Текст книги "Петербург"

Автор книги: Дмитрий Силлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Толпа немедленно расступилась, образовав большой круг. В центре остались я, Анья и урод.

– Ты уйди, сестра, – подал голос одноглазый. – Испытание только для твоего спутника.

Девушка не сдвинулась с места.

– Мы пришли вместе, и если уйдем, то тоже вместе, – процедила она сквозь зубы. – Если вы не доверяете ему, значит, не доверяете мне. Так что получается, это испытание для двоих.

– Это испытание для меня, – негромко произнес я. – Иди.

И, увидев, как она упрямо поджала губы, добавил:

– Ты будешь только мешать.

Она метнула на меня взгляд, в котором удивление быстро сменилось негодованием.

– Как знаешь, – бросила она и, повернувшись ко мне спиной, пошла по направлению к колышущейся толпе.

Вот и хорошо. Когда хочешь, чтобы женщина сделала что-то правильно, иногда нужно ее обидеть. Потом можно извиниться, но это – потом. Просто иначе она будет настаивать на своем вместо того, чтобы подумать. Например, как сейчас, насчет безопасности. Своей. И моей. Ибо мутанты хотят, чтобы я дрался с их уродом, и никакие другие расклады их не устраивают. И я буду драться, так как нет у нас другого выхода. Хотя, если честно, не очень представляю, как можно голыми руками завалить эдакого монстра.

– Бой! Убей его, Ярго! – крикнул одноглазый и неожиданно ловко метнул в меня какой-то шарик. Вот ведь сука какая! Я рефлекторно увернулся, и шарик, еле слышно звякнув, упал на землю. Вот оно как. Маркер. Если б этот колокольчик ударился об меня, ушастый моментом бы сориентировался, где я стою. Впрочем, и так получилось нормально.

Лысый Ярго растопырил лапы и метнулся вперед, на звук. Мне ничего не оставалось, как отпрыгнуть в сторону и уйти в перекат. На мой взгляд, красиво получилось, мягко, почти неслышно, но у слепого урода были свои представления насчет совершенства моих движений. Сориентировался он мгновенно, ударив ногой по тому месту, где я находился долю секунды назад. Костяная шпора распорола землю, прочертив на ней нехилую борозду… и застряла, зацепившись за какой-то корень.

Монстр дернулся, корень лопнул, но я все-таки успел ударить каблуком по голени, как раз над копытом. Голень она кость чувствительная для любой живой твари, у которой таковая имеется.

По ощущениям будто в стальную балку ботинком саданул, аж голеностоп онемел слегка. Человек бы мигом от такого удара на пятую точку грохнулся, а лысому подсвечнику хоть бы хны. Только складка на башке чуть расширилась, и из нее раздалось леденящее кровь шипение.

Ага, не нравится!

Однако злорадствовал я рано. Все-таки многосуставная конечность есть оружие непривычное, прежде всего – для противника. То есть, для меня.

Когтистый кулак прилетел откуда-то сбоку. Я попытался увернуться, уловив боковым зрением смазанную тень, но получилось это у меня неважно…

Удар был тупым, будто киянкой по черепу съездили. Меня снесло с места, как пушинку, – от такого удара по черепу устоять сложно. Попади лысый на три пальца пониже, в висок, – и всё, считай отходился один снайпер по параллельным мирам. Но, видимо, мой пинок по голени его слегка дезориентировал, вот и попал он по верхней части черепа.

Как шея выдержала эдакую затрещину – не знаю, видать, накачалась за столько лет, таская мою дурную голову. Но выдержала, только все мышцы ее заныли разом, словно канаты под непомерной нагрузкой. И, конечно, в башке загудело мама не горюй, и перед глазами всё поплыло, как положено при хорошем нокдауне. Но утоптанная площадка не ринг, и за десять секунд, при спортивных нокдаунах положенных, лысый Ярго меня запросто раздергает на антрекоты. Так что, несмотря на колокольный гул в голове и расплывчатую картину мира, я бросился в единственном направлении, куда в подобной ситуации имеет смысл бросаться, – в ноги мутанту, прям под его копыта.

Я не ошибся. Видимо, мой противник привык, что охваченные ужасом жертвы пытаются убежать от него, а не наоборот. Вследствие чего у Ярго возник секундный когнитивный диссонанс. Иными словами, подвис он немного, и даже слегка попятился – мало ли на что способен этот ненормальный, у которого после удара по кумполу наверняка мозги съехали набекрень.

Он был недалек от истины. Сейчас я вообще окружающую реальность воспринимал словно в тумане, в котором напрочь утонули страх, инстинкт самосохранения, трезвый расчет и прочие полезные рефлексы. Хотелось мне сейчас только одного – рвать этого гада, а дальше хоть трава не расти. Иными словами, разозлил он меня сильно. Не люблю я, когда мне стучат в череп всякие уроды, причем так больно. И ради праведной мести готов на многое.

Ярго махнул лапой с растопыренными когтями – видать, решил, что со мной надежнее не боксировать на потеху публике, а сразу переходить к расчлененке. Но сделал он это как-то неуверенно, будто все еще пребывал в раздумьях насчет способов моего уничтожения. А вот это он зря. В скоротечном ближнем бою думать вредно, в нем действовать надо. Думать же полезно до него – на тренировках, например, – и после него. Если, конечно, останется чем думать.

Вот я и поднырнул, не долго думая, под летящую лапу, ухватился за нее, дернул вперед, вытягивая, после чего крутанулся на месте, выворачивая жилистую конечность так, чтобы она оказалась у меня под мышкой.

Излишне говорить, что лысый не ожидал от меня такого пируэта. Я и сам не думал, что получится, – все-таки здоровущий мутант это не спарринг-партнер, с которым ты на ринге хитрые связки отрабатываешь. И та, которая у меня вылетела сейчас на рефлексах, по идее, сложная штука, из тех, что получаются далеко не всегда. Но после удара в череп организм порой способен на чудеса, одно из которых, например, сейчас получилось – поймать огромного, четырехлапого, копытного мутанта на локтевой захват, за которым следует простое движение: руки резко вверх, а центр тяжести – вниз.

Был бы это хороший человек, намеревающийся просто набить мне морду, я б, честное слово, только дал боль, положил неразумного на землю и слегка придержал, чтоб он остыл маленько. Но лысый имел точную установку убить меня, поэтому я не церемонился.

Послышался хруст, будто кто сухую ветку об колено сломал. А следом взвыл Ярго, да так, будто у меня над ухом кто-то армейскую сирену врубил. Мать твою, сволочь горластая! Хотя понять мутанта можно – сломанный сустав это очень больно.

Его растопыренная лапа повисла плетью, но в мою сторону летели еще две. Так раздосадованный дачник убивает назойливого комара. Хлоп меж ладонями, и от того мокрое место. Но я ж не тупое насекомое, к тому же от вопля лысого у меня в голове даже немного прояснилось. Гудеть она не перестала, но туман перед глазами стал немного прозрачнее, и осознание того, что сейчас будет, пришло неожиданно четко. Практически одновременно вместе с нестандартным решением проблемы.

Сломанная конечность мута все еще безвольно лежала у меня в руках, словно дохлая, изломанная змея, только скрюченные пальцы с раздвоенными когтями судорожно сокращались. И тогда я, совершенно неожиданно для себя, вскинул вверх эту искалеченную лапу, при этом одновременно приседая.

Хлоп! Смачный удар ладони об ладонь, хруст ломаемых костей и новый крик боли слились в один звук. Ярго орал, явно боясь разлепить огромные лапы, между которыми торчали скрюченные, изломанные пальцы. А еще оттуда толчками брызгала зеленоватая кровь – похоже, мутант не только расплющил себе кисть сломанной руки, но и серьезно повредил нежные ладони двух других о собственные сломанные кости.

Но я прекрасно помнил о том, что любая, даже очень сильная боль имеет свойство притупляться, а на ее место приходит ярость. Поэтому стоило поторопиться, дабы закрепить успех.

Ну, я и закрепил, не долго думая со всей дури саданув каблуком по той же самой голени. Два раза по одному и тому же месту – что в драке может быть хуже? Ну разве что выбитый глаз или разбитые в кашу гениталии.

В ноге Ярго хрустнуло, похоже, треснула кость. Мутант захлебнулся собственным криком, вздрогнул всем телом – и медленно завалился на бок. Всё. Болевой шок. Как при обычном боксерском нокауте, мозг просто отключил тело, как предохранитель вырубает сложный прибор при перегрузке, дабы тот не сгорел к чертям крысособачьим.

Над площадкой повисла тишина. Правда, ненадолго.

– Стало быть, человек победил человека, – без особой радости выкрикнул одноглазый. – Хомо не умеют так драться. Это, несомненно, наш брат по крови и разуму.

Толпа не возражала. Ей, в общем-то, было по барабану, кто я и что я. Она собралась на площади ради зрелища, она его получила. Остальное – не ее дело. Шоу окончено, можно расходиться по своим делам.

Я сделал пару шагов в сторону – хрен его знает, вдруг монстр резко очнется и прыгнет – и опустился на землю. Бой окончен. Наступила реакция. Все-таки, по черепу Ярго приложил меня неслабо. Нокдаун как минимум, следом за которым чуть позже обязательно придет тошнота и тупая, нудная головная боль. Сейчас же просто ноет то место, где медленно набухает шишка. И слабость медленно разливается по телу, противная и липкая, словно паутина…

Кто-то уже тащил Ярго в сторону высокого дома, но основная масса мутов разбредалась помаленьку по своим делам. Краем глаза я отметил, что и одноглазый со своей пристяжью, потеряв ко мне интерес, направляются к воротам. Ладно, хорош рассиживаться. Лучше уже не будет, скорее, наоборот. Надо встать… Так, а где же Анья? Она вроде говорила, что здесь можно обменять не нужные нам трофеи на что-то более насущное…

– Свобода и справедливость!

Крик, разнесшийся над площадью, был зычным, раза в два помощнее воплей одноглазого. Муты, задумчиво расползающиеся по своим баракам, разом замерли, повернув головы в сторону кричавшего. Как ни погано мне было, но я сделал то же самое, едва не застонав при этом, – шея, принявшая на себя роль амортизатора при ударе, теперь болела не на шутку.

От ворот прямо ко мне шли пять человек. В смысле, вполне себе нормальных людей, не мутантов. У каждого на ремне знакомый автомат ППС-43, все запакованы в «лиственный лес» и кирзовые берцы. И при этом две рожи лично мне хорошо знакомы – мои недавние пленники, торжествующе-недобро скалящиеся подгнившими зубами. На краю площади автоматчики остановились, по-прежнему не сводя с меня глаз.

– Мы рады видеть у нас в гостях брата из сестрорецкого укрепления, – довольно кисло произнес одноглазый. – Но почему ты кричишь о свободе и справедливости? Неужто кто-то посмел, их нарушить на нашей земле?

– Вот этот урод посмел, и его шлюха, которую он таскает с собой, – ткнул в меня пальцем один из знакомых мордоворотов. – Это он нас связал, а потом обобрал до нитки. И собачек наших поубивал.

Я стиснул зубы и встал на ноги. Проклятая слабость… И та, что сейчас разливается по телу, и та, что имеется у меня внутри. Нормальный романтик ножа и топора забрал бы выкуп, после чего прирезал пленников – и концы в воду. Чтоб, например, некому было опознать тебя, если вдруг что. Теперь же отвертеться будет непросто, несмотря на неодобрительные взгляды, которые кидают мутанты на «лиственных» – или «забетонированных», теперь уж не знаю даже, как величать погоню, все-таки настигшую нас.

Однако речь обделенного мной амбала у присутствующих сочувствия не вызвала, и прежде всего – у предводителя «лиственного» отряда. Среди преследователей он был самым невысоким, можно сказать, невзрачным с виду. Лицо морщинистое, лет на шестьдесят, но волосы черные, как деготь, стриженные ежиком. И глаза такие же черные, немигающие, словно бездонные дырки в черепе, заполненном маленьким Полем смерти. Вот этот мужичок не оборачиваясь незаметно так ткнул локтем назад – и амбал согнулся, ловя ртом воздух, а остальные отступили на шаг. Правильно. И уважение показали таким образом, и солнечные сплетения свои обезопасили, чисто на всякий случай. Хотя такой дядечка если что и с ноги не глядя саданет, как лошадь копытом. Мне одного взгляда хватило на его движение, чтобы понять – мужичок этот боец более чем серьезный.

Пока его подчиненный стоял, согнувшись в поклоне, держась за брюхо и пытаясь вдохнуть, вожак сестрорецких внимательно смотрел на меня. А я – на него, изо всех сил фокусируя непослушное зрение. Так вот, значит, кто так нагло вещал из бункера. Ладно, дядя. Я, конечно, сейчас не в лучшей форме, но мы еще посмотрим, кто кого. И ты это понимаешь, судя по тому, как меня взглядом меряешь.

– Так, стало быть, чего ты хочешь, уважаемый Мард? – прервал затянувшееся молчание одноглазый. – Этот человек только что доказал, что он с нами одной крови. И если ты считаешь, что он забрал твою собственность, то способ доказать свои слова перед Высшими существует только один.

– Поединок, – усмехнулся вожак сестрорецких по имени Мард, снимая с плеча автомат и передавая его ближайшему амбалу. – Да без проблем. Если выиграет он, то я снимаю все претензии к нему. Но если выиграю я, то он и его сучка становятся моей собственностью. При этом в любом случае я щедро компенсирую Новоселкам причиненное неудобство.

– Конечно, сосед, стало быть, о чем разговор! – обрадованно воскликнул одноглазый, слегка взгрустнувший после моей победы. – Воля Высших священна, и в Новоселках всегда рады помочь тем, кто ищет справедливого суда!

Ну да, конечно. Справедливость так и прет. Не успел прийти в себя после одного боя, и тут же – второй. Ладно. Мужичок, конечно, резкий, но по сравнению со мной слегка дохловат. Попробую использовать преимущество в массе. Если собрать все оставшиеся силы и ударить мощной серией, не затягивая боя, в расчете на скоростной натиск, то есть реальный шанс закончить это судилище в свою пользу.

Мутанты, заинтригованные происходящим, мгновенно вернулись на свои места, образовав плотный круг. Глаза горят, у некоторых слюни из пастей, как из сломанных водопроводных кранов, капают в предвкушении зрелища. Н-да, и правда немногим они отличаются от нас. Люди и люди, только что уроды, каких поискать.

Между тем мужичок спокойно так встал в дальнем углу площадки, не отрывая от меня немигающего взгляда. Интересно, чего это он так пялится, чай, я не баба. Хотя это, конечно, его дело. Пусть поглазеет перед феерическими трендюлями, на которые я себя уже достаточно накрутил. Боль побоку, тошнота – туда же. Это наше, это мы умеем, когда надо, всю гадость внутрь себя загнать. Конечно, после боя все это вернется с удвоенной силой, но это будет после. А пока что я готов, совершенно точно готов вершить справедливость в рамках этой утоптанной площадки. Тем более, что это нужно не только мне.

Я поискал глазами Анью, но не нашел ее в толпе. Странно. Неужели решила, что связалась не с тем, и свалила? А может, ее целью и были эти самые Новоселки, а не Петербург и ей просто на время требовался бесплатный телохранитель? Все может быть. Я давно никому особо не доверяю, в том числе и себе, ибо этот кадр со звучным позывным может такое учудить, до чего и мой лютый враг не додумается. Например, за каким-то лядом снова потащиться в этот мир, из которого так решительно ушел совсем недавно… Признайся, Снайпер, ведь ты хотел вернуться сюда. Зачем – сам не знаешь, просто хотел – и всё, не случайно же перед расставанием с Рэдом Шухартом в «Боржче» нацарапал вилкой на столе эмблему с крыльями и знаком радиационной опасности…

«Стоп!» – нешуточным усилием воли оборвал я сам себя. «О чем это я? Какие вилки, какие эмблемы?..»

Я понимал, что мое сознание в настоящий момент с трудом ворочается в ненужных сейчас воспоминаниях, словно муха, попавшая в плотную паутину. Их словно специально вытащил кто-то из недр моей памяти, чтобы они не давали мне сосредоточиться… А еще я видел медленно приближающиеся черные глаза паука-охотника… Нет, не паука. Того мужичка, что так легко согласился на драку с типом, только что завалившим нехилого монстра. Словно знал, что за ним неоспоримое преимущество, а у меня нет ни малейшего шанса на победу.

Ни малейшего шанса…

Я попытался поднять руки, чтобы встать хотя бы в некое подобие боевой стойки.

Бесполезно… Конечности не слушались. Их словно опутали мягкие, но удивительно сильные невидимые щупальца.

А глаза всё приближались… И не оторвать взгляда от них, как ни пытайся, потому что невозможно это, нереально это…

Но тут щупальца немного ослабли, и я понял, что стою на коленях перед вожаком «забетонированных».

Я.

Стою.

На коленях.

И ничего не могу с этим поделать, потому что мое тело больше не слушается меня.

Мужичок криво усмехнулся.

– Ты просто не с тем связался, хомо, – сказал он.

А потом я увидел, как к моему подбородку стремительно летит носок кирзового берца.

Удар…

Вспышка боли…

Тьма…

* * *

Холод. Воняет прелой соломой, горелым жиром, дерьмом и дешевым сапожным кремом. А еще тянет сыростью и ржавчиной. Можно даже не открывать глаза, чтобы понять – это подвал, оборудованный под тюрьму, или тюрьма, оборудованная в подвале. Угу. Если я генерирую псевдомудрые афоризмы, значит, я уже пришел в себя и можно открывать глаза.

Можно, но не хочется. Потому, что я и так знаю, что увижу. Пропитанная старой мочой солома вместо подстилки, загаженная бадья вместо параши, ржавые решетки на окнах и какой-нибудь долбодятел в качестве вертухая.

Послышался вздох, потом лязг, будто кто-то дослал патрон в патронник. Не, глаза надо открывать точно, а то пристрелят еще, а я и не увижу процесса. Обидно помирать вслепую – как-никак, событие значительное, случается лишь раз в жизни.

Правда, сделать это было проблематично: голова буквально раскалывалась на части, глазные яблоки ломило изнутри, плюс тошнота – верные признаки сотрясения мозга. Но я все-таки поднял свинцовые веки, дабы удостовериться, что не ошибся.

И я удостоверился.

Все, как и предполагалось. Бревенчатый подвал, слегка подсвеченный чадящей жаровней с жиром. Узкие окошки с решетками. Клетка со мной внутри. И, само собой, долбодятел с автоматом. Тот самый разговорчивый мордоворот, получивший под дых от начальства и, вдобавок, схлопотавший наряд вне очереди по охране меня. Сидит себе на кривом табурете, сверлит меня недобрым взглядом, автомат гладит с намеком, мол, дай только шеф волю, так я тебя, гада, мигом в дуршлаг превращу.

Как ни было мне хреново, но я нашел в себе силы усмехнуться.

– Чего лыбишься, сволочь? – осведомился мой бдительный вертухай. – Весело тебе в клетке?

– Да так, забавно смотреть, как ты ствол наглаживаешь, – отозвался я, с трудом ворочая языком. – Чувствуется тренированная рука. Плохо у вас там в бункере с бабами, да? Или просто они тебе не дают и приходится обходиться подручными способами?

Мордоворота аж приподняло от ярости над его табуреткой. Вскочил, ППС вскинул, на меня наставил, шипит:

– Да я тебя щас… Да я с тебя за это спрошу по полной! Ты мне, тварь, за базар свой гнилой ответишь!

Я приподнялся на локте, потом откинулся на заднюю стенку клетки. Холодные прутья коснулись затылка. Кайф… То, что надо. А еще надо, чтобы этот придурок клетку открыл. Дальше уже, несмотря на мое состояние, дело техники. Главное, чтобы сотрясенный мозг не подвел, когда я начну действовать. Жаль только, что какая-то сволочь меня разула, берцы мои навороченные слямзила. Значит, придется бить с ноги, сильно загибая пальцы кверху, чтоб не переломать их ненароком.

– Не, мордатый, – лениво сказал я. – Не получится. Спрашивалка еще у тебя не выросла. Потому ты свой автомат на посту и теребонькаешь, вместо того чтобы службу тащить.

Главное, конечно, чтобы он не психанул и стрелять не начал. Но я рассчитывал на то, что пристяжь этого Марда боится его как огня, – я б, например, на удар под дых отреагировал адекватно, вне зависимости от того, кто мне его нанес. А этот стерпел, даже не вякнул. Значит, босс для него что-то вроде бога, от которого можно получать полновесные трендюли и считать это наказанием за прегрешения, а не поводом дать в морду.

Но, похоже, я слегка переборщил с раззадориванием охранника. Даже при тусклом свете жаровни было видно, как побелела от ярости его морда. Видать, насчет баб это я за живое задел. Трусов девчонки не любят, а этот долбодятел, видать, был не из храбрецов, даром что плечи не во всякую дверь протиснутся.

– Разговорчивый, значит, – прошипел он, а сам аж трясется от ярости. И хочется ему меня пристрелить, и страшно – знает, что шеф с него три шкуры спустит.

– Ага, типа того, – хмыкнул я, внимательно следя за стволом автомата и пальцем мордоворота, дрожащим на спуске. Но до стрельбы дело не дошло. Вертухай мой справился с эмоциями, закинул автомат за спину и молча направился в темный угол. Интересно, что он там забыл?

Ах, вот оно что… Мордоворот вышел на свет, держа в руках железный лом.

– Ты, небось, решил, что я клетку открою? – ощерился он, показав остатки гнилых зубов. – Щас тебе. Но разозлил ты меня сильно. Поэтому выбирай. Или ты сейчас руку на пол положишь, я один раз долбану по ней – и сиди дальше. Или я тебе ломом все кости переломаю, а Марду скажу, что ты бежать пытался. Меня за куртку поймал, к прутьям прижал, ключи требовал, задушить пытался, я защищался как мог.

Неплохо придумано. С учетом того, что клетка размером два на два, при определенной сноровке угроза вполне осуществима.

– Да ладно тебе, чего ты, – примирительно сказал я. – Я ж пошутил.

– И дошутился, – рыкнул мордатый, почуяв слабину. – Короче, я до трех считаю. Или руку кладешь, или не обессудь. Раз, два…

– Ну, блин, ну на фига тебе это надо, – протянул я, кладя кисть на грязный пол, поближе к прутьям.

– А чтоб ты в следующий раз думал, с кем связываешься, – вновь ощерился вертухай, примериваясь, как бы ему половчее нанести удар. – И не вздумай дергаться, я острогой рыбу в озере на раз бью.

Просунул он кончик лома меж прутьев и долбанул, как копьем, вложив вес всего тела.

Попади такой удар мне по кисти, ходить мне с изуродованной рукой по жизни. Но не для того я спектакль разыгрывал, чтоб стать инвалидом в этом подвале. Мордоворот, похоже, был уверен, что быстрее него только пуля. Но – ошибся. Одно дело снулых сомов-мутантов мочить в мутной луже, и совсем другое пытаться искалечить человека, готового к подобной пакости.

В общем, лом лишь выбил крошку из бетонного пола. Я же, отдернув руку, перехватил лом и дернул его на себя.

Но мой ход не удался. Я рассчитывал, что вертухай от рывка не устоит на ногах и приложится башкой о прутья, тут я его ломом и доработаю. Но, похоже, мордатый был готов к чему-то такому и, вместо того чтобы хлопнуться ряхой о перекрестия криво сваренных арматурин, устоял на ногах и, в свою очередь, дернул лом на себя.

Несмотря на то что меня неслабо вело в сторону (сотрясение, как-никак), я стальную палку из рук не выпустил. Наоборот, вцепился в нее изо всех сил, уперся ногой в прутья и тянул, тянул, тянул, рыча и матерясь так, как умеют только русские люди, борющиеся за свою жизнь.

Некоторое время ситуация была патовой. Силы у нас оказались примерно равными, но все-таки мордоворот был потяжелее меня килограммов на пятнадцать, да и по голове его наверняка сильно не били в недалеком прошлом. В общем, я почувствовал, как на меня с новой силой накатывает дурнота, и осознал, что еще пара секунд – и я больше не удержу эту чертову железяку…

Но вновь случилось не так, как я рассчитывал.

Послышался характерный тупой звук, и я почувствовал, как резко ослабла хватка моего визави, – да так, что я сам едва не грохнулся навзничь с ломом в руках. Но устоял. Железная палка сыграла роль противовеса и помогла остаться в вертикальном положении, благодаря чему я вдобавок разглядел впечатляющую картину.

Мордоворот медленно оседал на пол, а сзади него, яростно поблескивая глазами цвета льда, стояла Анья, держа в руках ту самую кривую табуретку, на которой совсем недавно восседал мой незадачливый вертухай. Стало быть, ею он и получил по затылку, в пылу борьбы не услышав кошачьих шагов моей напарницы. Признаться, и я ее не заметил – габаритная фигура моего оппонента полностью заслонила девушку. Сейчас же мордатый занавес медленно падал вниз, открывая исключительно приятную для меня картину. Даже дурнота притупилась, и тошнить вроде поменьше стало.

– Спасибо, – с чувством произнес я.

– За это не благодарят, – буркнула Анья, нагибаясь и засовывая руку в карман вертухая. – Ты мне тоже один раз спас жизнь, так что теперь мы в расчете. Долг Жизни уплачен.

В ее ладони звякнула связка ключей. Ну и отлично. Сейчас она откроет клетку, а там все будет гораздо проще…

Вдруг Анья сдавленно вскрикнула, а я невольно закусил губу.

Мордатый оказался крепче, чем ожидалось. Пока девушка шарила по его карманам, он успел прийти в себя, сориентироваться и понять, что Анья одна. Осталось только неожиданно и резко выбросить вперед руку, схватить девушку лапищей за горло и легонько сжать. То, что он сделал это не в полную силу, я понял по хрипу Аньи. Значит, еще жива, значит, мордатый решил ее не убивать. Хорошему воину достаточно мгновения, чтобы раздавить пальцами трахею противника, а мордоворот по меркам этого мира был все-таки неплохим бойцом, несмотря на его недостатки.

– Попалась, сучка! – прошипел он, медленно доставая длинный нож из ножен на поясе. – Помочь своему кобелю пришла, да? Соскучилась? Ничего, сейчас ты поймешь, что я лучше. Только не обессудь, я люблю с кровью. Трахать и резать понемногу. Лицо, руки, шею. После этого ты точно станешь другой и наверняка надолго меня запомнишь…

Он говорил что-то еще, но я уже не слушал. Я был занят, взвешивая на руке трофейную железяку. У меня был только один шанс, а в моем состоянии попасть с трех метров, метнув лом сквозь прутья решетки, – задача непростая. Но решить ее нужно, причем так, чтобы урод больше не поднялся с этого пола.

Наконец я размахнулся, насколько позволяла моя тесная клетка, и с силой метнул заточенную железяку…

Но в самый последний момент мой добротно побитый организм сыграл со мной злую шутку. Меня слегка качнуло, и лом, слегка чиркнув по решетке, полетел не совсем туда, куда я его отправил…

Хотя мой бросок оказался не совсем безрезультатным. Метил я в голову мордоворота, а вместо этого грубо заточенное железо врезалось в кисть руки, сжимающей рукоять ножа.

Послышался хруст, за ним – грохот лома, упавшего на пол. А потом заорал вертухай, из раздробленной кисти которого торчала тоненькая сломанная кость. Вот оно как, значит, получилось. Судьба – девушка справедливая и беспредельщиков наказывает сообразно тому злу, которое они причинили другим, или собирались причинить. Рано или поздно. В данном случае, очень хорошо, что рано.

От боли вертухай разжал хват на горле Аньи. Девушка, хрипя, вдохнула – и с неожиданным проворством бросилась к ножу, валяющемуся на полу.

Мордоворот слишком поздно осознал свою ошибку. Дернулся было к Анье, забыв про искалеченную руку, но та плавным движением ушла от его броска, гибкой змеей скользнула за спину… Тоненькая, но сильная ручка легла на рот вертухая, после чего основанием указательного пальца девушка резко надавила на корень мясистого носа.

Это очень больно. Настолько больно, что даже здоровенный мужик хочешь-не хочешь, а запрокинет голову, повинуясь движению девичьей ладони. А потом девушка, продолжая удерживать голову мордатого вертухая прижатой к своему плечу, воткнула нож на четыре пальца ниже правого уха и мощно резанула от себя, одновременно отворачивая голову обреченного влево. Это правильно. Это чтоб поток кровищи, хлынувший из располовиненной сонной артерии, не залил ее с головы до ног.

Правда, долго удерживать безвольное тело Анья не стала. Придержала ровно столько, сколько требуется для нанесения широкого разреза от уха до уха, и энергичным толчком бедра отшвырнула мордоворота от себя. И это тоже правильно, ибо серьезно раненный организм в восьми случаях из десяти рефлекторно-экстренно освобождается от дерьма и мочи – чисто чтобы продукты жизнедеятельности в кровь не попали и заражение не вызвали, что особенно актуально при ранениях брюшной полости. А потом неопытный диверсант полдня камуфлу отстирывает от крови и чужого поноса, мгновенно пропитавшего штаны и умирающего, и его убийцы.

Но сейчас организм мордоворота старался зря. С правильно, не киношно перерезанным горлом человек умирает в считаные секунды. Это на экране порой чиркнут лезвием по коже, и нехороший человек тут же дохнет в конвульсиях. В жизни же это действительно грязное дело требует сноровки, которая у Аньи определенно имелась. Нет, ну честное слово, девчонка нравилась мне все больше и больше. И дело не в ее навыках, которые, скорее, могут отпугнуть любого нормального мужчину. Просто не каждый мужик пойдет спасать малознакомого товарища из плена, осознавая при этом, что для достижения задуманного придется убить охранника. Ведь поймают мутанты и за убийство человека из свиты ценного гостя точно не пожалеют «сестру» – вон они как перед этим Мардом приседали. Даже страшно представить, на что способны муты, желающие выслужиться перед сильным союзником.

А она не испугалась. Пришла, убила и сейчас идет к клетке, перебирая связку с ключами окровавленными пальцами, – даже при наличии необходимых навыков трудно зарезать человека, не замаравшись в его крови.

– Где это ты так ножом работать насобачилась? – поинтересовался я, пока Анья подбирала ключ к большому висячему замку, тронутому ржавчиной.

– Дома свиней резала, – буркнула девушка. – У нас под землей большое хозяйство. Было. Пока не пришли твари и не выгнали нас в городские руины.

Понятно… Значит, не по своей воле ее народ из-под земли вышел. Получается, вынудили. Так уж устроен мир, что каждый борется за кусок пожирнее. А кто не борется, довольствуется объедками, либо дохнет с голоду. Все остальное – высокие слова, бесполезная философия, суета сует и томление духа. Или ты грызешь, или тебя грызут. И у каждого на свете – своя правда, и свое личное право грызть, которым ты либо пользуешься, либо сам рано или поздно подставишь горло под чужие клыки…

Замок, раскрывшись, лязгнул и прервал мои мысли о вечном.

– Быстрее, – проговорила Анья, открывая скрипучую дверь моей клетки. – Скоро светает, и нам нужно побыстрее убраться из Новоселок, пока нас не заметили.

– Ну уж нет, – покачал я головой. – Слишком много у меня вопросов возникло к Марду и этой гостеприимной шайке уродцев.

Сказал – и невольно взялся за прутья клетки, ибо меня снова качнуло. Проклятое сотрясение! Проклятый Мард с его способностями псионика. Сволочь. Что победил – ладно, это полбеды. Но за то, что он меня на колени приземлил, он ответит по полной.

– Ты не можешь даже нормально идти, – продолжала увещевать Анья. – Пойдем. Я знаю, как отсюда незаметно выбраться.