Текст книги "Дети апокалипсиса"

Автор книги: Дмитрий Рус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Глава 3

Закрыв ребят на ключ, я прижался лбом к прохладной стали дверного полотна.

Нужно больше холода! Заморозить чувства, укрыть ледяным панцирем душу…

Вздрагиваю, судорожно обхватываю себя за плечи. Очнись, боец! Волю в кулак!

Думай, голова, думай! Отбрось личное, включи рациональное! Куда сейчас идти, какой план? Молодильные яблоки из стволовых клеток абортальных эмбрионов – вещь отнюдь не сказочная. Но слава богам – я не молодящаяся престарелая миллионерша. Мне эта жуть ни к чему.

А вот что тогда РЕАЛЬНО нужно?

А хрен его знает…

Как можно планировать, не владея оперативной обстановкой? Вилами по воде? По кофейной гуще и потрошкам жертвенной курицы? Это не наш метод! Думай, боец, думай!!!

Так… Из абсолютно однозначного – требуется информация, союзники, оружие, сок и яблоки! Те, которые настоящие! Зеленые и сочные!

Но в первую очередь – люди. Пока они еще есть…

На кого я могу рассчитывать? С кем я на одной волне, к кому можно повернуться спиной?

Вопрос не праздный. Как учит нас наука о выживании – в случае реального бардака и безвластия происходит полная инверсия социальной пирамиды. Бывшие изгои – шпана, криминал, садисты и прочая муть со дна – оказываются в идеальной для себя среде. А вот умения учиться на «отлично», писать продающиеся статьи, пилить гранты или открывать на сцене рот – не стоят абсолютно ничего.

Грядет время Силы. Аз воздам…

Подсознание уже успело обработать картинки и события сегодняшнего дня. В голове крутится только один вопрос – а где, мать их, все взрослые?! Пока что я видел только детей – причем в ситуациях странных, невозможных, а то и вовсе – невероятных.

Невероятных, в случае если рядом есть кто-то в возрасте «двадцать плюс». И вполне объяснимых, если хоть на мгновение предположить фантастическое…

Вот если взрослых действительно нет? Нет армии, правительства, спасателей… Нет пенсионеров, бизнесменов, бомжей и безработных…

Эвакуация? Эпидемия? Эксперимент? Массовая эвтаназия? Э-э-э… Хм, а почему все стремные слова начинаются на эту самую букву «Э»?

На секунду напрягшись, я выдал еще несколько возможных версий. Резервация? Геноцид? Мобилизация? Понятия не менее страшные, но магия буквы-трезубца пропала. На душе стало на один фотон светлей.

Ладно, отбросим гипотезы, примем пока сам факт. Взрослые, э-э-э… временно недоступны. Короче – офлайн, «connection lost».

От сделанного вывода к горлу подкатил вязкий комок. Мама? Батя? Они тоже… недоступны?!

Зажмурившись и до боли сжав кулаки – я гоню от себя лишние мысли. Волевым усилием переключаюсь на насущное.

Кстати, а ведь похоже на то, что из всех, кого я увидел сегодня, – я самый старший. Мне ведь почти семнадцать… Второгодник, что поделать. Не из-за тупости, а по состоянию здоровья.

Хм… Что-то мне жутковато…

Ладно, толку сейчас гадать? Выйду на улицу – там все и увижу. Война план покажет.

Теперь по поводу потенциальных союзников. Из всех тех парней, кого я более или менее знаю, – толковых и относительно надежных ребят не особо много. На дистанции в два рукопожатия – человек двадцать. Край – тридцать. Из них только треть проживает в нашем доме – и в основном это дети офицеров.

Вообще-то военных семей в нашей новенькой «панельке» обитает на порядок больше. Но многие из «лейтенантов-капитанов-майоров» – бездетные либо разведенные, а кто-то и вовсе растит мудаков, по своему образу и подобию.

Дополнительно минусуем из подростковой стаи совсем уж мелких. Ниже тележного колеса, ага…

Туда же – за скобки уравнения – выносим девчонок, с которыми теперь вообще ничего не понятно. Неясно лично мне – в силу возраста, и непонятно в целом – в силу сложившейся ситуации. Кто они? Стратегический ресурс или капризная обуза? Величайшая ценность, которую надо оберегать, или равный партнер, которому пришла пора отложить в сторону модные гаджеты, взять в руки лопату и учиться копать окопы?

Впрочем, называть девчонок обузой – слишком наивно и самонадеянно. Взрослеют они раньше, а манипулировать противоположным полом учатся с детского сада. Пока мы играем в танчики, они – играют нами. Пока мы фантазируем о сексе, они решаются на аборт. Женщины – они вне возраста. Мое запоздалое спасибо бате за нудные нравоучения.

В школе у меня также все не очень просто. Она у нас не особо благополучная – чернухи хватает. Нет, наркоту не продают, и старшеклассницы телом не торгуют. Но вот всего остального с избытком. Все ж не элитный лицей, а район дешевого новостроя, социального жилья и зоны массового самозахвата бетонометров.

Однако с дюжину парней собрать по параллельным классам возможно. Одна беда – лето сейчас. Москва опустела на четверть и даже пробки на дорогах стали не такими плотными. До сентября. Или – уже навсегда…

Еще с десяток ребят я бы отметил в спортклубе. Да там один Алик Степанян пятерых стоит! Это если на татами. А в дикой рукопашке – без арматурины в руках к нему лучше не приближаться. Звереет наш армянин, натурально ему крышу сносит. Отсюда и отсутствие спортивных достижений. Но для меня важнее другое – правильный он парень. Просто – правильный. И других слов не надо.

Так. Подъезд у меня в доме крайний, и вообще – квартира стратегическая – верхняя угловая, окна на две стороны выходят. Идеальная позиция хоть для снайпера, хоть для наблюдателя. При этом, правда, особо привлекательная для воров и вражеских гранатометчиков.

От первых батя поклеил на стекла бронепленку класса защиты А3 – устанут долбиться. А от вторых дома все равно не отсидеться…

На два этажа ниже – квартира Ильи, сына начштаба заставы, капитана Фридмана.

Илья – типичный курчавый интеллигент, с полноценной аналитической машиной в голове. Тот самый случай, когда «прокачал своего персонажа в интеллект».

Поначалу его с удовольствием гнобили одноклассники, самоутверждаясь за счет слабейшего. А потом увяли, поймав цепочку неприятностей и лишившись времени на сомнительные развлечения. Нет, Илья не стучал и не пакостил. Просто как-то само собой получалось, что его обидчики регулярно влипали в неприятности, раз за разом вытаскивая худшую карту из всех возможных раскладов.

Вряд ли кроме меня кто-то еще догадывался о его роли в потрясающих двор и школу событиях. Под моим подозрительным взглядом Илья лишь смущенно улыбался и разводил руками:

– Стратегическое планирование, ничего личного.

Умен, зараза…

Нащупав правильную персону для первого визита – удовлетворенно киваю. С Ильей у меня отношения хорошие. Взаимное уважение, сцементированное обстоятельствами первого знакомства. Ну не смог я как-то пройти мимо, когда тощего малолетку щемила пара ржущих быдло-гопарей. Поймал я взгляд затравленных, но не ждущих помощи глаз, и вскипела во мне родовая Правда. Не додавила ее, видать, чернуха современного мира…

В тот раз мы отмахались. Причем вдвоем.

Курчавый недоросль не сбежал, а крутился под ногами, порхая, как бабочка с оборванными крыльями, и жаля, как пчела-пацифист. Не особо больно, но очень неприятно, обидно и абсолютно безжалостно. Казалось, что ему все равно, куда и как бить. Подставился – получи в пах. Пригнулся – вцепится в волосы. Обернешься – атакует лицо. Причем не кулаком в переносицу, а как получится. Схватить за ноздрю, порвать щеку, ткнуть в глаз…

Безумие? Если и оно – то контролируемое, холодное. Как он сам потом сказал – лучше уж пару раз получить люлей и заработать репутацию безбашенного, чем служить ежедневной грушей для битья. Я тогда лишь пожал плечами – у каждого свой путь.

Парень он неунывающий, в любых проблемах всегда видит возможности. Как и всякому пацану – «Путь Силы» ему нравился больше, чем «Дорога Безумца». Помощи он не просил, дальше пробивался уже сам. Получая тумаки и сплевывая кровавую слюну, он взял-таки ситуацию под контроль и «уважать себя заставил». Его перестали задирать «по приколу», а били уже за конкретные дела. Не дал денег «правильным пацанам», не отозвался на обидное «погоняло».

Но… Илья это Илья. И горе тем, кто этого не понимает.

Опосредованное влияние на ситуацию – вот он, правильный термин.

Резко обострились отношения у двух конкурирующих компашек двора. На два года заехал в спецшколу Вовка Лютый – беспризорный плод алкогольной любви местных синяков. Укатил на малолетку Атлет – жестко выбивавший мятые рубли со всех, до кого только мог дотянуться. Агрессивным силам подросткового мира резко стало не до мелкого очкарика.

Вот такой вот он – Илья. Идеальный аналитик и штабист. Лучше его в ситуации никто не разберется, а значит – «нам туда дорога»!

Но перед тем, как спуститься к соседу, мне обязательно нужно снова заглянуть в квартиру Кирилла и Карины. Страшновато, брезгливо, но надо! Слишком много вопросов, и слишком мало ответов! На полке отложенных дел уже полноценный завал! Да и со своими страхами нужно бороться. Пока они еще маленькие, пока корней не пустили. Иначе вырастет в душе могучий лес кошмаров – напалмом не выкорчевать…

Подхожу к соседской двери, проворачиваю в замке позаимствованный ключ. Нажимаю на ручку, осторожно распахиваю противно скрипнувшую дверь.

В квартире темно, мрачно и никакого трупного запаха. Может, нафантазировала детвора? У меня вон тоже лет до пяти «жил» под кроватью ужасный монстр. И я готов был биться смертным боем с теми, кто мне не верил. Хотя, если честно, он и сейчас там живет. Только – тссс!

Решительно выдыхаю, обхватываю покрепче биту, медленно захожу в прихожую. Вокруг – следы непродолжительной робинзонады. Хаос игрушек, рисунки на обоях, спящие под одеялом поники, наказанный в углу заяц.

Страшно… Страшно хочется кого-то убить… Того, кто за все это ответственен.

Вновь приходится успокаиваться. Собственные реакции напрягают. Организм сходит с ума – в ответ на любой раздражитель следует мгновенный выброс адреналина. Бей-беги! Как неглубоко, оказывается, в нас прячется первобытный зверь…

Ладно, прорвемся!

Вытираю о футболку вспотевшие ладони, сворачиваю по коридору направо – по направлению к кухне. Ступаю осторожно – обходя спящие игрушки и нарисованные на паркете «классики».

В тесном пространстве малометражной кухоньки я сразу понимаю – ребята не фантазировали. На крохотном угловом диванчике сидела мертвая бабушка. Заметно усохшая, со странно посеревшей кожей – но вполне узнаваемая. Голова откинута назад, рот распахнут, в полумраке поблескивает керамика вставных зубов.

Чур меня чур! Жуткое зрелище…

Я покойников страсть как не люблю. Потусторонние они какие-то. Рядом с ними в голову сразу лезет всякая чертовщина. Привидения, монстры, зомби и прочая мракобесия.

Силы воли хватает только на то, чтобы трусливо не пятиться. Неторопливо поворачиваюсь, выхожу гордо и свободно, как человек, а не тварь дрожащая.

Пытаюсь выйти…

За спиной что-то негромко падает, и я, испуганным зайцем, подпрыгиваю на месте. Разворачиваюсь практически в прыжке, с яростным оскалом вскидывая биту. Ничего рационального, сплошные рефлексы.

Слава богам – бабушка не шевелится. Сидит себе в прежней позе, пялится остекленевшими глазами в потолок. Скрюченных рук ко мне не тянет, комиссарского тела не алчет.

Лишь на полу валялся выпавший из усохшего рта зубной протез-лягушка. Именно его грохот и напугал меня до ранней седины.

Невольно перевожу глаза на распахнутый рот мертвеца и тут же замираю, до самых пят промороженный истинным ужасом. Сквозь серые старческие десны пробиваются тонкие иглы растущих зубов. Острых, голубовато-бледных, утилитарно-хищных клыков!

Не помню, как я выскочил в подъезд. В себя пришел только после того, как в руках хрустнул ключ от замка соседской квартиры, который я вновь и вновь пытался провернуть. Закрыться, запереться, отгородиться!

Эпический свет, что это было?! Я точно видел ЭТО? Мелкие акульи зубы в два неровных ряда?

В свою вменяемость я верю. Хотя рациональная частица разума крутит пальцем у виска, настойчиво внушая, что я – фантазер и такого не бывает. Я, может, и поддался бы… Будь странность единичной. Но то, что творится вокруг, нормальным уже не назвать. И в рамках этой парадигмы – я готов допустить существование ВСЕГО. Быть может, даже и ЕГО САМОГО. Великого Ктулху… А может, и вовсе… Неназываемого…

Отчаянно трясу головой, возвращаясь к реальности. Выбрасываю сломанный ключ, поудобней перехватываю биту.

К черту все!

К черту дымящийся опустевший город, к черту безумную школоту и отдельным посылом – к черту зубастых старушек!

Потопал-ка я лучше к Илье! Вон его предки – сорок лет в пустыне выживали. Ну не мог этот парень слиться за неделю невнятной катастрофы! Не верю! Кто угодно – но точно не Илья!

И, кстати, даже не заглядывая в родительскую спальню соседей, я теперь точно знаю, что значит цифра «четыре» на стене у соседской квартиры. Четыре трупа… И хрен там угадал неизвестный художник, намалевавший у моей двери кривую тройку! Мои все живы! Пока я верю – они обязательно живы!

Лифты ожидаемо не работают, поэтому спускаюсь по лестнице. Мрачновато тут… Грязные окна дают мизер света. С улицы доносится матерная разноголосица ломающихся подростковых голосов. Не знаю, стоит ли этому радоваться – но кто-то еще жив! Неумелые матюки густо разбавлены истеричными криками. Судя по всему, там кого-то бьют. Причем крепко, до животного страха за свою жизнь.

Очень хочется взглянуть на происходящее. Но заляпанные побелкой стекла для взгляда непроницаемы. А выламывать раму и высовывать наружу любопытную голову… Нет, башня у меня одна. И в нее сегодня уже и так стреляли…

Несколькими этажами ниже обреченно воет запертая собака. Хаски, что ли, с двадцатого? Или она лайка? Не, точно хаски! У нее еще на лбу характерный белый хрен между глаз. Что поделать, такой вот выдающийся у породы окрас…

Помнится, у псины еще и хозяйка такая же – фактурная, симпатичная. Старше меня на год, фигуристая и высокомерная, как Клеопатра. Но красивая, зараза. Надо будет заглянуть, спасти… э-э… собачку…

Двадцать второй этаж встречает погромом. На стенах – все те же пугающие цифры – три, семь, один и один. Тройка, семерка, туз. Очко…

Две квартирные двери выбиты, шлейфом от них – брошенное шмотье и редкая кровавая капель. Ничего серьезного – на уровне разбитого носа или порезанной руки. Мародеры-любители, ухо им в рот…

Третья дверь бестолково измочалена, но устояла. Жилище Сан Саныча – складского старшины. Насколько я знаю, телефончик слесаря по металлу батя брал именно у него. Неудивительно, что столь непрезентабельная на вид дерматиновая дверка устояла под бестолковым натиском непрофессионалов.

Относительно цела лишь последняя, четвертая дверь.

Удовлетворенно хмыкаю – я даже не сомневался, что Илья выкрутится. Уверен, что в случае массового попадания на необитаемый остров его номерок в общей «лотерее на принудительное поедание» неизменно будет оказываться последним. И не спрашивайте: «Как?!». Просто смиритесь.

Подхожу, оцениваю вмятины в жестяном полотне, качаю головой. Детский сад и сбоку бантик. Конструкция исключительно от честных и предельно аккуратных людей. Не стучать, не опираться. Испортите.

И все же стучусь. Тихим, но узнаваемым среди своих ритмом. Прислушиваюсь. Выпуклую линзу глазка перекрывает предательская тень. Конспиратор, мать его… Заслонку на глазок для кого придумали?

Делаю паспортное лицо, затем не выдерживаю:

– Илья, да рожай ты уже скорее! Не видишь, что ли – свои?!

Неуверенно лязгают металлом замки, звякает сдвигаемая цепочка. До меня доносится задумчивое бурчание:

– Свой своему поневоле брат…

Дверь распахивается, и настороженный Илья отступает в глубь квартиры. То ли приглашая, то ли заманивая.

Парень младше меня на два года, ему едва стукнуло четырнадцать. Хотя по комплекции он не тянет и на эти скромные годы. Мелкий уж больно, вечный правофланговый в классе.

Смотрит задумчиво, по-птичьи склонив голову и поправляя одним пальцем тонкую дужку круглых гаррипоттеровских очков. Растрепанный, чумазый. Ссадина на скуле, под правым глазом крупный фингал, но в остальном – вроде цел.

Оружия нет – ни в руках, ни на поясе. Хм, беспечно…

Прямо за порогом – заляпанная узнаваемой синей краской банка. Так вот кто у нас «дэд-артом» занимается? Последний ценитель математики на районе?

Колеблюсь неуловимую долю секунды. Жизнь – штука непредсказуемая, но я по-прежнему уверен – Илье можно доверять!

Шагаю вперед, демонстративно качая головой:

– Никогда не понимал людей, ставящих в жестяную китайскую дверь замки четвертого класса защиты… Занятно… Слушай, ты в нее хотя бы пальцем тыкал? Ведь это даже не сталь! Она реально консервным ножом вскрывается! Показать?

Парень едва заметно улыбнулся:

– Не надо. Верю и каюсь. Лоханулся мой батя, факт! Послушай… Саня… А это реально ты? Живой?

Я картинно приподнял бровь и задал контрольный вопрос:

– Есть сомнения? За бортом что – зомби‑апокалипсис? И, кстати, вопрос на полном серьезе, без дураков! Я ведь проснулся всего час назад. Что за хрень тут происходит, а?

Вот теперь глаза Ильи полыхнули настоящей радостью. Настороженность из подбитого взгляда исчезла, на лицо вернулась привычная улыбка. Распахнув руки, он бросился ко мне.

– Саня! В рот мне ноги! Реально живой! Ах ты ж чертов везунчик!

Я осторожно похлопал его по спине, затем взял за плечи и отодвинул на пионерское расстояние. Нет, мы, конечно, друзья-товарищи, но не до такой же степени?! Прячу смущение за иронией. Есть у меня такая черта, ага…

– Только не говори, что ты мой потерявшийся брат-близнец.

Илья счастливо оскалился.

– Круче! Я твой потерявшийся мозг! А ты – моя воля, совесть и личная харизма! Черт, Саня! Как же здорово-то! Вот теперь – заживем, вот теперь – всех нагнем!

Скептически хмыкаю.

– А кулаками у нас Алик будет?

Илья звонко хлопает себя по лбу:

– Точно! А я все думал – кем прикрыть это направление? Степанян – идеален! По крайней мере – до первого гормонального взрыва…

На лбу парня медленно проявляется красный отпечаток ладони, но он по-прежнему весел, бодр и суетлив.

Демонстративно осматриваю его с ног до головы: слива под глазом, тощие ручки-ножки, обгрызенные ногти. На затасканной футболке с трудом угадывается принт подмигивающего Эйнштейна. Лицо ученого заляпано многочисленными коричневыми пятнами. Похоже, не так давно Илюхе качественно подбили нос.

Эх, Аника-воин…

Скептически уточняю:

– Ну а вместе мы тогда кто? Солянка сборная?

Илья глянул на меня серьезно, выдержал театральную паузу, затем многозначительно поднял палец:

– Вместе мы – банда!

Заржав собственной шутке, он схватил меня за руку и потащил в комнату. Слова лились из него безостановочным потоком. Пару раз Илюха оглядывался, словно желая убедиться, что я ему не приснился.

А я слушал, при этом пытаясь понять – вот как можно так весело смеяться с абсолютно серьезными глазами? Холодными стальными глазами. Брр…

– Саня, расклад такой – за окном полная жопа! Забудь все книжки про «постап» и «БП» – какими бы жестокими они ни казались! На фоне текущей реальности – они не более чем розовые утопические сопли! Не хочу давить тебя жестью, еще насмотришься. Просто – поверь. И таки да, можешь улыбаться и радоваться дню сегодняшнему – ведь завтра будет еще хуже.

Я вспомнил увиденное на балконе, скрипнул зубами и хмуро кивнул. Верю.

Сбросив с дивана объемные пачки научных журналов, Илья сделал приглашающий жест рукой. Усевшись сам, поджал под себя ноги в удивительно чистых, хоть и разноцветных носках, продолжил:

– Комету помнишь? «Залетный гость из глубокого космоса», «разминулись лишь чудом» ну и прочую истерику в интернетах? Военные под шумок даже отстрелялись по ней чем-то ядерным. Причем на удивление синхронно, единым залпом со всех континентов… Не знал? Ну да не суть, все равно не помогло… Короче, Земля прошла через кометный шлейф. Таки да – это было офигенски красиво, по-научному необъяснимо и вроде как – абсолютно безопасно. Большие головы облегченно выдохнули, а наутро – не проснулись…

Я застыл. В груди словно разбилась банка с жидким азотом. Лед и пламя… Мама, отец, сестра! Хрипло выдохнул:

– Все?

Илья посмотрел на меня сочувственно, затем закусил губу и отвел заблестевшие глаза в сторону – на фотографию, заботливо проклеенную по углу новенькой черной лентой. На фото невысокий офицер-пограничник обнимал хрупкую женщину с младенцем на руках. Рядом с мамой стоял Илья – неожиданно серьезный и немного насупленный.

– Все… Все те, кто младше пяти и старше шестнадцати. И чем ближе к верхней границе – тем меньше шансов проснуться. Я спал два дня. Ты – тринадцать. Причем последний проснувшийся до тебя – сделал это дня три назад…

Сердце пропустило удар, но я вычленил из информации главное. И взорвался:

– Мне семнадцать во сне исполнилось, идиот! И раз бывают исключения, то и нашим родителям могло повезти! Ты на хрена их в мертвецы записал?! Ты трупы видел, нет?! Они же в гарнизоне, на точке в это время были – красная тревога, повышенная боеготовность по всему округу! Там убежище – тринадцать метров под землю! И бетонная плита – два с полтиной плюс арматура! Оперативно-координационное управление, группа мобильных действий, понимать надо! Илюха, ты чего?! Ну нельзя жить без надежды, просто – верь!

Под моим напором Илья ошеломленно замер, затем заторможенно кивнул. Медленно и нерешительно – он встал и подошел к фото. Взяв его в руки, долго всматривался в родные лица. Наконец, шепнув: «ну а вдруг?..», он зло сорвал черную ленту, вытащил фотографию из рамки, сложил ее вчетверо и бережно спрятал в карман.

– Ты… наверное… прав… Всегда должна быть надежда! Мало ли что я видел? Может, и вовсе – приснилось мне… гадкое… Я ведь хреново нынче сплю. Только таблетками и спасаюсь… Спасибо, Саша… Ведь реально они могли в «Ваулте» отсидеться или шприц какой-то из спецаптечки применить!? Там же c полсотни наименований, причем половина – засекреченные, номерные! Главное – верить…

Интерлюдия: Илья

Родителей и брата он хоронил сам. Под самое утро – когда ушли вместе с темнотой страхи, когда утихли ночные гульбища и яростные подростковые разборки.

Еще подвывал где-то позабытый магнитофон, лениво постреливали в районе супермаркета да в доме напротив устало стонала под очередным насильником неизвестная девчонка.

«Уже третьи сутки…» – отметил про себя Илья. Отметил устало и абсолютно безразлично. А следом пришла еще более страшная мысль: когда они ее уже окончательно заездят? Ведь невозможно же!

Илья не удивлялся собственной бесчувственности. Он был занят.

Его руки зашивали цветастую наволочку, в которой лежало бережно укутанное тельце младшего брата.

Ну а разум… Разум кипел от сознательно заданной сверхнагрузки. Илья решал в уме сложное логарифмическое неравенство. И его абсолютно не беспокоило то, что он уже давно запутался в формулах и явно шел по ошибочному пути.

Он просто не мог и не хотел осознавать себя «здесь и сейчас». Сработал предохранитель инстинкта самосохранения. Безумие и так бродило где-то совсем близко. Дышало холодом в спину, шаркало сзади, заглядывало через плечо…

Вот и приходится от него прятаться. Внутри самого себя. По-другому гасить восприятие Илья не умел. Хотя… Ведь можно таблетками прикрыться? Тупо приглушить все эмоциональные чувства?

Пересохшие губы разжались и медленным речитативом затянули песню-мантру:

 
Камни врезаются в окна, как молнии Индры,
Я нахожу это дело довольно забавным.
Ты понимаешь, что мне было нужно развлечься;
Мне надо чем-то лечить душевные травмы.
 
 
У-у-у… Транквилизатор…
 

Илья отложил в сторону недошитый саван и бездумно уставился на исколотые, обильно кровоточащие пальцы. И когда только успел? Он совсем не чувствовал боли…

Значит, нужно встать, дойти до аптечки и отыскать там йод. И… кое-что еще… Витька Цой не мог ошибаться…

* * *

Илья нервно тараторит и безостановочно мечется по комнате. За его спиной рушатся стопки книг, которыми заставлено все свободное пространство. Пирамиды из журналов, сталагмиты из справочников, колонны из брошюр. Фантасмагория…

Вместе с россыпью пальчиковых батареек с подоконника валится туристический фонарик. Звук его падения мгновенно приводит Илью в чувство. Бросившись к фонарику, парень с тревогой ощупывает прорезиненный корпус. Нажав пару раз на кнопку, убеждается в наличии узкого, «потайного» луча. Облегченно выдыхает, бережно возвращает на место хрупкое устройство.

Я и сам успокаиваюсь далеко не сразу. Делаю пару вдохов-выдохов, приводя мысли и эмоции в порядок.

– Слушай, Илья… А ты вообще, взрослых… ну в смысле… мертвых… Блин! Короче, тела погибших – видел?

Илья косится на меня с пониманием:

– Все еще не веришь?

Раздраженно отмахиваюсь:

– Да верю я, верю! У соседей моих, «семейки Ка» – ну ты их знаешь! – бабушка на кухне лежит. Странно так лежит… Лично наблюдал – чуть не поседел…

– Я тебя удивлю, но только в нашем подъезде таких тел не меньше трех сотен. По два-три на квартиру. Но наш народ… он такой – быстро ко всему привыкает. И ты перестанешь вздрагивать. Некоторые вон даже куражиться начинают, глумятся. Насмотришься еще фэнтезийных инсталляций. Волосы начинают шевелиться. Уроды, блин…

Мысленно вздрагиваю – бррр… Не дом, а филиал безумного морга.

– А вот всякого странного ты не замечал? С… с трупами связанного?

Илья посмотрел на меня внимательно, затем медленно кивнул.

– Ты тоже обратил внимание? Они ведь не разлагаются! И не пахнут! Тают, словно свечи – подкожный жир куда-то уходит. Чуть усыхают… Мумифицируются, что ли?

– И все?

Илья не выдержал:

– Тебе мало?! В радиусе двадцати метров от нас – не меньше полусотни якобы мумифицированных трупаков! Да, спасибо Комете и тому, что она приволокла с собой, – тела не разлагаются. Иначе город уже бы давно превратился в гниющий могильник. И хлебали бы мы полной ложкой весь классический букет: чуму, холеру, тиф… Но вот почему они такие? Ты их щупал? Они ТЕПЛЫЕ, Саня!!! И, кстати, кто их хоронить будет?!

Последние слова он почти выкрикнул, при этом покосился на свои покрытые ссадинами руки и зачем-то торопливо спрятал их за спину.

Задумчиво пожимаю плечами. Судя по тому, что я видел, – там не хоронить нужно, а кремировать под молитвы и песнопения. Но пугать Илью еще больше – я не хочу. Парень и так на грани срыва. Если уже – не за гранью…

Пытаюсь отвлечь его от глобальных проблем. Ободряюще подмигиваю, указываю на фингал под глазом:

– Разберемся, не дрейфь! Кстати, откуда украшение?

Илья осторожно щупает пальцем уже почерневший синяк.

– Да так… Хаджиевцы навесили, для профилактики. Пару дней назад они по этажам прошлись – квартиры вскрывали. Искали оружие: охотничье и табельное. Заодно народ шугали и подминали под себя одиночек. Видать, наваляли им где-то, вот и засуетились. Личный состав наращивают.

Я нахмурился, рефлекторно сжав кулаки и громко хрустнув суставами:

– Сообразили-таки, уроды…

– Не сразу, далеко не сразу. В первые дни вообще ахтунг был. Дом натурально выл – на десятки голосов. Поначалу от страха и беспомощности. Потом – от голода, жажды и боли. Думаю, что в первые дни мы потеряли не меньше четверти малышни. Всех тех, кто болел, и тех, кто не смог выбраться из квартир. Кто свалился с пирамиды табуреток, пытаясь достать банку варенья с антресолей, и тех, кто его таки достал, но обожрался до заворота кишок. Тех, кто лечил животики таблетками – наугад и по наитию. А также тех – кто спалил весь этаж в попытке вскипятить чайник или просто желая разогнать ночную тьму. Кстати, в нашем доме именно я перекрыл газовые вентили. Всего пару квартир выгорело, да и то – в четвертом подъезде.

– Молодец… – только и смог прошептать я.

Мне вновь захотелось зажать уши. Говорил ведь – фантазия у меня хорошая. А в некоторых случаях это отнюдь не на пользу.

Я с силой сжал зубы, отвлекаясь на боль и вышвыривая из головы пугающие картины. Кровавые мальчики и мертвые девочки…

Илья тем временем продолжал:

– …потом проснулись те, кто постарше. Народ начал выползать на улицу, кучковаться в группы. Многих исчезновение родителей даже порадовало. Ну, или, как минимум, не убило горем и не заставило шагнуть из окна. Подростковый нигилизм, гибкость психики и прочие выверты сознания. К тому же катастрофа оказалась очень щедрой! Ты мечтал когда-нибудь о ящике «Сникерсов»? А о тысяче бутылок «Блю Лейбла»? Контейнере фирменных шмоток? Спортивном «Феррари», полицейском «Крузаке», армейском «Тигре»? Да на, бери! Халява! Гуляй, рванина! Жизнь удалась!

Илья сплюнул, при этом покосился на тысячи книг, забивших половину объема большой комнаты. Скривился и тут же кивнул, отвечая на незаданный вопрос:

– Ага, и я тоже… Но у меня же не килограммы золотого хлама из ближайшей ювелирки, а знания! Справочники, учебники, карты, пособия… Да ведь им цены нет! Интернет сдох уже на третий день. Ноутбуки, планшеты и генераторы всех видов – тоже долго не проживут. Тем более что чинить-то их некому! На сотню пацанов дай бог чтоб хоть один умел держать паяльник в руках! Вот ты, например, умеешь?

Пожав плечами, я кивнул. А что тут сложного? Терпение, аккуратность, готовность учиться да соблюдение техники безопасности. Не сложнее чем на флейте играть – нажимай да дуй.

Повторюсь – батя у меня правильный. Если я что-то ломал – то сам же и чинил. Под присмотром, конечно, но все же…

Илья криво улыбнулся.

– Ну да, нашел кого спрашивать… Ты же баллистическую таблицу автоматного патрона выучил раньше, чем таблицу умножения… Ведь как знал, будто специально готовился к своему чертову БП!

Он замолчал, переводя дыхание и успокаиваясь. Поглядев на меня тяжелым взглядом и не дождавшись признания – вновь заговорил. Медленно цедя слова, абсолютно не в тему, но очень страшно:

– Прикинь, а ведь эти уроды – книжный на Лермонтовском сожгли. Тупо по приколу. И Лешку из сто девятой квартиры с балкона сбросили. Тоже, видать, «по приколу»… Он потом еще сутки под окнами стонал, маму звал, друзей. Макса… Олега… меня… и тебя тоже… Всю ночь напролет…

Взгляд парня остекленел, руки слепо зашарили по столу. Нащупав бестолковый кухонный нож, Илья вцепился в него, как в спасательный круг.

– Не-на-ви-жу!.. – прохрипел он по слогам и, пошатываясь, направился к закрытой межкомнатной двери, зачем-то обклеенной по периметру липкой лентой.

Ухватившись за ручку, Илья рывком распахнул тяжелую створку. Затрещал разрываемый скотч, удушливая волна смрада вырвалась из некогда герметичного помещения. По мозгам шибануло так, что в себя пришел не только я, но и сам Илья.

Резко убавив в энтузиазме и агрессивности, он нерешительно затоптался на пороге. Причем борьба шла явно не с вонью, а скорее – с самим собой. Наконец, сделав несколько безуспешных попыток замахнуться ножом и войти, он обессиленно прижался спиной к стене, медленно сполз на пол и беззвучно зарыдал – выронив клинок и спрятав лицо в ладонях.