Текст книги "Выход 493"

Автор книги: Дмитрий Матяш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

И погрузившись в сон… он проснулся.

Странно было находить себя словно в чужом теле, сильном, здоровом, дышать полной грудью, не закашливаясь, не чувствуя на языке неприятного металлического привкуса. Странно было смотреть сквозь огромные стеклопакеты, заменяющие стену, на солнечные лучи и не бояться, что свет выжжет тебе глаза. Странно было находиться в тонких, приятных на ощупь простынях. Странно было видеть чистые стены с нанесенными на них синевато-лиловыми разводами, овалами, замысловатыми тетраэдрами, а перед кроватью – в вычурной рамке одинокий парусник на фоне темно-синего волнующегося полотна. Странно, но он не чувствовал тревоги, не бился в мысленных конвульсиях, пытаясь угадать, где находится, и вообще, не испытывал ничего, кроме спокойствия. Так, будто проснулся дома, в той же кровати, где уснул накануне, где прожил все пятнадцать лет…

Привычная картина с двухмачтовым парусником, привычные обои с геометрическими фигурами, привычный шкаф в углу, привычный письменный стол, книги на полке, вращающийся стул, над столом постеры со звездами кино и эстрады. Он даже откуда-то знал, что в первом выдвижном ящике под кипой учебников лежат журналы с позирующими девушками. А в телевизоре – вон той штуковине, из которой вещает о нестабильности межгосударственных отношений дядька в строгом костюме, все время поглядывая куда-то налево (в надежде, наверное, что этого никто не заметит), – можно найти и чего похлеще, чем в тех журналах…

Андрей поднялся с кровати и, к превеликому своему восторгу, обнаружил себя совершенно голым. Постоял с минуту возле зеркала, покрутившись, и не без восхищения тщательно осмотрел свое совершенное, здоровое тело. После чего окинул беглым взглядом комнату. Ничего, что напоминало бы его сложенную одежду. Он всегда ее укладывал на табуретку – привычка с учебки, – но табуретки в комнате не было, а те одежды, что лежали на полу у кровати, совсем не были похожи на его военную форму.

Вдоволь налюбовавшись собой и осмотрев комнату, Андрей подошел к окну и, отодвинув занавеску, открыл фрамугу. Сначала верхнюю ее часть, затем нижнюю. В ноздри ударил едкий запах гари. Так смердело возле комбинатов на нижних уровнях, и Андрей всегда поражался тем людям, что могли там жить и работать. Но здесь не было видно труб комбинатов – наоборот, стену многоэтажного дома с той стороны улицы украшали цветные щиты с красочными надписями и изображениями, вдоль улицы пышно зеленели деревья, и еще…

…о боже, сколько же там людей…

И одежды у всех какие… цветные, легкие, изящные, совсем не похожие на те, что выдают в Укрытии военным или шьются обычными работягами из расползающихся в руках лохмотьев. Нет ничего общего с убогими власяницами граждан из Укрытия. И на лицах многих людей улыбки, в отличие от тех, на которых, кроме усталости и изнеможения, пожалуй, ничего другого и не отражается. А эти все довольные, словно беспокоиться не о чем, словно ничто им не угрожает. Идут, разговаривают с кем-то, заглядывают в киоски с газетами; толкая турникеты, заходят в здания; выходят с полными пакетами продуктов из магазинов, группируются под навесами остановок и ждут, когда к ним подкатит троллейбус или маршрутка.

Андрей удивился тому, как эти машины могут быть такими незащищенными: никаких решеток, никаких клиньев спереди, никаких щитов и пулеметов, а окна – что вход в лачугу, где они жили с матерью. Их же дыхарю выбить – раз клешней взмахнуть.

Люди еще беспечны. Они еще живут вовсю. Работают, отдыхают, мечтают…

От ворчливых стариков – не военных, а простых гражданских, – которые обычно только и зудят о своем прошлом, часто можно было слышать это выражение – «жизнь бурлила». Раньше Андрей не понимал, как жизнь может бурлить. Как вода в котле? Эта ассоциация ему тогда казалась не вполне удачной, но теперь он понял, что тот, кто придумал это словосочетание, был прав на все сто, ибо более точного определения происходящему внизу и не сыскать. Жизнь бурлит, кипит, бьет ключом, а не копошится червями в теле дохлого животного по имени Укрытие.

Но вот, громко завывая сиреной, по проспекту пролетела какая-то легковушка с включенными на крыше мигалками, заставив остальных участников движения прижаться к обочине, а за ней, держась на почетной дистанции, прошмыгнула большой черной крысой другая машина, отличающаяся особым лоском и изяществом.

Лимузин – пришло на ум малопонятное слово.

Андрей еще пытался привести в покой растревоженные громкими завываниями сирены мысли, как на дороге появился еще один такой же кортеж, только легковушек с мигалками было уже три, а черных лимузинов – пять. Один за другим они проехали у Андрея под окнами и скрылись за поворотом. На этих уже, похоже, мало кто обратил внимание, люди шли по своим делам. Но когда минуту спустя показалось еще несколько кортежей, численностью лимузинов около десяти штук, по людям прошла волна беспокойства. Что это? Куда они так спешат? Почему их так много?

Андрей почувствовал, как в груди тревожно забилось сердце. В голове на фоне облака сизого неведения возникло слово «эвакуация». Что это значит, Андрей точно не знал, но неприятное предчувствие тупой иглой кололо внутри, оно звучало словно предупреждение. Эй, братишка, давай-ка побыстрее убирайся отсюда! Живо давай! Ну, не стой как истукан! Ведь, знаешь, эти на лимузинах уже опоздали.

…уже опоздали…

Дважды полыхнуло на горизонте, а потом вдруг взорвалось солнце. Ярко-ярко, до ослепления. Где-то натужно взвыла сирена, но ее вой тут же поглотился глухим раскатом грома, таким долгим, таким невообразимо долгим и близким. Он звучал не в небесах – этот гром поднимался от земли. А потом поверхность сотрясли мощные толчки, так, словно исполинский кузнец, на миллион лет прикованный к ядру земли, вдруг разорвал удерживающие его цепи и, решив пробить кувалдой путь наружу, долбит… долбит… долбит…

И огонь, отовсюду огонь, всепоглощающий, истребляющий все живое на своем пути. Он испепелял людей и, впившись когтями в небеса, с неистовой яростью раздирал его на кровавые лоскуты…

Пламенная волна подхватила Андрея и с неимоверной скоростью понесла в глубь комнаты. Так, словно он встретился с поездом. Боль, жгучая боль пронзила все тело миллиардом раскаленных осколков, опалила перекошенное в немом ужасе лицо, выдавила глаза.

Но он не погиб. Лишь бренная плоть обратилась в пепел, а сознание уцелело, оставшись на прежнем месте у не существующего теперь окна, несуществующего дома на несуществующей улице…

Глава 5

Стахов склонился над извивающимся, как угорь на сковородке, юношей и несильно похлопал его по щекам. Глаза парня под сомкнутыми веками продолжали свой безумный бег, дышал он часто-часто, лицо лоснилось от мельчайших капелек пота, а руки подрагивали, словно через них проходил ток.

– Да-а, пробрало тебя, однако, – протянул Илья Никитич и присел рядом, положив ладонь парню на лоб. Тот был горячим и омерзительно липким, но отвращения комбат не испытал, лишь еще раз бережно похлопал юношу по щекам.

Андрей открыл глаза. Резко отняв голову от подушки, испуганно осмотрелся вокруг, сглотнул застрявший в горле ком и уставился на Стахова, будто тот перенесся в мир яви из его сновидений.

– Кошмары мучают? – полюбопытствовал Илья Никитич.

– Взрыв, – прямо ответил Андрей, спустив с кресла ноги и испытав дикое облегчение, прикоснувшись ступнями к холодному железному полу.

– Какой еще взрыв? – нахмурил брови Илья Никитич.

– Не знаю. Наверное, первый. Я видел людей, машины, дома, все еще было целым, как на тех фотографиях из прошлого. А потом завыла сирена и… Взрыв. Но не в самом городе, а где-то на окраине. Такое впечатление, будто специально бомбили так.

– Как «так»? – вопросительно повел бровью Стахов.

– Чтобы не умерли все сразу, мгновенно. Сбросили бы на Киев – и всё, все трупы. А так специально били по окраинам, чтобы те, кто уцелел, еще мучились, глотая радиационную пыль…

– Мнительные вы, молодые, – заключил Стахов, дослушав Андрея. – Психоблок хлипкий. Стоит узнать чуть больше, чем нужно, так сразу и кошмары сниться начинают. Вот потому я считаю, что рано вам открывать всю правду. Уж поверь, иногда избыток информации куда хуже недостатка.

Андрей остыл, но щеки по-прежнему полыхали. Пропитанная горячим потом «белуга» неприятно прилипла к спине, ощущение мокрых от пота ладоней стало до ужаса противно, а по затылку, изначально такой благостный, а теперь пронизывающий до костей, холодной струей скользил сквозняк.

Но гораздо хуже ему было от того, что вдруг вспомнилось все, о чем они говорили, о чем поведал ему Василий Андреевич, и то, как он потом незаслуженно сдерзил ему…

Но Стахов, догадавшись, отчего Андрей вдруг поник и спрятал за длинными лохмами глаза, поднялся, похрустел шеей и повернулся, чтобы идти на выход.

– Ты это… не болтай никому. То, что тебе рассказал Щукин, должно в тебе умереть, понял? Такой дисциплины, как «История Укрытия», не будет. По крайней мере, до тех пор, пока живы наши старейшины и все, кто имел отношение к маю шестнадцатого года. – Стахов прошел к ступеням, оглянулся, словно для того, чтобы убедиться, что Андрей уразумел сказанное. – Ты сейчас заступаешь стражником на дежурство в «Базу-2». В одиночестве оно думается лучше, но ты не сильно забивай себе голову. От этого с ума сходят…

Стахов вышел из фургона и сбил пепел с истлевшей за половину самокрутки. Махорка сдымилась зазря, и Илья Никитич мысленно выругал себя за такую небывалую расточительность: его кисет опустел почти на четверть, а пути пройдено – кот наплакал. Придется немного завязывать, а то, упаси господи, придется стрелять табак у новобранцев.

Эх, молодой да ранний этот Андрей, подытожил Стахов и вздохнул. Сколько уже таких было? Сто, двести, триста? Скольким из них были видения, скольким давались откровения? Сколько считали себя избранными, баловнями судьбы, умеющими быстрее учителей заряжать оружие и точнее бить в цель? Э-э-э-э… было их, было.

Илья Никитич еще раз вздохнул, через квадратное окошко в куполе посмотрел на тающее на горизонте небо и в последний раз затянулся, пропустив в легкие ядовито-приторный дым…

Крысолов сидел у маленького костерка, над которым была протянута жердина для котелков, и вслух читал раскрытую примерно на середине книгу. Вероятно, какое-то художественное произведение, поскольку читал выразительно, с чувством, стараясь речь каждого персонажа произносить другим голосом и интонацией, а слова автора – легким, воздушным тоном. Вокруг него расселись, сложив по-восточному ноги, с десяток сталкеров и внимательно прислушивались к каждому слову Кирилла Валерьевича.

Крысолов прекратил читать, и последние его слова утонули в неожиданно громких аплодисментах, смехе и свисте.

– Давайте еще одну главу, Кирилл Валерьевич, – попросил кто-то из сталкеров-слушателей.

– Да, Валерьевич, хотя бы несколько первых абзацев, – присоединился к просьбе еще кто-то.

Крысолов посмотрел на часы, постучал пальцем по стеклу, подкрутил стрелку, а потом взглянул через окно в куполе на нахмуренное небо и покачал головой:

– Не, мужики, сворачиваемся. Барометр показывает, дождь собирается.

Хотя сам купол демонтировался при помощи десяти соответствующих рычагов, чтобы полностью разобрать «коробку» и развернуть машины в походную колону, уходило не меньше двадцати пяти – тридцати минут. Поэтому, как бы ни тщились сталкеры успеть собрать купол сухим, первая молния, преломившая небо с запада на восток, блеснула гораздо раньше, чем они могли этого ожидать.

– Быстрее, быстрее! – подгонял метущихся сталкеров Крысолов. – Секач, помоги им со щитами… Никитич, Каран, прикройте со своих точек, вдруг что… и осторожно там, в героев не играть… Змей, снимай подпорку… Давай я здесь подержу… так… так… опускай! Берите следующую… Да окна же, аккуратнее!!! Лек, ровнее угол держи.

Первые тяжелые капли загрохотали по крышам машин, когда уже велись заключительные работы.

– Быстрее!!! – орал Крысолов. – Чего вы там елозите, как хреновы клоуны?!

Непонятно почему, но Крысолов считал, что клоуны медлительны, – сам-то он никогда их вживую не видел, хотя и был рожден в прежние времена. Одни говорили, что он был из неблагополучной семьи и потерял своих родителей во время эвакуации, другие – что он из приюта. Правда это или нет, выяснить так никому не удалось – он никому не рассказывал о своем происхождении, как и о том, каким путем попал в Укрытие, ведь его, безродного, явно никто туда не приглашал.

Поначалу, когда править бал брались каждый день сменяющиеся представители озверевшей «толпы», до беспризорников никому не было дела. Они праздно шатались по Укрытию в поисках пищи, высматривали, где бы что украсть. Но потом, когда все утряслось и в Укрытии стало более-менее спокойно, его даже пытались отправить на работу. Сначала в цеха, потом на водоочистную станцию, а позже и на самые нижние уровни – рыть котлованы для отходов. Но со временем поняли, что проку от этого немного – малец был словно из другой галактики: ни с кем не разговаривал, постоянно искал места для уединения, читал не по возрасту заумные книги, которыми, кстати, в основном разжигали костры на кордонах, а возложенные на него обязанности выполнял кое-как, нередко вовсе сбегая с рабочего места.

То, что парень «немного того», со временем поняли все. Да, собственно, не без оснований. Образ жизни отщепенца наводил на мысль, что у мальчишки не все в порядке с головой: спал он на генераторах, питался отходами и не боялся бродить по вентиляционным шахтам. Он нежно гладил облезших щенков, давал облизывать себя их раздвоенными языками, разговаривал с птицами, ловил мух для разводимых им пауков…

Потом к нему привыкли. Стали кормить человеческой пищей за то, что он отлавливал в шахтах крыс – вредоносные зверьки постоянно перегрызали проводку. А позже стало известно, что парень неплохо ладит с представителями наружной фауны: собаки, даже взрослые особи, его не грызут, плеста он может погладить, а дыхари, так те вообще берут мясо у него с рук, не говоря уже о давиглотах и печерниках, которые обходят его, как чумного, стороной. И все это происходило не в шахтах – на поверхности. Мелкий Кирюха не боялся радиации. Выходил наружу через свои вентиляционные шахты без специальной химзащиты. Черт его знает, как ему это удавалось – ни один биолог и физик-ядерщик не взялся объяснить этот феномен. Радиоиммунитет? Звучит как бред, но, похоже, так и было. Если, конечно, облучаться в разумных, как ни дико употреблять этот термин, пределах.

Опытные сталкеры сразу смекнули, что парнишка-то на вес золота. И побоку, что многие принимают его за шизофреника, что читает он всякую муру на тему биологии-анатомии в свободное время и упорно продолжает жить в коллекторах и разводить там своих пауков. Взамен они получали универсального сталкера, как раз такого, который и нужен им на поверхности, – чтоб и с тварями разными ладил, и радиации не боялся.

Так Кирилл Валерьевич стал проводником у сталкеров. Наземные существа, даже самые хищные и яростные, его почему-то не только не трогали, а, едва лишь учуяв его запах, либо отходили на безопасное расстояние, либо дружественно мели хвостами (у кого они были), выказывая свое почтение. Что они в нем чуяли? Кого они в нем видели? Вряд ли кто-то дал бы внятный ответ. Думается, даже сам Кирилл не смог бы объяснить этот феномен ни тогда, ни уж тем более сейчас. Самое важное – «бесплатным проездным» вместе с Кириллом пользовались и ведомые им группы сталкеров.

Оракулы даже успели рассмотреть в юном сталкере творение Высшей силы, из потомства которого произойдет новый вид людей, способных жить при радиации и в гармонии с видоизменившейся биосферой.

Правда, продлилось сталкерское счастье недолго. Парня по возвращении с поверхности постоянно изучали, пытаясь найти ответ, почему критические дозы радиоактивного излучения не оказывали воздействия на структуру его ДНК и почему, всего несколько раз пописав, он полностью освобождал организм от накопленных радионуклидов. Не раз ему приходилось слышать восклицания докторов типа: «Так почему же он не умирает?», «Любой другой умер бы» или «Он пока жив, но как надолго это?».

И пришел день, когда место бесстрашия вполне логично занял страх. Кирилл наотрез отказался подыматься наружу без необходимой защиты. И все просьбы и попытки его переубедить не возымели нужного результата – парень понял, что даже при всей его инаковости, при всем его иммунитете рано или поздно без необходимой защиты ему придет конец.

Ничего не оставалось впавшим в отчаяние сталкерам, как просить мастеров создать подростковый костюм, напихав в него – по желанию самого подростка – дополнительных свинцовых пластин, и сконструировать специальный шлем. Но даже после этого ухищрения сказать, что выход из сложившейся ситуации найден, можно было лишь с существенной оговоркой. Представители новых видов фауны, ранее принимавшие Кирилла за друга и привыкшие к его запаху, более не чувствовали в облаченном в толстый защитный костюм человеке «своего». Они бросались на него, больше не распознавая ни его запаха, ни его голоса.

Это был конец «золотого» сталкерского проводника, но не конец самого Крысолова, как его уже давно называли.

Да, контакт с живыми существами на поверхности был безвозвратно утерян, но набранный за время пребывания снаружи опыт подтолкнул Кирилла к занятию аналитической работой. Теперь, выходя на поверхность исключительно в исследовательских целях, он старательно расписывал поведение каждого изучаемого им вида: повадки, привычки, часы активности, тактику нападения. Именно он, а не все эти заучки из лабораторий открыл тайну о телепатических способностях собак и их Высшем Разуме, как он это назвал, который управлял ими и разрабатывал тактику боя, причем каждый раз новую, особенную, с учетом локальных особенностей местности.

А со временем Крысолов принялся и за людей. Сначала он отбирал самых толковых, тех, кого стоило посвящать и обучать таинствам общения с природой. Тех, кто внимал бы каждому его слову, а не ходил бы на занятия просто для галочки, будто на курс лекций «Как выжить на поверхности и сэкономить боеприпасы и время». А позже появилась им же основанная школа выживания, прозванная простолюдинами учебкой, где Кирилл разрабатывал особые методики обучения, проводил изнурительные тренировки с курсантами и писал специальные тесты, выбирая самых способных.

А сам он стал тем, кем является сейчас. Учителем Крысоловом.

Дождь бил все сильнее. Дворники даже на максимальной скорости не успевали сметать хлещущий по стеклам водный поток, вынуждая Бешеного всматриваться сквозь зарешеченное лобовое стекло с особой тщательностью, дабы не упустить из виду мерцающие вдали габаритные огоньки «Бессонницы». Тюремщик мирно похрапывал сбоку, разлегшись своим громадным телом почти по всему сиденью. На его лице застыла ангельская безмятежность. Раскаты грома и время от времени озаряющая черные тучи молния, похоже, его нисколько не волновали, как и все остальное, что осталось по эту сторону его отключенного сознания.

В кабине было темно, подсветка приборной панели работала с перебоями, мерцала попеременно с полыхающими над крышей молниями (эх, Тюрьма, Тюрьма, когда еще ты обещал проверить контакты?), и единственным постоянным источником подсветки оставался дисплей включенного МР3-проигрывателя. Правда, громкости в этот раз Бешеный решил не добавлять, так, оставил, чтобы фонил привычный «трэш». Настроение у него было явно не музыкальным.

– Одинокий-два, как обстановка? – Он взял в руки рацию. Спросил только ради того, чтобы хоть как-то отвлечься.

– Все нормально, – незамедлительно ответил Андрей, заступивший стражником. – Видимость, правда, оставляет желать лучшего.

– Опусти прожектор ниже, – посоветовал Бешеный, – будет лучше дорогу видно.

– Понял, сейчас попробую.

– Одинокий-один, не спишь? – клацнул Бешеный тумблером под цифрой 2.

Стражник ответил, но не сразу. Вероятно, все же спал.

– А? Не, не сплю, просто в капсулу влезал… это… проверить…

– Рыжий, ты там смотри у меня! Уснешь – прибью. Понял?

– Да не сплю я. Говорю же, в капсулу забраться хотел.

– Совсем одурел? Может, еще и люк откроешь?

– Товарищ Бешеный, а что это за уроды за «Бессонницей» увязались? – изменившимся вдруг голосом спросил Рыжий.

– О черт!!! Борода! – переключив радиомодем на общую волну, завопил Бешеный. – Борода!!! За тобой хренова куча мизерников! Твою мать, откуда они здесь?

– Я вижу, – раздался из динамика спокойный голос командира БМП. – Хрен его знает, сначала один бежал. Думал, отстанет чучело, а оно увязалось за мной.

– Валить их? – Бешеный вопросительно посмотрел на радиомодем и, не дожидаясь ответа от Бороды, щелкнул кнопкой над «внешней связью» и цифрой 1. – Крысолов, мизерники насели на «Бессонницу». Что делать будем?

– Пока не стрелять, – раздался холодный голос Крысолова. – Надолго их не хватит, постараемся уйти.

Мизерники были похожи на сгорбленных пигмеев. Когда-то они были людьми. Сейчас же эти существа, ростом всего около метра, лишь отдаленно напоминали человека. Они жили в городских канализационных коллекторах, избегая подниматься на поверхность, в основном питаясь тем, что ползает и растет в земле.

Сами по себе мизерники не представляли никакой опасности. И даже если на вас набросилось бы два десятка этих маленьких человекоподобных мутантов, чревато это было бы лишь ушибами и синяками. Их тупые когти и зубы не способны были прорвать плотный материал «защитки», да и надоедало им это занятие достаточно быстро, особенно если не оказывать никакого сопротивления.

Бояться, причем очень сильно, стоило тех летающих паразитов, без которых не обходился ни один мизерник.

На стенах в учебке, где висели плакаты с самыми распространенными мутантами, мизерники выглядели как согбенные старцы, с потрескавшейся кожей на лице, будто кора на ветхой иве. Без отличительных черт они все были как один: посаженные глубоко глаза, вместо носа две каплеобразные дыры, а вместо рта – лунообразный вырез, всегда в одном и том же положении, с черными пнями зубов. Ну и неотъемлемый атрибут всех мизерников – рой крылатых насекомых, живой тучей нависший над покрытой клочьями волос головой. Даже просто смотря на тот плакат, можно было услышать, как отвратительно жужжат эти адские мошки – сикулосы.

Говорят, эта летающая мразь, иногда размером с крупного таракана, существовала и до катастрофы, причем где-то далеко-далеко от наших земель. Как она оказалась здесь, черт ее знает. Но факт остается фактом – опасность эта членистоногая гадость несла еще ту. Один укус – и кожа покрывалось болезненными водянистыми волдырями. Несколько укусов в одну и ту же часть тела, например в руку, уже грозили долгим онемением, которое приходилось особенно некстати, когда еще надо было отстреливаться на ходу от более опасных существ.

Человеческая кровь для сикулосов была невкусной едой. Природа, как это ни странно, позаботилась о том, чтобы эта быстро размножающаяся беспозвоночная пакость не покушалась на кровь остальных живых существ планеты, приспособив ее вкусовые рецепторы именно к крови мизерников, но когда сикулосами управлял не голод, а пчелиная злость – под раздачу мог попасть кто угодно.

– О, ш-шайтан, они уже здесь! – выкрикнул Каран, схватившись за рацию и отмахиваясь ею от проникших в базу насекомых. – Валерьевич, они влетят по-любому! Надо валить мизеров! Валерич, слышь?!

– Внимание! – властный голос лидера. – Здесь затор, много помех. Замедлиться и приготовиться к бою. Всем – форма одежды номер один!

– Одинокие один – два, – передал дальше Бешеный, встряхнув беззаботно спящего Тюремщика за китель. – Форма одежды ясна?! Занять боевые позиции! Быстро, быстро!

«Ну наконец-то, – с радостью подумал Андрей, дожидаясь этого приказа еще с той минуты, когда услышал о наседающих на хвост „Бессоннице“ мизерниках. – У-у, омерзительные твари! Надумали нам скинуть своих насекомых? Хренушки!»

В свою «защитку» за время экспедиции Андрей еще не одевался. Он, как и многие другие курсанты, избегал лишний раз облачаться в неудобный, сковывающий тело костюм. В учебке, конечно, приходилось ходить в нем постоянно (Крысолов строго наказывал даже тех, кто после сдачи зачета по «физо» поднимал забрало, чтобы отдышаться), но вот при несении службы на заставах спецкостюм надевать было необязательно, потому как в уставе было четко написано: при боевой тревоге. Но при наступлении оной все забывали и об уставе, и о нормативах по надеванию СЗК-5656М, а потому и отвык Андрей от него, отвык и теперь уже не понимал, как в нем можно двигаться быстро и аккуратно. Ведь это все равно, думал он, что пытаться устроить вечернюю прогулку по парку на «Бессоннице»!

Презрительным взглядом Андрей окинул напоминавший бесствольный танк из ткани и металла свернутый вчетверо, лежащий на полу костюм с неудобным шлемом наверху и с отвращением отвернулся. Да, да, он прекрасно помнил из речи Крысолова, что этот кевларовый костюм на самом деле очень легок, защищен солнце– и влагоотталкивающим покрытием и, главное, повышает уровень выживаемости на двадцать процентов, но прикасаться к нему желания все равно не возникало.

Заскрипели тормоза, «Монстр» останавливался. В боковом окне сверкнули огни «Чистильщика». Между ними маленькой козявкой пробежала вперед «Бессонница».

Андрей нажал ногой педаль в полу, и кресло тут же, бренькнув растягивающимися пружинами, перевернулось вверх дном, приняв форму ступеней. Затем ухватился за свисающий с потолка шнур и потянул на себя. «Таблетка», прикрепленная к потолку, раскрылась, растянулась вниз.

Капсула готова.

С дурацкой улыбкой на лице Андрей вскочил на верхнюю ступень, влез в капсулу, сдвинул люк и впервые за всю свою жизнь вдохнул насыщенный озоном и свежестью воздух после грозы. И ощутил, что такое дождь. Гроза, к превеликому для него сожалению, уже закончилась, но и того остатка, что орошал его разгоряченное тело было предостаточно, чтобы испытать что-то наподобие легкого оргазма.

Со знанием дела Андрей схватился за ручки ящика, в котором находился пулемет, и потянул их на себя. Черная громадина пулемета выпрыгнула из него, как черт из табакерки, аккурат ему в руки.

– Мать моя женщина!!! – закричал он от распирающего грудь восторга.

Из «Чистильщика» кто-то открыл огонь. В два ствола – нет, в три. Затарахтел пулемет и позади: короткими очередями, прямо как по инструкции. Андрей не мог не оглянуться. Да, так и было – это Сашка! Ха-ха, до чего же неуклюже на нем сидит этот, казалось бы, на размера два больше костюм.

– Привет! – выкрикнул Андрей Сашке и помахал рукой.

В ответ тот ударил себя кулаком в грудь и указал в него пальцем.

– Да на фиг он мне?! – поняв смысл вопроса, ответил Андрей. – Без него прикольней.

Затем развернулся в обратную сторону и, покрепче ухватившись за пулемет, нажал на гашетку.

Мизерники, чьи ряды и так поредели усилиями стрелков из «Чистильщика», под усилившимся градом пуль просто разлетались, брызгая черной кровью по ржавеющим остовам легковушек. О, как они ложатся, расщепляются, словно деревянные игрушки, разбрызгиваются прогнившими мозгами по всему дорожному полотну! Кайф!

– А-а-а-а! – вопил от удовольствия Андрей, целясь по возможности именно в головы. – Твою мать, да я настоящий стражник!

«Монстр» с «Чистильщиком» все замедляли и замедляли свой ход, как можно грациознее лавируя между догнивающих каркасов брошенных давным-давно машин.

Мизерники повернули обратно.

Андрей сделал еще несколько выстрелов в темноту, сожалея, что не захватил с собой хотя бы шлем с встроенным НВ-прибором. «Монстр» остановился полностью. Радость потихоньку сменялась настороженностью. Почему так пристально смотрят на него те два стражника из базы «Чистильщика»? И куда девался Сашка? Даже пулемет успел упаковать обратно в ящик.

Дождь практически закончился, тяжелые холодные капли, напоследок долетающие с неба, больше не приносили облегчения, а промокшая одежда неприятно давила на плечи. К тому же становилось холодновато, а поначалу казавшийся ему свежим воздух теперь начал отдавать тухлятиной.

– Так, я что-то неправильно сделал, – догадался Андрей в последнее мгновение перед тем, как ступень ушла у него из-под ног и он, больно ударившись локтями о края люка, полетел внутрь.

Как успел предположить он за время полета, кто-то трансформировал ступени обратно в кресло или вообще разложил его, как будто для того, чтобы смог выехать «Разведчик»…

Падать было больно. Но еще больнее стало, когда чья-то мощная рука схватила его за шиворот и бросила вперед – прямо на капот уазика. Андрей стукнулся головой о ребристую пластину, заменявшую собой обычную радиаторную решетку, и шмякнулся на пол. Кто-то могучей хваткой снова оторвал его от земли и потянул на себя.

«Во хрень, кровь пошла», – только и успел сообразить Андрей, прежде чем его снова бросили вперед, и на капоте уазика остались красные разводы.

– Гер-рой! – злобно прошипел кто-то и, снова подняв его обмякшее тело с земли, съездил по скуле кулаком. Не изо всей силы, конечно же, иначе Андрей навсегда лишился бы челюсти, но устоять на ногах шанса у него не было.

В голове помутилось, изо рта на пол вытекла лужица крови, но просить прекратить избиение он и не думал. Попросишь помилования – и все, считай, слабак. А к завтраку у всех будет чудесная новость для обсуждения – тот парень, которого зачислили в экипаж «Монстра», ползал на четвереньках и, раздувая пузыри, просил о пощаде. Нет уж, старшекурсники в учебке научили, как следует себя вести, если не хочешь, чтобы о тебе думали, что ты хренов соплежуй. Молчать. Даже если убивают – молчать. Говорить, когда спросят, и причем только правду. Лучше уж правду.

Через открытые двери в базу проник, держа снятый шлем в руке, Илья Никитич. Посмотрел на забившегося в угол, харкающего кровью Андрея и сунул в зубы только что «залеченную» самокрутку. Боя в его душе не было – боец под именем «дружба» даже не вышел на ринг. Несмотря на возникшую привязанность к этому парню, жалости к нему сейчас не испытывал. Был бы здесь шлюз – ей-богу, припомнил бы старую практику – минут на двадцать за заслон!

Крысолов стоял одетый, как и Стахов, в свою «защитку» без шлема, опершись локтем на дверцу уазика, и наблюдал за происходящим. О чем он думал, только Господу Богу известно, его лицо – будто начавшая подтаивать восковая маска, одетая на безликий овал пришельца с другой планеты.

– Еще раз выкинешь что-то подобное – скормлю фастерам, понял? – вытирая кулак от крови, сказал Тюремщик. – Понял, спрашиваю?