Текст книги "Балканский тигр"
Автор книги: Дмитрий Черкасов
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
– Эк ваш полковник загнул! – развеселился Влад. – Дракула… Он бы еще Франкенштейном назвался. Или Годзиллой. А он что, румын?
– Не-ет. – удивился косовар, – албанец чистокровный…
– Тогда что ж он румынское имя взял? Ну, клоуны… Совсем мозгов нет. Ладно, к делу. Когда отсюда выберетесь, передайте этому вашему Дракуле, что он Тигру должен двадцать тысяч марок. За то, что я тут с вами вожусь. А не отдаст – так мои ребятки из него самого донора сделают. Понятно?
Беджет кивнул. Контрабандисты слов на ветер не бросают.
– Тигр – это вы? – уточнил албанец.
– Неважно, – Рокотов столь дипломатично ушел от ответа, что стало ясно: он.
Молодые косовары смотрели на него с нескрываемым уважением. Матерый «гешефтмахер», который с легкостью обвел их вокруг пальца, уже не казался врагом. Образ бесстрашного контрабандиста, пробирающегося сквозь ночь мимо пограничных застав с мешком сигарет на спине, воспринимался албанскими мальчишками наравне с образами народных героев.
– Если б вы сказали сразу, мы бы не стреляли, – примирительно заявил Беджет.
– Щас тебе! – Влад вытащил пачку «Кэмела» и закурил, не обращая внимания на жадные взгляды. – Вам не предлагаю. У самого мало осталось… А насчет стрельбы – ну, извини. Не до того было. Ты что думаешь, эти аркановские ублюдки, что меня гнали, стали бы с вами разговаривать? – Биолог мысленно попросил прощения у Аркана и его бойцов, о которых от сербов слышал только хорошее. – Да от вас, если б я не сообразил, мокрого места бы не осталось! А так – и я жив-здоров, и вы целы.
– А зачем вы наше оружие спрятали? – спросил один из албанцев.
– Не спрятал, а уничтожил. Нечего вам со стволами бегать…
– Мы воюем за свободу! – пафосно вскричал Беджет.
– Да за какую свободу… – покривился Рокотов. – Вас, дурачков, подставили добренькие дяденьки и тетеньки из-за океана. Из столь любимой вашими вождями Америки. Они с этого поимеют и деньги, и шикарные виллы, и хорошие машины. Но не вы! Ваше место – на медных и угольных шахтах, когда Косово перейдет под протекторат Штатов. А попытаетесь открыть рот – подавят танками, и все дела… Свобода… Вы свободны, по мнению того же Хашима Тачи, дохнуть в окопах, пока он будет гнать наркоту в Германию да Францию. Нам это давным давно известно, так что мы с ним дела не имеем. А вы… Ну, что вы? Сами решайте, устраивает ли вас такой расклад. Я вам не отец родной, чтобы научить. Своих проблем хватает. Вы тут народно освободительную борьбу затеяли, а бизнес страдает. Куда это годится? Благо бы еще воевали профессионально, а так… Посмотрите на себя. Какие, к черту, из вас воины? Оружие допотопное, жратвы нет, форма из самой дешевой материи сшита, теплых вещей с гулькин нос… – Влад сделал паузу. Его всегда интересовало, кто такой этот Гулька, какого именно размера у него шнобель и почему во всех славянских языках существует похожее выражение. – Я тут в вашу аптечку заглянул. Это ж смех! Бинтов ровно столько, чтоб хватило перевязать двух легкораненых. Все таблетки просрочены, йода один пузырек, противошоковых уколов нет… И вот так вы воюете? Да вас с таким обеспечением близко к линии фронта подпускать нельзя! Лично я сербов недолюбливаю, но должен сказать, что они лучше бьются. И попади вы в переплет, от вас через три минуты мокрого места не останется… Так что, мальчики, думайте. Пока горит свеча.
Владислав зажег фитиль, в последний раз окинул взглядом шеренгу связанных албанцев и закрыл за собой дверь.
Теперь следовало спешить.
Быстрым шагом Рокотов добрался до причала, высадил два рожка по всем лодкам, кроме одной, завел мотор уцелевшей и направил ее поперек течения. Через десять минут пустая посудина должна добраться до противоположного берега и там заглохнуть, свидетельствуя о том, что «Тигр» перебрался через реку и пошел своей дорогой.
Влад вернулся к ангару, где гнил одинокий джип, перевернул несколько канистр с соляркой, разложил вдоль стен три гранаты и, запалив тряпку, бросил ее в лужу топлива. Поднялось пламя, и спустя пару минут рванули гранаты. Крыша обрушилась. Чтобы разобрать завал и обнаружить пропажу одной машины, потребуется дня два. Да и кто станет этим заниматься?
Связанные албанцы не могли не слышать тарахтение двигателя моторки. А раздавшийся вслед за этим взрыв ангара должен был убедить их, что «контрабандист» заложил заряд с часовым механизмом. Стало быть, технически он отлично оснащен.
Биолог трусцой добежал до оставленного в отдалении вездехода и повел его прочь, на юго-запад, стараясь особенно не газовать и не оглашать окрестности ревом старенького дизеля.
* * *
Майор из спецотдела Главного Разведывательного Управления вызвал к себе сотрудника вычислительного центра и поставил перед ним задачу: ввести в компьютеры программу, которая из всего пакета информации по Косовскому кризису отберет ту, где содержатся некие ключевые слова. Просеять нужно все сведения, начиная с первого дня войны: радиоперехваты, доклады полевых агентов, сообщения в средствах массовой информации, дешифровки переговоров НАТО, записи телефонных разговоров албанских лидеров, слухи из зоны боев, частные беседы югославских военных. Охватить все источники и представить отчет в течение недели.
В список ключевых слов, помимо фамилии «Коннор» и «Рокотов», входили имена «Джесс» и «Владислав» и существительные «биолог», «одиночка», «экспедиция» и «русский». По мнению майора, одно из этих слов должно было сработать. Исчезнувший россиянин не мог не оставить хотя бы едва заметный след. Остальное – дело техники. Обнаружив Рокотова один раз, можно проследить и его дальнейшую судьбу.
Компьютерщик написал программу, загрузил ее в машину и занялся составлением следующей. Он не думал о сути поставленной задачи, давно привыкнув к тому, что ему никто никогда ничего не объясняет. Является ли написанная им программа боевым заданием или проверочным тестом, он не знал.
И знать не желал.
Когда машина из ГРУ запросила по волоконной связи центральный сервер ФАПСИ, тот скачал себе на жесткий диск копию запроса, а потом предоставил всю имеющуюся у него информацию.
Ровно в восемь вечера сверхминиатюрный передатчик, замаскированный под крепежный болт монитора в одном из кабинетов компьютерного центра ФАПСИ, выдал в эфир секундный сигнал, который был тут же пойман проезжавшей по улице машиной с номерами Московской области. Сверхсжатая информация о всех запросах в федеральное агентство поступила на ноутбук, лежащий в багажнике неприметных «жигулей» и подключенный к внешней антенне. Спустя пятнадцать минут ноутбук оказался в руках у одного из резидентов ЦРУ. Эта процедура происходила раз в день.
Следующим утром распечатка полученной с сервера ФАПСИ информации легла на стол начальника русского отдела в Лэнгли. Он просмотрел десяток страниц, отчеркнул важные, по его мнению, разделы и отдал специалистам для более тщательного перевода и обработки. Запрос о Конноре и Рокотове попал в их число.
Пятьсот тысяч долларов, полученные бывшим директором российского Федерального Агентства Правительственной Связи и Информации за лоббирование интересов фирмы «Сименс» при закупке оборудования для своей конторы, даром не пропали: разведка США отныне имела свежайшую информацию из самых недр секретного учреждения. Все без исключения компьютерные блоки были оснащены передатчиками и опломбированы. А по личному распоряжению директора их было запрещено вскрывать российскому обслуживающему персоналу. Регламентные работы проводили только западногерманские специалисты с белозубыми улыбками и внимательными глазами кадровых офицеров разведки.
Денежки, поступившие на счет высокопоставленного чиновника, окупались для Лэнгли тысячекратно. Каждый Божий день.
* * *
Владислав вел машину крайне аккуратно. Ее подвеска, блокировка дифференциала и тормоза, можно сказать, дышали на ладан, а поломка транспортного средства в планы биолога не входила. Машине предстояло медленно, но верно протащить свой бренный кузов с восседающим в нем водителем не меньше ста километров.
Дорога была под стать самодвижущейся рухляди – сплошные ухабы, колдобины и ямы. В некоторых угадывались воронки от снарядов или бомб. Месяц назад на этом рубеже шли тяжелые бои с применением танков. «Славно я их одурачил, – Рокотов притормозил перед очередной осыпавшейся ямой, выкрутил руль и переполз опасный участок. Средняя скорость, с учетом постоянных остановок для осмотра пути, не превышала пятнадцати километров в час, – но злоупотреблять этой легендой нельзя… Максимум – еще сутки, пока солдатики не доберутся до своих. В УЧК далеко не все поверят в сказку о контрабандисте и злых бойцах Аркана, рассекающих по реке на патрульном катере. И объявят охоту на диверса, который выдает себя то за американца, то за „беспошлинного торговца“. Так что с завтрашнего утра придется передвигаться скрытно. Ну, думаю, до завтра я уже доберусь до нужной точки. Сейчас только час дня. Засветло к горам подъеду. Камуфляж со мной, а днем албанские патрули предпочитают на дороги не соваться. Если и встречу кого, эдак пару-тройку бойцов, то как-нибудь справлюсь…»
Собираясь в путь, Влад позаимствовал у юных косоваров черную куртку и берет с эмблемами Армии Косова и красно-черный албанский флаг. Полотнище площадью в половину квадратного метра биолог прицепил к хворостине, чтобы в любой момент можно было выставить флаг из окна или присобачить на капоте машины. Куртку он бросил слева, на пассажирское место, прикрыв ею автомат, а берет нацепил на макушку.
Столкновения с югославской армией можно было не опасаться. Сербы откатились – на север и восток, и территория, по которой тащился «лэндровер», фактически никем не контролировалась. Если кто сюда и захаживал, так это небольшие отряды косоваров.
Рокотов свернул к обочине и остановился. Нужен был перерывчик. Перекусить, покурить и дать роздых ноющим рукам и ногам, не привыкшим к управлению английским автомобилем.
Биолог съел лепешку с куском вяленого мяса, запил стаканом воды с растворенными в нем тремя таблетками аскорбинки, закурил и полез в сумку, где лежали прихваченные у албанцев запасные магазины к «Калашникову».
Влад извлек скальпель, чтобы разрезать скреплявшую их изоленту. Привычка соединять вместе по два-три рожка с патронами его раздражала. Насмотревшиеся дешевых боевиков сербы и косовары готовы были замотать скотчем все имеющиеся у них магазины. В результате те не лезли в подсумки и здорово мешали. К тому же Рокотов знал, что в нормальных диверсионных и разведывательных частях специально учат этого не делать – связанные между собой рожки в любой момент может переклинить; в условиях боя, когда приходится ползать на брюхе, в патронную коробку набивается земля и песок; изоляционная лента либо бликует, либо своим ядовито-синим цветом выдает местоположение бойца. Все это ведет к потерям времени при перезарядке оружия и потерям среди личного состава. Кажущееся преимущество переброски сдвоенного магазина оборачивается зачастую печально.
Голова у Владислава была набита всевозможными полезными сведениями, которые он почерпнул в экспедициях. Порой вместе с учеными в поле выходит самый необычный люд – от бичей до отставных ликвидаторов КГБ, и простому биологу оставалось только слушать их рассказы и мотать на ус.
Разрезав последнюю ленту, Рокотов аккуратно сложил магазины и отошел в сторону по малой нужде. Поливать колесо своего автомобиля он не собирался. Чай, не космонавт[29]29
У российских космонавтов перед полетом существует традиция остановить на полпути автобус и отлить на переднее колесо. На удачу. Глупо, конечно, но это факт
[Закрыть].
Перепрыгнув песчаный холмик на обочине и сделав свое мокрое дело, биолог уже собирался вернуться к «лэндроверу», но тут его внимание привлекли характерные венчики листьев на разросшихся вдоль дороги кустах.
«Ха! – Влад сорвал листочек и растер его между пальцами. – Гражданин Конопелько Гашиш Марихуанович… Чья то делянка. Смотри-ка, все прополото, взрыхлено. Хозяин – человек явно рачительный и понимающий толк в сельском хозяйстве. – Он окинул взглядом угодья. – Да тут соток десять засеяно! Пыхать – не перепыхать… Как поет Филипок: „Я поднимаю свой кальян, чтоб пыхнуть за твое здоровье…“ Эх, сюда бы нашу питерскую братию! Ноги бы мне целовали до колена. Особенно Вестибюль-оглы…»
Соседом Рокотова в его мирной жизни в Питере был маленький оборотистый азербайджанец, промышлявший торговлей марихуаной в вестибюле метро «Нарвская». Почему-то только там он сбывал свой лечебный продукт, заставляя страждущих тратиться на лишний жетон. За что и получил погоняло Вестибюль-оглы. Окрестные наркушн всерьез подозревали его в сотрудничестве с метрополитеном имени Ленина, которому он обеспечивал бешеную проходимость своим местом торговли.
Несмотря на большой наркооборот, маленького азербайджанца никак не удавалось поймать за руку. На него устраивали облавы, били в отделении милиции, врывались с обысками посреди ночи… На последних Владислав постоянно присутствовал в роли «почетного понятого», ибо его квартира располагалась дверь в дверь с обиталищем Вестибюль-оглы. Зевающий биолог привычно расписывался в протоколе обыска, журил смущенных оперативников за неурочный подъем и на следующее утро встречал улыбающегося соседа в переходе метро. По праздникам Вестибюль-оглы непременно вручал «русскому брату» – канистру коньячного спирта и предлагал «захаживать на косячок». Спирт Рокотов брал и, в свою очередь, не позволял местечковым пинкертонам подбросить азербайджанцу чужую наркоту, пристально следя за всеми их передвижениями при обыске. У биолога с наркоторговцем был уговор: если Вестибюль-оглы попадается с поличным, то это его проблемы. Но участвовать в подтасовке доказательств Влад не будет.
Дитя гор уважал соседа и оберегал его квартиру во время владовских командировок.
– Если б небо было «планом», я бы стал аэропланом… – промурлыкал биолог, подхватил полиэтиленовый пакет и принялся набивать его венчиками конопли, выбирая самые сочные соцветия.
Никогда не знаешь, что для чего может пригодиться. «Пусть будет», – подумал хозяйственный Владислав.
Глава 10. «DIE HARD».
Хирург открыл внутреннюю дверь бункера, соединяющего лабораторию с общим коридором, и услышал характерное шипение воздуха. Давление в научно исследовательском блоке было немного выше, чем снаружи, чтобы воздушными потоками не занесло внутрь микробов. Компрессорами, ответственными за требуемое давление, управлял компьютер, расположенный на верхнем этаже комплекса. В последнее время один из четырех механизмов немного барахлил, и сейчас двое техников копались в схеме.
Ясхар стоял у лабораторного стола и молча просматривал записи за прошедшие сутки. Хирурга он раздражал своей невозмутимостью и полнейшим неуважением ко всему персоналу подземной базы. Начальник службы безопасности мог без стука входить в любое помещение, рыться в личных вещах, разрешать или не разрешать включать радио, устанавливать меню в маленькой столовой, произвольно менять помощников и лаборантов.
Врач закашлялся. Он был хронически простужен, ибо условия жизни в подземных тоннелях ничуть отель-люкс не напоминали: сквозняки, низкая температура, высокая влажность… Особенно сильно его продувало, когда приходилось подолгу торчать в главном коридоре и следить за уничтожением отходов. Давно пора заделать эти чертовы проемы по бокам, но постоянно не хватает ни людей, ни строительного материала. Боковые тоннели вели в никуда, в огромные пустые помещения бывшего бомбоубежища, которыми никто не пользуется. Похоже, никто даже не знает толком их расположения. Нуждам всего коллектива служит не более пяти процентов от общей площади подземного лабиринта.
Ясхар неторопливо повернулся к вошедшему.
– Вы опять копаетесь в моих записях? – Хирург опустился в вертящееся кресло – Если вам так важно знать их содержание, то давайте я буду делать ксерокопии…
– Это не обязательно.
Они беседовали по-английски: Хирург не знал албанского, а Ясхар не говорил на родном языке врача.
– Вы что нибудь выяснили насчет новой партии?
– Да, – бесстрастность и пустые глаза Ясхара могли взбесить кого угодно. – Послезавтра.
– А не забыли, что мне нужно больше объектов?
Что сербских, что всех иных привозимых ему детей Хирург называл только «объектами». Не «пациентами», не «младенцами», не «хомосапиенсами». Вполне нейтрально: «объекты».
– Не забыл. Собрано тридцать единиц. Когда вы избавитесь от предыдущей партии?
– Придется подождать, – врач перелистнул блокнот. – Цикл закончится к третьему мая.
– На базе одновременно будут находится две партии, – напомнил Ясхар. – Вы не можете закончить с первой раньше?
– Не могу! – разозлился Хирург. – Если вы сумеете ускорить выработку вещества, то – милости прошу! Становитесь к столу и действуйте. А лично я не в силах изменить законы биохимии… Еще пять суток. Разместите новые объекты в седьмом блоке.
Албанец нахмурился. Младенцев придется селить вместе с матерями, а это является нарушением сложившейся традиции. Сербок к тому же понадобится кормить, чтобы у них не пропало молоко. На искусственное кормление объекты переводились только в начале самого производства.
– Вы гарантируете, что закончите с этой партией до третьего числа?
Хирург злобно посмотрел на Ясхара.
– Естественно. А вы что, сомневаетесь в моей профессиональной пригодности?
– Нет, – безразлично ответил албанец. Если б он усомнился, то врача давно бы не было в живых. Но оценка действий Хирурга находилась вне его компетенции, все научные вопросы обсуждались только с появляющимся раз в три месяца представителем Пентагона. Ясхар присутствовал на этих встречах, однако не понимал и половины из обсуждаемых вопросов. Собеседники обменивались мудреными терминами, и начальник службы безопасности даже не пытался прислушиваться. Его делом было доставить на базу и вернуть обратно вверенного ему человека. И все.
– Что нибудь еще? – спросил Хирург.
– Да. Когда в последний раз тут были посторонние?
– К примеру, сейчас, – врач ткнул пальцем в техников. – Прихожу, а они уже здесь. Я не знаю, кто из ваших людей заходит сюда в мое отсутствие.
– Мои люди не посторонние. Я имею в виду «носильщиков».
– Недели три назад. Посмотрите свой график доставки объектов, – буркнул врач. – Когда здесь находятся люди с поверхности – я отсутствую. И вам это известно.
– Ваши бумаги всегда в сейфе?
– Не обязательно. Графики и распечатки приборов могут лежать на рабочих столах. Но непосвященному в них не разобраться…
– Вот это, например, что? – Ясхар показал врачу листок с изломанной кривой, обсыпанной по краям мелкими точками.
– Диаграмма насыщения С-раствора.
– Если подобное попадет в руки специалиста, что он сумеет из этого извлечь?
– Ничего, – Хирург зевнул. – Показания самописца, могущие означать что угодно. Особенности протекания химической реакции, фермеитирование образца, скорость коагуляции или рост удоя коровы… Тысяча и одно предположение. На бумаге не указано, какой именно раствор сертифицируется и по каким параметрам.
– А эти цифры наверху листа?
– Время суток и номер прибора. Они понятны только мне. Ежедневно в мире производятся сотни тысяч подобных графиков и схем. Если не миллионы. Вам давно пора уяснить, что безотносительные и неполные научные данные не раскрывают сути эксперимента. Только сертификат качества или описание самого процесса. Чего у нас нет. Мне не нужно составлять паспорта на конечное сырье.
– И все же постарайтесь убирать бумаги в сейф.
– И не подумаю! – нахохлился врач. – Они мне нужны для работы. А ежедневно раскладывать сотни листов по порядку я не собираюсь. Лучше сделайте так, чтобы в мою лабораторию не заходили посторонние.
– Уже сделано, – Ясхар склонил голову. – Объекты будут доставляться только моими людьми.
– Вот и хорошо. У вас все? Тогда, с вашего разрешения, я займусь делом.
Албанец несколько секунд постоял молча и вышел, оставив техников налаживать компрессор. У него было занятие поважнее, чем следить за двумя проверенными бойцами.
Ясхар покурил у лифта вместе с караульными, перекинулся с ними парой слов. Дежурная смена, как обычно, кисла со скуки. Никто из посторонних даже теоретически не мог появиться на базе, единственный вход был замаскирован и охранялся расчетом крупнокалиберного пулемета. На внутренних постах солдаты проводили время за игрой в нарды либо курили короткие трубочки. Больше заняться было нечем.
Он спустился на самый нижний этаж, проследовал по извилистому коридору и толкнул дверь каземата, в котором восемь привязанных к стульям «носильщиков» ожидали своей участи. При них неотлучно дежурил помощник Ясхара.
Албанец неторопливо вытащил узкий нож и приступил к допросу.
* * *
– Неужели ничего нельзя сделать? – удивился Дмитрий – старинный приятель Вознесенского, с которым они встретились в кафе у Московского вокзала.
– Стена, Димон. – Иван с удовольствием отпил кофе. – Меня же самого пытаются выставить дураком. Типа того, что я сам с кем-то подрался. Да еще был подшофе…
– А МИД?
– Что МИД? Ну, послала следователь запрос, а толку? Консульство его переправило в Госдеп. – Вознесенский оперся локтями о столик. – А там год решать будут, давать ответ или нет…
– Блин! Но эти уроды же – наши граждане! Какое отношение они имеют к Госдепу? – возмутился Дмитрий.
– По штатовским меркам – самое прямое. Они работают на американцев. То есть стоят как бы выше остального быдла. В смысле – нас.
Приятель Вознесенского помял пальцами подбородок. Конечно, жизнь в России учит мужественно переносить удары судьбы и не удивляться самым дичайшим экивокам власти, но всему есть предел. А ситуация с кучкой ублюдков, избивших невиновного человека и скрывающихся под защитой звездно-полосатого флага, выходит за пределы даже перманентного российского бардака. Будь на месте охранников американского консульства обычные «бакланы»[30]30
хулиган (жарг.)
[Закрыть], если возбуждено уголовное дело, им бы в два счета нацепили бы наручники и притащили в участок.
– Нехорошо, – констатировал Дмитрий после недолгого раздумья. – Дядя Сэм еще не Господь Бог. И по рылу этим хлопцам настучать не возбраняется.
– Морду ты им всегда успеешь пощупать. Лично я в настоящее время собираюсь действовать только по закону. Если не поможет обращение в МИД, буду жаловаться в прокуратуру города.
– А смысл? – Собеседнику, имеющему богатый опыт в подобных делах, было хорошо известно и о возможностях правоохранительных органов, и о трудолюбии работающих там сотрудников. – Придет ответ, что твое дело поставлено на контроль таким то чиновником. Результат – ноль. Тут надо что то другое придумать…
– Димон, я тебя прошу, не надо, – взмолился Вознесенский, отлично знающий методы своего коротко стриженного визави. – Еще не хватает, чтоб ты пошел расстреливать консульство.
– А чего? Вон пацаны в Москве по посольству шарахнули из «Мухи», и ничего. Сразу бабки получили…
– Какие бабки? Ты о чем?
– А-а, ты ведь не в курсах! – обрадовался верзила. – Это еще в девяносто пятом было. Короче, там запутка одна произошла – хрен моржовый, что помощником атташе по культуре работал, пообещал братве решить вопрос с магазином на Бродвее. Взял капусту и попытался закосить под дурака. Типа у него дипломатическая неприкосновенность. Ну, пацаны и показали, как у нас кладут на неприкосновенность. Взяли гранатомет и жахнули по посольству. Потом позвонили этому дурику и объяснили, что вторая граната полетит ему в окно. Вот и все. На следующий день чудик бабки приволок обратно…
– Здесь так не выйдет, и не думай, – Иван покачал головой. – Это же не разборка по поводу денег. Нам просто показывают наше место. Дескать, кто работает на штатников, тот неприкасаем. А кто, вроде меня, пытается выступать против их политики, будет бит.
– Вольфыч выступает, – напомнил Дмитрий.
– Я не Вольфыч, у меня охраны нет. Да и не в выступлениях дело… Точнее, не в их наличии. Дело в теме. Я по поводу Югославии написал и книгу, и массу статей. Причем задолго до того, как там началась война. Проводил четкие аналогии отношения Штатов к разным национальностям – сербов давят всегда, а хорваты и албанцы постоянно правы. Независимо от конкретной ситуации, от того, кто начал конфликт… С историческими примерами, фотографиями, свидетельствами очевидцев. Естественно, незамеченным это не осталось. Для америкосов такая литература крайне опасна – разрушает образ гуманного миротворца. Они ведь до сих пор нас боятся, хоть и пытаются скрывать… Когда «Голоса Сербии» вышли первым тиражом, ко мне в гости вдруг заявилась знакомая американка. Лет пять не виделись, даже не переписывались! А тут нашла адрес и приехала. Предложила участвовать в получении какого-то там гранта по журналистике. Купить хотели… А когда не выгорело, стали по-другому действовать.
– Ты наших журналюг к этой фишке не привлекал?
– Было дело. Про то, как мне морду набили, программа «Криминал» репортаж делала. Брали у меня интервью, снимали здание консульства, порывались поговорить с пресс-атташе… Даже у следователя выудили материалы проверок. А спустя неделю говорят: так, мол, и так, изложенные вами факты не подтвердились. И передачи не будет…
– Хороша аргументация. И что ты?
– А что я? – Иван допил кофе. – Приватно спросил оператора, что за фигня. Оказалось, ведущей так понравилось в американском культурном центре, что она тут же решила с янкесами не ссориться. А сотрудничать и снимать передачи о крутых штатовских копах. Купили, короче…
– Культурный центр, говоришь? – задумчиво протянул верзила. – Это уже интересно…
* * *
Ясхар вышел в коридор и устало опустился на скамейку у стены.
Допрос ничего не дал. Никто из «носильщиков» не признался в изготовлении двух ксерокопий неизвестных документов, несмотря на то что албанец применил к ним наивысшие степени устрашения. Да и по настоящему удалось допросить только двух первых косоваров – остальные впали в истерический ступор ровно через двадцать минут, и начальник службы безопасности понял, что ничего от них не добьется.
Поэтому он просто перерезал им глотки и кивнул своему помощнику, чтоб тот смыл кровь и спустил трупы по специальному желобу.
Двоих из носильщиков пока обнаружить не удалось.
Один вылетел из Македонии вместе с группой англичан и пропал. С ним пропали и натовские военные. Второй подхватил вирусный гепатит и сейчас лежал в инфекционном бараке городской больницы Тираны.
Тот, что исчез бесследно, славился изворотливостью и, узнав о судьбе своих бывших товарищей, мог, в принципе, раствориться среди беженцев или удрать за границу. Другой был туп настолько, что не умел даже пользоваться пультом дистанционного управления телевизором. Вряд ли он позарился бы на документы из лаборатории. На листках не было портретов президентов, и они не были зелеными. А другие бумажки его не интересовали.
Если отбросить вариант с пришлыми, то в главные подозреваемые попадают Хирург и его лаборанты. Конечно, из чувства самосохранения они могли изготовить ксерокопии документов, чтобы в будущем иметь гарантию неприкосновенности.
Однако смысла в таком поступке Ясхар не видел.
Врачи не выходили за пределы базы; отправить письмо было невозможно, прятать документы внутри горы – бессмысленно. Тем более что именно врачи являлись исполнителями и по всем законам отвечали за происходящее. Не Ясхар втыкал младенцам иголки в вены, накачивал их препаратами и извлекал у них органы для трансплантации. Он всего лишь занимался охраной объекта и доставлял живой товар. То есть – был соучастником, но никак не палачом.
Хотя сербов, расшифруй то местонахождение базы, это бы не волновало.
Ясхар передернул плечами.
В открытый бой с югославской армией, тем более с сербским спецназом, албанца не тянуло. И очень ему не хотелось, чтобы кто нибудь когда нибудь узнал о его роли в эксперименте. Ибо тогда бедного начальника охраны найдут где угодно. И американцы тут же от него открестятся, невзирая на гражданство. Подобные истории оканчиваются хорошо только в кино. На практике провалившегося агента никто не прикрывает.
Впрочем, скоро весь этот ужас останется в прошлом.
На завтра назначена передача боеголовки. Деньги получены и припрятаны в одном из коридоров неисследованной части лабиринта. Пятьдесят целлофанированных блоков по сто тысяч долларов в каждом. Ровно пять миллионов. Или пятьдесят килограммов нарезанной бумаги с водяными знаками.
Пропуск в другой мир.
Мир без войны.
Без страха перед будущим.
Без кислой рожи Хирурга, без его вечно потных рук.
Без обязательств перед ЦРУ.
Без скрипа зубов по ночам.
Без опасений перед шальной пулей.
Без подозрений в адрес помощника, бойцов, начальства, случайного попутчика…
Сказывались двадцать лет жизни в постоянном напряжении.
Ясхар понимал, что еще немного, и превратится в параноика. И тогда исход один: на стол к Хирургу, чтобы тело с мертвым мозгом послужило образцом для какого нибудь очередного изыскания.
Деньги же меняли все. Ради суммы, ждущей его в мрачной тишине скальной трещины, Ясхар был готов еще немного потерпеть.
Эта партия детей будет последней. И последние дни наступали для подземной базы. Прибывший американец из Пентагона обнаружит на месте лаборатории только нагромождение камней. Или лучше дождаться его?
Ясхар пока не решил. Вероятно, более перспективно взорвать скалу, когда приедет инспектор. Американцы будут вынуждены очень осторожно, не привлекая внимания, расследовать подробности инцидента. А лишние два три дня форы албанцу не помешают.
Хотя невозможно доказать, что в момент взрыва его не было на базе. Полторы тонны пластиковой взрывчатки превратят лабораторию в пыль, а обрушенные перекрытия не дадут пробиться дальше верхнего этажа. В любом случае, чтобы разобрать завалы, потребуется года два.
Тогда как уже через шесть месяцев у Ясхара будет новое лицо. В элитных швейцарских клиниках, больше похожих на пансионаты, чем на больницы, о происхождении денег не спрашивают. И делают человеку такую внешность, какую он заказывает. Мало ли прихотей у богатых!
Конечно, следы придется попутать и после клиники. Но с деньгами это легче, чем без них.
Албанец встал, с удовольствием потянулся и направился к лифту. Надо подготовить для приема объектов блок номер семь.
* * *
Владислав разложил на капоте карту и зеленым фломастером нарисовал возле линии, обозначающей дорогу, маленький трилистник, в точности повторяющий изображение марихуаны с агитационного плаката из наркологического диспансера.
Потом прикинул дальнейший путь.
«Так. До Орлате около пятнадцати километров. Но в город мне путь заказан, даже с флагом на капоте и криками „За великую Албанию!“. Замочат тут же, как только свяжутся с натовским командованием. Соответственно, Орлате трэба объехать. И лучше всего с юга… Тут очень приличные проселки. Однако через реку переправляться все равно придется. Интересно, мосты там есть? Судя по карте – да. А на самом деле? Ну, поживем – увидим…»