Текст книги "Парижский десант Посейдона"

Автор книги: Дмитрий Черкасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Часть четвертая
ИНТЕРНАЦИОНАЛ КАК ОН ЕСТЬ
Глава шестнадцатая
РЕКА

Вечер был исключительно теплый.

Стемнело быстро; по Сене неспешно плыл прогулочный теплоход, залитый огнями. Над набережными разливался сладкий аккордеон; уличные кафе, все сплошь в огнях, были заполнены людьми – большей частью туристами, хотя хватало и парижан. Гуляющих тоже было достаточно; в такой толпе наверняка никто не обратит внимания на праздношатающуюся группу из семи человек.

«Сирены» заняли удобную позицию на набережной, откуда был прекрасно виден ярко освещенный подсветкой особняк на противоположном берегу, на набережной Анатоля Франса.

У двоих были бинокли, и это тоже никого не смущало.

Магеллан сосредоточенно крутил колесико; стоявший рядом Посейдон безразлично повернулся к особняку спиной, привалился к еще теплому от дневного зноя граниту и с сонным видом рассматривал прохожих.

– Ни щели, – сосредоточенно бормотал Магеллан. – Все задраено наглухо. Две видеокамеры над входом.

– Звукосниматель не поможет, – констатировал Посейдон. – Шторы-жалюзи. Смотри дальше.

Мина упоенно уписывал хот-дог. Капнул соус, и он быстро подставил ладонь.

– Командир, надо бы поближе подойти, прогуляться.

Посейдон размышлял.

– Не уверен, – сказал он в итоге. – Мы засветимся. Вполне вероятно, что нас знают в лицо.

– Нас-то не знают точно, – возразил Сильвер, и Медуза согласно кивнула.

– Это еще неизвестно, – многозначительно ответил Каретников.

Медуза не церемонилась:

– В Управлении – крот?

– Кроты везде водятся, – уклончиво ответил Посейдон. – Нет, мы не пойдем через мост. Все равно основная работа развернется под водой. Торпеда, пофоткай этот домик для приличия – и сваливаем отсюда.

Торпеда с готовностью погладил массивный фотоаппарат, который, томясь ожиданием, болтался у него на бычьей шее и – в виду могучего телосложения владельца – выглядел мелкой безделушкой.

– Разведку проведет Мина, – продолжил Посейдон.

Мина никак не отреагировал, умело заправив в рот остатки хот-дога.

У Флинта вытянулось лицо:

– Шеф, мы же договаривались…

– Пойдет Мина, – оборвал его Посейдон. – Дебаты отменяются.

– Не расстраивайся, – подал голос Мина. – Я постараюсь тебя обрадовать, Флинт. Я нарою такого, что тебе не придется скучать.

– Пойдешь с окраины, с юго-запада, – продолжил Посейдон.

– Жалость какая, – огорчился Мина. – А я-то надеялся впечатлить местных. Сигануть, понимаешь, с моста, да еще при полной выкладке…

– Не юродствуй.

– Да я вообще серьезен как никогда. Послушай, командир, а если там нет ни хрена? На дне?

– Будем ломать головы, – вздохнул Каретников. – Если ничего нет, то придется нам самим проделать. Окно в Европу.

Он бодрился напоказ.

Если никакого подобающего отверстия нет, то проделать его можно будет только при помощи серии последовательных взрывов. Радиоуправляемые заряды приводятся в действие с суши – иначе бессмысленно: самих и расплющит. Это вызовет серьезный переполох, и водная операция наверняка потеряет смысл.

– Катер, – произнес он негромко.

– Что – катер? – не понял Флинт.

– Катер видишь? Вон он, прямо перед особняком.

– Да вижу давно. И что?

– Пока ничего. Но я не думаю, что Валентино потерпел бы у себя под окнами какой-то посторонний катер, где может засесть кто угодно. Он уж нашел бы способ избавиться от неизвестного судна. Припугнул бы или там в префектуру наябедничал… Почему не сделал так?

– Это их собственный катер! – сообразил Сильвер.

– И я так думаю.

Флинт все еще не понимал:

– Хорошо, пусть ихний. Дальше-то что?

Каретников усмехнулся:

– Ты видишь причал? Пристань?

– Да нет, – озадаченно признался тот.

– И какие делаешь выводы? Взгляни на набережную – сплошной камень. Ни единой лазейки.

– Им туда не забраться, – до Флинта наконец дошло.

– Молодец, соображаешь. Валентино – дряхлый старик. Предположим, им приходится бежать. Как они погрузят старую развалину в катер?

– Уж больно мудрено, – усомнился Мина. – Бежать куда легче все-таки по суше. Я так полагаю.

– Я думаю, в особняке живут предусмотрительные люди. И люди очень подозрительные, буквально до паранойи. Они не исключают возможность сухопутной операции. Если особняк берут в кольцо – хоть тот же Моссад, – то уйти не удастся ни по суше, ни по воздуху. Ведь четыре этажа всего; их мигом снимут с крыши, если они захотят воспользоваться вертолетом. Никто не ждет, что они уйдут… на дно.

Мина уже все понял:

– Понятно, командир. Я найду.

* * *

По прибытии в Париж отряд обосновался не в гостинице, а в конспиративной квартире на рю Риволи, просторной настолько, что там разместилась бы и рота спецназа. К приезду «Сирен» все необходимое снаряжение уже ждало их. Посейдон подумал, что в данном случае, пожалуй, вовсе и не было никакого дипбагажа. В российском посольстве наверняка уже имелись соответствующие припасы на все случаи жизни. Впрочем, он был не уверен, что посольство имеет отношение к операции.

Можно было только покачать головой при виде поклажи, которую предстояло переть на себе Мине. Огромный рюкзак, наводящий на мысли об упакованной надувной лодке вкупе с палаткой. Снаружи, кстати, все выглядело именно так.

Юго-западная окраина Парижа была выбрана не случайно. Во-первых, оттуда было ближе до особняка. Во вторых, трудно было представить кого-либо в подобном облачении, ныряющим в воды Сены посреди города.

– Шеф, позволь мне с ним, – попросил Торпеда. – Если все обстоит так, как представляется, то… там может оказаться все что угодно.

Каретников в сомнении покачал головой:

– Нас и так слишком мало, Торпеда.

– А если он попадет в переплет? Не вернется? Пойдет следующий, да? И тоже сгинет? Пусть Мина делает дело, кто бы возражал. Я буду держаться в отдалении и, если что, – смогу вернуться и доложить. Обещаю не лезть в мясорубку.

Посейдон долго думал и в итоге решил согласиться, признав, что в доводах Торпеды есть свой резон.

– Хорошо, убедил. Мина будет за старшего. Никуда не соваться, дистанция пять метров. Если… – Он запнулся. Ему предстояло сказать нечто крайне неприятное и жесткое. – Если Мина угодит в капкан, я запрещаю его вытаскивать. Ты понял меня, Мина? Я понятно выразился?

– Ясное дело, – пожал плечами тот. – Не стоит волноваться, я выпутаюсь. Не в таких переделках бывали.

– А ты, Торпеда, хорошо меня понял? Это тот случай, когда операция важнее жизни одного из участников. Ты обязан вернуться и рассказать о случившемся.

– Так точно, командир, я все понял.

Голос Торпеды звучал убедительно, но Каретникова трудно было обмануть. Он внимательно посмотрел бойцу в глаза, и Торпеда невольно отвел взгляд. Он даже чуть покраснел.

– Торпеда, – внушительно сказал Посейдон. – Ты знаешь, что я с тобой сделаю, если ты ослушаешься?

– Да понял я все, – пробурчал тот.

– Хорошо, если так. – Посейдон посмотрел на часы. – Выходите через полчаса. Времени у вас до девяти ноль-ноль утра. Если вы к этому моменту не вернетесь, вся группа последует за вами на свой страх и риск. И потери тогда могут оказаться куда больше. Это ясно?

– Я выплюну загубник, если увижу, что он рвется меня выручать, – пообещал Мина.

– Не надо дурного геройства, ты лучше выберись оттуда, – проникновенно посоветовал Каретников.

* * *

Стояла ночь, когда Мина и Торпеда расплатились с болтливым негром-таксистом и вышли на шоссе. Движение по-прежнему было оживленным, но пешеходов не наблюдалось.

Мина подумал, что напрасно они решили прибегнуть к услугам такси. Уж больно подозрительно все это выглядело: здоровяки-иностранцы, ни бельмеса не понимающие по-французски, с тяжелой поклажей, ночью, в безлюдном месте – странный какой-то получился туризм.

Потом он подумал, что люди на Западе не такие любопытные, как в России. Патриархальная родина по инерции продолжала чураться всего необычного. А западный мир давным-давно привык к разного рода экстравагантным выходкам. В Амстердаме, наверное, вообще было бы не о чем беспокоиться. Да и в Америке тоже. Франция более консервативна, но и здесь хватает изощренных выдумщиков. Если ты не нарушаешь закон, ты никому не интересен.

Они, разумеется, не стали просить везти себя прямо на берег. До Сены предстояло пройти чуть больше полукилометра. Этот путь Мина с Торпедой проделали в гордом одиночестве.

Добравшись до реки, они какое-то время провели в подлеске, изучая обстановку. Ни души. По Сене время от времени проплывали мелкие суденышки, и бойцы знали, что в темноте их с реки никто не заметит. А тьма стояла кромешная, какой в том же Питере никогда не бывает. Южная тьма, почти осязаемая на ощупь. Повезло и в том, что небо затянуло тучами, и не было ни луны, ни звезд.

Оба переоделись.

Не прошло и нескольких минут, как они вполне уподобились персонажам из классического голливудского боевика: люди-лягушки. Лягушкам, конечно, такая амуниция и не снилась, иначе они завоевали бы земной шар и эволюция пошла бы другим путем. Из оружия при бойцах были любимые АПС-55, помимо гарпунов, которые могли быть использованы не только в бою, но и в некоторых иных целях. Опытный Мина приблизительно представлял себе, с чем может столкнуться. К поясам крепились небольшие, размером с карманный фонарик сонары, выводившие информацию прямо на стекло маски. Они были нужны, в частности, для выявления неоднородности тех или иных материалов. Имелись при них и небольшие дисковые пилы типа «болгарок» со сменными эльборовыми дисками – крепче алмаза. В ножнах сидели кинжалы, которыми можно было завалить слона.

Мина махнул рукой и пошел первым. На погружение ушло несколько секунд; под водой сразу включились фонари.

Они не боялись проплыть мимо цели: перед уходом с набережной в нужном месте был поставлен крохотный радиомаяк.

Дно знаменитой реки потрясло бы непосвященного.

Чего тут только не было! Хлам всех мыслимых категорий, от старых тапочек и пивных бутылок до разбитых автомобилей. Дохлые собаки и кошки. Несколько человеческих трупов, обезображенных до неузнаваемости. Прямо сточная канава или кладбище, а не река. Впрочем, пловцов это не особенно удивило. Им приходилось уже осваивать не одну городскую реку, и картина везде была примерно одинаковой. В той же Неве, например, – поменьше автомобилей, зато побольше мертвецов.

Рыба почти не встречалась.

Вода была очень мутная, и видимость, как и ожидалось, оказалась соответствующей. Толстые лучи фонарей старательно пробивали водную толщу, но предписанной Посейдоном пятиметровой дистанции было явно недостаточно для эффективного контроля. Не сговариваясь, пловцы сократили ее до двух метров.

Плыть приходилось очень осторожно из-за риска напороться на какую-нибудь острую дрянь. Приближаться к поверхности не хотелось: пузыри воздуха могли демаскировать обоих.

Путь до маяка занял около двух часов.

Когда сигнал был пойман, Мина остановился и подождал Торпеду. Жестом он показал, что направляется к противоположному берегу, и напомнил о надобности держаться подальше. Торпеда ответил кивком.

Они свернули влево, и через несколько секунд внезапно испытали сильную дурноту.

Настолько сильную, что выносить ее – как оба поняли сразу – им удастся не дольше пары-тройки минут.

А то и меньше.

Но никто из двоих не остановился, и тем более не позволил себе всплыть.

Ситуация была знакомой и не однажды проигранной в ходе тренировок.

Происходящее лишь укрепило Торпеду и Мину в мысли, что их миссия не напрасна.

Глава семнадцатая
ПРОЦЕДУРЫ ВОДНЫЕ И СУХОПУТНЫЕ

До берега было рукой подать, и сонары показывали ту самую неоднородность материала, для обнаружения которой и были предназначены.

Звуковые волны распространяются под водой своеобразно. Существуют частоты, способные сбивать сердечный ритм, – около 3,5-3,7 Гц. Защититься от них под водой нет никакой возможности, все передается через тело. Мина с Торпедой отлично помнили случай, когда пришлось экстренно всплывать всего лишь из-за безобидной деятельности гражданского судна, которое стравливало воздух, вызывая при этом колебания неподобающей частоты.

В данном же случае дела обстояли, конечно, не столь невинно.

Мина знаком велел Торпеде держаться подальше и приготовил пенопласт, предусмотрительно захваченный с собой. Он знал, что увидит в следующую секунду. Ему было отчаянно дурно, сердце грозило вот-вот остановиться, в глазах темнело, к горлу подступала тошнота. Добравшись из последних сил до тверди, он быстро обнаружил то, что искал. Источник неприятных ощущений вырос перед ним и не оставил сомнений: они явились сюда не напрасно.

Колеблющаяся стальная пластина, два метра в длину, метр в ширину.

Значит, здесь точно есть что-то такое, от чего приходится отпугивать незваных гостей.

Если вывести пластину из строя, это могут заметить.

Если уж все-таки делать это, то в ходе основной операции, но у Мины не было выхода. Никакая разведка в такой ситуации не возможна. Недолго думая, на пределе сил, он загнал под пластину гарпун и подложил пенопласт. Ему моментально полегчало, чувство дурноты отпустило; сердце вновь застучало ровно, как будто он находился не на дне с полной боевой выкладкой, а мирно прогуливался по набережной.

Мина вернулся к Торпеде, который тоже оправился, и знаками показал, что времени у них в обрез. Тот кивнул, и они вместе поплыли вправо от пластины, ближе к особняку. По расчетам, через десяток секунд он должен был оказаться прямо над ними.

Они очень быстро обнаружили то, что искали.

Это было круглое отверстие, достаточно широкое, чтобы в него пролез человек. Подземный ход на случай эвакуации – или подводный? Аккурат под катером. Все как в кино, причем даже не в шпионском, а в приключенческом.

Мина подумал, что старику Валентино ни за что не удастся скрыться этим путем. Трудно было вообразить себе старца одетым в гидрокостюм и отягощенным аквалангом. Скорее всего, путь отступления был предназначен для других людей – либо подчиненных, либо вышестоящих. А доктора Валентино при неблагоприятных обстоятельствах, видимо, принесут в жертву.

Поразительно, но Мина даже испытал к нему некоторое сочувствие, которое, правда, мигом улетучилось, не успев закрепиться.

Отверстие перекрыто решеткой.

Пловцы единодушно решили не прикасаться к ней.

Они и без того наверняка засветились с пластиной, а если займутся решеткой, то лишатся последнего шанса на внезапность атаки.

Их будут ждать.

Мина подплыл поближе, пытаясь заглянуть в лаз.

«Ни черта не разобрать», – подумал он с досадой. Но сонар снова показывал неоднородность материала. Бетонная труба: однако не только бетонная.

Что-то там есть еще, и прямо на входе.

Акустические датчики?

Вполне возможно, но что-то было еще и помимо них… Мина осторожно дотронулся до прутьев и сразу узнал особый мягкий металл. Из таких делают сейфы. У этого материала удивительное свойство: чем усерднее его режешь, тем он крепче… Ну, против эльборовой «болгарки» даже такая решетка не устоит.

Обоим было ясно, что все прочие сюрпризы размещены внутри. Вряд ли подручные Валентино решились бы полностью парализовать передвижение по дну реки – мало ли кто там мог объявиться и какие работы захотели бы провести городские власти. Истреблять же любого входящего – себе дороже. На всякий случай «Сирены», конечно, внимательно изучили все отверстия вокруг, но ничего не обнаружили.

Мина посмотрел на часы и кивнул Торпеде: пора уходить.

Оба вернулись к пластине, вынули пенопласт и поспешили прочь, чувствуя, как сердца вновь начинают замирать, синхронизируясь в ритме с колебаниями дьявольского устройства.

Обратный путь занял у них меньше времени, потому что они не боялись пропустить нужную точку и не ждали неожиданностей.

Выйдя на берег и переодевшись в подлеске, они двинулись к шоссе. Мина вышел на связь с Посейдоном:

– Командир, все в ажуре. Мы возвращаемся.

Он услышал, как Каретников не сдержался и вздохнул с облегчением. Мина отключился.

– Я думал, что все – приплыли, – сказал он на ходу – Вот же сволочи!

– Ага, – кивнул Торпеда. – Помнишь, в девяносто девятом?

– Здесь круче. Там мы продержались без гарпунов. Вот же дьявол! Я уверен, что они заметили, как пластина вышла из строя.

– Хуже то, – заметил Торпеда, – что они заметили, как она ни с того ни с сего починилась, сама по себе.

– А что было делать? Оставлять пенопласт?

– Да ясно, что больше нечего. Ладно, мы тоже не пальцем деланные. Не посадят же они в лаз дежурных аквалангистов, ждать нас. А посадят, так передушим, как слепых котят. Нас будут встречать в доме…

– А это уже куда проще и приятнее звучит, – подхватил Мина. – Я лично раскурочу это поганое гнездо…

Двигаясь по ночному шоссе, они увлеченно обсуждали предстоящую расправу, напрочь забыв о подлинной цели операции.

* * *

Лютер вызвал к себе начальника службы безопасности.

Сам по себе доктор Валентино Баутце никогда бы не смог наладить ни последнюю, ни вообще сколько-нибудь эффективную агентурную сеть.

Да и зачем?

После крушения рейха он не имел никакого личного интереса в каких бы то ни было акциях; шпионить ему было не для кого и незачем. Он был гол как сокол; наступление англо-американских войск вынудило его спешно бежать, спасаться, бросив награбленное. Да и награбленного было, в сущности, всего ничего, лагерь был детский. У детей не бывает украшений и золотых коронок, а на мыле, коже и волосах не очень-то наживешься.

Но он все равно нуждался в защите.

Он понимал, что в одиночку, без поддержки своих, ему вряд ли удастся уцелеть во враждебном мире. И ему повезло пересечься с себе подобными, тоже бежавшими и выжившими; эти «коллеги» оказались куда состоятельнее и могущественнее, чем он сам.

Не прошло и двух лет, как была создана глубоко законспирированная организация бывших нацистов, которые вслух, промеж собой, декларировали намерения возродить рейх и показать всем кузькину мать. На самом же деле большинство членов организации интересовало одно: деньги и власть. Валентино занял в организации скромное место – положение его было не самым высоким, но, впрочем, не был он и внизу иерархии.

С годами необходимость служить организации все больше утомляла Валентино. Ему лично не было никакого дела ни до проклятого эсминца «Хюгенау», ни до секретов, которые хранил корабль.

Но зато его коллегам дело было.

Оно оказалось из числа тех, что могут обеспечить и власть, и деньги. Руководство организации сообразило, что если оно сумеет завладеть материалом с затопленного эсминца, то в его руках окажется оружие, позволяющее диктовать свои условия кому угодно. «Грязные» атомные бомбы, которых боится весь мир, покажутся на его фоне глупыми новогодними хлопушками. Похоже было, что люди, в свое время отправившие эсминец на грунт, не до конца понимали, что творят, – иначе позаботились бы вынести и уничтожить это оружие.

Валентино понятия не имел, откуда руководство прознало про контейнеры, – догадывался только, что у него есть высокопоставленные осведомители в русских спецслужбах.

Он вообще знал немного, хотя операцию поручили именно ему. Доктор подозревал, что поручили исключительно потому, что его, старика, никому не жаль, он никому особо не нужен. Более того – все, как выяснилось, делалось вообще за него, чужими руками, но формально за акцию отвечал он и все нити вели к нему. Он не призывал Ваффензее и его банду, он вообще не знал этих людей прежде. Однако тот же Ваффензее не знал в организации никого, кроме доктора Валентино и Лютера.

Его немного успокоила готовность организации обеспечить ему двойника на случай нападения или разоблачения.

Правда, и здесь он подозревал, что двойник приготовлен не столько ради самого Валентино, сколько из опасения, что вездесущий Моссад или кто там еще выбьет из доктора секреты.

Возраст двойника вызывал в нем сильное неудовольствие. Мало ли кто на кого похож в молодости! Нужен старик…

Но и здесь он не мог выбирать.

Кому-то зачем-то понадобилось подставлять Санту.

В принципе, он не против. Если Санта хоть на секунду обманет недругов и даст ему шанс скрыться, это можно только приветствовать и быть благодарным.

…Лютер же беседовал с начальником охраны совсем о других материях.

Сам Лютер был при докторе кем-то вроде секретаря. На самом деле он являлся человеком, через которого Валентино поддерживал связь с организацией и получал от нее предписания. Лютер знал куда больше доктора, но старательно изображал из себя подчиненное лицо.

Начальника все звали Шарлем, хотя он не был французом.

Это был тучный, флегматичный тип средних лет, который в острых ситуациях, однако, умел развивать неимоверную прыть и обнаруживал сверхъестественную для его комплекции подвижность. Кроме того, он был подлинным мастером своего дела. Укрепление особняка и путей эвакуации было целиком и полностью делом его рук. Лютер не мог не восхищаться результатами его трудов.

– Что у вас, Шарль?

– Зафиксирован сбой в подводной системе синхронизации.

Лютер вскинул брови:

– Они, получается, пойдут с воды?

– Я не могу ответить однозначно. Система не работала в течение десяти минут. Колебательный контур перестал функционировать. Возможно, мы столкнулись с обычным техническим сбоем, мои люди сейчас занимаются этим.

– Почему они не занялись этим непосредственно в момент поломки?

– Если мы имеем дело с попыткой вторжения или разведкой, то нет смысла зря рисковать. На что нам тогда защитные сооружения? Пусть приходят и сполна получают свое.

Лютер с сомнением покачал головой:

– По-моему, вы слишком полагаетесь на технику, Шарль. Пренебрегая человеческим фактором. Если один что-то намудрил, то всегда найдется другой, способный его перемудрить. А техника, как вы сами только что убедились, может и подвести.

– Ее достаточно много, чтобы все сразу не могло выйти из строя. Многие системы дублируют друг друга.

– Но синхронизация отказала.

– Не вижу большой беды. К тому же она помогла нам – именно своим отказом. Иначе бы никто не насторожился.

– Хорошо, Шарль, – уступил Лютер. – Я верю вам, как себе. Продолжайте делать, что делаете, и держите меня в курсе.

Начальник службы безопасности удалился, а Лютер глубоко задумался.

Кто?

Откуда исходит угроза?

Все-таки Моссад?

Или кому-то непостижимым образом удалось выследить Санту?

Он потер виски и отправился навестить долгожданного гостя: капитана Гладилина.

* * *

Современная медицина творит чудеса, это так. Но даже она не в состоянии за сутки превратить цветущего молодого человека в дряхлого старика.

Когда Олег Васильевич снял с капитана повязки, Гладилин, весь в болезненном нетерпении, вновь посмотрел на себя в зеркало, и ему стало дурно. Он едва не лишился чувств.

Из зеркала на него смотрел сущий урод.

Щеки провалились, под глазами образовались круги, кожа приобрела нездоровый вид и покрылась мерзкими пятнами; нос превратился в какой-то клюв. Поразительно, но только теперь Гладилин осознал, что лишился зубов. Он чувствовал, что с ним что-то неладно, однако остаточное действие наркоза не позволяло ему оперативно разобраться в собственных ощущениях.

– Зубы у вас будут, – утешил его Олег Васильевич, стоявший позади и готовый в любой момент подхватить капитана. – Да они уже есть – вон, плавают в стаканчике. Конечно, могут не вполне подойти – извините, времени было слишком мало, чтобы изготовить высококачественные протезы и подогнать. Вы должны быть нам благодарны. Мы и так сделали невозможное.

– Зачем? – прошептал наповал сраженный Гладилин.

– Ради вашей же безопасности – но и не только. Придет час, и вы все узнаете. Зато вас теперь ни одна собака не опознает.

В этом он был совершенно прав.

Гладилина не признала бы родная мать, которой он, впрочем, не помнил.

– Разве нельзя было как-то иначе? Почему старик?

– Потому что это эффективно. Вы предпочли бы пожизненное заключение или пулю в лоб?

Гладилин промолчал.

Он боязливо дотрагивался до щек и думал, как хорошо ему было бы поселиться где-нибудь в лесной глуши, в сторожке вроде недавней, и больше ничего не слышать ни о западных друзьях, ни о смертоносных контейнерах. Он впервые по-настоящему пожалел, что ввязался в эту историю.

И это было только начало.

Олег Васильевич молча вышел, вернулся и молча же положил перед ним два авиабилета. Сверху шлепнулся новенький паспорт.

– Скоро вылетаем, дорогой Санта. Вы когда-нибудь посещали Париж? Можете не отвечать – мне известно, что нет. Теперь вам предоставлена такая возможность… Вы счастливчик.

Гладилин ничего не ответил.

Он видел, что пока ни в коей мере не является хозяином своей судьбы. Перемена внешности поставила последнюю точку. Податься ему было некуда. Аванс, не так давно полученный от Ваффензее, был смехотворным, если соотнести его с реальной стоимостью комфортного скрытного проживания.

Он отошел от зеркала и снова лег.

Олег Васильевич посмотрел на него с некоторой тревогой:

– Вам плохо, Санта?

– Мне замечательно, – огрызнулся тот. – Лучше не придумаешь.

Хозяина не покидали сомнения.

Гладилин почти не состарился, но его нынешний вид автоматически вызывал опасения за его здоровье. Олег Васильевич перевел взгляд на руки подопечного. Да, с руками не поработали, это не руки старика. И ноги, конечно, тоже не «катят». Валентино страдает деформирующим артрозом, не вылезает из кресла, а для такой имитации потребовалась бы не одна неделя.

Он сходил за перчатками.

– Наденьте-ка, Санта.

Тот уже не сопротивлялся, покорно выполнил сказанное.

Перчатки были очень легкие, из тончайшего бежевого шелка, они почти не ощущались.

– Не снимайте их больше. Разве что при мытье. А так носите постоянно, на людях и дома тоже, в одиночестве. Правда, на людях вы еще окажетесь не скоро, если не считать перелета…

Гладилин дернул плечом.

Его охватила полная апатия.

Эта апатия улетучилась, когда он предстал перед доктором Валентино Баутце в его парижской квартире на набережной Анатоля Франса. Здесь он пережил очередной шок: ему померещилось, что он снова таращится на себя в зеркало.