Текст книги "Сокровище"

Автор книги: Дмитрий Сафонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Официант принес поднос с бутылкой самого дорогого коньяка; и четыре широких хрустальных бокала из резервного фонда, приберегаемого для самых особых случаев. Типчик небрежно сунул официанту еще одну купюру, и тоже – крупную. Официант ушел, оставив поднос и полотенце.

Странный посетитель зацепил взглядом один из бокалов, схватил его и долго протирал, пробуя хрусталь глазом на свет. Потом – повесил полотенце на предплечье, взял поднос и направился к Сильверу.

Сильвер негромко кашлянул. Громилы напряглись. Тот, что сидел ближе всех, встал и шагнул вперед, чуть-чуть отодвинув полу куртки, – так, чтобы была видна рукоять пистолета.

Месье Жан остановился и склонил голову, адресуясь непосредственно к главному.

– Кто ты? – спросил Сильвер.

– Человек, которого завораживают сила и власть, – был ответ, и Сильверу он понравился.

Снова раздался негромкий кашель; «ребята» были вышколены так, что слов не требовалось, но телепатией пока не овладели.

Второй громила забрал из рук вора поднос, первый – быстро охлопал субтильное телосложение пришельца и квалифицированно заключил.

– Чистый!

– Что надо? – спросил Сильвер.

Месье Жан вернул себе поднос и снова поклонился.

– Разрешите, в знак моего глубокого уважения и искреннего восхищения, преподнести вам этот скромный дар.

Сильвер прикрыл веки; месье Жан поставил поднос на стол, ловко открыл бутылку и плеснул коньяк в бокал. Вор зажмурил глаза и провел бокалом перед носом; выражение блаженства на его лице сменилось гримасой отвращения.

– Фу-у! Что за пойло? Прошу прощения, этот напиток вас недостоин. Собственно, он недостоин называться напитком.

Сильвер нахмурился.

– Это – мой ресторан, – медленно сказал он. – Хочешь сказать, здесь обманывают клиентов?

Стулья под громилами пришли в движение, громко царапая ножками пол. На побледневшей физиономии вора отразился неподдельный ужас.

– Ну что вы? – затараторил месье Жан. – Как можно! У меня и в мыслях не было! А если и обманывают, то только таких ничтожных, как я. И поделом! Позвольте мне загладить свою вину.

Вор посмотрел на пепельницу с окурками, покачал головой и поставил ее на поднос. Затем – протиснулся между первым громилой и столом, подошел ко второму. Двинул рукой – и пустой стакан из-под пива тоже оказался на подносе. После чего – подошел к Сильверу, стал на колено, снял полотенце с руки и обмахнул им ботинки хозяина.

Это выглядело забавно. Сильвер даже коротко хохотнул; в тот момент, когда странный типчик протирал пустой ботинок; протез: напоминание о девяностых, как и черные кожаные куртки.

Месье Жан обогнул стол, напоследок неловко зацепив третьего громилу; подхватил поднос и накрыл полотенцем.

– Покорнейше прошу прощения, – жалобно проблеял вор и удалился.

– Комик! – сказал первый громила. – Выставить его?

– Он заплатил за коньяк, – рассудил Сильвер. – Пусть еще что-нибудь закажет. Это – бизнес.

Громила наморщил лоб; так, словно только что получил самый ценный в своей жизни совет и пытался запомнить каждую букву.

Тем временем месье Жан подошел к бару, выставил на стойку бутылку, бокалы, грязную пепельницу и пустой пивной стакан. Полотенце интригующе лежало на подносе.

Вор оглянулся, поклонился Сильверу; знал, что каждое его движение не остается без внимания. Потом – взял поднос и снова направился к столу.

На этот раз он не стал дожидаться процедуры обыска; застыл в двух шагах и пошевелил над подносом пальцами, будто что-то солил.

– И все же – у меня есть дары, достойные вас!

Теперь – никакого блеянья; голос звучал уверенно. Вор сдернул полотенце и поставил поднос на стол.

На подносе лежали: мобильный, выкидной нож и пистолет.

Первый громила хлопнул себя по груди, второй – по карману джинсов, третий – запустил руку сзади за пояс. Три пары глаз смотрели на месье Жана: то округлялись от удивления, то – суживались от злобы. Недостающие предметы экипировки были моментально разобраны.

Четвертая пара глаз, желтых с черными точками по краям радужки, оставалась неподвижной. Сильвер мягко положил ладони на стол.

– Впечатляет. Давай еще раз. Ты кто?

– Моя визитка – в вашем бумажнике, – ответил вор.

Сильвер – обеими руками – выстучал на столешнице быструю мелодию. Полез во внутренний карман пиджака, растянутого на локтях и спине. Достал старый истрепанный бумажник, открыл. Из бумажника извлек игральную карту – джокера. Под картинкой пляшущего человечка в дурацком колпаке была надпись, сделанная гелевой ручкой.

– Месье Жан, – прищурившись, прочитал Сильвер.

– К вашим услугам, – поклонился вор.

– Почему такое дурацкое имя?

– Я бы хотел назваться Сильвером. Но это имя было уже занято. Вами, мой господин! – последовал еще один поклон; достаточно глубокий для почтительного, но недостаточно – для подобострастного.

И Сильвер это видел. Громилы ловили каждое его движение, хотя бы мизинца; ждали сигнала, чтобы превратить вертлявого человечка в бессмысленный набор переломанных костей, удерживаемых лишь чесучовой парой, но сигнала не было. Сильвер, по обыкновению, медлил.

– У тебя – ловкие руки, – наконец сказал он.

– Спасибо! – верхняя губа вора взметнулась вверх, обнажив крупные белые зубы. Завитые кончики нафабренных усиков устремились к черным юрким глазам, словно норовили их выколоть. – Мама знала об этом, еще когда я был у нее в утробе.

Сильвер перешел к делу.

– Чего ты хочешь?

– Пять минут вашего драгоценного времени.

Сильвер посмотрел на тарелку: закуски было достаточно. Сильвер потянулся к запотевшему графинчику. Налил рюмочку. И – показал вору на стул. Напротив себя. Не рядом.

22.

Марина перевернула документ и еще раз провела по нему руками; пусть рассыпавшиеся фрагменты получше приклеятся к основе.

– Что это? – спросил Митя.

– Письмо Суворочки.

Корень слова показался Мите знакомым; но суффикс звучал слишком уж игриво. Марина не спешила с пояснениями, поэтому пришлось спросить.

– Суворочка? Кто это?

– Наталья Александровна Суворова, дочь великого полководца. Однажды он сказал: «Смерть моя – для Отечества. Жизнь моя – для Наташи».

– Папина дочка? – уточнил Митя не без сарказма.

Марина оставалась серьезной; видимо, не замечала в выражении «папина дочка» того же подтекста, что и в «маменькином сынке». А, может, в «папиной дочке» его и не было. По крайней мере, в той степени, в которой он содержался в «маменькином сынке».

– Она пишет… Не знаю, кому. Судя по обращению «ма шер», женщине. В письме она рассказывает о последних днях жизни своего мужа. Он сильно мучился перед смертью, – Марина замолчала.

– Бедняга! – наугад отреагировал Митя.

– А мне его совсем не жалко. Заслужил!

Категоричный тон Марины поверг Митю в замешательство.

– Почему?

Марина перестала оглаживать документ, подняла голову.

– Ты не знаешь, кем был ее муж? – Марина смотрела в упор. С едва скрываемой злостью.

– Откуда? – смешался Митя.

– Действительно, откуда? Ведь у тебя отец – самый известный историк, занимавшийся той эпохой.

– Полегче, сестренка! Отец жил с тобой. Для меня он был «воскресным папой».

Марина смягчилась и снизошла до серости брата.

– Ее муж – Николай Зубов. Убийца Павла Первого. Тот самый, который ударил императора золотой табакеркой в висок.

– Павел Первый? – знакомое имя из учебника истории. Короткая глава на пару страниц. Митя не помнил ни единого факта, но хорошо запомнил снисходительную интонацию. – Он ведь был сумасшедшим?

Лучше бы он этого не говорил.

– Только необразованный человек может так считать! – вспылила Марина. – Он был выдающимся государственным деятелем! Настоящим рыцарем! – Марина увидела раскаяние в Митиных глазах и понизила голос. – Вообще-то, он был Великим Магистром Мальтийского ордена.

Слово «мальтийский» звучало знакомо. «Орден» – тоже. Вместе – не складывалось.

– Мальтийский орден? – переспросил Митя.

Марина едва сдерживала негодование. Все можно простить, кроме человеческой тупости. В конце концов, зачем тебе мозги? Едва ли это – просто удобрение для пышных кудрявых волос.

– Есть несколько названий, – вразумляла Марина. – Мальтийский орден. Иоанниты. Они же – госпитальеры. Что-нибудь слышал?

Митя добросовестно напрягся.

– Госпитальеры – типа, как тамплиеры?

– Если говорить на твоем языке – гораздо круче.

– У них тоже были сокровища?

– Только безо всякого «были». Мальтийский орден существует и сейчас. В отличие от тамплиеров. Считается самым маленьким государством в мире, даже меньше Ватикана.

– А Ватикан – меньше Марьино? – подхватил Митя.

– Меньше.

– А Мальтийский орден – еще меньше?

– По площади – да. Они занимают всего три здания. Мальтийский дворец и Магистральную виллу в Риме и форт Сент-Анджело на Мальте. По значению – вряд ли.

Митя почесал нос; спрашивать опасался, но любопытство пересилило.

– А как российский император стал Великим Магистром?

Марина окончательно смягчилась; разговор перешел в русло «скажи-ка, дядя»; самое привычное для историка дело. Она настроила голос на плавное звучание.

– В одна тысяча семьсот девяносто восьмом году Наполеон захватил Мальту, – Митя внимательно слушал, и Марина продолжала. – Рыцари обратились за покровительством к Павлу Первому. Он предложил им переехать в Санкт-Петербург.

– Они переехали?

Можно сердиться на того, кто мало знает. Нельзя сердиться на того, кто хочет узнать.

– Да. И в знак благодарности избрали Павла Первого Великим Магистром. Одно время мальтийский крест был изображен на гербе Российской Империи. Правда, очень недолго. Спустя два года Павла Первого убили в Михайловском замке.

– Зубов? – Митя опять стрелял наугад, но попал точно.

– Зубов, – вздохнула Марина. – И другие заговорщики.

– Может, они искали сокровища? Я думаю, рыцари привезли их с собой.

– Не знаю, что они искали. Но никто из них не разбогател.

– А что стало с орденом?

– Рыцари разъехались из Санкт-Петербурга. По всей Европе.

– Ну, а сокровища? – не унимался Митя.

Марина посмотрела на брата. Не хотелось рушить его фантазии. Но наука – дороже.

– Это – легенда. Нельзя относиться к ней серьезно.

– Но отец почему-то поехал за этим документом. Там больше ничего не написано?

Марина положила документ перед Митей.

– Здесь написано, что Суворочка после смерти мужа нашла в его бумагах страницу из дневника Павла Первого. И спрятала ее.

Митя не взглянул на документ; он поставил локоть на стол, подпер голову, посмотрел на Марину.

– У тебя – проблемы.

– У меня? Да у меня их – множество, и ты – самая большая.

Митя пропустил ее слова, будто не слышал.

– У тебя – проблемы, – повторил он. – И очень серьезные.

– Почему? – насторожилась Марина.

– А что, если в этой странице сказано, где искать сокровища?

23.

Скворцов сидел на стуле, вперившись в черный экран. Он уже видел, как двойника вывели из здания и усадили в лимузин. Ничего интересного. Потом Ковалев закрыл ноутбук, изображение пропало.

– Скворцов! – прошелестел слабый голос.

Скворцов встал и подошел к кровати.

– Я здесь, – он склонился над Виноградовым. – Можете говорить громче. Сиделка глухая, как вы и приказывали.

Мутно-серые глаза с тоской смотрели на Скворцова из-под немигающих воспаленных век.

– Врачи дают мне месяц, – сказал Виноградов.

Слеза потекла по изъязвленному лицу. Щека задергалась; соль разъедала оголенное мясо, причиняя боль.

– Они врут, – Виноградов попытался улыбнуться, но щека продолжала дергаться. – Две недели, не больше. Видишь? Если Господь решил покарать, ничто не поможет. Ни деньги, ни место в списке «Форбс». Ничто!

– В Израиле есть клиника. Я узнавал. У них – неплохие результаты, – Скворцов приосанился и старался говорить бодро. – Не надо терять надежду.

– Надежду? На что? На чудо? Ты же – атеист.

– Я говорю о вас.

– Надежды у меня не осталось, – слеза доползла до уголка рта; Виноградов слизнул ее языком. – Но есть – вера. Я знаю, что меня спасет. Десница Иоанна Крестителя! Рука, которая крестила Христа и касалась его головы!

Скворцов выпрямился, огладил пиджак.

– Не уверен, что у Иоанна Крестителя было три правых руки. Но даже если так, мы испробовали все.

– Да. Испробовали, – согласился Виноградов. – И ни одна не помогла. Потому, что они – фальшивые.

– Скажите, где искать настоящую. И я ее найду.

Виноградов покрутился на подушке, пытаясь принять наименее болезненную позицию; волосы на затылке вылезли, кожа гноилась.

– Ты слышал про рыцарей Мальтийского ордена?

– Про то, как они перебрались в Санкт-Петербург?

– Они привезли с собой три священные реликвии ордена. Десницу Иоанна Крестителя, Филермскую икону Божией Матери, писанную евангелистом Лукой, и часть древа Креста Господня.

Скворцов кивнул.

– Реликвии хранились в церкви Зимнего Дворца. А после революции были вывезены в Европу, где их следы затерялись. Потом десница якобы нашлась. В черногорском монастыре, в Цетинье. Но мы там уже были.

– У меня только одно объяснение, – прохрипел Виноградов и показал глазами на трубочку. Скворцов помог ему вставить трубочку в рот. Виноградов сделал несколько глубоких затяжек, после чего его голос стал звучать более отчетливо. – Павел Первый был не настолько глуп, чтобы выставлять святыни на всеобщее обозрение. Он заменил их копиями. А подлинники – до сих пор где-то здесь, в Санкт-Петербурге.

– Где именно?

– Если бы я знал, то не мучился бы так! – Виноградов подался вперед, намереваясь подняться. Оторвался от подушки на целых два сантиметра. – Найди мне десницу. Прошу! Я отдам тебе все, что у меня есть.

– Я сделаю все, что смогу, – заверил Скворцов.

По ослабевшим мышцам Виноградова пробежала дрожь. Он без сил рухнул обратно на подушку. Рот искривился гримасой боли. Но в мутно-серых глазах поселилась надежда.

24.

Марина от досады стукнула кулаком по столу.

– Я уже говорила! Сокровища – это миф!

Митю это вовсе не смутило.

– Неважно, веришь ты в них или нет! Главное, что верит кто-то другой, – Митя насупился и припечатал. – Тот, кто убил отца.

– Ты думаешь… – у Марины перехватило дыхание. Она по-другому посмотрела на документ. Подтянула к себе и ткнула пальцем. – Ты думаешь, все – из-за этого? Глупости!

– Тебе звонят и молчат в трубку, – наседал Митя. – Квартиру обыскивали.

– Нет. Теперь я думаю, что мне показалось.

Марина попыталась отгородиться от реальности; в детстве она так пряталась под одеялом; но струйка холодного воздуха все-таки заползала, всегда непонятно откуда. И только отец мог ее остановить; подойти, услышав ворочанье дочери, и подоткнуть одеяло.

Сейчас отца не было. Но струйка ползла. В словах Мити была правда.

– А если – нет? – продолжал он. – Если кто-то охотится за этим письмом?

Это действительно многое объясняло.

– Я завтра же отнесу его в полицию, – заявила Марина.

– Пф-ф-у! – Митя с шумом выпустил воздух. – Не сработает!

– Почему?

– Надо сделать это широко. Сообщить всему миру. Тогда смысл охоты пропадет. Кому нужен секрет, если его все знают?

Марина погрозила Мите пальцем.

– А ты соображаешь!

– Я должен заботиться о тебе. У тебя есть компьютер?

Марина оглянулась, неопределенно махнула рукой.

– Да, там, в углу. Я накрыла его салфеткой, чтобы не пылился.

Митя уже стоял у окна. Он снял салфетку и с недоумением уставился на Марину.

– Вот эта рухлядь?

– Рухлядь? Ну, знаешь! Я купила его четыре года назад.

– Четыре года? – Митя рассмеялся. – Да это же – вечность!

25.

Вор вольготно расположился напротив Сильвера. Третий громила, у которого месье Жан стянул пистолет, вытянул ноги и, будто бы случайно, задел вора; при этом – не переставал сверлить его грозным взглядом.

– Говори, – сказал Сильвер.

Вор подался вперед.

– Мой господин! Мне бы не хотелось обременять ваших высокоинтеллектуальных спутников совершенно лишней для их волосатых ушей информацией.

Смахивало на вызов. Сильверу хватило бы пальцев на обеих руках и одной оставшейся после давнишнего покушения ноге, чтобы пересчитать людей, которые осмеливались говорить с ним в таком неподобающем тоне. Но этот вертлявый субчик определенно чем-то очаровывал. Была в нем какая-то завораживающая легкость. А может, дело в том, что в свое время, давным-давно, Сильвер очень любил выступления Арутюна Акопяна; непревзойденный артист работал на сцене с засученными рукавами и доставал из воздуха то колоду карт, то платочек; сам Акопян говорил «платочка», но Сильвер уже тогда понимал, что это – лишь еще один способ отвлечения зрительского внимания. Молодой Петр Силантьев, вдохновленный искусством Акопяна, даже пытался тренироваться и преуспеть в нечестной карточной игре; ровно до тех пор, пока его однажды крепко не побили; тогда-то он окончательно осознал: талант – талантом, но грубая сила – лучше. Особенно – когда речь идет о перемещении денежных знаков из одних карманов в другие.

Сильвер выпил рюмочку, взял нож и вилку, отрезал кусочек селедки и закусил, всем своим видом показывая, насколько поглощен этим занятием. Потом коротко махнул – ножом и вилкой – в разные стороны. Громилы все поняли. Они поднялись и ушли за столик в противоположном конце зала, оставив над головой вора черную тучу мысленных угроз.

– Что за секреты? – спросил Сильвер.

– Помилуйте! Разве в этом городе для вас есть какие-то секреты? – вопросом на вопрос ответил вор.

– Для меня – нет. Но тебя я вижу впервые.

– Потому, что я очень тихий и скромный юноша, – проворковал вор.

– Переходи к делу!

Месье Жан только этого и ждал – заинтересованности.

– На прошлой неделе, – начал он, – недалеко от Московского вокзала, один человек, испортивший зрение над умными книгами, завершил свой жизненный путь.

– Помогли? – сразу ухватил суть Сильвер.

– Чисто по-дружески. Нож в сердце.

– Хочешь знать, кто его подрезал?

Вор поморщился.

– У старика была привычка иметь пустые карманы. Между нами говоря, считаю, что это – правильно. Хотя, с профессиональной точки зрения, – очень грустно. Он все носил в портфеле. Мне нужен портфель.

– Что в нем?

– Термос, бутерброды, носовой платок, старые бумаги. Ничего такого, что могло бы вас заинтересовать.

Сильвер приподнял бровь.

– Хочешь меня обмануть?

– Боже избави! – заверил вор. – Я понимаю, что даже мысль об этом может быть очень опасной для здоровья.

– Я проверю, что там. В портфеле.

– Вы меня опередили! Я сам собирался просить вас об этом.

– Допустим, я найду портфель, – Сильвер потянулся за графинчиком. – Что взамен?

Месье Жан положил на стол узкие кисти, поиграл тонкими длинными пальцами; они порхали над темным дубом, как крылышки колибри, зависшей над цветком.

– Вот эти вот гениальные руки. Когда вам будет угодно и где вам будет угодно.

Сильвер ощерился. Цена его устраивала.

26.

Марина положила трубку на рычаги. Она и не ожидала, что все окажется так просто. Декан согласился, причем – очень быстро.

– Договорилась. Завтра актовый зал будет в моем распоряжении. Ровно в полдень. На один час.

– Здорово! – отозвался Митя, не отрываясь от компьютера.

– Куда уж лучше! Придут от силы пять человек. И это называется «сообщить всему миру»?

– Не волнуйся! Я работаю над этим.

Марина подошла к Мите и заглянула ему через плечо. То, что она увидела на экране, повергло в шок.

– Ты с ума сошел! Я – серьезный историк! Как я потом буду людям в глаза смотреть?

– С улыбкой, – невозмутимо отвечал Митя.

– Немедленно удали! – потребовала Марина.

– И не подумаю. Я разослал приглашения всем своим друзьям. А их – пять тысяч.

– Твои друзья приедут из Москвы?

– Есть из Питера. У меня аккаунты – во всех социальных сетях. Кроме того, я веду свой блог.

– У тебя есть собственный блог? – с нескрываемым презрением спросила Марина.

– А что в этом такого? – парировал Митя. – Как выяснилось, Павел Первый тоже его вел. Только на бумаге.

– Павел Первый вел дневник, – Марина сделала ударение на слове «дневник».

– В чем разница?

– Блог – для бездельников. А дневник – для истории. Видел бы отец… – это казалось ей неотразимым аргументом.

Но Митя и тут не растерялся.

– Он бы меня одобрил. – Митя ни разу не обернулся на сестру; что-то выстукивал на клавиатуре, открывал новые окна и перетаскивал «мышкой». – Мы пропустили обед. Скоро ужин.

– Яичница! – возвестила Марина. – С помидорами.

– О! Фирменное блюдо. Еще пару лет, и ты научишься варить макароны.

Марина окатила гневным взглядом кудрявый затылок, развернулась и, нарочито громко топая, ушла на кухню.

Митя продолжал выжимать из компьютера соки четырехлетней давности. Судя по всему, результат ему нравился. Что бы Марина ни говорила о репутации ученого, сейчас нужно было привлечь внимание.

27.

Виктор сидел на лавочке и читал газету, поглядывая поверх листов на дверь под вывеской «Корсар». Он насчитал уже две подгулявшие компании и три влюбленные парочки, покинувшие заведение, а вор все никак не выходил. Правда, Виктор слышал разговор месье Жана с Сильвером; Валентин задействовал все технические возможности, трансляция была безупречной, но Виктору не хватало визуальной информации. Он знал, что вор может перегнуть палку. И тогда…

Разумеется, разобраться с тремя бандитами, не прошедшими специальную подготовку, не составляло особого труда; полторы секунды, и у каждого из них появилась бы дырка в переносице диаметром девять миллиметров; а уж медленная тупоконечная пуля, выпущенная из пистолета Макарова с близкого расстояния, оставила бы выходные отверстия размером с небольшое блюдце, но что дальше?

Телевизионные сюжеты, журналистские расследования, следствие. Много шума. А для работы группы поиска требовалась абсолютная тишина. Ни слова. Ни взгляда. Ни намека, что они вообще существуют. Поэтому Виктор нервничал.

Наконец дверь открылась, и вышел вор.

Месье Жан поплыл по улице, вихляя бедрами, что, по мнению Виктора, выглядело чересчур вызывающе.

Виктор долго делал вид, что старательно складывает трепыхающуюся на ветру газету, и наконец дождался.

Под красными буквами «Корсар» появились двое громил в черных кожаных куртках: один пялился по сторонам, изображая праздное гулянье, а второй – шагал целеустремленно, ни на секунду не отрывая взгляд от спины вора.

Виктор вздохнул с облегчением, поправил гарнитуру.

– За тобой – хвост!

– Вижу, – ответил вор. – Два упитанных борова с мозгами, заплывшими жиром. Сбросить?

– Ни в коем случае. Пусть думают, что у них все под контролем. Не води их домой. Переночуй в гостинице.

– Не волнуйся, мамочка! – заверещал вор в наушнике. – Я уже взрослый. Найду, где переночевать.

Виктор свернул газету, сунул под руку.

– Я ухожу. Страховки больше нет. Будь осторожен!

– За меня не беспокойся! – ответил вор.

Виктор улыбнулся. Месье Жан доставлял определенное беспокойство, но если касалось работы, – делал ее безукоризненно.

Виктор еще раз посмотрел на громил. Оценил. И по походке, по движениям головы и рук, – понял. У них приказ – только следить. Ничего опасного. Можно возвращаться.

Виктор зашагал в противоположную сторону.

28.

Командор расправил плечи. Все это время он стоял, согнувшись, уперев кулаки в край компьютерного стола, и слушал переговоры: сначала – Виктора с вором, потом – вора с Сильвером, потом – опять Виктора с вором.

– Мы можем проследить, что будет дальше, – сказал Валентин. – Этот терминал подключен к камерам наружного наблюдения всего города. От магазина к магазину, от ресторана к ресторану и так далее.

На экране появился месье Жан; громилы следовали за ним на почтительном расстоянии.

Командор показал на вора.

– Он – всегда такой несерьезный?

– Он – веселый, – робко вступился Валентин.

Анна положила руку на плечо командора.

– Вообще-то, у него есть некоторые психоэмоциональные отклонения… И довольно существенные.

Командор резко развернулся; так, чтобы рука Анны покинула его плечо.

– Что это значит? Он – безумен?

– Скорее, балансирует на грани, – ответила Анна. – Но работа не дает ему соскользнуть на темную сторону.

– Месье Жан, – командор покачал головой. – Откуда это взялось?

– Его зовут Андрей Бука, – объяснил Валентин. – Молдаванин. Начал воровать с трех лет. Ему слишком часто приходится менять имена. Настолько часто, что бывает трудно запомнить. Поэтому с каждым разом он выбирает все более… Экстравагантное.

– Глупо, – сказал командор.

– На мой взгляд, «Сильвер» тоже звучит не очень, – возразил Валентин.

– Ох, уж эти русские воры в законе! Придумывают себе красивые клички, а хоронят их под какими-то простецкими фамилиями. Кстати, почему он Сильвер? Неужели этот узколобый читал «Остров сокровищ»?

– В девяносто втором, во время четвертого покушения, ему взрывом оторвало ногу, – сообщил Валентин. – Так что, похоже, Стивенсона он читал. Да и ресторан называется «Корсар».

– Четвертого покушения? – переспросил командор.

– Всего было около десяти, – поведал Валентин. – Он – живучий. И очень опасный.

Командор усмехнулся.

– Около десяти! Это значит, что с ним работали дилетанты.

Из колонок донесся громкий скребущий звук. На экране замелькал, увеличиваясь и опять уменьшаясь, красный круг с восклицательным знаком в центре.

– Что это? – спросил командор.

– Система автоматического оповещения. Она запрограммирована на поиск и распознавание ключевых слов.

Валентин пробежался по клавишам; открылся подозрительный сайт. На экране возникла яркая картинка: здесь все было в беспорядке. Мальтийские кресты, открытые сундуки, набитые золотом, пальмы и пиратский флаг – «Черный Роджер». Череп и кости.

Командор сощурился. Охлопал себя по карманам, достал из футляра очки, но надевать не стал: держал на отлете.

– «Хочешь узнать, где спрятаны сокровища Мальтийского ордена? Приходи завтра, в двенадцать ноль-ноль, в актовый зал исторического факультета…». – Командор убрал очки в карман. – Такое часто бывает?

– Бывает всякое… – начал Валентин.

По экрану, от левого обреза к правому, поплыла мультяшная блондинка; пышные формы распирали весьма лаконичный купальник; за широкий кожаный ремень были заткнуты кривой кинжал и пистолет; блондинка прижимала пальчик к ярко-алым губам и время от времени подмигивала. Она доплыла до правого обреза и скрылась; тут же снова появилась, опять слева.

– Но такого еще не было.

– Мы должны как-то отреагировать? – спросил командор.

– Мы реагируем на каждый сигнал, – ответил Валентин. – Я свяжусь с Виктором.

29.

Блондинка путешествовала по сети. За считанные миллисекунды она добралась до комнаты с белыми стенами и появилась на огромном экране. Выпрыгнула с левой стороны и поплыла направо.

Скворцов выглядел озадаченным.

– Даже не знаю, как это расценивать.

– Как знак! – заявил Виноградов.

Своей подчеркнутой вульгарностью блондинка напомнила жену; он не видел ее полтора года, и уже год тянулся склочный бракоразводный процесс; поэтому Виноградов обозначал ее не иначе, как словом «бывшая».

– Похоже на бред сумасшедшего, – вставил Скворцов.

– Тогда послушай бред умирающего, – со злостью сказал Виноградов. – Пошлешь туда людей. Мне нужно знать все!

Скворцов кивнул.

30.

Марина сидела в маленькой комнате, смежной с актовым залом, и отчаянно трусила. Из-за двери доносился ровный гул: так шумел Финский залив поздней осенью.

Марина не боялась публичных выступлений; она неоднократно читала студентам лекции, подменяя заболевшего отца, но тогда было совсем другое дело. Она рассказывала общепризнанные факты; то, что собиралась сделать сейчас, было преступлением против науки.

Господи, что я творю? – думала Марина. – Может, еще не поздно убежать? Нет, убегать нехорошо, тогда достанется Мите. Лучше я… Лучше я… Потеряю сознание! Да! Упаду в обморок – чем не выход?

Она огляделась и прикинула, как лучше расположиться на полу, изображая из себя трепетную тургеневскую барышню. Но комната, где отдыхали лекторы в перерывах между «сорокапятиминутками», была слишком маленькой; пришлось бы лечь по диагонали, и то – подогнув ноги. Собственно, а почему бы и не подогнуть?

Дверь открылась, и Митя прервал ее размышления.

– Готова?

Марина что-то промычала в ответ.

– Хорошо. Я тоже готов, – сказал Митя. – В зале – полно народа. А ты говорила – никто не придет. Надо было продавать билеты.

– Что ты со мной делаешь? – всхлипнула Марина.

– Иди!

Митя взял ее под руку и вытолкнул в зал. Теперь…

…оставалось пройти несколько шагов до трибуны. Ноги заплетались, но Марина с этим справилась. Бурные рукоплескания помогли. Марина неловко взошла на трибуну.

– Здравствуйте! – сказала она. И добавила. – Друзья!

«Друзья» замолчали и уставились тремя сотнями пар разноцветных глаз. Митя расположился за пультом управления и оттуда показал большой палец.

Публика собралась самая разнообразная.

Ковалев сел в седьмом ряду, строго по центру. Открыл ноутбук, нацелил встроенную камеру на трибуну и тихо спросил.

– Вам хорошо видно?

Справа и слева от Ковалева сидели молодцы в серых костюмах – люди Виноградова.

Месье Жан пришел пораньше и занял место в первом ряду. Из правого угла пятого ряда за каждым его движением следили двое громил Сильвера; само здание университета казалось им смертельно скучным, а уж актовый зал и перспектива слушать какую-то лабуду и вовсе нагоняла сон; но за вором приказано было следить, и они старались, как могли.

Где-то на двенадцатом ряду слева, среди молодежи, устроились черноволосый Мануэль и желтолицый нервный Юзеф; они шли за Мариной и Митей от самого дома на Марсовом поле.

Между зрительскими рядами, поднимавшимися кверху амфитеатром, и возвышением, на котором стояла трибуна, неторопливо расхаживал Виктор. На шее у него висел бэджик с надписью «Пресса»; такой яркой, что моментально приковывала к себе внимание. Виктор держал в руках большой профессиональный «Кэнон», постоянно фотографируя и закрывая аппаратом лицо; таким образом, он был в самом центре событий, оставаясь при этом незамеченным.

Марина начала выступление. Начала издалека, рассказывая то, что и так было известно. Про образование в 1080-ом году госпиталя в Иерусалиме. Про 1099-ый год и Первый крестовый поход, в результате которого мирные врачеватели превратились в воинственную и могучую силу; стали военно-религиозной организацией, но тяги к лечению не утратили. Про то, как в 1187-ом году, после изгнания из Святой Земли, рыцари перебрались на остров Родос, построили там неприступную крепость и занялись откровенным пиратством, наводя ужас на всех торговцев, пересекавших Средиземное море. Про то, как в 1522-ом году на Родос высадилось двухсоттысячное войско Сулеймана Великолепного, и семь тысяч рыцарей в течение шести месяцев доблестно выдерживали жестокую осаду, после чего им, воздав воинские почести, с оружием и непосрамленными знаменами, позволили отступить на Сицилию. Про то, что уже через семь лет они обосновались на Мальте и принялись за старое – громить и грабить проходящие суда. Отдельно Марина заострила внимание слушателей на том, что рыцари давали три обета: послушания, бедности и безбрачия; поскольку обет безбрачия предполагал отсутствие наследников, все имущество рыцаря после его смерти отходило к ордену. Это была плавная «подводка» к сокровищам.