Текст книги "Я точно знаю, что младенцы, не умеющие говорить, знают и понимают слова!"

Автор книги: Дмитрий Пинхасик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Дмитрий Пинхасик
Я точно знаю, что младенцы, не умеющие говорить, знают и понимают слова!

Я точно знаю, что младенцы, не умеющие говорить, знают и понимают слова!

Мои первые чёткие воспоминания из детства. Я в пеленках с родителями на руках, завернутый в какие-то одеяла. Мне безумно жарко. В голове какие-то артисты из телевизора. Я их даже как-то идентифицировал. Мне безумно жарко. Я пытаюсь шевелиться и вынуть руки из своего одеялового склепа, но никак и никто не понимает, как мне хочется сказать: «ДУРАКИ! ДУРАКИ РАСПУСТИТЕ ОДЕЯЛО. ДАЙТЕ ОХЛАДИТЬСЯ!».

Мы на платформе «Мельничный ручей», я знаю эту платформу. На улице зима. Я все это помню. Дураки…

Вся соль в друзьях

У моего друга в детском садике Сереги Малышенко (он был сыном нашей воспитательницы), но это просто так получилось… Вдруг появился спичечный коробок, и он оттуда что-то ел!? Я, конечно, поинтересовался: «соль!?». Есть соль в садике из спичечных коробков?! Зачем!? Но на вопрос: «хочешь попробовать» – я, конечно, попробовал…

Какого же было удивление мамы, когда она зашла в кухню, всю засыпанную спичками и солью.

В общем, я пришёл на следующий день в садик с своим коробком и сам с удовольствием стал привыкать и привык есть соль. Я ведь не знал, что это белый яд.

Женское коварство

На тихом часе в садике лежим с девочкой… Да, вы не поняли! Друг напротив друга. Наверно, это Лена Мазина была. Ну она языком чешет, как любая баба, понятное дело. Спать не даёт.

Это же потрясающая ошибка совдеповских садов класть в одну комнату мальчиков с бабами! Естественно, никто в этих садах не спал и не собирался.

Ну, слово за слово, уж и не помню, кто это первый предложил… Вряд-ли, конечно я, так как я был мальчик очень приличный.

«Показывай», – говорит она.

Ну, еврейский мальчик ей, конечно, в ответ:

«сначала ты, дорогу…дорогуша. А уж я потом». Она:

«нет ты. Нет ты. Нет ты. Нет ты. Ты. Ты. Тыыыы».

В такие моменты многие мальчики начинают уставать и искать выход из помещения. Но тогда в садике я побоялся выйти в пижаме на Московский проспект, в общем, хрена думаю с тобой золотая вобла, смотри с чего лепили александрийскую колонну! Оттягиваю, понимаешь, свою резинку и, на-а!! Ну та в проход между рядами кроваток наших лицом повисла, как в невесомости! Одни щиколотки её за матрас как-то держат! Хватит, думаю тебе морщинки, складочки мои прелестные изучать. Как бы глаза у тебя от удивления не треснули! Оперирую обратно резинкой. Я тогда уже научился это делать профессионально…

«Ну давай,» – говорю: «твой выход. Ну… Ну!!!».

И тут-то впервые в жизни я узнал, что такое женское коварство! Так меня впервые развела женщина. Учтите, они это умеют с детского сада! Я – лох, стал скандалить. Пришла воспитательница.

«Что? – говорит, – что орешь?»

А я на неё смотрю так. Смотрю и думаю: «Ведь не поймёт ДУРА, что тут происходит, как не объясняй. С какой стороны ни заходи, у взрослых всех с мозгами не ахти».

«Лена обманула!» – говорю. Она мне: «В чем?».

«Ну не показала мне то, что обещала…», – так просто я…

– «Что?»

«Неважно» – отвечаю.

Ну, вообщем, и наказали меня ещё… Типа, безупречно глупый ребёнок шумит без причины!

Не еврей!

Во дворе какая-то, видимо, размолвка случилась, и мальчик назвал меня евреем… а я-то не еврей.

Ну я ему сказал: «Сам ты – еврей», – а он чего-то опять!

Ну ссорились-ссорились, он в свое «еврей да еврей», как-то прям навязчиво. Как-то прям…

Прихожу домой, то да се. Обедать сели. Я говорю:

«Чегой-то, бабушка, там с третьего подъезда Серёжа, его вроде зовут, меня сегодня евреем каким-то обзывал и обзывал. Прям привязался к нему к этому еврею.».

Ну бабушка как-то примерзла на несколько секунд и говорит:

«Понимаешь, Димочка, тут такое дело… а мальчик-то этот правду говорит, внучек, Еврей ты…».

Суп перестал быть куриным. Солнечный свет не сильно, но тоже как-то притупил сам себя тучкой. Моя родная, самая любимая бабушка, моя защитница от дверей шкафов, родителей и всех бед на свете вдруг говорит, что тот мерзкий мальчик со двора, тот вонючий слизняк-обзывала прав!? И я… Я – еврей!!?? Как?!

«И я, Димочка, еврейка, и Нелля, и Илюша, и мама твоя, и папа. Мы все, Димочка, евреи!».

«Вы может и евреи, а я НЕЕЕТТ!!!» – сказал я весь в слезах!

Еврей

Прошло пару тройку лет, и вновь уже другой мальчик обзывал во Всеволожске на даче меня евреем. А я уже знал, что он говорит правду… Время уже расставило все на свои места.

Острая необходимость выбить из его рук и рта бутерброд с докторской росла в течение десяти или двадцати секунд и затмила все окружающее пространство… Колбаса уже валялась по канаве вдоль забора, а я все костылял ему по убегающему на двух жирных ногах затылку.

Не прошло и часа, маманя жирдяя-колбасника нашла нас и, громко орошая окружающее пространство криками, от которых прибыло цветы на грядках, воздействовала на мою Бабушку. Бабуля в изумлении обратилась ко мне прямо в момент концерта, и я немного робко пожаловался, что он меня дразнил евреем.

– «Вы, пожалуйста, гражданка, идите, займитесь воспитанием своего сына, дабы данная ситуация не повторилась» – защитила меня бабушка металлическим голосом, которого я никогда ранее от неё не слышал! «Молодец, Димура!» – добавила она.

С этого момента и цветы, и жуки, и я начали усиливать магнитное поле бабушки, и это неуклонно начало перемещать шум, вместе с его источником, набитым необъяснимо большим количеством дерьма, к забору, а впоследствии и за него…

В 6 лет Поездка с папой в Очамчири

Отдали ребёнка мужику (ну в нашей семье с детьми особо не нянчатся). Где-то, в городишке каком-то, зашли кушать в забегаловку, папа заказал там разной еды.

«Это тебе суп, сынок, кушай».

Так я узнал, что грузины (все кавказцы для меня тогда были грузины) не нормальные! И что означает на нашей планете слово «харчо»!

Спросить я не мог! Часть супа была во рту, часть на подбородке, а часть на столе! Слезы в глазах.

«Папа! Папа! Ужас какой-то! Это не суп! Ошибка какая-то. Туда что-то добавили. Перепутали! Весь рот жжет!» – пытался мычать я с открытым от бровей до груди ртом.

«Да нет, сынок. Он просто перченный. Так здесь готовят»

«Зачем портить суп? Зачем сыпать перец в него? Это же потрясающая ошибка. Его же теперь нельзя есть! Не может быть!?» – крутилась в мозгу одна и та же мысль…

Там же, на югах в каком-то большом доме, где мы в гостях

Бегаю во дворе, играю с какими-то детьми и вижу, что-то прикреплено к потолку уличной кирпичной арочки. На цепочке, на колечке, да еще и блестит. Начинаю рассматривать: вижу, это– какой-то тройной большой крюк. По форме вещь мне напомнила игрушечный корабельный якорь. Становится очевидно, что ничего в этой жизни-то мне, собственно, и не надо, совсем, кроме этого «якоря». На самом деле, это был тройной крюк для ловли рыбы. А так как были мы на Чёрном море, то БОЛЬШОЙ крюк, висел он высоко. И мне было его не достать. Но не уходить же в окружающую пустоту без самого нужного предмета!

Сколько раз может прыгать маленький мальчик за очень нужной ему вещью, до которой ему не допрыгнуть?! Ну три или четыре раза, наверно… Ну, если эта вещь похожа на ценную, и мальчик из еврейской семьи, и он уже оббежал весь двор, и никаких лестниц и стульев нет, то мальчик может: во-пер– вых, тоже начать прыгать, во-вторых, прыгать пока не научится прыгать, и, в-третьих, прыгать пока его, мальчика, куда-нибудь не унесут. Но есть и еще один вариант развития сценария, который обычно, с еврейскими мальчиками и редко случается – это допрыгнуть. Учитывая, что в нашем случае висел рыболовный тройник, вероятность редкого сценария значительно повысилась, и, может, на десятый или двадцатый прыжок мальчик наконец огласил замечательные цветущие Абхазские окрестности безутешным воем.

Предназначенным для фаршированной рыбы-русалки (вот, кстати, оказывается, почему в мифологии их часто называют

«сиренами» – за столь мощные голосовые способности) крюком блесны можно было любоваться сквозь ноготь указательного пальца.

Папа и кто-то из друзей были врачи, демонтировав висящую на цыпочках и цепочках шумную конструкцию с потолка арки, ее внесли в дом. Крюк, как и положено любому уважающему себя рыболовному крюку, был оснащён гарпуном, поэтому просто вынуть его было очень затруднительно, о чем я неоднократно, крайне убедительно, сигнализировал из своего полуобморочного рева сменой тональностей. Шло обсуждение идеи о протыкании вперёд под ногтем, чтоб вывести конец крюка с гарпуном наружу, а там уже откусить гарпун, чтоб без помех вынуть крюк назад. При попытке нажатия, вызывались из меня абсолютно идентичные, самые, конечно, горькие звуковые волны. В общем, ситуация была безвредная вроде бы для жизни, но как-то крепко разрушающая психику.

После обсуждения принесли меня в комнату к швейной машинке. По какому-то чуду к ней прицепили точильный диск (как это сделать в темпе не представляю себе, но, к сожалению, мой мозг не сохранил конструкцию этого волшебства). Срезали сам тройник. Страшнее этой процедуры точно ничего не бывает. Помню, как сейчас! Оставили только крюк в пальце. Так как я не помню самого вынимания крюка, то, очевидно, потерял сознание. А папу почему-то никогда не спрашивал. Но, наверное, протащили-таки вперёд под ногтем насквозь.

Всю свою жизнь, беря в руку рыболовные крюки и блесны, я моментально превращаюсь в пружину внимания…

Сгущенка и дружба

Саша Шумилов, мой дошкольный друг (жил во дворе напротив меня), хотя впоследствии мы и оказались в одном первом классе, был как-то сильно здоровее меня. Ну это к делу не имеет отношения.

В те времена, дефицита и пустых магазинов, была такая фишка у советских людей – варить сгущенку. Интересно, конечно, кто и как это изобрёл!? Обычно ведь технологии изготовления продуктов подсказываются либо случайно, типа, утонул корабль с алкоголем, а через много лет бутылки подняли, а там «ого-го уже что»! Или сырок забыли в пещерке, потом нашли, с голодухи попробовали, а плесень – «вау»! Либо научные эксперименты, когда перед народом очкастым задачи нарезаны конкретные, как сохранить тот или иной продукт или как его отходы использовать, чтоб обогатиться.

Но с вареной сгущенкой как получилось?! Сложно представить алкаша, который, варя макароны, случайно обронил в кастрюлю банку сгущенки, или такого ботана-исследователя, который вдруг решил отдать десять или двадцать лет жизни на такой прекрасный продукт, как сгущенка. Он сыпал туда таблицу Менделеева ежедневно, замораживал ее, крутил в центрифуге и смешивал ее с обувным кремом, точно зная, что в конце туннеля–нобелевская премия… Но думаю, без алкаша вареной сгущенки, случайно сложенной около печки, всё-ж не изобрести.

В общем, Сашка в свои 7 лет уже тоже был осведомлен о гениальном, забытом страной алкаше. А, правильнее сказать, о наследии, которым он одарил население Совка. И, недолго думая, обнаружив в закромах синенькую банку, тут же бросил её в кастрюлю, ну и, естественно, испытывая скорейшую необходимость получения варенки в кратчайшие время, плиту включил на максимум!

Чего, естественно, Сашка не знал, так это того, что зависимость улучшения вкуса от времени варки не бесконечна. Писнувшая слегка под себя от совершенно внезапного взрыва в кухне, мать Сашки подлетела в кровати, даже не успев открыть глаз! Сашка, каким-то образом, на инстинктах понял, что взрыв, это и есть тот момент в данном дне, когда нужно максимально ускорить ход дальнейшего течения событий. Между слепым прыжком его огромной разъярённой матери-убийцы из дальней комнаты их коммуналки в сталактитовую пещеру, где ранее была кухня, Саня успел:

хватануть ртом ком сгущенки, который прилип около выключателя света;

взвизгнуть обожжённым ртом;

плюнуть часть слизи на пол;

взвизгнуть от обожженного подбородка, на который сгущенка переместилась изо рта;

поскользнуться;

упасть лицом с сгущенкой на пол со сгущенкой;

взвизгнуть;

вскочить на колени;

схватить с пола или стены ком номер два и выброситься на лестницу.

Волной от мыслей матери Сашка был в момент выброшен во двор с своего последнего этажа. На бегу он делал движения похожие на перекидывание горячего предмета из руки в руку, когда человек не хочет обжечься… Я как раз в этот момент вяло ковырял палкой дырку в асфальте, или, как понимали мои родители, это препровождение времени – гулял. Когда Саня подлетел ко мне во дворе, как раз началась трансляция обращения матери с неба к сыну божьему, ею ранее бесполезно рожденному. В этой трансляции жители Технологического района узнали: кто он, зачем он, что с ним будет, когда он вернется, и кем он станет после этого!

Так как предложения, извергаемые перепачканной сгущенкой убийцей, были удивительно длинными и наполненными, то требовались и периодически заборы воздуха. Саня стоял лицом к небу и покорно внимал. Я, как и положено еврейскому мальчику, на всякий случай спрятался за ним. В паузы забора воздуха я слышал Сашкин голос: «На-на, бери-бери, ешь». Руки Сашки за спиной были разжаты, черные от грязи, в них была намазюкана сгущенка. Папа требовал от меня все шесть лет моей жизни непрерывно мыть руки. Семья врача все-ж. Я знал поименно каждого микроба, который мог покарать мое здоровье и долголетие, если я не применю достаточно мыла при очередном мытье. А тут эта грязная слизь и ее, типа, как бы, сейчас, именно в такой важный момент, надо съесть. Ведь Саня для меня принес, а его сегодня за это казнят! Как же получается, если не съем, бессмысленная смерть и все из-за меня!

Я весь перекошенный ковырнул подушечкой своего розового указательного пальца в слизь с волосами. Все мое тело передернула судорога.

«Еще-еще, бери!» – шептал Саня. Я ткнул тем же пальцем еще пару раз. «Ну!? Ну? Вкусно?» – шептал Саня. Я честно лизнул грязь: «Очень вкусно. Спасибо тебе большое!» – сказал я, вытаскивая волосы незнакомых мне людей, а, возможно, и зверей изо рта.

Луна-парк

Как-то раз, в Горький приехал Луна-парк и двоюродный брат Гарик повел меня кататься на аттракционы. Я был, конечно, очень сосредоточен и внимателен: таких парков в России не было, все это было уникальной и очень волнующей возможностью познакомиться с другим миром! Я интересовался, сколько чего стоит, и отказывался от аттракционов под причиной «надо подумать». Брат уже не знал, что и делать, и начал меня активно пытать, боюсь я или что? И тут выяснилось, что я считаю мелочь и планирую, на какие аттракционы мне хватит, а на какие – нет!

Несчастье

С самого детства помню, что в семье были машины. Первый Москвич 412 папа купил в год моего рождения или что-то около того. Залез в долги, но это стоило: машина – чудо прогресса! Говорят, он больше стоял, чем ездил, его все время чинили. Отца выручал дядя Боря, муж моей тетки, у них машина уже была, он и завел отца на тачку. Рукастый был мужик, и вообще – это была очень близкая нам замечательная семья. Выручали и другие мастеровые приятели. У одного из них, Жени Гуревича, были ногти – телевизоры, я не уверен, но, наверное, это заболевание какое-то… Концы пальцев расширены и покрыты боль шими выпуклыми ногтями. Я мог таращиться часами на быстрые пальцы незаменимого спасителя Жени, который ими ловко ковырялся с мотором у нас в гараже. Эти большущие пальцы умели подобраться в недосягаемые щели движка или удерживали малюсенькие винтики и пружины. Так я и стал автомобилистом. Отец, как и все, стремился к лучшей жизни, и поняв через годик, что наш Москвич вовсе не создан для езды, а имеет свои собственные меланхолические планы на жизнь в уютном гараже, исхитрился и поменял машину на жигули: вот с этого момента наша семья и начала ездить с удовольствием и ветерком!

Стремления отца, однако, никуда не пропали, и иногда машины менялись на другие, наверное, поновее или получше, так он и крутился, не забывая что-то подзаработать на выгодных продажах и покупках. Все наши родители, бабушки и дедушки, стояли в многолетних очередях на квартиры и машины, впрочем, как и многие знакомые, и если раз в несколько лет кому-то приходило письмо счастья, то это означало настолько большой куш, что жизнь владельца прямо менялась, как при супер-выигрыше в лотерею! Ведь на так называемом в то время «чёрном рынке» все это стоило в полтора или два раза дороже!

Помню, как возбужденный эмоциями отца, я весь счастливый в пять лет рассматривал новенькую ВАЗ 21011, которую мы приобрели. Отец обсуждал цвет, он был какой-то не белый, а молоч ный! Какие-то мелочи были в диковинку в этой чудо-машине, то ли добавили новейшую, ультрасложную систему – обогрев заднего стекла, то ли неимоверный наворот в виде радиоприёмника, ну, в общем, все были в восторге.

Было лето, у нас гостила бабушка из Горького. Мы куда-то ехали по Пискаревскому. Огромный сто тридцатый ЗИЛ на светофоре, не тормозя, въехал в зад нашей одиннадцатой, на одиннадцатый день, после её приобретения. Есть что ли всё-ж магия цифр?! Или аура кладбища пыталась затащить нас в иной мир. Все произошло около кладбища. В машине была почти вся семья, двое родителей спереди, и я с бабушкой сзади.

Кузов машины потом долго стоял у нас на даче, он представлял из себя гармошку, восстановить его было невозможно, зачем и почему он там стоял – не знаю. Отец и мать были пристегнуты, поэтому практически не пострадали, у бабушки сломались шесть ребер, а у меня об переднее сиденье нижняя челюсть… ну про сотрясение мозга можно не говорить.

Ночь, ребёнка без сознания держит на руках папа, я с разорванным ртом заливаюсь кровью. Кто-то из проезжающих машин открыл дверь ЗИЛа, и оттуда вывалилась какая-то спящая пьяная тварь.

При переломе у меня развалился сустав крепления челюсти к черепу, хрящ, прямо полностью, как-то отпал или отделился, челюсть не держалась. Мне залили пластик между задних зубов с ужасным душащим химозным запахом и вкусом. Когда он застыл, получилась «шина», она прожила во рту минимум полгода. Далее, чтоб закрыть рваный, со швами рот и придать мне более умный вид, примотали челюсть к голове бинтами, и так, в образе то ли космонавта в белом шлеме, то ли египет ской мумии, я продолжил житье-бытье. Сначала меня кормили бульонами через нос, но попозже стали заливать жидкое топливо и через щель во рту.

Папа был врачом, как я уже писал ранее, и непрерывно обсуждал спасение челюсти. Наконец стало понятно, что главный светила в челюстно-лицевой науке – профессор Балон.

Вспоминается анекдот: «нет такого слова, которое не может служить еврею фамилией».

Как всегда, к хорошему специалисту стояла очередь, и помню, как мы сидели в ней, несмотря на врачебные знакомства. Я уже был в курсе всех кошмарных перспектив о взрослом мне с большой головой и левой нижней челюстью шестилетнего ребёнка. Балон, как и все предыдущие, воткнул пальцы мне в уши и стал прощупывать суставы и смотреть снимки. Вердикт был ужасен: операция необходима, но шанс, что питание кости, а оно ответственно и за рост челюсти, восстановим не более двадцати пяти процентов. Для меня значительно больше ужаса было в операции, и я немедленно начал нытье, что надо попробовать без нее, и что я не хочу, и так далее. А для родителей, понятное дело, несчастьем стал вердикт о мальчике для цирка уродов…

В центральной районной больнице Всеволожска, где работал отец, была Инесса Андреевна, очень приятная тетя, которая все время осматривала меня ещё до Балона. Она не согласилась со светилом и, к моей большой радости, в тот момент уговорила отца подождать с операцией. Аргумент о том, что её, операцию, ещё успеем сделать, сработал, несмотря на риски, затягивая это дело, процент удачи понижался. Меня возили к Инессе все время, и она разрабатывала мне челюсть. Мы пытались двигать челюсть влево, вправо и вверх, вниз, хотя может это был и просто периодический осмотр для решения об операции. Инесса считала, что сохранился кусочек хряща, и он может как-то скрепить дружбу костей, подрасти или регенерировать что ли, и тогда через него пойдет питание и рост кости. И она была права!

Что-то улучшилось. В рот стали попадать разные продукты маленькими кусочками и порциями, и я размельчал их резцами или здоровой стороной. Инесса спасла меня от уродства и мучительной, одинокой, никому не нужной бесполезной жизни, полной страданий и понимания своей отверженности обществом. Потом, когда она станет стоматологом и будет заведовать зубным кабинетом в совхозе «Щеглово», я, сначала с мамой, а потом и один, стану навещать ее раз в полгода или в год. Хотя мотаться туда занимало полдня. Я доверял ей сверлить свои зубы и рвать из них нервы, несмотря на пренеприятнейшие эмоции и ощущения, которые сопровождали всех владельцев зубов в те годы. Я входил в этот кабинет, и она обнимала меня, как своего ребёнка и мы вместе гордились тем, что я росту не по годам, а по часам и получаюсь ладным и приятным человечком. (Свое мнение, читатель, держи при себе.) Это были встречи ребёнка со второй мамой и оба знали, что любят друг друга и ждут. Понятно, что пальцы в уши засовывались каждый раз, и я двигал челюстью в привычных направлениях, а моя спасительница ощупывала хрящ, как редчайшую драгоценность, и о чем-то думала, возможно, о медицине, а, возможно, о чудесах…

Над пьянью, которая въехала в нашу жизнь на ЗИЛе, был какой-то суд, по-моему, его осудили, насколько, не помню, это очень справедливо, ведь он принес нам тяжкие телесные, выражаясь юридическим языком.

Впоследствии, если когда-то где-то меня просили открыть рот, я всегда гордо заявлял, что широко открыть не смогу, так как я уникален, и пытался рассказать свою историю, не всегда слушали, конечно, но я пытался. Лет десять ещё я мог щелкать челюстью. Хруст шёл изнутри головы и надо сказать вызывал любопытство слушателей. Все знают фильмы про супергероев, Бэтмена, челове ка-резинку, огненного человека и так далее. Я же стал щелкунчиком! Если бы я поехал в Америку, уверен меня бы взяли в кино, вместе с этими всеми чудесными ребятами спасать мир от злых сил. Чем именно может суперщелкунчик помочь в экстремальной ситуации?! Да это не моя забота, а Голливудского сценариста.

За бабки, которые ему платят уверен он решил бы любую задачу. Однако, что-то не допетрили мы с родителями срубить деньжат и не съездили к сожалению за Оскарами… Я писал письма на Шаболовку, с предложениями заменить в новый год, в «Голубом огоньке», Пугачеву, или Ротару на мои удивительные щелчки в микрофон перед страной. Но кто-то не понимал там, что может быть интересно по-настоящему народу, или почта не дошла. Тогда я дозвонился, но выслушав меня только частично, недав мне рассказать даже про пьяный ЗИЛ, меня прервали ответом, что щелкунчик будет в другой программе и в другое время! В ответ на мои робкие попытки щёлкать в трубку, там повесились. Я был ошеломлен! Мысль лихорадочно искала объяснений. Мог ли кто-нибудь еще во вселенной издавать щелчки головным прибором!? Навер ное просто дурят народ. Выходит к микрофону мошенник в кон церте, а они под фонограмму бьют за кулисами деревянным молоточком, по голове какой-нибудь терпеливой домашней кошке, возможно принадлежащей самому мерзавцу– двойнику. Вторая версия была ещё хуже. Возможно пьянь на ЗИЛе уже отсидела за таран других жигулей с ребёнком!? Освободилась и напала на нас. Тогда это уже сложнее, конкурентов придётся не искать и разоблачать, а искать и нейтрализовывать! Ломать челюсть, или ещё чего похуже! Мечты рушились на глазах.

Неповторимая способность при жизни среди Землян куда-то атрофировалась. До сих пор, при очень открытии, что-то там вылезает в бок из сустава, и видна разница механизма здорового и спасенного. Но на перекос морды лица травма не повлияла, кривизна есть, но в пределах обычной нормы асимметрии, озлобленных суровой жизнью Совка остальных жителей страны. Более того, челюсть продемонстрировала неоднократно, что по ней можно бить без последствий боксерскими перчатками, каратистскими накладками и даже голыми руками и ногами. Мозг, правда, из-за этого часто получал диагноз – сотрясение, а челюсть пока не подводила!

Впереди, дорогой читатель, тебя ещё ждёт множество детальных описаний моих самых разных хворей и болезней, которые сопровождают медленную смерть наших организмов в плодородном слое планеты, приготовься и получай удовольствие от того, что у тебя не все это было.

Мрачный бобёр

Во втором классе школы я неожиданно подвергся перевоспитанию в семье моей тети и со скрипом, смазанным детскими слезами, стал отличником.

И как следствие – правильным мальчиком.

И вот сижу я такой весь в белой рубашечке, в галстучке в классе пишу что-то. Захотелось в туалет по грандиозным делам. Ну, думаю, потерплю. Материал же записываем. Потерпел. И ещё потерпел. И ещё. Чувствую до перемены не дотянуть похоже. Ну, тяну руку. Тяну, тяну, и чего-то не складывается, уж не помню почему. То ли не доставала рука до учителя, то ли заподозрила учила, что я почему-то слинять без дела хочу. Но факт остается фактом, что не выпустили меня!

Материал урока мной уже совсем не усваивался. Хотя я и пытался что-то записывать второй, не вытянутой рукой каким-то совсем чужим почерком… Давление и на мозг, и на скамейку неудержимо увеличивалось. Учила по-прежнему не обращала внимания на налитые, выпученные из лица глаза. И вот, в какой-то момент, ладонь моя вдруг сдалась и сжалась в кулак и, мелко трясясь, начала опускаться на парту. Веки с трудом натянулись и накрыли окружающий меня мир. Чечетка замерла, и процесс неудержимо начал перемещать меня в ад! Почерк вернулся, и я даже начал соображать, о чем мерзкая вражина нам преподавала. Дети с удивленными вытянутыми лицами начали оглядывать класс, училка начала запинаться. У нее ведь тоже на лице был бугор с двумя дырками от ноздрей или для них. Черт ее знает…

Некоторая иллюзия, что я распространяю «счастье» в небольшом, набитом людьми пространстве инкогнито по-прежнему не покидала меня. Так мы и учились 40 человек дальше чему-то, видимо, очень важному, пока не раздался звонок. Этот звонок буквально взорвал класс! Дети вскочили и пихали все в портфели кучами, не разбирая, разрывая листы и ломая ручки! В этом хаосе только один человек действовал чинно и медленно, ни на секунду, не теряя достоинства, и ни на миллиметр, не перемещая нижнюю туловищную часть тела – это был я! Мне уже некуда было торопиться, и что самое ужасное, у меня не было хорошего выхода из ситуации! Я не понимал, как мне избавится от столь внезапно обрушившегося на меня и совершенно не нужного мне богатства. И вот, когда из бутылки вылетело вместе с пробкой все шампанское, и я остался один в непригодном для существования живых существ помещении, я начал робкие эксперименты.

Перемещение меня и всего остального в вертикальную позицию, к моему счастью, далось без негативных новостей. Походка прямоногого робота тоже оказалась очень удачным методом сохранения чистоты в школе. Удерживая сегментарную неподвижность, я неуклонно перемещался по перемене в спасательный школьный гадюжник. Когда же закончится этот рассказ, думают сейчас чопорные очкастые дамочки, поправляя осиные гнезда, зачесанные и налепленные, как они думают для красоты, у них на головах?! А вот нескоро – отвечу я вам! Запершись наконец в кабинке, я смог оценить объёмы бедствия. Моему обозрению было представлено идеальное лошадиное седло, вылепленное по индивидуальному заказу какого-то ковбоя-гнома с кобурой для карликового пистолета во фронтальной части! Лепешка не поддалась никаким аккуратным воздействиям ни с одной стороны, и стало ясно, что карликовый мозг, видимо, меньше ее, и поэтому проигрывает в этой партии. Избавится от нее силой мысли или каким-то бесконтактным способом, не превратившись в говнобомжа, было невозможно.

Задача была решена медленным, аккуратным водружением пистолета обратно в кобуру, а карлика – на лошадь. Звук звонка сообщил об окончании перемены и необходимости принятия решения, куда скакать на перекрестке богатырю-маломерку. Направо пойдёшь – домой попадаешь, но прогуляешь урок… но приблизишься к спасению чести. Налево пойдёшь – в класс попадешь, но в говне пропадешь… но не прогуляешь. В общем, честный, аккуратный мальчик в белой рубашечке, в брючках со стрелочками и в галстучке медленно, но верно прямоногим шагом вернулся в класс!

МЧС тогда не было, и никто его не вызвал. Доучившись, как и всегда до конца дня, я медленно и осторожно начал путь домой. Немного смущало, что из брюк за мной на снег уже сыпался песок, но мне кажется, это было мелочью в тот день. Дома была одна бабушка. Я скользнул в туалет, совмещенный с ванной, и второй раз проиграл мозговой штурм, как быстро и без потери достоинства и чистоплотности превратиться в хорошего мальчика. Я включил воду и начал набирать ванну. Не помню, снял ли я белую рубашечку или оставил, но в ванну я залез в застегнутых штанах и посыпанных песчаником собственного производства носках. Когда грязевая ванна набралось до подбородка, я начал приподнимать его, чтобы вода не затекала в рот. Идея была проста, протекая сквозь ванну и меня, вода должна была вытекать через верхнюю горловину, унося ненужные мне в моей жизни более элементы. Через час бабушка начала проявлять беспокойство и недоумение по поводу моей сверхчистоплотности, выразившейся в сформировавшейся очереди в ванну. Ещё через час оборону уже стало держать невозможно, так как с работы вернулась вся семья и, попав в мою утреннюю ситуацию, в отличии от меня, не намеревалась ни тянуть руки, ни заполнять штаны. Дверь уже ходила ходуном! Я вынужден был капитулировать. Но как?!

Шоколадный принц проследовал от ванны до двери, слив из штанов пару литров коричневой жидкости, а после открытия моментально бросился назад купаться! Озадаченно смотрели на меня все мои родственники, несмотря на стоящий смрад, робко озвучивая версии о дегтярном мыле, окрасившем мир санузла… Но времени у них тоже было не вагон. Санузел ведь был один на всех. Полноценно использовать его с поселившемся в нем мрачным бобром, было невозможно. Я явно привносил какой-то дискомфорт, поблескивая глупыми глазами над поверхностью с проточной водицей. Именно так я называл жижу в которой теперь обитал. Далее уж не помню, кто и как мучился со всем этим, но меня переспорили. Никакой бред про диффузию воды и продукта жизнедеятельности, выкрикиваемый мной с уверенным видом, никого не тронул. Затычка была удалена с своего места, а ещё через полчаса, сверкая белизной, я уже в окружении молча смотрящих на меня родственников уплетал куриный суп. На мои просьбы передать ещё хлебушка, или соли, никто почему-то не реагировал.