Текст книги "Волею богов (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Иванов Дмитрий Викторович
Волею богов

Иванов Дмитрий Викторович

Волею богов

Часть I. Сделка

Глава 1. Цена краденной короны

Уэмак шёл по извилистым переходам дворца в Ойаменауаке. Тяжёлые шаги гулким эхом отдавались в длинных коридорах опустевшего здания. Это был молодой воин высокого роста, худощавый и сильный. Внешне он напоминал юного бога Шочипилли (1), прекраснейшего из созданий, каких видел свет. Тем летом ему исполнилось двадцать шесть лет. Чело мужчины украшал венец шиууицолли (2), сплошь покрытый мозаикой из бирюзы. А позади него во все стороны рассыпались десятки зелёных перьев кецаля, столь длинных, что они касались стен и потолка, когда обладатель головного убора проходил по узким галереям. Такие короны подобало носить только царям. Но был ли Уэмак правителем? На сей вопрос даже он сам не смог бы дать ответ, положение хозяина роскошной диадемы казалось весьма неоднозначным.

Именно это и стало причиной тревог и горестей одиноко идущего человека. Какие настроения царят в городе? Примут ли его владычество ойамеки? На кого можно опереться, когда сама земля уходит из-под ног? В столице, кажется, все затаились, попрятались по домам и сидят, выжидают. Простые люди не желают вмешиваться в дела знати. Пусть великие сами выясняют отношения, сколько угодно. Вот и дворец опустел. Все боятся, не знают, какому правителю служить. Да и не до них теперь. Меньше всего сейчас хочется видеть вокруг армию толпящихся слуг, певцов, танцоров, музыкантов, сказителей, держателей опахал и прочих бездельников, гордо именующих себя царедворцами.

Золотые колокольчики на ножных браслетах, с которых почти до земли свисали перья кецаля и макао, предательски звенели при каждом шаге. Вот двор воинов. Здесь цари Ойаменауака награждали храбрецов, отличившихся в сражении. Длинная колоннада обрамляла его со всех сторон. В противоположном конце портика высилась статуя умершего тлатоани (3) Цинпетлаутокацина (5). Отец. Уэмак подошёл ближе, посмотрел в невозмутимое каменное лицо, устремлённое, казалось, в мир былого и грядущего. Лишённые какого-либо выражения черты, плотно сжатые губы, чуть приподнятый подбородок, взгляд, обращённый вверх. Даже будучи каменным изваянием, он не желал смотреть на сына. В холодных зрачках, инкрустированных обсидиановыми бляшками, отражалось молодое лицо, раскрашенное в виде чёрной полумаски вокруг глаз с белыми кружками по краям. "Никого больше нет, есть только я", – пришло в голову царевичу.

Всё начиналось здесь, в том самом дворце. Из всех законных сыновей покойного Цинпетлаутокацина в живых остались только двое. Старшему Кецалькойотлю предстояло унаследовать престол. Правитель приставил к нему многочисленных учителей и советников из числа видных государственных мужей. Высокородные вельможи не только воспитывали юношу, но и определяли, кто и насколько мог к нему приближаться. Под предлогом охраны драгоценного наследника сановники окружили его почти непроницаемым щитом, полностью устраняющим любое общение с внешним миром. Что же до самого царевича, то он легко поддавался влиянию данного окружения, признавая чаяния наставников за свои. Младшему же брату Уэмаку отец уготовил другую судьбу. Думая, будто второй сын не нуждается в столь серьёзном контроле, тлатоани позволил ему воспитываться вместе с детьми видных аристократов Ойаменауака. Мальчиков с самых ранних дней готовили стать полководцами, поэтому наибольшее внимание уделялось искусству обращения с оружием и премудростям боевой тактики. Такая школа не только позволила Уэмаку овладеть воинскими навыками, но и дала возможность завести множество важных друзей и знакомых. Столкновения на границах государства вспыхивали в то время регулярно. Небольшие стычки для захвата пленных, которых затем приносили в жертву ненасытным богам, считались наилучшими уроками для детей знати. Под присмотром бывалых ветеранов, они начинали участвовать в сражениях, едва достигнув совершеннолетия. Что может быть крепче боевой дружбы? Кровь прочно связала Уэмака с товарищами по битвам, постепенно занимавшими значительные должности в армии государства.

Тем с большим негодованием смотрел младший царевич на брата, окружённого дряхлыми стариками в пёстрых плащах и перьях. Кецалькойотль, чьё нечастое присутствие на поле брани всегда оказывалось формальным, выглядел в глазах Уэмака человеком недальновидным, несамостоятельным и неспособным ничего решать без указки членов совета. Безусловно, такое мнение являлось отчасти справедливым. Наследник действительно не блистал ни умом, ни хваткой, ни прозорливостью. И уж точно безвольный человек не умел разбираться в людях. Видел ли это отец? Возможно, хотя, скорее всего, безграничная любовь застила глаза Цинпетлаутокацину, после ранней смерти первых сыновей тот желал всеми силами сохранить и уберечь долгожданного мальчика. К тому же правитель редко виделся с ним – ограничение проявлений родительских чувств считалось добродетелью в знатных семьях. Ну а придворные вельможи, сами близкие друзья и доверенные люди царя, неустанно докладывали об успехах Кецалькойотля в делах военных и государственных.

В последние годы жизни отец разделил с сыном некоторые полномочия. К тому времени Уэмак уже был достаточно искушён в хитросплетениях дворцовой жизни и понимал причины и следствия происходящего. Вокруг брата сплотилась клика, постепенно прибиравшая к рукам титулы, земли и важные государственные посты. Друзья младшего сына отказались не в лучшем положении. Почести сыпались на них с завидной регулярностью, а вот пути к власти и богатству оказались напрочь перекрыты. Сам же Кецалькойотль становился всё враждебнее по отношению к Уэмаку. Наследник никогда не испытывал к нему тёплых чувств и в детстве, а сейчас, возможно по наущению наставников, начал открыто проявлять нетерпение и злость. Всегда подозрительный, он, возможно, полагал, будто младший брат желает сам заполучить трон. Противостояние началось. Один за другим товарищи и соратники Уэмака отправлялись на опаснейшие задания. То им не давали достаточного количества воинов, то снабжение велось исключительно плохо. Одних убивали в бою, других за невыполнение приказов лишали титулов и должностей. Однажды сам Косицтекатль, лучший друг и доблестный воин, чудом уцелев в неравном бою, заявил: "Им сказали, где и когда мы будем проходить, враг был предупреждён, догадайся, кто способен на такую подлость. У меня нет никаких сомнений".

Тогда Уэмак понял, настала пора действовать, если он не хочет лишиться всех преданных людей. Однако тут началась настоящая война, не простые бои за пленников – на кону стояла судьба государства. Армия перешла под руководство опытных полководцев, расправы закончились. Но оба царевича знали – вся борьба ещё впереди.

Предаваясь воспоминаниям, Уэмак вошёл во двор заседаний великого совета, также обнесённый портиком. Здесь располагались места высших государственных чиновников и трон правителя. Мог ли он назвать его своим? Имел ли право садиться в резное каменное кресло? Царевич подошёл к престолу и окинул взглядом прекрасные рельефы. Легендарные основатели династии безразлично взирали на него пустыми холодными глазами. Покачивая перьями, обладатель бирюзовой короны задумчиво обошёл вокруг. Он дотронулся до шкуры ягуара, положенной на сидение для брата. Жёсткий остистый мех заскользил под пальцами. Никогда Уэмак не думал, что обретение престола станет таким: одиночество и полная неопределённость. Победа сродни проигрышу. Со вздохом мужчина сел на трон, чувствуя, как холодный камень буквально отторгает его. Тишина. Теперь даже золотые колокольчики не нарушали гробового молчания дворцовых стен.

Как всё произошло? Только Йоуалли Ээкатль (6) знает. Для Уэмака же события одно за другим свершались сами по себе, как если бы он исполнял чью-то волю. Война с Амоштонцинко затягивалась и шла с переменным успехом. Неожиданно Цинпетлаутокацин тяжело заболел. Когда стало понятно, что правителю не суждено выздороветь, пришло время позаботиться и о своём будущем. Доверенные люди доносили, будто Кецалькойотль решил не оставлять в живых никого из тех, кто поддерживает брата. Самого Уэмака тоже ждёт смерть, повод всегда найдётся. Выбор оказался небольшой – трон или погибель.

Но советники посчитали неправильным начинать расправу незамедлительно. Всё должно выглядеть естественным и не вызывать подозрений. В последние дни жизни старого царя боевые действия приобрели оборонительный характер, больших военных операций не проводилось, царедворцы и военачальники готовились к смене власти. Наконец-то Цинпетлаутокацин скончался. Перед смертью тлатоани призывал братьев не ссориться и поддерживать друг друга. Чего не пообещаешь, дабы умирающий со спокойным сердцем отошёл в мир иной? После пышных похорон тело правителя оставили в гробнице под высокой пирамидой на окраине города, и каждый приступил к претворению своих планов в жизнь. Главным для Кецалькойотля стало теперь наладить дела на фронте. Ни в коем случае нельзя дать амоштонцинкам повод верить, будто молодой царь ослабит хватку, требовалось новое наступление с удвоенной силой. Кроме того, по традиции, первым делом после вступления на престол правитель обычно проводил так называемую инаугурационную войну с целью захватить пленников и накормить их кровью ненасытного Илуикатлетля (7), племенного бога Ойаменауака. Государь намеривался пересечь границу и ударить по врагу всей армией. Противник, предвидя действия ойамеков, продолжал стягивать силы, сражение обещало быть кровопролитным.

Как только Кецалькойотль отбыл, заговорщики начали действовать. Захватить дворец не составило труда. Все выходы из столицы перекрыли, дабы никто не сообщил правителю о случившемся. Казалось, город легко и бескровно попал под контроль. Членов совета заперли в их же поместьях и не выпускали наружу. По плану Уэмака брат должен узнать о случившемся в Ойаменауаке уже после боя с армией Амоштонцинко. К тому времени его отряды изрядно поредеют. Конечно же, он немедленно бросится назад. И здесь правителя ожидал первый удар со стороны бунтовщиков. Единственным путём, пригодным для передвижения войска, являлся перевал в районе горы Тлациуомитепек. Там стояла неприступная крепость. Оттуда ворота в Ойаменауак хорошо простреливались, а при необходимости не представляло никакого труда устроить вылазку. Командир гарнизона Куаунакоцин также принадлежал к заговорщикам. В его задачу входило любой ценой воспрепятствовать продвижению Кецалькойотля.

Таким был план Уэмака. Поначалу он казался продуманным и легко выполнимым. Но чем дальше, тем яснее становилась наивная самонадеянность задуманного. Слишком много допущений положено в его основу. И вот уже первые победы сменились чередой ужасных новостей, каждая из которых, по сути, являлась известием о крахе. Не получилось всё, что только могло не получиться. С самого начала иностранные союзники, не спешили поддерживать мятеж. Их войска стояли у границы, очевидно, командиры ждали, на чью сторону склонится чаша весов. Затем пропал Теототецин, верховный жрец солнечного бога Илуикатлетля, опытный чародей и знаток тайных ритуалов, безгранично преданный правящему дому Ойаменауака. Поговаривали, будто он один в бою стоит целого войска. Таким могуществом наделили его боги. Наконец, сегодня, не успели люди Уэмака проникнуть во дворец, гонец принёс из Тлациуомитепека очередное сообщение. Самые худшие опасения подтвердились. Куаунакоцин передавал следующее: Кецалькойотля успели оповестить о восстании до решающей битвы. Он незамедлительно начал мирные переговоры с царём Амоштонцинко Акамилли, обещал тому пойти на уступки. Со дня на день правитель должен выступить обратно в столицу с многочисленным войском. В новых обстоятельствах Куаунакоцин решил не нападать на царя, но счёл нужным предупредить бывшего друга, дабы тот смог покинуть страну и спастись вместе с другими заговорщиками. Но едва младший брат получил ужасную новость, как верный Косицтекатль, глава ордена воинов орлов и ягуаров, вернулся из дворца и вручил Уэмаку бирюзовую диадему, головной убор, наспинную розетку из перьев, браслеты с золотыми колокольчиками и другие символы власти правителя. И вот теперь, облачённый в одеяния тлатоани, самозванец сидел на троне отца, предаваясь мучительным размышлениям о грядущем. Кто он теперь? Сам себе царевич представлялся маленьким мальчиком, который случайно нашёл костюм старшего брата и нарядился в него. Вот-вот придёт хозяин и накажет провинившегося мальчишку. Но незаслуженно надевать венец правителя считалось преступлением. Третий владыка Ойаменауака, не задумываясь, казнил своего сына, когда тот примерил украшения из зелёных перьев. Позорная смерть, муки и унижения ждут не только самого Уэмака, но и всех тех, кто хоть раз за последние дни перекинулся с ним даже одним словом. Наивный Куаунакоцин. Неужели Кецалькойотль о нём не узнает? Конечно же, заслуженная кара найдёт предателя.

Ход горестных раздумий прервал шум шагов. Кто-то быстро шёл по крытой галерее. Мужчина перевёл взгляд на закрытый пёстрой тканью проём. Небрежно откинув её в сторону, во двор заседаний совета вошёл Косицтекатль. Как и Уэмака, природа наделила воина отменным ростом, и внешне они чем-то походили друг на друга. Его поджарую мускулистую фигуру облегал боевой костюм тлауистли (8), раскрашенный, как шерсть ягуара. Шлем в виде головы хищника с открытой пастью украшал роскошный плюмаж, а на спине трепетали два кецальпамитля (9) – знамёна из перьев. В руках он держал пёстрый щит и макуауитль (10), деревянное оружие с режущими лезвиями и обсидиана. Самозванец привстал с трона. Косицтекатль был главному заговорщику, как брат, с ним можно не разводить церемонии, к тому же Уэмак не знал, следует ли ему вести себя по-царски.

– Ну, как дела в городе? – нетерпеливо спросил сын почившего правителя.

– Всё тихо. Каждая ящерица в своей норе, все ждут. Даже рынок опустел, немногие торговцы осмелились выйти – ответил воин, не утруждая себя поклоном.

– Что слышно о Теототецине?

– Ничего. Его искали везде. Старый койот провалился, как сквозь землю. Наверняка ушёл по какому-нибудь тайному ходу, проделанному для жрецов. Хотя говорят, будто он может летать. Чую, его уже нет в городе.

– Он и сообщил о нас, а мы не смогли перехватить,– с досадой произнёс Уэмак, до боли сжав кулаки, – всё кончено, Косицтекацин. Я втянул вас в это дело и не смог защитить. Я потерял своё сердце. Расплата неминуема.

Командир воинов-ягуаров молчал, не зная то ли воодушевить друга, то ли согласиться с неумолимой правдой.

– Послушай, Уэмацин, мы ещё сможем защищаться. Наши отряды контролируют город. Заделаем ворота и будем оборонять стены. Они понесут большие потери при осаде. Прорвутся в город – станем защищать дворец, он же построен, как крепость. Многие жрецы за нас. Спроси Истаккальцина, он должен что-нибудь придумать. Боги не оставят нас после стольких сердец, которые мы положили на их алтари. Титлакауан (11) знает, кто проводил дни в походах и проливал кровь во имя него, а кто отсиживался во дворце, обмахиваясь веером из перьев. Там, где окрашиваются дротики, там, где окрашиваются щиты, раскрываются цветы Дарителя жизни, – нараспев произнёс воин-ягуар строки известного стихотворения, – А ещё ты сам знаешь цену обещаниям Акамилли. Сейчас он договаривается о мире с Кецалькойотлем, а завтра не преминет ударить в спину. У людей из Амоштонцинко нет чести. Посему нам не стоит сдаваться. Никому не ведомы замыслы Дарителя Жизни. Нам следует посмотреть, как всё повернётся, говорить о поражении слишком рано.

– Возможно, ты и прав, Косицтекацин. В любом случае мы не сдадимся. Действительно, сильный Ойаменауак не в интересах Акамилли. Он сам или с помощью союзников сделает всё, лишь бы подогревать смуту и ослабить нашу страну. Что же касается обороны города, то мы-то будем защищаться. Но не случится ли так, что сами жители принесут Кецалькойотлю мою голову? Мы не можем надеяться на их поддержку. Нам следует относиться к каждому, как к врагу, – Уэмак вовсе не воспрянул духом, но в неминуемую гибель никак не хотелось верить. Косицтекаитль только тяжело вздохнул в ответ. Он сам испытывал те же чувства и осознавал: никто не в силах предугадать будущее.

– Тогда сделаем так, – продолжил Уэмак, – Созови всех. Сегодня мы проведём наш первый государственный совет здесь во дворце. Нам нужно вместе решить, как поступить.

– Хорошо. Помни, Уэмак. Даже если они решат сдаться, если захотят купить жизнь и свободу ценой твоей головы, я останусь с тобой и буду драться, пока не упаду мёртвым, пока не захлебнусь в собственной крови. Пусть я умру, но точно отправлю к солнцу столько предателей, сколько смогу и даже больше. Всё равно нам всем навеки идти в его дом. На земле остается от нас только слово, лишь песня. – Одобрительно кивнув, Косицтекаитль удалился, а царевич остался один, прислушиваясь к голосу своего сердца.

Солнце начало опускаться за горные пики – смеркалось в тех краях быстро. Тени от массивных резных колонн становились длиннее. Лёгкий убаюкивающий ветерок трепал длинные тонкие перья на голове Уэмака, полностью погрузившегося в себя в тишине пустого дворца. Внезапно негромкий звук вывел царевича из забытья. Перед ним стоял Истаккальцин, Господин Белого Чертога, верховный жрец Тескатлипоки (12), высокий худощавый мужчина лет двадцати пяти. Всё его тело покрывала чёрная краска, голову украшал плюмаж из перьев цапли и кецаля, на груди висело массивное ожерелье из жадеитовых пластинок, браслеты того же материала украшали лодыжки и запястья. Истаккальцин несмотря на молодой возраст считался могущественным жрецом. Он разговаривал с богами и прослыл искусным чародеем, предсказателем, целителем и знатоком ритуалов. Глава культа Тескатлипоки ни в чём не уступал старому Теототецину, служителю солнечного божества. И к заговорщикам возжигатель копала (13) примкнул не из-за желания титулов, земель или дворцов. Некогда боги поведали ему, будто Кецалькойотль не является перерождением божественного предка династии Ойаменауака Се Сипактли (14), а именно Уэмак унаследовал дух легендарного правителя древности. Старший из братьев мог и не быть сыном почившего царя Цинпетлаутокацина, на это однажды намекнул жрец, но более ничего так и не сказал.

– Ты ступаешь тихо, словно пума, Истаккальцин, – начал разговор Уэмак.

Жертвователь почтительно поклонился.

– В такие дни Вам следовало держать ухо востро, государь. – стараясь говорить, как можно мягче произнёс он.

– Что привело тебя ко мне? – поинтересовался царевич.

– Плохие новости, Уэмацин, очень плохие. Мы лишились поддержки богов. – потупив взор, сказал Истаккальцин.

– Я ничего не понимаю. Как такое могло случиться? Откуда ты об этом узнал? – негодующе спросил Уэмак.

– Сегодня великий Тескатлипока не ответил мне. Я взывал к нему снова и снова, но ответом мне было лишь молчание. Я обратился к предкам – тишина. Никто из богов не желал говорить со мной. Кроме того, меня отрезали от источника силы. Теперь я не могу вызывать видения, творить огонь и холод, предсказывать грядущее, ни один из пернатых змеев (15) не прилетит ко мне больше. Сколько я ни пробовал, не получилось ничего. Другие жрецы, которые стояли со мной на пирамиде, также лишились дара богов. Теперь мы не можем ничего, – горестно ответил Истаккальцин и покачал головой.

– Но почему? Ещё вчера мы воскурили копал и пожертвовали Титлакауану свою кровь. Мы же всё сделали правильно. Как так?

– Мне кажется, это дело рук Теототецина. Он ведь исчез, как только мы объявили город своим. Наверняка ему удалось добраться до одного из удалённых святилищ в горах. Там он провёл обряд отлучения, и великий Илуикатлетль прервал нашу связь с богами. Он – покровитель нашего народа, это в его власти.

– Неужели верховный жрец способен сотворить такое? – воскликнул царевич. В его голосе читалась отчаянная надежда, что всё это ещё может оказаться неправдой.

– Сам Теототецин, конечно, не может. Но в его власти попросить бога отказать в покровительстве врагам. Только сам Илуикатлетль решает исполнить ли просьбу своего первого слуги или отказать. Отвернувшись от нас, он сделал так, чтобы другие боги не слышали нашего зова. Теперь ни Тескатлипока, ни Кецалькоатль (16), ни сам Ипальнемоуани (17) не ответят нам.

– Я даже не подозревал о таких ритуалах. Неужели они существуют? – признался Уэмак.

– Даже правителям не дозволяется знать о самых сокровенных обрядах. Отношения людей с богами – тайна, доступная лишь посвящённым, – мрачно проговорил Истаккальцин.

– Быть может, мы принесём богам жертвы? Напоим из драгоценной влагой (18), дадим яства, одежды, обрядим статуи в золото, нефрит и перья кецаля? – не желая упускать надежду противился неизбежному царевич.

– Бесполезно, – оборвал верховный жрец, – Пустой надеждой ты лишь разрушаешь собственное сердце. Великие не услышат нас, не примут наши жертвы. Всё будет напрасно. Мы, как лягушка, прыгнувшая в сосуд, который к тому же заперли крышкой.

– И как нам быть теперь? – подавшись резко вперёд, спросил Уэмак.

– Честно сказать, ещё ни один из отлучённых не восстанавливал связь с богами. По крайней мере, мне о таких случаях не известно. Смиритесь. Все в этой жизни мы получаем лишь на время.

– Как ты, вообще, можешь такое говорить? Ты потерял всё, и теперь рассуждаешь так, будто ничего не случилось или случилось, но с кем-то другим. Как у тебя хватает сил оставаться спокойным? – не сдержался самозванец.

– Вспомните, чему нас учили в кальмекак (19), – стараясь сделать голос как можно более ровным, проговорил возжигатель копала, – Зрелый человек имеет сердце, твердое как камень, мудрое лицо. Он хозяин своего лица, у него ловкое и понятливое сердце. Так вот я пытаюсь сохранить самообладание, и ничего более. Уэмацин, простите меня, если я недостаточно почтителен к правителю. Осмелюсь дать Вам совет, – главный жертвователь сделал паузу, пристально посмотрел в глаза друга, не нашёл в них гнева и продолжил, – Станьте вновь хозяином своего лица и сердца. Не дайте обстоятельствам толкнуть Вас не необдуманный поступок. Больше размышляйте, меньше выносите суждений, взвешивайте каждое решение. Вам предстоит стать тем, кто ставит зеркало перед другими. Помните и не дайте никому заподозрить хоть малую толику волнения.

– Прости, Истаккальцин, я не должен так себя вести, – царевич виновато посмотрел вниз и отпрянул назад. Служитель Тескатлипоки всегда представлялся молодому вождю много старше, чем на самом деле, а потому мнение первосвященника мужчина ценил особенно высоко, – Если люди узнают, что мы лишены поддержки великих, они точно не пойдут за нами. Раньше была хоть какая-то надежда, теперь её нет вовсе, – угрюмо произнёс царевич.

– Верно, – ответил жрец, – поэтому нам нужно покинуть город, как можно быстрее. Я уверен, слухи уже расползаются. Люди злы. Они запросто могут напасть на нас, если найдётся умелый подстрекатель.

– Но куда идти? Кто захочет принять безбожников, вызвав вдобавок гнев Кецалькойотля?

– Туда, где мы сами сможем найти свой дом, – загадочно взглянув на собеседника, проговорил Истаккальцин.

– О чём это ты? – недоумённо спросил Уэмак, насторожившись.

– По близости осталось только одно место, где нет ни городов, ни государств, – рассудительно произнёс верховный жрец, – Я говорю об Атекуаутлане. Если мы уйдём туда, нас даже не будут преследовать.

– Затопленный лес? – негодующе воскликнул царевич, – Податься в те края – чистой воды безумие. Мы не найдём там пригодной для жизни земли, к тому же он кишит множеством опасных тварей. Только великий Ипальнемоуани знает, кто встречается в тех тёмных дебрях. Столетиями наш народ опасался ходить в Атекуаутлан. Предки всегда поступали правильно, они не могут ошибаться.

– Предкам не было никакой нужды идти туда. Оставаться здесь – вот настоящее безумие! Это же верная смерть. Или Вы предпочтёте отсиживаться у соседей, зная, что Вас в любой момент могут выдать Кецалькойотлю. Вы же знаете, человек, в двести раз опаснее и каймана, и кусачей черепахи.

– Но в лесу ведь живут и люди, – заметил Уэмак.

– Тоуэйо (20), дикари, – брезгливо бросил верховный жрец, скривив губы, – Трусливы, как лесные кошки. Стоит им только раз отведать нашего оружия, как они тут же скроются в чаще, дрожа от страха.

– Но, а где же мы будем жить? Нам придётся оставить здесь всё. В твоём болоте не будет даже крыши над головой, не говоря уже о еде и одежде, – продолжал возмущаться Уэмак.

– Слыхал я от людей с востока: в глубине леса находятся острова, и чем дальше, тем больше. Да, да, твёрдая земля, пригодная для обработки. Как Вы думаете, где живут тоуэйо? Их деревни как раз-таки располагаются на островах. Мы можем остаться там. Конечно, будет трудно. Но это уж лучше, чем жить в страхе на чужбине.

– И кто же будет нас кормить, обеспечивать одеждой, кто станет строить дома, делать посуду, расчищать землю под поля? Откуда мы возьмём хлопок, обсидиан, бумагу? Я уж не говорю о нефрите и драгоценных перьях, – покачал головой обладатель бирюзового венца.

– Поначалу придётся поручить всю тяжёлую работу нашим слугам, да и самим потрудиться немало. Не забывайте, у нас всё же есть воины. Пусть их недостаточно для боя с Кецалькойотлем, зато они могут заставить покориться деревни тех самых тоуэйо. Мы научим их выращивать кукурузу, бобы и тыквы, строить дома и ткать, обложим посильной данью. Думаю, их вожди вскоре сами встанут на сторону нового порядка, ведь у них будет больше пищи, появится защита и от соседей, и от ненастья. Быть может кто-то захочет присоединиться добровольно.

– А, по-моему, ты просто мечтаешь, Истаккальцин, перебил жреца Уэмак, – Скажи, когда ты успел придумать всю эту нелепицу?

– Не спешите гневаться, владыка, – с досадой произнёс жрец, – Вчера я в последний раз беседовал с предками. Вот что они сказали: "На стороне тени появился новый дом. Голодный насытится. Немощный поднимется. Отнятое вернётся. Великий народ появится здесь, посреди вод". А ещё они показали мне копьё.

– Отнятое вернётся. Я уже понимаю, про кого это, – с невесёлой усмешкой произнёс царевич, – Что же до остального, предки никогда не говорят прямо. Ты ведь сам не можешь точно сказать, что за новый дом и великий народ. Извини, но я не могу считать твоё предсказание залогом успеха.

– Тогда я не стану Вас разубеждать. Даритель Жизни сам распорядится судьбами каждого из нас. Мы все в его руках. Ну а что же Вы намерены делать, если не хотите идти в Атекуаутлан?

– Не знаю, Истаккальцин, не знаю, – честно сказал Уэмак, потупив взор. У молодого вождя вдруг появилось нестерпимое желание выговориться. И пускай такое поведение не соответствовало твёрдому сердцу правителя. Но какой из него сейчас владыка? А царевич верил, Истаккальцин – как раз тот человек, которому можно доверить всё, тяготившее его последние дни.

– Мне тяжело, – произнёс сын правителя, покачал головой и снова опустил глаза, – Я в ответе за то, что происходит. Из-за меня столько людей обречены на смерть или изгнание. Они все жили в собственных домах, имели земли, запасы, прекрасные вещи. Быть может, не все их мечты сбылись, но жили они не плохо. И вот я пообещал им больше, сказал, будто исполню самые дерзкие желания, смогу даровать положение, которое бы они не смогли иметь при Кацалькойотле. И они поверили мне. Но затея обернулась провалом. Теперь мои друзья фактически потеряли всё имущество, им предстоит отказаться от прежней жизни и удалиться в изгнание. Если бы не я, они бы смогли сохранить хотя бы то, что имели, – Уэмак облокотился на трон и упёрся головой в ладонь, драгоценные перья обвисли, словно увядшие цветы. А Истаккальцин молчал. Ведь никому, даже верховному жрецу, не престало говорить правителю слова утешения. Царевич вновь посмотрел на собеседника и добавил:

– С самого начала я принимал все решения. Но я оказался слеп и не заметил очевидных вещей. А никто так и не сказал мне: "Постой, Уэмак, твой путь ведёт к гибели". Нет, ни один не решился. И вот теперь мы на краю пропасти. Сейчас впервые мне хочется последовать чужому мнению. Быть может, сегодняшнее решение окажется правильным только потому, что приму его не я. На закате здесь состоится государственный совет. Первый и единственный раз я буду сидеть на троне правителя, а те, кто помогал мне, – на местах советников, тех самых, которые я им обещал. Но я буду молчать всё время, не скажу ни слова. Пусть они обсуждают, спорят до хрипоты, обвиняют меня во всех несчастьях. Когда же они придут к соглашению, я одобрю его, каким бы оно ни оказалось. Даже если мы в результате погибнем, не я один буду нести ответственность за этот роковой шаг. – Мужчина приподнялся на троне и, плотно сжав губы, наградил жреца тяжёлым леденящим взглядом.

В ответ Истаккальцин понимающе кивнул и негромко сказал:

– Как Вам будет угодно, государь.

Уэмаку показалось, что последнее слово жрец произнёс нарочито почтительно. Крылась ли здесь издёвка? Но самозванец не мог требовать отношения к себе, как к настоящему владыке и сделал вид, будто не заметил насмешки.

– Иди, Истаккальцин, готовься к совету. Ещё есть время обо всём подумать.