Текст книги "Кларенс и Джульетта"

Автор книги: Дмитрий Холендро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Мне нужна машина без свидетелей, – рассердился Ринальдо. – Хороший «кадиллак», не вызывающий подозрений. Ну?

– Ты хочешь, чтобы я отвлек шпиков и попался вместо тебя?

– А разве я не плачу тебе за риск пятьсот долларов вперед? Может быть, ты хочешь тысячу или не умеешь быстро ездить? И что у тебя найдут, если даже зацапают? Пустую машину? Ха-ха!

– Я не глупее тебя.

– Он трус, – бросил один из друзей Ринальдо. – Пусть даст хоть ключи от машины.

– Ключей тоже не дам.

– Он много разговаривает, – обронил тот, который включал радиолу.

Кларенс улыбнулся:

– У меня есть время. Сегодня меня уволили с работы.

Ринальдо медленно поправил бантик на шее. Рич побледнел.

– Я не знал, – сказал он.

– Зато он теперь знает слишком много. – И Ринальдо кивнул на Кларенса. – Это плохо. Для него.

– Он издевается над нами, – сказал один за столом.

– Чепуха, – успокоил их Кларенс. – Я не знаю магазина. Поэтому я буду молчать, успокойтесь. Кому нужны слова о том, что несколько молодых итальянцев собираются ограбить какой-то магазин. И так известно, что все итальянцы – бандиты.

– Ты не трус, – быстро сказал Ринальдо. – Но мне тебя жалко.

– Все бандиты в Нью-Йорке – итальянцы, – благодушно поправился Кларенс. – Я не виноват.

– Они тоже! – вскрикнул Ринальдо и встал. – Ведь здесь рай. А в раю не работают. Вот они и резвятся от нечего делать. Зачем ты морочил мне голову? Чтобы показать свою храбрость?

– Нет, – сказал Кларенс серьезно, – Я меняю тебя на Рича. Я не скажу ни слова, если Рич уйдет вместе со мной, и ты его забудешь. Поэтому я и говорю с тобой.

Ринальдо тихонечко засмеялся, глаза его раскосо, удивленно сверкали.

– Ты решил очень дешево отделаться. Хотя стоишь мне уже по крайней мере пять тысяч, – крикнул он. – Их получит полиция. Американская, не итальянская! Я задержу ее. А вы с Ричем будете молчать бесплатно, поскольку тебя деньги не интересуют, как я вижу, а Рич показал себя идиотом! Черт с ним! Мы поедем на одной машине. Bce! Все бандиты – итальянцы? Превосходно! Браво! Я повезу с собой американского простака. Ты будешь сидеть в машине рядом с Ричем, пока мы заглянем в магазин. Если крикнешь, оставишь сестру без брата. Джино! Позвони! Пусть приедет Чезаре. Ты слышишь – это все итальянские ребята! Как ты прав! Но ты поедешь вместе с ними! И уж потом ты не откроешь рта, чтобы говорить гадости! Сволочь!

Удар сбоку оглушил Кларенса на месте, он упал грудью на стол, как мешок, не успев даже простонать. Он обмяк, как будто из него разом вышибли все кости.

Он не понял, сколько времени прошло, пока сквозь тяжелый шум в ушах услышал голоса:

– Ему плохо... Да, припадочный... Сейчас мы отвезем его домой. В машине.

Его голову выставили из автомобиля наружу, и скоро он окончательно очнулся. Его поддерживал Рич.

– Ты подлец и негодяй! – сказал ему Кларенс. – Мерзавец, каких еще не держала земля. И из-за тебя я должен молчать.

– Из-за Джульетты, – сказал Рич. – Я тоже пришел к тебе из-за нее. Я тебя ненавижу.

– Откуда ты узнал, что я отгоняю машины на стоянку?

– От Джульетты. Она приходила вчера ко мне похвастать. И за едой. У нее будет ребенок. К несчастью.

Кларенс промолчал.

– Кто же негодяй? – спросил Рич.

– Тихо, – оборвал их Ринальдо, – эй!

Сначала Кларенсу попалась на глаза реклама магазина Кортье. Уже вспыхнули уличные огни, и по раскаленному колье на обнаженной шее без головы, как на трубе, торчавшей из крыши, бежали зеленые, красные, желтые буквы-самоцветы: «Кортье, Кортье, Кортье». Потом их «олдсмобил» остановился прямо у ювелирного магазина с вывеской «Кортье». Джино, вылезая, кинул в стекло камень или железный болт. Стекло разлетелось вдребезги. Ринальдо сидел за рулем, держал пистолет в руке и, не моргая, смотрел на Кларенса и Рича, пока остальные очищали витрину. Публика вокруг разбежалась как от дождя. Джино заскочил за прилавок, и Ринальдо, рванув с места, едва не унесся без него. Одного продавца пришлось ударить. Это бездумно отметил Кларенс. Продавец сразу кинулся изнутри к разбитой витрине. Возможно, то был сам Кортье.

Сирены завыли, когда «олдсмобил» уже свернул за угол.

– Как нужна другая машина! – простонал Ринальдо.

Все остальные молчали. Они проскочили через мост, промчались куда-то по другому берегу, завернули в тоннель, пересекли реку под землей. И так вернулись на Манхэттен, остров, обросший небоскребами.

Теперь пистолет за спиной Кларенса держал Джино. Где-то, в глухой улице, Ринальдо сказал Кларенсу и Ричу:

– Вылезайте.

Кларенс не сразу догадался, что они были у Гарлем-ривер.

– Ты возьмешь у меня сто долларов? – спросил Ринальдо. – Ты их заработал!

Его друзья засмеялись.

– Нет, – сказал Кларенс. – Не возьму.

Теперь, когда он узнал, что будет отцом, слова Ринальдо показались ему совсем дикими.

– Вот как! – Ринальдо стиснул зубы. – Тогда, пожалуй, проводите его, Джино, Чезаре...

И машина умчалась куда-то в сторону автомобильной свалки, а они остались вчетвером на берегу реки, блестевшей мазутными пятнами.

Они прошли немного.

– Ну, хватит, – сказал Джино, загораживая путь Кларенсу.

И в тот же миг Кларенс понял, что надо бить первым и стукнул Джино ногой в живот. Он ждал самого страшного – удара ножом сзади, но, оглянувшись, увидел, что на Чезаре висел Рич. Джино ползал, отыскивая пистолет на асфальте. Было темно, Кларенс снова замахнулся ногой, но Джино вскочил и тут же побежал прочь. Он не хотел попасться в кулачной драке с Кларенсом или без оружия боялся драться. А Чезаре, вырвавшись, избивал Рича, и Кларенс кинулся выручать его.

Они пришли домой поздно, подождав, пока опустеют большие улицы. Да и шли они долго, потому что у них не было ни цента в карманах на автобус.

– Не зайдем ли мы в полицию? – спросил Кларенс.

– Нет, – огрызнулся Рич. – Мы тоже были у Кортье. Кто поверит, что впустую? А Ринальдо? Если будем молчать, он, может быть, оставит нас в покое. Может быть... Ты во всем виноват.

– У меня есть совесть, что поделаешь. Я не хочу бриллиантов Кортье.

– А мне наплевать на Кортье. И на всех. И на твою совесть. Я не знаю, почему ты родился уродом!

– Я прибавлю к твоим синякам еще один, – сказал Кларенс.

Дверь открыла Джульетта.

– Кларенс! Что с тобой? Что с тобой?

– Ничего.

– Что с тобой? Что с тобой? – повторяла она.

– Там, на лестнице, кто-то ждет, – сказал он. – Позови.

– Рич! – сразу крикнула Джульетта.

Рич поднялся. Он обнял сестру и похлопал ее рукой по спине.

– А ты догадлива, – улыбнулся Кларенс.

– С кем бы ты еще мог подраться? Глупцы! Глупцы! Глупцы!

Она отвернулась, и плечи ее задрожали. В узких глазах Рича вдруг тоже появились слезы.

– Не надо! Это не он, – попросил Рич. – Не сердись на него. Просто Кларенс отказался от хорошей доли в пустяковом деле, которое я ему предложил. Правда, надо было украсть. А он не захотел. Вот и все. Могли еще и убить!

– Ну, что вы, что вы! – крикнул на них Кларенс и осторожно дотронулся до плеча Джульетты. Она все плакала.

– Кто же из нас прав?

– Ты, – просто ответила Джульетта.

– Она свихнулась от любви к тебе, – сказал Рич.

– Я никогда и ничего не крал, – хрипло проговорил Кларенс.

И тогда Рич, смаргивая фиолетовыми веками слезы обиды, показал на сестру.

– Кроме нее.

7

– Джульетта! Джульетта! Ты не спишь? Слышишь?

– Да, Кларенс.

– Я узнал от Рича...

Она молча лежала рядом, и он взял ее за руку.

– Господин президент, – наконец сказала Джульетта, – у вас будет ребенок.

– Даже в такой день ты делаешь меня счастливым. Но почему ты молчала до сих пор?

– Я боялась сделать тебя несчастным.

– Мне хотелось бы подарить тебе столько же счастья, сколько ты даришь мне.

Они помолчали.

Они лежали, взявшись за руки, в своей маленькой комнате на девятом этаже старого дома, боясь шелохнуться, как будто счастье могло взлететь и унестись от них, как пушинка.

– Я не думал, что можно так любить, как я люблю тебя, Джульетта, – сказал Кларенс. – Недавно я смеялся над рассказами товарищей и разными историями, о которых в книгах пишут.

– Значит, пришло наше время, – ответила Джульетта. – Теперь будут другие смеяться над нами. Таковы люди.

– Люди лучше, чем кажутся. Сегодня Рич спас мне жизнь после того, как я сказал, что все итальянцы – бандиты.

– Ваш ребенок тоже будет наполовину итальянцем, господин президент.

– Я люблю итальянцев.

– И пуэрториканцев, – грустно засмеялась Джульетта. – Может быть, мы уедем отсюда, Кларенс?

– Я люблю Нью-Йорк.

– Но я боюсь за тебя. Когда ты завтра уйдешь искать работу... я буду все время думать, что тебя подстерегает Ринальдо.

– Ты знаешь его?

– Нет.

– А я думал, что все итальянцы знают друг друга, – улыбнулся Кларенс.

– Их слишком много в Нью-Йорке... Давай ходить вместе?

– Ни за что. Ничего не случится.

– Давай уедем далеко.

– В Калифорнию? Там хватает своих... Здесь, в Бауэри, кочуют бродяги из Калифорнии. Разве мы можем сейчас уезжать из дома? У нас есть дом. Я убьюсь, но устроюсь.

Джульетта встала на колени в постели, не отнимая своих рук у него.

– Мне сделалось страшно, когда ты сказал: убьюсь.

– Но я, правда, могу умереть для тебя. Попроси меня, о чем хочешь. Хочешь колье из магазина Кортье? Платье из магазина Лорда? «Кадиллак»? Я все могу. Я ведь президент.

– Я хочу, чтобы ты стал католиком, Кларенс, – прошептала Джульетта.

– Почему?

– Мне кажется, тогда отец простит меня. Мы поселимся там и начнем работать все вместе, в нашей пиццерии.

– Он ждал помощника, а не нахлебника, Джульетта.

– Ты послушай меня, Кларенс.

– Хорошо. Я поговорю с мамой. Хорошо.

Она сняла с себя крестик и надела на него, с торжественной плавностью в движениях голых рук.

– Вот я и католик, – сказал он.

А она положила голову на его грудь и, вздохнув, заснула наконец, будущая мать его ребенка.

Утром Кларенс снова пошел по городу. Ему казалось, что надежда прячется за каждым углом. Надо только быть неутомимым. Под вечер он заглянул в маленькую католическую церквушку, вроде той, что была напротив «Гамильтона». Полумрак, теплая духота воздуха, пойманного в стены без окон, заметных глазу, похоронный, свечной запах сначала отпугнули его. Потом он разглядел несколько фигур на стульях в гулкой глубине комнаты и осмелел. Раз были люди, была и тут жизнь.

К Кларенсу подошел немолодой высокий священник.

– Что ты хочешь, сын мой?

– Я хотел бы... я думаю... я, кажется, хочу стать католиком, – сказал Кларенс.

– О чем ты мечтаешь? – Старческие губы священника дрожали.

– Я хочу найти хорошую работу, – сказал Кларенс и впервые подумал, что бог Джульетты должен ему помочь. – Сейчас у меня нет никакой, а мы ждем ребенка.

– Разве ты не получаешь пособия?

– Стыдно быть государственным нищим. И мне мало не умереть с голода, отец.

– Ты строптив, но откровенен, – сказал старик и улыбнулся.

– Мне всего двадцать два года. В этом возрасте грех просить подаяние.

Священник поманил Кларенса за собой.

– Я дам тебе направление в школу. Ты пройдешь катехизис. А потом сдашь экзамен.

– Когда я смогу экзаменоваться, святой отец?

– Спустя шесть месяцев.

– Полгода! – удивился Кларенс.

– Вера хороша, если она крепка!

Через неделю Кларенс получил первое пособие. Он давно зарегистрировался и в бюро по выдаче пособий и в агентстве по найму, но это было безнадежно.

Вдруг неприятный разговор произошел с сестренкой Айрин. Собственно, начала его Джульетта. Утром, перед тем, как ему уйти из дома. Он еще лежал в постели, а Джульетта принесла чистую, выглаженную рубаху и повесила на спинку стула. Запахнув халатик – почти прозрачный от ветхости, но еще живой, – она присела на край кровати и, взяв руку Кларенса, стала перебирать его пальцы, крепко пожимая каждый. В последнее время у нее появилась такая привычка.

– Кларенс, – сказала она с боязливой веселостью в голосе, – на Канкорде открылся новый ресторан!

– Что бы я смог там делать?

– Не ты, а я! Кажется, меня бы взяли туда официанткой.

– Но это ведь в сорока милях от Нью-Йорка!

– Да, дорогой. Придется там и жить. Будут деньги. Все же хоть сезонная работа, пока еще лето.

– Кто тебе сказал?

– Айрин.

Кларенс вскочил и в одних трусах кинулся в комнату Айрин.

– Что ты выдумала про Канкорд?

– Я не выдумала, – сказала Айрин, кидая на столик с зеркалом золоченую палочку губной помады. – Я сама еду туда. Официантка на Канкорде – только дура может такое прозевать!

– Кто тебя позвал туда, Айрин? – Кларенс наклонил голову и сжал кулаки, замерев в боксерской стойке против своего нового неведомого врага.

– Роджер Спитлер, – насмешливо сказала Айрин. – Ты его не знаешь? А я знаю. И чего ты взъярился, как бык? Ты безрог, и тебе это не грозит, Кларенс. Но ведь надо зарабатывать деньги! Мне надоело жрать шпинат и шпинат!

– Ты думаешь, Айрин, так просто зовут девушку на курорт, да еще предлагая место официантки? Ты думаешь, в свободное время будешь играть в теннис с мистером Спитлером?

– Я не думаю.

– Что? – вскрикнул Кларенс, и рот его остался мучительно приоткрытым.

– Не думаю ни о чем, и все, – ответила Айрин, отойдя от него. – А ты думаешь, мы дождемся, пока выиграет лотерейный билет у мамы? И этим я заплачу за колледж?

Он отвернулся, но Айрин обошла вокруг него и встала перед ним:

– Слушай, что я скажу! Отпусти со мной Джульетту! Мистер Спитлер возьмет ее ради меня. Я посмотрю за ней... Я обещаю... Иначе вы пропадете оба, разве ты не видишь?

– Не кричи, как истеричка! – оборвал он сестру. – Услышит Джульетта. Разве я ей не верю? Я не хочу, чтобы и ты ехала туда. Я давно заметил, как ты стала красить губы.

– Ты всегда был очень внимателен ко мне, – грустно сказала Айрин.

Он попросил их подождать два дня. Ибо ведь если на земле случаются чудеса, то должно случиться чудо и с ним. Он не просил чуда для миллионов безработных Америки. Он забыл, что был президентом. Он хотел маленького чуда, только для себя.

8

И через три дня он устроился шофером-грузчиком на маленькой фабричке головных уборов в Пэлэсайдс за Гудзоном. Правда, немыслимо далеко было ездить туда по длинному-длинному мосту Джорджа Вашингтона, но какое это имело значение? Ему платили больше, чем за орудование метлой возле отеля «Гамильтон». Однажды он прошел мимо отеля и даже подмигнул младшему брату Бернардо, сидевшему на высокой круглой табуретке за телефонной будкой, и тот дружески кивнул ему черной головой, обложенной крепкими кудрями. Совсем мальчишка! Кларенс заглянул в отель и поздоровался с Фрэнком. Толстяк, как и прежде, весь день мелькал между этажами в кабине мягкого лифта, вроде китайского дракончика на резинке: вверх—вниз.

– Хэлло, Фрэнк! Как дела?

– А у тебя?

– Отлично! Спасибо, Фрэнк! Пока!

Если бы у них был лишь миг, чтобы обменяться не словами, а только улыбками, то ведь и это совсем неплохо для людей.

В конце второй недели Кларенс взял за руку свою Джульетту и повел ее в «центовку» – дешевый универмаг Вулворта. Но он не сомневался, что ведет ее в сказочный мир, где ото всех людских щедрот вывалено на прилавки столько разноцветного добра, что взрослые радуются, как дети среди рождественских подарков.

В нижнем этаже на прилавках лежали груды всевозможной мелочи: кошельки, сумочки с блокнотиками для автографов знаменитых актеров, очки с темными стеклами и блестящими крапинками драгоценных камней в оправе, рамки для фотографий из толстого золота и морских ракушек, серьги и браслеты в таком числа, что для них не хватило бы всех женщин Америки, и во всем этом ярко сверкающем богатстве рылись, рылись и рылись две-три покупательницы...

Узкий эскалатор поднял Джульетту и Кларенса наверх. Здесь рядами, от стены к стене, тянулись никелированные стойки, и на них висели юбки, юбки и юбки. Гладкие и в клетку, с кружевными полосами и кожаными поясами, все в крупных цветах или в мелких листиках. Разные юбки для разных женщин.

Джульетта была такая маленькая, что пошла выбирать себе юбку в детский отдел. Но ее все же послали к другой стойке, где плотными пачками висели юбки для «юнгледи». Денег на приличное платье у них еще не хватало, и она сразу решила, что лучше купит себе приличную юбку. А из красного платья, того, что было на ней, когда ее увидел Кларенс, она сделает блузку. Вот и выйдет совсем хороший новый наряд, да еще, может быть, останется доллар на белый поясок.

Седая старушка продавала юбки для девушек. Она терпеливо, с улыбкой, снимала и подавала одну за другой Джульетте, а на ту словно нашло затмение: никак не могла выбрать. Кларенс долго ждал, но наконец извинился перед старушкой. Дело в том, что эта юбка особенная... подбирается к блузке... небывалого цвета, алой, как мак на солнце...

– Вам нужна белая юбка, – сказала старушка.

– Белая? Но ведь это же непрактично, – возразила Джульетта.

– Тогда серая?

– А это не скучно? – спросил Кларенс.

– Черная, быть может? – нерешительно спросила старушка.

Джульетта пожала плечом, а Кларенс снова извинился.

– Ничего, – сказала старушка, – если долго выбирают, значит, хотят купить. Не смущайтесь. Вот, посмотрите-ка на эту.

Она разобрала другие юбки, прицепленные к вешалкам, отодвинула их сухонькими руками в сторону и открыла одну, серую с черными полосками поперек.

– Си, – сказала Джульетта по-итальянски, – да!

А старушка приподняла подол юбки и показала под ней белую подкладку из торчащей, точно навоскованной марли.

Джульетта без сожаления рассталась со своими пятью долларами.

– Я купил бы ей все юбки, – сказал Кларенс старушке.

– У вас прекрасный муж, синьора, – заметила та и улыбнулась Джульетте. Она хотела угодить дважды: похвалила Кларенса и назвала Джульетту синьорой, как ее назвали бы на родине.

И Кларенсу показалось, что на Джульетту повеяло счастьем.

Иногда, переехав в своем грузовичке по мосту Джорджа Вашингтона из Пэлэсайдс на Манхэттен, он вылезал где-нибудь на Тридцать четвертой улице гораздо ниже Бродвея и Таймс-сквера и бродил несколько минут вдоль маленьких магазинов. Они теснились тут витрина к витрине, и в каждой было что выбрать: туфли, чулки, платочек, ночную рубашку. О, еще нужно было очень много для Джульетты. Он выбирал только для нее.

Но разве не все было для Джульетты? Разве не для нее стояли дома, росли цветы, уходили поезда с Пенсильванского вокзала, дожидаясь, пока под его серые колонны придет и она с Кларенсом и уедет в золотую Калифорнию?

Этот кусок улицы, куда он часто привозил товар с фабрички, Кларенс назвал улицей Джульетты. Она была самой доброй изо всех улиц. Лето перешло во вторую половину, и на витринах магазинчиков появились надписи: «Сейл!» Хозяева объявляли распродажу сезонных вещей, цены падали, а шансы Кларенса повышались.

Он смотрел на скорбные лица хозяев с улыбкой. Он был в заговоре с судьбой против всех хозяев на этой и других улицах.

Он любил, насвистывая, подъезжать к бензоколонке, закуривать с ребятами-неграми по сигаретке, которые теперь водились в его кармане, и потом мчаться назад, в Пэлэсайдс, за новой партией летних шляп с витыми шнурками, по длинному мосту, висящему на тонких нитях тросов.

Ему нравилось также вставать на рассвете, когда в городе еще мерцали, остывая, ночные огни реклам, и скакать по ступеням сабвэя, опустив монетку в кассу, автоматически открывавшую вертушку в проходе. Серый асфальт платформ был еще пуст и не так загажен мусором – бумажными стаканчиками от молока, мятыми пачками от сигарет и просто рваной оберткой от разной еды, как обычно. Две минуты в ожидании поезда Кларенс читал надписи на бетонных столбах. Влюбленные царапали свои имена ножичками и заколками в пещерах метро, на подземных колоннах, как на деревьях.

Поезд мчал Кларенса к другому концу города, к началу трудового дня.

Он ведь умел работать. И хотел.

В это утро у желтых дверей фабрички толпились люди.

– Что такое? – испугался Кларенс.

– Фабрика закрывается, – сказали ему.

– Дайте мне пройти! – крикнул Кларенс.

– Некуда торопиться.

– Фабрика закрывается. – повторил сбоку человек с тонкими усами и лихорадочным румянцем на щеках.

– А мы? Дайте, я пройду!

– Иди. Может быть, мистер Спарк подарит тебе шляпу на прощание!

Мистер Спарк был хозяин. Кларенс умолк.

Если бы он умел скрывать! Он бродил весь день по городу, сидел у реки и вернулся домой в положенный час, но Джульетта только глянула на него и сразу спросила:

– Что случилось, Кларенс?

Кларенс улыбнулся:

– Ничего.

В черных глазах ее появились незнакомые, недобрые отблески смятенной догадки: он впервые говорил ей неправду. За едой мать рассказывала, сколько ей удалось сэкономить из тех денег, что дает Кларенс и присылает Айрин с Канкорда: пожалуй, они сумеют до холодов отремонтировать квартиру. Мать ничего не замечала.

Под утро Кларенс тихо позвал:

– Джульетта!

Он знал, что и для нее ночь на этот раз на отпустила сна, хотя Джульетта лежала без движения, как мертвая.

Она лежала на спине и смотрела, как светлеет потолок, который она выбелила несколько дней назад своими руками.

– Нет, Кларенс. – крикнула вдруг она. – Нет, нет!

– Хорошо, – сказал он.

Но ведь он не мог обманывать ее и дальше. И уйти на работу, которой у него больше не было. Да и сама Джульетта уже не могла обманывать себя. Он рассказал ей, что случилось.

– Поехала бы я лучше на Канкорд, – сказала она, – увидела бы хоть что-то...

Кларенс приподнялся на локте:

– Ты хотела увидеть?

– Нет, Кларенс, я хотела помочь тебе.

– Ты меня сейчас ненавидишь, как Рич.

– Неправда, Кларенс. Я думала о тебе, когда хотела поехать на Канкорд. Я так хочу помочь тебе! Я даже не думаю о нем...

– О ком?

– О нашем маленьком. Будущем малыше. Я забываю о нем. Только о тебе и о тебе...

– Прости меня.

Джульетта лежала все так же на спине и смотрела в потолок. Глаза ее наполнились слезами, как чашечки цветов наполняются дождем. Слезы перелились и побежали по щекам.

– За что? – спросила она. – За что тебя прощать, Кларенс? Ты ведь не виноват. Если бы у меня попросил прощения президент или хотя бы мистер Спарк...

Они встали поздно, как бездельники, и мать вторично разогрела завтрак. Теперь она не сказала ничего. А, может быть, она говорила, но он не слышал.

«Куда пойти?» – думал Кларенс.

Весь день он бродил по старым улицам и слышал старые слова, Его все время тянуло к дому. И, вернувшись, он увидел то, чего боялся.

Он увидел, как Джульетта уходила по узкому сумеречному тротуару. Она была уже далеко. Он узнал ее спину по красной блузке и юбке, купленной недавно.

Куда уходила Джульетта? Зачем уходила? В гости? В аптеку за покупками? К булочнику? Но он уже знал: она уходила совсем. Она уходила, чтобы помочь ему.

Может быть, отец увидел ее, когда она тайком пробиралась к Ричу за едой, и приказал ей вернуться. Ради маленького, о котором они забыли.

Вот она приостановилась вдалеке. Никак не перейдешь улицу. Разве в этом городе живут люди? Здесь живут машины. Их выпустили на свободу откуда-то, и они бегут, урча, словно хохочут, и чадят в глаза, одевая коричневыми облаками иглы высоких зданий.

Не надо спешить! Так, так, молодец, Джульетта! Но ей стоило подождать хоть немного еще... Он нашел бы превосходную работу и принес бы домой уйму денег. Он еще заработает их и тогда придет за Джульеттой.

Ты бредишь, Кларенс.

Как тень, он проводил Джульетту до Грэнич Вилэдж.

9

Он напился в портовом кабачке. Может быть, он заглянул туда для того, чтобы увидеть Ринальдо. Он ходил от столика к столику и рассказывал, как его прогнали с работы из гостиницы и что мистер Спарк закрыл фабрику.

– Это неинтересно, – отвечали ему.

Тогда он пробовал жаловаться, что от него ушла жена.

– Не надо было жениться, – советовали ему.

– Ах да, вы правы, – говорил Кларенс.

Иногда его угощали, иногда он брал рюмку без спроса и начинал рассказывать все сначала. Надо было заставить выслушать себя. Самое главное было в том, чтобы его выслушали.

Но никто не хотел слушать.

– Ты где будешь ночевать? – спросила его какая-то немолодая, подмалеванная блондинка голосом Джульетты.

Голосом Джульетты? Но ведь Джульетта ушла. И она не вернется. И он никогда не услышит ее голоса. Возможно, никогда. И ничего не будет. И не было. Не было у них счастья.

Нет, было, сказал себе Кларенс. Оно было, только очень короткое. Оно мелькнуло, как искра, вышибленная при ударе камня о камень. Но ей не суждено было разгореться. Она погасла в пустых руках. В четырех протянутых руках.

Говорят, счастье зевают робкие. Он не струсил. Он не был робким парнем. Но искра улетела, как птица со сломанной ветки, на которой не совьешь гнезда.

Эй, Кларенс, не будь размазней, сказал он себе тотчас же. Посмотри, как велик и прекрасен город на рассвете. Как он могуч и богат. Может быть, и тебе еще выкатится под ноги золотая монетка. Только ты устал ждать. Ты сплоховал, когда слез со стула Бернардо ради его младшего брата. Не надо было этого делать. Смешно!

Смешно, а ему хотелось плакать.

Мимо проехала машина, нагруженная бумажными мешками в сизой пыли. Куда-то повезли цемент.

Его отец тоже возил цемент. Он часто брал Кларенса с собой, чтобы приучать к делу. Кларенс помогал ему наваливать мешки из кузова на спину. Когда мешки плюхались на тротуар у дверей склада, там взрывалось облачко серо-зеленого дымка. Отец всегда сильно плевался и кашлял. С большим вкусом.

Однажды они зашли в кафетерий, вот такой, что уже открыл свои двери на улице, номера которой Кларенс не заметил. Он весь утонул в воспоминаниях. За прохладным стеклом на прилавках кафетерия лежали вкусные вещи. Кларенсу хотелось и того и того...

– Подожди, – говорил отец, – дальше, дальше...

И толкал поднос по металлическим стержням вдоль прилавка.

Наконец они дошли до сладкого яблочного пирога.

– Вот.

Они взяли по куску пирога и чашке кофе.

Кларенс запомнил, что пирог лежал в самом конце прилавка. Дальше, дальше... Подожди, Кларенс... Да, да. Надо идти и ждать. Чтобы найти работу еще на пять минут? Ждать? Нечего сказать – ждать! Зачем он уговаривает себя, как священник? А если ждать и не верить? Легко ли это?

А день все ярче расстилался над городом. Светло-синее небо полыхало над улицами, хотя внутри их темнела холодная тень. Небо никогда не опускалось вниз, в улицы Нью-Йорка и в глаза горожан. Небо с солнцем. Крыши и стены зданий держали его высоко, сверкающий блеск природы над колодезной теснотой города.

И Кларенс, один из ничтожных, бессмысленно шел вдоль могущественных громад, лезущих выше и выше. Они сближались, срастались, стены из бетона, стали и стекла. Они стиснули, сплюснули в щель, никогда не знавшую солнца, улицу шириною с долларовый билет. Она словно бы лежала в каменном сейфе города.

Банки, банки, компании... Рядом – биржа. На асфальтовых тротуарах – рои негритянских мальчишек с сапожными щетками в руках и баночками мази в карманах. Эти мальчишки падали голыми коленками на асфальт, к ботинкам идущих мимо людей, и до блеска терли живыми черными руками неживую черную кожу.

В биржевой сутолоке бизнесмены оттаптывали друг другу ноги, а на улице возле них кормились мальчишки, воробьи большого города.

Они ловили ботинки и даже не взглядывали в лица.

О безликая власть в блестящих ботинках! Как она крепко держала свои доллары за бетонными стенами и стальными стенками! Интересно, а как лежат доллары? Стопками? Высокими пачками? В мешках? Что из того! Власть ничего не давала даром. По одной бумажечке за мокрую от работы спину. А безработный потел бесплатно, в страхе за еще неродившегося ребенка.

И Кларенсу стало страшно. Здесь он вовсе никому и ничего не смог сказать. Он ушел, он почти бежал отсюда. Надо было где-то успокоиться, чтобы решить, как жить.

Он шел и шел, через весь город, длинный город, огромный город. На столбах у перекрестков висели кошки с зелеными глазами, предупреждая: не переходи улицу при красном свете, если у тебя нет, как у меня, семи жизней. Семи жизней, вероятно, хватило бы, чтобы дождаться счастья.

Кларенс был голоден. Он просто-напросто еще ничего не ел. Он зашел в какой-то универмаг и напился холодной воды из фонтанчика, вделанного в стену.

Он и сам не знал, как попал на знакомую улицу, полную пестрых витрин и красочных криков: распродажа! Это была улица Джульетты. У Кларенса сжалось сердце. Он прибавил шагу. Город отовсюду гнал его. Большущий город, в котором ему не было места.

Наконец через час-другой город вытолкнул его на мост Джорджа Вашингтона. И тогда Кларенс, точно прозрев, понял, зачем шел сюда. Надо было заставить выслушать себя. Он дошел до первой арки моста, где небо было куда светлее и шире, чем над городом, и открытое солнце стояло в зените. Вдруг, уцепившись за стальную перекладину, Кларенс подтянулся на руках, пока нога не коснулась другой перекладины, и полез вверх по одной из ажурных стоек металлической арки. Дальше, дальше...

10

Город опускался, опускались автобусы на мосту, он уже видел их пыльные скользящие крыши. В головокружительной дали серебрился под мостом Гудзон. Еще, еще... С каждой секундой стихали городские шумы, и Кларенс слышал только одно: как приливами ходит в нем его собственная кровь.

Он остановился и глянул вдоль берегов. Гудзон, точно специально для него, резко раскинул оба берега в сторону. Слева, далеко, курчавились зеленью холмы и обрывы, справа, ближе, вдоль стен с бессчетными окнами, бежали, куда-то спеша, разноцветные букашки автомобилей. Они катились по окружной автостраде, по ее спускам, взлетам и эстакадам равнодушно, непрерывно, с механическим постоянством раз и навсегда заведенной карусель

Кларенса заметили.

Снизу отчаянно крикнули:

– Эй! Эй!

Голос зазвенел и отлетел в пространстве.

Мост Джорджа Вашингтона людный. Кроме автобусных линий, по его висячей плоскости тянутся и тянутся пешеходные дорожки. Скоро внизу собралась толпа. Ему свистели.

Это было то, чего хотел Кларенс.

Люди шумели все громче.

– Эй, не дури! – догнал его тот же голос.

– Я прыгну в Гудзон, – крикнул Кларенс, – если среди вас нет человека, который даст мне работу!

– Работу? – донеслось снизу.

Кларенс утвердительно кивнул головой.

Теперь, когда он открывал рот, его слушали. Шум сразу замирал. Люди прикладывали к ушам ладони. Он добился своего.

– Кто даст мне работу?

Под его ногами была свалка голов, люди высыпали из остановившихся автобусов, любопытные выскакивали из своих автомобилей. Многие бросали их на берегу и бежали на мост.

– Слушай, это глупо, парень, спускайся вниз! – кричал кто-то в сером костюме, сложив руки рупором.

– Дайте мне работу, – отвечал Кларенс, повиснув грудью на стальном перекрестье, – я сойду.

Кто-то с бородкой, придерживая одной рукой шляпу, грозил ему пальцем.

– Ты сорвешься! Это плохая шутка!

Кларенс поднялся выше по арочной стойке и повис на следующей распорке. Ему хорошо было видно, как опрокинутой радугой прогибались, улетая вдаль, от арки к арке, тросы, а от них падали тонкие нити, на которых висел мост.