Текст книги "Внимание… Марш!"
Автор книги: Дмитрий Сенчаков
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
Глава 2. Тимур и его коммандос
Майор Мордатенков изваялся в центре станции метро «Ленино» первым. Достойный экземпляр бывшего советского борца вольной борьбы. Он не был ни крупным, ни высоким, ибо в своё время боролся в средних весовых категориях, зато обладал мощным торсом и толстыми ручищами, заканчивающимися внушительными пятипалыми клешнями. Облик венчала тяжелая, угрюмая и рябая ряха, один вид которой вгонял былого соперника в депрессию. Так что своё фамилие Мордатенков оправдывал на все сто двадцать процентов. Под мышкой у майора была папка для бумаг из псевдокрокодиловой кожи вечно молодого, но замученного в неволе дерматинца.
Я подкатил вторым. То есть, первым из оболтусов.
– Здрасти, Порфирий Денисович.
Майор кивнул. Посмотрел на часы. Я тоже посмотрел. На его часы. Ух, ты, «Командирские»! У оставшихся оболтусов было в запасе ещё три минуты. Это означало, что им предписано явиться следующим поездом. Иначе – кирдык: опоздают. И один всё-таки опоздал. Новобранец Мазут приехал на один состав позже. Майор обжёг его взглядом классовой… Нет, ненависти там не было. Скорее досада. Причина досады выяснилась на автобусной остановке. 151-й только что отвалил. Следующий – через двадцать минут. 3-я Радиальная – улица глухая. Обслуживается единственным маршрутом. На такси денег не было, да и не по чести. Впрочем, и самих такси тоже не наблюдалось ни возле метро, ни в отдалении.
Мы подавленно тупили в асфальт. Майор помолчал-помолчал, но всё-таки решил проехаться по виновнику:
– Вот что ты за человек такой, без пяти минут рядовой Мазу́т?
– Ма́зут, – поправил тот его. – Ударение на первый слог. Кирилл Ма́зут.
Кирка – метатель молота. Кандидат в мастера спорта. Как и полагается молотобойцу – рост его под метр девяносто, а вес – сто двадцать килограмм тщательно отобранных и ладно пригнанных рельефных мускулов.
– Да и хрен с тобой. Ма́зут, так Ма́зут. Почему ты опаздываешь, когда я тебе вчера точное время назначил?
– Надо было на десять минут раньше назначить, – пытается защитить Кирку Лёнч. – Тогда бы точно на тот автобус успели.
– Я сам знаю, что и куда мне назначать, – тихо возразил Мордатенков. – А ты – сопляк ещё.
– Конечно, сопляк.
Лёнч вовсе не собирался с ним спорить.
– Я вообще под стол пешком ещё хожу.
В Лёнче почти два метра росту. Он – кандидат в мастера спорта по прыжкам в высоту. Мордатенков задрал ряху и впёрся в ясно-голубые Лёнчевы очи. Белобрысая башка Лёнча застилала майору солнце и отбрасывала на него тень.
– Я тебя запомнил. Вид млекопитающие, род разнообразные, отряд верзилы.
Потом опустил взгляд на меня.
– Ну, с тобой всё ясно. На День Победы с Дёминым водку пили про тебя.
На всякий случай я решил не выяснять, что ему там про меня ясно. Тем более под водочку. Мордатенков пристально посмотрел на четвертого оболтуса. Им был Равиль. Средневик. Для тех, кто в танке: бегун на средние дистанции, 800 и 1500 метров. Кандидат в мастера спорта. Равиль – самый молчаливый из нас. Едва ли он вообще когда-либо затевал разговор первым. А отвечал обычно односложно, да и то, если кто прямо в глаза ему смотрел, допекал навязчивостью: ты, вот, ответь мне, старичок!
Майор закончил визуальный анализ участников квартета и решил обратиться к нам с речью, тем более, что до автобуса оставалось ещё минут десять, а на остановке никого, кроме нас, не было.
– Я не случайно отобрал четверых кандидатов в мастера спорта СССР. Не случайно один из вас – спринтер, другой – метатель, третий – прыгун, а четвертый – бегун на длинные дистанции…
Равиль полоснул майора взглядом. Но поправлять его тем, что он средневик, а не стайер2727
Стайерские дисциплины – 5000 м и 10 000 м. Средние дистанции – 800 м и 1500 м.
[Закрыть], не стал.
– Да-да, – продолжил майор. – Именно в таком порядке. Ставлю стратегическую задачу. В конце июля у нас войска.
– А мы успеем научиться стрелять? – осведомился неугомонный Лёнч.
Майор побелел, но не успел открыть рот.
– Не перебивай майора, – замирительно пробасил Ма́зут.
Животворящая порция крови вновь наполнила ряху Мордатенкова. Он кивнул Кире.
– Войска – это войсковые соревнования. Съедутся связисты-спортсмены со всех округов. Соревнования командные. Индивидуальные места не награждаются. Но учитываются. В команде – четверо. Зачёт идет по первым трём. День первый: сто метров в сапогах, метание гранаты, полоса препятствий. День второй – три километра по пересечённой местности. Задача проста – московские связисты-комитетчики должны выиграть. Задача ясна? Не слышу!
– Ясна, таарищ майор…
– Задор где?
– Будет задор, таарищ майор.
– Смотрите мне, бойцы. Я за вас краснеть не намерен. Просрёте войска – распущу спортроту к чёртовой матери. Отправлю в регулярные части советской армии. Понятно?
– Понятно, таарищ майор, чего уж там.
Показался жёлтый автобус. На табличке желанные цифры: «151». Мы вздохнули и полезли в узкие двери «лиаза». Водила поддал газку. Запели клапана, застучал коленвал. Автобус тронулся. Миновали главный вход в Царицынский парк. Пересекли по дамбе цепочку прудов. Долго ехали через лес. Конечная остановка: шестой микрорайон Загорья. КПП. Войсковая часть № 61608. Всё серьёзно: войска правительственной связи КГБ СССР.
Майор сдал оболтусов каптёру и велел тому заняться новобранцами. Ефрейтор Чевапчич к заданию отнёсся с особым рвением. Подобрал каждому элементы обмундирования. Даже на тощую каланчу Лёнча нашёл гимнастёрку. Сапоги выдал облегчённые, без гвоздей в подошвах. Отгрузил ремни, пилотки, портянки, подворотнички, погоны, петлицы.
– Вы, – раскомандовался каптёр, – сейчас в душ пойдёте, а потом обратно ко мне в каптёрку. Одевать вас буду по уставу, как положено.
Всей толпой, с оглядкой на субординацию, пересекли казарму, плотно заставленную двухъярусными железными кроватями. Бойцов в казарме не было. Где-то на том конце дверь в коридор, там ещё одна – в солдатскую душевую. Каптёр выдал мыло, мочалку, полотенце. Сейчас, говорит, сбегаю за цирюльником.
– Отставить цирюльника, – лениво махнул рукой майор Мордатенков. – Ребята они спортивные, космы не носят. Советскую армию не опозорят.
Ефрейтор Чевапчич с недоверием взглянул на майора, но спорить не стал. Так майор Мордатенков заработал дополнительные очки в наших глазах. В армию нас забрали, но не забрили. Факт!
Сгрудились под душем. В холодном кране напора не было. Так, тонюсенькая струйка. Пришлось побрызгаться кипятком.
– Плац поливают, – интуичит Лёнч. – Прибивают пыль.
– Может, картошку на кухне моют? – предположил я.
– Поздно картошку мыть. Её уже бы и почистить пора. Супец зарядить. А то к обеду не поспеть.
– Успеют. Жиденькое что-нибудь на-гора́ выдадут. Чего им напрягаться? Не спецбуфет…
– Кстати, у них тут буфет есть? – зажигается Кира. – Мне на армейских харчах наверно и сутки не протянуть.
– Вот Чурило! Тебе разве мамка сала не дала? – съехидничал Лёнч.
– Дала, – кивнул Ма́зут. – И надолго хватит того сала? Ты же сам у меня его просить будешь.
– Да наверняка тут и буфет, и магазин есть. Спросим у майора, – замирил я коллег.
– Оно ж, когда с хавчиком непонятки, рыскать начинаешь, – оправдывается Кирилл. – Пятый угол искать.
Хмыкнули. Обтёрлись вафельными полотенцами. Облачились в форменные синие сатиновые трусы. Схватили в охапку гражданское. Пошлёпали босиком в каптёрку.
Заходим, в каптёрке тихо. Ефрейтор Чевапчич сидит на табуретке. На коленях – гимнастёрка. В руках иголка с ниткой. Майор сидит в углу на стуле, журнал «Советский воин» листает.
– Явились? – оторвался от чтения майор. – Ефрейтор всем погоны приторочил, и даже два подворотничка подшил. Разбирайте – чьи гимнастёрки?
Мы обалдело посмотрели на каптёра.
– Я подумал, чего ждать-то? Дело хоть и немудрёное, но для вас – новое. Быстрее самому пришить. И дело с концом. Вот и третья готова.
Ефрейтор Чевапчич встал. Протянул Лёнчу его длиннющую гимнастёрку с новеньким белым подворотничком.
– Носи, рядовой!
– Спасибо, ефрейтор! Век не забуду! – чеканит Лёнч. – Проси, что хочешь!
– Как-нибудь сочтёмся, – уклонился каптёр от неудобного разговора при майоре.
Оставалась моя гимнастёрка. Я воспользовался тем, что иголка и нитки лежали на краю стола, схватил их и быстро вдел одну в другую. Бабуля у меня портниха. Я с детства шил из её лоскутов игрушечные распашонки для плюшевых медвежат и одеяльца для пупсиков сестрёнки. Приторочить подворотничок не составило труда. Майор с ефрейтором впечатлились.
– Не знал об этих твоих талантах, – признался Мордатенков. – Что скажешь, Степан Остапович? – обратился он к каптёру.
– Белошвейка! – уважительно подтвердил ефрейтор Чевапчич.
Мы зярядили ремни в штаны. Как смогли, облачились в форму. Та топорщилась складками и не торопилась пообмяться вокруг рельефных фигур. Напялили пилотки.
– Теперь будете мне честь отдавать, – напомнил майор.
– Так точно, таарищ майор, – подтвердил Лёнч, наш «язык без костей», и отдал честь обеими руками.
– Звёздочки на пилотки не забудьте нацепить, клоуны.
Майор прошёлся взглядом от пилоток вниз по форме и споткнулся о наши голые лодыжки.
Я проследил за его взглядом, пошевелил голыми пальцами ног и ляпнул:
– Да, мы босекомые. Но вы, надеюсь, не босекомоядный?
Новобранцы прыснули. Ефрейтор Чевапчич испуганно посмотрел на майора. На ряхе майора не дрогнул ни единый мускул.
– Здесь тебе не КВН, – отрезал он. – Масляковых тут нет. Служивые юмор не понимают. Они солдафоны. Степан Остапович, будь другом, покажи духам, как мотать портянку.
Помучались с портянками. Кое-как разместили ноги в сапогах.
– Майор Мордатенков, разрешите обратиться! – осмелел Лёнч. – Может в наше особое положение войдут и черные форменные носки? Вон они у ефрейтора Чевапчича на складе имеются.
– Отставить носки, – распорядился майор. – Носки к ботинкам положены, а не к сапогам. Сотрёте в хлам ноги, пропишут вас в лазарет, а кто на войска поедет?
– Так мы в портянках тем более сотрём, – не унимается Лёнч.
– Освоите науку правильно мотать портянку – не сотрёте. Проверено ещё царской армией. Усекли?
– Так точно, – торопится Кирка обломать уже распахнувшего пасть Лёнча.
– Парадную форму позже выдам, – осторожно вступил каптёр, стараясь погасить потенциальный конфликт. – Там и носки и ботинки. Всё будет, как положено.
– Отделение, слушай мою команду! – сменил тему майор. – В одну шеренгу становись! Направо! В столовую, шагом… арш!
– А где столовая? – делая ать-два, таки подключает Лёнч свои голосовые связки.
– Отставить разговоры, я иду с вами.
Спустились по широкой лестнице. Миновали стенд «История спортивного общества “Динамо”» – справа орден Ленина, под ним текст, слева бегун с олимпийским факелом, форма огня которого стилизована под силуэт голубя мира. Вынырнули из казармы на плац. От него поднимался пар. В душевой Лёнч был прав – молодые бойцы недавно полили его. Стенды с фазами строевого шага сменились кустами сирени. Те, в свою очередь, елями. Где-то там высился обшарпанный козырёк столовой, над которым возвышался лозунг «Мир отстояли – мир защитим!» К дверям вели пять ступенек, на которых майор распустил строй.
Влились в армейский коллектив. Личный состав войсковой части 61608 дружно долбил алюминиевыми ложками по дну и стенкам неприхотливых фаянсовых тарелок. Облизывал эти ложки и вновь набирал в них наваристый гороховый супец. Ряды столов увенчивались бритыми, вихрастыми, чубатыми, лысоватыми и прочими головами, которые как по команде повернулись в нашу сторону. Электричество сотен пар глаз парализовало наш порыв. Надавило на психику. Остудило голод. Пришлось применить защитную реакцию организма. А именно: вдавить головы в плечи, прижав уши по швам, и отступить вглубь столовой, туда, где свет солнца из окон сменяется мраком люминесцентных трубок, засиженных мухами. Мрак был тем гуще, чем больше перегоревших трубок нависало над столами.
Майор подвёл нас к столу, накрытому на восьмерых. В центре стола возвышалась кастрюля с супом, накрытая крышкой.
– Запомните свой стол, бойцы. Здесь кроме вас никто никогда сидеть не будет. Если кого застукаете – гоните в шею. Усекли?
Я удивлённо приподнял веко…
– Но ведь накрыто на восьмерых…
– Ну? – устало вопросил майор.
– А нас только четверо, – на всякий случай напомнил я.
– Ну, и? – Мордатенков никогда не терял терпения. – Делай выводы, умник. Делай!
– Да чё там делать выводы, – воодушевился Кирилл. – Каждому по две порции!
Майор удовлетворённо хмыкнул:
– И среди спортсменов иногда встречаются сообразительные особи.
– Чем больше в армии дубов – тем крепче наша оборона, – оправдываюсь я, но на меня никто не обращает внимания.
– Спасибо вам, таарищ майор! – поблагодарил Ма́зут и пристроился в центре стола. Глаза его предательски заблестели. Вот так и продают Родину.
– Сам был спортсменом, знаю каково это всё. На самом деле как минимум двоим из вас и так положено усиленное питание, так как рост выше ста девяносто. Так что я не особо и старался, – подытожил майор и покинул место действия.
Шаркнули задвигаемыми стульями. Протёрли ложки салфетками. Ма́зут уже разливал половником гороховый суп. Казалось – кастрюля бездонная.
– Да тут не на восьмерых, а на целый взвод! – удивился Кирка. – Ну и майор! Кому расскажи – не поверят.
– Ага, – не унимался Лёнч, – сам-то отправился по офицерские харчи.
– Не выдумывай, – осадил его я. – Офицерам дают то же самое. Просто у них там поуютнее, наверно, вон, за перегородкой…
Наворачиваем суп, подливаем добавку. Жизнь удалась… Но что-то не то! Озираемся и осознаём, что фокус внимания по-прежнему наведён на нас. Только сотни пар глаз смотрят уже по-другому. Далеко не с праздным любопытством. Одни, те, что попроще – с завистью. Другие, поизощрённее – с ненавистью.
Опа! Подставил нас майор, оказывается. В наши планы никак не входила конфронтация с дружным интернациональным коллективом бойцов-связистов. Сотрудников спецслужбы, обученных фирменным приёмчикам.
Тем не менее, когда прикончили суп, на ура пошла гречка с тушёнкой. По телу приятно разлилось наркотическое опьянение сытостью. Затуманилась перспектива. Отяжелели ляжки.
Майор вернулся к нам ещё до того, как был допит последний компот.
– Что, бойцы, никак не нажрётесь? Поспешите. Вам сегодня ещё устав читать и присягу учить.
Прозвучало сиё не очень соблазнительно, особенно на фоне основательно придавленного червячка.
– А вечером, дяденька майор, опять по домам отпустите? – прикалывается Лёнч, в силу некрупного желудка не так ярко разморенный от еды, питья, тепла, как мы, но не менее нас впечатлённый особой какой-то широтой коллективной армейской души.
– В лоб хочешь? – без злобы срезал его майор.
Неторопливо оглядел нас и негромко добавил:
– Домой завтра отпущу.
Ряха Мордатенкова не выражала ни единой эмоции. Трудно было понять, говорит он правду, или прикалывается в ответ на Лёнчеву вольность.
– Опа! – вылетело из меня.
Новобранцы переглянулись. В глазах четвёрки сверкали восторг, изумление, недоверие, «чёрт возьми» и «йоп тваю мадь».
– Зубрите присягу. Завтра полковника Крыжопого приведу. Лично будет принимать.
– Начальник военной части? – удивился Кира.
– Самый главный начальник! – майор поднял вверх указательный палец. – Выше него здесь только антенны в лесу. А уж выше тех только звёзды.
– А на присягу автомат выдадут? – с театральным придыханием выступил перевозбуждённый Лёнч.
– Без автомата в руках не присягают, – это была наверно третья или четвёртая фраза Равиля за весь этот долбаный день.
– Стайер дело говорит, – кивнул Мордатенков. – Дам вам автомат.
Равиль поморщился на слово стайер, но возражать не стал.
– И рожок дадите? – не унимается Лёнч.
– И магазин к нему дам.
Мы переглянулись.
– Без патронов, – добавил майор и осклабился.
– Это правильно, – вмешался я. – На фотографиях мамки не увидят, заряжен автомат или не заряжен. Готов ли их малыш к труду и обороне, или только к труду. Дулом бесполезного незаряженного автомата землю на огороде рыхлить.
Лёнч с Кириллом заржали.
– Я предупреждал, здесь не КВН, – оборвал майор.
– А в армии КВН – это глагол, – не унимался я.
– Не понял? – Мордатенков приподнял бровь.
– На выбор: Капитан Выдаёт Наганы или в Казарме Воняет Ногами.
Лёнч прыснул, а Ма́зут от смеха завалился на стол, чуть не спихнув пустую кастрюлю.
– Да Кому Вы Нужны? – не растерялся майор.
Настала пора Равиля. Он растянул тонкие губы в одобрительной ухмылке. Рядовой состав части принялся фокусировать в нашу сторону не только глаза, но и уши.
– Какой Вы Настойчивый, таарищ майор, – не сдавался я.
Ржач за столом разгорался. Потихоньку подтягивались рядовые, ефрейторы и сержанты.
– Кретины Вечно Ноют, – с догматическим оттенком утешил меня Мордатенков.
Кира трясся, хватал ртом воздух уже не в силах издавать звуки. Солдатики посмеивались за компанию, но, пропустив исток разговора, не до конца понимали смысл происходящего.
– Куда мне до Кандидата Военных Наук, – пожал я плечами.
– Если надо, Камера Всегда Найдётся, – многозначительно ответствовал майор.
Смех оказался заразен. Эпидемия стремительно распространялась по помещению столовой, опережая грипп в сотни раз.
– Ну что ж, если ограничат свободу, буду Ковырять В Носу.
– Смотри, боец, однажды доковыряешься! В носу проходит Кабель Высокого Напряжения.
После этой реплики майора уже вся часть бурно и продолжительно ржала, то скатываясь в колики, то подступая к икоте. Но это были не те Бурные и Продолжительные, которые естественным образом, подчиняясь закону эволюции, переходят в Овации. Эти «Б» и «П» перешли в Истерику.
– Отставить смех! – гаркнул Мордатенков на всю ивановскую.
Личный состав, как мог, пришёл в себя и отдышался.
– Отделение, равняйсь! Смиррна! Вольно. Разойдись… Пошли в казарму, кавээнщики хреновы.
Майор посмотрел, как я унываю и размазал меня, словно сине-зелёную плесень:
– Коллега, Выше Нос!
Ласковое майское солнышко. Оливковая зелень. Чирикают птички. Однако… Казарму мы миновали. Промелькнули пятнадцать стендов с гербами социалистических республик. Вскоре стало понятно, что движемся к КПП. Майор подвёл нас к таксофону.
– Двушки у всех есть, или угостить? Каждому – две минуты. Доложить мамкам, что всё в порядке. Сыты, обуты…
Мы вновь переглянулись. Мордатенков и это учёл. А ещё учёл, что суббота. Родные в этот час, скорее всего дома. Уборка, стирка, глажка. В продмаг было с утра хожено. Если кто в гости куда собирается, то это, наоборот – позже.
– А можно ещё девушке позвонить? – взмолился Ма́зут.
– Тебе – можно, – утвердил майор.
– А мне? – на всякий случай вмешался Лёнч.
– Тебе – нет, – безапелляционно отрезал Мордатенков. – Кто ещё хочет позвонить девушке?
Мы с Равилем промолчали.
– Несправедливо это, товарищ майор, – проворчал Лёнч.
– Та-ак, – полюбопытствовал Мордатенков, – ты ту́т будешь бунтовать, или петицию вышестоящему руководству напишешь?
– Кира сегодня опоздал, а вы ему разрешаете дополнительный звонок. Мне не разрешаете, а у меня нет дисциплинарных взысканий.
– Я тебя предупреждал, что я тебя запомнил? Так вот, будешь выступать – не скоро тебя забуду.
Обломанный Лёнч опустил глаза.
– Да-да, товарищ майор, разберитесь, как следует, и накажи́те кого попало, – всё-таки пробормотал он себе под ноги, но Мордатенков сделал вид, что ничего не слышал.
Истребили двушки, вернулись в казарму. Майор завёл нас в ленинскую комнату. Большой агитационный стол. Куча стульев, расставленных вдоль стен. Напротив двери, между окон – старенький телек «Темп». Над ним – портрет Ильича. На прочих стенах развешаны наполовину выцветшие плакаты. Особенно бросился в глаза тёмно-красный призыв «От отличника в роте – к роте отличников». Сразу за ним – большой потёртый книжный шкаф, заваленный гибкими брошюрами и учебными альбомами. Зашёл ефрейтор Чевапчич. Раздал по книжице Строевого Устава в редакции 1975 года.
– Открываем главу третью, – командует майор. – Отдание воинской чести, выход из строя и подход к начальнику. Внимательно читаем. Врубаемся. Репетируем. Ефрейтор Чевапчич проверит. В семь идёте на ужин. В девять – просмотр программы «Время». В пол-одиннадцатого – отбой. Всё ясно?
– Так точно, таарищ майор, – отвечаем хором.
– Примете присягу, выпишу командировочные удостоверения, и скатертью дорога! Когда вы с тренерами на стадионе – мне от вас больше пользы. Тут и без вас есть кому плац подметать. Половая жизнь, опять же, в армии и на гражданке разная. А для спортсмена что важно? Правильно, гормональный баланс соблюдать. В армии же, половая жизнь – это одно название. Швабру в руки и мыть полы.
На том и порешили.
– Всё, бойцы, завтра в десять утра придёт полковник Крыжопый.
– Так завтра ж воскресенье! – спохватился Лёнч.
– Так и есть. После присяги полковник с офицерами на шашлыки в лес идёт. Я тоже приглашён. Завтра по домам. А с понедельника чтобы тренировались как черти! У вас два месяца. Всё! Отставить вопросы. Мне пора сматываться. Завтра увидимся.
– До свидания, Порфирий Денисович, спасибо вам за всё! – благодарю его я.
– Как ты его назвал? – прошептал Лёнч, когда майор вышел. – Откуда вообще ты знаешь, как его зовут?
– Они кентуются с моим шефом, – пожал я плечами.
– Выходит, ты – ценный кадр, – подключается Кирилл. – Через твоего шефа можно влиять на майора.
– Не всё так просто. Скорее через майора на моего шефа, – срезал я. – Мордатенков, по ходу, классный мужик.
– Спору нет, – дал пять Лёнч. – Классно он тебя сегодня в столовке уделал.
Я промолчал. Уделал, так уделал. Чего ерепениться теперь…
– Этот его кабель в голове – просто перл! Кабель высокого напряжения проходит где-то глубоко в носу. Между мозгом и тазом, питая все члены и органы. Будешь ковыряться – и током долбанёт, и ноги обесточит!
– Откуда что берётся? – согласился Кирка. – Он не производит впечатления человека с чувством юмора. Скорее наоборот. А по факту чётко делит сферы бытия: армию и гражданку. Прикидывается солдафоном, а вне колючки может и перца вжарить.
– И ведь умён, – поддакнул я. – Хотя и не производит впечатления человека умного. Скорее наоборот, – передразнил я Ма́зута. – А ведь всё учел, хитрюга. Если всё так и будет, как он сказал, наша интеграция в армию займёт всего две пропущенные тренировки – утреннюю в пятницу и субботнюю. На пятничную вечернюю он нас отпустил. В субботу вечерней нет, а воскресенье и так отдых.
– Верно, – согласился Лёнч. – Без отрыва от основного производства. То, что ему собственно и нужно от нас.
– Да, чтобы мы тренировались в поте лица. А не прохлаждались в учебке. Так больше шансов не подвести на войсках, – подвёл итог Кира.
– Про войска что-то мутно, – снова начал Лёнч, прочитав пару страниц устава. – Как Денисыч представляет себе командную борьбу?
– Прорвёмся как-нибудь, – махнул рукой Ма́зут, погружённый в чтение.
– Ну-ну. Леонид, считай, прав, – неожиданно для всех взял слово Равиль. – У нас нет объективной возможности выдать уж по три сильных результата в каждом виде многоборья.
Мы оторвались от буковок и распахнули глаза на нашего самого рассудительного.
– Вид первый, – невозмутимо продолжал Равиль, – сто метров в сапогах. Ну-ну, с победителем понятно, – тут Равиль указал на меня. – Кирилл, считай, неплохо пробежит. Он уж реактивный, как и все метатели. А вот ты Леонид, считай, за сколько стометровку бегаешь?
– Одиннадцать и восемь.
– Ну-ну. Я так и думал. Я и сам так же. Итого: два сильных, считай, результата, и два слабых. Так что первый вид уж мы проигрываем.
– Логично, – поддержал Равиля Ма́зут. – Затем граната. Я, конечно, выиграю, а кто из вас закинет снаряд хотя бы за шестьдесят метров?
– Никто, – дружно рассмеялись мы.
– Второй вид тоже мимо копилки, – подвёл итог Лёнч.
– Ну, полосу препятствий мы, скорее всего, пройдём неплохо, ловкости нам не занимать, – оптимистично заявил я.
– Ну-ну. Согласен, – кивнул Равиль. – Третий вид, считай, за нами. Ну а кто-нибудь из вас протянет уж хотя бы километр в сапогах в хорошем, что ли, темпе? Я уж и не говорю о трёх.
– Километр я точно протяну, – заверил я Равиля. – Дальше – по обстоятельствам.
– Ребята, я сдохну максимум через полкилометра, – предупредил всех Кирилл.
– Буду работать на износ, что ж поделаешь, – грустит Лёнч. – Бегаю же как-то кроссы для общего развития.
– Ну-ну. Подсчёт итогов, которые весьма печальны, – неотвратимо ведёт нас к осознанию фиаско рассудительный Равиль. – Вид первый – два зачётных результата. Вид второй – один. Вид третий – единственный, где уж, считай, все три. Ну и вид четвёртый – два с половиной. Ребята, я вас поздравляю, мы, что ли, в жопе!
– Сначала просто в жёппе, что ли, – ворчу я, передразнивая Равилевские фишечки казанского говора, – а потом ещё и в жёппе, считай, мира. Мордатенков уж обещал нас списать в регулярные части.
Кира и Лёнч приуныли.
– Подозреваю, что расположены они далеко не в черте Москвы, – с ядовитым сарказмом добавляю я.
– Короче: подстава! – резюмирует Лёнч. – Будем собирать корнеплоды.
– Но есть одно позитивное обстоятельство, – вмешался ефрейтор Чевапчич. Оказывается, он уже некоторое время назад подпёр своим компактным организмом косяк двери и слушал нашу беседу. Вообще он был какой-то бесшумный, этот Чевапчич. Невысок, худ, белобрыс, и вообще бесцветен. То есть, обладал всеми свойствами невидимки, включая деликатность. Вкупе с врождённой смекалкой, хозяйственностью, исполнительностью и расторопностью – идеальный денщик для требовательного генерала.
– Какое? – хором подтянулись мы.
– Остальные команды будут ещё хуже подготовлены.
– Откуда это известно?
– Войска каждый год проводят. Мордатенков их уже семь раз подряд выигрывал со своими бойцами. Заметьте – каждый год команда новая. Он принципиально посылает только духов. Говорит – молодые, дерзкие, мотивированные. А там понаедет куча дедо́в, охальщиков и ахальщиков. Без пяти минут дембелей, ленивых, как сытая вошь.
– Ничего себе! – воскликнул Лёнч. – Ну, тогда я в деле!
– Порфирий рассказал вам, как зачёт считается?
– Не-ет…
– Очень просто. Суммируются три лучших результата. Допустим, в одном из видов четверо из одной команды занимают первое, второе, седьмое и двадцатое места. Команде записывается десять очков. Кто в итоге наберёт меньше всех очков – тот и победил.
– Гениально, – оценил Ма́зут простую и логичную систему солдатского спортивного учёта.
– Всё нормально ребята, – замирил я наши сомнения. – Будет день, будет пицца. Даже двух результатов в первой пятёрке в каждом виде будет достаточно, чтобы побороться за победу. Пусть другие хотя бы так смогут!
Мы успокоились и возобновили изучение устава. Ефрейтор Чевапчич заботливо протёр тряпкой телик. Впрочем, пыльным он и без того не был.
– Степан, а если мы победим, Мордатенкову подполковника дадут? – задумался я.
– Не дадут, – уверенно отозвался каптёр. – Полковник Крыжопый зажимает майоров. Ему подполковники не нужны. У нас в части их только шестеро. Начштаба Булаев, командиры подразделений А и Б, замполит, врач и дирижёр военного оркестра.
– Круто! Я думал подполковники медицинской службы по госпиталям типа Бурденко сидят. В обыкновенных войсковых частях это ж вроде майорские должности.
– А подполковники-концертмейстеры в театрах советской армии и оркестрах краснознамённого плянца и таски, – поддержал меня Кирилл.
– Ага! Именно плянца, – зафиксировал Лёнч.
– Ну вы сами поняли, – ничуть не смутился Ма́зут.
– Подполковник – это же элитное тавро, – подвёл я итог. – Уровень!
– Здесь лучше, – рассмеялся Степан. – У них тут мужской клуб. Живут в лесу. У каждого – коттедж с гаражом. Хотят, на шашлыки идут. Хотят, на снегоходах катаются. Хотят, в бане зависают с военторговскими продавчихами или с медсёстрами. А ещё… на охоту вместе ходят. Прошлой осенью на выделенном транспортнике на Арал летали сайгаков с вертолёта стрелять. Поговаривают, то ли Крыжопый – кум Ахромеева, то ли Ахромеев – кум Крыжопого. Пойди, разберись.
– Погоди, Степан, – не понял Лёнч. – При чём тут Ахромеев2828
Сергей Фёдорович Ахромеев (1923-1991) – Герой Советского Союза (1982) , Маршал Советского Союза (1983), начальник ГШ ВС СССР (1984-1988).
[Закрыть]? Это же Генеральный штаб! А наша часть – Шестнадцатое Управление КГБ. Электронная разведка, радиоперехват и дешифровка. Крыжопый Ахромееву не подчиняется.
– Верно! – подмигнул сержант Чевапчич. – Вот и вьёт из него верёвки. Нужен Ан-26 – пожалуйста! Вертолёт какой или «Чайку» на свадьбу дочери – нет проблем.
– Подозреваю, если Ахромееву с комитетчиками что-то надо урегулировать, Крыжопый выслуживается, – говорю я. – Услуга за услугу.
– Да ладно, – вмешивается Ма́зут. – Зачем ему Крыжопый, если он может напрямую Чебрикову2929
Виктор Михайлович Чебриков (1923-1999) – председатель КГБ СССР (1982-1988), генерал армии (1983).
[Закрыть] звонить?
– А чего ему вообще с кагэбэшниками регулировать? – вскинулся Лёнч. – У него собственное ГРУ есть. Ещё, поди, покруче!
– Ну-ну. Кстати, Леонид, а откуда ты знаешь посчёт нашей части? – задал резонный вопрос Равиль.
Мы с Ма́зутом встретились глазами. Действительно!
– Да есть у меня источники, – отмахнулся Лёнч. Было ясно, что ничего не расскажет. Может так оно и к лучшему.
– Ребята… – сменил тему Степан. Сразу как-то попростел, даже застеснялся. – Могу попросить вас сделать на гражданке одну вещь для меня?
– Не вопрос! – подбодрил его Кирка.
– Всё, что не зафиксировано в уголовном кодексе РСФСР, – сумничал Лёнч.
– Всё, что не противоречит моральному кодексу строителя коммунизма, – с укоризной посмотрел я на Лёнча, словно он высказал что-то неделикатное.
– Моей девушке через неделю двадцать лет исполняется. Я хотел бы ей подарок сделать. Мне надо, чтобы вы кое-что забрали, я уже договорился, и передали посылку с проводником поезда. Так она вовремя получит подарок.
Мы одобрительно мотнули головами.
– Сделаем, Степан! Рассказывай, что нужно.
Степан замялся. Теперь это был совсем не тот деловитый каптёр, армейский всезнайка и на все руки мастер. Видно было, что волнуется человек. Стесняется. Слюну сглатывает.
– Да не мнись ты, Стёпка, – подбадривает его Лёнч.
– Вы смеяться будете, – наконец вымолвил тот.
– Так, ребята, – заострил я всеобщее внимание. – Раз каптенармус считает, что мы будем смеяться, скорее всего, нам будет не до смеха…
Ефрейтор Чевапчич подобострастно кивнул.
– Ладно, говори, чего там, – оборвал меня Лёнч, – что б там ни было, будем мозговать, как это провернуть.
– Моя Зинка – зоотехник. Она занимается хряками и свиноматками. Но не везёт ей. В колхозе нет племенного фонда. А директор и слышать ничего не хочет.
– Так, контекст обрисован плодотворительный, – комментирую я. – А что, собственно, ты хочешь, чтобы мы сделали?
– На ВДНХ есть павильон «Свиноводство». Я звонил туда раз пятьдесят. Достал их, наверно. Короче, они согласились официально передать в колхоз «Перемога» Конотопского района Сумской области поросёнка миргородской породы. Вы не представляете, как Зинка будет рада!
– Конотоп? – недоверчиво переспросил я. – То есть, ты хочешь, чтобы мы посадили свинью на фирменный скорый поезд «Украина» Москва – Киев?