Текст книги "Чебурашка (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Ромов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Я тоже благодарю.

– Да перестаньте вы, – машет она рукой. – Нин, я тут подумала, у меня ведь ни ребёнка, ни котёнка, тоже в один прекрасный день – ой! И всё, как не было ничего.

– Да тьфу-тьфу-тьфу, что ты говоришь, Таня! Тебе лет-то всего ничего.

– Я говорю, что надо мне Артёма в кооператив ввести. Как это делается, я уж и не помню. Чтоб когда помру, квартира ему досталась. Завтра переговорю с председательшей, чтоб собрание устроила, пока я здесь. Или прописать хотя бы…

– А ты сколько быть планируешь? – спрашивает отец.

– Ну, до девяти дней точно пробуду. Пока разберу всё – документы, рукописи. А там посмотрим.

Я слушаю вполуха. Квартиры, гаражи, машины… Что пошло не так? Как так могло произойти вообще…

В воскресенье мы едем на барахолку. С Катей. Пробный шар, разведка боем. На «пятьдесят первом» от Политеха минут сорок ползём до остановки, где на обширном пустыре, ограждённом сеткой, происходит действие, соответствующее названию.

Можно было поехать к цирку, это ближе к дому, но там, говорят, менты лютуют, так что едем подальше. Да здесь и народу больше, а значит и шансов тоже.

У меня на плече полотняная сумка, у Катьки тоже. План такой. Она база, я челнок. Я продаю, она прикрывает. Беру одну пару, продаю, прихожу за другой. Всего у нас трое штанов, двое больших, одни поменьше.

На самом деле, продавать – это умение, а я в этом деле был всегда пнём пень. Не моё это, честно говоря. Но и дистрибуторов подходящих я пока не вижу. Можно было бы подтянуть Миху Зайцева, но он уехал на сборы или в спортивный лагерь.

Можно попробовать через Катиного брата, он барыга, конечно, но и жук, тот ещё, срубит комиссию, мама не горюй. Надо пока просто прицениться и попробовать. А брюки получились просто атас, настоящая фирм а.

Катька у Антохи нашла пачку целлофановых пакетов. Он занимается гандболом и секция получила что-то импортное – форму, наверное, не суть. Этот прирождённый жулик снял со всей партии целлофановые упаковки.

Названий там никаких нет, но на нескольких языках написано, что содержание хлопка составляет сто процентов. И ещё куча цифр и упоминаний патентов или чего-то в этом духе. В общем, выглядит достаточно «фирменно», чтобы быть проданным за рубль. По рублю за пакет с родной сестры. Настоящий человек будущего, таких там ждут с распростёртыми объятьями…

В общем, мы выходим из автобуса и двигаем к площадке, огороженной сеткой-рабицей. Встраиваемся в поток и плывём по течению вместе с остальными пассажирами автобуса.

– Кать, за меня держись, не потеряйся.

Она кивает. Толпа вдруг застопоривается и я, пока мы стоим, притягиваю её за шею и шепчу в самое ухо:

– Сумку из рук не выпускай, следи внимательно, поняла?

Она послушно кивает и её светлые волосы разлетаются, попадают мне в рот и в нос.

– Ай!

Я чихаю. Она смеётся, закладывая непослушные пряди за ухо. Я мотаю головой и тоже смеюсь.

– Привет… – раздаётся рядом девичий голос.

Я оборачиваюсь и вижу… Вику. Блин! Ну, нахрен! Ну, почему! Ну почему надо появиться именно тогда, когда я обнимаю Катьку и шепчу ей на ушко! Неловкий момент, бляха! Ну, ладно, что теперь, не буду же я смущаться, оправдываться, отпрыгивать в сторону и всё такое. Я нет, а Катя смущается и даже краснеет, замечая, с каким недоумением Вика её рассматривает.

– Привет, – улыбаюсь я. – Знакомьтесь. Это Катя, а это Вика… о… товарищ сержант…

– Не на службе, – недовольно бросает, вырастающий за спиной дочери Хаблюк.

Сегодня он в обтягивающей брюшко рубашке «поло», в джинсах и белых кроссовках. Упакованный с ног до головы. Стиляга.

– Здравствуйте, Иван Денисович, – лучезарно улыбаюсь я, но узнать, что он ответит не успеваю, потому что людской поток начинает двигаться и нас тут же уносит вперёд, а Хаблюки остаются на обочине.

Поначалу мы проходим, осматривая товары. Здесь далеко не только фирм а, тут куча всякого барахла, старья, самошитого и всякого такого. Я замечаю тётку с тряпичной сумкой на плече. Из сумки свешивается штанина, светлая, как у нас, только ткань потоньше, как армейская «стекляшка».

Иду к ней, но меня опережает ушлый парняга с бегающими шкодливыми глазами.

– Почём отдаёшь, мать, – нагло спрашивает он. – Размерчик мой?

– Твой, – соглашается тётка. – Сто семьдесят. Франция.

– Чё за фирма?

– Пьер Карден.

– Померить можно?

– Нет.

– А как брать-то? Вон там, у будки, а? Пошли померим, куда я денусь-то? Ты глянь, там же бежать некуда!

– Нет, не пойду. Так бери.

– А за сто пятьдесят отдашь?

– Сто семьдесят.

Кент отваливает.

– Кать, иди вон там у сетки постой, неподалёку от будки, – говорю я Катюхе. – Я здесь покручусь.

Я остаюсь неподалёку от «Кардена» за сто семьдесят и слежу за теми, кто интересуется. К ней подходят, спрашивают, отходят. Через некоторое время появляется парнишка чуть выше меня. На вид чистый ботаник.

– З-здрасьте, – чуть заикается он. – П-по чём б-брюки?

– Сто семьдесят, – отвечает хозяйка штанов. – Размер твой, сто семьдесят.

– П-померять…

– Нет, так бери!

– У м-меня, ток-ка сто п… п… п-писят… – говорит парнишка.

Тётка отворачивается и начинает говорить с другим претендентом. Парнишка остаётся стоять на месте и крутить головой.

– Братуха, – подхожу я к нему. – Смотри, на мне штаны, штатовские, «Джексоны». За сто пятьдесят отдам.

– П-померять… – опять начинает он.

– Да где тут мерить? – усмехаюсь я.

– В-вон т-там все мерят…

– Да мы с тобой одинаковые. Видишь размер? Штаны вообще огонь.

– П-померять бы…

Да мать твою за ногу.

– Ну, пошли, померишь. Боишься, что хозяйство не влезет?

Мы проталкиваемся к почерневшей от времени фанерной будке. Вокруг никого нет, но за ней имеется углубление, защищённое от посторонних взглядов. Я бросаю взгляд в сторону, отыскивая Катю. Она стоит спокойно, наблюдая за мной. Хорошо.

Мы заходим за будку и я достаю из сумки «фирменный» целлофановый пакет. Вскрываю его и начинаю доставать «Джексоны».

– Да ладно-ладно, не доставай, – усмехается «ботан» безо всякого заикания. – Я верю. Верю. Так возьму. Давай.

Под ложечкой начинает неприятно ныть и сосать…

– Полторы сотни и они твои, – как ни в чём ни бывало пожимаю я плечами, понимая, что хорошенько влетел.

– Дорого, брат, – раздаётся слева от меня.

Это тот самый наглый чувак, который приценивался к «Кардену» перед «ботаном». Твою же за ногу. Опытный прожжённый и наученный жизнью доктор Айболит, попал, как последний лох!

Подходит ещё один кент в широкой водительской кепке. У него перебитый нос и кривая ухмылка через всю рожу.

– Давай штаны-то, чё замер, командир! – говорит он и подмигивает…

11. Что ты вьешься, черный ворон?

– Чего-то вы попутали, пацаны, – уверенно говорю я и начинаю убирать «Джексоны» в сумку. – Конкретно попутали.

Ботан тут же хватается за целлофановый пакет и дёргает его у меня из рук. Ага, щас прям, размечтался. Я тяну на себя. Зря что ли меня физрук хвалил? Троих, конечно, я не одолею, но и дёшево не дамся. Сейчас, главное, джинсы не отдать. Делаю рывок и целлофан выскальзывает из клешней фальшивого заики.

Я прижимаю пакет к правому боку и чуть отворачиваюсь от наседающих кидал, закрывая собой. Наглый, стоящий слева от меня, пробивает мне в плечо. Но не сильно, пока как бы только примеряясь и демонстрируя серьёзность намерений.

Он подёргивается и приплясывает, как на шарнирах. Будто блатной боксёр на понтах.

– Ты чё борзый такой, мы тебя щас завалим, нах, – доверительно сообщает он и подаётся назад, делая короткий замах.

Только я не даю ему снова ударить и сам бью ребром ладони по горлу. Мы же на тренировках не только отвлечённо броски отрабатываем, мы готовимся к самообороне вот в таких, непростых условиях, как сейчас.

Удар, впрочем, получается слабым и попадает не туда, но Наглый, тем не менее, оказывается ненадолго отброшенным от линии соприкосновения. Правда в тот же момент Заика пробивает мне в грудь. Тоже не сильно – ему и замахнуться-то как следует некогда и негде.

Эта толкотня происходит очень быстро, моментально. Но приводит пока только к тому, что все выходят из себя, страсти вспыхивают и мгновенно возрастают до максимальных значений. Страсти и обороты мотора в груди. Вж-ж-р-р! И он заводится, как сумасшедший «Феррари». Надпочечники впрыскивают адреналин, дозу за дозой, а тот заставляет сердце стучать всё скорей и скорей.

Я будто вижу схему работы двигателя. И машиниста. Это я сам, вернее, мой ид, мой зверь, мой тёмный доктор. Он загружает в реактор радиоактивные топливные стержни и выходит из тени. Циник и фаталист, повидавший кое-что плохое в жизни. Щёлк, и в голове раздаётся электрический зудящий гул – включается световой меч.

Одновременно с этим я слышу женские восклицания:

– Немедленно прекратите! Вон милиция идёт!

Это Катя, отрешённо фиксирую я. Повторно разыгрывает полицейскую карту. Чувак в кепке щерится, обнажая блестящую жёлтую фиксу. Кажется, он из них самый матёрый. В глазах у него горит злая решимость, а в руке сияет кастет.

– Убери кастет, – говорю я.

Голос становится глухим и хриплым. Кент сплёвывает мне под ноги и… замахивается. Но как-то нерешительно и неохотно даже.

– Убери-убери, – хриплю я. – А потом вы втроём повернётесь и уйдёте отсюда. И никогда сюда не вернётесь!

Не знаю, конечно, что из этого получится. Зрительного контакта нет, как было с Арканом, да и что там с ним было, хрен его знает, товарищ майор. Но, попытка, как говаривал товарищ Берия, не пытка…

Рука с кастетом медленно, медленно, очень медленно ползёт к карману а взгляд уходит куда-то за меня.

– Быстро отсюда, чтоб я вас больше не видел! – с наездом говорит кто-то сзади.

Голос кажется знакомым, деловым, с нотками обиды.

– Иначе сейчас на кичу у меня поедете!

Шакалы отступают, и я поворачиваю голову. Ну, да, он. Хаблюк. Глаза навыкате, взгляд вызывающий. В руке красные корки.

Ну вот, на этом, собственно, инцидент заканчивается. Я, Катя, Вика и Ваня против трёх шакалов. Наша взяла. Правда остаётся неясным, кого они послушались, меня или красных корок Иван Денисовича…

– Костров! – надвигается на меня Хаблюк, когда молодые разбойники теряются из виду. – Ты чё творишь? Я же тебя предупреждал уже. Я тебе нянька что ли? Чё за херня такая? Где кипиш, там ты. Я не пойму, ты смерти ищешь что ли? Ты чего вдруг таким резким стал? Прям притягиваешь неприятности. Что там у тебя? Показывай!

Он примерно моего роста, но, в отличие от меня, пошире и с упругим пузиком.

– Давай, покажи, говорю, может, мне надо.

– Так вот, на мне смотрите, – пожимаю я плечами. – «Джексоны». Америка.

– Ну-ка повернись… Ви-и-к, ты такие хотела?

– Почти… – задумчиво говорит Вика, внимательно осматривая мою задницу.

Внимательно и придирчиво. Изучает.

– Сколько? – глядя исподлобья, спрашивает Хаблюк.

– Сто пятьдесят… – неохотно отвечаю я.

Блин, ситуация честно говоря, так себе. Стрёмная ситуация. Продавать палёные джинсы менту, да ещё и для девушки, на которую имеешь виды… И вообще… Ладно бы я теорему Ферма доказал или премию Ленинского комсомола получил, а то спекулирую на барахолке. Позорище, в общем.

– А ты крутишься, да? – не то спрашивает, не то утверждает Хаблюк. – Никогда бы не подумал. Вроде такой домашний с виду, мухи не обидишь… Ну-ну, может, не такой ты и бестолковый, как я думал.

Что⁈ Я улыбаюсь. Не потому, что получаю удовольствие от похвалы, а потому, что мне смешно. Ха, если бы я сообщил, что доказал эту самую теорему, он бы точно махнул на меня рукой и поставил жирный крест, как на бесперспективном и малоинтересном чуваке. Похерил бы и забыл. А деловая хватка, похоже, вызывает у него уважение.

– И со шпаной сцепился, не побоялся. Один против всех. Интересный ты кент… Вика, ну чё⁈ Мы целый день здесь торчать будем?

– Да, пап, хорошие. Но без примерки как я скажу…

– Бери домой, – предлагаю я. – Примеришь, посмотришь, удобно ли в них. А потом уже решишь, брать или нет.

Думаю, мой размер ей будет как раз. Она же с меня ростом, это Катька поминиатюрнее, а Вика кровь с молоком. Молодая антилопа.

– Что, – удивляется она, – просто так отдашь?

– Смеёшься? – пожимаю я плечами. – Конечно. Думаешь я вам не доверяю?

Она бросает быстрый взгляд на батю, и мне почему-то кажется, что означает он, что не стоит быть слишком доверчивым с этим вечно недовольным человечком. Блин… Ловлю себя на мысли, что в этот момент без формы он похож на Карлсона, не получившего варенье.

– Молодец, – говорит отец Вики таким тоном, как если бы он спрашивал, мол, может тебя ещё в зад поцеловать?

Говорит и резко выдёргивает пакет из моей руки.

На следующий день ко мне приходит Катя дошивать оставшиеся три пары. На самом деле, не три, а ещё фиг знает сколько. Нужно сшить ещё нам с ней по паре без этикеток, и мамам. Тоже без «фирменной» фурнитуры.

– Надо в Москву ехать, – говорю я. – Пока ты туда с концами не умотала, выкупить у того парняги, Артура, фурнитуру.

– Так мы это ещё не продали, – удивляется Катя.

– Считай, двое уже продали. Интерес есть, однозначно. Вика бы на всякую хрень не клюнула…

Вчера мне удалось загнать одни джины без примерки и за полную стоимость. Похожий на студента-старшекурсника парень долго крутился вокруг, рассматривая мои «бананы» и остался чрезвычайно довольным. Легко отстегнул сто пятьдесят и радостный унёсся прочь. Возможно, заработал в стройотряде…

– Вика? – переспрашивает Катя. – А… Ну, она ещё и не купила, пока только домой унесла. Не звонила она, кстати?

– Нет пока…

– Это ты из-за неё… с тем громилой?..

– Ну, типа… – признаюсь я.

Как догадалась-то?

– Понятно… – хмыкает она и, закалов чёлку, склоняется над разложенной тканью. – А если Вика твоя придёт прямо сейчас, а мы тут шьём да кроим? Как думаешь, она сообразит, что это не Америка, а всего лишь твоя комната?

– Если вдруг нагрянет, мы быстро всё уберём и…

– Да как? Поперепутаем всё. Да и не получится быстро.

По всей комнате лежат куски ткани, вырезанные детали, выкройки, линейки, стоит машинка.

– Ну тогда не поведём её сюда, в гостиной примем.

– При-мешь. Мне-то не нужно вроде…

– Кать, ты чего злишься?

– Я⁈ – удивляется она. – Я – нет, на что бы мне злиться? Разве что вот на эту юбку…

Она встаёт на колени, пропускает руку между ног, ловит подол юбки и, протащив вперёд, заталкивает за пояс. Длинная и неудобная для ползанья по полу юбка тут же превращается в шорты.

– Кать.

– А?

– А ты красотка.

Она удивлённо поднимает голову и заметив мою улыбку, хмыкает, качнув головой.

– Оценил.

– Ага.

Раздаётся звонок.

– Пришла, – кивает Катя и склоняется над своими выкройками.

Я выхожу, прикрываю дверь в свою комнату и спешу в прихожую. Точно, это Вика. Вау! На голове что-то такое хаотично-пышное, футболка заправлена в короткую джинсовую юбку и подчёркивает осиную талию.

– Привет, – улыбаюсь я.

– Ты один? – кивает она.

– Заходи, пожалуйста. Давай вот сюда.

Она скидывает босоножки, скользнув взглядом по стоящим здесь же Катькиным балеткам и проходит в гостиную. В руке держит пакет, судя по всему, с «Джексонами».

– Будешь, что-нибудь? – спрашиваю я. – Чай, кофе, лимонад…

– Не, – качает она головой. – Я штаны принесла.

– Не понравились?

– Да нет, понравились. Я как раз такие хочу. Они классные, просто чуток велики. Если бы размер поменьше…

– Меньше есть, но, боюсь, они будут маловаты. А можешь примерить? Я хочу посмотреть, насколько они большие. Ткань ведь ещё подсесть может после стирки.

– Да я уж тоже подумала…

– Ну, давай, надевай.

– А зеркало есть большое? – спрашивает она.

– Есть в спальне у родителей.

– Хорошо.

Вика достаёт джинсы из пакета и с улыбкой смотрит на меня.

– Здесь? – немного насмешливо спрашивает она. Ты наблюдать что ли будешь?

– А… ой, – усмехаюсь я. – Ну, я бы понаблюдал, вообще-то. Но если ты против, пошли в примерочную.

– Да, давай лучше в примерочную.

Я завожу её в спальню. Она входит, останавливается перед шкафом, в створки которого встроены зеркала, и неловко оглядывается. Или мне только кажется, что неловко, ведь Вика та ещё артистка.

Но обстановка действительно немного двусмысленная – спальня, кровать, мы одни в квартире, по крайней мере она так думает, примерка, оголение чресл… Есть в этом что-то такое, интимное и вызывающее лёгкое волнение…

– Ну, ладно, – говорю я. – Приступай, а я пока маленькие принесу.

– Давай, – кивает она. – Только не входи, пока я не скажу.

– Искушение.

– Чего? – хмурится она.

– Ладно, говорю, так и быть, подожду твоего звукового сигнала. Ничего не бойся, раздевайся смело.

– Полностью, да? – усмехается она.

– Конечно, Вика, а я пока «Токайского» принесу.

– Иди уже, давай…

Я выхожу из спальни и плотно прикрываю дверь. Потом ныряю в свою комнату и тоже дверь закрываю. Катя на полу вырезает деталь.

– Ушла? – спрашивает она. – Надо, чтобы ты придержал, боюсь скривить…

– Тс-с-с! – прижимаю я палец к губам. – Не ушла ещё. Нужен маленький размер.

– На её жопу не налезут, – качает головой Катька. – Они мне впору, а я-то поменьше, чем она.

– Ну, попробуем. Не налезут, значит не налезут. Возьмёт большие. Где они?

– Да, вон, на стуле, ты же сам переложил.

– А, точно…

Я подхожу к стулу и вдруг…

– Артём, я вот подумала…

Дверь распахивается и на пороге появляется Вика в «Джексонах». Немая сцена. Голоногая Катя на полу, лоскуты, швейная машина и я с джинсами в руках. Класс.

– Ага, – говорю я. – Чего подумала? Это Катя, кстати, вы знакомы уже.

Та-да-да-да-дам, как сказал бы Бетховен. Так судьба стучится в двери.

– Привет, – бросает Катя и снова склоняется над парусиной.

– Офонареть! – выдаёт Вика, рассматривая рабочий интерьер моей комнаты. – Вот это да! Вы сами что ли?

Ну, боюсь, отрицать уже бессмысленно.

– Ага, – киваю я. – Катя, собственно.

– Офонареть! – повторяет Вика и проходит в комнату.

Она с интересом разглядывает мою «пещеру» и следы нашей с Катькой трудовой деятельности.

– Да у вас тут настоящая фабрика. А можно мне с вами?

– С нами? – удивляюсь я.

– Ну, да, возьмите меня в вашу фирму.

– Директором?

– Да ладно тебе! У меня знаешь, сколько идей в голове?

– А ты шить умеешь? – спрашивает Катя и поднимается с пола.

Заткнутый за пояс подол юбки выскальзывает и падает вниз, скрывая от глаз стройные ноги.

– Нет, шить не умею.

– А продавать? – спрашиваю я.

– Продавать? – хмурится она.

– Ну, у тебя много подружек модниц. Ты танцами занимаешься, бываешь в разных местах. Если будешь продавать им, сможешь нормально заработать.

– А у вас много?

– Нет пока, – пожимаю я плечами. – Но мы нарастим производство.

– Да? – поднимает брови Катя, но никаких замечаний на этот счёт не выдаёт.

– А сколько?

– Рублей двадцать, установим тебе премию. Пять пар – соточка. Неплохо же?. А вот эти, которые на тебе, можешь получить за полцены. Будешь ходячей рекламой. Как тебе такой вариант?

Вика задумывается.

– А они нормально сидят? Не сильно большие?

Катя подходит к ней и взявшись за пояс чуть поддёргивает брюки вверх, быстрыми движениями проводит по бёдрам, оправляя ткань, присаживается и чуть подгибает длину.

– На твою фигуру – то что надо, – говорит она. – Нужно просто ремень вставить или платок продеть. Могу длину чуть убрать, если ты не хочешь подворачивать. А так отлично. Пояс только подтянуть и всё. Тём, есть у тебя ремень? Дай Вике, чтобы она посмотрела. А маленькие будут некрасиво обтягивать вот здесь.

Катя хлопает себя по бокам ниже талии.

– Будет казаться, что тут многовато. Примерь, те что поменьше и поймёшь, о чём я говорю.

Всё так и оказывается. Глаз у Катьки, как алмаз. В общем, наше предприятие увеличивается, неожиданно получая отдел сбыта.

– А Катя… – тихонько спрашивает Вика, когда я её провожаю до двери. – Вы дружите?

– Дружим, – усмехаюсь я. – Как друзья. А девушки у меня нет, если ты об этом.

– Понятно, – кивает она. – Ну, ладно, пока. Заходи в гости как-нибудь.

– Думаешь, стоило её привлекать к нашему делу? – спрашивает Катя, после того, как Вика уходит.

– Ну, продажи, в любом случае, нужно делать, а с этим она точно справится. Всю жизнь в школе что-то продаёт. А двадцатка, мне кажется очень хорошая цена, учитывая, что в странах с развитой рыночной экономикой продавец зарабатывает намного больше производителя.

– Хорошо, что у нас экономика не развитая, – улыбается она. – А не разболтает она, где шьются американские «Джексоны»?

– Слушай, сейчас она, по крайней мере будет заинтересована в том, чтобы об этом никто не узнал. Иначе получится, что она носит палёный шмот.

– Не шмот, а шмотки. Ладно. Надо работать.

– Кать, держи, – я отдаю ей деньги, полученные от Вики. – Как раз тут твоя доля. Я с тобой не посоветовался по поводу «демонстрационного» экземпляра со скидкой. Так что это будет за мой счёт, а тут как раз твоя половина от полной стоимости.

– Нет, я с тобой согласна, хорошая мысль. В любом случае, ты начальник, как скажешь так и будет.

Она улыбается.

– Только не совсем понятно, что ты продавать собираешься, у нас всего-то несколько брюк.

– А мы ещё сошьём. Брезент отец обещал достать. Кроить я могу по лекалам, а ты как Анка-пулемётчица будешь строчить до потери пульса. До твоего отъезда надо штук десять хотя бы изготовить.

– Строчить я могу, а фурнитура-то?

– А за фурнитурой съездим.

– Куда? – удивляется Катя.

– В Москву. Давай? Сгоняем вдвоём. Туда и обратно. Утром улетим, а следующим утром вернёмся.

– А родителям что скажем?

– Скажем, что в поход идём с ночёвкой, – говорю я первое, что приходит в голову. – У нас ребята собираются. На рыбалку, вернее.

– Можно попробовать, – задумчиво кивает Катя и расплывается в улыбке. – Прилетим в столицу с рюкзаками, удочками и в резиновых сапогах. А что, классная идея. Надо только червей заранее накопать.

На девять дней тётя Таня предлагает мне забрать дядькины рукописи и сразу из столовой я иду к ней. Мы двигаем пешком по «50 лет…» практически молча. Идём, почти не разговаривая и думая каждый о своём. Не доходя до главпочтамта, сразу за остановкой, там где в будущем будет «Красное и Белое», сворачиваем направо, во двор.

Лужа подсохла, но всё равно занимает почти весь проезд, будто её питает подземный источник. Впереди гаражи, а справа трансформаторная будка. Я подаю Тане руку, помогая пройти вдоль лужи, и добираюсь уже до противоположного края, когда из-за будки выскальзывает человек и начинает удаляться от нас вдоль гаражей по направлению к дядюшкиному дому.

Там постоянно кто-то шныряет, так что я поначалу не обращаю на него никакого внимания, да только… Как только мы оказываемся у того места, откуда он вынырнул, со стороны будки раздаётся протяжный стон. Даже не стон, не знаю, а вопль, тоскливый и жалобный.

Человек, идущий впереди нас, оглядывается и… я его узнаю. Блин! Это же тот самый «слесарь-сантехник», что пытался проникнуть к дядьке в квартиру. Чего он здесь кружит? Впереди появляется несколько человек, шагающих навстречу. Сантехник втягивает голову в плечи и ускоряет шаг.

В этот момент стон повторяется, и я останавливаюсь.

– Не ходи, – сжимает мою руку тётя Таня. – Там вечно забулдыги отираются, алкаши, рвань.

– Ладно, тётя Таня, я просто гляну и всё. Туда и назад…

Я выпускаю её руку, вступаю на тропинку, ведущую за будку, туда где отвоевал батины кроссы, и сразу замечаю человека. Очень бледный седой бородатый дядька лежит на траве и держится за живот. Руки у него красные от крови, а из живота торчит рукоятка ножа…