Текст книги "Мурзик"

Автор книги: Дмитрий Исаков

– К чему?

– К взятию Бастилии на собственный баланс! (Финансовый термин.)

– ??!

Тупик!

Вместо слов появляются чувства.

Я беру ее за руку и затаскиваю в лифт. (В ее доме нет лифта!)

Мурзик, конечно, сопротивляется, шипит, но разве против меня устоишь. Я нажимаю кнопку с цифрой шесть (дом пятиэтажный, прошу заметить) и на несуществующем шестом этаже дверь лифта открывается и я выталкиваю Мурзилку наружу.

Больше она не сопротивляется, потому что оказывается не на крыше своего родного дома, а в райском саду.

– Что это? – спрашивает она меня.

– Это мой дом, – отвечаю я.

Мы делаем несколько шагов, и перед нами открывается панорама Океана.

Он был тих и лучезарен.

– Где мы?

– На Гавайях, – говорю я. – Недавно я купил себе этот маленький остров и иногда отдыхаю здесь.

Остров не так уж мал, но Мурзику это знать не обязательно. Мы идем вдоль берега, и метров через двести открывается вид на мое «скромное» жилище, супердворец аж в три тыщи комнат. Напротив дворца мы садимся в мягкие кресла под сенью «плакучих» пальм и проворные официантки (отборные экземпляры) накрывают на стол чем Бог послал, а послал он от души.

– Я слышал, ты мне звонила в тот вечер? – невинным голосом спросил я.

– Да, – Мурзилка сердито засопела.

– Извини, дорогая, но я был занят, а дурака робота я уже отправил на переплавку. Интересно, кому может понадобиться после переплавки эта груда жженого пластика?!

– И чем же ты был занят, дорогой? – съязвила она.

– Я был в обществе прекрасных дам, – я улыбнулся ослепительно улыбкой Арнольда и поиграл правым бицепсом тоже не хуже, чем Арнольд.

– И ты спокойно мне об этом говоришь? – Мурзик гнусненько так залыбился.

– Но ведь ты так тогда устала и хотела спать, – рассеяно начал я, усиленно решая задачу с какой устрицы начать кушать. – Ты же мне сама это сказала. А я ведь прекрасно знаю, что сон для тебя свят. Не дай Бог разбудить спящего Мурзика! Она тут же превратится в злую и окабаневшую, что со мной не раз уже случалось. А я ведь тоже человек, с нормальными естественными потребностями (во врет-то!). Не онанизмом же в конце концов мне заниматься? А я тебя не видел уже целый месяц.

От таких грязных и циничных слов Мурзик окончательно окабанела и зло прищурившись, зашипела:

– И часто у тебя появляются эти нормальные потребности?

– К сожалению, часто, – грустно сказал я и, наконец все-таки решившись, высосал первую устрицу. – Каждый день! И, ведь, что интересно? Все женщины такие одинаковые, все ищешь, ищешь в них изюминку, а находишь регулярно вместо изюма дохлых тараканов алчности.

Ну я даю! Счас она мне отвесит пощечину, как тогда, в душевой, куда я к ней вперся. Правда, мне до сих пор непонятно, почему она мне дала по морде, когда я ее застал там во второй раз, а не в первый? Но видимо Мурзик поняла, что бить меня бесполезно, и решила под шумок удовлетворить заодно свое женское любопытство.

– И какую же изюминку ты нашел во мне, если это не секрет?

– О! – с чувством произнес я. – Ты так сексуально кабанеешь, что я начинаю подозревать, уж не мазохист ли я?!

Мурзик презрительно посмотрела на меня, будто я гомик. Мне очень это не понравилось и я разозлился:

– Послушай, дорогая! Ты постоянно со мной разговариваешь так, как будто я твой собственный неверный муж. Извини, дорогая, но мы с тобой не связаны никакими обязательствами.

– Вот как?! – Мурзик начала кабанеть интенсивней.

– Да, дорогая! Разве я не говорил тебе регулярно, что безумно (вот именно!) люблю тебя? Но на мои настоятельные вопросы о судьбе хоть маленькой капельки твоей любви ко мне, ты всегда отвечала презрительным смехом, а на предложение выйти за меня замуж и нарожать мне банду маленьких Мурзиков, ты говорила, что мне тебя не жалко и, ты еще очень молода для замужества. А как мы спали с тобой? Как будто воровали. И ко всему этому я так ни разу тебя не поцеловал.

– А на Лысой Горе? – обиделась Мурзик.

– Что-то не припомню. Это тебе почудилось от переизбытка кислорода. И вообще, ты же постоянно меня стесняешься. «Когда ты похудеешь?», «Почему ты такой толстый?» – передразнил я ее. – А как от злых «хачиков» прятаться, так ты не за тощего Костика, а за меня, за мою широкую спинку…

И так далее я базарил как профессионально-лотошная баба. Правда, я это делал искренне и от чистого сердца, за что мне все должно проститься. И на самом деле, чем ей не нравится мой живот? Я же не повторяю ей ежедневно, почему ей 19, а не 25.

Минут десять мы кабанели друг на друга, но не зря же я был почти великим сценаристом, и, чтобы разрядить обстановку, вовремя появился Хвостатый Мультик, да не тот, что в Геленджике в издержках мясомолочного производства, а другой, маленький полуторамесячный щеночек с огромными отвислыми ушами, маленьким хвостиком и утробным урчанием в животе. В свое время Мурзик с ним подружилась в Сухуми во время Абхазо-грузинской войны, а когда он почему-то пропал, очень скучала по нему и регулярно восклицала: «Где мой Мультик Хвостатый?»

– Мультик! Мультик! – зачмокал я. – Фьють! Фьють!

Молодчина Мультик вперевалку подбежал ко мне и, посадив на колени, я стал его ласково гладить.

– Отдай мне моего Мультика, – обиженно, но уже не так зло потребовала Мурзилка.

– Не дам, – ответил я, а в Мультике от моего поглаживания включился механизм утробного урчания.

Видя, что ей не собираются возвращать ее игрушку, Мурзик вскочила и начала отнимать у меня Мультика. Постепенно ей это удалось, но в результате чего она оказалась сидящей у меня на коленях.

Безоговорочно завладев Хвостатым, Мурзик с энтузиазмом продолжила начатое мной дело извлечения из него утробных звуков, а я, оставшись без дела и за неимением другого Хвостатого Мультика, стал поглаживать Мурзика.

Судя по тому, что Мурзик игнорировала меня, главное – мои ласки, и всецело отдалась заботе о близлежащем, то кризис наших отношений стабилизировался и стал постепенно локализовываться.

Заключительным итогом «Гавайского совещания в верхах» были мои следующие слова:

– Я тебе его все-таки разыскал и это мне стоило почти 400 грамм ливерной колбасы для его мамаши, здоровенной суки. Когда Пальма (его мамаша) съела колбасу, то по ее все равно голодному взгляду я понял, что она не возражает расстаться таким же образом и с остальными Мультиками.

– Не надо мне других Мультиков, – сказала Мурзик и прижала Лопоухого к себе. – Я люблю только этого Мультика Хвостатого и больше никого.

– А меня?

– А тебя, гнуса, я ненавижу! – поведала мне моя Мурзилка и начала очередную экзекуцию над моим бренным телом.

Как же мало надо любящей женщине для того, чтобы простить любые обиды, причиненные ей любимым.

Вывод.

От того нам ничего и не прощают, что мы не их любимые. И судя по их утверждениям, так их вообще не существует!

Да ладно, Бог с ними, они ж из ребра сделаны, безмозглые!

– Мурзик, пойдем, я тебе покажу, как я живу, – я встал и аккуратно поставил ее на ноги. – И отпусти этого Хвостатого, он никуда от тебя не денется.

Как ни странно, но она меня послушалась и, доверчиво взяв меня за руку, пошла за мной.

Домишко мой был так себе, ничего. Сам царь Соломон, когда был у меня в гостях, чуть не кончился от зависти. Этих азиатских варваров только таким образом можно заставить отдать тебе нужную вещь, взамен вручив копию понравившейся им, а копию мне сделать – это что два пальца облизать!

Но он ведь темный был, этот Соломон, а вот если ко мне домой попали бы специалисты из Лувра или же из Метрополитен музеума, то их точно Кондрат хватил бы.

Я, за свои прожитые века, времени не терял и все произведения искусств, которые должны были погибнуть в горниле Истории, прикарманил, и теперь они спокойненько находятся у меня дома.

Галерея античных скульптур у меня была наиполнейшая, и в оригиналах. А скульптуры Атлантов сохранились только у меня. Фрески, мозаика, ковры, гобелены, шелка и т. д. тоже были у меня ничего. А коллекция монет в чистом пересчете на вес составляла ни много ни мало – три с половиной тонны.

В моей библиотечке тоже попадались интересные раритетики, если конечно учесть, что в нее полностью входила Александрийская библиотека, архивы атлантов, американских индейцев и тибетских ариев. Библиотеку Ивана Грозного я тоже стибрил, а то бы шляхта на ней зажарила бы всю ту человечину, что им пришлось потом засолить. Вот как я им насолил! Так что рядом с Мининым и мою маленькую статуэтку справедливо было бы поставить!

Меблированы мои комнаты и залы были тоже по-разному. И посуда у меня была разнообразная, и гардероб.

А когда я прокрутил Мурзилке пару отснятых мной документальных лент («Захват турками Константинополя» и «Теплый вечер на острове Лесбос»), мой Мурзик ни за что не захотела уходить из просмотрового зала.

И лишь только пообещав показать ей аппарат, при помощи которого я сумел похудеть, и пообещав, что ей тоже кое-чем помогу, только после этого она согласилась оторваться от созерцания битвы амазонок с древними греками.

– Все очень просто, смотри сюда! – сказал я, показав на экране изображение Мурзика в неглиже. – Это называется примеркой.

– Так, где ты там хотела похудеть?

– Здесь?

– Давай уберем немного здесь.

– Грудь поменьше?

– Ты что, с ума сошла?!

– Ну, ладно, ладно, пусть будет по-твоему, что у тебя слишком шикарная грудь для твоего роста.

– Погоди, как это увеличить рост?!

– Тогда зачем уменьшать грудь?

– Как это, я ничего не понимаю?

– Ах, за счет ног?

– А уши тебе не увеличить до размера слоновьих?

– Что, не надо, и так почти как у слона, да?

– Ты маленькая Мурзилка или не маленькая?!

– На два сантиметра?

– Ну на два можно, а то я испугался.

– Так хорошо?

– О зубах не думай, во внутренних органах автоматически проведется профилактика.

– Ресницы подлинней?

– Глаза васильковые?

– Слушай, а хочешь стать девственницей?

– Не хочешь, а что хочешь?

– Только на ушко?

– Да?

– Это пожалуйста, это мы хоть совсем можем зашить!

– Совсем не надо?

– Ну успокойся, успокойся, сделаем как надо!

– Ага, значит пальцы на руках сделать короче и толще?

– Да не дерись ты, я пошутил, такой длины хватит?

– Может когти отрастить?

– Слушай, а какой Мурзик не любит длинного хвоста?

– Хочешь как у чернобурки?

– Нет?

– Ну ладно, все!

– Еще раз посмотри!

– Все?

– Тогда залезай в эту кабину и будешь через полчаса как на картинке!

– Что значит боишься?

– Какая «Муха»?

– Да не шучу я, ты же видела, как я на твоих глазах похудел и ничего!

– Хочешь опять потолстею?!

– Не хочешь?

– Ну, раз не хочешь, тогда полезай быстро, а то время идет!

Вот таким образом я обновил свою Мурзилку! Благодаря моим стараниям и вопреки ее желаниям она изменилась, только качественно.

– Хочешь теперь посмотреть, как ты будешь выглядеть в тридцать лет?

– Конечно хочу! – мой маленький аж весь светился в новом теле.

На экране появилось изображение Мурзилки в тридцать лет.

– А вообще ничего, – сказал я, – но только это, если ты не родишь!

– Давай посмотрим, какой ты будешь после родов?

– Ой!

– Так, не так уж плохо. Ты ведь хотела иметь двух детей?

– Ах!

– Тоже ничего. А давай посмотрим, что будет если трех?

– Не надо! – Мурзик заслонила спиной экран и начала кабанеть.

– Ну ладно, ладно, давай лучше окунемся в твое сорокалетие?

– Мама!

– В пятьдесят…

– А-а-а-а-а!!!

– В шестьдеся…

Я почувствовал ужасной силы удар в живот (эта была ее пустая голова) и, потеряв равновесие, сел на пол. Мурзик не удовлетворившись этим, начал молотить меня, да так здорово, что даже умудрилась заехать мне коленкой в лоб.

– Успокойся, дорогая! Успокойся! – стал просить я. – Успокойся! – рявкнул я и, встав на ноги, прижал злобного Мурзика к своей хилой груди.

– Выключи сейчас же!

– Уже выключил! Ну ты психопатка. Это же моделирование обыденно-бытовое! А вот давай посмотрим, какая ты будешь после регулярного применения портативного биостимулятора…

Мурзик сразу сообразила что к чему и напряженно уставилась на экран.

– До родов!

– Так!

– После родов!

– Так!

– После вторых родов!

– Так!

– После третьих родов!

– Так!

– После пятых!

– Ура!

– В сорок лет!

– Ух ты!

– В пятьдесят!

– Ай!

– В шестьдесят!

– Мама!

– Может хватит?

– Нет! – пискнула вконец окабаневшая Мурзик. – Давай в сто!

– Столько не живут!

– Все равно давай!

– Пожалуйста…

– А что, ничего, если здесь подобрать…

– И на панель!

– А сам-то, а сам! Небось, не встанешь в сто-то?!

– Смотри!

– Убери эту порнографию!

– Нет, ты смотри!

– Ну ладно, верю, верю, – и кокетливо так. – Гнус!

– Ну ладно, пойдем.

Но Мурзик не собиралась уходить.

– А детей моих можно посмотреть?

– Можно, но надо знать отца твоих детей.

– Тогда давай!

– Нет уж, как-нибудь в другой раз, а то ты сейчас заставишь меня искать будущего отца твоих детей, и им окажется какой-нибудь недоносок.

Мурзик презрительно посмотрел на меня и, ничего не сказав, пошла за мной, в мою творческую студию, где я развлекался, создавая видеоклипы на свою музыку. Но на пороге она вдруг резко остановилась и, потянув меня за руку, тихо спросила:

– Но ведь этого не может быть?

– Чего? – не понял я.

– Ну всего этого. Биостимулятора, например. Ты меня просто гипнотизируешь и внушаешь всякую чушь!

– Ну тогда, посмотри, где мой большой живот, – возразил я и похлопал рукой по тому месту, где он когда-то был. – Но неужели этого тебе не достаточно?

Убедившись, что прежнего живота на самом деле нет, Мурзик однако не успокоилась.

– А может, ты меня так хорошо загипнотизировал, что мне все кажется как наяву.

– Ну не знаю, каких доказательств еще надо. Так ущипни себя или же давай я тебя ущипну.

– Не надо! – Мурзик отскочила от меня, но незаметно все-таки себя ущипнула.

– Ну, что, убедилась?

– Ну, предположим, да.

– Не предположим, а на самом деле биостимулятор не плод твоего больного воображения, а реальная и очень полезная штука!

– Так с его помощью можно любую уродину превратить в красавицу?

– Конечно! Ты же видела мою обслугу. Правда, ничего девочки?

– Ну, вообще-то, их конечно нельзя назвать уродинами… – чисто по-женски оценила Мурзилка.

– Не вообще-то, а на самом деле классные девочки. Я ж для себя старался!

– Да?! – сразу же все опошлила Мурзик. – И как они в эксплуатации, ничего?

– Дура! – обиделся я. – Я ж для дела старался, чтобы они радовали и ласкали мой взгляд, чтобы у меня было всегда хорошее настроение, что бы они вдохновляли меня на славные дела!..

– Ну и как они тебя вдохновляют? – не унималась моя чересчур ревнивая Мурзилка.

– Да никак! – устав спорить, отмахнулся я. – Я тебе что, вечно голодный Хачик, и у меня что, совсем головы нет, чтобы заводить шашни с прислугой? Я так низко не опускаюсь.

– Неужели?! – не унималась Мурзилка. – Тебе ведь нужна только большая чистая любовь! Возвышенные чувства! Вздохи при Луне!

Мне стало смешно от ее наивности, и я улыбнулся.

– Какая ты еще глупая! И, по-моему, на весь белый свет обижена. Ты знаешь, что хороших людей на белом свете не так уж мало, и не так уж редко, когда под обличьем обыкновенной дурнушки скрывается большая и светлая душа.

– Так чего ж ты теряешься? Давно бы нашел себе крокодила со светлой душой, сделал бы из нее красавицу и не мучился бы, и меня не мучил бы. Или же ты, бедняжка, такой всемогущий, не можешь определить у кого душа чистая?

– Да, нет. Определить это легко, для этого есть специальный индикатор. Проблема в том, что, к сожалению, существует одна мелочь, из-за которой я не могу до сих пор слепить по своему вкусу себе жену.

– Ну и что же это за мелочь?

– Любовь!

Мурзик так поразился моему откровению, что надолго замолчала, видно решая пошутил я или говорю серьезно. И придя, видимо, к определенному выводу, решила выяснить еще один вопрос:

– Но если при помощи этого биостимулятора можно лечить любые болезни и делать людей красивыми, а значит и счастливыми, то почему ты этого не делаешь?

Вопрос, конечно, интересный. И, к сожалению, для меня уже давно один из самых больных.

– Нельзя этого делать, Мурзик, – тихо сказал я.

– Это почему же нельзя? Интересно, кому помешает, если все люди станут красивыми, здоровыми и счастливыми, – с раздражением и злостью в голосе ответила Мурзилка, видимо вспомнив о больной маме.

– Понимаешь, Мурзик, не все так просто в этом мире и не всегда мы вольны поступать, как нам хочется и как подсказывает нам совесть.

– Но ты же наделал из этих кукол красавиц, а для остальных значит нельзя, не так это просто, да?

– Видишь ли, локально можно, а в глобальном масштабе нельзя, – терпеливо ответил я.

– Но почему нельзя?

– Потому что это будет вмешательством в естественный ход развития земной цивилизации.

– Да кому нужно такое, к черту, развитие, когда умирают дети?

– Думаешь мне очень это по душе, когда они умирают, но я тебе еще раз говорю, что все не так просто. Ну, а насчет детей, то поверь мне, что их мучения не проходят даром, и на том свете они получит если не вечное блаженство, то, во, всяком случае, будут нормально жить и, возможно, даже будут счастливы!

– А причем здесь Бог?

– Вот и я говорю, при чем тут Бог! Так что давай оставим этот разговор и лучше об этом совсем не думать, а то можешь очень даже просто свихнуться.

Мурзик с недоверием посмотрела на меня, но я пошел на запрещенный прием и стер ей память с того момента, как она заговорила о благотворительности и чудотворстве, оставив только последнее мной сказанное слово «любовь».

Чтобы ей опять не пришли в голову те же крамольные мысли, я скорчил зверскую рожу и, обхватив Мурзилку руками, начал орать с полунинским акцентом:

– Любов! Любов?.. Детектива!

Мурзилка с трудом от меня отбилась и мы, наконец, вошли в студию, при виде которой не только бы наши нищие музыканты попадали в обморок, но даже сам Аллан Парсон с Эмерсоном умерли б от зависти.

Но все эти синтезаторы и другие музыкальные инструменты, что стояли рядами вдоль стен, были всего лишь обыкновенным интерьером, хотя и работали…

На самом деле я воспроизводил и моделировал свою музыку почти всегда мысленно, через большой музыкальный компьютер-мозг и лишь некоторые партии я играл вручную на специальной клавиатуре.

– Хочешь я тебе поиграю?

– Хочу.

Мы сели друг против друга. Я, положив перед собой прямо на воздух клавиатуру и вдарив по ней, запел:

 
Дорога жизни куда-то ведет.
Что впереди, тебе не знать.
Надеясь на лучшее, рвешься вперед,
А худшее готов ты отыскать!
Ты путник усталый, Бог в помощь!
Тебе идти, еще идти.
И тяжесть ошибок нужно нести,
Больше половины пути.
Шли со мной рядом печаль и грусть.
Они мне говорили, что я не дождусь.
Они мне говорили: «Уверены в том,
Твой завтрашний день будет черным днем!
В кого бы ты не верил, кого бы не любил,
Ты б завтра им обид и измен не простил!
Ты будешь один! У тебя нет друзей!»
А я шел по жизни быстрей и быстрей!
 

– Грустно все это, – закончив петь, сказал я. – Ну почему ты меня не послушалась тогда? Говорил я тебе – не кабаней. А ты мне не верила.

– Кто же знал, что ты так быстро похудеешь, – обидевшись, сказала Мурзик и положила мне голову на плечо.

– Ну вот ты опять! – воскликнул я. – Ей о душе, а она о жопе! Неужели ты так и не смогла разобраться, что я из себя представляю?

Ха! Поди разберись в таком двуличном типе, как я, если учесть, что я к тому же еще и многолик.

– А ты думаешь, я не разобралась?

– Так зачем же ты меня все время мучила? Хотела, чтобы я стал лучше?

– Это тебе не помешало бы.

– Так надо ж было лаской, лаской! Ты же женщина! Твое главное оружие – ласка, а еще доброта и порядочность. Хотите, чтобы к вам были добры, а забываете, что доброта должна быть в вас в первую очередь, в женщинах. Кругом сплошные вамп-пули, роковые львицы, а потом удивляетесь, почему дети у вас растут без отцов и при наличии оных с добротой в дефиците, вырастают соответственными на вашу же погибель.

– Я добрая, – промяукала Мурзилка, но я не приняв условия ее игры продолжил:

– Ну почему ты меня не полюбила тогда, и таким, каким я был? Ведь тогда я твою любовь не променял бы ни за какие коврижки.

– А что сейчас тебе мешает это сделать? – опять не подумав, сказал глупый Мурзик.

– В том-то и дело, что теперь я променяю ее. Эта любовь не настоящая теперь, не равная, а искусственная. И ты не вздумай обижаться на меня, я не сомневаюсь, что ты меня любишь совершенно искренне. Но ведь дело не в тебе, а во мне. Я ведь теперь совсем другой. Это тому нужна была только ты. А я теперь тебе не нужен и даже противопоказан. И принесу только одно горе, что уже начал потихоньку исполнять!

– Я тяжело вздохнул и поцеловал Мурзилку в висок. – Маленькая, миленькая! Ну почему ты тогда не решилась? Почему ты так и не сделала свой выбор. Ведь был же у тебя почти целый месяц нашей разлуки, за который можно было понять любишь ли ты меня или нет?

– Я хотела убедиться до конца… – начала было Мурзилка, но я ее перебил:

– В моей порядочности? Да? Но где было твое женское чутье? И неужели тебе было недостаточно того, что ты знала обо мне?

– Вот именно! – взбодрилась Мурзилка и «подняла хвост». – Слишком много я знала разного о тебе.

– Ага, я грубый, невыдержанный, эгоист?!

– Да.

– Так все сейчас такие, но на твоих весах перевесил мой живот, а не будь его, ты бы простила мне все, как прощают другим. И самое главное, что ты не оценила мое отношение к тебе как к человеку, в первую очередь, а не как к прекрасной машине для секса! Неужели ты не понимаешь, что я теперь другой и тебе совсем не нужен?

Мурзик угрюмо хранила молчание, видимо имея мнение отличное от моего. Эх, дура, ты дура, Мурзилка! Упустила ты свой шанс! Проглядела! Вот за это ты и получай.

Вдохновленный этими мыслями, я опять вдарил по клавишам и загорланил еще одну свою песню:

 
Белый ангел спустился с небес,
Воплощенье моей мечты.
Расступился дремучий лес.
Предо мной явилась ты! (Это я позаимствовал у А. С. Пушкина)
Но забыть я о бремени лет
Не сумел – все надежды ушли.
Я искал тебя столько лет!
Ты пришла, а меня уже больше нет!
Нет того паренька светлоокого
Причащённого ранней зарей.
Нет меня, только пропасть глубокая
Что лежит между мной и тобой!
Думы светлые, помыслы чистые,
Все прошло – дом пустой мой стоит.
Нет меня, только тень моя быстрая
Грустной птицей к закату спешит!
Белый ангел! О прошлом забыть
Поздно мне, я устал в суете.
Крылья высохли. Как же мне быть?
Я забыл как летают во сне!
Что смогу тебе дать я в залог?
Нищий я – ничего за душой.
Даже веры, прекрасный цветок,
Не смогу положить пред тобой!
Опоздала на несколько лет…
Не беда, ты другого найдешь!
Ну ошиблась… Меня уже нет!
Ты меня все равно не поймешь!
Не поймешь, что сгорел я дотла.
Но осталась тлеть горстка угля.
Пролетя мимо, ты помогла
Затушить навеки меня!..
 
 
Но когда обо мне вспомнишь ты,
Постарайся обиды забыть!
Я воссоздал тебя из мечты,
Чтоб страдая навеки любить!
 

Закончив петь, я заметил, что Мурзик опять горько плачет.

Интересно, отчего? Из-за моих корявых стихов или же от переизбытка чувств, разбуженных моей изумительной музыкой? Музыку я на самом деле пишу классную! Жаль, что вы ее не услышите. А с другой стороны, вдруг найдется добрый человек и пожелает снять по моей повести фильм, вот тогда вы и услышите мои песни с экрана.

А вообще это классная мысль!

За границей бы побывал – в Нью-Йорке, на Гавайях, под Чеховым…

Автор сценария – я!

Постановка – добрый человек и я!

Музыка – я!

Стихи – я!

Исполнение песен – я!

В главной роли – я!

Шесть ставок бы получил плюс командировочные в валюте!

И дружки мои подзаработали б!

В ролях: Верки – Верка, Зурика – Зурик, Мультика – Мультик, Гоши – Гоша, Пальмы – Пальма, если до сих пор не сделали из нее чебуреки. Вот только Хвостатый Мультик в этом фильме будет ненастоящий, потому что настоящий к этому времени подрастет и скорей всего точно пойдет на чебуреки.

Но самое главное – Мурзик!

В роли злой окабаневшей Мурзилки – моя милая Мурзилка! Если, конечно, у нее к тому времени не появится маленький или же я не пришибу ее невзначай!

Так что ждите выхода на экраны страны и ее окрестностей супербоевик с элементами фантастики и секса под кодовым названием: «Злобный Мурзик кабанел…»

… лакала она так горько, что сердце мое дрогнуло, и я начал ее успокаивать.

– Ну ладно тебе. Хватит. Слезами горю не поможешь. И не такое уж это горе…

Мурзик еще больше зашлась в плаче, перейдя на вой. Я применил испытанный прием: начал нежно ее гладить и шептать на ухо ласковые слова. Постепенно ее рыдания утихли, и только изредка слышались редкие всхлипывания и шмыганье носом.

– Но, что же тут поделаешь, – опять начал я (сволочь!). – Не надо было нам переходить эту черту. Обратной дороги ведь нет.

Мурзик вытерла нос рукавом халатика и пропищала:

– Ну почему ты тогда хотя бы чуточку не похудел, – и, опять уткнувшись мне в грудь, засопела.

– Похудеешь тут с вами! Я только начал было худеть, сбросил аж двадцать килограммов, а ты взяла да сбежала. Я, конечно же, начал нервничать, кричать по ночам во сне: «Где мой Мурзик?» и опять на нервах начал толстеть.

– От нервов худеют.

– Это кто худеет, а я наоборот толстею. Может я и был таким толстым потому, что жил ненормальной жизнью.

– А кто тебе не давал жить нормально?

– Ты что, с Луны свалилась? Кто же у нас живет нормально, все на одних нервах, одни, где достать, другие, кому продать, третьи, кого продать!

– У тебя ж все было…

– Так это ж не за здорово живешь! Живешь опять же всё на нервах!

– Гнус!

– Не подлизывайся!

– Все равно – гнус!

– Ну ладно, а что ты предлагаешь?

Мурзик задумалась и, видимо реально оценив положение, изрекла:

– Я хочу иметь от тебя ребенка.

Да?! Вот это ход! Ай, да Мурзик, знает чем и куда бить!

– И тебе себя не жалко?

– Нет! Хочу маленького!

– Мальчика?

– Да!

– Красивенького?

– Можно и красивенького!

Тут меня черт дернул и я, как последний гад дурашливо пропел:

 
Отцепился мой вагончик от составчика.
Я осталась, поезд жизни мой ушел.
Полюбила я красивенького мальчика.
Все что было – не жалею, хорошо!
Ах ты жизнь моя тельняшка,
Мой полуторный матрас!
Не велела мне маманя,
А я люблю в который раз!
Говорила мне маманя:
«Не ходи гулять к реке».
Говорил мне мой папаня:
«Не ночуй на чердаке».
Ах ты жизнь моя шальная,
Буйной юности угар…
 

Закончить песню мне не дали, потому что дали в ухо. Я потряс слуховым аппаратом, а заодно и головой, и когда внутри меня перестало звенеть, промолвил:

– Это ты, конечно, здорово придумала. Самое главное – наверняка. Ты ведь прекрасно знаешь, что я никогда не брошу своего ребенка.

Мне въехали по другому уху и мыском ноги в живот. А Мультик (предатель!) затявкал и цапнул меня за ногу.

Я поднялся во весь рост, но это Мурзилку не остановило и она продолжила с остервенением бить меня куда попало. Тогда я взял ее в охапку и взлетел вверх. Летел я быстро, километров так под двадцать в час, чтобы только легкий ветерок обдувал нас.

Когда Мурзик притомилась лупить меня и с ужасом обнаружила, что мы летим, я окутал нас защитным коконом и рванул прямо к звездам. Земля быстро уменьшилась и пропала, я рванул к центру Галактики, да так, что звезды превратились в мерцающие полосы, и в этот момент телепортировался.

Мурзилка очнулась и увидела, что мы висим перед ее балконом, а я на прощание поцеловал ее, сказав: «Не сердись на меня!»

Поставив ее на балкон, я со звонком испарился.

По причине совсем экстремальных климатических условий, балконная дверь была приоткрыта и Мурзик беспрепятственно прошла в свою комнату незамеченной.

Войдя в нее, она обнаружила там огромных размеров (2x2x2) картонный ящик. На нем по-английски (Мурзик прекрасно знает английский) были, помимо различных транспортных шифров, две загадочные надписи:

Отправитель: ГНУСПОСЫЛТОРГ

Получатель: MURZIK COBANATIONS Ltd.

Бедный Мурзик находилась в таком состоянии, что ей было не до дешевого юмора, но сработал психомоторный рефлекс и она протянула руку к ящику. Как только она до него дотронулась, передняя крышка ящика распахнулась на две створки и Мурзик увидела красивые коробки и всевозможные пакеты, заполнявшие контейнер до верха.

Механически взяв сверху лежащий пакет, Мурзилка увидела шикарный набор парижской косметики. Во втором взятом ею пакете был еще более шикарный набор. Потом еще и еще…

Беря из контейнера пакеты и равнодушно чиркая по ним и взглядом она безучастно бросала их через плечо на пол.

После косметики пошли упаковки с колготками, нижним бельем, трикотаж, разнообразные штаны, куртки, юбки, костюмы, плащи, пальто, дубленки, норковые шубки, платки, шляпки, шапки, туфли, кроссовки, сапоги, босоножки, блоки с жвачкой, сигаретами, комплекты журналов, коробки с парфюмерией, алкоголем, посудой и разная другая мелочь – все только лучших и известнейших фирм.

Когда все это перекочевало из контейнера на пол (дубленки и шубки с остервенением швырялись через монблан ширпотреба), взору открылся нижний слой товаров.

То были картонные коробки с магнитолами, телевизорами, IBM-компьютерами с причиндалами, упаковки с кассетами и дискетами, видеомагнитофоны, лазерные проигрыватели, музыкальные инструменты (синтезаторы и гитары) и другая электронная дребедень.

Распихав коробки ногами, Мурзик наткнулась в дальнем углу на аккуратно сложенные пачки наших и не наших денег. Сверху пачек лежала чековая книжка «Банк оф Америка» и несколько кредитных карточек. Там же были загранпаспорта некоторых стран с ее фотографиями.

Последнее, что нашла в контейнере Мурзилка – компактный биопреобразователь. Откинув его в сторону, она упала лицом на гору дефицита и зарыдала в своем безудержном горе…

Ну, что, толстая скотина, ну чего ты добился?

Испортил девчонке жизнь и сам остался ни с чем!

Что теперь будет с ней, ты подумал?

Как она дальше будет жить?

С какими помыслами она пойдет по жизни и пойдет ли она, и жизнь ли это будет?

Побойся Бога, Ирод!!!

Да, нехорошо вышло, не по-людски.

Заставь дурака Богу молиться, так он и дров наломает, дубина!

«Почему так вышло?»

«Потому; что я дал волю своим чувствам!»

«Сколько раз я обидел бедную Мурзилку?!»

«А она все стерпела».

«Результат был известен заранее, ведь я сам решил показать ей Кузькину мать!»

«Зато я теперь знаю, что она меня любит!»

«Нет, погоди. Не любит, а может полюбить!»

«Хотя это-то я теперь знаю наверняка!»

«Теперь только осталось установить самую малость, что надо сделать, чтобы она меня полюбила!»

«И без этих, всяких инопланетных штучек, вроде полета к звездам!»

«Просто и сердито!»

«Буду делать так, как она захочет!»

2 сентября 1989 г.