Текст книги "Обратный Меч (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Мне пришлось узнать об этом человеке поподробнее, проследив за основными этапами его жизни.

Звали его Неролл, родился он в семье мелкого купца, подрабатывал в лавке отца. История, на первый взгляд, ничем не примечательная. Однако, когда мальчику было десять лет, случилось событие, которое, судя по всему, и подстегнуло власти королевства начать охоту на так называемых вирхрумов, что были хранителями залежей ценного металла вирхра, который активно разрабатывался властями. В какой-то момент, надо думать, те зарылись слишком глубоко, и червям это не сильно понравилось (они охраняли преимущественно глубинные залежи металла, поэтому терпели добычу ранее). Вирхрумы устроили настоящий террор в городе и в итоге сравняли его с землей. В результате погибли и родители этого самого Неролла. С тех пор он поступил в Училище Охотников и поклялся мстить червям. А теперь ему выпала честь изничтожить последнего оставшегося в живых вирхрума, но тут прибыл я со своими нравоучениями. И все равно мне первым делом нужно было в город, поэтому я предложил Нероллу следующее:

– А что, если я скажу тебе, что смогу спасти твоих родителей?

– Им давно уже ничего не угрожает, потому что они... мертвы. Даже если бы это было не так, и у тебя действительно была бы возможность спасти их, это не покрыло бы вреда от всех остальных злодеяний, учиненных магами.

– Ты меня не совсем понял. Я предлагаю спасти твоих родителей от гибели в прошлом.

– Что ты сказал? В прошлом? – он отвел меч от горла, сел и изумленно уставился на меня. – Так ты мало того, что ни с того ни с сего проявил чувствительность к магии, так еще и открыл в себе способности, доселе недоступные твоим сородичам? – он какое-то время помолчал, а затем спросил: – И что тогда? Взамен я должен буду примкнуть к вашей шайке?

– Да нет же, послушай: ты отведешь меня в город как пленного, сдашь инквизиции, а я инсценирую свою смерть, уже горя на костре, и перемещусь в другое место. В вашем же мире от меня останется лишь пепел. А тебя покроют слава и почет, как поймавшего опасного мага.

Он долго молчал, но в итоге сказал:

– Но ведь тогда я не стану Охотником и не внесу свою лепту в расправу над тварями...

– А оно тебе надо? Разве эта работа приносит тебе какое-то удовольствие, кроме возмездия? У тебя уже не будет тех мотивов – следовательно, и сражаться тебе будет не за что.

– Ладно, по рукам. Но не вздумай юлить, ибо по законам Звезды плата за обман никогда не перестанет преследовать тебя!

Местная карма, видимо, прилагается...

– Рад, что ты согласился.

После этого Неролл отвел меня в город. Там меня заключили в темницу, где я должен был ждать казни. Тогда я выполнил свою часть уговора, уведя родителей Неролла из города во время нападения червей. Сам Неролл, к слову, в изменившемся Исходе сколотил весьма крупное состояние, продолжив и развив дело отца.

Поэтому, естественно, в узилище я оказался незнамо как, ибо не было того, кто сдал бы меня инквизиции, и пришлось на сей раз сдаваться в плен самостоятельно. Все же это было частью уговора, а я тогда считал своим долгом выполнить все его условия.

Вися на жерди возле разгорающегося костра, я выбрал Исход, где на главной площади произошло восстание магов, использующих последнего червя. Нет, я не обусловил происшедшее, ибо Исходов каждого события существует бесконечное множество, а лишь переместился в один из них. Да и маги, вообще говоря, в жизни не видели меня, как и я их, так что я не был заинтересован в содействии им.

Чтобы сдержать обещание – оставить после себя лишь пепел, – перед перемещением в Исход с восстанием магов я вытащил из прошлого – а точнее, из Исходов каких-то событий в прошлом – копию себя самого и оставил ее висеть на жерди. То есть я извлек из прошлого того себя, который, например, не стал жалеть вирхра, но позволил Нероллу убить его. Это совершенно не тот я, который сейчас пишет эти строки и за жизнью которого читатель может наблюдать. Ибо вокруг меня и моих перемещений между Исходами постоянно выстраивается аура, обозначающая истинного меня. Что бы я ни делал, куда бы я ни шел, – за мной всегда будет тянутся единый Исход – мой внутренний, тот, который сохраняется даже во время скачков по другим Исходам. Это – прямая нитка, пронизывающая клочок других, беспорядочно спутавшихся вместе. По всей ее длине я существовал, существую и буду существовать.

Истинного себя я не мог вытащить из прошлого – а уж тем более сжечь на костре, – потому что в таком случае сгорел бы сам. Поэтому я попросту не могу взаимодействовать с самим собой из других временны́х точек. А в прошлом я не могу сделать то, чего не делал, ибо существует определенная последовательность событий, которые происходят со мной, и истинный я никак не могу их изменить и остаться истинным. Если и могу, то становлюсь копией. Поэтому план моей жизни прописан заранее, и все случится так, как и было задумано.

Истинный я – один, а все остальные – лишь подражатели.

Что ж, пора вернуться к реальности. В которой маги стали освобождать готовых к казни нелюдей и колдунов. Освободили и меня.

Недолго думая, я стал перебирать примечательные события королевства, в которое попал. Просто восхитительным вариантом было, конечно, то самое восстание, что вспыхнуло прямо у меня на глазах, однако проблема с перемещением в будущее оставалась актуальной. Что ж, в более ранней истории страны, наверное, тоже были весьма интересные моменты. Изгнание кочевников, династический брак крон-принца с принцессой из одной богатой империи, издание единого свода законов, изобретение первой паровой машины... Нет, все не то... Ну вот же! Начало разработок металла вирхра! Я выбрал Исход, где его по каким-то причинам разрабатывать не стали. Добавляем призвание охотника на ведьм, что истребляет магов... Плюс победа над пандемией чумы... Изменив еще некоторые события, я продвинулся уже довольно далеко по ветви Исходов.

В конечном счете передо мной предстал уже совершенно иной город – на вид чуть более совершенный с точки зрения общего технического прогресса. Костры инквизиции исчезли с площади, а на улицах уже можно было видеть представителей гуманоидных рас, отличных от человеческой, – нелюдей, проще говоря, – свободно общающихся с людьми.

Отлично, изменения налицо.

Отсюда я начал поиски мира, откуда пришли те, кто уничтожил Арелиан, – как и задумывал. Искал я весьма долго, прекрасно понимая, что ищу иглу в стоге сена, однако меня постоянно подпитывала ненависть и жажда мести. Сказать по правде, я не знал, что мне искать. Я лишь запомнил очертания птиц и эмблемы на груди солдат – какой-то узор из прямых линий и угловатых фигур. Я отчаянно подбирал события, стараясь как можно больше совершенствовать миры с технической точки зрения. Ибо птицы, вполне возможно, были искусственными...

А вдруг это будет не тот самый мир, откуда пошли войска? Вдруг он просто будет очень похож на него, а я убью ни в чем не повинных людей? О собственном войске, с которым пойду на врагов, я, правда, думал в последнюю очередь – проблем и без того было выше крыши.

Я постарался подумать логически: с какой целью войска столь развитой страны шли на Арелиан? Они вряд ли обитали в той же вселенной, что и Арелиан, ибо появились в воздухе очень внезапно, явно не прилетев из космоса. Тем более, как я уже сказал ранее, они обладали некоторой властью над Временем. Значит, это был не территориальный захват, потому что в их распоряжении имеется большое количество планет с разумной жизнью в рамках их Исхода (ибо Исходы – это не планеты, а целые вселенные, реальности, между которыми обычным путем перемещаться просто невозможно). Естественно, это никак не было связано с религиозными убеждениями – во-первых, потому, что это за редким исключением пережиток того периода времени, который, говоря дефинициями некоторых Исходов, можно было бы назвать феодализмом. Значит, именно этот мир представлял для них некоторую ценность. Сразу на ум приходит потребность в некоем ресурсе, что доступен только в Арелиане. Либо же целью визита стало закабаление местного населения и использование его как товар либо дешевую рабочую силу. Оба варианта имеют право на жизнь, и в обоих случаях Ан'ре так или иначе были обращены в рабство. Теперь я лучше знал, в каком направлении мне двигаться.

Несмотря на большое количество загадок, я продолжал свои отчаянные поиски. Каких только стратегий я не пробовал для различных вариантов развития так называемого "будущего" – будущего относительно того уровня технического прогресса, которым обладал Арелиан и Исходы, схожие с ним и в которых я чувствовал себя наиболее комфортно. Естественно, ввиду того же нюанса с перемещением вперед во Времени, все эти поиски были в рамках прошлого и настоящего, что тоже затрудняло поиски. Ибо приходилось вводить из ряда вон выходящие события в далеком прошлом, где они казались неестественными. Менять приходилось многое, однако, благодаря своему усердию, я смог добраться даже до таких Исходов, где люди модифицировали себя до уровня полубогов, способных жить вечно и общаться посредством телепатии. Сыграла роль и банальная эволюция, ибо иногда я копался в глубокой древности, начиная оттуда развитие цивилизации, и поэтому времени на естественное развитие себя до уровня сверхчеловека, стоящего на ступень выше простого homo sapiens, у жителей было предостаточно. Так далеко я забирался и потому, что полагал, что захватчики моей страны были теми самыми сверхлюдьми, что обрели способность воздействовать на Время.

В конечном счете я осознал, что солдаты могли просто не принадлежать к человеческой расе. А это уже подразумевало, что отталкиваться нужно было от какого-то весьма древнего момента, когда естественный отбор выбрал либо их расу, либо человеческую. Мало того, что банальная прокрутка Времени была бы колоссально долгой, так еще и пришлось бы приложить неимоверные усилия для поиска той самой Нити, то есть определенной последовательности событий, что тянется от древнейших времен и до наших дней. В данном случае речь шла о поиске мизерной иголки в стоге сена размером с целую вселенную. Как ни прискорбно, но поиски пришлось оставить даже мне, романтику, с вожделением идущем к своей далекой и несбыточной мечте...

С тех пор я стал лишь косвенно вносить вклад в достижение своей цели. Для этого я решил хотя бы готовить себя духовно и физически для возмездия, начав свой долгий путь странствующего рыцаря, коим я – с некоторыми оговорками – являлся и на тот момент, когда сидел в "Смеющейся стреле". Я поступал в армии разных Исходов, постигая рыцарские добродетели и стараясь быть благородным воином. Посему я редко применял свои навыки в управлении Временем, ибо всегда считал, что каждый противник достоин равного боя с ним. Однако я много медитировал и смог постичь способность просматривать ветви Исходов отдаленно, не перемещаясь между ними. Вообще Время стало для меня даже не столько способностью, сколько религией, которой я обязан был служить и прибегать к ее услугам на практике лишь из крайней необходимости.

В таком ключе я жил порядка ста лет. За это время я весьма сильно отточил свои навыки не только фехтования, но и стратегии и искусства ведения войны. Я прошел через многие войны, в которых проявлял всю доблесть настоящего воина. Бывало, что я пробирался довольно далеко по военной иерархии, однако ни в одном Исходе я не задерживался подолгу, ибо взросление (а отчасти – и старение) мое проходило не так, как у обычных людей, и у многих складывалось впечатление, что я бессмертен и не старею вовсе (хотя, полагаю, бессмертие в плане невозможности умереть от старости все же имело место быть). Помимо всего выше перечисленного я изучил многие научные труды разных ученых и философов – в том числе, и из "будущего".

Но случилось событие, которое перевернуло всю мою жизнь вверх дном: спустя годы обета безбрачия во имя Времени (надо сказать, мне удавалось посредством своих способностей замедлять некоторые физиологические процессы в своем теле) я встретил свою первую любовь, ради которой пренебрег некоторыми догматами собственной веры.

Я тогда участвовал в турнире, проводимом в одном королевстве по случаю женитьбы местного принца. Каждое такое событие пробуждало во мне невероятный восторг, и я стремился проявить всю свою доблесть во время состязания. На первом поединке я был полон решимости, и мне казалось, что я с легкостью смогу одержать победу во всем турнире. После флага, обозначавшего начало поединка, я уверенно погнал коня на противника. Однако мои ожидания не оправдались, и я был поражен ниже шлема, хотя и не был выбит из седла. На втором заезде удар пришелся уже по шлему. Это означало, что у противника было уже три очка (одно – за удар ниже шлема, два – за удар по шлему). На третьем заезде у меня был шанс на ничью только при условии, что я выбью противника из седла, заработав три очка, а это было весьма непросто. Победить же я мог, только выбив противника из седла ударом в шлем, что было еще сложнее.

Всадник устрашал одним своим видом – облаченный в черные доспехи с багровым гербом на накидке и верхом на черном коне с багровым же гербом на попоне. Я уже было отчаялся и даже устыдился своей слабости, но тут моему взору предстала она: стройная фрейлина местной принцессы в платье цвета индиго, с каштановыми волосами, подкрепленными серебряной диадемой с сапфирами и, насколько я тогда мог разглядеть, темно-голубыми глазами. Она сидела на трибунах неподалеку от самой принцессы – на редкость заносчивой гордячки, надо сказать. Поймав на себе мой взгляд, фрейлина кротко улыбнулась, а затем поспешно отвернула голову, все еще, однако, украдкой поглядывая на меня.

Тут мое удовольствие прервал стук копыт противника, несущегося на меня, ибо флажок я, судя по всему, пропустил. Тогда я опустил забрало и тронул коня, осознавая, что некая часть моей потаенной энергии готова быть использованной для моих героических свершений во имя той прекрасной дамы, что я увидал на трибунах. Ибо я поклялся себе, что ни в жизни теперь не позволю себе опозориться на глазах у той, что, к моему счастью, обратила на меня внимание и проявила некоторые ответные знаки. Интересно, как это я не заметил ее ранее? Видимо, я был всецело поглощен собственными амбициями.

Мы с противником сближались, я уже видел улыбку на его лице, проступающую из щелей забрала. Направляю копье на его шлем... Успех. Он лежал на земле, выбитый из седла, а я с улыбкой до ушей смотрел на ту, которой был обязан своей победой. Мило улыбаясь, она протянула мне свой платок, и я спешился и подошел к трибунам, чтобы взять его.

Естественно, после этого случая все мои мысли были обращены к ней. Я возжелал узнать про нее как можно больше, и для этого стал медитировать, прокручивая в голове ее жизнь. Что ж, звали ее Ингрид, родилась она, к моему удивлению, в семье разорившегося купца, питавшего страсть к мореплаванию. Кое-как собрав свое суденышко и завербовав троих друзей-купчишек, он отправился покорять далекие заморские страны. Путешествие далось им нелегко, а у какого-то из берегов их настиг ужасный шторм, и корабль разбился о прибрежные скалы. Выброшенные на берег, они вскоре поняли, что достигли лишь одного из островов, прилежащих к тому материку, куда изначально держали путь. На острове они встретили, однако, племя туземцев, которое одарило их диковинными пряностями и помогло построить величественный корабль, на котором мореплаватели отправились домой, ибо добыли пряности, коих на якобы плодородной земле, куда плыли изначально, и в помине не было. На родные берега они вернулись уже почетными купцами, наладившими вскоре связь с тем островом и образовавшими свою купеческую гильдию. Ингрид заприметил тогда один королевский вельможа, поразившись ее необыкновенной красотой, и обеспечил ей высокое положение при дворе короля. Позже она даже сумела выйти во фрейлины. Остальные приближенные принцессы недолюбливали Ингрид ввиду ее неожиданного успеха.

Характером она была кротка, спокойна и немного стеснительна, но, вместе с тем, степенна и рассудительна. Как читатель уже успел понять, ее любимым цветом и, соответственно, цветом при дворе был темно-синий, в чем, надо заметить, мы с ней были очень схожи. Не знаю, от моего ли амулета такая особенность, но этот цвет и по сей день продолжает вдохновлять меня. Добавляя ко всему выше перечисленному, она еще и увлекалась поэзией! Мне показалось, что на меня сошло какое-то провидение, ибо, как я полагал, ни в одном другом Исходе не сыскать было подобной девушки. Настроенный крайне решительно, я подготовил для нее нечто, способное поразить ее до глубины души.

Второй из трех поединков, что проходил через несколько дней после первого, я, разумеется, тоже выиграл. После того как Ингрид даровала мне – на сей раз – перчатку, я процитировал ей отрывок из ее любимого стихотворения одного местного небезызвестного поэта, который в своем произведении весьма двусмысленно признается в своих чувствах небезразличной ему женщине. Я лишь немного изменил последнюю строку, введя туда название дивного самоцвета, что носили обе сущности, которым я поклонялся, – Ингрид и Время.

"Своим огнем ты путеводным,

Со снисходительностью глядя вслед,

Играешь музыку по строкам нотным

И освещаешь мне дорогу, не подпуская бед.

Свет глаз я вижу ясно вдалеке,

В разы ярче звезд, что созерцают мир.

Не знаю, как пройти по собственной тропе,

Но знаю, что укажет путь сапфир!" – продекламировал я.

Спасибо, однако, тому автору, благодаря которому я смог выразить благодарность Ингрид, что вдохновила меня на подвиги во имя нее.

Реакцией Ингрид была слеза, проступившая на уголке ее глаза и одно слово, произнесенное почти шепотом: "Спасибо".

О, как я боготворил этот голос! Даже не в полную силу он звучал мелодичнее птичьей трели! До сих пор не могу не сентиментальничать, вспоминая его...

Третий, заключительный, поединок, проходивший уже через неделю после второго, также был успешен, и я стал победителем всего турнира.

К моему величайшему удовольствию, на церемонии награждения трофей мне вручила Ингрид, оторвав, к тому же, лоскут от рукава своего платья и преподнеся его мне. И, конечно, я, как победитель, выбрал "королевой любви и красоты" именно ее и позволил себе поцеловать ее руку.

На пиру после турнира мне было выделено почетное место между королем, который сидел во главе стола, и фрейлиной Ингрид. Я рассказывал рыцарям и королю о месте, откуда прибыл (опуская, конечно, детали касательно Исходов), о своей родословной (немного перефразировав биографию Рета и его предков, которые без малого несколько столетий были вождями Ан'ре) и, наконец, о некоторых своих подвигах, умаляя, впрочем, их значимость, дабы не прослыть хвастуном и сочинителем. Пока я вел свой рассказ, Ингрид молча внимала мне и только под конец начала задавать вопросы.

В перерыве, когда герольды представляли рыцарям прекрасных дам, я сначала прослушал уже известные мне сведения об Ингрид, а затем – весьма торжественную ее речь. Позже, когда мы все снова сидели за столом, и меня уже сильно разморило, наши с Ингрид руки стали соприкасаться, а через некоторое время – сплетаться в дивные узоры. Заметив, что сидящие за столом погружены в беседы между собой, Ингрид вдруг встала из-за стола и бросила в меня загадочный взгляд, как бы призывающий меня пойти за ней.

Мы вышли из большого шатра, где проводился пир, и Ингрид повела меня в сторону озера за холмом. Я покорно следовал за ней, и вскоре мы вышли на берег, где шума застолья почти не было слышно. Мы присели на уступ, и Ингрид сказала мне:

– Знаете, сэр Эгберт, на пиру я постеснялась задать Вам один интересующий меня вопрос весьма пикантного характера.

– Что ж, я весь внимание.

– Что же все-таки тогда дракон сказал птице?

– Хм, кажется, он сказал, что, хотя крыльями своими оглушает жертв, он все же может полететь, расправив их. Но лишь при условии, что с ним будет птица, вдохновляющая его на полеты своей грацией.

– Ах да, я вспомнила. Птица согласилась, и они с драконом исполнили танец любви в небе.

– Да, абсолютно верно.

– А не хотите ли вы, чтобы Вы стали моим драконом, а я – Вашей птицей?

– С удовольствием, только я думаю, что нам нужно избавиться от светских формальностей вроде обращения на "вы".

– Как пожелаете... пожелаешь.

Мы встали с уступа, я освободился от плена тяжелых парадных доспехов, что мучили меня на протяжении всего вечера, и сошелся с Ингрид в танце.

Мы кружили и кружили на берегу озера, выписывая пируэты и иногда ловя легкие волны, а после – просто развалились на песке и снова стали болтать.

Мы довольно долго болтали – сначала о нерассказанных подвигах, а позже – как говорится, обо всем на свете. Когда разговор перетек в русло рассказов о рыцарском вооружении, и даже такому внимательному собеседнику, как Ингрид, стало откровенно скучно, она промолвила вполголоса, кладя руку мне на грудь:

– Сэр... Эгберт, ты значительно поднялся в моих глазах за сегодняшний вечер – еще пуще прежнего. И я считаю, что одного кубка да рукава будет мало для того, чтобы наградить тебя сполна...

С этими словами она прижалась ко мне и повела голову в мою сторону. Наши губы встретились и слились в поцелуе – первым в моей жизни. А наши нежные чувства по отношению друг другу воплотились в любимых голубых цветах Ингрид – литаниях, как говорили местные, – которые, как ни странно, выросли на берегу вокруг нас, образовав буквально целую рощу. Вспоминая о таких моментах, я не думаю о слащавости, а лишь пытаюсь пережить те чувства, что испытывал тогда. Поэтому надеюсь, что читатель простит мне столь подробное описание моей первой любви. Ибо подобные чувства доводится пережить практически каждому – рано или поздно.

Устав после суеты с формальностями на турнире и затяжного пира, мы так и уснули на берегу озера, пересеченного сияющей лунной дорожкой, максимально тесно прижавшись друг к другу.

После этого случая в наших отношениях все шло как по маслу – Ингрид познакомила меня со своим отцом Торвальдом (ее мать, надо признаться, умерла, когда Ингрид была еще ребенком), которому я очень понравился – мы даже вместе ходили с ним на рыбалку – его излюбленное занятие. Мы часто встречались с Ингрид – нет, не тайно, мне, как победителю турнира был официально разрешен вход во дворец. Через пару недель дело уже шло к помолвке... Одним словом, мы были счастливы.

Когда во время очередной нашей встречи на террасе моего горного поместья, где я пребывал в этом Исходе, я уже готов был сделать Ингрид предложение руки и сердца, к нам неожиданно прилетел голубь с посланием, где было сказано о покушении на главу купеческой гильдии, то есть отца Ингрид...

Несмотря на желание Ингрид поехать в город, к отцу, я настоял на том, чтобы она осталась дома, и никуда не выезжала. Ибо я собирался провести некоторые манипуляции со Временем. Беспокоясь за ее безопасность, я принял решение создать вокруг нее временную петлю с циклом в десять минут, чтобы не оставлять Ингрид совсем без защиты. Хотя, как я думал, она даже не успеет глазом моргнуть, как я вернусь, ибо до города я смогу дойти в остановленном Времени, а после – просмотреть события до покушения и, изучив все подробности, нанести точный удар по убийце. А потом я мгновенно вернулся бы к Ингрид – будто бы и не уходил.

Так я и сделал. Я выяснил, что имел место заговор фрейлин, которые были окончательно разъярены появлением у Ингрид кавалера. Они наняли убийцу, что вонзил кинжал в сердце Торвальда, а позже исчез в неизвестном направлении. Я знал, что это была лишь первая часть заговора, и вскоре суждено было свершиться и покушению на саму Ингрид. Но я также знал, что к ней я, безусловно, успею. Поэтому я вошел в покои Торвальда, когда тот был в отъезде, приготовил кинжал и начал движение к моменту убийства. Тогда я во второй раз встретился с таинственной блокировкой своих способностей – первый раз был во время вторжения в Арелиан. Я встретил сильное сопротивление некоей жгучей силы при попытке пройти сквозь Время. Поначалу я еще кое-как пробирался сквозь языки пламени, препятствовашие мне, однако вскоре я и вовсе оказался втянут в какие-то загадочные сети, из которых, сколько ни пытался, вырваться не мог. Я уже видел в отдалении, как Торвальд открывает в дверь, входит в комнату и... встречает удар стилетом. Я смотрел на это и ничего не мог поделать... Верно, фрейлины вступили в сговор с силами, способными воздействовать на мои способности. Мне не давала покоя мысль, что события в Арелиане и покушение на отца Ингрид могли быть как-то взаимосвязаны...

Осознав, что мне остается лишь спасать возлюбленную, я вырвался из сетей (в том направлении, откуда пришел) и поспешил к ней.

Придя к своему поместью и войдя в петлю, где пребывала Ингрид, я узрел ее окровавленное тело, лежащее на полу и убийцу, скрывающегося в дверях и распыляющего в воздухе какую-то красноватую пыль... Почувствовав, что петля заполняется и словно опутывается этой субстанцией, я мгновенно распустил ее и поспешил вернуться назад во Времени. На сей раз это далось мне легче, однако пыль летела по моим следам. Что я только с ней не делал – пробовал отправить куда подальше во Времени, замедлить ее продвижение остановкой Времени, но все без толку... Она обладала невероятным разрушительным воздействием и с необычайной легкостью проходила через барьеры, выстраиваемые мной.

Я понял, что выход лишь один – принять всю пыль на себя... Максимально заслонив собой тело Ингрид, я пустил всю свою оставшуюся энергию на сопротивление осколкам, дабы хоть как-то смягчить удар.

И вот я ощутил их проникновение... Они не просто ранили меня, а будто бы стирали ту часть меня, что имела связь со Временем. Нет, они скорее выжигали само Время во мне...

Впитав все осколки, я упал навзничь. Немного придя в себя и осознав, что убийца скрылся, я взял Ингрид на руки и потащил назад во Времени, надеясь залечить раны. Однако ничего не происходило.

Увы, власти над Жизнью в других людях я не имел, а лишь мог проводить манипуляции с самим собой. Поэтому я мог только перематывать и перематывать Время, тщетно пытаясь затянуть рану Ингрид. Но в один момент я заметил, что ее рана сродни тем многочисленным, что были нанесены мне красными осколками. В ней тоже чувствовалось влияние некоей разрушительной, всепоглощающей мощи, что разъедала мое сознание при одной лишь мысли о ней. По всей видимости, клинок наемника был отравлен этой самой мощью. Да, как ни прискорбно, Ингрид давно уже была мертва, однако в моих силах было перенести ее недуг на себя, снова впитав негативную энергию. Так я и поступил. Как оказалось, то, что я испытал ранее, было детским лепетом по сравнению с тем, что ощутил сейчас. Очевидно, что основной заряд содержал именно кинжал, а не пыль.

Если до этого некоторая связь со Временем еще сохранялась, то теперь я перестал ощущать его вовсе – даже на уровне обычного человека. Это означало, что я не просто не мог управлять им, а даже не мог ощущать его хода – оно скакало с бешеной скоростью вокруг меня. Движения то замедлялись почти до полной остановки, то возобновлялись и убыстрялись до дикой скорости. Делая шаг вперед, я повторял движение, сделанное несколькими минутами ранее. А пытаясь вспомнить хоть что-то из прошлого, я видел события из будущего. Дошло до того, что меня абсолютно хаотично швыряло по разным Исходам – самым причудливым и непредсказуемым, с абсолютно разными природными закономерностями, куда я в жизни не смог бы добраться. А потом скачки по временны́м точкам и вовсе прекратились, уступив место лишь визуальным образам. Времени для меня более не существовало. Я мог лишь ощущать некую силу, что сохранялась в мире даже с исчезновением Времени. Состоящая из зрительных образов и ощутимого объема окружающего мира, она являла собой нечто неведомое мне и то, что, как мне казалось, я не смогу постичь никогда.

В груди невероятно жгло, и... Амулет! У меня же был мой амулет с сияющим сапфиром, который был моим верным спутником на протяжении всей моей жизни! Раз он обусловил все мои способности, обучив меня им, то, быть может, он поможет мне и на сей раз?

Внимательно вглядываясь в него и осознавая, что он был словно островком Времени в океане некоей другой загадочной силы, я узрел, как все, окружающее меня, вдруг начинает заполнять амулет, расширяясь по всем направлениям и выстраивая утерянную временну́ю линию. Я снова мог ориентироваться в пространстве, хотя все еще ощущал боль от своих ран. Помимо всего прочего, амулет как бы даровал мне некоторую власть над Временем авансом – малую толику прежнего могущества, но достаточную, чтобы вернуться к Ингрид.

Придя к ней, я, как и обещал самому себе, не заставил ждать ее ни секунды, ибо она все с таким же обеспокоенным видом металась по комнате, как и в момент моего ухода.

– Эгберт, – промолвила она, – я рада, что ты наконец передумал ехать сам. Нам нужно срочно... Постой, что у тебя на груди? И на животе, и на руке... Да у тебя все тело изранено! Боже, что с тобой стряслось? – она начала шарить по ящикам и звать прислугу. – Надо хотя бы обработать раны до приезда врача... Так ты скажешь, что случилось?

– Долго объяснять, но я лишь хочу, чтобы ты доверилась мне.

С этими словами я взял ее за руку и, с трудом используя дарованные амулетом силы и даже не думая о том, куда попаду, просто понесся по ветвям Исходов. И снова, как когда-то в Арелиане, не я управлял Временем, а оно – мной. Оно вывело меня в мир, где шел непрестанный дождь из бесконечных продолговатых и заостренных на конце камней, сыпавшихся с огромной скалы, занимающей весь небосвод. Они падали на землю и растворялись в ней, поднимая ее уровень, в то время как скала наверху стачивалась. Вероятно, небо и земля в этом Исходе были взаимосвязаны, благодаря чему поддерживался постоянный уровень камня на обеих сторонах.

Камни, однако проходили сквозь нас и, надо думать, предназначались для защиты от врагов. Правда, от врагов, угрожавших нам, они явно не спасли бы. Как бы там ни было, а посреди всего этого безумия стоял островок спокойствия – бесформенная масса, состоящая из какого-то энергетического поля. Там мы и стали жить. Этот "дом" можно было обустраивать по своему усмотрению, ибо он был невероятно пластичен. В рамках его можно было перемещаться между любыми Исходами и жить в понравившемся. Полагаю, амулет позаботился о том, чтобы у нас была возможность скакать по мирам, "убегая" от преследователей. Для вящей надежности я создал временну́ю петлю, окружающую "дом", хотя, возможно, исходя из повторяющегося цикла падения камней, он и так был частью одной большой петли.