Текст книги "Крутой приз"

Автор книги: Дмитрий Щеглов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Глава 9
Матрона

А события на пароходе покатились вперед со второй космической скоростью. Когда Лиза вышла из зала и направилась вдоль борта к корме, ей встретилась главный бухгалтер. Она задумчиво курила сигарету. Лиза остановилась рядом с нею.

– Вы Марья Ивановна не расстраивайтесь, что с вашей затеей ничего не получилось. Может быть так даже и к лучшему.

– К чьему лучшему! – Семигина хищно сжала губы: – Эта дамочка еще не знает, с кем она связалась. Она думает, что никто не видел, как она с Климом ушла. Ничего, еще ее муж будет ее выбрасывать в набежавшую волну.

Лиза оторопело смотрела на Семигину. Что та порядочная щука, хищная, зубастая и своего не упустит, Лиза об этом уже знала. Но то, что она еще и ядовита, как гюрза, об этом только сейчас догадалась. Женщину хлебом не корми, дай только поделиться секретом с кем-нибудь. В данном случае Лиза выступала душеприказчицей чужих секретов.

– Мы их с Федей, как мышей в каюте закрыли. Пусть теперь, голуби, воркуют сколько хотят, пока муж не хватится.

Лиза растерянно слушала чужие откровения. Господи, да тут в банке клубок пауков и змей. Коалиции, группировки. Вот они какие бывают. По интересам находят друг друга, снюхиваются моментально. Ежу понятно, что Клим многим мужикам в банке перешел не в том месте дорогу: где ходят на водопой молодые лани и газели. Федя со своим вислым животом, понятно, ему – не конкурент, но почему его подставляет Семигина. Ведь если сейчас заварится каша с муженьком пайщиком, лететь Климу в волжскую воду головой вниз. И бицепсы не помогут. Ревнивцев и обиженных с ветвистыми рогами на борту хватит. Ух, с каким удовольствием они макнут Клима.

– А кто мужу накапает? – невинно спросила Лиза.

– А Федя на что? У него старый зуб на этого супермена.

– Вы все равно не переживайте! – сказала Лиза.

– Я? Вот уж никогда!

Матрону Лизе было не жалко, а вот Клима она решила выручить. Чтобы у Семигиной не возникло никаких подозрений, она поднялась на верхнюю палубу и тут же спустилась с другой стороны. Чем их могли там припереть? В школе обычно припирают шваброй. У Лизы других предположений и не родилось, но когда она спустилась вниз, то в номере той каюты, которую назвал Клим снаружи торчал ключ повернутый до половины. Вытолкнуть его изнутри не было никакой возможности. Действительно голубки сидели, как в мышеловке и похоже не подозревали об этом. Во всяком случае никто с той стороны не пробовал открыть дверь. Лиза оглянулась. В коридоре никого не было, но, если верить Семигиной, с минуту на минуту должен был появиться ревнивый муженек. Ах, была не была, спасу дурака, решила Лиза, и решительно постучала в дверь. Секунд пятнадцать оттуда не доносилось ни звука, потом ей показалось, что кто-то подошел к двери и тихо попробовал вставить ключ. Лиза еще раз посмотрела по сторонам. Никого!

– Клим, тебя Федя сдал! Сейчас гости придут! Где там твоя гостья?

– Это ты Лиза?

– Я!

– Вытащи ключ.

Лиза с трудом вынула ключ. Дверь приоткрылась и ей удалось рассмотреть часть каюты. Матрона спешно одевалась. Увидев Лизу она не удивилась, а благодарно улыбнулась.

– Я сейчас, не уходите!

Как с нашкодившим школьником, рядом с нею, со строгим лицом стоял Клим. На нем кроме длинных шорт ничего не было. На ходу поправляя сбившуюся прическу матрона пулей выскочила из взрывоопасной каюты.

– Ключ обратно воткни! – сказал Клим и закрыл дверь. Лиза вставила ключ в замочную скважину и повернула его на пол оборота.

– Пойдемте, Елизавета к вам, я приведу себя в порядок. Быстрее.

В дальнем конце коридора, за поворотом послышались возбужденные мужские голоса. Опоздали господа! Лиза с матроной входили в каюту к Лизе.

– О, как я вам благодарна, как благодарна. Вы мне жизнь спасли. У меня муж такой дурак, такой дурак, сейчас на ноги весь пароход поднимет. Ну, ничего! Пусть, я ему докажу, что я не такая, как он думает! Он у меня еще в ногах будет ползать!

Перетрухнувшая матрона поправляла перед зеркалом волосы. Она уже пришла в себя. – Меня зовут Катерина Вольфовна, а вас я знаю – Елизавета.

Лиза не представляла, как теперь выставить эту непрошенную гостью из каюты, а та и не собиралась никуда уходить. Она вытащила из кармана смятый листок со списком дам и стала его разлаживать. Потом приоткрыла дверь каюты.

– Вот мы с вами делом занимались, пусть он теперь попробует мне что-нибудь скажет.

А из дальнего конца коридора доносились громовые удары и несся яростный крик обманутого мужа:

– Катерина! Выходи! Я знаю, что ты здесь!

За ударами послышались новые угрозы.

– Дверь открой, скот! Я тебя сейчас урою! Открой, кому говорю!

– Может выйдем, скажем, что вы здесь? – спросила Лиза.

– Пусть побесится! Пусть! Нечего трепать честное имя. Пусть растрясет свои двести килограммов.

Лиза стала прислушиваться к шуму. Послышался увещевательный голос Муромца.

– Клим! Ты чего заперся!

И вдруг Лиза услышала, как затрещала дверь и услышала яростный крик.

– Руку отпусти скот! Руку сломаешь! Ой… йо! Руку сломал!

Катерина Фольфовна посчитала, что наступил момент, когда ей надо выходить на сцену.

– Пойдем, Лиза! А то он убьет моего дурака.

Когда Лиза с матроной появились в коридоре, побоище было в самом разгаре. На полу катался клубок из мужских тел.

– Ваня! Ваня! Что случилось! – еще издалека закричала Катерина Вольфовна. Клубок стал распадаться. На самом низу находилась туша драгоценного Вани, на нем восседал Клим, а Муромец и Федя Галушкин старались его оттащить. Из некоторых кают стали выглядывать любопытные головы. Появление драгоценной матроны из другого конца коридора произвело неизгладимое впечатление на дерущихся мужчин. Клим, видимо, ослабил хватку и Ваня, как слон встал на четвереньки.

– А я, Катерина, подумал, что ты заперлась в каюте с этим Аполлоном.

– Как ты мог подумать?!

– Мне сказали!

– Кто?!

Федя Галушкин стоял, как оплеванный! Не дожидаясь, пока на него укажут пальцем, он придурковато хехекнул и сказал:

– Подумаешь, и пошутить нельзя!

К тому времени, когда он заканчивал оправдательную тираду, слон Ваня встал с пола и здоровой рукой отвесил ему полновесного леща. У Феди чуть не оторвалась голова.

– В следующий раз, дурак, знай с кем шутишь!

Вполне возможно, что на этом инцидент и был бы исчерпан, если бы матрона не подлила бензинчику в затухающий костерок ссоры. Она стала зло выговаривать мужу:

– Ты член совета директоров или нет. Почему эту мразь держишь в банке! На твою жену наговаривают всякие наемные работники, а ты молча глотаешь оскорбление…Выгони его!

Переборщила она. Перестаралась! Федя вполне возможно проконвертировал бы потом полученного леща в звонкую монету, но быть выброшенным за борт банка по капризу вздорной бабенки не был согласен. Он резко посерьезнел.

– Я их сам запер в каюте! Может быть она в иллюминатор вылезла.

Чем вздорней идея, тем она кажется правдоподобней. Слон Ваня, у которого мысли были сбиты набекрень, переступил порог каюты. Клим молча его пропустил. В иллюминатор, хоть он был и открыт, при всем желании его дородная супруга никогда бы не могла пролезть. От природы она была не Гудини. Ваня даже выглянул наружу, осторожно просунув голову. Для того, чтобы пролезла туша его жены, в каюте должен был быть установлен коллектор-иллюминатор.

– Ну, все? – медленно растягивая слова, спросил Клим. Он стоял посередине каюты с самым отрешенным видом. Из-за его спины поджав губы ненавидящими глазами смотрела на мужа Вольфовна. Ваня слон собрался извиниться и выйти, но невзначай бросил взгляд на пол. У самого края койки со взбитой постелью на полу он увидел золотую цепочку, ту, что купил недавно в Греции своей жене. Увидел он ее одновременно со своей благоверной. Цепочка оказалась в руках Вани.

– А это как ты мне объяснишь, что она тут делает? Где твоя?

Катерина Вольфовна потеряла дар речи. Один Федя Галушкин победно улыбался. Улыбался, но знал свое место, стоял за их спинами и молчал. Лиза поняла, что у матроны есть от силы секунд тридцать, чтобы найти разумное объяснение этому непредвиденному казусу.

– Ну, что скажешь? Как она оказалась тут, и где твоя?

Не растерялся один Клим. Спокойным тоном, скрестив массивные руки на груди, он в упор смотрел на Галушкина.

– Федя, сознайся, что подбросил ее.

Спасительный круг был брошен матроне. Выплывай теперь сама, как знаешь. Вольфовна оказалась отличным пловцом, ее и в болоте не утопишь. Она пошла в атаку на злорадно улыбающегося Федора Галушкина.

– Ваня, этот подонок хозяйственник, вчера во время танцев, когда мне с сердцем было плохо, снял ее с меня. Ты же помнишь, я утром цепочку не одевала и даже не вспомнила о ней.

Била она грамотно. Взывать к памяти мужа, у которого с утра болела похмельная голова, было бесполезно.

– Ты почему мне не сказал, что у меня пропала цепочка? Тебе не кажется, что нас с тобой хотят подставить и выкинуть из банка? Ты, проверял, конверт на месте? Где директор банка? Почему на пароходе бардак и никто отвечать за это не хочет? Кто доверил розыгрыш призов этой молодой девочке, Елизавете? Тебе не кажется, что и тебя и меня хотят выбросить из розыгрыша? Чего молчишь?

– А почему Клим так долго не открывал? – глуповато спросил Федя Галушкин, – надо у него в шкафах проверить, не спрятана ли где живая рыба? На конкурс…

– Какая рыба? – взревел Ваня и полез медведем на Федора Галушкина. – Ты не уходи от ответа!

– Пошли домой! – приказала ему супруга, – нечего цирк устраивать. – Она пропустила вперед мужа, а когда выходила, успела прижаться бедром к Климу. Когда все вышли, Клим громко спросил:

– А дверь кто мне восстановит? Ты Федя?

Муромец постарался загасить готовое вновь вспыхнуть пламя ссоры.

– Хватит, хватит, накуролесили, хоть пьяные были бы, а то трезвые. Разошлись! Разошлись! – уходил он последним.

По пути Катерина Вольфовна, прежде чем свернуть к себе, громко, так чтобы всем было слышно, сказала:

– Лизонька, я к тебе еще спущусь, уточним до конца условия конкурса. Я теперь сама буду в жюри и в комиссии.

Когда Лиза осталась одна, ее догнал Муромец. Он взял ее под руку.

– Ты молодец, правильно поступила, что увела эту дуру к себе.

– А она и была все время у меня!

Муромец даже остановился. Потом одобрительно покачал головой.

– Пожалуй, сработаемся с тобой. Эта дуреха на столике забыла и пудреницу, хорошо я вовремя заметил. На, передай ей. Здесь таких больше ни у кого нет.

У Лизы в руках оказалась красивая безделушка, которая утопила бы окончательно любвеобильную даму. Хотя… Лиза закрылась у себя в каюте и попробовала привести мысли в порядок.

Итак, она, которая решила не вступать в банке ни в какие коалиции и группировки, оказалась на второй неделе работы втянутой в одну из них. Она была на той стороне, которая с презрением взирала на верхушку банка, на стороне Клима. Каким боком ей это выйдет? И посоветоваться то не с кем! Разве что с матроной! Она глянула на часы. Стрелки подбирались к двум часам. Так она и на обед не успеет.

Глава 10
Первый клев

На обед она успела. Когда Лиза вошла, едоков осталось за столами раз и два и обчелся, по пальцам можно пересчитать. К Лизе подошла операционистка.

– Я слышала розыгрыш нашего приза назначен на восемь часов вечера!

– Демьян Петрович, сказал в восемь будем разыгрывать, – подтвердила Лиза.

– А можно мне номер поменять?

– Какой номер? – не поняла Лиза.

– Мой номер! Я по списку тринадцатая. Я никогда ничего не выигрывала, а тут еще и номер несчастливый. Не знаю вот, к кому обратиться. Меня Олей звать.

– Наоборот! – постаралась успокоить ее Лиза, – я бы с вами с удовольствием поменялась номерами, но список теперь у ответственной по проведению конкурса, у Екатерины Вольфовны.

– У Екатерины Второй?… – рассмеялась Ольга. – Нет, к ней я не пойду!

Господи, как же быстро разлетаются слухи в маленьком коллективе. Не успел разгореться скандал, как весь банк уже об этом знает.

Быстро пообедав, Лиза вышла из обеденного зала. Внутри парохода никого не было, кроме редкого обслуживающего персонала. Сам пароход стоял в центре заливчика, метрах в ста от берегов, подковой опоясывающий его. Весь народ столпился на верхней палубе на корме, которая была ближе всего к воде, ожидая когда наступит два часа. В каютах никого не оказалось.

Удочки, спиннинги, подсачки, кое у кого пластмассовые ведра, наживка, все было готово, для того чтобы забросить в воду рыболовную снасть. Народ пока нервно перебрасывался отдельными словами. Кое-где были слышны смешки.

– В рыбалке, что главное, стратегия, – весело зубоскалил Федор Галушкин стоя рядом со своей увеличенной копией, таким же толстопузым Ваней, – пусть некоторые пробуют на спиннинг, а мы на крючочек, на червячка, по маленькой, по маленькой.

Ваня вторил ему под руку.

– Здесь ты прав, по маленькой, по маленькой можно так наклюкаться, что домой кое-как доползешь. А то, что бдишь порядок на судне, это хорошо. За бабами догляд всегда нужен. Ты правильно поступил, что мне сказал. Я на тебя не в обиде. С ними по-другому нельзя. А то, что накладка вышла, так это даже лучше. Надеюсь, ты на меня не в обиде?

– Да чего уж там! – великодушно простил его Федя, – я, когда со своей мадам разводился, ей вообще микрофончик установил на телефон. Вот понаслушался, теперь не могу ни на одну без подозрения смотреть.

– Слушай, а это идея! – сказал Ваня и посмотрел на часы. – Кто нам отмашку будет давать? Две минуты осталось.

Отмашку давать собрался председатель совета директоров Косой Демьян Петрович. Он остановился рядом с Лизой и посмотрел на часы. Его сопровождал начальник охраны Муромец. Только эти двое не имели рыболовных принадлежностей, а остальные, мужчин двадцать во главе с Васькой Котом стояли наготове с удочками и спиннингами. Балаболкин Вячеслав раздобыл себе даже стул.

– Желаю всем успеха! – объявил Демьян Петрович. – Кто-то сегодня в десять часов вечера станет обладателем красавицы Тойоты. Можно начинать. Клева вам отличного.

Если бы кто-нибудь в этот полуденный жаркий час смотрел на пароход со стороны, то сказал бы, что на нем собрались, как сейчас принято, говорить неадекватные личности. Проспали утренний клев, а теперь по команде собираются наверстать упущенное.

Сверкнули в воздухе блесны, опустился на воду сиротливо один единственный поплавок Феди Галушкина, толпа болельщиков преимущественно женского пола замерла в нетерпеливом ожидании. Кому первому улыбнется удача. Кое у кого с забросом ничего не получилось, блесны ударились о борт парохода издав неприятный металлический звук. Раздался смех.

– О…хо…хо…хо!

– Вы так пароход на борт вытяните!

У кого-то лески перехлестнулись.

– Кидать научись сначала.

– Стань подальше.

И только три человека удачно скручивали леску; Васька Кот, Клим и Балаболкин Вячеслав. Около них и сгруппировались болельщицы. Вдруг у Васьки Кота леска натянулась в струну.

– Есть!

– Что там?

– Крупное что-то!

Васька Кот с трудом наматывал леску на катушку.

– Не говорите под руку, сорвется.

– Блудов кита поймал! – разнеслось по пароходу.

Но когда он подтащил блесну к борту парохода и вытащил ее из воды, болельщики увидели поднимающуюся на поверхность корягу.

– Уф! – кто-то облегченно выдохнул. – Коряга.

– С почином Вас, Василий Иванович, – ехидно заявила стоящая за его спиной Краснянская. – С женским полом у тебя лучше получается.

Васька Кот зверем на нее посмотрел. Он обратился к Демьяну Петровичу.

– Всех дам-с предлагаю ссадить на берег.

Шутка его не многим не понравилась.

– Смотри ты прыткий какой, то проходу никому не дает, а то на берег.

– Что ты без нас будешь делать?

– Ох, вы слышали?

– Ну, мы ему припомним!

Демьян Петрович остановился рядом с Лизой.

Единственный, кто правильно ловит, это Федя Галушкин, на удочку. Ведь что самое прекрасное в рыбалке – это поклевка. А поплавок душа поклевки. А все эти спиннинги, на семи, на десяти катушках, одно форменное издевательство над рыбой. Ей даже червя не дадут попробовать на кончик языка. Блесна для рыбы – это как для человека блеск золота, пусть даже ты им владеешь, а счастья нет. А вот когда ты поплавок увидишь ушедший под воду, и он выпустит из под себя расходящийся круг ряби, вот тут у тебя душа и встрепенется, а что там ты уже знаешь? Этот миг самый долгожданный и трепетный. По чувству это сродни первой юношеской чистой любви, когда у любимой видишь на шейке легкий пушок, когда не смеешь к ней прикоснуться и сознаешь, что ты сам ей нравишься.

– А разве можно узнать по поплавку, кто клюет? – не поверила Лиза.

Демьян Петрович довольный, что его внимательно слушают, ответил:

– Еще как можно! Всякая рыба по своему трогает насадку. Окунь хватает червя сходу, и топит поплавок на дно, серебристая плотвичка теребит воровато, елец нападет лихо, лещ поднимает насадку, отчего поплавок ложится набок. Карась – вор, как неповоротливый толстогуб начисто съедает насадку. А ловля на блесну – занятие легкомысленное. Посмотри, Лиза, какая красота. Вот ветер морщит синеву залива, и она перекрашивается в серовато-парчовую рябь. Блики солнца переливаются серебром.

Демьян Петрович минуту помолчал и стал, удивляя, рассказывать дальше:

– Я в детстве ловил щук петлей!

– Это как?

– Не поверите, но ловил я их удавкой, петлей. А для этого нужен острый глаз, твердая рука и быстрая реакция. Снаряжение у меня состояло из метровой палки, к концу которой была привязана струна от гитары. Заметив в камышах стоящую щуку, я спокойно медленно, без резких движений, подходил как можно ближе к ней и надевал ей этот своеобразный хомут. Любая другая рыба – окунь, плотва, елец, не говоря уже о язе или голавле, давно бросились бы на утек. А щука стоит не шевелясь. Я прикидывал ее толщину, делал соответствующую петлю из струны, а затем осторожно опускал ее воду, надевал щуке на голову до основания жабр.

– И она позволяла это делать?

– Как ни странно, но позволяла. Тогда я резко дергал, затягивал петлю, и потом вместе с бамбуковой палкой выбрасывал щуку на берег. А потом принимался за ее женихов.

– То есть?

Довольный всеобщим вниманием Демьян Петрович рассмеялся.

– Вокруг любой щуки во время нереста вьются женихи. Они по размеру меньше, но настырные. Щуку выдернешь и выбросишь на берег, женихи вроде бы разбежались, только смотришь, а они через минуту подплыли на то же место, где невеста стояла. Ну, их конечно за шкирман и на берег. Так вот под одним и тем же кустом, я каждый день вылавливал по щуке. Она ведь одиночная рыба, как только ее место освободится, сейчас же его другая щука занимает. Место это для щук было особенно привлекательно, а чем, я только потом догадался.

– И чем же? – последовал любопытный вопрос. Народу, пока никто ничего не поймал, нечем было развлекаться, вот он и слушал байки старого рыбака.

– А девки за тем кустом любили раздеваться и купались рядом. А женихи тут, как тут, поднырнут и за ногу цап, писк, визг. Ну и щуки не будь дурами, видят место жениховское, девки уйдут, а они на их место, в надежде, что и им что перепадет. А тут я с гитарной струной. Вот она и ждет, пока я ее за ногу схвачу.

– Ой, Демьян Петрович, и не знаешь, верить вам или нет, – раздался смешливый голос из стайки молодых сотрудниц банка, окруживших его.

– А почему вы не ловите?

– Чего это не верить? Верьте! Вот подождите, подойдет вечер, я самую крупную рыбу поймаю. А сейчас не ловлю потому, что клев бывает обычно вечером или утром. Сейчас только если сдуру какая-нибудь плотвичка попадет.

У Феди Галушкина присела на поплавок голубая стрекоза, пошелестела крылышками и резко сорвалась с места. Поплавок, до этого мерно покачивающийся на воде, дрогнул и резко ушел под воду. Федя резко подсек удилище и из воды показалась серебристая плотвичка.

– Поймал!

– Есть!

– С почином тебя.

– О…го…го!

Федя выбросил плотвичку на палубу. Рядом с ним стояло ведро уже наполненное водой. В него и упала его добыча.

– Кыш вертихвостки! – весело крикнул он. – Не сглазьте удачу, а то не буду катать на Тойоте.

– Да ты сначала выиграй ее.

– А я что делаю?

Федя Галушкин надел на крючок нового червя, поплевал на него и забросил по новой в воду. Вокруг ведра столпился народ, как будто там была не обыкновенная плотвичка, а незнамо какая золотая рыбка.

– Сколько она может весить?

– Грамм двести!

– Нет, триста.

Счастливый Федя обернулся к девчонкам.

– Руками не трогать!

– Да что с ней будет!

И в это время его поплавок снова ушел под воду.

– Тяни! – раздались восторженные крики. На спиннингистов больше никто не обращал внимания. А они еще быстрее, видя чужой успех, стали забрасывать блесну и скручивать леску. У Феди на крючке на этот раз сидел кто-то большой. Удилище согнулось дугой. Этот кто-то шевельнулся и пошел вдоль борта на глубину. У Феди моментально взмок лоб. Но вот рыбина ослабила напряжение и всплыла у самого борта. Федя держал наготове подсачек, он у него был на длинной выдвижной рукоятке. Рыба спокойно вошла в него головой и туловищем, и лишь когда Федя стал ее поднимать, она опомнилась и стала неистово биться. Красавец окунь, под килограмм весом плющнулся на палубу. Федя бережно достал его из подсачка и снял с крючка. Окунь нырнул головой вниз в ведро с водой. Чужая удача не радует соперников.

– Слава, продай окунька! – подошел к Феде Васька Кот.

– Десять тысяч баксов.

– Он что у тебя золотой?

– Еще дороже, платиновый!

– Да за десять тысяч я до конца жизни буду варить уху!

– Но такой ухи, какая получится из этого окунька, когда я выиграю, ты сроду не попробуешь.

Раздались одобрительные возгласы.

– А что, давайте из улова победителя сварим уху.

– В утешение остальным.

– И пусть ее едят те, кто не выиграет.

– Да она им в горло не полезет.

Счастливый, вырвавшийся на старте вперед Федя не согласился.

– Из этого красавца уху я буду есть сам и особо приближенные ко мне люди.

Поплавок снова застыл на водной глади.

– А особо приближенные, это кто? – со смехом спросила Ольга хохотушка. – Кто взвешивать будет? Елизавету имеешь в виду? А может быть меня? Я не против!

– Если не против, тогда стереги улов. А то Васька Кот вишь как завидущим глазом зыркает. Глазом не успеешь моргнуть, только так сопрет.

И только тут Лиза вспомнила, что про весы забыли. Где их теперь достанешь? Она решила сходить на кухню, или камбуз парохода. Должно же у них что-нибудь быть. И в это время у левого берега, в тени нависающего дерева вскинулась большая рыба.

– Щука!

– Огромная!

– Ох, мать честная!

Всплеск ее прозвучал, как стартовый выстрел из пистолета. Под дерево, блестя на солнце одна за другой полетели блесны. Клим особенно хорошо забрасывал. С ювелирной точностью он попал именно в то место, откуда начали расходиться круги. Рядом, чпок, чпок, раздались конкурирующие шлепки.

Заброс у Клима оказался удачным, блесну кто-то решительно остановил. Зацеп? Нет!

Идет! Заскрипела катушка со сматываемой леской. Что-то большое и сильное попалось Климу. Он стал медленно вываживать. Дамы перешли на шепот.

– Не оборвет?

– Смотри, как спиннинг гнется!

Васька Кот, успевший быстро смотать леску, сделал новый заброс и попал блесной в середину дерева.

– Торопишься, как всегда!

– С деревом тащи!

А Клим подводил рыбу к борту парохода. И вот, когда на поверхности воды показался темный окрас рыбьей спины, кто-то ахнул:

– Большая какая!

– Щука!

– Если вытащит и ловить больше ему не надо.

– Климушка, я за тебя болею! – появилась рядом с ним хохотушка Ольга.

Подошли даже те, кто ловил с другого борта, привлеченные восхищенными возгласами. Клим медленно подвел щуку к борту и взял в руки подсачек. И вот тут выяснилось, что у него короткая рукоятка. Он перегнулся через борт, но до воды достать им не мог. Кто-то посоветовал:

– У Галушкина ручка длинная.

– Федя, дай подсачек!

Федя подгреб его под себя.

– Может быть и жену ему отдать?

– Федя!

Клим водил рыбину из стороны в сторону, держа натянутой леску. Достать ее своим подсачком не было никакой возможности. Кто-то снимал щуку на камеру. Действительно она была большой. Килограмм на пять не меньше. Попробуй еще такую поймай. Когда он попробовал ее поднять, остов спиннинга подозрительно хрустнул. Клим перехватил леску рукой и резко потащил щуку вверх. Он почти поддел ее подсачком, не хватило буквально нескольких сантиметров, когда щука сорвалась. Всплеск воды вызвал разные эмоции. Федя Галушкин злорадно ухмыльнулся и сказал:

– Есть Боженька на свете! Не любит он пижонов. Ха…ха…ха. А мы по маленькой, по маленькой, на червячка, на червячка.

– Ой, Клим, не расстраивайся, мы ее на кинокамеру засняли.

– Он что твое кино будет взвешивать вечером?

Лиза не ожидала от себя, что будет так болеть за кого-то. Ей несказанно было жалко, что у Клима сорвалась рыбина. Попадется ли еще такая, кто его знает. Она решила пройти на кухню и узнать насчет весов.

– Зачем они вам? – спросила ее директриса.

– Улов будем взвешивать!

– А вы кто?

Лиза сказала, что она организатор. У директрисы весы нашлись, со стрелкой и с чашечками. Передавая их Лизе, она сказала:

– Вот здесь внизу, если сдвинете незаметно, можно двести грамм при каждом взвешивании добавлять.

– Нам это не нужно!

– Людям хорошее делаешь, а они отказываются.

– Можно, я к вам часам к девяти загляну, тогда и заберу? = спросила Лиза.

– У нас все можно, только плати!

Лиза решила сходить к себе в каюту и по пути столкнулась с Климом.

– Сочувствую тебе! – сказала она.

– Сочувствовать потом будешь, – перебил он ее, – а пока слушай внимательно, если хочешь свой приз выиграть.

– Хочу, конечно!

Клим оглянулся по сторонам. Никого в коридоре не было.

– Сделай так, чтобы ты тащила бильярдные шары. А моя подруга Вольфовна тебе поможет.

– А что я должна делать?

– Шары тащить! – Клим начал закипать, – У тебя номер семнадцатый?

– Да!

– Ну, так вот, когда будешь их вытаскивать, пошуруди сначала в мешке хорошо, а потом поочередно вытаскивай, сначала холодный, а потом горячий. И приз твой!

– Ничего не поняла! – сказала Лиза. Хорошо она все поняла, ей предлагается поучаствовать в афере, в мелком мошенничестве. Это один из многих трюков, которые используются устроителями всяческих лотерей, казино и прочих игорных домов. Одним из великих людей прошлой эпохи было сказано совсем по другому поводу, но применимо и к нашему случаю: не важно как проголосуют, важно кто и как считает. С тех пор мир не намного изменился. Тащить, то есть считать, Клим предлагал Лизе. Он был слишком возбужден и говорил на повышенных тонах. Первый раз таким видела его Лиза.

– И понимать тебе нечего, тяни сначала холодный, а потом горячий.

– Клим, а как ты это сделаешь?

Уйдя от прямого ответа, не говоря ни да, ни нет, Лиза оставляла для себя открытой отказную дверь. Ей хотелось показать, что она еще не приняла решение, но Клим правильно ее понял, согласна она, и не захотел поддерживать игру с показными душевными переживаниями и сомнениями, затеваемыми чаще всего для поддержания принятых в обществе правил приличия. Он сказал, как отрубил:

– Как сделаю? Вот это уже не твое дело. – Поняв, что перегнул палку, он сбавил тон, – Но потом, Лизавета, будь ласка, я тебя очень прошу, отвлеки внимание всех кто будет в это время на палубе. Часов в девять я думаю, вы с розыгрышем закончите.

– Я тоже так думаю! – сказала Лиза.

– У тебя будет в запасе один час. Как ты это сделаешь, это уже твое дело. Хочешь кричи, хочешь в обморок падай, хочешь стреляй, но сделай так, чтобы на меня в этот момент никто не смотрел. Услуга, за услугу. Договорились?

– А как я узнаю, что твой момент наступил? – спросила Лиза.

– Я очки солнцезащитные одену. Как только я их одену, для тебя это будет условный сигнал, что нужно отвлечь внимание публики на себя. – Клим, чтобы она ненароком не передумала, потряс перед нею весомостью выигрыша, – Второго такого шанса у тебя может быть никогда в жизни не будет, нахаляву выиграть квартиру. Вот!.. А я хочу наверняка выиграть машину.

Лиза молчала, не желая вслух подтвердить, то что внутренне уже было принято. В конце коридора послышались чьи-то шаги.

– И постарайся ко мне больше близко не подходить. Толкись лучше рядом с Федей или со своим Егором.

– С чего ты взял, что он мой?

– А то не видно, как ты сохнешь по нему!

Клим завернул за угол, а навстречу ей шел Муромец. Лицо у него было озабоченное.

– Случилось что-нибудь? – спросила его Лиза.

– Конкурс наверно придется отменить!

– Почему?

Муромец замялся, оглянулся по сторонам и сказал:

– Директор банка до сих пор не объявился, а мы праздник устроили.

По озабоченному его виду было видно, что он что-то не договаривает.

– Что-нибудь плохое?

Муромцу нужно было выговориться, а поскольку Лизу он считал своим человеком, ей и постарался выговориться.

– Ну, народ! Ну, времена, директор пропал, а никто даже не обеспокоился. А пайщики, так вообще по-моему рады, что его на пароходе нет.

– Может быть, еще все утрясется? – попробовала успокоить его Лиза. – Он звонил еще?

– Несколько раз!

– И что?

– Спрашивал, про реакцию на его исчезновение, – недовольно заявил Муромец. – Он наверно думал, что народ закроется по каютам и будет свечи зажигать, молиться за его благополучное возвращение, а тут и ухом никто не повел, ни правой ногой не почесал левое ухо, ни левой ногой – правое ухо.

– Не в моде нынче мировая скорбь! – согласилась Лиза. Муромец посмотрел на нее вопрошающе. Она объяснилась. – Что такое директор банка, это кнут и пряник. Пряник он оставил на пароходе, а кнут забрал с собой. Вот народ и почувствовал волю. А как здесь без надзирающего кнута? Скажите, плохо! – посоветовала Лиза. – Пусть потешит самолюбие.

– Пожалуй, придется! – согласился Муромец.

– А за него выкуп не требуют? – Лиза задала тот вопрос, который вертелся у нее на языке с утра.

– Народ об этом болтает? – сразу насторожился начальник охраны.

– Нет! – успокоила его Лиза. – Я слышала, кто-то говорил, что он в отрыв ушел.

Муромец облегченно вздохнул.

– Пусть болтают. Потом разберемся с теми, кто слухи распускает.

Работу свою Муромец выполнил, собрал информацию и собрался уходить.

– А вы в рыболовном конкурсе не участвуете?

– Иду за спиннингом. Мы с Демьяном Петровичем решили подгадать под вечерний клев.

И этот тоже, хотя ему как раз по должности положено свечку ставить за здоровье директора банка, спешит прямо в противоположную сторону. Зато будет потом утверждать, что пока остальные трудились на собственный карман, он единственный из работников банка был на страже общих интересов.

– Я вам желаю удачи! – сказала Лиза.

– Спасибо! – сказал Муромец и заторопился наверстывать упущенное время.