Текст книги "Участковый – Васька Генерал"

Автор книги: Дмитрий Щеглов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Глава 21

Дамы в отличие от мужчин редко употребляют крепкие напитки, им по вкусу сладкие ликеры, легкие вина, красиво оформленные коктейли. Важно не то, что ты пьешь, а что и как ты держишь в руках.

Бокал или высокий стакан должны красиво смотреться в твоей руке.

Коктейль сбивали в миксере. Сахар, белое вино, яйца. Затем в полученную пену добавлен был измельченный лед и ванилин. Отлакирован этот сироп был шампанским. И в итоге получился коктейль «шампань». Его и пили три наши дамы.

– Найдется еще Роман, не волнуйся! – сказала Зоя Мясоедова заглядывая в глаза Полине. Эдит промолчала.

– Нет. Зоя! Он предчувствовал это.

– Как можно такие вещи предчувствовать? – не поверила жена Кости Мясоедова. Полина выдержала паузу а потом сказала:

– Звонили ему несколько раз. Предлагали за хорошие деньги продать офис, вернее здание под офис. Провести по документам по балансовой стоимости, за копейки, а остальное, ему налом. Не согласился Роман.

– А чего он не согласился? – искренне удивилась Зоинька Мясоедова. – Кто от таких вещей отказывается?

– Порядочным перед остальными хотел выглядеть! – хмуро ответила Полина. – Мог он конечно за вашей спиной, – она кивнула на Эдит, – провернуть эту сделку. Не захотел.

– Чудак, ей богу! – не унималась Зоиька Мясоедова.

А Эдит сказала:

– Спасибо ему!

Помолчали. Прислушались к тишине в квартире, к тому, как мужики на балконе потихоньку звенели посудой, как в соседней спальне с легким посвистом видела седьмой сон Елизавета.

Никто из них не хотел первой озвучить самый больной для всех троих вопрос. Что с детьми? Что там болтал пьяный водитель? Неужели они воспитывают подброшенных кукушат? Даже думать об этом не хотелось, ни Полине, ни Зоиньки Мясоедовой. И все равно обойти молчанием этот вопрос нельзя было. Кто-то первым должен был сказать «а».

Из двоих; Полины и Зоиньки, нервы ни к черту оказались у Зойки. Не могла долго она ходить вокруг да около. Идеалистка по взглядам, она была материалисткой по жизни. Определенность должна быть во всем. Ясность и прозрачность. О, святая простота, она готова была сама принести те поленья для костра, на котором вполне возможно сгорит ее спокойствие и семейное счастье.

Утверждение, высказанное пьяным водителем Володей, насчет подмены детей, в достаточной мере было сумасшедшим. Но именно его сумасшествие, сумасбродность и позволяло ему походить на страшную истину. Разговор надо было начинать. Зойка прямо спросила Эдит.

– У тебя правда двое детей Эдит?

– Правда!

– А один мой?

– С чего бы это мои дети должны стать твоими?

– Но Володька говорит…

– Вот пойди его и спроси!

Зоинька вслух стала рассуждать:

– Тебе в то время материально было трудно, вот ты и решила своего ребеночка, мне подложить, чтобы он купался как сыр в масле, а моего…

– Насколько я знаю, – перебила ее Эдит, – Мясодевы сроду графьями не были, а я у них кухаркой!

– Да, но ты забываешь я из какой семьи. Мы Печкины!

– Ой, не смешите меня Зоя! Они Печкины. Княжна Тараконова. – перешла на «вы» Эдит.

Первый приступ был Эдит отбит. Помолчали, тянули коктейль, кто через соломинку, а кто и так касаясь сведенными ненавистью губами краев бокала. Жизнь не в сладость теперь была не только Кизяковой Полине, но и Зоиньке Мясоедовой.

Сволочь Володька сумел зацепить самое святое, что только бывает у женщины, материнское чувство. Полина, видя, что от Эдит, замкнувшей душу в ледяной панцирь, прямым наскоком ничего не добьешься, решила растопить его собственной откровенностью.

– Вы, девочки, наверное думаете, хорошо жила я с Романом, как сыр в масле каталась. Не завидуйте. Мир жесток к нам, к женщинам. Даст кусочек счастья и тут же норовит его отобрать. Сознаюсь честно, слабину я дала в первые дни наших встреч. Слишком сильно открылась перед ним. А какой мужчина оценит нашу преданность? Никакой. Вы хоть тысячи томов испишите своим декларациями о равных правах мужчин и женщин, никогда этого не будет. Вечно будет сильный пол смотреть на нас как на свою собственность, в головах мужчин нам уготована участь рабынь.

– А в жизни? – спросила Зоинька.

– А в жизни кто как устроится. Я ведь девочки, престижная была невеста для своего времени. Папа у меня был начальник райторга, мама – домохозяйка. Институт я закончила Плехановский, и уже через два года сидела в одном из самых престижных универмагов Москвы в директорском кресле. Представляете, какой дефицит проходил через мои руки?

– Представляем!

– Да уж!

Полина унеслась мыслями в не такое уж и далекое прошлое.

– Упакована я была с головы до ног. Кооперативная, двухкомнатная квартира, машина, дача двухэтажная папина за городом, на субботу, воскресенье в Сочи летала на отдых. Мужчины, конечно, были у меня, красивые, состоятельные, возраст подпирал, я собиралась на одном из них уже свой выбор остановить, когда появился он.

Наглец ввалился мне в кабинет в каких-то сбитых набок сапогах и говорит: – одень меня. Не поверите, я с первого его наглого взгляда запала на него. Бывает такое. Ударит молния, и прямо в тебя. Хорошо, что сидела, ноги так и подкосились. Не поверите, боюсь этого наглеца спугнуть, и одновременно виду не показываю, что боюсь.

Вот этот ухарь снился мне еще с детства. Снится и снится и именно в красной рубашке, подпоясанный тонким ремешком. Вот и не верь после этого в судьбу.

Кое-как взяла себя в руки.

А потом три дня его ублажала. А ублажить мне было чем. Моему бару тех времен мог бы и сейчас бар любого ресторана позавидовать. На четвертый день видно я ему показалась пресной. Собрался он уходить. И, похоже, навсегда. А я уже без него не могла ни жить, ни дышать, не думать. Если вам в жизни пришлось испытать такое, считайте, повезло.

Чем я его могла остановить? То, что женщина может дать, я дала ему. Он был сыт, помыт, обут, одет, вычищен, выглажен и приравнен к падишаху. И все равно уходил. И тогда я вытащила из рукава последний козырь. Сейчас я могу, открыто сказать, да, по тем временам я имела в загашнике миллион рублей, а это было больше чем миллион долларов. Я ему как-то намекнула об этом.

– А он? – воскликнула Зоинька Мясоедова.

– А он или сделал вид, что не понял или действительно не понял, но только я ему стала не нужна.

Тогда я ему вдогонку бросила, что уже заказала для него самую престижную по тем временам марку Жигулей, девяносто девятую модель. Чтобы ему ее получить, надо было всего лишь вернуться. Вернись он, я бы ему десять Жигулей купила.

А он к тебе, Эдит, ушел. Через неделю я увидела вас вместе и поняла, что мне ничего не светит до тех пор, пока ты рядом с ним. Вот тогда я и решила оставить ребенка. Он у меня тоже воспитывается почти все время с родителями. На старости лет отец сказал, что человек должен жить только на курорте и уехал в Пятигорск. Ресторанчик у него там небольшой, элитный, участок два гектара. В самый последний момент успел он потратить рубли. А я вложилась вся в свой универмаг. Все до последней копейки. Доли выкупила у сотрудников и практически оказалась единоличной владелицей.

Вернулся он ко мне в тот год, когда интенсивно начался период первичного накопления капитала. Страшной инфляцией Гайдар обвалил экономику. Выжили те, кто успел вложиться в материалы, недвижимость, валюту, драгоценные металлы. Я была одна из них. У меня был универмаг. Но кто дал бы мне спокойно жить?

На первых порах криминал не встречая сопротивления государственных структур, поджимал под себя все стоящее внимания. Отец уже старый был. Как я, женщина, могла выжить одна в этом страшном мире? Никак. Роман сам урегулировал отношения с моей крышей. Эта была одна из сильнейших бандитских группировок в городе. Ее благорасположение определялось четкой ежемесячной оплатой.

Да, что я вам рассказываю, вы об этом не хуже меня знаете. Первое время денег на все хватало, и на поездки за границу, и на рестораны, и на строительство загородного дома, и на ежемесячные платежи бандитам.

Знаете, есть такое понятие в политэкономии, рентой называется. Вид регулируемого дохода не требующий от его собственника предпринимательской деятельности. Так вот, я сначала как директор универмага, а потом еще какое-то время как его собственник получала ренту с дефицита товаров.

Народ двери сносил брал все подряд и в любых количествах. Затем наступило равновесие между спросом и предложением, а затем предложение превысило спрос. И вот тут мое месторасположение у черта на куличках сыграло со мной жестокую шутку. Мой доход едва покрывал обязательные платежи. Концы с концами сводились, но накопить подкожный жирок не удавалось. А потом неподалеку выросли всякие икеа, рамсторы и я стала фактически банкротом.

Между тем крыша и не думала снижать размер моих отчислений. Пришлось влезть в долги. Роману две недели назад дали понять, что наши трудности их не касаются, и каждый выплывает сам. Он им сказал, что в таком случае поменяет крышу на более вменяемую.

– Ну! Ну! – сказали ему в ответ.

– И кто теперь у вас крыша? – сгорая от любопытства, спросила Зоинька Мясоедова.

– Зоя! – одернула ее Эдит. – это конфиденциальный вопрос. Знать его нам с тобой ни с какого боку не полагается. Полина и так нам слишком много рассказала.

А Полина продолжала рассказ.

– Доказать я ничего не могу и пальцем ни на кого показать не могу. След кровавый в машине, это я нарисовала. Милиция приезжала, вы сами видели. Так, что Эдит, если у наших детей что-то общее, – заявила Полина, – нам придется теперь держаться вместе.

Намного умнее Зоиньки оказалась Кизякова Полина. Не стала она напрямую спрашивать о подмене детей. Заявила, что придется держаться вместе, поскольку у них есть нечто общее.

– Да, да! Общее у нас есть! – сказала Эдит.

Разговор казалось зашел в тупик. Тогда академическая гостья в девичестве Печкина решила последовать примеру хозяйки дома и раскрыть душу.

– У нас ведь с Костей семейная жизнь, тоже не сахар, – сказала Зоинька Мясоедова. – Мы ведь Печкины. Папа вон каким известным ученым был еще в советское время. А Костю в семью когда брали, то родители думали, что он из одного чувства благодарности будет меня на руках носить. Одно время он так и делал, а потом как-то заявил, что мы ему на шею сели. А разве это так? Мама иногда его на рынок посылала, папа машину просил помыть. У нас ведь еще тогда был Мерседес. Папа в нем души не чаял. Три раза в году на нем ездил. На юг, покрасоваться на нем перед местными миллионерами. Любил он посещать только такие рестораны, с веранды которых машина видна была.

Друг у него был в Москве, тоже академик, так папа к нему на день рождения только на Мерседесе ездил. Ревновал просто, если у того вдруг появлялась что-то лучшее, чем у моего папы. У друга четырехкомнатная квартира, у нас должна быть пятикомнатная. У того чешский спальный гарнитур, у нас должен быть румынский. У того была любовница брюнетка, у него должна быть блондинка. Представляешь Полина, папа совершенно случайно наткнулся у Кости на фотографии Эдит и выдал ее за свою любовницу.

Его дружок академик, был точно также помешан на соперничестве, и не смог ничего лучше придумать, как жениться на свой брюнетке. Теперь у того молодая жена, а у папы старая, моя мама. Чем мог ответить мой папа? Он не знал даже, где ты Эдит живешь.

И вот в один прекрасный день, он заявляет своему приятелю, что если тот женился сам, то папа поступает более разумно, он сбрасывает с барского плеча красотку, своему зятю. Когда Костя к тебе ушел Элит, он так заявил.

Мол, он с зятем договорился, и тот перед моей мамой взял все грехи тестя на себя. Ну, его дружок в тот же вечер эту историю как хохму рассказал своей жене, а та естественно моей маме. Можете представить, в каком виде мой Костик предстал перед моей мамой? Она и до этого его не особенно уважала, а после того как он вернулся домой от тебя Элит, его вообще затретировала.

Папа у нас смог приватизировать институт. Бабки теперь такие на аренде зашибает. А мама Костика моего держит в черном теле, и видеть не хочет ни в каком виде. И папа, между прочим тоже видеть его не хочет. Вдруг мой Костик узнает, что он не Дон Жуан, а всего лишь папина затычка. Представляете, как это оскорбительно для него будет.

Ты знаешь Эдит, что я все время гордилась моим Костиком. Сколько у меня знакомых, сколько друзей, сочувствуют мне, но как только я им твою фотографию покажу, Костику начинают завидовать. А когда узнали, что он вернулся! – его так зауважали. Один раз слышу за спиной, про моего Костика: вот, собака, говорят. И дочку академика оторвал, и в наглую, в открытую с любовницей живет. А об этих Печкиных, как хочет ноги вытирает. Хочет там ночует, хочет здесь, и никто ему не указ. Представляете, какого было моей маме такие разговоры выслушивать. А я гордилась моим Костиком.

Ты Эдит не обижайся. Я согласна, как женщина ты уникальна. Таких форм, как у тебя ни у кого нет. Ты так подняла престиж моего мужа. А то после нашей свадьбы, нехорошие разговоры ходили, тряпкой его называли. А когда к тебе ушел, и вернулся, как ножом отрезало. Мы с ним один раз даже обсуждали такую проблему, как совместное с тобой проживание.

Он сказал, что ему в таком случае придется поменять веру. А какая у него вера, если он атеист. Ты Эдит не поверишь, но я иногда задавала вопросы на интимные темы, по отношению к тебе. Мы же ученые, нам все интересно.

– И что же Костя? – усмехнулась Эдит.

– Рабоче-крестьянского происхождения как был, так и остался. Отмалчивался. Не может понять, что сейчас другое время на дворе.

– Содом и Гоморра! – сказала Эдит.

– Да, есть немного сора! Но когда кругом разливанное половодье чувств, сами понимаете, от этого никуда не денешься. Мы с ним после его возвращения от тебя Эдит, словно вновь вступали в брачные отношения. И представь, я его к тебе нисколечки не ревновала. Наоборот, когда он в первый раз ушел, у меня даже чувство уважения к нему проснулось. Представляете Костя Мясоедов и пошел наперекор собственной матери, жене и теще. С ума сойти можно…Невероятно, Костя пропал. Где? Куда? Думали, что его взяли заложником, деньги за него будут просить с папы. Папа тогда приватизировал институт. Никто поверить не мог, думали вот так же как сегодня… Украли! Папа себе сразу охрану удвоил. Вдруг про родню Мясоедовскую вспомнили.

Старик Мясоедов на общем семейном совете брякнул, когда узнал, куда Костя ушел, сами, мол, виноваты. Повышенное давление ни к чему хорошему никогда не приводило. Нечего было прессовать их сына. У них вон на заводе подняли в котельной давление выше нормы, и один котел взорвался. Так, мол, и в обществе бывает и с индивидом, внешние обстоятельства послужили толчком. Короче, сцепились они с папой.

Папа как ученый утверждал, что человек венец природы, имея своим источником свободную волю как высшее право субъекта, воспользовался ею в полной мере, презрев как низшую категорию свою безусловную обязанность, заботиться о благе ближних. Свободную волю он поставил выше долга, тем самым переведя ее в ту сферу безусловного, где подлинная совесть есть умонастроение волить то, что в себе и только для себя есть добро. Костю, он понимает, так как тот находится в конфликте со своей естественной потенцией.

Сват, старик Мясоедов ухватил за хвост его мысль, и сказал, что младший Мясоедов, как субъект морального права подлец каких свет не видел, а сват его дурак, схоласт, ретроград и филистер. Далее он заметил, что брак есть нечто нравственное и добродетельное по сравнению с адюльтером, и безответственное оправдание свободной воли сбежавшего зятя, обязанного отвечать за свои поступки и чувства, есть тупоумие, свойственное всем представителям той академической прослойки, что в навязчивом представлении о своей избранности оторвалась напрочь от народа. Костю, он не понимает, и считает, что если у него есть избыточная потенция, то пусть он ее направит на благо семьи, в крайнем случае, на тещу.

Папа обиделся. А я стала задумываться. Мое наличное бытие, как в-себе-бытие стало мне безразличным, и лишь ваше Эдит с Костей счастливое инобытие подвигло меня на поиски путей примирения.

Поэтому я, Зоя Мясоедова, в присутствии свидетеля Кизяковой Пятилетки Ивановны ответственно тебе заявляю, что готова вступить с тобой как субъектом семейного права на паритетных началах в права владения Константином Мясоедовым. Клепать детей и разбрасывать их по свету сиротами я не позволю. Когда мы с тобой поедем к твоим родителям? Я хочу на детей посмотреть!

Красиво закруглилась Зоинька. Если бы на месте Эдит был Костя, он с трудом бы нашел аргументы для отказа. Не то женщина.

– Дети – это человеки! – сказала Эдит, – нечего ехать за тридевять земель и смотреть на них, как на животных в зоопарке. Ты, мне лучше скажи, что ты имеешь в виду, когда говоришь «права владения Костей на паритетных началах», это восточным гарем с совместным проживанием и воспитанием детей на одной территории или раздельное проживание с хождением Кости-субъекта взад, вперед? Сама понимаешь, в твоем предложении это самый существенный момент.

Полина, внимательно слушающая этот бред, покачала осуждающе головой. А на балконе в это время субъект семейного права Костя Мясоедов даже не подозревал, что его свободная воля в этот судьбоносный для его жизни момент для высоко договаривающихся сторон не имеет абсолютно никакого значения.

– Я человек современный, цивилизованный, без всяких комплексов, – сказала Зоя, – поэтому предпочла бы первый вариант и даже внесла в него существенные коррективы. Пусть у нас был бы гарем не восточного типа, а западного. Неужели на широкой кровати мы втроем не уместились бы? И Костя был бы постоянно под нашим приглядом, и дети под присмотром. Всегда можно в театр сходить, спокойно за границу съездить.

– А если гости придут? – спросила Эдит.

– Мы с тобой будем сидеть у Кости по бокам, одна справа, другая слева. Любую сторону выбирай. Не волнуйся, поделим как-нибудь.

Эдит усмехнулась.

– Я не привыкла как-нибудь! Давай пока оставим все по старому.

Зоинька Мясоедова капризно надула губки.

– Я хотела, как лучше. И предки мои согласные, они у меня продвинутые, особенно папа. Это его предложение.

Но самый тяжеловесный аргумент Зойка приберегла напоследок.

– Эдит. Представь вдруг заведется у тебя или у меня еще кто-нибудь. Ты ушла, а я прикрываю твой тыл. Красота!

– Нет! Спасибо! Тем более спасибо! – сказала Эдит.

– Не современная ты женщина! – поставила окончательную точку в разговоре Зоинька Мясоедова. – Надо на жизнь трезвыми глазами смотреть. Если Роман пропал окончательно, то у тебя остается один мой Костенька. Вот я и вношу конструктивное предложение. А ты, хорошо не подумав, сразу вето на него накладываешь, будто я террористка какая. Мы бы сейчас Костика пьяненького уложили в кровать, а когда бы он глаза продрал, сказали ему, что это он нас сам обеих в кровать рядом с собою уложил. А мы теперь так и будем жить.

Винные пары, ночь, стрессовая ситуация и академическое воспитание заставили Зоньку сделать столь необычное предложение.

– Утром, ты будешь на мир смотреть совсем иными глазами. Стыдно тебе утром будет! – сказала Эдит и встала, давая понять, что разговор на эту тему окончен.

– Я с тобой полностью согласна! – поддержала ее Полина.

Глава 22

Резкая трель дверного звонка заставила вздрогнуть всех трех женщин.

– Может это Роман вернулся! – с надеждой в голосе сказала Полина и побежала открывать дверь.

Из прихожей действительно раздался знакомый мужской голос. Но это был не голос Романа. Басил Кайман Сергей Иванович, коммерческий директор фирмы «Супер-шик»

– Знаю, я уже все, жена мне сказала! Заехал во двор и исчез. И до сих пор нет его?

– Нет!

– Милицию вызывала?

– Вызывала!

– Результат?

– Нулевой!

Кайман, мужчина сорока лет, грузный, студнеобразный, для своего тяжелого почти двухсоткилограммового веса передвигался легко и быстро. И речь у него была такая же короткая и отрывистая. «А мысли, как молнии наверно рождаются, аж искрят», съязвила Эдит, когда первый раз увидела этот катящийся, пыхтящий, смеющийся шар. На голос Каймана вышли Мясоедов и водитель Володя. Ни тот, ни другой к Кайману не испытывали особо теплых чувств, хотя он им за время совместной работы ни одного плохого слова не сказал.

– Что-нибудь сделали, господа? – вместо приветствия спросил Кайман. Осуждающий его взгляд скользнул по стаканам, которые держали в руках Мясоедов и Володя. Мужики неприязненно на него смотрели.

– Ты что имеешь в виду? – спросил Константин Мясоедов.

– Я Романа Кизякова имею в виду. – настойчиво сказал Кайман, – Спрашиваю, что вы сделали за то время, что здесь находитесь?

Он столь выразительно смотрел на обоих, на их стаканы наполовину наполненные виски, что не догадаться о том, что он их внутренне презирает, мог только слепой. Оба, и Мясоедов и Володя скрипнули зубами. Кто он такой этот Кайман Сергей? Без году неделя работает в фирме, в отличие от Кости не является дольщиком фирмы и таким тоном с ними разговаривает. Володя глянул на Мясоедова, спрашивая глазами, сам поставишь зарвавшегося сотрудника на место или мне выступать? Мясоедов рукой остановил Володю.

– Кайман! – Мясоедов сначала хотел ответить, что он слишком много на себя берет, но неожиданно для себя начал оправдываться. – Сергей Иванович, мы здесь весь вечер обсуждали эту непростую ситуацию и… – он развел руками.

Володя презрительно смотрел на Костю Мясоедова. Тогда Кайман остановил свой взгляд на Володе.

– Ты, почему его домой не довез? – жестко спросил он. – Тебе ведь, деньги платят, насколько я знаю, за специфические услуги.

У Володи заходили желваки на скулах.

– Ну, договаривай, чего замолчал, чтобы все слышали? – с нескрываемой угрозой в голосе сказал он, – что за специфические услуги?

Кайман продолжил:

– Охранные услуги. В первую очередь ты охранник, и только во вторую очередь водитель. А ты свои прямые обязанности не выполнил, не довез его подъезда и не дождался пока он сядет в лифт. Если Роман Октябринович не найдется, считай, что ты у нас больше не работаешь.

– А если найдется? – со смешком в голосе спросил водитель.

– А если найдется, то я буду настаивать на том, чтобы от твоих специфических услуг отказались.

И тут водитель, доведенный до белого каления двусмысленными намеками, неожиданно для всех заявил:

– Ты Кайман ведешь себя так, словно ты у нас директор.

Кайман согласно кивнул головой.

– Если с Романом Октябриновичем что случится, он сам мне сказал, чтобы я бразды правления в свои руки брал.

– Что, что? – с жаром воскликнул пораженный Костя Мясоедов.

– Похоже на него! – с усмешкой сказала Эдит.

– А почему, не мой Костик брал бразды? – растерянно хлопала глазами Зоинька Мясоедова.

– Мало ли что ты выдумаешь! – хмуро пробормотал водитель.

– А я, – сказала Полина, – для вашей фирмы и не желала бы другого директора. Сергей прирожденный руководитель и у него ясная голова. Но об этом вопрос пока не стоит. Я думаю, Роман еще вернется.

Хоть она и сказала это, но особенной уверенности в ее голосе не чувствовалось.

– Нам сейчас необходимо в первую очередь задействовать все каналы, для его поиска, – снова начал командовать Кайман, – подключить милицию – раз, с крышей переговорить – два, самим, не вино пить, заливая им собственный страх и тревогу, а взять себя в руки и обмозговать фактически сложившуюся ситуацию. Кто, почему, как? Причины, интерес, следы! Не может такого быть, чтобы такой здоровый мужик, бесследно, без сопротивления исчез. Почему исчез он перед домом? Что это, демонстрация силы и возможностей похитителей или что-то другое? Кто-нибудь внятно может мне ответить, что здесь случилось?

– Да иди ты! Командир вшивый! – злобно выругался водитель. – Между прочим, не мешало бы сначала объяснить народу, где это ты был в момент исчезновения Романа? Алиби у тебя есть?

– Какое алиби? – грубо оборвал его Кайман. – Алиби, алиби! Ты свою ошибку, если конечно это ошибка, хочешь на других переложить?

– У него сын родился! – постаралась внести ясность и утихомирить разбушевавшегося Каймана хозяйка дома, – поэтому он отпросился у Романа.

– Не понял! – воскликнул Кайман, – Куда отпросился?

– В роддом! – сказала Полина.

– В роддом говоришь? Он что, сам рожал? У него схватки начались и поэтому он не смог Романа до дома довести, так что ли? Довез бы сначала, а потом пусть бы ехал, на операционный стол ложился, если ему так приспичило… Работничек… И за какие только заслуги тебя держат?… Сына он родил…

И Эдит и Зоинька Мясоедова отвернулись в сторону, пряча улыбки. У водителя сводило скулы от ненависти. Самолюбивый с рождения он болезненно воспринимал критику в свой адрес, а уж смешки… Смех он никому не прощал.

– У, собака, ну собака! – змеем зашипел Володя. – Я тебе еще твои слова припомню!

И вдруг он резко обернулсяк Кайману.

– Слушай, Крокодил, алиби говоришь, у тебя есть? Ты поехал за грибами и заблудился и три дня по лесу бродил? Ты кому эту сказку рассказываешь? Где твои комариные покусы, ну-ка покажи? На сколько килограмм ты похудел, ну-ка скажи? Где твоя грязная одежда? Где грязь на ногах?

– Я домой заезжал! – невозмутимо ответил Кайман. – Побрился, помылся, поел и сюда поспешил. Жена может подтвердить. И в этом я никакого криминала не вижу.

– А я вижу! – недобро процедил Володя.

Дамы, сообразив, что дело может закончиться еще одной дракой, постарались развести их в стороны.

– Володя, не надо! Успокойся! – сказала тихо Полина.

– А я считаю, правильно он сделал, что помылся и побрился! – кокетливо улыбнулась Зоинька Мясоедова. – От него и сейчас потом за версту разит, а представляете, что за амбре было, когда он из леса вышел.

Эдит громко расхохоталась и неожиданно спросила:

– Сергей Иванович, а за грибами ли ты ходил? Не пудришь ли ты нам женщинам и мозги?

Кайман неожиданно насторожился.

– Не пойму я к чему вы клоните Эдит Миновна! – деланно он тоже расхохотался.

– А может быть, у вас там самочка завелась, в кабаньей стае? Вот вы к ней и повадились…

Шутка дурно пахла. От Эдит никто такой фривольности не ожидал. Кайман резко ответил:

– Я бы попросил вас уважаемая Эдит Миновна со мною такие шутки впредь не шутить, я этого не люблю!

– Мы тоже не любим! – твердо сказала Эдит. – когда нас за дураков принимают. Вы когда вышли из леса?

– Три часа назад и сразу поехал домой, побрился, помылся, поел, узнал у жены, как дела и сразу сюда.

– А по мобильнику почему не отвечали?

– Сел он у меня.

– Хорошо. Поверим всему тому, что вы сказали, но потрудитесь объяснить нам, пожалуйста, еще вот такой факт, который не вписывается ни с какой стороны в ваш рассказ.

– Я слушаю! – прищурив глаза, сказал Кайман. Эдит, в полной тишине спросила:

– Как могло случиться, что вы демонстративно отправляясь за грибами от порога фирмы, в сапогах, в брезентовой куртке, вернулись обратно стриженым?

– Не понял? – быстро спросил Кайман и осекся. Эдит повторила:

– Как спрашиваю я вас, как вы вышли из лесу стриженным, если за грибами отправились заросшим? Космы свисали у вас с плеч, а теперь вы как огурчик? Надеюсь, вы нам не расскажете сказку о том, что перед тем как приехать сюда, вы решили сделать модную прическу? В какой гостинице три дня жили?

В квартире повисла нехорошая тишина. Каймана особенно пытливо буравили злыми глазами Мясоедов и Володя.

– Ну, мы слушаем тебя!

– Время не в твою сторону работает, орел!

Растерявшийся Кайман неожиданно для всех быстро взял себя в руки и жестко сказал:

– А вот это уже не ваше дело. Моя прическа к исчезновению Романа не имеет никакого отношения. Абсолютно никакого. Есть у меня алиби, нет ли его, это не ваше…дело.

Не сказал он «собачье», но и так было понятно, что за слово он пропустил. Он продолжил:

– Надеюсь, вы тут не рассматривали такой вариант, что я могу быть заказчиком его исчезновения?

– Почему не рассматривали? Рассматривали! – ехидно заметил Костя Мясоедов. – Коли ты метишь сеть в царское кресло, то тебе прямой резон убрать побыстрее Романа.

– Полина, скажи этим… – Кайман снова выдержал приличную по времени паузу, давая каждому мысленно вставить соответственно своему вкусу бранное слово, и продолжил: – скажи этим умникам, что я давно ваш семейный друг. Мы с тобой еще с детского сада знаем друг друга.

– Га…га…га!

– Гы…гы…гы! С горшка!

Заржали Володя и Мясоедов. Но Кайман не настроен был шутить. Он отвел Полину в сторону и спросил, знает ли об этом крыша, и что она говорит? Полина ответила, что Роман от старой крыши отказался, а новая, с какой стати будет землю рыть. С них она не поимела еще ни одного рубля.

– А кто она?

– Крыша?

– Да!

– Вышел, вроде бы Роман, на одного, высокий чин, – Полина не стала произносить вслух, его ведомственную принадлежность, – а кто конкретно он, я не знаю. Генерал вроде какой-то. Пришлось милицию вызывать, а она еще не хотела приезжать, пока я сиденье томатной пастой не измазала.

– А эти, что тут делают? – спросил Кайман показав, на Мясоедова и Володю отошедших в дальний угол залы.

Полина неопределенно пожала плечами.

– Мясоедову я позвонила, сказала, так и так, он приехал и Эдит привез. У меня одно время даже мысль появилась, не у нее ли он. Лучше бы у нее был.

Кайман помолчал и потом нехотя сказал:

– Ты Полина извини, мужики есть мужики. Я тут как-то видел, совершенно случайно, твоего Романа в «Боярской избе», ресторан такой есть на набережной Москвы реки. Он там сидел с одной известной депутатшей. Мне мой водитель, на нее показал. Посмотрите, говорит, Сергей Иванович, вон знаменитая Галина Лексус сидит. Глянул я, а напротив, твой Роман дым кольцами пускает. Ну, как это он умеет.

Ты знаешь, я вроде бы мужик, но мне за тебя стало обидно. Ты его из грязи вытащила, из твоих рук он раскрутился, мало ему одной любовницы, так он еще себе и вторую.

– А с чего ты взял, что у них что-то было? – спросила Полина. Нехотя ответил:

– Я водителя отпустил у метро, сам сел за руль и вернулся обратно к Боярскому Двору. Часа полтора ждал, пока они поужинали, а потом поехал за ними. Не хотел говорить, да чего уж теперь. Он ее к сюда домой повез. Ты как раз к родителям уезжала в Кисловодск.

Полина грустно улыбнулась.

– Хороший ты у меня друг Сергей. Один единственный на свете. Где бы тебе жену приличную найти? Тебе Эдит нравится?

– Ты мне нравишься, но не об этом сейчас разговор. Я вот думаю, не, может ли твой Роман у этой красотки быть? Она ведь тогда так и не вышла из дома. Где-то около часу ночи погас свет в вашей квартире. Я плюнул и уехал.

Полина устало вздохнула.

– Она, эта депутатша живет у нас на двенадцатом этаже. Целый этаж занимает. Так, что в тот раз он мог всего лишь домой ее подвести. Зря ты о нем плохо думаешь.