Текст книги "Кровь дракона. Остаться в живых"

Автор книги: Дмитрий Христосенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Наследник?! Да вы шутите, граф.

– Увы, такими вещами не шутят.

Глебу показалось, что потолок рухнул ему на голову. Наследник! Да уж, в покое теперь его точно не оставят. Разве только – могут обеспечить могильный покой.

Видимо, выражение его лица было настолько отчаявшимся, что Эрно Альтин счел необходимым его подбодрить:

– Выше нос, молодой человек. Тащить вас на плаху никто не собирается. Мы же – не звери.

Несмотря на охватившее его отчаяние, Волков нашел в себе силы усмехнуться – ухмылка получилась донельзя жалкой:

– А как же государственные интересы?

– А вот это я и пытаюсь выяснить. Так как насчет ответов на мои вопросы?

Глеб пожал плечами:

– Вы же все равно не оставите меня в покое, – граф кивнул с довольным видом кота, только что умявшего целую крынку сметаны. – Спрашивайте.

И граф начал задавать вопросы.

Разговор затянулся на длительное время, так как вопросов у Эрно оказалось множество. Разных вопросов.

Его интересовало все: случаи из жизни Глеба, его взаимоотношения с другими людьми, политическое устройство земных государств, история, экономика, личная точка зрения Волкова на то или иное событие и многое другое. Попутно он сам рассказывал много интересного о местном мире или проводил сравнение рассказанного Глебом с тем, что существует здесь, втягивал в обсуждение своего собеседника. Поразился, что на Земле кроме людей нет других разумных существ. Фыркнул при описании государственного строя большинства земных государств, заявив, что при прочих равных условиях страны с выборной властью всегда слабее монархических. При рассказе о равноправии – расхохотался, а при разъяснении Глебом таких понятий, как политкорректность, пиар-технологии, журналистика – скривился. Когда землянин сболтнул о секс-меньшинствах, нетрадиционных отношениях и гей-парадах, он длинно и запутанно выругался и, бросив на собеседника настороженный взгляд, хмурым тоном поинтересовался: не имеет ли его Эрно Альтина собеседник к ним отношения. Волков в ответ, отбросив всякую осторожность, не выбирая выражений, высказался и в сторону этих меньшинств, и по поводу подобных грязных намеков, пройдясь попутно и по самому графу. Благо что граф с пониманием отнесся к столь бурному проявлению чувств и не стал применять к своему невыдержанному собеседнику репрессий. Только посоветовал в другой раз быть более осторожным в выражениях – можно и на дуэль нарваться, если собеседник сочтет себя оскорбленным. Глеб понял, что немного перегнул палку, когда переключился на личности. Выдавил из себя невнятные извинения – все же граф первый его зацепил своими подозрениями. Ссора угасла, так и не начавшись, и граф, сочтя инцидент исчерпанным, продолжил расспросы.

Когда беседа, а точнее закамуфлированный под нее мастерский допрос все же закончился, Волков чувствовал себя словно выжатый лимон. Он, с немалым удивлением для себя, отметил, что Эрно Альтин сумел вытянуть из него все, включая даже те события, произошедшие с Глебом, о которых он давным-давно забыл. Вернее, это он так думал, что забыл. Как выяснилось – ошибался. Для настоящего мастера, а Эрно Альтин был из таких, подобные мелочи не стали препятствием. Так же как не стали препятствием попытки Глеба умолчать о чем-либо, Эрно множеством дополнительных вопросов все равно получал необходимый ответ.

Эрно Альтин вежливо попрощался со своим собеседником, поблагодарил за интересный разговор и выразил надежду на будущее продолжение беседы. Глеб, также узнав для себя много интересного, согласился.

Уже на выходе граф, подхватив со стула свой плащ, обернулся и сказал:

– Надеюсь, Глеб, вы уяснили для себя, что не стоит направо и налево козырять своим иномировым происхождением. Поверьте, ни к чему хорошему это не при ведет. – Волков предпочел поверить. – Будет лучше, если все по-прежнему будут принимать вас за Дан хельта.

Высказав такое пожелание, граф покинул отведенные землянину покои.

Глеб некоторое время задумчиво смотрел ему вслед. Потом спохватился, что уже долгое время рассматривает закрывшуюся дверь, выучив наизусть все древесные узоры на ней и, чтоб отвлечься, бросил взгляд в окно. За окном было темно.

– Надо же, сколько времени прошло, а я и не заме тил, – удивился Глеб.

Желудок громко заурчал, напоминая хозяину, что разговоры – разговорами, но кушать тоже требуется. Увы, ужин ему никто не предоставил. Глеб припомнил, что за время разговора кто-то пару раз робко стучался в дверь, и решил, что ужин ему все-таки приносили, только посетитель так заплел ему мозги, что он даже не отреагировал на стук. И еще – пришло ему в голову только сейчас – повадками Эрно Альтин напоминал незабвенного особиста, немало крови попортившего в свое время молодым солдатам, в том числе и Волкову. Впрочем, было бы странно, если бы местный аналог безопасников рано или поздно не нанес ему визит, а в том, что своя служба безопасности здесь имеется, Глеб не сомневался – спецслужбы существовали на Земле во все времена, и вряд ли другой мир чем-то отличается в этом плане.

Но кушать хотелось неимоверно. Возможно, на зверский аппетит повлияло еще то обстоятельство, что в результате прошедшей беседы у Глеба появилась более-менее твердая, конечно, не стопроцентная – но сто процентов, как известно, дает только Госстрах, и то, только при подписании договора, а не при его исполнении – уверенность в том, что жизнь ему все же оставят.

Волков, лелея надежду на чудо, подошел к выходу из отведенных ему помещений и выглянул в коридор. Чудеса бывают – на небольшом развозном столике у стены стоял накрытый поднос, испускающий очень аппетитные запахи. Глеб не стал долго медлить и проворно закатил столик в свои покои.

Глава 3

Недовольно всхрапнув, мощный рыцарский конь, способный нести всадника в полном вооружении, дернулся в сторону, но остановился, осаженный умелой рукой наездника. Лишь переступил пару раз, с хрустом размалывая в труху попавшие под тяжелые копыта корни и ссохшиеся комья земли, да косил на невозмутимо сидящего в седле хозяина влажно поблескивающим глазом, выгибая крутую шею. Стремительно пролетевший мимо так, что был слышен только свист рассекаемого воздуха, сокол – мощногрудый, с продолговатыми черными пятнами под глазами сапсан – развернулся и с пронзительным клекотом завис перед всадником, делая частые взмахи крыльями, чтобы удержаться на месте. Рыцарь – о чем красноречиво свидетельствовали золотые шпоры на сапогах, – протянул вперед руку, и птица тотчас успокоилась, устроившись на этом импровизированном насесте. Подскочивший к наезднику сокольничий в фиолетовом одеянии с гербом сеньора с поклоном принял у него перчатку из толстой кожи с вцепившемся в нее соколом.

– Едут, ваша светлость!

Рыцарь повернулся в седле и бросил на кричавшего настолько выразительный взгляд, что тот побледнел и, судорожно сглотнув, произнес уже намного тише:

– Едут, ваша светлость.

Всадник еще некоторое время морозил провинившегося взглядом. Отвернулся. Слуга облегченно вздохнул, и в это время до него донесся негромкий голос дворянина:

– Пять плетей на конюшне.

– Ваша све… – попытался тот оправдаться. Он на чал работать в замке не так давно, иначе знал бы, что рыцарь не терпит даже намек на возражение.

– Десять!

Некоторые из присутствующих подумали: «легко отделался» или «повезло дураку».

– Да, господин.

Слуга попятился, мечтая оказаться как можно дальше от сеньора. Стоило ему скрыться за спинами других слуг, как он получил затрещину, да такую, что искры из глаз посыпались.

– Ты что пасть свою раззявил, – подтянув его по ближе к себе, зашипел старший слуга, кипя праведным негодованием. – Если у тебя зубов много лишних, так ты только скажи – я тебе их враз прорежу. Ты кто?

Неужто сам советник его светлости здесь передо мной стоит. Ах, слуга! И то правда, какой из тебя советник, чай, у нашего господина в советниках-то бароны да виконты ходят, а не морды деревенские. Молчать! Добр его светлость, добр. Моя б воля – так я тебе, паскуде этакой, голыми руками… – в подтверждение своих слов он потряс своими ручищами перед лицом слуги. – Голыми бы руками, говорю, язычище твой поганый выдернул.

Отвесив провинившемуся еще одну затрещину для закрепления полученного урока, старый слуга с чувством выполненного долга удалился.

Вдали показалась небольшая группка всадников. Ехали они неторопливо, сберегая силы коней.

В стане встречающих поднялась тихая, но присущая каждой встрече суета. Она возникает всегда, независимо от того, как тщательно готовилась предстоящая встреча: кто-то торопливо подтягивал ослабленные ремни доспехов (мало ли что может произойти!), кто-то тихо ругался себе под нос – заразившийся от окружавших людей тихой паникой конь взбрыкивал, мотал головой, сводя на нет все попытки хозяина взобраться в седло. Толпа слуг отхлынула подальше от рыцаря, свысока взиравшего на поднявшуюся суету, словно скала, у подножия которой кипит прибой. Подальше, чтобы не мешать переговорам благородных господ, но не слишком далеко – вдруг будут какие распоряжения. Старший слуга разъяренным медведем носился в толпе слуг, щедро раздавая как распоряжения, так и угрозы: мол, если что не так, то…

Впрочем, как всегда бывает в такой ситуации, к моменту встречи все привелось в порядок: выскальзывавшие из пальцев пряжки застегнулись, конь успокоился, слуги были на своих местах, воины построились за спиной господина, готовые выскочить вперед и закрыть собой в случае опасности, и даже вечно недовольный старший слуга затих.

Новоприбывшие остановились в отдалении, после чего предводитель отряда, в сопровождении двоих человек, неторопливо поехал в сторону встречавших. Остальные, повинуясь требовательному окрику, мгновенно спешились и раздались в стороны, держа наготове луки.

– Не доверяют, – шепнул державшийся по правую руку от сюзерена начальник охраны.

– Вижу, – ответил тот почти беззвучно, не оборачиваясь.

– Щиты наготове держать, – последовала новая команда.

Солдаты напряглись, держа подъезжавших в поле зрения. Кто-то сдвинул руку поближе к оружию, кто-то поудобнее перехватил щит. Врагов у их господина хватало, и излишняя беспечность могла привести к преждевременной кончине. Даже встреча со старыми друзьями – соратниками – сподвижниками – компаньонами (нужное подчеркнуть!) могла иметь совершенно неожиданный исход. А если гости ни в одну из этих категорий не входят? Значит, нужно быть вдвойне осторожным! Вон как сами-то гости осторожничают – стрелки уже и линию выстроили, чтобы не мешать друг другу в случае чего.

Командир охраны, нервно барабаня пальцами правой руки по бедру, бросал настороженные взгляды на выстроившихся стрелков. Не слишком комфортно чувствовать себя мишенью. Хоть самих стрел пока и не видно, но… Много ли времени нужно хорошему стрелку, чтобы натянуть лук и сделать выстрел? Миг-два, не больше! А плохих стрелков – это он знал точно! – среди новоприбывших не было. Не было среди них и слабых духом, не было и молодых, зачастую излишне горячих. Нет, только бывалые ветераны, которые либо погибнут, либо выполнят полученный приказ. Вернее, в данном случае – умрут, но выполнят. Хорошие соратники и опасные враги.

Начальник охраны взглянул на рыцаря и позавидовал его выдержке, тот по-прежнему сохранял полное спокойствие. Конечно, завяжись бой и немногочисленных лучников просто сметут в несколько раз превосходящими силами, но за свои жизни они успеют взять кровавую плату полной мерой. И, естественно, что первыми жертвами будут предводители – никакое искусство фехтования здесь не поможет. Стрелу не отбить мечом, не дотянуться до врага ответным выпадом. Именно это и пугало отнюдь не робкого воина. Наряду со страхом в душе бушевал гнев. Гнев на этих проклятых лучников, заставивших его почувствовать свою беспомощность перед оперенными, стремительными вестниками смерти, на себя, поддавшемуся липким, одурманивающим объятиям страха, на господина, затеявшего эти переговоры и упрямо демонстрирующего свою смелость – словно в ней кто-то сомневается, – выехав под прямой выстрел.

– Сэр Наль, сэр Прово, – произнес обернувшийся сюзерен. – Прошу вас составить мне компанию.

После чего шевельнул поводьями, двинув коня навстречу гостям. Сэр Прово и командир охраны последовали за ним.

Спокойствие на лице рыцаря было просто маской, призванной скрывать любые чувства. Маской, под которой никто не смог бы разглядеть смех. Не смех, а хохот!

«Наль, ты – тупица! – одного мимолетного взгляда хватило маркграфу, чтобы прочитать все мысли подчиненного. – Несмотря на золотые шпоры и гордую приставку “сэр”, ты так и остался тем простым мужиком, что лишь по капризу старика получил рыцарское звание. Быть может, только твои внуки смогут встать вровень с истинными дворянами, Наль. Да, Наль, они, а уж никак не ты. Ведь мало получить дворянское звание – нужно еще признание окружающих, Наль», – мысленно он никогда не называл своего начальника охраны сэром. Впрочем, вслух он никогда так не говорил. Не стоит отталкивать преданных людей, попирая их достоинство.

«Впрочем, наш нынешний гость от тебя не слишком отличается, такой же мужлан. Ведь он так же прям, как и ты. Будет сражаться до конца, даже без надежды на успех, и не колебаясь прикажет перебить нас стрелами, но только если мы сами нападем. Первым он не нарушит слово, что и дает мне возможность демонстрировать храбрость безо всякого риска… почти без риска. Ведь у меня слишком большие планы, чтобы рисковать собой».

Сам он признавал только выгоду и расчет, хоть ни когда явно не демонстрировал своих взглядов, более того, потешаясь в глубине души и даже – чего уж тут скрывать – презирая безрассудно храбрых, честных и излишне щепитильных людей, опираться и доверять – насколько это возможно и… необходимо – он предпочитал только таким. На людях старался не слишком отличаться от них, бравируя и храбрясь. И это у него неплохо получалось! Он имел репутацию отчаянного смельчака. Хотя никогда не рисковал сверх меры.

Да, однажды он лично возглавил атаку своих бойцов, первым влетев в ряды врагов и своим примером воодушевляя солдат, о чем впоследствии пели менестрели по замкам, прославляя его храбрость. Верно, но атака свежих сил тяжелой рыцарской конницы, имеющих к тому же численное превосходство, с разгона ударивших во фланг не успевших перестроиться, измотанных долгим боем всадников на усталых, заморенных конях – не слишком большой риск.

Так же, как восхищались некоторые идеалисты его бесстрашным вызовом герцогскому всевластию, имеющим мало общего с настоящим бесстрашием. Просто было глупо не воспользоваться благоприятной ситуацией. Главное не расслабляться после первых успехов, а продолжать наращивать силы и укреплять свои позиции. Чем он сейчас и занимался.

– Барон Ульф, – рыцарь склонил голову, приветствуя гостя.

– Маркграф Турон… Господа… – ответные слова были отрывистыми, словно команды на поле боя, а вместо плавного поклона – резкий рывок головой вверх – вниз.

– Легка ли была ваша дорога? Как семья?

– Все хорошо, благодарю. Может, быть перейдем к делу? Вы же предложили мне встретиться совсем не для того, чтобы интересоваться здоровьем моей семьи.

– Барон[11]11
  Барон – первый из дворянских титулов высшей знати, может быть как вассалом другого более знатного феодала – на пример, графа, – так и непосредственным вассалом правителя (короля, князя, герцога). Маркграф – феодальный владетель крупного пограничного округа.


[Закрыть], – в голосе рыцаря прозвучала легкая укоризна. – Нельзя же так сразу… Вы не в бою, чтобы рубить сплеча.

– Предпочитаю решить все вопросы сейчас, не откладывая.

– Может, пройдем в мой шатер? Выпьем вина, поговорим. У меня великолепное вино – таренское…

Барон задумчиво пригладил пышные седые усы, почесал переносицу и, махнув рукой, согласился.

Заметив, что сопровождающие барона Ульфа воины спешились, намереваясь последовать за своим господином, маркграф Турон сказал:

– Барон, может, лучше поговорить с глазу на глаз?

– Хорошо, – ответил Ульф, переглянувшись со своими сопровождающими. – Надеюсь, больше ни каких условий?

– Не беспокойтесь, барон, – улыбнулся маркграф. – Больше никаких условий.

Сопровождающие обоих господ воины встали на стражу по обе стороны от входа. Маркграф вежливо пропустил гостя вперед и вошел следом, задернув полог.

Время от времени из шатра до воинов доносились отдельные звуки и слова, но понять по отдельным отрывочным репликам, о чем идет речь, было невозможно. Впрочем, стоящие на страже вассалы и не пытались строить догадки. Пару раз в шатер заглядывал старший слуга маркграфа, лично занося кувшины с вином.

Через некоторое время разговор пошел на повышенных тонах, и стоящие на страже воины напряглись, настороженно ощупывая глазами возможных противников. Прикидывали свои действия на случай, если переговоры между господами зайдут в тупик и перейдут в стадию открытого столкновения. В этом случае людям барона пришлось бы намного сложнее, чем их оппонентам: им пришлось бы с боем прорываться из лагеря маркгафа, и шансов вывести сюзерена живым было немного. Поэтому они облегченно вздохнули, когда барон Ульф стремительно вылетел из шатра, бурча ругательства себе под нос, точнее под густые усы, и, отдав вассалам распоряжение следовать за собой, забрался в седло.

– Господин барон, может, все же обдумаете мое предложение… на досуге, – сказал Турон, стоя на входе шатра и сложив руки на груди. Голос его звучал спокойно, словно и не было разговора на повышенных тонах, но в нем отчетливо проскальзывали нотки угрозы.

– Можете не рассчитывать! – сказал, как выплюнул, Ульф в ответ, направив коня прочь. Следом пристроились его сопровождающие.

Сэр Наль и сэр Прово вопросительно посмотрели на своего господина, но тот отрицательно покачал головой, усмехнувшись чуть слышно:

– Пусть едет, старый дурак…

«Старый дурак» – такое определение он дал своему собеседнику, хоть и сам маркграф не сильно отставал от барона в плане возраста. Да и насчет ума – не все так однозначно. Легко ли простолюдину выслужить баронский титул? Вот-вот!

К шатру подтянулись и многие другие. Сквозь образовавшуюся толпу прорвался молодой парнишка, годков шестнадцати-семнадцати, чертами лица схожий с маркграфом Туроном.

– Отец?!

В голосе парнишки одновременно прозвучали и вопрос о результатах переговоров, и возмущение на то, что родитель предпочел взять в сопровождение старых соратников, а не своего молодого отпрыска. Возмущение было столь неподдельным, что некоторые воины принялись отворачивать лица, пряча улыбки. Маркграф хладнокровно проигнорировал возмущение сына, но счел необходимым отрицательно качнуть головой, отвечая на вопрос.

– И?..

– Жаль, конечно, что барон отказался принять мою сторону, но его отказ ни на что особо не влияет. Отступать уже поздно, так, что пусть все продолжает идти, как запланировано. Возвращаемся.

И все продолжалось в соответствии с разработанным планом…

Были отправлены послания доверенным людям, те в свою очередь отдали распоряжения заранее нанятым и находившимся в полной боевой готовности отрядам наемников. Самым беспринципным, готовым взяться за самую грязную работу – вопрос лишь в цене. Приказ был таков: сеять хаос и страх в приграничных районах герцогства, в прямое боестолкновение с военными отрядами фароссцев по возможности не вступать, уничтожать караваны торговцев, рыбачьи артели, перехватывать гонцов, разорять деревни и села.

Кого интересует – сколько ни в чем не повинных людей будет убито ради амбиций маркгафа Турона? – уж точно не самого маркграфа. Ему было необходимо показать беспомощность фаросских владык, не способных обеспечить защиту своим подданным, а для этого подойдут любые средства. Война все спишет, а бабы новых смердов нарожают! Зато в будущем запуганные жители – те, кто останутся в живых, разумеется, – будут готовы подчиниться ему, Альгерду Туронскому, когда он присоединит их земли к своим владениям, лишь бы все эти ужасы, наконец, закончились.

Конный отряд четырнадцатого пограничного гарнизона возвращался с патрулирования. Солдаты были веселы и в меру беспечны. А чего бояться? Первое время, когда отряд, переведенный приказом герцога ближе к границе, только обустраивался на этих землях, было сложно. Численность гарнизона была слишком маленькой, а подконтрольная территория слишком большой. Неполная сотня бойцов никак не могла обеспечить должную безопасность, но после назначения нового коменданта и пополнения состава полутора сотнями опытных наемников, служивших в одном отряде под командованием нынешнего начальника гарнизона, дела пошли веселее. Наемники быстро объяснили всем асоциальным личностям, кто в этих местах хозяин. Сразу наступили тишь и покой. Ну, насколько это возможно на пограничных землях. Есть чем гордиться! Постоянно действующих разбойничьих шаек нет ни одной, охрана купеческих караванов ведет себя скромно, безобразий не чинят, контрабандисты предпочитают более безопасные маршруты, людоловы тоже стараются обходить стороной подответственные гарнизону земли. Была опаска, что поднявший мятеж маркграф после смерти герцога и его супруги попробует на зуб пограничные крепости фароссцев, тогда гарнизон вновь был пополнен двухсотенным отрядом новобранцев и добровольцами из числа городских стражников их центральных районов герцогства, но время шло, а туронские войска так и не рискнули перейти границу.

Последнее время и вовсе благодать. За полгода здесь объявилась лишь одна шайка бродяг, начавшая грабить по мелочи одиночных путников, в основном крестьян, отправившихся по какой-либо надобности из своей деревни в соседнюю. Отправленный на их поиски отряд управился за неполную декаду. Обошлось без кровопролития. Незадачливые грабители сразу же побросали свое оружие и пустились наутек, стоило только кавалеристам показаться в пределах видимости. Беглецов переловили и свели в ближайший город, передав их из рук в руки начальнику тюрьмы. Дальнейшая судьба преступников солдат не интересовала, да и вряд ли наказание было слишком суровым – ничего такого незадачливые разбойнички натворить не успели. Поработали какое-то время на благо города и были отпущены восвояси, получив напоследок десяток ударов кнутом, на будущее, чтобы помнили, что законы следует соблюдать. Кто-то, может, и в городе прижился, другие тоже нашли где устроиться, но к разбойному ремеслу ни один не вернулся, по крайней мере в зоне ответственности четырнадцатого гарнизона грабежей не было.

Вот и расслабились солдаты, даже полноценных дозоров не выслали. Не считать же за таковые едующую впереди отряда пару всадников, постоянно находящуюся в пределах видимости основных сил.

После недолгих перешептываний, к сержантам, двигающимся во главе колонны, был отправлен делегат из числа десятников.

– Господа сержанты, может быть, в деревеньку по пути завернем? Молочка там холодненького возьмем, горяченького похлебаем, может, пивка по кружечке за кажем? – спросил он, поравнявшись с предводителя ми отряда.

Сержанты переглянулись. Оно вроде как и не положено, но…

– Нам еще по главному тракту проехаться надо, – сказал один. – Не успеем, если будем туда-сюда мотаться.

Бывалый наемник, он хоть и расслабился, поддавшись всеобщей беспечности, но дело свое знал и не собирался манкировать обязанностями. Было сказано – убедиться, что на главном тракте все спокойно. Выполнит и доложит командованию. Все честь по чести. А то раз не проверишь, другой, третий… Отмахнешься. К чему, мол, все и так в порядке? А потом, глядь – уже банда какая на тракте хозяйничает.

– Командир, – просительно протянул десятник. – Мы и не будем возвращаться. Из деревни сразу на тракт отправимся. Подумаешь, уголок срежем. Какая нам разница, где мы на тракт выедем? Верстой ближе – верстой дальше… Приказ-то все равно выполнен.

– Завернем, пожалуй, – с барственной небрежностью сказал второй.

Десятник перевел взгляд на первого сержанта. Находясь в его подчинении, он ждал в первую очередь решения своего непосредственного командира. Тот, после недолгих раздумий, согласно кивнул:

– Заедем. Дозор только предупреди, а то они сей час отворот проедут.

Десятник пустил коня рысью и заорал:

– Эй, служивые, дожидай! В деревню съездим, от дохнем!

Дозорные остановились, заулыбались. Солдаты основного отряда оказались менее сдержанными, разразившись радостными воплями.

– Умолкли! – рыкнул недовольно сержант. – Чего разгалделись? Без отдыха хотите остаться? Так я устрою. Легко. Десятники, наведите порядок.

Солдаты затихли. Суровый сержант, из числа наемников, слово свое держал всегда, о чем было хорошо известно всему отряду. Слово с делом у него никогда не расходилось. Скажет продолжить патрулирование и все – отдых отменяется, извольте выполнять приказ.

Не сказал.

На отвороте сержант повернул коня на дорогу, скорее даже широкую тропу, ведущую в сторону невидимой пока деревни. Солдаты, довольно переглянувшись, последовали за ним.

Вскоре они уже подъезжали к деревне. Бойцы негромко, чтобы повторно не навлечь на себя гнев сержанта, переговаривались и уже предвкушали заслуженный, по их мнению, отдых и немудреные, но приятные солдатскому сердцу деревенские развлечения, когда возглавляющий колонну командир резко осадил коня.

Сержант не сразу сообразил, что заставило его остановиться, но своей интуиции ветеран привык доверять еще в бытность наемником. Шикнул на зароптавших бойцов, заставив их замолчать, он приподнялся в седле, обозревая окрестности.

– Нант, ну, чего ты встал посредь дороги? – грубовато спросил второй сержант. Он уже предвкушал вкус свежесваренного деревенского пива, и потому любая задержка вызывала у него раздражение. – Езжай давай.

– Погоди, – вроде бы негромко, но таким тоном, что отбивает всякое желание спорить, сказал первый. – Неладно что-то.

Молодые бойцы еще находились в плену своих мечтаний, а немногочисленные ветераны, прошедшие не один бой под командованием Нанта, уже приводили снаряжение в порядок, готовясь к любым неожиданностям – своему командиру они доверяли. Если его что-то беспокоит, то это неспроста. Настороженно поглядывая по сторонам, послали коней вперед, подтягиваясь к голове колонны.

Нант достал из поясной сумки змейку, судя по недовольному шипению, та отнюдь не обрадовалась столь бесцеремонной побудке, но сержант не обратил внимания на ее недовольство и принялся поглаживать гибкое тельце. Он часто поступал подобным образом в минуты раздумий. Говорил – мозги лучше соображают. Змейка пошипела еще немного для порядка, но вскоре разомлела от ласки, сама принялась тереться узкой головкой о поглаживающие ее пальцы.

– Тьфу ты, – зябко передернул плечами второй сержант и отъехал в сторону. Змей он не жаловал. – Охота тебе со всякой мерзостью возиться?

– Это не мерзость, а мой талисман. Верно, моя хорошая? – ответил Нант, продолжая гладить своего питомца и бросая хмурые взгляды в сторону деревни.

Все тихо, спокойно, но почему тогда тревожно защемило сердце? И тут до него дошло! Тишина, вот что его обеспокоило. Со стороны деревни не доносилось не звука, но по своему опыту он знал, что такого быть не должно. Звон молота по наковальне из деревенской кузницы, стук топоров, ведь справный владелец всегда найдет, что поправить в своем хозяйстве, перебранка баб у колодца, визги и вопли играющей детворы постарше, плач самых маленьких, шутки и подначки молодежи, кудахтанье и кряканье домашней птицы, мычание коров, ржание лошадей, собачий брех… Где все это?

Подав знак быть всем настороже, он подозвал к себе троих десятников, распорядился обогнуть деревню и въехать в нее с разных концов одновременно. Сигнал будет подан свистом. Насторожить возможного врага он не опасался. Если в деревне их ждет засада, то противникам и так все о них известно – укромных мест, подходящих для наблюдения за окрестностями, в поселении хватало.

Выждав время, достаточное, чтобы все успели занять позиции, сержант проверил: легко ли извлекается клинок из ножен, и тронул коня. Ехал неторопливо, прислушиваясь к каждому звуку. Добравшись до крайних домов, Нант громко свистнул. Дождавшись тройного ответа, он обернулся к второму сержанту, бросил:

– Ну, что, поехали?

Рисковать тому не хотелось, но и позволить уронить свой авторитет в глазах подчиненных… Какой командир пойдет на такое? Тем более что ему с ними еще служить и служить. Поравнявшись с Нантом, он сказал:

– Давай.

Плотной группой – сержанты во главе – они въехали в деревню. Жителей по-прежнему не было видно.

– Надо бы дома проверить, – подсказал Нант. Своих подчиненных он отослал, а командовать чужими без веских оснований не собирался. Его спутник подумал и отдал распоряжение. Два десятка солдат соскочили с коней и группами по четыре-пять человек бросились в ближайшие дома и почти сразу же – много ли времени требуется для обыска небольших крестьянских домиков? – вернулись обратно, никого не обнаружив.

Вдалеке послышались крики солдат, отправленных в обход.

– Вперед! – Нант дал шпоры коню.

Промчавшись по извилистой улице, совершив пару поворотов, едва не снеся по пути забор, он вылетел на всем скаку на деревенскую площадь, осадил коня и замер. Именно здесь, на площади, напротив дома старосты находилось все немногочисленное население небольшого поселения. Сваленные кучей на дощатом помосте тела: порубленные, поколотые, изломанные… Помосте, на котором раньше староста зачитывал односельчанам немногочисленные государственные указы, да устраивала танцульки деревенская молодежь, а теперь превращенном убийцами в выставку своих злодеяний. Женщины, мужчины, дети, старики. Вперемешку… Одной кошмарной, окровавленной массой.

И мухи… Огромное количество мух, кружащих над безжизненными телами.

И запах… Тошнотворный, приторный запах начавших разлагаться под жарким солнцем трупов и сладковатый с примесью железа запах крови.

– Ах ты ж, что творят, ироды! – останавливаясь рядом с сержантом, в сердцах высказался широкоскулый, с мощными надбровными дугами, крепко сбитый воин уже в годах, в потертом гамбезоне с выцветшей эмблемой фаросских гарнизонных войск и провел тыльной стороной ладони по носу, перекосив и так кривой, перебитый шнобель еще больше на сторону.

Собравшиеся на площади солдаты отводили глаза, стараясь не смотреть в сторону помоста. Многие побледнели, некоторых уже вывернуло. Не все успели отбежать в сторону – кто-то опростал желудок прямо себе под ноги, забрызгав рвотной массой не только свои, но и сапоги не успевших отскочить в сторону товарищей. В другой раз нерасторопный боец получил бы за такие проделки изрядную трепку, но сейчас отделался очень легко, заработав только с десяток неприязненных взглядов да парочку ругательств от товарищей покрепче – остальные не решились разжать крепко стиснутые зубы, боясь не выдержать и последовать его примеру.

Неженками солдаты не были. Люди здесь собрались самые разные, но помимо бывших рекрутов, хватало и бойцов поопытнее. Кто-то из них раньше успел побывать в переделках, кто-то был переведен в гарнизон из городской стражи, соблазнившись повышенным жалованьем, но тоже успел насмотреться всякого за время службы, кто-то перешел на постоянную службу из наемников. Случалось и трупы видеть, и укрываться от дождя стрел под щитами, матерясь под аккомпанемент вонзающихся со стуком в деревянную основу щита стальных наконечников, и слышать хриплый вой катающегося по земле товарища с размотавшимися сизыми нитями кишок, и пережимать фонтанирующие алыми струйками раны, чувствуя, как вместе с кровью утекает сама жизнь. Все это было. Суровая, но нужная работа, где с обеих сторон сражались выбравшие солдатскую долю мужчины.