Текст книги "Под липой"

Автор книги: Дмитрий Мамин-Сибиряк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

VI.

   Прощанье вышло какое-то неловкое, и гость вышел с террасы сконфуженный. Анна Павловна проводила его и, когда он хотел повернуть к калитке, она остановила его.    – Вас , Арсений Лукич , папа оскорбил ?– тихо спросила она.    – Да, т.-е. нет , Анна Павловна. Ваш папа не может меня оскорбить.    На слове "ваш " он сделал ударение.    – Папа вспыльчивый человек и иногда может сказать что-нибудь лишнее, но он по душе очень добрый человек .    – Он был прав , Анна Павловна...    Последнее Мокин проговорил с немного больною улыбкою и посмотрел на Анну Павловну такими хорошими глазами.    – Пойдемте вон в ту аллею, где липа,– предложила она.– Мне хочется поговорить с вами... Вы не обижаетесь на меня?    – На вас ?..    Он не договорил , и они пошли к липе. Анна Павловна выбрала место на скамейке так , что их было видно с террасы.    – Обидеть лично меня трудно, Анна Павловна,– заговорил он , набирая воздух полною грудью.– А вот за вас мне обидно. Я не имею никакого права так говорить, но уж так само собою вырвалось. Да ведь я отлично понимаю, как вам тяжело приезжать к нам в банк и видеть меня. Да, именно меня... А мне это и больно и обидно.    – Относительно себя, Арсений Лукич , вы ошибаетесь...    – О, нет !.. Я это чувствую как -то всем телом ...    Он немного помолчал , опять набрал воздуха и заговорил уже другим тоном :    – А я ведь ждал вас , Анна Павловна... Даже к окну несколько раз подходил и выглядывал на улицу. Знаю, что Павел Порфирыч сам не поедет , а пошлет вас . И мне вперед делалось больно за вас ...    – Благодарю, Арсений Лукич , за участие. Вы правы, что особеннаго удовольствия в таких поездках нет , но я разсчитывала именно на ваше внимание, а потому ехала почти с легким сердцем .    – Знаете, я сам хотел приехать к вам за бумагами, но это значило навязываться... Павел Порфирыч вот как меня отчитал и за то, что я сделал .    Мосин самым добродушным тоном передал содержание только-что происходившей в кабинете сцены и прибавил :    – И Павел Порфирыч прав , Анна Павловна... Нужно быть зверем , нужно выматывать душу из живого человека, нужно быть вообще несправедливым , чтобы почувствовали вашу силу и... полюбили вас . Ведь и страх и любовь, как ни странно, чувства одного порядка, а великодушие – состояние безразличия, почему оно и обидно.    – Я вас не совсем понимаю, Арсений Лукич ...    Он посмотрел ей прямо в глаза и проговорил с горькой улыбкой:    – Вот моя жена – она боится меня, потому что любит .    – А вы?– невольно вырзалось у Анны Павловны, и она покраснела за неуместность своего вопроса.    Вместо ответа он быстро поднялся и начал прощаться. Она, пожимая ему руку, проговорила:    – Приезжайте как -нибудь... поговорить. Я всегда дома и буду рада вас видеть. У нас страшная скука, предупреждаю вперед ...    Мокин вопросительно посмотрел на террасу и ответил с грустной нотой в голосе:    – Вы слишком добры, Анна Павловна...    На террасу он не зашел , а раскланялся издали. Павел Порфирыч хрипло захохотал , когда за гостем хлопнула калитка и задребезжали дорожные колокольчики. Анна Павловна прошлась по аллее, постояла на повороте любимой дорожки и быстрыми шагами пошла к террасе.    – Анна Павловна...– останавливал ее Павел Порфирыч .    Но она не слышала его слов и молча прошла в свою комнату, где и заперлась.    – Мы сердимся, чорт возьми!..– резюмировал Павел Порфирыч эту непочтительную выходку.– Понимаем ...    – Оставьте ее в покое,– ворчала Евгения Ивановна,– это она от скуки бесится... Женщина молодая, здоровая, ну, понятное дело, ей и скучно.

–

   Анна Павловна испугалась...    Это было ровно через три дня после визита Мокина. Она после обеда, когда старики улеглись спать, лежала с книгой в руках в своем гамаке и полудремала. Было жарко. Где-то гудели комары. Сонно чиликала в вершине вековой липы какая-то безыменная птичка. Пахло левкоями и резедой. Она очнулась от своего забытья, когда ее накрыла какая-то широкая тень. Анна Павловна даже вскрикнула от испуга. Перед ней стоял Мокин . По щегольским лакированным ботфортам она догадалась, что он приехал верхом . Взглянув ему в лицо, Анна Павловна серьезна испугалась. Ей в первый момент показалось, что он пьян , а потом – что он сошел с ума. Бывает такое неуловимое выражение лица, когда внутренний человек точно отсутствует . Именно такими пустыми глазами Мокин и смотрел на Анну Павловну.    – Я... т.-е. я ехал мимо и увидел вас ...– заговорил он , неловко роняя слова.– Если я мешаю, то могу уехать... Пожалуйста, не стесняйтесь. Я так ... ехал мимо...    Он говорил с трудом , говорил совсем не теми словами, какими должен был говорить.    – Идите под липу, а я сейчас приду...– ответила Анна Павловна, не решаясь при госте вылезать из гамака.    Он покорно зашагал к липе, сбивая по дороге своим хлыстом головки полевых цветов , выбивавшихся по краям газона.    Выбравшись из гамака, Анна Павловна боковой аллеей, чтобы он не видел ее в домашнем костюме, быстро прошла к себе в комнату, чтобы переодеться, и дорогой повторяла про себя фразу:    – Как он смел так ворваться в сад ? Как он смел ?    Его могла заметить прислуга, которая могла подумать не весть что. Наконец он просто компрометирует ее своей безтактностью. Разве можно врываться с дом без всякаго доклада? Положим , что она сама его приглашала, что с дороги, действительно, можно было видеть ее в гамаке, что... Мысли в голове Анны Павловны путались, и она чувствовала, как усиленно бьется ея сердце. У нея явилась даже предательская мысль: а что если взять да и не выйти к нему? Послать горничную сказать, что у барыни разболелась с испуга голова. Руки Анны Павловны дрожали, и поэтому крючки, пуговицы и тесемки плохо ея слушались. В зеркале отражалось бледное, взволнованное лицо.    "Ах , какая противная... Что он подумает обо мне?"    В открытое окно видна была часть небольшой площадки перед дубом . Мокин сидел на скамье, вытянув ноги. Около него бесенком вертелся Шурик и, видимо, ему очень надоедал , потому что лез к нему на колени и даже делал попытку забраться на его спину верхом . Лицо Мокина виднелось в полуоборот , он улыбался и что-то такое об яснял назойливому шалуну, чего последний не желал понимать. Анна Павловна почему-то спряталась за косяк и наблюдала эту немую для нея сцену. Шурик хотя и приставал к незнакомому для него дяде, но по его движениям и выражению лица Анна Павловна поняла, что ребенок относится с нему совершенно иначе, чем ко всем другим , потому что чувствует к нем настоящаго мужчину. Ведь все эти банальныя картины, изображающия "мать и дитя", в сущности только красивая ложь, и ребенок инстинктивно поддается обаянию мужской силы. Сцена под липой закончилась тем , что Мокин вытянул правую руку, поставил на нее шалуна и обнес кругом липы. Картина получилась восхитительная, и Анна Павловна почувствовала, как на нее пахнуло каким -то неиспытанным еще теплом .    "Ах , какой он все-таки добрый..." – думала она, выходя из своей комнаты.    С террасы она увидела прятавшуюся за кустом сирени Ольгу Павловну, которая со страхом наблюдала происходившую под липой сцену, счастливая и гордая своим красавцем -сыном . Заметив сестру, она послала по адресу Монина воздушный поцелуй, как влюбленная институтка.

VII.

   И все-таки было страшно... Именно с таким чувством Анна Павловна шла под родовую липу, где ее ждал Мокин , не отдавая себе отчета об его причине. Просто как -то жутко чувствовалось, как в ранней юности перед экзаменом . Он поднялся навстречу и смотрел на нее точно оттаявшими глазами. Шурик показал тете Ане язык , попрыгал на одной ножке и убежал . Они еще раз поздоровались.    – Вы, Анна Павловна, вероятно, приняли меня за сумасшедшаго?– заговорил он , оглядываясь.– Я ворвался в ваш сад без доклада, как настоящий сумасшедший...    – Это пустяки, Арсений Лукич ... Я очень рада вас видеть и сама вас приглашала. Садитесь...    Наступила неловкая пауза. Анна Павловна еще более неловко откашлялась. Он продолжал стоять, немой от счастья видеть ее, чувствовать ея присутствие. У него кружилась голова и немного дрожали руки.    – Я слишком скоро воспользовался вашим приглашением , Анна Павловна,– быстро заговорил он , с ужасом вспомнив , что время быстро мчится, а в его распоряжении всего несколько минуть, может -быть, последних минут .– Да... Ах , как мне много нужно сказать вам ... У меня в душе целый ад ... Вы не обидитесь, если я буду говорить откровенно все, что меня давит сейчас ?    – Я слушаю...– ответила Анна Павловна с несвойственной ей покорностью.    – Вперед прошу у вас прощения... да...    Он сделал паузу, тряхпул головой и сел рядом с Анной Павловной настолько близко, что та постаралась немного отодвинуться. Она опять начала бояться этого сумасшедшаго и опять чувствовала, как бьется сердце в ея груди.    – Я помню такой же летний солнечный день, Анна Павловна... Это было лет десять тому назад , может -быть, немного больше... Я ехал верхом мимо вашей усадьбы и в первый раз увидел вас ... Вы тогда только-что кончили институт ... Помню летнее барежевое платье на вас ... соломенную английскую шляпу... Вы стояли у калитки и ели вишни из деревянной плетеной коробки, выложенной внутри широкими кленовыми листьями... Да, я все помню, до мельчайших подробностей; даже как у вас чудные волосы собраны были в тяжелую косу... Меня точно что ударило... Я остановил лошадь и имел дерзость раскланяться с вами, хотя и не был знаком .    – Ах , да, я помню... Я страшно разсердилась тогда на вас .    – О, я был глуп , хотя и кончил только-что университет . Я не понимал , что это была роковая встреча... для меня, конечно... что это был решающий момент в моей жизни... что... Ради Бога, не сердитесь на меня: я должен все это вам сказать.    Он тяжело вздохнул , собираясь с мыслями. Она не знала, что делать. Если это было приступом к об яснению в любви, то и но правилам приличия следовало или прекратить этот разговор , или встать и уйти. Но она не сделала ни того ни другого, переживая какое-то мучительное любопытство, какое испытывают дети, когда, рискуя жизнью, заглядывают в глубокий колодец , к которому им строго запрещено даже подходить близко.    – Вы не бойтесь, Анна Павловна, что я буду вам об ясняться в любви,– ответил он на ея тайную мысль.– Да, так я вас увидел , и вся моя остальная жизнь была освещена этим видением – именно видением . Может -быть, это сказано риторично, но это так . Я всегда думал о вас и выискивал всевозможные случаи, чтобы видеть вас хоть издали. Я знал , когда и куда вы выезжаете, знал круг ваших знакомых , даже ваши привычки и недостатки. Раз у наших общих знакомых меня представили вам , и вы, конечно, обратили на меня столько же внимания, как на верстовой столб . Я следил за вами, когда вы жили у вашей тетки, когда выезжали на балы, когда знакомились с людьми, с которыми могли сделать партию... О, я как тень преследовал вас , и мне доставляло какое-то мучительное наслаждение, что вы, конечно, ничего не подозреваете, а если бы узнали, то с презрением отвернулись бы от меня... Есть наслаждение даже в несчастиях ...    Анне Павловне не раз случалось выслушивать об яснения в любви – покорныя, жалкия, властныя, дерзкия, безнадежныя,– но ни разу ея сердце не откликнулось на них . А здесь об яснение в любви даже без любви и с неизвестным концом . Что ему нужно от нея? К чему он все это говорит ? Родовая липа в первый еще раз слушала такия об яснения и тихо-тихо шептала своими мягкими, сквозившими солнцем листьями. И Анне Павловне начинало казаться, что она точно не она, и что вместо Мокина с ней разговаривает кто-то совершенно другой, кого она не должна слушать.    – А чего мне стоило ваше замужество?– продолжал неизвестный человек , скрывавшийся под маской Мокина.– О, это было ужасно... Я плакал , как ребенок , точно хоронил вас заживо. У меня даже не было чувства ревности, потому что вы всегда стояли на недосягаемой для меня высоте, как идеал женщины. Мне страшно даже сейчас вспомнить о тех безсонных ночах , которыя были полны вами... Ведь я говорил с вами... Мне казалось, что вы тут , около меня, что вы слышите невысказанныя мной слова и так хорошо жалеете меня... Я дошел до галлюцинаций... Это чудное душевное состояние... Я наяву видел вас в тени сумерок , даже в облаках , слышал ваш голос , ваши шаги, чувствовал даже теплоту вашей руки... Наконец я испугался, что схожу с ума, и уехал в монастырь, чтобы отмолить свою душу от вас . Вы бывали в Боровском монастыре? У меня там есть знакомый старичок -монах . Я у него прожил недели две, пока успокоился и пришел в себя. Он ухаживал за мной, как за больным . Да, я открыл ему всю душу... И только тогда я понял , что любовь – пошлое и нелепое слово, и что она сводится к физическому обладанию другим лицом , и что в этом именно обладании исчезает вся поэзия, весь мираж , все святое... У меня точно отросли крылья, пока я жил в монастыре, и я начал смотреть на все совершенно другими глазами, а главное – я понял , что нужно сделаться другим человеком ...    Анна Павловна слушала эту странную исповедь, опустив голову. Она тоже почувствовала в себе другого человека, и ей сделалось страшно... Хотелось убежать, спрятаться, выплакаться... Он понял ея настроение и ответил на ея мысль:    – Я вас не задержу, Анна Павловна... Ради Бога, имейте еще немного терпения.    Она неожиданно взяла его за руку и прошептала:    – Я ничего подобнаго не испытала... Я даже не подозревала, что так можно думать и чувствовать... У меня не было своей жизни... Я жила, как подёнка одним сегодняшним днем ... красивая, молодая, пустая и глупая подёнка... И зачем вы говорили все это? будили меня к невозможной для меня жизни? Ведь у меня нет воли, а одна красивая внешность..    Она продолжала держать его руку, точно искала защиты от самой себя. Ей было и жутко и хорошо...    – Я подхожу к самому неприятному вопросу...– заговорил он вполголоса.– После своей поездки в монастырь я ровно через год женился... Почему – не могу дать отчета. Вышло как -то само собой. Жаловаться на свою жену я не имею ни малейшаго права... Она хорошая, добрая женщина... У меня есть двое детей... Одним словом , есть все то, что называется полной чашей. На службе мне повезло, я занимаю директорское место, у меня есть капитал ... Но я бываю самим собой, только пока сижу в своем банке, а домой возвращаюсь чужим человеком ... Вы поймите весь ужас моего положения... Ведь жена не виновата, что у меня каждое движение фальшивое, каждая мысль фальшивая, когда я у себя дома. Мне обидно и за нее и за детей, но если я не могу сделаться другим , т.-е. не быть самим собой!    – И все это из -за меня?    – Да, из -за вас !.. Был небольшой промежуток , когда я как будто начинал забывать вас , а потом старое вернулось с новой силой. Есть вещи, которыя не знают благодати забвения...    – Милый, хороший...– шептала она.– Ах , что я говорю!.. Простите, я хотела сказать совсем не то... я сама не знаю, что говорю... Мне жаль вас , вашу жену, жаль себя...    Старая липа в ужасе шептала что-то строгое и непонятное.

VIII.

   Ольга Павловна пряталась в соседней аллее и... подслушивала. Она понимала, как это нехорошо, но не могла удержаться. В самом деле, он так хорошо говорил , а потом – что ему ответит безчувственная Аня? Неожиданный ответ Анны Павловны заставил ее оцепенеть. Ей показалось, что она ослышалась.    "Она сошла с ума..." – решила Ольга Павловна в ужасе.    Дальше Ольга Павловна окончательно убедилась в этом , именно, когда Анна Павловна взяла под руку Мокина и повела его в глухую аллею, где пряталась в кустах сирени и акаций беседка. Она подкралась, как ящерица, настолько близко, что могла слышать влюбленный шопот и поцелуи... Анна Павловна и плакала, и тихо смеялась, и шептала самыя безумныя слова. Все это было до того страшно, что Ольга Павловна бросилась бежать, по пути схватила на руки Шурика и втащила его на террасу, где сидела Евгения Ивановна, раскладывавшая пасьянс .    – Что это такое?!..– слышался голос Павла Порфирыча, который шел из кабинета в халате.    – Что такое?– испуганно спрашивала Евгения Ивановна, боявшаяся всего на свете.    – А!.. лошадь?!.. Это мокинская лошадь... Значит , он здесь. Очень мило: ворваться в чужой дом без доклада... Это уж нахальство. Я его убью...    Нахальство Мокина проявилось в самой яркой форме, когда он прошел по саду к калитке и раскланялся с сидевшими на террасе издали, Анна Павловна не провожала его, а быстро прошла в свою комнату и заперлась на ключ .    – Это что такое?!..– рычал Павел Порфирыч , вскакивая    Евгения Ивановна едва его удержала и сама бросилась к дочери.    – Аня, что ты наделала?!..– говорила старушка, толкая запертую дверь.– Отвори, безстыдница...    – Не могу, мама... Оставьте меня.    – Зачем был Мокин ?    – Он приезжал ко мне... по одному делу... Оставьте меня, мама, ради Бога. Я не могу к вам выйти...    – Ах , безстрашная!.. Вот придет отец и задаст тебе!    – Пусть приходит ... Я никого не боюсь...    Евгения Ивановна пробовала говорить самыя страшныя слова, пробовала плакать – ничто не действовало.    Что Анна Павловна делала ночью – осталось неизвестным , а утром , когда проснулся Павел Порфирич , ея уже не было. Она велела рано утром Егорычу заложить лошадей и уехала. Перед от ездом она простилась только с матерью, которой сказала всего одну фразу:    – Потом все узнаете, мама...    Это "потом " скоро об яснилось, когда в чегеневскую усадьбу приехала сама баронесса Александра Ивановна. Она ничего особеннаго не сказала кроме того, что завтра приедет муж Анны Павловны, котораго она вызвала срочной телеграммой. Павел Порфирыч не любил баронессу и даже прятался от нея.    – Ну, пусть ее...– ворчал он , выкуривая одну трубку за другой.– Хоть и баронесса, а все-таки баба.    Баронесса прожила два дня, появился фон -Краузе. Это был безупречно приличный господин с деловой складкой. По приезде он целых два часа приводил свою особу в порядок : мылся, брился, чистился, охорашивался... Старика Чегенева это взбесило до последней степени. Такой момент , а он только чистится! Другой не знаю что наделал бы... Наконец г. фон -Краузе показался на террасе с грустно-деловым видом . Баронесса дошла до того, что даже подставила ему стул . Г. фон -Краузе вынул из кармана щеточку и долго разглаживал его свои усы.    – Мы здесь все свои и можем поговорить откровенно,– начала баронесса, когда г. фон -Краузе спрятал свою щеточку в карман жилета.– Да, мы в своей семье...    Этого было совершенно достаточно, чтобы Павел Порфирыч вспыхнул , как порох .    – В своей семье?!.. Ха-ха... Хороша семья! Посмотрите на г. фон -Краузе!.. Я на его месте бросился бы за женой и убил ее и похитителя, а он щеточкой усы расправляет ... Если бы я имел несчастие быть женой этого господина, то давно бы... Анна Павловна – молодец !    Штаб -ротмистр Чегенев не договорил , что бы он сделал , а только плюнул и убежал к себе в кабинет .

1882 г.