Текст книги "Реглан для братвы"

Автор книги: Дмитрий Черкасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

ГЛАВА 7
ОДИН РАЗ – НЕ СКАЛОЛАЗ

Солнце, воздух и вода,

Это, дети, ерунда.

Лишь здоровый прагматизм

Укрепляет организм.

Лозунг на фасаде детского сада тюремного типа.

Денис вышел из «таблетки» [136]136
  «Таблеткой» в Питере именуется наземное строение станции метрополитена «Площадь Восстания», которая сама на жаргоне называется «Лошадь Восстания».


[Закрыть] на улицу, в плотном потоке пешеходов неторопливо пересек Лиговский проспект, бросил горсть мелочи в картонную коробку с крупной, написанной фломастером просьбой помочь на содержание собак в частном приюте, миновал гостиницу «Октябрьская», свернул налево в короткий переулочек на задворках здания городской налоговой полиции, протопал мимо парочки торговых павильонов и шеренги сверкающих джипов, распахнул дверь ресторанчика «У Рудольфа», славного своей кухней и гостеприимностью владельцев сего заведения для набивания животов, поднялся вверх по мраморной лестнице на второй этаж, вежливо кивнул миловидной девушке за барной стойкой, жестом остановил даму-метрдотеля, направившуюся к гостю, дабы провести того за приглянувшийся столик, прошествовал в большой зал и уселся на свободный стул у длинного стола, уставленного огромным количеством тарелок с мясными и рыбными закусками, салатами и кружками пива «Крушовица».

Подкрепляющийся коллектив в лице Ортопеда, Глюка, Кабаныча, Садиста, Горыныча, Мизинчика, Игоря Борцова и еще десятка братков радостно поприветствовал вновь прибывшего соратника по борьбе за светлое капиталистическое будущее.

Рыбаков заказал подскочившей официантке двойную порцию тигровых креветок и свиное колено с кнедликами, налил себе апельсинового соку и умиротворенно откинулся на спинку стула, расслабляясь в кондиционированной прохладе ресторана после прохода по испепеляющей жаре улицы.

Посещать кабачок «У Рудольфа» считалось в братанской среде признаком хорошего тона.

Кормили там отменно, интерьер обеденных залов, выдержанный в средневековом стиле, настраивал посетителей на спокойный лад, а подаваемые напитки были выше всяких похвал. Особенно радовали свежайшее чешское пиво и настойка «Бехеревка», рюмочкой которой так славно завершить плотную трапезу.

Да и цены в ресторане были вполне приемлемыми, не опустошавшими лопатник [137]137
  Лопатник – бумажник (жарг.).


[Закрыть] даже после обеда на четверых с пятью переменами блюд. Что ценилось в среде людей, умевших считать деньги.

Денис выпил сок, налил себе еще и вклинился в спор Ортопеда и Мизинчика, рассуждавших о качестве современной российской прозы. Первый бухтел о необходимости расстреливать авторов-графоманов, дабы другим неповадно было писать всякую фигню, второй выступал за более мягкие методы наказания типа публичной порки розгами и запрета на профессию.

В качестве примеров оба братка избрали разрекламированную мастерицу «иронического» женского детектива Дарью Гонцову, чьи многостраничные тупые опусы приводили в ужас людей с минимальным литературным вкусом, и эстетствующего грузина-журналиста, пишущего под псевдонимом Буба Акынин.

– Стрелять, стрелять и стрелять, – ворчал Грызлов, не забывая отправлять в широкую пасть толстые ломти ветчины и буженины, запивая их огромными глотками пива из фирменной литровой кружки. – Другого, блин, пути нет...

– Есть, – возражал Кузьмичев, отдававший должное салату оливье. – Твои экстремистские замашки приведут только к тому, что за год перебьют девяносто процентов писателей. Потому что разному пиплу нравится разное чтиво. Надо сечь, чтобы думали, как писать. Причем сечь в первую очередь издателей. Это конструктивный, блин, путь.

– Давать малых прутняков, как сказано у Хольма ван Зайчика, – сказал Рыбаков.

– И отбирать эрготоу [138]138
  Эрготоу ((c) Хольм ван Зайчик) – самогон двойной очистки.


[Закрыть] у авторов, – прогудел Горыныч, неожиданно явив глубокое знание хорошей литературы.

Окружающие с уважением посмотрели на подкованного Даниила, знающего столь мудреные слова.

– Но вообще-то, – заявил Рыбаков, – методами телесных наказаний или расстрелов привить вкус к достойному чтению невозможно.

– Это почему? – нахмурился Ортопед.

– Потому что сначала нужно заняться повышением культурного уровня потребителей продукции, – Рыбаков свернул в тоненькую трубочку пластинку бастурмы. – Ибо без воспитания читателей в духе неприятия графоманства лупить авторов бессмысленно. То же самое относится и к телевидению. Пока зритель или читатель не проголосуют кошельком, ничего не изменится. Могу привести аналогичный пример из твоей, Миша, жизни.

– Ну, приведи, – обреченно согласился Грызлов.

– Твои заслуживающие всяческого уважения методы борьбы с автомобильными ворами. Помнишь, к чему они привели? Но ведь они так и не искоренили воровство. Даже в твоем районе...

– Это да, блин, – вынужден был согласиться Ортопед.

Мелкие воришки, разбивавшие боковые окна машин и похищавшие магнитолы и просто оставленные в салонах вещи, были настоящим проклятьем Выборгского района, где проживал досточтимый братан. Не проходило ночи, чтобы в районе не разбивали два-три десятка стекол, вводя хозяев четырехколесных железных друзей в расходы, несопоставимые с мизерной стоимостью исчезнувшего имущества.

Засады, организуемые сплоченными коллективами живущих в одном доме автовладельцев, ни к какому результату не приводили. Летучие группы воришек, наполовину состоявшие из местных наркоманов, заранее узнавали о вставших в караул мужиках с монтировками и к находящимся под наблюдением машинам не приближались.

Ортопед, всего за год четырежды отгонявший свой внедорожник «Toyota Landcruiser» для установки новых боковых стекол взамен выбитых, озверел и решил лично поставить точку в затянувшемся противостоянии.

Немного поразмыслив и обсудив проблему с коллегами, Михаил приобрел в подземном переходе станции метро «Площадь Александра Невского» три вместительные кожаные барсетки с выдавленными на них логотипами «Gucci» и кодовыми замками, кои сразу не вскроешь, а надо ломать отверткой. Внутрь барсеток Грызлов поместил по две гранаты РГД-5 [139]139
  РГД-5 состоит из корпуса с трубкой для запала, разрывного заряда и запала УЗРГМ (УЗРГМ-2). Обтекаемый корпус собран из верхней и нижней частей, каждая из которых включает внешнюю оболочку и вкладыш. Отверстие для запала при хранении закрывается пластмассовой пробкой. Имеется учебно-имитационный вариант УРГ-Н. Из зарубежных копий РГД-5 можно упомянуть китайскую гранату «Тип 59». Масса гранаты 310 г.; время замедления 3,5-4,5 с.; радиус убойного действия осколков 25 м.


[Закрыть] и договорился о размещении ловушек с двумя пацанами из дружественной бригады, проживавших с Ортопедом в одном дома-корабле.

Поздним вечером народные мстители положили на передние пассажирские кресла своих машин по барсетке, аккуратно выдернули кольца из запалов и прикрыли дверцы. Автомобили было решено не запирать, дабы воришкам даже не пришлось бы бить стекла. Затем Грызлов пригласил соратников по искоренению мелкой преступности к себе и они засели при выключенном свете на кухне, попивая хорошую водочку «Синопская», вполголоса рассказывая друг другу разные поучительные случаи из жизни и чутко прислушиваясь к доносящимся с улицы звукам.

В полпервого ночи громыхнуло.

Братки высунулись из окна и с удовольствием узрели в полусотне метров от подъезда четыре раскинувшихся тела, нашпигованных осколками двух гранат.

– Айн! – почему-то по-немецки сказал Ортопед и обвел взглядом двор. – И где же цвай?

«Цвая» ждали недолго.

От гаражей-ракушек к помойке метнулись три тени и спустя несколько секунд за мусорными бачками полыхнула яркая вспышка, сопровождаемая звуком двойного разрыва.

А тут и «драй» подоспел.

Правда, третья барсетка-ловушка сработала немного не так, как рассчитывал Михаил.

Тупые торчки вскрыли ее прямо в салоне джипа Грызлова. Прижатые крышкой барсетки фиксаторы гранат отщелкнулись и через три с половиной секунды двух придурков разорвало в клочья вместе с кожанными креслами роскошного внедорожника. В стороны отлетели четыре оторванные дверцы и лобовое стекло.

Примчавшиеся менты констатировали наличие девяти трупов, покореженную «тойоту» и начали расследование происшествия. Дознание шло долго и мучительно, пока наконец не завершилось прекращением уголовного дела с квалификацией «массовое самоубийство» в связи со смертью потерпевших.

Но на общую ситуацию в районе гибель трех групп наркоманов оказала незначительное влияние. Разве что во двор к Ортопеду воришки опасались заходить, справедливо подозревая его обитателей в склонности к излишней жестокости...

– Или, – Рыбаков продолжил свою мысль, – возьмем почтенного Армагеддонца...

– А что я? – удивился Василий Могильный, на мгновение оторвавшись от обгладывания здоровенной кости, ранее скрытой под толстым слоем мяса свиного окорока. – Я ничего...

– Ага, – засмеялся Денис. – Кто же тогда похитителей автоэмблем наказывал? Пушкин, что ли?

Армагеддонец молча заработал челюстями.

Кражи фирменных знаков с машин также являлись большой проблемой для владельцев иномарок. Каждая эмблема стоила десять-двадцать долларов и пользовалась большим спросом у воришек. Тем более, что сковырнуть мерседесовскую звезду или бело-синий значок с BMW – это не в салон лезть, подцепил перочинным ножом, секунда – и готово. Машина же после этой нехитрой операции приобретала несообразный вид, сильно раздражавший хозяев, вынужденных тратить время на поездку в магазин запчастей и покупать утраченную эмблему. Причем частенько так бывало, что покупалась своя же, содранная с капота несколько часов назад.

Могильный, которому надоело раз в неделю мотаться за синими овалами с надписью «Land Rover» и крепить их на своем джипе, придумал радикальный способ охраны фирменного знака. Он установил в моторном отсеке мощный конденсатор, заряжаемый от штатного аккумулятора, подвел провода к алюминиевой окантовке эмблемы и спокойно отправился спать.

Ночью прошел дождь.

Выйдя поутру из парадного, Армагеддонец наткнулся на три скрюченных хладных тела сотрудников ППС, лежавших друг за дружкой перед капотом его вседорожника, застывший неподалеку УАЗик с распахнутыми дверцами, из которого хозяйственные местные хулиганы уже успели выдернуть рацию и пару передних сидений, и понял, что с мощностью конденсатора он немного переборщил. Надо было ставить не статысячевольтовый разрядник на пять ампер, а поменьше. Тогда бы друзья похитителя автоэмблем, пытавшихся оттащить его от джипа, остались бы живы.

Василий почесал репу, отогнал свой «Land Rover Discovery» за угол дома, а затем с наслаждением наблюдал броуновское движение районных мусоров, никак не способных понять, кто и каким способом отправил на тот свет трех их молодых коллег...

– С ментами вообще, блин, весело, – Гоблин вспомнил происшедшую с его соседом историю. – Приятель мой решил на всякий случай обезопасить квартирку от домушников. Хоть и сигнализация стояла, но всё таки... Нафигачил в бутылку с коньяком цианида, да и водрузил ее по центру стола на кухне. Типа – угощайтесь, граждане воры... Сам на дачу свалил. Приезжает – дверь децл [140]140
  Децл – немного (жарг.).


[Закрыть] приоткрыта, а на кухне два трупа в форме. Увошники [141]141
  УВО – управление вневедомственной охраны.


[Закрыть], мать их... По охраняемым объектам шакалили, пока хозяева в отъезде. Пешочком, блин, без машины. Геморроя потом с труперами было – не передать! Пока в подвал оттаскивал, пока то, пока сё... Ужас, короче.

– Мусора – они такие, – согласился Стоматолог. – Куда не плюнь, обязательно в легавого попадешь...

* * *

Президент холдинга «Сам себе издатель» Игорь Васильевич Дудо подергал дверь личного сортира, в котором он просидел последние десять минут, но распахнуть ее не смог.

Итальянский замок с фигурной задвижкой опять преподнес сюрприз, заклинившись в самый неподходящий момент.

Роскошный офис холдинга, расположенный в одном здании со станцией метро «Приморская» и отделом транспортной милиции, благодаря чему Дудо экономил на охране помещений, был оборудован под чутким руководством Игоря Васильевича и нашпигован разными хитрыми приспособлениями, кои гендиректор выписал по каталогу. Проводившая ремонт «Сам себе издателя» бригада строителей поначалу была счастлива от обилия заказанных дорогостоящих материалов и объема сложных высокооплачиваемых работ, однако по истечение непродолжительного времени, когда пришел час получать по счету, книготорговец предъявил кучу претензий по качеству исполненного и закрывать смету отказался. Рассудив, что работягам и аванса хватит.

Мелкое кидалово по отношению к своим работникам и деловым партнерам вообще было фирменным стилем Дудо.

Крысятничал Игорь Васильевич во всём.

Он штрафовал работников за свои же ошибки, придирался к любой мелочи, заставлял подчиненных просиживать в офисе допоздна, не оплачивая им свехурочные, организовал фирму по перепродаже книг собственного издательства, чтобы дополнительно рубить по полтинничку с каждого экземпляра, нанимал людей с трехмесячными испытательными сроками, в конце которых заявлял, что те не справились с должностными обязанностями и могут проваливать на все четыре стороны, получив в бухгалтерии деньги из расчета одного МРОТ [142]142
  Минимальный размер оплаты труда, в настоящее время – 300 рублей в месяц.


[Закрыть], не гнушался даже проверять, чем обедают редакторы, корректоры, верстальщики и секретари, а если видел, что кроме хлеба и чая они позволяют себе вкушать колбасу и сыр, устраивал разнос, истошно вопя о «зажравшихся» сотрудниках, устраивающих пир в то время, когда надо корпеть над планами, рукописями и макетами.

Гнев Дудо испытывали на себе даже верные стукачи президента во главе с начальницей производственного отдела холдинга. На них он орал, естественно, реже, но всё же случалось...

Игорь Васильевич потеребил золоченую ручку, облизал пухлые губы и попытался выдавить дверь плечом.

Сто десять килограммов жира президентского тела напряглись, но, окромя внезапно вырвавшегося из глубин Дудо тоненького пука, ничего не произошло.

Дверь стояла намертво.

Глава холдинга приложил ухо к филенке и прислушался.

Из приемной доносились веселые голоса его водителя и секретарей.

– Эй! – Игорь Васильевич постучал ладонью по двери. – Слава!

Шофер не откликнулся, занятый приготовлением кофе себе и трем девушкам.

– Вячеслав! – немного громче позвал Дудо.

Ответом на его призыв был взрыв хохота после удачной шутки зашедшего в приемную второго водителя, обслуживавшего «мерседес» главного редактора.

Дудо несколько приуныл.

Его личный сортир был расположен в предбаннике и отделен от приемной еще двумя дверями с хорошей звукоизоляцией. Поэтому не был удивительным тот факт, что служащие не слышали стуков высокого руководства...

Частое посещение туалета было для Игоря Васильевича необходимо и связано с особенностями его желудочно-кишечного тракта. Вернее, даже не с особенностями, а с напрочь сорванной перестальтикой кишечника, из-за чего позывы к облегчению приходили внезапно и к ним требовалось прислушиваться, дабы не запачкать брюки.

И всё по причине стремления президента холдинга выглядеть спортивно и поджаро.

Дудо, как и большинство россиянцев, был зело ленив, однако хотел иметь атлетическую фигуру, притягивающую женские взгляды на пляже. Посещать тренажерные залы ему было некогда, поэтому он избрал иной путь к совершенству, для начала купив электропояс «Энерджайзер». Трехсотдолларовый эластичный пояс стимулировал брюшные мышцы посредством посыла регулярных электрических импульсов, заставлял их сокращаться и спустя пару месяцев должен был привести к тому, что на месте обвисшего брюха главы «Сам себе издателя» возник бы рельефный плоский живот. Для Игоря Васильевича, похожего со стороны на большую перезревшую грушу, к которой по странной прихоти матушки-природы пришпандорили короткие ножки и ручки, сие было весьма актуально.

Однако «Энерджайзер» сработал немного не так, как обещалось в рекламе.

Внешнее электрическое воздействие на живот Дудо никак не отразилось на объеме пуза, а привело к почти полному отказу кишечника исполнять свои функции. Гладкая мускулатура решила уйти на покой, предоставив свои обязанности неутомимому поясу на батарейках.

Промучавшись двухнедельным запором, Игорь Васильевич бросился к врачам, которые для начала поставили ему ведерную клизму, а затем прописали кучу препаратов, должных в течение года-двух вернуть кишкам прежнюю работоспособность. Не очень приятным побочным эффектом этих лекарств был расслабляющий, причем внезапный и непросчитываемый. Дудо могло прихватить и в кабинете, и в машине, и на деловой встрече. Именно поэтому он предпочитал не выезжать из офиса, а назначать переговоры на своей территории, где путь в сортир был короток и проторен...

Президент холдинга глубоко вздохнул и снова застучал ладонью по коварной двери.

* * *

– Что это за грохот? – шофер главного редактора навострил уши и принял из рук одной из секретарей чашечку свежезаваренного кофе.

– Дудо опять в нужнике застрял, – спокойно объяснил Вячеслав и уселся в мягкое кресло. – Раз в пару недель дверь клинит. Ты, Серега, не обращай внимания...

– Так помочь вроде треба, – неуверенно сказал Серега.

– Пущай посидит еще, – отмахнулся президентский водитель. – В прошлый раз он там сорок минут торчал. Сегодня надо перекрыть это достижение, довести время до часа, не меньше.

– Можно сказать, что Василич идет на рекорд? – предположил Сергей.

– Можно и так, – согласился непочтительный Славик. – Или, что мы выводим новый вид издателя – Дудо очковый, самозапирающийся...

Секретари прыснули.

– Ну вот, – Вячеслав вернулся к истории, которую он рассказывал до прихода шофера главного редактора. – Вызывает меня это толстое чувырло и говорит – «Надо съездить в типографию, забрать плёнки...». Типа, с ними чё-то не то, опять Яна Гурьевна напортачила...

* * *

Дудо опустил крышку унитаза, разместил на ней свой круп пятьдесят восьмого размера, дисгармонировавший с торсом, который был на четыре размера меньше, посмотрел на часы и пригорюнился.

С минуту на минуту начинался обеденный перерыв, когда приемная пустела. И тогда уж точно никто не придет на помощь жертве подлой западной техники.

Игорь Васильевич похлопал себя по карманам в поисках мобильника, посредством которого он мог дозвониться в секретариат и вызвать Славика, но телефона не обнаружил. Купленный экономным Дудо всего за восемьдесят пять долларов дешевый «Panasonic GD35» бесполезным куском пластмассы валялся на столе в кабинете, рядом с покрытым недельной пылью компьютером и стопкой журналов «Sex-show», кои президент холдинга так любил пролистывать в свободное время.

Книгоиздатель подпер жирные оплывающие щеки руками и подумал, как хорошо было бы сейчас развалиться на мягком велюровом диване в комнате отдыха, а не ерзать на выпуклой и жесткой пластмассовой крышке унитаза.

Комнату отдыха Дудо соорудил себе совсем недавно, когда стал президентом холдинга.

До вхождения в сию благозвучную должность он был обычным генеральным директором издательства «Мойка-плюс» и совладельцем единой торговой сети «Книжный червь», распространявшей, в основном, покетбуки с розовыми сердечками на обложках и тома кулинарных рецептов. Дела у подвластных Игорю Васильевичу предприятий шли с каждым годом всё хуже и хуже, пик продаж, когда читатели расхватывали тираж любой новой книги, давно миновал, и издательство Дудо выживало лишь за счет инерции сознания потребителей.

Книготорговец пару раз предпринял слабые попытки поправить положение, взяв пример со своих московских партнеров, ничтоже не сумняшеся выпускавших старые вещи популярных авторов под измененными названиями и рекламирующих их как «новинки», но не преуспел. Наглые питерские читатели, наученные горьким опытом приобретения одной и той же книги под тремя разными наименованиями, сначала смотрели внутрь текста, а затем решали, брать товар или нет. Метод запечатывания книг в прозрачную пленку, должную помешать покупателю сразу обнаружить обман, ожидаемого результата не принес. Покрытые шуршащим целлофаном тома не брали вообще.

Активная рекламная кампания по продвижению на рынок поделок литературных негров, заявленных как новые произведения маститых авторов, якобы сменивших псевдонимы, также провалилась. На этот раз – из-за происков охамевших журналистов. Писарчуки быстро раскусили замысел Дудо и устроили масштабную акцию в прессе, ратуя за права потребителей. Дополнительно в «Мойку-плюс» обратились несколько возмущенных покупателей и выкатили издательству с десяток требований вернуть деньги и оплатить моральный ущерб от приобретения ложно разрекламированного товарца. Когда же Игорь Васильевич отказался удовлетворить поступившие претензии, они трансформировались в судебные иски, грозившие полностью разорить книготорговца.

Поразмыслив над превратностями судьбы, Дудо и его столичные партнеры не придумали ничего лучше, как пойти по проторенному жуликоватыми российскими бизнесменами пути смены формального владельца предприятия. Они наняли малоизвестного литагента Говженкина, подвизавшегося на ниве эротической прозы, назначили его гендиректором «Мойки-плюс», образовали специально под Игоря Васильевича холдинг и посчитали, что одним махом решили все возникшие проблемы.

Но они не учли весьма важного фактора в лице Лысого и его друзей...

Из приемной послышались чьи-то громкие голоса, дверь предбанника распахнулась, и в кабинет Дудо по-хозяйски зашли гендиректор «Питер-Энерго» Андрей Лиходей и сопровождавший его давнишний агент БНД [143]143
  Bundesnachrichtendienstes – Федеральная разведывательная служба Германии (БНД) как самостоятельное ведомство создана в 1955 году на базе так называемой «организации генерала Гелена». В системе государственных органов ФРГ БНД является подразделением, подчиняющимся ведомству федерального канцлера. По количеству служащих БНД – самое крупное федеральное учреждение Германии. Штатный состав составляет более 7000 человек, из них около 2000 заняты непосредственно сбором разведданных за рубежом. Среди сотрудников представители примерно 70 профессий: военнослужащие, юристы, историки, инженеры и технические специалисты. Штаб-квартира БНД располагается в Пуллахе под Мюнхеном, где трудятся руководство спецслужбы и более 3000 сотрудников центрального аппарата. С мая 1996 года президентом БНД являлся Гайгер Ханс-Йорг. В декабре 1998 года президентом БНД стал Аугуст Ханнинг (August Hanning).


[Закрыть] и, по совместительству, мэр Шлиссельбурга и известный жулик Митя Базильман, с которыми у президента холдинга «Сам себе издатель» была назначена важная встреча.

Посетители с минуту потоптались в пустой комнате, затем уселись за огромный овальный стол для совещаний и Базильман задал сакраментальный вопрос:

– Ну, и где это чудило?

Игорь Васильевич, испытывавший легкое неудобство из-за того, что не встретил дорогих гостей на пороге, осторожно постучал костяшками пальцев в дверь.

* * *

– Да! – Игорь Борцов поднес к уху запиликавший телефон и жестом попросил друзей разговаривать потише. – Здорово!.. Ты сам-то как?.. Ну, это, блин, радует!.. Да мы тоже ничего!.. Цветем... Само собой... А делишки? – бригадир группировки удивленно поднял брови. – Да ты что?! Ну, вы даете! Поздравляю... И что, просто подошел и завалил?.. Молоток!.. Какая собака?.. Ага... Ага... И что с ней?.. У Сиропчика теперь живет?.. Что ж, тоже неплохо. Сиропчик парень что надо... Ага... Не, без базара, всегда поможем... Давай, удачи, – Борцов выключил мобильник, хмыкнул и сообщил. – Сиропчик депутата Госдумы грохнул. Два часа назад. Тот с собакой гулял.

– А за что? – поинтересовался Денис.

– За тухлые базары, – спокойно ответил Игорь. – Мешал ему вино на природе пить. Сиропчик парень резкий, ствол достал – бац, бац! – и нет депутата. Две пули в башку засадил... Кстати, депутат этот ему давно надоедал.

– И кого мочканул? – спросил Ортопед.

– Голавля... Из типа демократов, дружбана Юшенкевича и Рыбаковского.

– Это который на распилке акций Магнитки прославился? – уточнил Гоблин.

– Того самого, – кивнул Борцов.

– Це дило, – прогудел Кабаныч. – Его давно надо было валить...

– А собака почему у Сиропчика живет? – осведомился Рыбаков.

– Забрал с места происшествия, как вещдок, – засмеялся Игорь. – Хозяина-то таперича нету, животине скучно будет... Вот Сиропчик и решил ее приютить.

– Добрый он человек, – серьезно сказал Садист.

– И душевный, – согласился Гугуцэ.

Денис молча принялся за салат.

Вступать в пререкания с братками по вопросу о том, стоило ли палить в депутата или можно было бы обойтись менее кардинальными действиями, Рыбаков считал столь же бессмысленным, как, например, спорить о взаимоотношениях Гейзенберга [144]144
  Вернер Гейзенберг – великий немецкий физик ХХ века. В 1925 году он создал матричный вариант квантовой теории (несколько позже Эрвин Шредингер создал ее «волновой» вариант), в 1927 году установил знаменитое «соотношение неопределенностей», носящее его имя, опубликовал ряд фундаментальных работ по релятивистской квантовой механике (соединение квантовой теории и теории относительности), по единой теории поля и теории ферромагнетизма, и был удостоен Нобелевской премии. Он оставил также интереснейшие и глубокие статьи и книги по философским проблемам естествознания, нисколько не утратившие актуальность и по сей день. Все это обеспечивает ему заслуженное место в пантеоне современной науки. Споры вызывает его поведение во время Второй мировой войны. Вместе с некоторыми другими немецкими физиками он предпринимал, по заданию нацистских властей, попытки создания атомной бомбы. Во время войны союзникам не было известно, как далеко продвинулись эти попытки. Понятно, что, заполучи нацистский режим такое оружие, ход войны мог бы пойти иначе, даже на ее последних стадиях, и поэтому заявления Гитлера о наличии у него некоего «чудо-оружия» внушали союзникам серьезную тревогу. Не случайно американцы создали специальную группу физиков, получивших секретное задание: продвигаясь вместе с наступающими войсками, захватить немецкие центры атомных исследований и работавших там специалистов. Эта операция завершилась тем, что Гейзенберг, Вейцзеккер и несколько других видных физиков, занимавшихся созданием немецкой атомной бомбы, были взяты в плен и доставлены в специально отведенное для этого место, где их показания, и даже их разговоры друг с другом, были записаны и тщательно изучены специалистами. Выяснилось, что немецкие ученые не сумели далеко продвинуться в своих исследованиях и в этом плане угрозы Гитлера были пустыми. Тогда центр интереса переместился на другой вопрос: в какой степени добровольным было участие великого Гейзенберга (а также его сотрудников) в попытках создания «нацистской бомбы». Как известно, аналогичный вопрос возник после войны и в отношении других деятелей немецкой культуры, искусства и науки – самый шумные и тоже до сих пор не утихшие окончательно споры вызвали вопросы о великом философе Мартине Хайдеггере и кинорежиссере Лени Рифеншталь. В отношении Гейзенберга ситуация оказалась весьма неоднозначной. Сам ученый заявил на допросах, что намеренно вводил в заблуждение нацистские власти относительно трудностей создания атомной бомбы, чтобы тем самым задержать осуществление проекта. Анализ, проделанный американскими специалистами по атомной физике, показал, что направление исследований, выбранное коллективом Гейзенберга, было бесперспективным и не могло привести к быстрому созданию бомбы, но нельзя с уверенностью сказать, чем был вызван такой выбор – намеренным саботажем или обычным научным просчетом. Человеческая репутация Гейзенберга (умершего в 1976 году) осталась в ореоле некоторого морального сомнения, и его потомки многие годы яростно сражались за восстановление его доброго имени. Вся эта история описана во многих книгах, одной из лучших среди которых является «Неопределенность: жизнь и учение Вернера Гейзенберга», написанная историком науки Дэйвидом Кассиди. Новый виток споров вокруг Гейзенберга возник как дальний отголосок двух литературных событий. В 1993 году журналист Томас Пауэрс написал книгу «Гейзенбергова война», в которой утверждал, что Вернер Гейзенберг был тем, кто «взорвал нацистский проект (создания атомной бомбы) изнутри». На основании этой книги известный британский драматург Майкл Фрэйн несколько лет спустя написал пьесу «Копенгаген», вскоре получившую одну из престижных литературных премий. В центре пьесы Фрэйна находилось известное в истории физики событие – встреча между Гейзенбергом и другим титаном современной физики – Нильсом Бором, состоявшаяся в 1941 году в оккупированном немцами Копенгагене. В 20-е годы ХХ века Гейзенберг был учеником Бора, тогдашнего наставника и лидера всей атомной физики. В послевоенные годы Гейзенберг утверждал, что отправился к Бору, чтобы поделиться с ним своей тревогой в связи с возможным созданием и военным использованием атомной бомбы нацистами и рассказать о своем намерении сорвать эти планы. Однако истинное содержание их беседы все это время оставалось неясным для историков. Сам Бор не хотел говорить о ней, однако известно, что после этой встречи он почему-то порвал практически все контакты с Гейзенбергом и вскоре (в 1943 году), бежав из Дании, перебрался в Великобританию а затем в США, в Лос-Аламос, где осуществлялся тогда американский проект атомной бомбы. На волне интереса к копенгагенской встрече, вызванной пьесой Фрэйна, датский фонд «Архивы Нильса Бора» опубликовал написанное в 1957 году, но не отправленное письмо Бора к Гейзенбергу, которое, по мнению многих экспертов, опровергает послевоенные утверждения Гейзенберга о характере копенгагенской встречи. Письмо это Бор написал после прочтения вышедшей тогда книги Юнга «Ярче тысячи солнц», излагавшей историю создания атомной бомбы. В книге, в частности, приводилась версия Гейзенберга о «саботаже» им нацистского проекта. Надо думать, что-то в этой версии взволновало Бора своей неточностью, потому что в письме он пишет, обращаясь к Гейзенбергу: «Вы... выразили абсолютную уверенность, что Германия победит, и потому было бы глупо с нашей стороны лелеять надежду на иной исход этой войны». И далее: «Вы сказали, что нет никакой надобности говорить о деталях (очевидно, о деталях создания атомной бомбы), потому что они Вам полностью известны, и Вы уже затратили два последних года, посвятив их, более или менее целиком, соответствующим приготовлениям». Видимо, письмо это казалось Бору принципиально важным, потому что он не отправил письмо сразу, а еще не раз возвращался к нему, диктуя своей жене, сыну и помощникам различные варианты и черновики, но так и не закончил эту работу до самой своей смерти (в 1962 году). В результате письмо, как уже сказано, осталось неотправленным, сохранилось в его архиве и было опубликовано, вызвав гневную отповедь сына Гейзенберга. Нельзя сказать, что эти фразы из неотправленного письма Бора совершенно однозначно свидетельствует против Гейзенберга, как то утверждают многие участники спора, по мнению которых это письмо доказывает, что Гейзенберг работал над нацистским атомным проектом изо всех сил, а не саботировал его. Тем не менее взятые вместе обе эти фразы создают, скорее, впечатление, что Гейзенберг отнюдь не был таким противником нацистского режима и его проекта атомной бомбы, каким он себя впоследствии изображал. Однако эти фразы можно, конечно, читать и иначе, как о том говорит пример нобелевского лауреата физика Ганса Бете, одного из немногих еще живущих участников Манхэттенского проекта, который считает, что «письмо Бора ничего не прояснило в отношении копенгагенской встречи». Аналогичную позицию занял и «герой дня», драматург Майкл Фрэйн, который заявил, что публикация письма не изменила его трактовки копенгагенской встречи, хотя вся история с письмом Бора представляется ему довольно странной. Действительно, в этом письме и его истории много загадочного: и то, что Бор почему-то счел нужным написать Гейзенбергу после стольких лет молчания и именно тогда, когда познакомился с книгой Юнга (хотя он наверняка был и раньше знаком с самооправдательной версией Гейзенберга), и то, что он письмо не отправил, и то, что он к нему возвращался и переделывал. В общем, здесь есть пища для гаданий и догадок, и не случайно они множатся и ширятся, вовлекая в свою орбиту все больше ученых и журналистов (По материалам Михаила Вартбурга).


[Закрыть] и Бора [145]145
  Бор (Bohr), Нильс (7 октября 1885 г. – 8 ноября 1962 г.). Датский физик Нильс Хенрик Давид Бор родился в Копенгагене и был вторым из трех детей Кристиана Бора и Эллен (в девичестве Адлер) Бор. Его отец был известным профессором физиологии в Копенгагенском университете; его мать происходила из еврейской семьи, хорошо известной в банковских, политических и интеллектуальных кругах. Их дом был центром весьма оживленных дискуссий по животрепещущим научным и философским вопросам, и на протяжении всей своей жизни Бор размышлял над философскими выводами из своих работ. Он учился в Гаммельхольмской грамматической школе в Копенгагене и окончил ее в 1903 г. Нильс и его брат Гаральд, который стал известным математиком, в школьные годы были заядлыми футболистами; позднее Нильс увлекался катанием на лыжах и парусным спортом. Когда Бор был студентом-физиком Копенгагенского университета, где он стал бакалавром в 1907 г., его признавали необычайно способным исследователем. Его дипломный проект, в котором он определял поверхностное натяжение воды по вибрации водяной струи, принес ему золотую медаль Датской королевской академии наук. Степень магистра Н. Бор получил в Копенгагенском университете в 1909 г. Его докторская диссертация по теории электронов в металлах считалась мастерским теоретическим исследованием. Среди прочего в ней вскрывалась неспособность классической электродинамики объяснить магнитные явления в металлах. Это исследование помогло Бору понять на ранней стадии своей научной деятельности, что классическая теория не может полностью описать поведение электронов. Получив докторскую степень в 1911 г., Бор отправился в Кембриджский университет, в Англию, чтобы работать с Дж. Дж. Томсоном, который открыл электрон в 1897 г. Правда, к тому времени Томсон начал заниматься уже другими темами, и выказал мало интереса к диссертации Бора и содержащимся в ней выводам. Но Бор тем временем заинтересовался работой Эрнеста Резерфорда в Манчестерском университете. Резерфорд со своими коллегами изучал вопросы радиоактивности элементов и строения атома. Бор переехал в Манчестер на несколько месяцев в начале 1912 г. и энергично занялся этими исследованиями. Он вывел много следствий из ядерной модели атома, предложенной Резерфордом, которая не получила еще широкого признания. В дискуссиях с Резерфордом и другими учеными Бор отрабатывал идеи, которые привели его к созданию своей собственной модели строения атома. Летом 1912 г. Бор вернулся в Копенгаген и стал ассистент-профессором Копенгагенского университета. В этом же году он женился на Маргрет Норлунд. У них было шесть сыновей, один из которых, Oгe Бор, также стал известным физиком. В течение следующих двух лет Бор продолжал работать над проблемами, возникающими в связи с ядерной моделью атома. Резерфорд предположил в 1911 г., что атом состоит из положительно заряженного ядра, вокруг которого по орбитам вращаются отрицательно заряженные электроны. Эта названная впоследствии «планетарной» модель основывалась на представлениях, находивших опытное подтверждение в физике твердого тела, но приводила к одному трудноразрешимому парадоксу. Согласно классической электродинамике, вращающийся по орбите электрон должен постоянно терять энергию, отдавая ее в виде света или другой формы электромагнитного излучения. По мере того как его энергия теряется, электрон должен приближаться по спирали к ядру и в конце концов упасть на него, что привело бы к разрушению атома. На самом же деле атомы весьма стабильны, и, следовательно, здесь образуется брешь в классической теории. Бор испытывал особый интерес к этому очевидному парадоксу классической физики, поскольку все слишком напоминало те трудности, с которыми он столкнулся при работе над диссертацией. Возможное решение этого парадокса, как полагал он, могло лежать в квантовой теории. В 1900 г. Макс Планк выдвинул предположение, что электромагнитное излучение, испускаемое горячим веществом, идет не сплошным потоком, а вполне определенными дискретными порциями энергии. Назвав в 1905 г. эти единицы квантами, Альберт Эйнштейн распространил данную теорию на электронную эмиссию, возникающую при поглощении света некоторыми металлами (фотоэлектрический эффект). Применяя новую квантовую теорию к проблеме строения атома, Бор предположил, что электроны обладают некоторыми разрешенными устойчивыми орбитами, на которых они не излучают энергию. Только в случае, когда электрон переходит с одной орбиты на другую, он приобретает или теряет энергию, причем величина, на которую изменяется энергия, точно равна энергетической разности между двумя орбитами. Идея, что частицы могут обладать лишь определенными орбитами, была революционной, поскольку, согласно классической теории, их орбиты могли располагаться на любом расстоянии от ядра, подобно тому как планеты могли бы в принципе вращаться по любым орбитам вокруг Солнца. Хотя модель Бора казалась странной и немного мистической, она позволяла решить проблемы, давно озадачивавшие физиков. В частности, она давала ключ к разделению спектров элементов. Когда свет от светящегося элемента (например, нагретого газа, состоящего из атомов водорода) проходит через призму, он дает не непрерывный включающий все цвета спектр, а последовательность дискретных ярких линий, разделенных более широкими темными областями. Согласно теории Бора, каждая яркая цветная линия (то есть каждая отдельная длина волны) соответствует свету, излучаемому электронами, когда они переходят с одной разрешенной орбиты на другую орбиту с более низкой энергией. Бор вывел формулу для частот линий в спектре водорода, в которой содержалась постоянная Планка. Частота, умноженная на постоянную Планка, равна разности энергий между начальной и конечной орбитами, между которыми совершают переход электроны. Теория Бора, опубликованная в 1913 г., принесла ему известность; его модель атома стала известна как атом Бора. Немедленно оценив важность работы Бора, Резерфорд предложил ему ставку лектора в Манчестерском университете – пост, который Бор занимал с 1914 по 1916 г. В 1916 г. он занял пост профессора, созданный для него в Копенгагенском университете, где он продолжал работать над строением атома. В 1920 г. он основал Институт теоретической физики в Копенгагене; за исключением периода второй мировой войны, когда Бора не было в Дании, он руководил этим институтом до конца своей жизни. Под его руководством институт сыграл ведущую роль в развитии квантовой механики (математическое описание волновых и корпускулярных аспектов материи и энергии). В течение 20-х гг. ХХ века боровская модель атома была заменена более сложной квантово-механической моделью, основанной главным образом на исследованиях его студентов и коллег. Тем не менее атом Бора сыграл существенную роль моста между миром атомной структуры и миром квантовой теории. Бор был награжден в 1922 г. Нобелевской премией по физике «за заслуги в исследовании строения атомов и испускаемого ими излучения». При презентации лауреата Сванте Аррениус, член Шведской королевской академии наук, отметил, что открытия Бора «подвели его к теоретическим идеям, которые существенно отличаются от тех, какие лежали в основе классических постулатов Джеймса Клерка Максвелла». Аррениус добавил, что заложенные Бором принципы «обещают обильные плоды в будущих исследованиях». Н. Бор написал много работ, посвященных проблемам эпистемологии (познания), возникающим в современной физике. В 20-е гг. он сделал решающий вклад в то, что позднее было названо копенгагенской интерпретацией квантовой механики. Основываясь на принципе неопределенности Вернера Гейзенберга, копенгагенская интерпретация исходит из того, что жесткие законы причины и следствия, привычные нам в повседневном, макроскопическом мире, неприменимы к внутриатомным явлениям, которые можно истолковать лишь в вероятностных терминах. Например, нельзя даже в принципе предсказать заранее траекторию электрона; вместо этого можно указать вероятность каждой из возможных траекторий. Бор также сформулировал два из фундаментальных принципов, определивших развитие квантовой механики: принцип соответствия и принцип дополнительности. Принцип соответствия утверждает, что квантово-механическое описание макроскопического мира должно соответствовать его описанию в рамках классической механики. Принцип дополнительности утверждает, что волновой и корпускулярный характер вещества и излучения представляют собой взаимоисключающие свойства, хотя оба эти представления являются необходимыми компонентами понимания природы. Волновое или корпускулярное поведение может проявиться в эксперименте определенного типа, однако смешанное поведение не наблюдается никогда. Приняв сосуществование двух очевидно противоречащих друг другу интерпретаций, мы вынуждены обходиться без визуальных моделей – такова мысль, выраженная Бором в его Нобелевской лекции. Имея дело с миром атома, сказал он, «мы должны быть скромными в наших запросах и довольствоваться концепциями, которые являются формальными в том смысле, что в них отсутствует столь привычная нам визуальная картина». В 30-х гг. Бор обратился к ядерной физике. Энрико Фермы с сотрудниками изучали результаты бомбардировки атомных ядер нейтронами. Бор вместе с рядом других ученых предложил капельную модель ядра, соответствующую многим наблюдаемым реакциям. Эта модель, где поведение нестабильного тяжелого атомного ядра сравнивается с делящейся каплей жидкости, дало в конце 1938 г. возможность Отто Р. Фришу и Лизе Майтнер разработать теоретическую основу для понимания деления ядра. Открытие деления накануне Второй мировой войны немедленно дало пищу для домыслов о том, как с его помощью можно высвобождать колоссальную энергию. Во время визита в Принстон в начале 1939 г. Бор определил, что один из обычных изотопов урана, уран-235, является расщепляемым материалом, что оказало существенное влияние на разработку атомной бомбы. В первые годы войны Бор продолжал работать в Копенгагене, в условиях германской оккупации Дании, над теоретическими деталями деления ядер. Однако в 1943 г., предупрежденный о предстоящем аресте (который, вероятнее всего, был выдуман с целью заставить Бора эмигрировать), Нильс с семьей бежал в Швецию. Оттуда он вместе с сыном Оге перелетел в Англию в пустом бомбовом отсеке британского военного самолета. Хотя Бор считал создание атомной бомбы технически неосуществимым, работа по созданию такой бомбы уже начиналась в Соединенных Штатах, и союзникам потребовалась его помощь. В конце 1943 г. Нильс и Оге отправились в Лос-Аламос для участия в работе над Манхэттенским проектом. Старший Бор сделал ряд технических разработок при создании бомбы и считался старейшиной среди многих работавших там ученых; однако его в конце войны крайне волновали последствия применения атомной бомбы в будущем. Он встречался с президентом США Франклином Д. Рузвельтом и премьер-министром Великобритании Уинстоном Черчиллем, пытаясь убедить их быть открытыми и откровенными с Советским Союзом в отношении нового оружия, а также настаивал на установлении системы контроля над вооружениями в послевоенный период. Однако его усилия не увенчались успехом. После войны Бор вернулся в Институт теоретической физики, который расширился под его руководством. Он помог основать Европейский центр ядерных исследований и играл активную роль в его научной программе в 50-е гг. Он также принял участие в основании Нордического института теоретической атомной физики в Копенгагене – объединенного научного центра Скандинавских государств. В те годы Бор продолжал выступать в прессе за мирное использование ядерной энергии и предупреждал об опасности ядерного оружия. В 1950 г. он послал открытое письмо в ООН, повторив свой призыв военных лет к «открытому миру» и международному контролю над вооружениями. За свои усилия в этом направлении он получил первую премию «За мирный атом», учрежденную Фондом Форда в 1957 г. Достигнув 70-летнего возраста обязательной отставки в 1955 г., Бор ушел с поста профессора Копенгагенского университета, но остался главой Института теоретической физики. В последние годы своей жизни он продолжал вносить свой вклад в развитие квантовой физики и проявлял большой интерес к новой области молекулярной биологии. Человек с большим чувством юмора, Бор был известен своим дружелюбием и гостеприимством. «Доброжелательный интерес к людям, проявляемый Бором, сделал личные отношения в институте во многом напоминающими подобные отношения в семье», – вспоминал Джон Кокрофт в биографических мемуарах о Нильсе Боре. Эйнштейн сказал однажды: «Что удивительно привлекает в Боре как ученом-мыслителе, так это редкий сплав смелости и осторожности; мало кто обладал такой способностью интуитивно схватывать суть скрытых вещей, сочетая это с обостренным критицизмом. Он, без сомнения, является одним из величайших научных умов нашего века». Бор умер 18 ноября 1962 г. в своем доме в Копенгагене в результате сердечного приступа. Нильс Бор был членом более двух десятков ведущих научных обществ и являлся президентом Датской королевской академии наук с 1939 г. до конца жизни. Кроме Нобелевской премии, он получил высшие награды многих ведущих мировых научных обществ, включая медаль Макса Планка Германского физического общества (1930) и медаль Копли Лондонского королевского общества (1938), обладал почетными учеными степенями ведущих университетов, включая Кембридж, Манчестер, Оксфорд, Эдинбург, Сорбонну, Принстон, Макгил, Гарвард и Рокфеллеровский центр.


[Закрыть].

– Вчера мне пришло мне в голову, – неожиданно сказал технически образованный Эдиссон, откладывая на пустую тарелку чисто обглоданную косточку от куриной ножки, – что девушки по сути своей – это самые обычные пpоги... [146]146
  Прога – компьютерная программа (жарг.).


[Закрыть]

– Это как? – сидевший напротив Цветкова Мизинчик отвлекся от греческого салата.

– Очень просто, – Эдиссон налил себе рюмочку «Пятизвездной». – Есть freeware – подpyга, и time-limited shareware – невеста. Лицензионная копия называется «жена». Причем процедура лицензирования сильно запутанная и дорогая, это все знают... И условия лицензионного соглашения, в натуре, драконовские – сплошные обязанности и никаких прав типа возврата в тридцатидневный срок.

Посерьезневшие братки задумчиво закивали.

– Казалось бы, – продолжил Цветков, – на кой они тогда нужны, эти жены, почему бы всегда не пользоваться freeware? Версии можно качать чуть ли не каждый день. Но и тут, блин, оказывается, не без замоpочек!

Горыныч печально вздохнул.

– Первое – почти все freeware-веpсии надоедают сообщениями с предложением зарегистрировать копию и часто функционально ограничены, – Эдиссон закусил оливкой. – Ломаются они долго и не всегда успешно... Второе: пользоваться ими нужно осторожно, предварительно тщательно проинсталлировав антивиpyсное приложение и надежный, без дыр в защите, firewall. Иначе даже один шальной пакет во вpемя коннекта может послать всю систему в даyн на девять месяцев, вызвав постоянный рост размера свопа на жестком диске.

– Это да, – кивнул многодетный Стоматолог.

Денис недоуменно посмотрел на заслуженного братана.

Внешность и манеры Стоматолога, более всего похожего на обритого наголо орангутанга со шрамом от сабельного удара на морде, не предполагали знание им столь мудреных слов, как «своп» или «firewall»

– Тут придется либо обращаться к спецу, который почистит своп и удалит все лишнее, либо лицензировать копию, – Эдиссон налил себе еще рюмку. – А это для кyльного хацкеpа [147]147
  Кульный хацкер – крутой, продвинутый пользователь (жарг.).


[Закрыть] равносильно форматированию веника с помощью крупной наждачки и ржавого гвоздя. Есть еще, конечно, многопользовательские системы, которые стоят в этих... ну как их... типа интеpнет-кафе – приходи, выбирай, пользуйся. Их можно поюзать в случае необходимости, и оплата, в основном, почасовая, хотя, блин, с вирусами там те еще проблемы. Да и если прикинуть, то в результате выходит недешево.

Комбижирик смущенно кашлянул и потянулся за блюдом с мясным ассорти.

– И ладно бы еще только проблемы с лицензией! – Цветков опрокинул пустую рюмку и поднял вверх указательный палец. – Все намного хуже!

– Куда уж хуже? – недоуменно спросил Лысый.

– А туда! – Эдиссон закурил. – Важные функции девушек чаще всего недокyментиpованы, исходники закрыты и help абсолютно бестолковый. И служба поддержки, блин, даже если у вас лицензионная копия, на вас чихать хотела! Во-от... Кроме того, проинсталлированную систему постоянно приходится защищать от хакеpских атак, а держать несколько разных версий одновременно очень сложно, так как они постоянно конфликтуют...

Рыбаков присмотрелся к Цветкову и понял, что тот находится на грани сознательного и бессознательного, и беседует с коллегами на языке, принятом в среде программистов, обеспечивавших работу технического отдела группировки.

Пить Эдиссон никогда не умел.

Однако пересыпанная специфическими терминами речь Цветкова не вызывала в коллективе непонимания. Братки внимательно слушали, а Гоблин даже схватился за свой мини-компьютер.

– Есть еще, блин, кyча известных багов, типа когда система полностью очищает ваш cash [148]148
  Cash – наличность (англ.), здесь – кошелек.


[Закрыть] и самостоятельно деинсталлиpyется, – Эдиссон повысил голос. – Или постоянно генерирует сигнал busy [149]149
  Busy – занято (англ.).


[Закрыть] в телефонной трубке, не реагируя на прерывания. В магазинах и перед зеркалом они вообще сразу зависают намертво и могут висеть часами, хоть ты тресни... Проблемы начинаются с самого начала, от момента выбора правильного дистрибутива с толковой полиграфией, не похаканного и без вирусов. Потом, блин, идет сложный и длительный процесс инсталляции: систему приходится долго грузить и уламывать, в общем – сплошной гемоppой... Так вот что я понял в конце концов: Windows и девки – это же практически одно и то же! Типа как из одной бочки наливали! Сами рассудите: и те, и другие имеют интеpфейс симпатичный, на первый взгляд дружественный, любят крутые тачки и расходуют кучу ценных системных ресурсов... Характер их капризен, а закидоны непредсказуемы. Деинсталлиpовать без приключений удается редко, обычно приходится применять радикальные меры... Одно слово: девки маст дай [150]150
  Must die – должны умереть (англ.).


[Закрыть]! Что, впрочем, внушает определенную надежду...

Цветков выдохся и умолк, глядя бессмысленным взглядом прямо перед собой.

Борцов кивнул Тулипу и Мизинчику, те аккуратно приподняли Эдиссона со стула и отнесли в угол обеденного зала, где положили на диван возле муляжа средневекового рыцаря в тусклых доспехах.

* * *

С внешней стороны дверь сортира открылась без всяких проблем.

Немного смущенный Дудо пожал руки Лиходею и Базильману, рявкнул на испуганных секретарей, приказал подавать кофе, пригласил дорогих во всех отношениях гостей присесть в обитые снежно-белой кожей кресла, стоявшие у журнального столика в углу, и включил музыкальный центр «Kenwood».

– Как известно, – бодро произнес голос ведущего информационных программ радиостанции «Азия-минус», – кукушки подбрасывают свои яйца в чужие гнезда. Веселее всего это получается у самцов...

Гендиректор «Питер-Энерго» и мэр Шлиссельбурга с подозрением посмотрели на президента «Сам себе издателя».

Игорь Васильевич быстро выключил электронный аппарат и изобразил на своем пухлом лице с обвисающими вниз щеками, сильно смахивающем на мордочку перекормленного мопса, деловитое внимание.

– Скоро выборы, – издалека начал Лиходей. – У нас они проходят непросто...

Дудо понимающе кивнул.

– А у вас – хорошие связи в полиграфии, – Базильман поерзал в кресле.

– Что да, то да, – надулся президент холдинга.

Свои книги «Мойка-плюс» и московские партнеры издательства печатали в типографии «Зеленый гегемон», директор которой, высокий и сухощавый бывший комсомольский работник со запоминающейся фамилией Грызун, поставил выпуск левых тиражей на поток. В выходных данных книги проставлялось одно количество экземпляров, а на самом деле печаталось в пять, а то и в десять раз больше. Этим Грызун со товарищи убивали сразу двух зайцев: сокращали налоговые отчисления в бюджет и урезали выплаты авторских вознаграждений. Прибыль, разумеется, делили в узком кругу участников концессии.

В дружественной типографии также можно было печатать пропагандистские предвыборные материалы любого толка и любым тиражом, помогая кандидатам в депутаты скрывать от избирательных комиссий реальные суммы расходов.

– В связи с этим у нас к вам будет небольшая просьбочка, – Лиходей перешел к делу.

Обрадованный перспективой заработать нехилую копеечку Дудо чуть наклонился вперед.

– Вы наверняка знаете, что наш губернатор недоволен работой ЗАКСа. И будет стараться посодействовать на ближайших выборах своим кандидатам. Как он выражается – «не трепачам, а деловым людям», – Андрей Никифорович презрительно скривился.

С нынешним главой городского правительства у него сложились враждебные отношения еще с той поры, когда Лиходей возглавлял Комитет по управлению городским имуществом. Губернатор пару раз крепко наказал вороватого чинушу, вовремя предотвратив передачу тем в собственность знакомым бизнесменам лакомых кусочков городских владений.

Чуть до стрельбы однажды не дошло, ибо Андрей Никифорович взял, разумеется, взятку вперед, а отдавать деньги после невыполнения обещанного не хотел, попытавшись перевести стрелки на главу города. Однако взяткодатели не вняли крикам Лиходея о том, что во всем виноват губернатор, и предупредили начальника КУГИ о негативных последствиях невозврата уплаченной суммы.