Текст книги "Под откос"

Автор книги: Дмитрий Грунюшкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

10.

Трое боевиков из команды зачистки остановились в последнем тамбуре. В торцевое окно почти ничего не было видно, лишь на фоне чуть светлого неба черные контуры елей стремительно убегали назад.

– Слушай, Маймун, а почему тебя так зовут?

Боевик, которого называли Рамзаном, с издевкой смотрел на своего товарища. Тот проигнорировал вопрос, только темные глаза еще больше сузились. Третий, Ахмат, с неодобрением посмотрел на Рамзана, но тот, похоже, решил поразвлечься.

– Маймун по-нашему – это обезьяна. Ты знаешь об этом? Тебя, правда, так зовут или это кличка?

Раскосый остановился, и внимательно посмотрел в глаза шутника.

– Чего тебе надо?

– Ничего, – пожал тот плечами. – Чего человеку может быть надо от обезьяны? Просто хочу узнать, почему тебя так называют.

– Меня называют обезьяной, потому что я умный и ловкий. А ты баран, потому что тупой и медлительный, – усмехнулся Маймун.

– Что?!

Рамзан рванулся, было, на обидчика, но тот сделал неуловимое движение, пропуская его мимо себя, подтолкнул провалившегося в пустоту противника локтем, а когда он развернулся, у его шеи уже было вороненое лезвие короткого ножа.

– Теперь все понятно? – удовлетворенный Маймун убрал нож от горла оторопевшего боевика, спрятав его где-то в одежде.

– Надо начинать, – сердито напомнил Ахмат.

– Открывай.

Ахмат отпер дверь ключом-трехгранником. В тамбур ворвался грохот колес и холодный ночной ветер.

– Давай, – хлопнул он по плечу Маймуна.

Маймун проверил, хорошо ли сидит в кобуре пистолет, натянул на руки перчатки без пальцев, похлопал ладонями и потер их друг об друга. Покачал ногой железную плиту, поднятую в проеме вертикально, как барьер. Опора выглядела не слишком надежной. Маймун выглянул за дверь.

Слева на торцевой стене вагона был железный короб величиной почти в рост человека. Маймун крепко схватился за косяк двери, встал ногой на плиту-барьер, подтянул вторую ногу, развернулся лицом к проему. Ахмат держал руки перед собой, будто хотел схватить товарища, если тот начнет падать. Но Маймун понимал, что если он оплошает, Ахмат просто ничего не успеет сделать.

Хвостовой вагон мотало нещадно, Маймун балансировал на хлипкой плите. Он глянул на напряженное лицо Рамзана, ухнул, как обезьяна и, вдруг, отпустив косяк, почесал себя под мышкой.

Перепуганный Ахмат дернулся к нему, но Маймун резко выпрямился, подпрыгнул, зацепился пальцами за скобу ступеньки, приваренной под самой крышей вагона, сложился вдвое, упираясь ногами в верхний выступ короба, и, оттолкнувшись от него, одним движением взлетел на крышу.

– Чертова обезьяна! – выругался Ахмат, грозя из двери ему кулаком.

Маймун со смехом помахал ему рукой.

– Начинаем!

Задача была проста, ее исполнение тоже не составляло особого труда. Нужно было пройти весь состав от первого вагона до последнего. Проверить все закутки, чтобы ни один пассажир не оказался в неконтролируемом вагоне без присмотра.

Каждый знал свою роль. Маймун прилег на крышу вагона, крепко зацепился сильными пальцами за выступ, и свесил голову вниз, осматривая левый борт. По равнине состав летел на всех парах, воздух спрессовался и бил в лицо, как мощный шквал. Маймун прищурился. Очки бы не помешали, но и так темно, а в них и вовсе ничего не увидишь. Борт чист, на подножке никто не висит.

Он перекатился к другому борту. Там тоже было все спокойно. Ярко горящие окна коридора отбрасывали на землю прямоугольники света, которые неслись вслед за поездом, как деревенские собаки за машиной.

Маймун поднялся на ноги, присел, и побежал на полусогнутых, ловко балансируя и гася колебания вагона. Левая рука впереди и чуть в сторону, чтобы сохранять равновесие. Правая неподвижно сзади, рядом с кобурой. Он осматривал крышу и сочленения вагонов скорее для спокойствия души, реальной угрозы сейчас отсюда ждать не приходилось. Но он привык все делать на совесть.

Вот и конец вагона. Присесть на колено, пистолет в руку. Ствол ныряет в промежуток между вагонами на мгновение раньше, чем туда проникает взгляд. Чисто. Теперь второй бок «гармошки». Чисто.

Пистолет обратно в кобуру. Теперь надо внимательно смотреть вдоль состава, и ждать, пока «нижняя» группа зачистки выполнит свою часть работы…

Еще пара минут – и конец. Леха понял это пронзительно отчетливо. Надо же, глупость какая – загнуться от холода в разгар лета. Но, черт возьми, это Сибирь, а не Геленджик.

Вагон болтануло на очередном стыке, и застывшие пальцы сорвались со скобы, за которую он цеплялся. Черт! Неимоверно долгую долю секунды он балансировал, сохраняя опору только ногами на узком швеллере. К счастью, вагон качнуло в обратную сторону, дав Никифорову еще мгновение, чтобы вцепиться в ту же скобу мертвой хваткой.

Все, пора что-то делать. Тупо выпасть с поезда и расшибиться к едрене-фене об придорожный столб ему совсем не улыбалось.

Бездумное оцепенение, в котором он провисел между вагонами последние минут десять, спало. Мозг начал работать, и, казалось, даже от движения «шариков» уже стало немного теплее.

Он аккуратно выглянул в сторону, примериваясь к двери. Нет, без шансов. Тут нужен поистине цирковой номер, чтобы до нее добраться. А ведь еще надо ее отпереть. Не в этом состоянии – ему сейчас просто устоять на достаточно устойчивой площадке и то уже достижение. Да и зачем? Внутрь попасть можно и тем же путем, каким он сюда выбрался – через «гармошку». Только что это даст?

Значит, надо на крышу. И бегом к первому вагону.

Сердце Алексея покрылось инеем при мысли, что Ольга тоже в руках этих… Этих – кого? Что, вообще, происходит? Потом, потом. Все разборки на после. Проблемы надо решать по мере их поступления. Сначала выяснить, что с Ольгой. И с детьми.

Складная лесенка, вроде тех, которыми пользуются маляры, приваренная к стенке вагона, была сложена и с помощью цепочки заперта на меленький замок. Китайская дешевая поделка, с которой справится и первоклассник. Да и цепочка символическая, тоненькая. Вот только рядом не было ничего, чем бы можно было открыть или сбить этот замочек.

Да и ладно, тоже, блин, проблема. Леха развернулся лицом к стене, вытянул руку вверх, зацепился за верхнюю скобу. Провис немного, проверяя одновременно крепление скобы и работоспособность застывших мышц. Теперь подтянуться, и дело в шляпе.

Дверь туалета закрыта, но не заперта. Рамзан вскидывает автомат, но Ахмат укоризненно качает головой. Он жмет ручку и резко толкает дверь, одновременно приседая. Туалет пуст. Вперед!

Они медленно идут по проходу плацкартного вагона, поводя стволами по сторонам. Сюда они шли почти беспечно, но сейчас зачистка, а значит, внимание на пределе. Не пропустить ни одного закутка!

Один стоит внизу, страхуя, второй запрыгивает на вторую полку, свесив ноги вниз, и сдвигает сумки на третьей багажной полке – за ними теоретически можно спрятаться. Чисто.

Теперь проверить рундук – багажный ящик под нижней полкой. Пусто. Следующее купе. Роли меняются, но алгоритм тот же – страховка, третья полка, вниз, резко открыть рундук, отпрыгивая в сторону, напарник страхует. Чисто. Следующее купе.

Методично, деловито они зачищали вагон. Мышь не проскочит незамеченной.

Ахмат выдвинулся вперед, оглянулся на задержавшегося напарника, и его скулы стянула гримаса презрения. Рамзан шарил в карманах чьей-то куртки. Он достал бумажник, вытряхнул из него документы, а тонкую стопку купюр сунул в карман разгрузки.

– Кончай шакалить, – с негодованием приказал Ахмат. – Тебе денег мало?

Рамзан зло оскалился, изображая циничную улыбочку.

– Денег никогда не бывает много. Трофеи – это святая привилегия воина.

– Привилегия воина – слава, – отрезал Ахмат. – Подбирать кости – привилегия шакала-мародера. За работу.

Скрипнув зубами, Рамзан все же подчинился.

Багажная полка, рундук, следующее купе. Дверь купе проводника. Ахмат дергает дверь, отскакивает в сторону, Рамзан в приседе заскакивает в купе. Полка, рундук – чисто. Электрощитовая комната, туалет – чисто.

В тамбуре Ахмат достал рацию.

– Маймун, вагон готов, следуем дальше.

– Понял, дальше!

Раскосый поднялся, и одним прыжком миновал межвагонное соединение, чтобы не касаться ногой ненадежной резиновой «гармошки».

Никифоров подтянулся на руках, чувствуя, как похрустывают суставы и звенят заледеневшие на ветру мышцы. Чтобы выбраться на крышу, нужно было еще одно усилие, один толчок, но нога никак не могла вслепую нащупать опору. Он оглянулся назад, выискивая, за что бы еще зацепиться.

И резко пригнул голову, едва не треснувшись зубами об крышу вагона. Там, позади, что-то мелькнуло. Леха до рези в глазах всматривался в темноту, силясь понять, что его насторожило. Мелькнуло? Да тут все мелькает! Мельтешат верхушки елок, светлые карандаши бетонных столбов, пятна света из окон гонятся за поездом по откосу.

Бицепсы заныли от напряжения – весь вес тела теперь приходился только на них. Вот оно! Дорога делала правый изгиб, и последние вагоны четко проявились на фоне неба, светлеющего на востоке, там, откуда они ехали.

На крыше одного из последних вагонов темнела фигура человека. И это было совсем нехорошо. Человек вел себя… правильно. До него было далековато, и видно было плохо… да что там плохо – его почти не было видно. Но даже так было понятно, что он не просто едет на крыше, как мешочник из старых фильмов. Он ИЩЕТ!

Кого ищет? Да меня он ищет!

Леха аккуратно, очень медленно, чтобы не выдать себя движением, как тот, на крыше, опустился обратно. Вот теперь все было действительно плохо.

– Ну, что, басмачи, обложили, – пробормотал Леха.

Что дальше? Времени почти нет. Надо решать. Теперь только обратно в вагон, другой дороги нет. Леха с трудом отцепил скрюченные пальцы от скобы. Перебрался к «гармошке», просунул руку в нее и попытался оттянуть. Пошла! Даже легче, чем в первый раз. Наверное, адреналин хорошенько разбавил кровь, и зарядил мышцы силой. Стоп! Через квадратное окошко в двери был виден человек в тамбуре. Колоритный такой мужик – в классической зеленой повязкой на лбу, с густой бородой и автоматом на плече. Будто только что слез с экрана телевизора из новостей про террористов.

Леха отшатнулся назад. Нельзя туда! Думай! Думай! Анализируй!

Кто-то захватил поезд. Кто, как и для чего – эти вопросы на потом. Людей прогнали в полном составе – это было слышно – в сторону головы поезда. Зачем? Все просто – у захватчиков недостаточно людей, чтобы держать народ на своих местах под контролем. Поэтому их нужно сосредоточить компактно там, где их можно держать под присмотром. Где? Самое «голое» помещение в поезде – вагон-ресторан. Но и его не хватит. Значит, ближайшие к нему вагоны тоже используются как накопитель. Два или три. Возле ресторана как раз плацкартные, более вместительные.

После этого людей можно держать под надзором нескольких человек. А остальных – есть ведь и остальные, иначе такую толпу народа не захватить – послать на окончательную зачистку состава. Вот этим и занят тот, на крыше. Он зачищает снаружи. А значит, изнутри параллельно ему идут еще загонщики. Всех, кого не сгребли «граблями», сейчас вычищают «мелкой гребенкой».

– Попал, Леха! Вот ты попал! – запричитал Никифоров. – Как волк в окладе!

Если вражины не будут тормозить – а они точно не будут – то через несколько минут цепь загонщиков выйдет на него. В плен брать не будут – чего заморачиваться? Пулю в башку – и найдут его тут в кустах лет через несколько, не раньше. Сибирь, чай, а не густонаселенная Европа.

Внутрь нельзя, на крышу нельзя. Куда остается?

В метре внизу с бешеной скоростью несся щебень насыпи, едва видные в темноте шпалы сливались в монолит.

– Ну уж нет, – нервно засмеялся Леха. – Что я вам, Джеки Чан что ли?

Обычно Ольга хорошо переносила дальние поездки в поезде. И спала замечательно, как в колыбели. Но сегодня все ее отвлекало. Перестук колес, мелькающие за окном огни редких сел, резкие гудки близкого локомотива, просачивающийся сквозь окно запах дыма. Она лежала в своем купе с открытыми глазами, и ни о чем не думала. Обрывки плохо связанных между собой мыслей кувыркались в ее голове, никак не зацепляясь друг за друга в стройную цепочку.

Лицо Алексея стояло перед ней. Он в нее влюбился, это понятно было любому. А ей – лучше всего. И самое ужасное, что ее саму тянуло к этому простому, сильному и надежному мужчине. Почему она сопротивляется? Почему не позволит себе отдаться течению?

Сашка? Когда она вспоминала его, сердце сжимала тоска. Но боль потери давно уже притупилась. Она уже не резала душу осколком стекла, а мягко, но сильно поддавливала грудь. Эта боль уже позволяла дышать. И, странно, но она стала какой-то… светлой! Разглядывая Сашкины снимки, Ольга уже не ревела, а все чаще улыбалась, хотя слезы были где-то совсем рядом. Их разделяла невидимая прозрачная стеночка, пленка. Ты улыбаешься – а глаза становятся мокрыми. Сжимаешь зубы, чтобы не плакать – и куда-то уходит улыбка.

Нет, не Сашка держит ее. Сама она себя держит. Сашка… был… добрый. Он бы ее отпустил. Он уже ее отпустил. Но если она найдет другого – Сашка умрет окончательно. Он больше не вернется к ней даже во сне.

А может быть, наоборот, это она держит Сашку? Может это из-за ее слепой любви, больше похожей на самоистязание, он завис между мирами?

Ольга совсем запуталась, и застонала, закрыв лицо руками.

– Ну что ты все маешься? – недовольно проворчала Светлана. – Сама не спишь, и мне не даешь.

– Не знаю я, что делать, – рывком села Ольга. – Боюсь. Одна на всю жизнь остаться боюсь. И связаться с кем-то – тоже боюсь.

– Чего бояться-то? – искренне удивилась Кобра. – Мужик в доме нужен? Нужен! Пацану отец нужен? Нужен. Или ты хочешь его на свои учительские гроши поднимать? Он к тебе как?

– Не знаю, – пожала плечами Ольга. – Кажется, любит.

– Ну! Тем более! Вот дуреха. А сама вон как мучаешься, значит, тоже влюбилась.

– Да ну тебя! – Ольга смущенно засмеялась.

– А чего такого? Видела я твоего – они в тамбуре с Максимом сидели, когда ты вернулась. Нормальный, вроде, мужик, руки-ноги на месте. Крепкий. Простой только какой-то, ну да ты других и не ищешь.

Ольга зарделась. «Твой». От этого слова ей почему-то стало приятно.

– И что мне делать?

– Да ничего, – засмеялась напарница. – Не отталкивай, не мудри. Остальное он сам сделает, если не дурак.

– Все у тебя так просто, – засмеялась Ольга. – Пойду, покурю. Подумаю.

Она накинула спортивную куртку, и вышла в коридор. На душе полегчало. Вроде, ничего не случилось, а прозвучали слова – и из груди словно дым вытянуло.

Навстречу по коридору топали две девочки из старших классов.

– Вы почему еще не спите? – с напускной строгостью нахмурилась учительница.

– Не хочется, – дерзко ответила одна.

А вторая негодующе хмыкнула:

– Совсем как мартышек в зоопарке нас держите! Не бойтесь, не сбежим!

Ольга посмотрела им вслед, и недоуменно пожала плечами.

В тамбуре было почти свежо. Это в обычных вагонах дым чуть ли не в сжиженном состоянии висит. А тут всего пара-тройка окурков в пепельнице. Кто-то из старшеклассников балуется втихаря. И Алексей, наверное, покурил.

– Ой, старуха! С ума сходишь! – покачала головой Ольга, поймав себя на том, что разглядывает окурки, гадая, какой из них оставил Алексей.

А, может, прямо сейчас пойти к нему?

От такой неожиданной мысли сердце учащенно забилось. А что? Просто прийти – и все. Как в омут головой. Не давая себе времени подумать, Ольга дернула дверь. Она не поддалась. Покачала ручку туда-сюда. Нет, ее что-то держало.

Ольга вздохнула со странной смесью облегчения и разочарования. Ладно, утро вечера мудренее. Наверное, проводница дверь заперла. И правильно, так детвора сохранней будет.

Дверь в купе проводников была открыта. Проводница – женщина чуть за тридцать с крашенными в «платину» волосами – возилась с путевыми документами. Ей можно было только посочувствовать, рейс был явно неудачным. Навару с таких пассажиров не поимеешь, зато хлопот полон рот. Одно хорошо – непьющие.

– Доброй ночи, – улыбнулась Ольга. – Вы только не забудьте утром дверь в тамбуре отпереть, хорошо? К нам прийти могут.

Проводница несколько секунд смотрела на нее сонным непонимающим взглядом.

– А что, дверь кто-то запер?

– А теперь докладывай подробнее, – потребовал генерал Трофимов. – Что за ерунда происходит на вверенном нам участке?

Капитан Белов подобрался, напыжился, про себя формулируя доклад.

– Да не тужься ты, – махнул рукой начальник. – Не ровен час – вытужишь чего-нибудь.

– Ситуация такова, – чуть расслабился дежурный офицер. – На связь с управлением ФСБ по телефону вышли неизвестные, назвавшие себя Освободительной армией великого чеченского джамаата. По их словам, дополнительный поезд на Москву захвачен их боевой группой. Пассажиры взяты в заложники. Сейчас пробивается список пассажиров. Через час состав пересечет границу области и будет в нашей зоне ответственности. Поэтому оперативный штаб решено сформировать на базе нашего управления.

Трофимов выразительно посмотрел на потолок.

– Так точно, – кивнул Белов. – Там уже в курсе. Выйдет на связь с минуты на минуту.

– Что еще?

– Террористы утверждают, что в их распоряжении находится портативное ядерное устройство.

Генерал откинулся в кресле, поджав губы. Вот и выплыли «изделия». В совпадения он не верил. Как же ты, Мирон, старый черт, мог такое прозевать? Прямая вина, конечно, на военных, но обеспечение безопасности с ФСБ никто не снимал. Похоже, на днях одним представителем старой гвардии в руководящем звене «конторы» станет меньше. И хорошо, если только должности лишится. Могут и погоны полететь. Вместе с головой.

– Что это еще за Джамаат такой?

– По нашей базе не проходит. В международном списке тоже не значится. Федералы пока молчат.

Трофимов поморщился. Понятия «федералы» и «регионалы» прочно вошли в лексикон. А ведь когда-то «контора» была единым целым, и люди на периферии чувствовали себя неотъемлемой частью огромной машины.

– Как они вышли на связь?

– По телефону, – хмыкнул Белов. – По обычному мобильному телефону. Сейчас работают с номером.

– Из поезда или сообщники в городе?

– Есть странность. Номер обычный, локализован в городе. Но, судя по всему, звонят из самого поезда.

– Чего ж странного, – пожал плечами Геннадий Михайлович. – Банальная переадресация звонка. Что-то вроде коммутатора. Звонят на него из поезда, а тот делает сброс на один из телефонных аппаратов, которых может быть хоть сто. Мы его отслеживаем, находим в багажнике какого-нибудь такси или в мусорном баке. А следующий звонок поступает уже с другого аппарата. А, Евгений?

Майор службы технического обеспечения Евгений Жердев, который возился рядом с аппаратурой, согласно кивнул головой.

– Вполне может быть и так. Проверим.

– Какие требования?

– Пока никаких, хотят говорить с полномочными лицами.

– Ясно, – шумно вздохнул Трофимов. – То есть – ни хрена ничего не ясно.

– Товарищ генерал, «Башня» на связи!

– Давай на «громкую», – распорядился Трофимов.

Позывной «Башня» принадлежал Федеральному оперативному штабу. Геннадий Михайлович поймал себя на том, что машинально подтянулся и расправил плечи.

– Здравствуйте еще раз, – прозвучал из динамиков голос Храмцова.

– Надо было идти не в менты, а в циркачи, – в сердцах выругался Никифоров.

Он высунулся за угол вагона, надеясь хоть там присмотреть что-то, что помогло бы ему спрятаться, и получил в лицо такой мощный удар спрессованного скоростью воздуха, что на несколько секунд ослеп. Ничего полезного там не было, да и быть не могло.

Можно было, конечно, перебраться на боковую стенку, и повиснуть, держась руками за поручни двери, но какой в этом смысл? Оставалось одно – лезть под вагон. Это было настолько невозможно, что ему стало смешно.

– Цирк какой-то! Кино и немцы!

За что бы тут зацепиться? Темно еще, плюс ко всему! Особо и не приглядишься. Леха обратил внимание на какой-то то ли шланг, то ли кабель, который выходил из-под вагона и был прицеплен к стене вагона чем-то, похожим на «пистолет» на бензоколонке. Подергал его. Нет, хлипковатое сооружение, не внушает доверия. Да и к электричеству он с детства питал некую опаску. Даже лампочку выкручивал, побаиваясь, что «дернет».

Он присел, прижимаясь голой спиной к ледяной стенке, и рукой ощупал швеллер, на котором стоял. Замечательно! Приварен он был не сплошняком, а точечно, по-нашенски. Леха быстренько вытянул ремень из джинсов, протолкнул его в щель между швеллером и стенкой, пропустил конец через пряжку, сделав петлю, и затянул ее. Вот и первая точка опоры.

Повернулся лицом к стене. Намотал ремень крепко на правый кулак. Левой пошарил за углом вагона, нащупывая поручни. Есть вторая точка!

Все происходило будто не с ним. Он словно наблюдал свои действия со стороны, по телевизору.

Сбросить тапочки – может какой путевой обходчик найдет и приспособит под свои нужды, а ему они сейчас только помешают.

Теперь присесть как можно ниже. Весь вес на руки, напрячься! Вроде, получается!

– Он сказал – поехали!

Тело отказывалось слушаться самоубийственного приказа мозга, Леха даже вскрикнул негромко от натуги. Хотя мог и во все горло заорать – никто бы его тут не услышал. Он все же смог заставить свои ноги оторваться от спасительной опоры, и выбросил их, как выстрелил куда-то туда, в темноту, в грохот, в неизвестность – лишь надеясь, что они сами найдут ступени вагонной лестницы.

Ему опять повезло. В какой-то степени. Он попал одной ногой как раз между ступенями, зато вторая со всего маху влепилась босыми пальцами в какой-то угол. От дикой боли потемнело в глазах. Хотя, куда уж тут темнеть – и так хоть глаз коли. Подвывая, он пристроил и вторую ногу на лестнице, пытаясь как-то на ней закрепиться. Сейчас он бы с легкостью променял свою цивилизованность на то, чтобы вернуться по дереву эволюции Дарвина и заиметь цепкость обезьяньих лап.

– Смотри, Ахмат, волчонка поймал! – Рамзан грубо рассмеялся, показывая пальцем в рундук.

Мальчишка лет шести действительно был похож на затравленного волчонка. Он лежал в рундуке между большими сумками и сжимал кулачки, явно собираясь дать бой.

– Тебя в багаже везут? – снова засмеялся Рамзан.

– Мать его спрятала, – не поддержал игру Ахмат. – Смелая женщина. Вылезай, пацан.

– Вы меня застрелите? – недоверчиво спросил мальчишка.

– Мы не воюем с детьми, – уверил его Ахмат. – Вылезай, и иди в сторону первого вагона. Там найдешь свою мать.

Он помог мальчишке выбраться из ящика, и подтолкнул его в спину.

– Не вздумай снова спрятаться. Будет плохо.

Рамзан проводил взглядом ребенка.

– Добрый ты, Ахмат, – скривился он.

Напарник пожал плечами.

– Зачем быть злым? Кто сильный – всегда добрый.

– А я, значит, слабый? – прищурился Рамзан.

– Значит, слабый, – спокойно ответил Ахмат. – Давай, вперед!

Еще купе. Верхняя полка, Ахмат «держит» рундук, Рамзан стволом автомата проверяет багажную полку над коридором. Теперь рундуки. Чисто. Двухместное купе проводников. Рабочая комната. Электрощитовая. Туалет. Тамбур.

– Маймун, последний вагон остался. Начинай.

– Понял, последний вагон!

Маймун перепрыгнул на крышу следующего вагона. Дальше были три вагона с заложниками, вагон СВ, где оборудовали штаб, и еще два вагона, которые нужно зачистить.

Борта вагонов чистые. Дальше можно не слишком спешить.

Он спокойным шагом двинулся вперед, чтобы проверить межвагонное соединение.

Все замечательно! Такое не каждому акробату под силу. Но под вагоном только ноги! Тело от пояса и выше все так же торчало снаружи. Правая рука, обмотанная ремнем, надежно держала его на весу, но она же и мешала затолкать туловище под вагон.

Леха уже даже отцепил левую руку от поручня, потратив на это уйму душевных сил – так страшно было терять опору. Он скрутился, лег грудью на правый локтевой сгиб. Черт! Плечи слишком широкие! Не пускают, упираются! Накачался, блин!

Надо «сдать» один виток ремня с кулака. Черта с два! Я же только на нем и держусь! Только эта кожаная лента не дает мне расшибиться в кисель. Надо!

Он попытался повернуть кулак так, чтобы одно «кольцо» соскользнуло, и дало ему провиснуть на требуемые сантиметров десять. Но кулак свело, мышцы не слушались.

– Давай, майор! Приказываю! Отпусти этот хренов ремень!

Когда начался шум, мама схватила Павлика в охапку, и засунула в ящик под нижней полкой. Он уже спал в это момент. Проснулся уже по настоящему там, в душной темноте. И не мог понять – спит он или нет. Наверное – нет. Глаза мамы никогда не были такими страшными.

– Ни звука! – приказала она. – Лежи здесь, пока я не приду!

И он лежал. Ему было страшно, невыносимо страшно. И еще очень хотелось писать. Но он терпел. Теперь он должен послушаться этих страшных дядек с оружием, и найти маму. Но сначала нужно пописать.

Он заскочил в туалет, сдернул штанишки, опорожнил мочевой пузырь и, как положено, нажал на педальку, смывая воду.

Леха уже почти смог себя заставить отпустить ремень, даже вывернул кулак, как надо. Осталось только разжать пальцы, чтобы дать лишнему витку ремня выскользнуть. Но те сжались намертво. Ну, давай! Еще немного!

И вдруг в бешено грохочущей кромешной тьме блеснуло пятно света, и в лицо хлестнула струя жидкости. От неожиданности Никифоров вскрикнул. Пальцы разжались сами, злополучное кольцо ремня все-таки соскочило с его кулака, и он проскользнул под вагон.

Маймун насторожился. Кто-то крикнул? Или ему показалось? Он присел, вытянул пистолет перед собой, и подскочил к межвагонному соединению. Ничего. С другой стороны тоже. Он посмотрел еще раз, более внимательно.

Да нет, почудилось. Осмотр снаружи – чистая перестраховка. Это не Голливуд, у нас ездят только внутри вагонов.

– Последний осмотрен, жду вас, – доложил Маймун.

– Сейчас закончим, три минуты, – ответил из рации голос Ахмата.

Все шло по плану. Как и говорил Руслан.