Текст книги "Под липой"

Автор книги: Дмитрий Мамин-Сибиряк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович

ПОД ЛИПОЙ.

Рассказ .

I.

   – Анна Павловна?..    Ответа не последовало.    – Анна Павловна, урожденная Чегенева?..    Молчание.    – Анна Павловна, по мужу фрау фон -Краузе? Ci-devant барышня из сельца Стожары? Любимая дочь Павла Порфирыча Чегенева, знаменитаго драгунскаго штаб -ротмистра? Аннушка, Анюшка, Анна, Нюрка, Нюшка, Annette... Тьфу!..    Этот разговор происходил в запущенном садике, который, как давно не бритая борода, обложил запущенную барскую усадьбу. Чегенев , типичный, крепкий старик , сидел на своей любимой скамейке "под липой". Несмотря на свои седые волосы, он сохранился замечательно хорошо – жилистый, сухой, костистый. Лицо и шея были точно налиты кровью, сохраняя старый военный загар . Он был бы совсем красив , если бы не гнилые зубы и слезившиеся глаза, блестевшие какой-то детской синевой и по-детски капризные. Бороду Чегенев отпустил сравнительно недавно а холил ее с особенной нежностью, подстригая на разные лады, до à la Эдуард VII включительно. Анна Павловна, цветущая молодая женщина, лежала с книгой в руке в гамаке, заслоненная от отца цветущей шпалерой сиреней. Лицом она походила на отца – такой же прямой нос , красивой лепки лоб , породистый овал лица, чудные волосы каштановаго цвета. Только в серых глазах сказывалась разница,– в них не было ничего капризнаго, как у отца, и смотрели они так просто, с затаенной ласковостью, как это бывает только у очень здоровых женщин .    – Что тебе нужно, папа?– откликнулась наконец она, когда отец зачал сердиться.– Прерывать в самом интересном месте...    – Я желаю сообщить тебе новость: время – деньги,– ответил Чегенев и засмеялся без всякой побудительной причины.– Это я говорил тебе всегда, Анна Павловна...    Анна Павловна с трудом выбралась из своего гамака, оправила платье и ленивыми шагами пошла к отцу. Когда она остановилась в тени липы, точно осыпанная огневым золотом пробивавшихся сквозь листву солнечных лучей, отец невольно залюбовался ею. Какой чудный рост , какая чудная фигура... Старик поднялся и хотел ее обнять, но Анна Павловна отстранила его протянутыя руки.    – Папа, ты знаешь, что я не люблю ни об ятий, ни поцелуев , вообще разных нежностей.    – Хорошо, хорошо...– как -то виновато забормотал старик , продолжая любоваться ею.– Именно такая дочь и должна быть у штаб -ротмистра Чегенева. Даже есть своя кавалерийская посадка в фигуре... Молодец , Анна Павловна! Вот , садись рядом и потолкуем о деле... Время – деньги.    По этому приступу Анна Павловна начала догадываться, в чем дело, и на ея белом лбу всплыла легкая морщинка.    – Догадываюсь, что ты меня погонишь в город ,– заговорила она.– Опять к этому Мокину...    – Анна Павловна, вы угадали... Именно к этому Мокину... Нужно выхлопотать отсрочку по закладной.    – Я думаю, что лучше было бы тебе с ездить самому, а я ничего не понимаю в вашим делах .    – Зато Арсений Лукич все отлично понимают и для тебя все сделают . Их степенство очень уважают , когда к ним в банк приезжает сама Анна Павловна.    – Папа, ты знаешь, что я не люблю таких шуток ...    – Чем же я виноват , если ты ему нравишься? Видела, как он третьяго-дня прокатил мимо нас на своем вороном ?.. Чудо, а не конь. И верхом он недурно ездит , хоть и купец первой гильдии... да. Любому джентльмену впору так держаться в седле. Вообще, мужчина – молодец .    – Меня это нисколько не интересует .    – А ты вникни в корень вещей. Купец – теперь все... Без него дышать нельзя. А какой у него аппетит ... Даже не аппетит , а жор , как говорят рыболовы про рыбу. Да, так ты поедешь к Мокину и того... все устроишь. Ведь тебе только стоит посмотреть на него ласково.    – Папа, опять?    – Ну, не буду, не буду, недотрога-царевна. Ведь я ничего не говорю про твоего мужа, что он негодяй и упрямая немецкая скотина, и что купец Мокин в тысячу раз его умнее и лучше.    Анна Павловна демонстративно поднялась.    – Аня, прости, не буду,– как -то плаксиво заговорил Чегенев .– Так , с языка сорвалось... Мне просто жаль тебя... Эта тебя любезная тетушка Александра Ивановна устроила тогда. В сущности ведь я даже люблю твоего немца, чорт его возьми, хоть он и мог бы быть лучше, т.-е. выручить меня и не заставлять тебя ездить к Мокину. Нет ничего хуже унижения для порядочнаго человека.    Эта сцена была прервана раздавшимся на террасе звоном колокольчика. Чегенев встрепенулся,– он любил поесть, и это составляло для него в деревенской глуши единственное развлечение.    – Евгения Ивановна приглашают кушать,– проговорил он , облизывая губы.– Сегодня у нас утка с груздями... Марка высокая в эстетическом смысле.    Евгения Ивановна, жена Чегенева, обрюзгшая, полная дама в домашнем капоте, казалась старше своих лет . Она всегда была чем -нибудь встревожена и всегда ждала какой-нибудь беды. А вдруг Павел Порфирыч захворает ? А вдруг продадут именье за долги, или сгорит усадьба? Кроме обычных напастей и бед , присвоенных обыкновенным людям , у нея был целый ряд специальных страхов , неразрывно связанных с той фамилией, которую она носила. Чегеневы – древний дворянский род , который вел свое происхождение от самого Довмонта; что для других не имело ровно никакого значения, для Чегеневых являлось несмываемым позором , как , например , самое простое знакомство с людьми низшаго происхождения. Евгения Ивановна строго блюла заветы, обычаи и правила стараго дворянскаго крута.    На террасе сидела еще младшая дочь, Ольга Павловна, худенькая и некрасивая, казавшаяся, как и мать, тоже старше своих лет . Она имела такой жалкий, убитый вид , какой принимают в богатых домах дальния родственницы и разныя приживалки. Ольга Павловна и была на положении такой приживалки под родительским кровом . Она прямо с институтской скамьи, против воли родителей, вышла замуж за какого-то артиста, который бросил ее через два года. Несчастная и разбитая, Ольга Павловна вернулась домой с Шуриком , годовалым красавцем -мальчиком . Сначала ее приняли очень сурово, а потом смирились. Бабушка простила все непослушной дочери ради внучка, в котором души не чаяла, причем совершенно отстранила мать от вопросов воспитания. Павел Порфирыч утешался тем , что муж Ольги Павловны был дворянин , хотя и променял свое первородство на чечевичную похлебку искусства.    – Лихой штаб -ротмистр выйдет ,– уверял он , любуясь внуком .– Сейчас видно...    Ольга Павловна скиталась в родном гнезде, как тень, никогда не показывалась при гостях и вообще избегала встреч даже с родными.

II.

   Появление Павла Порфирыча всегда сопровождалось особенным шумом , который он точно носил с собой. Он все делал как -то шумно: сморкался, шаркал ногами, двигал стулом и т. д. Сегодня его прибытие к завтраку было особенно шумно. Кормить было слабостью Евгении Ивановны, и она волновалась за каждый завтрак и обед , точно держала экзамен перед собственной семьей. Чегенев любил покушать и относился к каждому кушанью с той строгостью, с какой прокурор относится к своему подсудимому, особенно когда был не в духе, как сегодня. Евгения Ивановна последнее уже предчувствовала и умоляющими глазами посмотрела на Анну Павловну, которая одна не боялась отца и умела говорить с ним .    – Ну-с , чем вы нас угостите сегодня, Евгения Ивановна?– говорил Павел Порфирыч , шаркая под столом ногами и шумно выпуская струю воздуха носом .    Обращение к жене на "вы" тоже не обещало ничего добраго, и Евгения Ивановна еще раз посмотрела на Анну Павловну, которая только пожала плечами и улыбнулась своей ленивой улыбкой.    На столе уже все было готово,– Павел Порфирыч не умел ждать. Он выпил свой положенный серебряный стаканчик листовки и обратил благосклонное внимание на редиску, только-что снятую с гряды. Но старые зубы работали плохо, и Чегенев разсердился.    – Точно такую же редиску подают , Евгения Ивановна, у вашей милой сестрицы, баронессы Александры Ивановны фон -Книгге,– заметил Павел Порфирыч , швыряя провинившуюся редиску в сад .    Переход к баронессе фон -Книгге тоже не предвещал ничего добраго, а Анна Павловна ответила за мать:    – Ни Александра Ивановна ни редиска нисколько не виноваты, что у тебя, папа, скверные зубы...    Евгения Ивановна вся замерла от такой дерзости, ожидая бури. Павел Порфирыч , действительно, как -то даже посинел , сдвинул брови и даже вытянул губы, чтобы сказать ответную дерзость, но во-время опомнился и с деланой улыбкой проговорил :    – К сожалению, ядовитое дитя мое, ты на этот раз права... Притом я похвастался, что знаю вкус редиски баронессы. Я счетом , кажется, был у нея два раза. Первый раз она меня встретила фразой: "Ах , как жаль, Поль, мы только-что позавтракали!.." Очень мило, не правда ли? А в другой раз встречная фраза была изменена: "Надеюсь, Поль, что ты уже пообедал ?" Ха-ха... Баронесса считает кринки молока и выдает сахар кусочками... Вообще, говоря между нами, сквалыга порядочная, хотя я и люблю ее... Премилый вообще экземплярчик ... А впрочем , не мое дело, тем более, что она не моя сестра, а Евгении Ивановны, и могу пожалеть только тебя, что Бог наградил тебя такой теткой...    – И с этом никто не виноват , папа,– ответила Анна Павловна, аппетитно закусывая редиской.– Т.-е. я хочу сказать, что у каждаго свой характер .    Евгения Ивановна продолжала волноваться и успокоилась только тогда, когда подали бифштекс , румяный и сочный, как любил Павел Порфирыч . Действительно, Чегенев "сосредоточился" на этом бифштексе и отдал ему надлежащую честь. Он ел много, с причмокиванием , набирая воздух и закрывая глаза. Анна Павловна не любила в такие моменты смотреть на отца, напоминавшаго плотоядное животное. Одна Ольга Павловна оставалась равнодушной ко всему и смотрела в свою тарелку какими-то пустыми глазами.    – Оля, что же ты ничего не ешь?– ворчала Евгения Ивановна,    – Ах , виновата, мама...    – Да, так того, Анна Павловна...– проговорил Павел Порфирыч , отодвигая от себя тарелку с об едками бифштекса.– Вы совершенно верно изволили заметить, что у каждаго свой характер ... да... Вот , например , ясейчас ел бифштекс . Кажется, чего проще? А между тем это анахронизм ,– и я, и бифштекс , и то, что я его сейчас ел . Обратись к статистике, и ты там найдешь подлую графу, где прямо сказано, что Павлу Чегеневу, яко дармоеду и тунеядцу, никакого бифштекса не полагается, и если он , т.-е. Павел Чегенев , с едает бифштекс , то это – социальная несправедливость.    – Папа, я докончу за тебя,– прервала его Анна Павловна.– Сейчас бифштекс принадлежит купцу... Да?    – О, Анна Павловна, я могу только гордиться вашей понятливостью... Совершенно верно!.. Все принадлежит Арсению Лукичу Мокину. Он знает отлично толк в хорошем вине, в хороших сигарах , в лошадях и в женщинах ... Я как -то был у него в его Плезире. Чудный уголок ... А чего стоил князю Рахманову его дворец ? Все в стиле, все идейно, сочно, выпукло... Князь умел пожить и ничего не жалел для собственнаго удовольствия. Недаром дворец в Плезире выстроен самим Растрелли... Да, я был там , где сейчас поселилось почтенное семейство коммерсантов Мокиных . Его мать, очень почтенная старушка, которая ходит в темных платочках , сама показывала все комнаты и с гордостью повторила несколько раз : "У нас , батюшка Павел Порфирыч , все под "растрели". Купец Мокин слопал рахмановский Плезир , как со временем слопает и нас . Вот и эту усадьбишку слопает , и нашу липу, под которой выросло пять поколений Чегеневых , и будет сидеть вот на этой террасе и есть свой собственный заработанный бифштекс . Да, все только вопрос времени – не больше...    От этих слов у Евгении Ивановны навернулись слезы на глазах , и она напрасно старалась их скрыть. Павел Порфирыч был сегодня решительно не в духе...    Конечно, Павел Порфирыч говорил все это так , чтобы сорвать сердце, и сам не верил собственным словам , но все-таки от них оставался в душе горький осадок . За последнае годы у старика начали появляться какие-то детские капризы, и он даже плакал от какого-то безсильнаго озлобления.    – Да, его степенство Арсений Лукич купить нашу усадьбу с вольных торгов ,– продолжал Павел Порфирыч .– И будет Арсений Лукич сидеть под тенью фамильной чегеневской липы со своей супругой,    – Папа, ты начинаешь повторяться,– заметила строго Анна Павловна.– А это всегда скучно...    – А ты поедешь завтра в город ?– ответил вопросом Павел Порфирыч , заглядывая в лицо дочери.    – Ну да, конечно, поеду... Для чего еще говорить об этом и отравлять себе существование?    Евгения Ивановна знала, о какой поездке говорил муж , и строго подобрала губы. Ох , уж эти поездки Анны Павловны... Выпрашивать, клянчить, унижаться... Анна Павловна поняла тайную мысль матери и ответила на нее совершенно просто и спокойно:    – Мама, ты, пожалуйста, не волнуйся... Все будет устроено с соблюдением всех приличий.    – Молодец , Аннушка!– похвалил Чегенев , раскуривая коротенькую трубочку.– Главное: приличия. Нужно показать... да... показать...    Что и кому следовало показать – осталось неизвестным , а Павел Порфирыч на время исчез в дыму своей трубки.    Завтрак кончился. Павел Порфирыч отправился в свой кабинет "посмотреть в газету, как живут эти подлецы-иностранцы". По его упрощенной логике вся заграница представляла собой скопище всевозможных негодяев .    Анна Павловна долго ходила в тени родовой липы и скучала. Впрочем , она обладала талантом "красиво скучать", как говорил про нее отец . На нее находили временами полосы какого-то, тяжелаго раздумья и безотчетной тоски.    "И это жизнь?!" – повторяла она про себя.    К своему мужу она относилась, как пациенты относятся к доктору, т.-е. как к чему-то неизбежному, что приходилось переносить и терпеть. Сейчас , т.-е. лето, она проводила в имении отца и была рада, что целых два месяца не увидит мужа.

III.

   Рано утром на другой день старый кучер Егорыч , из отставных солдат , торжественно выкатил из каретника старинный дорожный экипаж а долго ходил крутом него, встряхивая головой.    – Ну и музыка,– ворчал он .– Вся раз ехалась...    Старый экипаж походил на стараго человека: кожа фордека порыжела, облупилась и сморщилась, колеса хлябали, деревянная обшивка расщелилась, при каждом движении этот ветеран точно жаловался каждой гайкой. Потом Егорыч вывел пару старых лошадей и чистил их с таким усердием , точно хотел содрать с них кожу.    – Два сапога – пара,– ворчал Егорыч , кучерским глазом осматривая еще раз экипаж и лошадей.    Он , по правде, мог бы прибавить к этой паре еще третий сапог , т.-е. самого себя. Сгорбленный, сморщенный, желтый, с потухшими глазами,– он походил не на живого человека, а скорее на старый футляр , в котором когда-то жил человек . Евгения Ивановна уже десять лет тому назад решила, что пора Егорычу отказать, но Павел Порфирыч отстаивал стараго воина с ожесточением .    – Он под венгерца ходил , замирял Польшу,– нельзя такому человеку отказывать. Потом , какой он богомольный и все посты соблюдает ,    – Рухлядь какая-то,– ворчала Евгения Ивановна.– Тебе он нужен только для того, чтобы про войну разговаривать...    Когда на крыльце показалась в сером дорожном костюме Анна Павловна, вся дорожная археология лихо подкатила к ея услугам . Егорыч молодцовато выпрямился и так натянул вожжи, точно старыя лошади могла разнести экипаж в щепы.    – Анюта, так ты того...– повторял Павел Парфирыч с немного виноватым видом .– Значит , вообще...    "Вот так у нас барыня Анна Павловна,– думал Егорыч , любуясь красавицей-барыней.– Можно сказать, что прямо всему миру на украшение тую красоту вырастили..."    Чтобы чем -нибудь выразить свои чувства, Егорыч без всякой видимой причины ударил хлыстом пристяжку. Старый конь был огорчен до глубины души, поджал уши и брыкнул ногой в оглоблю.    Анна Павловна любила ездить, потому что дорогой так хорошо думается. Она с довольной улыбкой поместилась в экипаж и казалась еще моложе и красивее в этой развалине. Экипаж торжественно докатился из усадьбы, а потом по пыльной улице села Чегеневки. Бабы и мужики с удивлением смотрели на экипаж , провожая его разными замечаниями.    Миновали Чегеневку. По сторонам дороги кое-где топорщился чахлый лесок -карандашник , а потом развернулись безконечной камчатной скатертью поля с квадратами назревавшей пшеницы, черных паров и поемных лугов по берегу блестевшей вдали красавицы Волги. Налево крутым мысом вдавался в Волгу рахмановский Плезир со своими белыми башнями и белым поясом построек . Это прогоревшее дворянское гнездо было выстроено по типу знаменитаго Трианона и как -то резало глаз своей вычурностью среди бледнаго и беднаго волжскаго пейзажа, расплывавшагося точно в недосказанных линиях и красках . От Чегеневки до Плезира было не больше семи верст , но сейчас их разделяли целыя столетия. Мокины пробовали знакомиться с Чегеневыми, но встретили в лице Евгении Ивановны такой холодный и сухой прием , что этим все и закончилось. На правом берегу Волги, верстах в трех от Плезира, в сосновом бору пряталась усадьба баронессы Александры Ивановны фон -Книгге, выстроенная без всяких вычур и затей, но уютно, крепко и как -то по-немецки сыто. Анна Павловна только вздохнула, взглянув в баронскую сторону, и отвернулась.    До города было всего двенадцать верст , по лошади утомились уже на полдороге и едва тащились. Впрочем , Анна Павловна ничего не замечала, отдавшись специально-дорожному раздумью. Она точно экзаменовала самое себя, перебирая отдельный эпизоды своей жизни. Вот она красивый, рослый подросток , когда ее конфузили пристальные взгляды незнакомых мужчин . Она чувствовала, что ею любуются, и это ее волновало в те годы, когда девочки, по уверению мамаш , еще ничего ке понимают . Потом целых восемь лет в институте,– скучных , утомительных до одурения восемь молодых лет , несмотря на то, что все ее любили и по-институтски "обожали" за красоту. Когда она уезжала в институт , чегеневская семья слыла богатой, а когда вераулась домой – от богатства не осталось и следа. Павел Порфирич жестоко проигрался в карты, и только благодаря невероятным усилиям Евгении Ивановны удалось сохранить заложенное и перезаложенное имение.    Она вырвалась из институтской неволи, удивительно красивая, полная томящей жажды жизни. Именно в этот критический момент обратила на все свое благосклонное внимание тетка-баронесса.    – Тебе дома нечего делать,– коротко и резко об яснила она.– Ничего не высидишь в своем вороньем гнезде. Да... А я тебя могу устроить.    Анна Павловна очутилась под крылышком тетки, женщины властной и до крайности скупой. В доме баронессы все голодали, до любимаго мопса Бобика включительно. Зиму баронесса проводила в Петербурге. У нея на руках были три дочери, которых нужно было устроить. Анна Павловна прошла всю шкоду мыканья по балам , концертам и первым представлениям . Везде ее встречали с восторгом , но она скоро поняла, что приличной партии в этом кругу она не составит . У нея не было приданаго... Пройдя полный курс горькаго девичьяго опыта, она была рада, что вышла наконец замуж за сомнительнаго немца фон -Краузе. Павел Порфирыч взбесился, когда увидел ея визитную карточму: "M-me Адольф фон -Краузе".    – Это безобразие,– ругался старик .– У собаки и у той есть свое собачье имя...    В этих воспоминаниях время пролетело незаметно, и Анна Павловна удивилась, когда впереди обрисовались силуэты городских церквей. Город Учан принадлежал к самым старинным , о чем свидетельствовали его старинные соборы и два старинных монастыря. Сейчас он находился в ожидании железной дороги, которая должна была соединить его со всем миром . Кучер Егорыч подтянулся на своих козлах и для поощрения ударил лошадей хлыстом с особенным ожесточением .    Скоро экипаж загромыхал по скверной мостовой, жалуясь каждой гайкой и каждым винтом , пока не остановился на соборной площади у под езда учанскаго банка. Седенький старичок -швейцар с подобострастною угодливостью помог Анне Павловне выйти из экипажа,– он знал ее еще чегененской барышней,– и приветливо проговорил :    – Пожалуйте, Анна Папловна... Вам -с Арсения Лукича? Они-с в правлении... Позвольте смахнуть пыль-с с платьица.    Анна Павловна была в учанском банке уже не в первый раз , и ее знали все служащие. Когда она проходила мимо проволочных решеток , отделявших , как в зоологическом саду, банковских человеков от публики, ее провожали десятки глаз и восторженный шопот . А "сам " Арсений Лукич встретил ее в дверях своего директорскаго кабинета.    Ото был плечистый, высокий мужчина, остриженный под гребенку. Одевался он безукоризненно. Купеческое происхождение выдавала только массивная золотая цепочка с десятком каких -то жетонов и брелоков . Лицо было некрасивое, но характерное, с умными, темными глазами.    – А я вас поджидал , Анна Павловна,– заговорил он красивым баритоном , почтительно ожидая, когда клиентка первая протянет руку.    – Вы очень любезны,– ответила Анна Павловна, бросая взгляд на сидевшаго в глубоком кресле седенькаго банковскаго старца.    – Не угодно ли присесть?– предложил Мокин , подвигая кресло.    Он быстро просмотрел поданныя Анной Павловной бумаги, сложил их и положил под пресс .    – Если вы дозволите, Анна Павловна, я сам привезу вам бумаги на-днях , чтобы не заставлять вас ждать...    – Очень благодарна, Арсений Лукич ...    Прощаясь, Мокин , с намерением или случайно, задержал ея руку в своей. Она с удивлением досмотрела на него своими чудными глазами, что его смутило, как школьника.    – Да, я привезу сам ...– виновато бормотал он , провожая гостью до двери.

IV.

   Аша Павловна умела не только красиво скучать, но умела и чувствовать себя красивой.    Возвращаясь из города домой, Анна Павловна улыбалась, что случалось с ней нечасто. Она припоминала, с каким испуганным видом ее встретил Молин и как он испугался, задержав ея руку. Он точно боялся ея, а сознание своей денской силы заставляло ее улыбаться. Резюме этого настроения явилось довольно странное и совершенно неожиданное.    – К чему?– проговорила вслух Анна Павловна.    – А?– откликнулся Егорыч .    Анна Павловна опять разсмеялась. Старик как -то смешно выживал из ума, и у него на лице точно разрасталось недоумевающе-испуганное выражение.    Дальше мысли Анны Павловны шли в таком порядке: мама будет недовольна, когда Мокин приедет к ним , папа будет придумывать по его адресу что-нибудь ядовитое и т. д. Но разве она могла ему отказать? Ведь это с его стороны было просто любезность... Она припомнила, что он бывал у них в доме раз пять а все как -то неудачно. Между мамой и этим банковским гостем установились какия-то враждебныя отношения, т.-е. мама ненавидела его – и ненавидела решительно без малейшаго основания,– а он это чувствовал .    – Молодец , Анна Павловна,– похвалил Павел Порфирыч , когда узнал о результатах поездки.– Вот какого осетра зацепила... ха-ха!.. Пусть приезжает , мы его примем честь-честью.    Евгения Ивановна ничего не сказала и только строго поджала губы. Ей сделалось как -то больно за свое дворянское гнездо, и она нахохлилась, как курица, увидавшая ястреба. Впрочем , Анна Павловна меньше всего походила на беззащитнаго цыпленка.    Анне Павловне плохо спалось ночь, несмотря на здоровую усталость после экспедиции в город . Она долго лежала с открытыми глазами и почему-то все время думала о Мокине. Он был и некрасив , и грубоват , и как -то по-купечески с ней слащав , как приказчик в модном магазине, но у него было что-то такое особенное в глазах , когда он смотрел на нее – тревожное и счастливое, и полное какой-то недосказанной силы. Такие именно мужчины умеют любить, как ей казалось. По аналогии она припомнила своего мужа – чистенькаго, аккуратнаго, прилизаннаго и вылощеннаго, для котораго она даже не была красивой женщиной. Он слишком привык к ней, слишком был в ней уверен и слишком занять собственной драгоценной особой. Красивых женщин у себя дома нет . Оне даже и делаются красивыми только за стенами этого дома, когда начинают чувствовать освежающее и опьяняющее внимание посторонних глаз , когда оне начинают чувствовать себя женщинами. Именно такое чувство переживала сейчас Анна Павловна, ворочаясь в своей постели.    В Чегеневке дни походили один на другой, как дождевыя капли. Анна Павловна проснулась утром свежая и спокойная, напилась кофе иотправилась к своему гамаку с французским романом в руках . Русская литература в чегеневской усадьбе находилась в большом подозрении. Утром прошел теплый летний дождь, освеживший зелень. На садовых дорожках , зараставших зелеными клочьями явившейся сюда без всякаго приглашения травы, светлели полосы дождевой воды. Пахло горьковатым ароматом березы, левкоями и гнилым деревом . На одной из аллей на Анну Павловну набежал пятилетний Шурик и чуть не сбил ее с ног    – Шурка, безсовестный!..– выбранила его Анна Павловна подбирая, юбку, чтобы перешагнуть через лужу дождевой воды.    Шурик громко расхохотался и показал ей язык .    – Уходи, скверный мальчишка!..    В ответ Шурик забежал сбоку и хлопнул ногой в лужу. В результате получилось то, что юбка Анны Павловны покрылась пятнами грязи.    – Злой мальчишка, я нарву тебе уши...    Злой мальчишка еще раз показал тете Ане язык и бросился в мокрые от дождя кусты, как заяц . Анна Павловна сначала разсердилась, а потом разсмеялась. Этакий сорванец -мальчишка... Она только теперь заметила стоявшую на повороте дорожки сестру, которая, очевидно, наблюдала за происходившей сценой. Анна Павловна пошла к ней, чтобы пожаловаться, но Ольга Павловна посмотрела на нее таким встревоженным взглядом , что она вместо жалобы проговорила:    – Какой прелестный мальчуган !.. Какая ты, Оля, счастливая...    Ольга Павловна покраснела, и у ней на глазах выступили слезы.    – Ах , Оля, не обижайся, что я тебя назвала счастливой,– спохватилась Анна Павловна и горячо поцеловала сестру.– Право, счастье не вне нас , а счастье... да, счастье... как бы тебе это сказать?    На этот раз Ольге Павловне так и не пришлось узнать, в чем заключается счастье. Внимание сестры точно ее испугало. Она считала Анну Павловну эгоисткой, безчувственной, и старалась избегать ея. Анна Павловна тоже удивилась собственному приливу нежности и смотрела на сестру немного виноватыми глазами. Бедняжка так страдала, а она не обращала на нее никогда внимания, точно это был какой-то манекен или совсем чужой, незнакомый человек .    Сестры обнялись и долго гуляли по самой широкой аллее, спускавшейся к фамильной липе. Анна Павловна продолжала стараться быть доброй, что волновало Ольгу Павловну все больше и больше.    – Оля, ты считаешь себя несчастной,– говорила Анна Павловна.– И совершенно напрасно... Представь себе, что есть много людей, которые даже не могут быть несчастными, потоку что не испытали счастья. А ты была счастлива...    – К чему ты все это говоришь, Аня?    – К чему? Вот этого я уж сама не знаю... Так , бывают иногда разныя мысли. Я как -то не привыкла думать о себе, вернее сказать – смотрю на себя со стороны, как в театре из ложи смотрят на артистов .    – У тебя счастливый характер , Аня...    – Может -быть... А вернее – никакого характера. День прошел ,– и слава Богу...    – При твоей молодости и красоте?    – Молодость пройдет , а красота – вещь условная. Пока от последней кроме неприятностей ничего не имела... Да и мужчины все до одного гадкие. Они смотрят на нас , как на лошадей, и говорят , как о лошадях . Не могу забыть, как на одном балу я иду мимо двух молодых людей и слышу: "Давай держать пари, что у нея чудныя икры...". Гадость!.. И гадость главном образом потому, что ее делают люди, вероятно, порядочные сами по себе, которые полезут на стену, если то же самое скажут про их сестру или невесту. Ну, я устала, полежим в гамаке... Я люблю понежиться.    Раскачиваясь в гамаке, сестры предались воспоминаниям , причем сделали открытие, что до сих пор совсем не понимали друг друга. На Ольгу Павловну напала необычная для нея откровенность.    – Как я тебе завидовала, Аня, с самаго ранняго детства, потому что слишком рано поняла, что на всю жизнь останусь неисправимой дурнушкой... Это – ужасное чувство, несправедливое, ожесточающее... А ты росла рядом со мной, красивая до конца ногтей... Меня не любил даже родной отец , а мама только жалела, как жалеют безнадежно-больных . Потом нахлынувшая на меня ураганом любовь... Потом ... Боже мой, сколько я пережила, Аня!.. Представь себе только, что ты чувствуешь каждой каплей крови, что бог , которому ты молишься, ненавидит тебя, хуже,– ты для него не существуешь... Нелюбимая жена... Все темно кругом , холодно, обидно... Вероятно, только заживо погребенные испытывают нечто подобное.

IV.

   За вечерним чаем , когда все сидели на садовой террасе, Павел Порфирыч разошелся и наговорил Анне Павловне много колкостей по адресу Мокина.    – Господин буржуй осчастливит нас своим посещением ... да,– бормотал он , причмокивая, точно смаковал каждое свое слово,– не буржуа, за которым стоит целая культура, а именно – буржуй Арсений Лукич . Кстати присмотрит и нашу усадьбу, чтобы перехватить ее потом с торгов ... гм да...    – Папа, я хлопотала для тебя же,– спокойно отвечала Анна Павловна.– А со стороны Арсения Лукича это просто вежливость...    – Ха-ха!.. Вежливость!– хохотал Павел Порфирыч , откидывая голову назад .– А ручку он у тебя целовал ? Нет ? Ну, это глупо с его стороны...    Евгения Ивановна не принимала участия в этом неприятном разговоре, но про себя соглашалась на этот раз с мужем . Она заметила, что Анна Павловна волнуется с утра, а к чаю принарядилась. И косу распустила по-девичьи, и кофточку шелковую надела – женские глаза не обманывают , когда дело идет о тех мелочах , которыя совершенно незаметны для мужского глаза. Не было сомнения, что Анна Павловна ждала мокинскаго визита и по-своему приготовилась встретить его.    – Да-с ...– тянул Павел Порфирыч .– Пыхнет господин буржуй на тысячном рысаке в чегеневскую усадьбу или приедет верхом на своем гнедом ... Ах , какая лошадь! Настоящая выводная из Англии, дорогих кровей, а на ней Арсений Лукич ... А у Анны Павловны сердечко ударит тревогу...    – Папа?!..    Анна Павловна неожиданно расплакалась и убежала в сад .    – Вот тебе раз ...– удивился Павел Порфирыч , разводя руками.– Никак сон -то вышел в руку...    – Папа, ты не имеешь права оскорблять Аню,– вступилась Ольга Павловна.– Она такая хорошая... да...    У Ольги Павловны тряслись губы от охватившаго ее волнения. Павел Порфирыч посмотрел на нее с удивлением и еще раз развел руками. Заговорила Ольга Павловна – удивительно... Какая муха ее укусила? Павел Порфирыч никогда не замечал дурнушки-дочери, а тут целый бунт .    – И в самом -то деле, что ты пристал к Ане?–поддержала Евгения Ивановна.– Не женское это дело по банкам -то раз езжать... Да я бы ни в жисть, а только Аня уж такая смелая уродилась. Для нас же она хлопотала, а ты довел ее до слез . Что ж из того, что приедет Мокин ? Приехал , посидел , поговорил о деле и уехал ... Это с его стороны даже очень вежливо, хотя он и купец . Не все же одной Ане трепаться по банкам ...    Павел Порфирыч весь посинел и только хотел разсердиться, как послышался звон дорожнаго колокольчика, и у чегеневской усадьбы остановилась дорожная таратайка, заложенная парой мужицких лошаденок . Это и был Мокин . Анна Павловна первая узнала его и торопливой походкой пошла встречать его к самой калитке. Последнее было против правил , но она сделала это на зло отцу. Она даже не стеснялась своих заплаканных глаз , которые придавали сейчас ея улыбавшемуся лицу особенную прелесть, как орошенные росой цветы. С женской чуткостью она поняла и оценила, почему Мокин приехал не на тысячном рысаке, как обыкновенно,– он не желал конфузить убогой чегеневской упряжки.    Мокин выскочил из своей таратайки с несвойственной легкостью для его массивной фигуры и вопросительно посмотрел на заплаканное, улыбавшееся лицо Анны Павловны.    – Не обращайте на меня внимания,– ответила она на этот немой вопрос .– У меня сегодня нервы...    Она засмеялась совсем весело и крепко, по-мужски пожала руку гостя.    – Может -быть, я не ко-времени, Анна Павловна?– спросил Мокин , понижая голос .    – О, нет , папа будет очень рад вас видеть... Вы так любезны, Арсений Лукич .    Она повела его прямо на террасу. Мокин был немного удивлен , когда старик Чегенев встретил его с преувеличенным вниманием , а Евгения Ивановна не проявила обычной сухости. Даже безответная Ольга Павловна, и та сегодня смотрела на него такими добрыми глазами. Мокин выпил два стакана чая, причем успел разсказать последния городския новости. Он держал себя непринужденно и с достоинством . Павел Порфирыч попробовал -было поглумиться над буржуями, но Анна Павловна без церемонии перебила его. На минуту пробежала черная кошка, а потом все исправилось. Даже Евгения Ивановна что-то такое припомнила о том , как жили прежде.    – Да, действительно, бывали случаи,– соглашался Мокин .– Наша губерния вся дворянская... Все жили хорошо.    – Было да сплыло, – угрюмо заметил Павел Порфирыч , посасывая свою трубку.– А теперь...    – А теперь другие люди, папа, которых ты не совсем понимаешь,– еще раз перебила отца Анна Павловна, что было верхом невоспитанности.    Мокин понял , что грозит разыграться неприятная сцена, поднялся и проговорил :    – А я к вам , Павел Порфирыч , по делу-с ...    – Хорошо, хорошо... Идемте в кабинет .    Когда мужчины вышли, Евгения Ивановна накинулась на Анну Павловну с необычной для нея энергией:    – Как ты говоришь с отцом , Аня?!.. Да еще при постороннем человеке... Я согласна, что он иногда бывает неправ , но ты забываешь, что он все-таки твой отец . Да, отец ...    – Мама, и отцы бывают разные...    – Аня, ты с кем разговариваешь?!.. Ты забываешь, что я твоя мать... да!..    – Мама, успокойтесь и не волнуйтесь... Я только хотела предупредить какую-нибудь дикую выходку папы.    – Ты хочешь учить отца!?..    Ольга Павловна не хотела слушать этого спора и ушла в сад . Анна Павловна раскраснелась и старалась не смотреть на мать. Но та разошлась и не могла удержать потока материнскаго красноречия.    – Ты – гордячка и никого не любишь. Ты и своего мужа не любишь... Вот попомни мое слово, что Бог тебя накажет .    – И без того, мама, Бог меня достаточно наказал ... Разве я живу? Разве это жизнь? Разве муж меня любит ? День прошел – и слава Богу. Вот и вся моя жизнь...    – Что ты говоришь, Аня? Ты совсем безстрашная сделалась... Тебе надо лечиться.    Анна Павловна только встряхнула волосами и засмеялась. Она, действительно, сейчас чувствовала себя безстрашной. Да и чего ей было бояться, когда на душе было так холодно и безотрадно? Странно, что выдержанная и разсудительная по натуре Анна Павловна сейчас разсердилась на мать. А тут еще из раскрытаго окна кабинета начал доноситься хриплый смех Павла Порфирыча.    "Папа что-нибудь выкинет ",– с тоской думала Анна Павловна.    В кабинете, действительно, происходила довольно неприятная сцена. Павел Порфирыч принял от Мокина бумаги, небрежно просмотрел их и проговорил :    – Очень хорошо, т.-е. очень благодарен Арсений Лукич . Только одно маленькое замечание: вы поступаете не по-коммерчески, т.-е. слишком доверяетесь мне. А вдруг я возьму да и надую вас ? Ха-ха... И даже очень просто.    – Вы шутите, Павел Порфирыч ,– точно оправдывался Мокин .– Я вполне доверяю вам ...    – Доверяете? Знаете, голубчик , я, как старый и опытный человек , скажу вам , что даже и самому себе не всегда можно верить... да. А потом ... Да, потом ... Гм... Есть область великодушия, которая не всегда уместна. Я лично очень вам благодарен , но не желал бы пользоваться именно вашим великодушием . У меня ничего нет , как вам известно, но не все меряется на свете капиталом ...    Мокин вышел из кабинета с красными пятнами на лице и наскоро стал прощаться. Павел Порфирыч стоял в дверях и улыбающимися глазами смотрел на Анну Павловну.