Текст книги "Узурпатор ниоткуда (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Дубинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Роб, – позвал я, – у меня получается, что триста декалитров вытянут на пять тысяч девятьсот семь килограммов брутто.

Босс усмехнулся.

– Вот видите, даже до шести не дотягиваем…

– Нет, вы уж меня извините, – снова вмешался Курт. – А вы забыли о том, что кроме коммерческого груза у нас обычно находится, так сказать, дипломатический? Вроде взяток, нескольких канистр с питьевой водой и так далее?

– Сейчас обойдемся без взяток. Все уже оплачено, кроме одного момента.

– И у нас на одного человека больше! – не сдавался командир.

Я же сказал: рассчитать по грузу до последний килограмм! – рявкнул Кеженис. Как всегда, когда он кипятился, то начинал коверкать язык. Зато Курт не забыл русские проклятия, это мы услышали все.

– Боюсь, Фенглер, что мы с вами долго не проработаем, – вмиг смягчившимся тоном произнес Робертас. Немец пожал плечами.

Но меня удивляла позиция Майка. Уж кто другой, а он был просто обязан вставить реплику – ведь он же бортмеханик! Или Новинскас из тех, что боссу никогда не возражают, даже мысленно? Правда, специалист он на самом деле никакой…

И Майк действительно высказался:

– Шеф, учитывая последние измерения и результаты технического…

– Короче! – рявкнул Кеженис.

– Можно и короче. Опасности перегруза я не вижу. Если уменьшить массу хотя бы килограммов на двести. В противном случае, прежде чем сесть в самолет, я предлагаю всем написать завещание.

Дэйв выругался по-литовски. Эту энергичную фразу я уже слышал от него раза два в похожих ситуациях.

– Массу груза уменьшать невозможно. Жду дальнейших предложений.

– Можно выбросить эту богадельню из пассажирского отсека. Место только занимает, – предложил Толя, имея в виду странный столик из алюминия и кресло рядом с ним. Кстати, идея неплохая – килограммов сто сразу долой.

– Я мог бы возразить, но не буду, – неприятным голосом произнес Фенглер.

– Действительно, лучше не надо, – промурлыкал Кеженис. – Можете прятать ваши грешки в другом месте.

Речь шла о личном алкогольном запасе штурмана, который – и мы об этом знали – в полете обычно хранился как раз под алюминиевым столиком.

– Кстати, о грешках, – заметил Майк. – Вот и повод, чтобы не связываться с дипломатическим грузом.

– Значит, ни капли виски, – подытожил Роб. – Я согласен.

– Но это нам почти ничего не даст, – продолжил Майк. – Давайте не будем брать с собой воду. Я не верю, что Африка вся поголовно от жажды помирает.

– Ну, еще минус пятьдесят, – сказал я, поскольку питьевая вода была на моей совести. – А вот если сядем вынуждено посреди Сахары, что пить будем, пока спасателей дождемся?

– Вино будем пить! – отрезал Курт. – И в этом случае никакой босс, даже самый злобный, не в силах будет запретить нам это.

Члены экипажа закивали головами. Кеженис открыл было рот, но понял, что спорить глупо. Правда, тут влез Новинскас:

– Если только бутылки не разобьются…

– Если бутылки при посадке разобьются, – веско сказал Толя, – то и вино, скорее всего, пить будет некому.

Казалось бы, черный юмор, да еще накануне вылета, но обстановка вдруг неожиданно разрядилась. Кто-то даже весело хохотнул.

– Хорошо. Еще килограммов пятьдесят, и все будет в порядке, – произнес Дэйв.

– Может быть, есть смысл точнее отмерить запас топлива в баках? – спросил Кеженис. Тут даже я почувствовал, что это вопрос непрофессионала. Странно – уж босс авиакомпании не должен быть дилетантом…

– Это не самая лучшая идея, уж извините, шеф, – произнес Майк. – В любом случае по мере взлета сразу придется выработать килограммов двести. А учитывая обстоятельства, даже больше. В общем, топливо не трогайте. Оно само по себе, груз – тоже сам по себе… Послушайте, а так ли вам нужно сейчас лететь? Как раз минус один человек, и полет точно будет не более опасным, чем всегда.

– Это мое решение, и оно обсуждению не подлежит, – жестко произнес Кеженис. К тому же мне предстоят личные переговоры, и никому из вас я это не смогу передоверить.

– Ebony… and ivory [1]1
  «Черное дерево и слоновая кость», – слова известной песни П. Маккартни


[Закрыть], – тихонько стал напевать Курт. Я не понимал – специально он злит хозяина, что ли?

– Тогда может быть, дадим отдохнуть кому-нибудь из экипажа? – вновь подал голос бортмеханик. – Господин Фенглер запросто мог бы полететь правым пилотом.

– Я точно знаю, кому из экипажа можно отдохнуть, – произнес Курт, глядя на Майка. – Может быть, даже нужно.

– Давайте без намеков, друзья, – воскликнул Роб. – Без бортмеханика и второго пилота мы не полетим, это однозначно… Значит, остается…

И все посмотрели на меня. А я, если честно, даже и не расстроился. Может, и впрямь не судьба?

– Босс, вы приняли соломоново решение, – сказал Курт, и я отчетливо понял, что на этот раз он говорил искренне, без малейшей издевки.

– Нет, и это не дело, – проворчал Кеженис. – У Маскаева тоже будет несколько деликатных встреч, и потом, Андрею придется сопровождать груз не только по воздуху. Кроме него, это сделать некому.

– Не только по воздуху? – переспросил я. – Объясните, пожалуйста, что вы имеете в виду.

– Возможно, наша поездка сильно затянется, – произнес босс. – После выгрузки в Луанде груз надо будет отправить дальше морем… И вот тут-то, Андрей, вы будете как нельзя нужнее. Две-три недели в море вам покажутся хорошей сменой обстановки. Тем временем нам, вероятно, придется сделать два рейса в Европу и обратно. А у вас у единственного пока что нет Шенгенской визы. Это, кстати, безобразие, надо, чтобы вы по возвращении сделали ее себе…

– Ну, вроде все решается? Так? – спросил Майк.

– Вы знаете, по-моему, это впервые на моей памяти такое, чтобы все удачно складывалось, когда наш уважаемый шеф затевает нетривиальную работу, – кисло усмехнулся Дэйв.

– Не все решается, – возразил Курт. – А что, прикажете Андрею своим ходом из Новосибирска до Луанды добираться? Это ж сколько времени и денег надо?

Немцу меньше прочих хотелось видеть меня на борту, я это видел. Это видели остальные, и даже босс, по-моему, захотел слегка за меня вступиться.

– Нет, – сказал Кеженис. – Андрею не придется своим ходом весь путь проходить. У меня есть отличный план.

* * *

В Тбилиси нас встретили два амбала с внешностью горских разбойников. Оба неплохо говорили по-русски, со своим характерным акцентом, канэчно…

– Кто поедет? – спросил один из этой парочки, высокий, коротко стриженный и с усами, как у Буденного.

– Я уже еду, – сообщил я.

– Садись, дорогой, – пригласил меня второй тип, распахивая дверцу новенького «Ауди». Этот был пониже и пошире, без усов, но с золотыми зубами и в плоской кепке. Натуральные бандиты, чтоб мне провалиться!

Но надеясь, что в данный момент эти двое выступают в роли честных бизнесменов, я сел на заднее сиденье, куда меня и приглашали. Золотозубый плюхнулся за руль, усатый расположился рядом с водителем, и машина двинулась в западном направлении. Позади осталось совершенно безликое, на мой взгляд, здание аэровокзала. Говорят, старый аэропорт в Тбилиси очень красив… Но увидеть мне его так и не довелось.

Впрочем, столицу независимой Грузии я тоже не увидел. Не прошло и пятнадцати минут, как машина свернула с шоссе и, миновав развязку, поехала по трассе, окружающей город, если верить указателям. Полчаса хорошей дороги, затем еще полчаса прыжков по кочкам и канавам старой бетонки – и мы остановились возле ржавых металлических ворот в бетонном заборе. Забор был увенчан несколькими нитями колючей проволоки на изоляторах, кое-где порванной и спутанной. Скорее всего, напряжения там уже давно никакого нет, зато две камеры наблюдения, возможно даже, исправные, я приметил сразу.

Усатый вынул мобильный телефон и протарахтел в него энергичную фразу. Затем перешел в режим ожидания. Поскольку ожидание затянулось, оба типа принялись беседовать. Разговаривали они, естественно, на родном языке и при этом очень громко. Вы наверное не раз видели такую картину: едете, например в автобусе в вашем городе где-нибудь в центре России, и вдруг вваливаются несколько азиатов, цыганок или, к примеру, китайцев и начинают громко галдеть по-своему, резонно полагая, что никто их тут не понимает. Очень приятно, ага?

Из дверей КПП высунулся еще один разбойник – с заспанной рожей и в спортивном костюме. Непринужденно почесав чуть ниже живота, он скрылся за той же дверью, а потом заработал механизм, открывающий гремящие стальные ворота. Ворота были старые, но недавно покрашенные суриком, сквозь который просвечивала большая пятиконечная звезда.

Территория складской базы сразу что-то мне напомнила, да так, словно я вернулся на несколько лет назад в прошлое. И долго даже гадать не пришлось – когда-то, наверное, большинство войсковых частей Советской Армии обустраивалось по единому принципу – «все должно быть однообразно подстрижено, покрашено и посыпано песком»… Шутки шутками, но я готов был поклясться, что вон там – два здания солдатских казарм, направо – столовая и всякий обоз, а уж плац, с одной стороны к которому примыкает штаб, а с другой – клуб, ни один бывший военнослужащий ни с чем не спутает.

Однако сейчас по брусчатке плаца не печатали шаг солдаты. Новые хозяева устроили тут стоянку самой разнообразной техники, преимущественно большегрузной – от новеньких «Сканий» до ржавых, разваливающихся «Уралов», тоже, наверное, доставшихся грузинам в наследство от российских военных.

Наш склад находился где-то на отшибе базы. Он был огорожен двумя рядами колючей проволоки, между которыми когда-то ходили караульные. Сейчас караульных я не заметил, да и колючка поизносилась, однако ворота в заборе оказались запертыми и в относительно исправном виде.

Началась рутина. Счет, платежка, накладная, счет-фактура, разрешение на вывоз, опись, таможенная декларация… Муть еще та. Наконец дело дошло до погрузки. Вино было упаковано в тридцать деревянных ящиков довольно крупных размеров – по двенадцать коробок с вином в каждом согласно сопроводительным документам, а в коробке, как водится, двенадцать бутылок емкостью ноль запятая семь… Упиться можно!

– Эх! М-м! Слушай, дорогой, вот ведь кому-то повезет, же! – то и дело восклицал один из грузин-«разбойников». – Настоящий «Хванчкара», такой сейчас только по специальной заявке отгружают!.. Нет, дорогой, погоди вскрывать ящик, сначала мы обязательно выпьем, потом вскроем… Да и зачем его вскрывать, слушай, да! Вот заводской пломба, вот русским языком написано: «Самое лучшее вино в мире»!

На плотно подогнанной евровагонке изгибалась сделанная по трафарету надпись: «Genuine Georgian Wine». Над ней была набита виноградная кисть. Мне это не очень нравилось. Я отлично понимал, что все это – чистейшей воды контрабанда, и так явно разрисовывать ее по меньшей мере глупо. Да и сама деревянная тара – тоже не самый остроумный ход, приведший в конце концов только к увеличению веса брутто. Курт и Майк здорово бранились по этому поводу.

Я так и не сумел настоять на вскрытии всех ящиков. В процессе насильственного влития вина (и притом превосходного) в мою глотку мне удалось добиться вскрытия только одной тары. Там действительно были коробки с «Хванчкарой». На остальные я махнул рукой, тем более, что погрузчик уже ставил их в кузов грузовика.

Я решил, что если с этими грузинами вести деловые разговоры на складском уровне бессмысленно, то надо будет проверить ящики в момент погрузки на самолет, а лучше сразу перед ним.

Дальше пошло как-то странно. Во-первых, водитель длинномерного «ЗИЛа» изображал из себя глухонемого дебила, и судя по его дальнейшему поведению я даже заподозрил, что это примерно так и есть. При этом, когда шофер поднимался в кабину, я заметил, что его куртка слегка оттопыривается в том месте, где бандюки обычно носят пистолеты, а такие нюансы меня жизнь уже научила примечать. А вооруженный молчун-дебил – далеко не самый приятный водитель.

Да и путь до аэропорта неблизкий. Шофер очень напряженно себя вел, когда мы проезжали мимо мобильных блок-постов – боевых машин с бойцами национальной гвардии, которых хватало близ шоссе. Но с другой стороны, мне-то чего бояться? Ведь документы на груз в порядке! Или нет? А ведь если что-то не так, крайним действительно окажусь я. Кто захочет искать невесть где находящегося грузополучателя и неизвестно какого грузоотправителя? Тем более, что экспедитор не умеет писать объяснительные на грузинском языке.

Однако все прошло на удивление гладко. Дважды машина попадала в небольшие пробки у перекрестков, но вдруг откуда-то выныривала легковушка с синим маячком, оттуда вылезал автоинспектор с жезлом, и принимался разруливать ситуацию. При этом, к моему удивлению, преимущество всегда получала полоса движения, по которой ехал наш грузовик. Не думаю, что дело было именно в нем, но подобная предупредительность вызывала некоторое недоумение.

Наш транспорт у КПП летного поля вопреки ожиданию, встретил не шеф и даже не командир, а Толя. По его словам, босс «утрясает» неожиданно возникшие проблемы с оплатой горючего, но на КПП давно уже все «схвачено», и можно было проезжать. Я действительно собирался проверить ящики в момент погрузки на самолет, а лучше сразу перед ним. Но и тут я как экспедитор был почему-то не допущен к своим обязанностям. Вначале неприятный шофер, едва ли не впервые подав голос, заорал, что у него нет ни минуты лишнего времени, и чтобы я, если имею такое желание, проверял ящики после передачи. Автопогрузчик и такелажники уже ждали возле самолета с настежь распахнутым грузовым люком.

«ЗИЛ» уехал. И тут же появился Кеженис. Кстати, на этот раз именно он не дал мне возможности изучить, насколько правильное вино доставлено на борт. Босс вручил мне выправленный на мое имя билет на самолет местной компании «Аирзена» рейсом до Каира, а также бумажку с телефонным номером некоего белого нигерийца, и заявил, что с грузом до моего прибытия справится сам. Регистрация на мой рейс начиналась через считанные минуты. Таким образом я в один момент превратился из авиатора в пассажира, и не могу сказать, что это мне сильно понравилось.

Да и обиделся я слегка на господина Кежениса.

Глава седьмая

Рукоятка неожиданно легко провернула вал двигателя. Гелендвагену, по моим прикидкам, уже стукнуло сорок лет, и перед его прежним владельцем можно было снять шляпу хотя бы за то, что техническое состояние машины тянуло на твердую «четверку» по пятибалльной системе. Масло немного подтекало, но системы охлаждения и питания были в отличном виде. Все было готово к пробному запуску.

– Ну, что, Жаконя, – обратился я к обезьяне. – Попробуем запустить?

Жаконя что-то заверещал, скаля зубы. Возможно, он был не против подобной попытки. Но все же почему-то побаивался этой машины. Он, правда, побаивался и оружия. Наверное, интересные эпизоды приходилось наблюдать этому шимпанзе…

Я нагнулся, ухватился за «кривой стартер» как можно удобнее, и как следует рванул. Конечно, даже такой оптимист, как я, вряд ли может рассчитывать на то, что двигатель схватится с первого же раза… Или даже со второго. Но десять раз подряд я не смог прокрутить рукоятку, и буквально упал рядом с бампером, хватая воздух. Лихорадка, даже самая легкая, всегда отнимает силу, а я ведь еще пер на себе канистру черт знает сколько времени…

Но рано или поздно, а отдышаться я смог. А что делать? Я уже устал себе повторять, что если сейчас все бросить и оставить дела на милость господа, то скоро мою шкуру будут проверять на прочность трезубцами черти. Надо продолжать. Все равно заведется – ведь исправен же!

И я в этом убедился. Примерно через полчаса, когда в очередной раз упал на пыльный грунтовый пол гаража. Старый германский дизель понял, что я – куда более упрямое создание, чем он сам, и согласился немного поработать. Жаконя, услышав звук работающего двигателя, заметался. С одной стороны, ему очень хотелось удрать, с другой – видимо, он понимал, что нам предстоит совместное путешествие. И именно на этой машине, какие бы воспоминания она ни будила в обезьяньем мозгу.

Руки у меня тряслись, когда я включал передачу и отпускал сцепление. Но ничего неприятного не случилось – «Мерседес» выкатился из гаража и сделал полукруг по летному полю; при этом я старался смотреть куда угодно, только не в сторону пиршества падальщиков, хотя там, по-моему, уже все было съедено. Машина слушалась. Все передачи работали, педали не западали, правда, руль оказался с большим люфтом, но это уже казалось мелочью. Я даже поорал на радостях немного, думаю, хорошо, что Жаконя не понимает по-русски.

Вот теперь задерживаться здесь уже точно не было ни малейшего смысла. Я собрал все ценное, что только нашел в гараже, включая гаечные ключи, домкрат, лебедку и лопату. И, поскольку сейчас был оснащен гораздо основательнее, решил посетить сарай, более похожий на склад.

Теперь дверь подалась легко – я прицепил один конец троса за замок, другой – за фаркоп машины и включил первую пониженную… Жаконя при виде вылетающих наружу дверей от возбуждения дважды перекувыркнулся через голову.

Внутри склада я увидел несколько десятков ящиков из хорошо обработанных досок. Ящики были украшены спецсимволом в виде рюмки и изображением стилизованной виноградной кисти. Под рисунками полукругом изгибалась надпись: «Genuine Georgian Wine».

Я не верил своим глазам. Ведь эти ящики сейчас должны плыть в Кейптаун! Что же они здесь делают? Или господин Кеженис уже давно водит меня за нос? Да и не только меня, а остальных членов экипажа тоже? И вообще, а действительно ли внутри «настоящее грузинское вино»?

Я вскрыл монтировкой один из ящиков и сразу же понял, что жажду этим не утолить. Вместо благородного виноградного алкоголя в ящике находились плотно уложенные прямоугольные бруски, упакованные в жесткий вощеный картон. Вытащив один из них, довольно увесистый, я развернул упаковку. Там обнаружилась некая желтоватая масса, довольно податливая, вроде оконной замазки или пластилина. Что-то мне, однако, подсказывало – вряд ли даже такой бизнесмен как Кеженис, полагает, что в Африке на зиму замазывают окна. Да и дети здесь наверняка не лепят игрушки из грузинского пластилина…

В другом ящике, я увидел частично разобранный и аккуратно уложенный ручной пулемет системы Калашникова. И к тому же не один. Да, похоже, здесь действительно целый склад игрушек. Для взрослых. И при этом, черт возьми, для очень взрослых людей…

Вместе с оружием здесь лежала непонятного назначения полуметровая палка из очень плотного и тяжелого дерева, украшенная странными веревочками, с которых сыпалась труха, и инкрустированная блестящими камешками, наверное, самоцветами. С одной стороны палку венчало бронзовое кольцо с перекрестьем, удивительно похожее на классический кельтский крест, с другой – торчал бронзовый же шип длиной сантиметров пятнадцать. В своем основании оно имело четыре грани, каждая примерно по сантиметру с небольшим. Что это? На боевое оружие как-то не слишком похоже. Метать – неудобно, резать – вообще невозможно. Колоть и то замучаешься – коротковата эта штука для пики. Может, это какая-нибудь ритуальная приблуда местных жрецов?

Вот только интересно – это каким же образом грузины смогли подсунуть мне для проверки ящик с правильным вином? Единственно возможный ответ был таким – прежде чем заняться торговлей старым советским оружием, кавказские разбойники долго практиковались в известной игре в наперсток. «Угадай, дорогой, под какой каской граната?»

Я долго – минут пять – думал, есть ли смысл немного облегчить ящики, за которые не так давно сам нес материальную ответственность. Наконец решился взять несколько брикетов пластиковой взрывчатки (не будучи абсолютно уверенным, что это именно она), забрал два автомата, одну винтовку системы Драгунова и один пулемет. Долго разгребал ящики в поисках патронов, и поиски в конце концов увенчались успехом – четыре цинковых коробки с патронами калибра 7,62 скоро тоже оказались в багажнике. Прихватил и странный жезл – на всякий пожарный.

В любом случае, думал я, закрывая багажник, если попадусь в лапы местным боевикам, мне будет почти стопроцентный каюк. Причем без разницы, с ворованным оружием или без. А если повезет выбраться к цивилизации, то я всегда успею избавиться от лишних килограммов металла и пластика… Должен успеть. Зато в случае чего, я вполне готов объявить войну небольшому отряду каких-нибудь недоумков.

Приглашающе помахав Жаконе, я включил первую передачу и осторожно углубился в лес, двигаясь по едва заметной просеке со скоростью пешего туриста, сытого и здорового.

Дорога оказалась на удивление выматывающей. Увидев знакомый силуэт бульдозера, я остановил машину – не чувствовал больше сил вести ее по заросшей, кочковатой просеке. В глазах было темно, мутило страшно. Сколько еще ехать – пес знает.

Жаконя словно чувствовал мое состояние – он лопотал что-то ободряющее, даже погладил меня по плечу – наши, мол, не сдаются… И верно, чего уж тут сдаваться – я ведь на колесах, и с неплохим запасом горючего. И на ночевку есть где расположиться – в знакомой кабине, естественно. Беда только, что жрать нечего, но при мысли о еде и так становится плохо, так что ничего страшного. И вообще, некоторые врачи рекомендуют голодать при высокой температуре – по моим прикидкам, градусов тридцать восемь как минимум я имел, и к ночи были все основания ожидать подъема.

Несмотря на протесты Жакони, в кабину трелевочного трактора я влез в одиночестве. Дружба-дружбой, а ночлег врозь. Кто ее знает, эту обезьяну – вроде добрая и отзывчивая, а вдруг что в башке щелкнет? Или помру я ночью – так что же: и мартышке помирать? Вдруг она не сможет открыть кабину изнутри?..

Но увидеть новый день мне довелось, а это значило как минимум то, что ночью я не умер. Состояние, правда, было не хуже и не лучше, чем обычно, но, по крайней мере, озноб отступил, значит, температура приблизилась к нормальной.

Скрипя зубами от боли в ногах, я вывалился из кабины и некоторое время просто стоял, прислонившись к борту машины – здорово же я притомился во время сна, раз отдых потребовался! А ведь еще машину заводить…

Вспомнил, и опять стало плохо. Захотелось пить, но воду глотать было по-прежнему тяжело. Хорошо, хоть пока зубы не стучат о горлышко… Жаконя неприветливо скалился, глядя на меня – наверное, затаил обиду, что я не взял его с собой в кабину на ночь.

Именно с запуска двигателя я и начал новый день в Африке. Боялся, что если займусь еще чем-нибудь, то подрастеряю последние силы. К счастью, ручку пришлось проворачивать всего дважды, так что я уже стал почти искренне верующим. Осталось заняться «еще чем-нибудь». Я собрал свой скарб, состоящий из пары драгоценных фляжек с водой, бинокля, ножа, небольшого запаса патронов… Позаботился о запасе горючего для гелендвагена – его двигатель оказался довольно прожорливым созданием. Наполнил под завязку оба бака и обе канистры. Поскольку больше никакой толковой тары под солярку не обнаружилось, я скрутил с бульдозера и трелевочника бензиновые баки от пускателей и тоже заполнил их соляркой. И на этом пришлось закончить, к тому же горючее и в большом баке иссякло. Оставалось надеяться, что мне хватит топлива до цивилизации. В нее мне уже с трудом верилось. Я периодически ощущал себя последним оставшимся в живых человеком на всей планете, и только природное упрямство, наверное, заставило меня снова вцепиться в руль и вдавить в пол педаль газа, чтобы поскакать дальше по проклятой просеке. Которая, как ни странно, километр от километра становилась все шире и ровнее.

Жаконя смирно сидел на переднем сиденье, лишь иногда на что-то показывая пальцем и комментируя. По сторонам я не смотрел – дорога все равно была та еще, и мне приходилось внимательно глядеть, чтобы не ухнуть в какую-нибудь особенно глубокую яму, а трава, также как и листва деревьев с кустарниками сливалась в тошнотворные зеленые полосы по всем четырем сторонам от меня. Словом, я не обращал внимания на жесты шимпанзе. Пока что он не сильно волновался, да и меня не сильно беспокоил.

Спидометр машины был отградуирован на привычные километры в час, а не мили. Он работал, и стрелка дрожала около тридцати, а порой и сорока. Счетчик километража тоже работал. Между аэродромом и стоянкой брошенной техники оказалось тридцать шесть километров, а от нее я за день отмахал почти двести в сторону запада. Но с каждым километром силы падали, иногда руки просто сваливались с баранки, а нога то и дело сама по себе теряла педаль газа. В глазах темнело, падающее к горизонту солнце слепило все сильнее. Я уже почти не следил за дорогой, и тем более мне было не до поведения обезьяны, потому я не сразу понял, кто и почему дергает меня за рукав.

Я сбросил газ. Жаконя пищал и гугукал, указывая пальцем немного назад – не иначе, я только что проскочил что-то важное. Что? Может, указатель какой?

Я дал задний ход – разворачиваться сил не было. «Мерседес», глухо урча, откатился метров на пятьдесят в обратном направлении, и я не сразу поверил своим глазам, когда увидел по левую сторону дороги этот «указатель».

* * *

На столицу Нигерии опускался вечер, когда египетский самолет совершил мягкую посадку в аэропорту Лагоса. Я сумел хорошо выспаться во время полета, который прошел очень спокойно и гладко, а потому был настроен благодушно. Даже пограничный контроль я принялся проходить с улыбкой. Симпатичная иссиня-черная нигерийка (не пора ли мне возвращаться домой?) тоже мило улыбалась. Она взяла мой паспорт и принялась задавать стандартные вопросы. «Ваша фамилия, сэр? Ваше имя, второе имя, если есть, сэр? Вы откуда прибыли, сэр? Цель вашего прибытия, сэр? Вас кто-то встречает, сэр? Что вы мне дадите, сэр?»

Был прекрасный вечер. Жара уже спала, в помещении аэропорта царила приятная прохлада, доносимая кондиционерами и распространяемая вентиляторами. От чиновницы пахло недорогими, но приятными духами, она белозубо улыбалась, как и все вокруг. Улыбаясь, я стал выяснять, что, собственно, нужно давать и зачем. Женщина улыбнулась еще благожелательнее и принялась повторять свои вопросы с самого начала. «Ваша фамилия, сэр? Ваше имя, второе имя, если есть, сэр? Вы откуда прибыли, сэр? Цель вашего прибытия, сэр? Что вы мне дадите, сэр?»

Я по-прежнему ничего не понимал. Чиновница уже не улыбалась. Она более пристально стала изучать мой паспорт и начала задавать менее приятные вопросы, касающиеся виз и печатей, которые ставили паспортные разбойники в многочисленных аэропортах.

«Кто ставил визу, сэр? А почему там? А почему не здесь? А где ваш контракт, сэр, если у вас деловая поездка? А кто вас встречает, сэр?»

Очередь недовольно загудела. Чиновница захлопнула мой паспорт и нажала какую-то кнопку. Моментально появился мрачный верзила-сержант в форме цвета кофе с молоком. Проклятье! Девушка вымогала у меня элементарную взятку, видимо, не слишком большую, надо было дать гринов двадцать, но я опоздал. Верзила препроводил меня в душную комнатку без окон, где уже сидел еще один полицейский, играющий на допотопном компьютере в знакомую до боли игру – первый «Квейк». Сержант занудным голосом начал повторять ритуальную песню.

«Фамилия? Имя, второе имя, если есть? Откуда прибыли? Нет, не откуда прилетели этим рейсом, а откуда вылетели изначально? Литва – это где такая? А Грузия – это где такая? Вы уверены? Цель прибытия? Вас кто-то встречает? А почему до сих пор не встретили? Вот бланк, пишите объяснительную».

Я уже серьезно обалдел, но не до такой степени, чтобы собственноручно писать себе приговор, тем более что в заголовке бланка были весьма зловещие слова «crime facts». Начни я что-то письменно излагать по факту своих «преступных деяний», как меня тут же возьмут за хобот – с подобными приемчиками я как-то раз на родине сталкивался.

– Я не умею писать по-английски, сэр, – начал я «пестрить мурочку». – И не понимаю, что от меня требуется.

– Пишите как умеете, – последовал ответ.

Вспомнив кстати анекдот про грузинского автоинспектора, я сказал, что умею писать только цифры, конкретно – пятьдесят. Что-то мне подсказывало, что за меньшую сумму я вряд ли отсюда выберусь. Мне посоветовали написать хотя бы двести. Я по-настоящему разозлился и заявил, что не дам им нисколько. Полицейские неожиданно легко согласились на полсотни баксов, и также неожиданно легко выпустили меня из своей псарни.

На таможенном контроле история повторилась. Когда очкастый чиновник вкрадчиво спросил, что я ему дам, я ответил, что у меня уже все забрали полицейские. И показал на сержанта, который реял в отдалении, для меня уже относительно безопасном.

Короче говоря, я миновал таможню бесплатно и через несколько секунд благополучно оказался на территории Нигерии. Испорченное полицаями настроение немного улучшилось, но чтобы закрепить эффект, я начал зыркать глазами по помещению аэровокзала в поисках питейного угла. Таковых в пределах видимости не оказалось, и я вспомнил, что здесь уважают не только понятия, но и законы Шариата. А значит, на выпивку рассчитывать можно только в европейском ресторане и по соответствующей цене.

Настроение снова пошло вниз, особенно когда я мысленно пересчитал наличность, которой располагал. А располагал я пятьюстами долларов, которые надо будет отдать Катлеру, и еще менее чем двумя сотнями на карманные расходы. Три раза дать взятку и один раз чем-нибудь перекусить. На сутки в аэропорту должно хватить…

Кстати, сутки мне сидеть тут даже и не нужно. Если этот Катлер где-то рядом, то утром мы вылетим в Луанду.

Но в зале никого, по приметам даже отдаленно напоминающего Катлера, не было видно. А Роб сказал однозначно: высокий, светловолосый, с аккуратной бородой. Немного похож на Хемингуэя.

Можно не упоминать даже, что Джон Катлер – белый. Но из белых в аэропорту, похоже, сейчас только я один.

Надо позвонить… Но мобильник в местных сетях работать отказывался, а на таксофон нужна карта. Где бы ее приобрести?

Я стал искать пункт, где можно купить телефонную карточку. Ничего подобного в здании не нашлось, лавочки все были закрыты, также как и пост-офис. Я поймал какого-то служащего и предложил десять долларов за возможность позвонить. Тот осклабился и вежливо сказал, что по служебной связи пассажирам звонить нельзя, что никакой карточки у него нет, а кроме того, телефоны не работают по причине обрыва проводов…

Это было похоже на правду. Как раз я заметил, как один из прилетевших, одеянием похожий на бедуина, тщетно пытался кому-то позвонить. Телефоном, похоже, он пользоваться умел, однако никакого проку от этого умения не было. Подобрав чемодан, бедуин направился к выходу. Едва он оказался снаружи, как на него, словно пираньи, набросились таксисты, наперебой предлагающие свои услуги. Карточку он по рассеянности оставил в щели аппарата, и я не мог не воспользоваться такой возможностью. Впрочем, таксофон был скорее мертв, чем жив, и когда связь наладится, никто мне толком сказать не мог. А может, просто не хотел. И вообще, с наступлением сумерек местные совсем прекратили вежливо улыбаться, и только зловеще скалились.