышке выпало на долю такое страшное испытание: кончина родителей, голод и жажда, двухнедельное заточение в искорёженном автобусе, а теперь ещё и мучительная смерть? Что она успела сделать плохого, чтобы быть так жестоко наказанной? Почему Бог попускает такое?

– И проходя увидел человека, слепого от рождения. Ученики Его спросили у Него: Равви! кто согрешил, он или родители его, что родился слепым? Иисус отвечал: не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нём явились дела Божии.

– Да, но как это возможно? Если бы Господь хотел исцелить девочку, Он бы давно уже сделал это. Ведь Он всемогущ, Ему не нужны помощники!

– И когда повели Его, то, захвативши некоего Симона Киринеянина, шедшего с поля, возложили на него крест, чтобы нёс за Иисусом.

– Но что могу сделать я, слабый грешный человек? Случай безнадёжный, и…

– Иисус же сказал им в ответ: истинно говорю вам: если будете иметь веру и не усомнитесь, не только сделаете то, что сделано со смоковницею, но, если и горé сей скажете: поднимись и ввергнись в море, – будет. И всё, чего ни попросите в молитве с верою, получите!

Итак, ответственность за судьбу девочки лежит теперь на нём. А его вера так слаба, хватит ли её, чтобы пробить стену безысходности и неверия, воздвигнутую людьми вокруг этого больного ребёнка? Что ж, он сам виноват, что взвалил себе на плечи эту непосильную ношу – ведь он роптал на Господа и обвинял Его в немилосердии. Он, по сути, заявил о том, что любит и жалеет этого маленького человечка больше, чем сам Бог. Если ты дерзаешь на такое, имей мужество на деле доказать свою любовь! Но где взять сил? Ведь он один…

Глаза отца Петра сверкнули в полумраке кельи. Голос его был строг.

– Истинно также говорю вам, что если двое из вас согласятся на Земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного!

– Прости, отец, я забыл о тебе! – монах виновато опустил глаза, не в силах выдержать огненный взгляд старца. – Я не один, к моей молитве присоединится твоя молитва и молитва всей Церкви! Завтра на Литургии вся Церковь, Земная и Небесная, будет молиться за это дитя. Вместе мы сможем преодолеть любые преграды, и наша молитва, словно дым от благовоний, воспарит к небу и достигнет престола Божия! Теперь я верю, что мы сможем изменить мир! Молись вместе с нами, отче святый!

Но борьба с неверием на этом не закончилась. Всю ночь и утро монаху пришлось ломать свои внутренние барьеры, которые мешали ему поверить в возможность чуда. Он буквально принуждал себя не поддаваться обуревающим его сомнениям. Это было почти физическое усилие, пот градом тёк со лба, и к началу Службы он был весь вымотан, как тряпка. Чудо произошло на Литургии. Когда священник произнёс: «Твоя от Твоих Тебе приносяще о всех и за вся», – что-то внутри него поддалось, и вера захлестнула его, как волна. Слёзы благодарности потекли из его глаз: ведь он знал теперь без тени сомнения – девочка выживет! Ему не нужны были никакие доказательства, свидетельства или видимые подтверждения. Это было уже свершившимся непреложным фактом! Он не чувствовал никакой своей заслуги в том, что произошло, – ведь молился не только он, а вся братия монастыря, его духовный отец, Пресвятая Богородица и все ангелы и святые, а исцелил девочку Христос! В конечном итоге это была Его победа. Монах больше никогда не видел этого ребёнка, поэтому даже не знал, каким образом Господь совершил чудо, но ему это было не важно. Потом, через месяц, а может, и больше, игумен рассказал ему, что после крещения малышка стала постепенно выздоравливать. Врачи, как всегда в таких случаях, только в недоумении разводили руками. Когда девочке стало уже значительно лучше, и её выписали из больницы, малышку удочерили супруги, которые были рядом с ней в автобусе и отдавали ей свои скудные порции пищи и воды. Теперь они все втроём стали христианами и не перестают благодарить Бога за своё чудесное спасение.

* * *

Одиночество и тоска накатили вновь и, словно тиски, зажали душу. Стало трудно дышать. Такие приступы в последнее время стали случаться с ним всё чаще и чаще. Скоро у него не останется сил их выдерживать и тогда… А что тогда? Уйти из монастыря или вообще уйти из жизни? Мысли о смерти стали приходить всё чаще, и всё труднее стало с ними бороться. Нет, один он с этим не справится. Ему нужен человек, всегда готовый помочь, которому он полностью доверяет и который выслушает его и поймёт. Огромным усилием воли монах заставил себя подняться с постели. Отец Пётр, его духовный наставник, как всегда, ждал его в тёмном углу кельи, где располагался киот с образами. Монах встал перед ним на колени и заплакал.

– Отец мой, только ты один можешь понять меня! Ведь ты знаешь, что такое отчаяние и одиночество, ты тоже прошёл через это! Возможно даже, что в тот момент ты помышлял о смерти, но ты справился с этим, и Господь возвеличил тебя и дал тебе Духа Своего Святого. Помоги мне, научи, как мне бороться с этой гнетущей тоской!

Тёплая ласковая рука легла на холодный лоб послушника.

– У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего не называл своим, но всё у них было общее.

– Умом я понимаю, что я не один в Церкви. Но я не вижу вокруг себя верующих людей, даже здесь, в монастыре… Мне кажется, что в целом мире не осталось больше истинных воинов Христовых! Я не чувствую их молитв за себя!

– Во всём, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними… Давайте, и дастся вам: мерою доброю, утрясённою, нагнетённою и переполненною отсыплют вам в лоно ваше: ибо, какою мерою мерите, такою же отмерится и вам.

– Наверное, я, и правда, сам мало молюсь за людей. Немудрено, что я стал чувствовать себя одиноким! Пуповина между нами разорвалась, и жизненный сок перестал течь ко мне. Чтобы получать, надо самому отдавать! Всё это время я жил и спасался благодаря молитвам верующих, но не замечал этого. Ведь «все мы одним Духом крестились в одно тело». Молясь за других, я молюсь за себя самого! Я чувствую себя частичкой единого организма, наши сердца бьются в унисон, молитвы сливаются вместе и возносятся к Богу. И хотя мы не всегда можем видеть друг друга телесными очами, и каждый из нас в отдельности далёк от совершенства, но вместе мы составляем Церковь, глава которой Христос, и врата ада не одолеют её! Я не могу быть одинок, если я в Церкви!

Монах вспомнил то время, когда впервые ощутил себя членом Церкви. Это произошло далеко не сразу. Вначале он просто радовался тому, что нашёл Христа, что с этого времени всё в его жизни будет по-другому. Мир представлялся ему сказочной страной, и будущее казалось безоблачным и прекрасным. Как новорождённый, впервые оглядывающийся вокруг, он ещё не думал о том, как он будет в этом мире жить; он просто любовался всем и радовался тому, что родился на свет. Ему казалось, что он – единственный житель Земли, что никто до него и никто после не узнает счастья быть живым. Но постепенно, всё больше осваиваясь в этом новом месте, он стал замечать то, что он здесь не один. И это приводило его в ещё больший восторг. Оказалось, что вокруг много таких же людей, как и он сам. Они тоже пережили радость встречи с Богом, боль и счастье рождения. То тут то там он замечал сияющие глаза, светлые лица и добрые улыбки. Он видел этих людей в своём ближайшем окружении, читал их книги, слушал голоса по радио. И как же он был рад, что они есть на свете! Ведь когда ему было плохо, когда сомнения грызли душу, он вспоминал про них, и раз за разом убеждался в том, что Бог есть, что Он рядом и никогда не оставит его одного! Между ним и некоторыми из этих людей пролегали века, тысячи километров разделяли их, но то, что их соединяло, было сильнее времени и пространства. Их объединял Христос, Он сплачивал их сильнее, чем узы брака или привязанность матери к своему ребёнку. Они все были такие разные, но в то же время сердцевина у них была одна. Это единство просто поражало! Они действительно были одним существом, и ничто не могло разлучить их, даже смерть. Они могли безошибочно, по одному слову или взгляду, различить друг друга в толпе. Существовал какой-то невидимый знак, отметина, тайный код, по которому каждый мог узнавать своего собрата. Ведь в них текла одна кровь – кровь Христа, и билось одно сердце – вера в Него! Более того, этот организм не был чем-то застывшим. Он был живой, активный, растущий. Целью его существования было вобрать в себя как можно большее число людей. Если удавалось обратить ещё хоть одну душу – всеобщей радости не было конца, а если кто-то не желал входить в их единство – печаль по такому человеку была беспредельна! И каждый член этого удивительного существа считал именно себя повинным в этом несчастье. Когда монах осознал себя клеточкой в теле Церкви, он понял, какая огромная ответственность лежит теперь на нём! Ведь его личные болезни и пороки могут отразиться на всём организме в целом и стать причиной замедления роста Церкви. Теперь он не может жить только ради себя, в его руках судьбы многих других людей!

* * *

В келью опять постучал человек. «Батюшка, откройте ради Христа! Мой сын тяжело болен. Только вы можете ему помочь!» – жалобно скулили за дверью. «Сколько раз вам можно повторять: я не Господь и помочь не могу! Молись Богу, только Он один может исцелить твоего сына!» – сурово, почти гневно, ответил монах. «Но батюшка, вы же святой, это всем известно!» – опять заныл голос. «Да что же это такое?! Какой я тебе святой? Ты в своём уме? Я такой же грешный, как и ты! А ну иди отсюда, а то игумена позову!» Стали слышны удаляющиеся шаркающие шаги, но монах знал: сейчас выходить из кельи нельзя, челобитчик наверняка притаился где-нибудь поблизости и только и ждёт, когда он выйдет, чтобы накинуться на него с новой силой. Когда же это кончится? За что ему такое испытание? Люди совсем потеряли свои головы, если думают, что он может им помочь! Это он-то! Ведь он до сих пор переедает на трапезе и по-настоящему молится во дню не больше пяти минут! А они святого из него решили сделать! Ясно как день, что это уловки диавола, чтобы окончательно погубить его душу! Но он не такой дурак, чтобы польститься на эту плохенькую наживку! Лучше уж совсем не выходить из кельи!

При следующем свидании с отцом Петром монах пожаловался ему на своих надоедливых просителей:

– Отче, что мне делать, чтобы отбиться от всех этих людей? Они меня совсем измучили, не оставляют в покое ни на минуту!

– Больных исцеляйте, прокажённых очищайте, мёртвых воскрешайте, бесов изгоняйте; даром получили, даром давайте!

– Но отец мой! Как же такое возможно? Ведь я обычный грешный человек! Неужели Господь доверит такому, как я, эту важную миссию? Святым, и тем не всем давался дар чудотворения!

– И поведут вас к правителям и царям за Меня, для свидетельства пред ними и язычниками. Когда же будут предавать вас, не заботьтесь, как и что сказать; ибо в тот час дано будет вам, что сказать. Ибо не вы будете говорить, но Дух Отца вашего будет говорить в вас.

– Да, я всего лишь проводник для Духа Святого, но и проводник может возгордиться и начать приписывать себе ту силу, которую он лишь передаёт!

– Так и вы, когда исполните всё повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать.

– И всё-таки эта ноша слишком тяжела для меня! Я боюсь, что не смогу правильно распорядиться богатством, доверенным мне Господом, и в результате погибнет не только моя душа, но и души всех тех людей, которые доверились мне!

– Я говорю вам: приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители.

– Хорошо, отец мой, да будет мне по слову твоему! Даже если это приведёт меня к гибели, я всё равно постараюсь исполнить твоё послушание! Молись за меня ко Господу, чтобы Он укрепил меня!

С этих пор в келью заструился неиссякаемый поток больных и калек. Вскоре монах осознал, что он действительно всего лишь свидетель. Хотя он и молился за этих людей день и ночь, но исцелял их всех Христос. Однако они могли принять это чудо только благодаря тому, что верили в него, грешного раба Господня. Человеку трудно бывает поверить в невидимого Бога, гораздо проще поверить в другого человека. А они искренне считали, что монах может им помочь. Он не мешал им в это верить, хотя и понимал, что в действительности он – самозванец и присваивает себе чужую славу, славу, принадлежащую одному Богу. Но для этих людей даже такая вера была спасительна, ведь сказал же Господь: «Кто принимает вас, принимает Меня, а кто принимает Меня, принимает Пославшего Меня; кто принимает пророка, во имя пророка, получит награду пророка; и кто принимает праведника, во имя праведника, получит награду праведника». Эта вера была их безмолвной молитвой за него к Богу, чашей холодной воды, подаваемой ему в жару. И она была необходима монаху, чтобы выжить, чтобы не умереть от жажды в пустыне греха. Он пил студёную воду жизни и благодарил Христа, дающего ему эту воду руками своих созданий. Конечно, он недостоин управлять имением Господним. Но то, что он помогает другим должникам (пусть и с помощью незаслуженного им дара), позволяет ему надеяться на спасение. Монах молится за таких же грешных людей, как и он сам, чтобы Господь простил им грехи и исцелил их от телесных болезней. А люди отвечают ему своей верой в него, горячей любовью и благодарностью. Ничто благое не погубит Господь, «трости надломленной не переломит, и льна курящегося не угасит». Даже этот малый вклад, эта малая молитва будет услышана Богом и зачтётся ему в оправдание на Суде. Воистину, молитва за людей – самый лучший вклад на будущее! Если будешь молиться за ближних, то они, войдя в Царство Небесное, возьмут тебя как своего благодетеля с собой!

* * *

Первое время монах чувствовал огромную радость, что он помогает людям исцеляться от разных неизлечимых болезней. Это и удивляло его, и пугало, и приводило в восторг одновременно.

– Отец Пётр, благодарю тебя, что ты дал и мне познать радость, которую испытал сам! Теперь я понимаю, как велик наш Господь, что Он может даже через самых ничтожных рабов Своих творить такие чудеса! «Всё могу об укрепляющем меня Господе»!

– Се, даю вам власть наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражию, и ничто не повредит вам. Однако ж тому не радуйтесь, что духи вам повинуются; но радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах!

– Отец мой, опять я стал больше радоваться внешнему, а не внутреннему преображению! Забыл, что самое большое чудо – это покаяние, воскресение души человеческой. Ничто другое на Земле не сравнится с ним!

Монах вспомнил свою собственную встречу со Христом. Воистину, пробуждение души от тяжкого сна, обращение её к Богу – это самая большая радость и счастье, которое может испытать человек! И радость эта не проходит со временем, уступив место привычке и скуке, но возрастает по мере того, как человек всё больше уподобляется Господу. Однако, чтобы вкусить это счастье, надо прежде умереть со Христом, чтобы с ним и воскреснуть. И умереть не один только раз, а как апостол Павел сказал: «Я каждый день умираю». Это, конечно, и больно, и страшно! Это всё равно, что операцию самому себе делать. Но ведь любая боль покрывается радостью рождения нового человека в мир! Тогда даже боль становится сладка, как мёд, и ни за какие сокровища мира уже не захочешь расстаться с нею! «Женщина, когда раждает, терпит скорбь, потому что пришёл час её; но когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости, потому что родился человек в мир»!

«Господи! – шептал монах, роняя слёзы, как семена на вспаханную землю. – Прошу тебя: не давай мне счастья и покоя в этой жизни! Дай мне тоску по Тебе, боль и страдание, чтобы они, как шипы, вперялись в плоть мою ежеминутно и не давали мне уснуть греховной смертью! Чтобы я не возносился над ближними своими и считал себя прахом земным! Чтобы в душе моей не затухали любовь и сострадание к людям! Чтобы жизнь сия временная не захватывала меня в губительные сети свои! Чтобы лишь Ты один влёк меня к Себе, и лишь в Тебе одном находил бы я успокоение израненной душе своей! Ведь Ты един Свят, един Господь Иисус Христос! Молись за меня усердно Богу, отец Пётр!»

* * *

Лето. Он, ещё совсем маленький, стоит в углу и горько плачет. Минуту назад его отлупили ремнём, и теперь мягкое место горит и саднит. Мало того, его приговорили к стоянию в углу на целых два часа, а за ужином лишат сладкого! Но плачет он не от боли или от желания съесть конфету, а от чувства несправедливости. Ведь он наказан абсолютно незаслуженно! Его совершенно мерзким образом подставили, а родители не поверили его словам. Брату доверяли больше, ведь он был любимчиком в семье. Ему всегда покупали лучше подарок на день рождения и давали больше карманных денег. И вот опять очередная несправедливость! Брат подкинул дохлую крысу маме в кастрюлю с супом, а потом прикинулся паинькой и свалил всю вину на него! Обида, острая жалость к себе и жгучая ненависть к этому маленькому змеёнышу охватили его. Лучше бы тот вообще не появился на свет! С тех пор как брат родился, всё пошло наперекосяк!

Воспоминание пробудило в душе монаха давно забытые чувства. Оказывается, все они ещё живы и по-прежнему мучают его! Неужели от них никак нельзя избавиться?

На вечерней исповеди он обо всём рассказал своему любимому отцу. Монах старался каждый день открывать своё сердце мудрому старцу, чтобы тот мог наложить целебный пластырь на его раны и уврачевать повреждённую грехом душу.

– Отец Пётр, я опять вспоминал своё детство! Я не могу освободиться от чувства обиды и несправедливости. Ведь родители так часто незаслуженно наказывали меня, а брата хвалили и баловали, хотя он постоянно делал им исподтишка гадости!

– Что ты смотришь на сучёк в глазе брата твоего, а бревна в твоём глазе не чувствуешь? Или как скажешь брату твоему: «дай, я выну сучёк из глаза твоего»; а вот, в твоём глазе бревно? Лицемер! Вынь прежде бревно из твоего глаза, и тогда увидишь, как вынуть сучёк из глаза брата твоего!

– Но ведь я действительно никогда не делал родителям гадостей! Почему же они наказывали меня?

– Всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду; кто же скажет брату своему: «пустой человек», подлежит синедриону; а кто скажет: «безумный», подлежит геенне огненной.

– Прости меня, отче! Мне стыдно даже стоять перед тобой! В душе я был гораздо дурнее, чем мой брат, хотя на деле этого и не показывал! Я ненавидел родителей ещё больше, чем он, и хотел делать гадости ещё худшие, чем крыса в супе, но по трусости своей их не делал! И после всего этого считал себя безвинно осуждённым! Простит ли меня Бог за мой ропот?! Хорошо, что я был наказан, ведь этим Господь смирял мое чувство собственной важности и не давал мне причинять вред другим людям. Он, как любящий отец, вразумлял меня и призывал к покаянию. И как же долго я не мог этого понять?! Теперь наконец-то всё встало на свои места. Отныне воспоминание об этих событиях больше не будет вызывать во мне острое чувство обиды и ненависти! Наоборот, оно станет согревать меня. Мысль о том, что любимый Господь всегда заботился обо мне и вёл меня ко спасению, будет приносить радость и отраду моему сердцу. Я буду учиться искать истинный смысл всех событий своей жизни! Гордыня затмевает наши глаза, и мы не видим красоту всего, что с нами когда-либо происходило. Лишь покаяние может смыть грязь с наших очей. Воистину, нам дана великая власть: мы можем изменять прошлое и вместе с Господом творить будущее! Покаяние преображает и освящает прошлое. События, которые раньше были тёмными пятнами на нашей памяти, вспоминая которые мы злились, обижались, жалели себя, благодаря искреннему покаянию преображаются и становятся радостными и светлыми, ведущими к Богу, а значит, и ко спасению. Вся наша прошлая жизнь наполняется смыслом, раскрашивается яркими красками и становится цельным фундаментом для достижения одной цели – полностью отдать себя Богу, тому Богу, который прежде возлюбил нас и отдал Себя нам!

* * *

Случилось то, чего монах меньше всего ожидал: ему предложили стать настоятелем соседнего монастыря. Перед ним встал серьёзный вопрос – как поступить: согласиться на настойчивые уговоры братии или всё-таки подвизаться в родной обители? Трудно самому принимать такое важное решение. Так хочется сбросить это бремя на чужие плечи! И тут вдруг, как нарочно, произошёл удивительный случай. В их монастыре давно уже жил один юродивый Христа ради – отец Кирилл. Это был истинный подвижник благочестия, каких мало осталось в наши дни. Обычно он ни на кого не обращал внимания, а занимался своими делами. Но вдруг, после Литургии, отец Кирилл подошёл к нему и крикнул во всеуслышание: «Уступите дорогу! Что, не видите, что ли, наместник идёт?!» После этого, избегая дальнейших расспросов, юродивый скрылся в своей келье. Этот случай смутил монаха и заставил его задуматься. Вроде бы всё так просто – он хотел, чтобы кто-нибудь принял за него решение, а тут всё складывается как нельзя лучше: ему даётся готовый ответ на мучивший его вопрос. Казалось бы: прочь сомнения и выполняй данные указания. Но что-то в глубине души не давало ему успокоиться, мучило его и не позволяло принять окончательное решение. Вот так и получилось: на одной чаше весов – сердце, которое подсказывало ему остаться в своём монастыре, а на другой – слова святого старца о том, что ему судьбой уготовано место игумена. Ну и как тут принять решение, как не ошибиться и правильно определить Божью волю?