Текст книги "Последний солдат президента"

Автор книги: Дмитрий Черкасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Батька размял ладонями щеки.

Отречение – это одна сторона. К варианту его отказа они тоже готовы.

Атомный удар маловероятен. Скорее, даже если принять за основу существование ядерных устройств, его лично все же попытаются ликвидировать. К ракетной атаке можно прибегнуть только в самом крайнем случае. Нажатие кнопки означает постановку всех участников за рамки закона. С террористами, использовавшими оружие массового поражения, никто из лидеров государств разговаривать не станет. Нужна незамаранная убийствами персона.

Судя по всему, такой человек есть.

И он рядом с Президентом. Не обязательно тот, кому перейдет власть, но тот, кто сможет эту власть реально взять. Из рук Батьки или возможного преемника – это не столь важно…

Президент сцепил руки и мрачно уставился в пол.

Вариантов два.

Поддаться на шантаж или драться. И в том и в другом случае ему предстоит погибнуть. Уйдя с президентского поста, он не проживет и трех дней. Глупо верить в обещания террористов сохранить ему жизнь.

Умереть не страшно. Хуже всего то, что его смерть ничего не дает. При одном варианте погибнут десятки тысяч ни в чем не повинных людей, при другом – его страна будет поставлена на колени. Намерения шантажистов понятны. Смена Президента – изменение экономической политики – ориентация на других международных партнеров – фактическая потеря государственности… Метод не нов.

Батька поймал себя на мысли, что почти не волнуется.

Интуитивно он был готов к чему-то подобному, просто не знал, в какой форме его однажды поставят перед выбором. Все к этому шло. Недовольство США, правозащитная истерия внутри республики, санкции Совета Европы, мелкие диверсии в промышленности и в сельском хозяйстве, невыполненные обещания России, возня в собственном правительстве, интриги главы администрации, активизация выступлений основного «демократа» Серевича и курируемой им газетенки «Народная доля»…

Количество перешло в качество.

Подонки объединились и выставили ультиматум.

Президент посмотрел на часы.

Пять минут четвертого.

Что ж, сегодняшний рабочий день начнется раньше, чем обычно.

Но позиции без боя он сдавать не намерен…

* * *

Рокотов попробовал ногой прочность идущих вдоль стены электрических кабелей в толстой оплетке и убедился в том, что по ним он легко может взобраться аж до самого потолка тоннеля. Базу строили на совесть – каждый провод пустили по отдельному гидроизолированному желобу, подвесив на вбитые в бетон мощные стальные крючья. За тот десяток лет, что подземные помещения не использовались, на металлических поверхностях не появилось ни единого пятнышка ржавчины.

Владислав вздохнул.

«Эту бы энергию – да в мирных целях… Например, на строительство жилых домов. Тех средств, что сюда вбуханы, вполне хватило бы на обеспечение квартирами всех нуждающихся. А так – и базу бросили и деньги зазря израсходовали. Причем тому же Луке ничего не сказали… Он бы, я думаю, нашел применение этому комплексу. Разместил бы здесь какое-нибудь производство. После вывоза ракет, разумеется… Но нашим чиновникам —„демократам“ делиться западло. Пусть лучше сгниет, обрушится, лишь бы никому не досталось, раз за это взятку не получить…»

Ситуация с законсервированным подземным объектом полностью повторяла происходящее с тысячами подобных сооружений по всей России. Оставленные за ненадобностью военные городки, огромные ангары и бомбоубежища не передавались рачительному хозяину, могущему использовать их с коммерческой выгодой, а ставились на баланс местных администраций, исповедовавших принцип «собаки на сене» – и сами не используют, и другим не дают. Что было вполне объяснимо – чиновники имели свой процент от сдаваемых в аренду производственных площадей и не желали уменьшать свои доли в результате того, что на рынок одномоментно поступили бы десятки миллионов квадратных метров дешевых складов, цехов и жилых помещений.

Военные объекты ветшали и разворовывались местными жителями, с каждым годом их коммерческая привлекательность падала, а вопрос об их использовании так и оставался нерешенным. Губернаторы и мэры, сидящие буквально на золотой жиле, были заняты более насущными проблемами – интригами, дележкой остатков госсобственности, устройством на необременительную государственную службу своих многочисленных и вороватых родственничков.

И так повсюду и по любому вопросу. Положение изъятых из оборота армейских объектов ничем не отличалось от ситуации в промышленности в целом. Руководство страны и регионов меньше всего интересовало разумное ведение хозяйства – силы бюрократического аппарата концентрировались на направлениях исключительно личной выгоды, без оглядки на то, что через десять-пятнадцать лет украсть будет нечего. Рокотов еще раз вздохнул, поправил ремни рюкзачка и свернул в очередной узкий боковой проход.

* * *

Когда Президент России решал, что ему сегодня не нужно ехать в Кремль, завтрак подавали на восточной веранде подмосковной резиденции.

Вот и в этот раз к половине десятого утра на круглый столик были выставлены мисочка с овсяной кашей, мед, стакан слабого чаю и блюдце с тонко нарезанным хлебом «Здоровье». Рядом на отдельном квадратном подносике лежали таблетки. Две оранжевые, для укрепления сердечной мышцы после перенесенной недавно операции по шунтированию, одна белая для стабилизации прыгающего давления и прозрачная капсула дорогущего швейцарского средства, предназначенного исключительно для пожилых людей и, как обещал производитель, значительно улучшавшее его мозговую функцию.

Насчет последнего средства Президент сомневался, ибо, сколько ни принимал швейцарский препарат, ни память, ни быстрота мышления не изменялись. Возможно, потому что разработчики не рассчитывали на пациентов, подорвавших свое здоровье неумеренными дозами горячительных напитков. Российский Президент, имевший печень с «пробегом» в десять тысяч литров водочки, на нежный швейцарский медикамент почти не реагировал.

Офицер дежурной смены дождался, пока могучий старец усядется за стол, и открыл коричневую папку.

Телохранитель бросил в стакан монарха две таблетки сорбита.

– Докладывай, понимаешь… – прогундосил Президент.

– Сегодня в пять сорок пять утра в трех местах чечено-дагестанскую границу пересекли вооруженные отряды под командованием Басаева и Хаттаба, продвинулись в глубь территории Дагестана на десять километров и взяли под контроль шесть сел, – четко отрапортовал офицер. – Численность бандгруппировки – около трех тысяч человек. Действуют десять-двенадцать отрядов.

Президент застыл с куском хлеба в руке.

– По пока еще неподтвержденным данным, – продолжил моложавый полковник, – целью нынешнего масштабного наступления является Махачкала. Фактически это нападение представляет собой первый этап реализации плана Удугова по созданию прикаспийского исламского государства. Как сообщают наши источники, операция финансируется мусульманским центром со штаб-квартирой в Саудовской Аравии. Сейчас мы начали выдвижение в те районы полков внутренних войск.

– Почему не сообщили раньше?

– Информация пришла двадцать минут назад.

– Премьер извещен?

– Пока нет. Ожидали ваших распоряжений.

– Вызовите Степашко и главу администрации. К половине двенадцатого. И пригласите ко мне командующего Северо-Кавказским округом.

Президент разозлился.

Доигрались, понимаешь! Послушался дочурку и этого придурковатого бородача, протирающего штаны на месте главы его администрации – и на тебе! Вместо бесконечных и бессмысленных переговоров с интеллекутальным инвалидом в папахе, называющим себя президентом «свободной Ичкерии», надо было превентивно долбануть ракетами по давным-давно известным лагерям боевиков.

Предупреждали ведь!

И военные говорили, и секретарь Совета Безопасности, и недавно приезжавший с неофициальным визитом в Москву директор «Моссада». Все как один выступали за то, чтобы врезать террористам от души.

А теперь поздно.

Отряды уже прорвались. Опять придется выдавливать их сухопутными частями. Снова пойдут гробы, снова коммунисты и Яблонский взвоют о его политической недальновидности, московский мэр выскочит, как чертик из коробки, со своими инициативами по урегулированию…

Все как по-писаному.

– Шта-а еще?

– На этот час больше информации нет.

Президент глубоко вздохнул.

– Свободны…

Офицер неслышно прикрыл за собой дверь.

Глава государства засопел и принялся за овсянку.

Новый день принес новые проблемы. При этом старые никуда не делись.

* * *

Владислав нажал на кнопку подсветки часов и посмотрел время.

Час ночи.

На базе он уже почти полсуток. И пока без результата. Запах тушенки был единственным, что указывало на присутствие посторонних.

«Ошибиться я не мог, – Рокотов, прикрываясь черным плащом, пересек очередной коридор, – и с поверхности запах занести не могло. Островок посреди болота я обошел, никого не встретил… Кстати, а как мои условные противники сюда забрались? По идее они должны были действовать аналогично. Из этого следует печальный вывод, что какая-то высокопоставленная сволочь им помогает.

Грустно… Но обыденно. Наши чиновнички за бабки на все готовы. Выстроил царь Борис систему, земной поклон ему за это! Бюрократов по сравнению с Союзом раза в три больше стало. И это с учетом того, что страна на четверть уменьшилась. Ну почему у нас ни одного нормального человека в правительстве нет? Одни ублюдки… Сначала этот газовщик с аккордеоном, потом Киндер со своими безумными идейками, затем дед Прима, которому больше всего пошли бы буденовка и именной маузер Дзержинского… Теперь Степашку поставили. Нашли, называется, альтернативу… «Главмусор» – это альтернатива здравому смыслу. И плевать, что он из Питера, тут не до местечкового патриотизма. Степашко – это идиот на действительной службе. Почти как Швейк. Только тот умным был и идиотом притворялся, а этот всерьез. Коррупцию извести пообещал… Щас! На себя давно в зеркало не смотрел. Когда министром внутренних дел был, ни фига сделать не смог. И теперь не сможет. Не дадут-с. Ибо ежели начать копать, то ниточки обязательно приведут либо к президентскому семейству, либо в администрацию Бориса, либо напрямую к министрам. И надо быть полнейшими придурками, чтобы не понимать, что народ все это прекрасно знает. А они, между прочим, не понимают. Или, вернее, не хотят понять. Делают вид… И страшно удивляются, почему никто из нормальных порядочных людей не хочет иметь с ними дела. Вот возьмем меня. Вместо того, чтобы мне помогать, система позволила этим уродам Ковалевским и Терпигореву захапать мою квартиру и записать меня в мертвецы. Если б не личные контакты с Гриней, то я так бы и остался человеком без документов. Конечно, за бабки я себе новую личность организовал бы. Но ведь это не дело! Нормальный законопослушный гражданин вынужден существовать по подложному паспорту только потому, что какие-то районный прокуроришка и мусор-подполковник решили прибрать к ручонкам его хату. Сюрреализм… Равно можно оценить и мое нынешнее положение. Ниндзя-одиночка, по собственной инициативе выполняющий работу государственных спецслужб. По причине умственной отсталости руководства страны. А что делать? Если я не разберусь в ситуации, то все так и останется на точке замерзания. Точнее – омерзения. Можно, конечно, плюнуть на все и смотаться на Запад. Языки я знаю, работу всегда найду. Только вот что-то после моего балканского вояжа мне ни в Европу, ни в Америку не хочется…»

Биолог дошел до конца узкого коридора и наткнулся на прямоугольный, врезанный в стену ящик с дверцами.

«Ага, похоже на электрощит… Проверим… – Влад распахнул одну из створок, достал отвертку с лампочкой на торце рукоятки и приложил жало инструмента к клеммам на самом верху щита. Лампочка мигнула. – Провода запитаны… Что ж, это тоже говорит в пользу наличия противника. – Он проверил все остальные клеммы. Из выходящих в щит двух десятков проводов без электричества оказался только один. – Та-ак… Подключены практически все системы. Плохо. Инициация энергоснабжения означает готовность к запуску. И, возможно, активизацию контрольно-наблюдающих устройств. Тут на складах их нет. А возле центрального пульта вполне могут быть. Глупо надеяться на отсутствие видеокамер… Хотя… В конце семидесятых передающие камеры были редкостью. И вояки рассчитывали на охранников людей. По всем канонам советской армии тут должен был бы располагаться батальон охраны. Не для них ли все эти помещения? А что, это мысль. Ответвления из центральных тоннелей ведут в казармы. Там, кстати, я видел короба вентиляции. Здоровенные залы – это склады продовольствия и снаряжения. Ну и размерчик у базы! От входа я прошел километра три, если считать по-прямой. И пока не обнаружил ни посторонних, ни пульта управления. А если это не ракетная база? Не-ет, вряд ли… На простое бомбоубежище не тянет. Слишком дорогое удовольствие, даже для советских времен. И рельсы. Колея широкая, предназначенная явно не для транспортировки ручных тележек с грузами. Повороты плавные, сделаны в расчете на длинномерный предмет. Дабы не зацепить. А единственный предмет таких габаритов – ракета. Если прикинуть дугу поворота… Метров двадцать-двадцать пять… Однако, большая ракета… Жаль, что я не знаю характеристик. Надо было в Питере хоть справочник купить и полистать. Ладно, проехали. Поздно локти кусать. Да и не продаются такие справочники. Нормальному человеку сведения о ракетном вооружении ни к чему…»

Влад вышел из коридора обратно в полукруглый тоннель и несколько секунд постоял неподвижно, полузакрыв глаза и обратившись в слух.

Ищущий да обрящет.

Со стороны правого поворота утопавшего в темноте тоннеля раздался шорох шагов…

* * *

– Это в-выступление будет решающим, – Юрий Щекотихин плеснул себе в стакан щедрую порцию коньяку.

– Почему? – не понял Пеньков.

– Наши чеченские друзья все предусмотрели, – Щекотихин раскраснелся от выпитого и тяжело оперся спиной о стену, – у Москвы в Дагестане нет нормальной боеспособной группировки. Чтобы ее с-собрать, потребуются месяцы. Общественное мнение готово к протестам. Я вчера беседовал с Адамычем и Ильиничной… – Депутат сыто рыгнул. – Так вот. Парламентарии Европы однозначно заявили о полной поддержке наших друзей. Лорд Джадд прислал Ильиничне письмо. Помогут… Если надо будет, то и деньгами.

– Было бы неплохо, – протянул Рыбаковский, оторвавшись на секунду от тарелки с отварной осетриной. – Сложно статьи проплачивать. Просят по тройному рекламному тарифу. Да и то не все соглашаются. Вон, Руслан знает…

Пеньков уныло кивнул.

Не далее как две недели назад Руслан появился в редакции крупнейшего питерского таблоида с целью разместить в нем полностью высосанный из пальца материал на две полосы о «зверствах» российских солдат под Ведено в девяносто пятом году. Статья была смачная, изобиловала физиологическими подробностями и, по мнению Пенькова, должна была вызвать у читателей взрыв возмущения.

В смысле реакции на статью Руслан не ошибся.

Главного редактора на месте не оказалось, рекламного директора тоже, поэтому Пеньков обратился к какому-то верзиле с перевязанной левой рукой, сидевшему на месте ответственного секретаря и читавшему журнал.

Руслан посчитал, что ответственный секретарь самостоятельно сможет решить проблему постановки материала в ближайший номер. Верзила любезно согласился прочесть статью, предварительно поинтересовавшись наличием у посетителя необходимой суммы. Пеньков гордо продемонстрировал шестьсот долларов.

Спустя полторы минуты события приняли для худосочного Руслана трагический оборот.

Просмотрев статью, бритоголовый бугай сгреб Пенькова здоровой рукой и как следует вмазал физиономией об шкаф. Затем он зажал голову истошно визжащего «демократа» между колен, сорвал с него штаны вместе с трусами и, выдернув свой брючный ремень, принялся охаживать «Русико» по цыплячьей заднице. Особую пикантность порке придавало то обстоятельство, что ремень у верзилы оказался раритетом времен Второй мировой войны – широченная полоса свиной кожи с выдавленными по всей длине вензелями из двух латинских "С" и здоровенной пряжкой в форме держащего в лапах свастику орла.

В середине экзекуции в кабинет заглянул пробегавший мимо по коридору журналист из «Нового Петербурга» Юра Нерсесов, цинично предложивший запихнуть Пенькову в задницу его же свернутую трубочкой статью. Что фашиствующий молодчик и сделал. Руслан завизжал еще пуще. На крики собрались почти все присутствовавшие в редакции корреспонденты обоих полов. Жалости к Пенькову никто не выказал. Даже наоборот – узнав от не прекращающего работать ремнем верзилы о содержании статьи, начали вносить предложения об ужесточении наказания. Бородатый редактор журнала «Вне Закона» сбегал за паяльником и принялся трясти им у носа обезумевшего от ужаса «правозащитника».

Потом «демократа» заставили сожрать доллары, угрожая в случае отказа продолжить порку. Пеньков залился слезами, но валюту проглотил.

Напоследок Руслана поставили на карачки в центральных дверях головой на выход, и разбежавшийся Нерсесов мощным футбольным ударом выбил его на улицу. Аккурат под ноги возвращавшемуся с обеда главному редактору. Главный довольно спокойно выслушал объяснения громилы, поздравил Нерсесова с удачно исполненным «пенальти», но попросил впредь до такого беспредела не доходить.

Статью из Пенькова выковыривали в ближайшем травматологическом пункте. Благодаря давно и хорошо «разработанной» заднице он обошелся без повреждений кишечника. Хирург, за две минуты освободивший Руслана от посторонних предметов в организме, наотрез отказался выдать пострадавшему справку, как только услышал о причине попадания бумаги в Пенькова. И пригрозил набить морду, если взывающий к справедливости пациент не покинет его кабинет через десять секунд.

– Сложности неизбежны, – наставительно заявил Щекотихин, пока еще не получавший в харю от патриотично настроенных граждан, – массы не готовы к истинной демократии и свободе слова.

– Да уж… – заныл Пеньков, пытаясь пристроить поудобнее горящий огнем зад, – я хотел в милицию обратиться… Так меня и оттуда послали… Палачи.

Когда Руслан приковылял в свое отделение, дежурный подозвал двух стоявших у входа омоновцев и дал им прочесть копию статьи, приложенную к заявлению. Оба сержанта служили в свое время в Чечне и тут же решили Пенькова линчевать. Или хотя бы повторить исполненное в редакции неизвестным громилой.

От расправы потерявшего сознание педераста спас прибывший с проверкой командир патрульно-постового батальона. Руслана просто вышвырнули на улицу.

Предварительно экспроприировав бумажник с парой сотен долларов. Привычка есть привычка.

Не понятый никем «демократ» добрел до дома и, от огорчения перепутав баночки с мазью, втер себе в задницу пчелиный яд.

Спустя час Пенькова с раздутой втрое против обычного размера кормой забрала «скорая». Из больницы он вышел только через десять дней и на три месяца лишился сексуальных утех. Врачи строго наказали ему круп не напрягать.

– Я переговорю с Анатолием Б-борисовичем на эту тему, – пообещал Щекотихин, – если будет нужно, и Г-гайдара с Немцовичем подключим…

Руслан обреченно кивнул. Он понимал, что московский гость забудет о проблеме питерского педераста еще до того, как сядет в поезд. Российская демтусовка всегда отличалась тем, что ее члены никогда не держали своего слова. Даже данного соратникам по партии.

Пробившиеся в чиновную власть «младореформаторы» вскоре открещивались от бывших товарищей и вспоминали о них только тогда, когда требовалось подкрепить очередную собственную аферу митингами в поддержку реформ или истерикой в прессе. Все дела делались только за деньги. А платить десятки тысяч долларов Пенькову не хотелось. За меньшую сумму Рыжая Морда, как называли главного «монетариста» страны Чубайсенко и друзья, и враги, пальцем не шевельнет.

А деньги Руслан любил. И отдавать их толстомордому Чубайсенко не хотел.

К тому же тот никакого влияния на МВД и прокуратуру не имел. Одни понты, пестуемые окружением Рыжего исключительно из раболепия перед своим якобы всесильным хозяином.

– С кем мы можем войти в альянс? – Рыбаковский доел рыбу и принялся за десерт.

– С м-местным «Яблоком», – Щекотихин вылил себе в рюмку остатки коньяку.

За общим столом российские демократы вели себя абсолютно так же, как и в других сферах жизни. Каждый норовил выпить и съесть больше других, выхватывая из-под носа соседа по столу самые сочные кусочки и наливаясь на презентациях халявным алкоголем до бровей. Так, чтобы тошнило.

Рыбаковский посмотрел на Пенькова.

– Иди еще бутылку закажи. – Недовольный тратами Руслан отправился к стойке бара.

– «Педриньо» не п-подведет? – небрежно, спросил Щекотихин.

– Откуда я знаю! – Рыбаковский бросил злой взгляд на тщедушного педераста, облокотившегося на стойку в ожидании заказа. – Он какую-то свою игру затеял. С Артемьевым под ручку ходит, к Амосову через день заглядывает.

– Ну и пусть катится в «Яблоко». Будет на одного гомика больше.

– На нем половина издательств, – напомнил Рыбаковский, стряхивая с клочковатой бороды крошки пирожного.

– Другие найдем. Адамыч предупредил, чтоб на этот раз срывов по Питеру не было. Москву Индюшанский со своим «Мостом» плотно перекрыл, теперь здесь надо порядок навести. На кого тут положиться можно?

– Ну… Шестой канал на телеке, из газет – «Невское время» и «Санкт-Петербургский Час Пик»…

– Ты мне тех, кому американцы деньги платят, не называй. Я о твоих личных каналах спрашиваю.

– Ну-у… – нервно протянул Рыбаковский.

– Б-баранки гну! – Щекотихин влил в себя коньяк. – Юлик, не вкручивай. Если нет, так скажи прямо. Все равно б-бабки на предвыборную в Думу уже выделили. Для пары-тройки газет хватит…

– Совсем своих нет, – признался бородатый демократ.

– Значит, будут… Все, давай заканчивать, «педриньо» идет…

* * *

Илья Герменчук выполз из-под днища микроавтобуса, встал, отряхнул брезентовую куртку и отрицательно покачал головой.

– Не пойдет.

– Можно подвинуть цену, – густым басом заявил продавец «Фольксвагена-транспортера».

– Не в цене дело…

– А в чем? – не унимался продавец. К серо-зеленому микроавтобусу за день подошли многие, но только этот светловолосый парень показался владельцу машины серьезным клиентом. Упускать потенциального покупателя не хотелось.

К тому же цена на «фольксваген» восемьдесят девятого года выпуска была божеской – две тысячи сто долларов. И автомобиль находился в очень хорошем состоянии.

– Подвеска слабовата.

– Тонну выдержит.

– Вот именно, – Герменчук нацепил зеркальные очки, – всего тонну. А мне надо две.

– С такой грузоподъемностью микроавтобусов не бывает, – владелец «фольксвагена» пожал плечами и потерял интерес к разговору.

Покупатель оказался трепачом. Изображает из себя знатока, а сам не знает элементарных вещей.

Герменчук прошел вдоль ряда разнокалиберных автомобилей и остановился рядом с грязно-белой «Газелью».

– Какого года?

– Прошлого, – мрачно ответил усатый крепыш и смерил Илью недовольным взглядом, – ты просто так интересуешься или?..

– Или.

Крепыш приободрился.

– Пробег двадцать две тысячи. На гарантии.

Герменчук обошел грузовичок сзади.

На кузов был закреплен металлический кунг высотой под два метра. Илья распахнул двери и заглянул внутрь.

Хозяин «Газели» явно был человеком рачительным. Нигде ни царапины, все швы обработаны антикоррозийной шпатлевкой. Даже фирменные ремни для крепления груза оказались на месте.

Крепыш настороженно следил за невозмутимым Ильёй.

– Скрытые дефекты есть?

– Не, сам на заводе выбирал…

– Тогда почему продаешь? – недоверчиво поинтересовался Герменчук.

– А мне «Газель» уже без надобности. Я «бычка» купил, на четыре тонны.

– Расширился?

– Угу.

Илья кивнул.

Обычная ситуация. Малый бизнес в Беларуси за счет нормальных налогов и полного отсутствия бандитских «крыш» развивался стремительно. Спустя год-два после организации своего дела коммерсанты получали достаточные средства для увеличения производства в разы. И, соответственно, вторичный рынок оборудования и автотранспорта был насыщен.

– Что возил?

– Рыбу, – крепыш прикурил белый «Парламент». – Не боись, запаха нет. Я перед тем, как сюда машину выставлять, спецобработку сделал. И швы все заново промовилил.

– Сколько тянет? – Герменчук стукнул ладонью по кунгу.

– Полторы тонны.

– А две?

– Можно и две. Только тебе надо дополнительный лист на рессоры поставить. В принципе, если берешь, я сам могу помочь. У меня тут неподалеку дружок в автосервисе пашет. За пару часов управится.

Илья еще раз обошел «Газель» со всех сторон.

– Сколько просишь?

– Две четыреста.

– По божески.

– Реально…

– Идет, – согласился Герменчук, – оформим по доверенности.

– Как хочешь. – Продавцу было все равно. По доверенности даже лучше. Меньше за переоформление платить. – Деньги с собой?

Илья махнул рукой стоящей поодаль женщине.

Та подошла.

– Люда, две четыреста отсчитай.

– Расплатиться можно в нотариалке, – сказал крепыш.

– Какая разница, – Илья передернул плечами. – Мы ж договорились…

* * *

Рокотов сделал шаг в сторону, плотно вжался спиной в стену и поднял перед собой полотнище темно-серого, в черных разводах плаща.

В подземелье главное – отсутствие теплового излучения, поэтому Влад прихватил с собой в путешествие и спецодежду. Он не стал мудрить и пытаться приобрести или сшить особый комбинезон, а пошел по простому пути: купил отрез сукна мышиного цвета, рулон светоотражающей пленки, полметра прозрачного полиэтилена и заскочил в самое обычное швейное ателье.

Скучающие мастера немного удивились заказу, но пятьдесят долларов произвели на них сильное впечатление.

Спустя два часа плащ был готов.

Примитивный, но зато исключительно надежный. На сукно размером сто восемьдесят на сто семьдесят сантиметров тонкой капроновой нитью была нашита серебристая пленка. В верхней трети плаща располагалась щель для наблюдения, прикрытая полиэтиленом. По углам – петли, взявшись за которые, материю можно было растянуть перед собой.

Подобным камуфляжем пользовались в Японии и Китае давным-давно. Даже строили специальные комнаты-ловушки со стенами, затянутыми черным шелком. В комнатах царил полумрак, а возле стен неподвижно стояли охранники, держащие перед собой квадраты черного шелка в цвет стены. Проникший в замок лазутчик или наемный убийца получал клинок в живот раньше, чем успевал сообразить, откуда ожидать нападения. Охранник бил, делал шаг назад и снова становился невидим на фоне стены.

Дома Владислав развел в банке с водой сухую тушь и широкой кистью нанес на сукно черные разводы. Теперь в неосвещенном подземелье его невозможно было обнаружить ни визуально, ни с помощью приборов ночного видения. А сквозь непропускающую тепловые лучи полоску полиэтилена Рокотов видел все. И имел в запасе лишние секунды по сравнению со своими противниками.

Из сероватой мглы выплыли две фигуры, головы которых были украшены уродливыми бинокулярами ночной оптики.

Биолог затаил дыхание.

Парочка шла не спеша, совершенно не соблюдая мер предосторожности. Пистолеты-пулеметы с примкнутыми прямыми магазинами болтались стволами вниз, охранники спокойно беседовали друг с другом, смотря в основном себе под ноги, а не по сторонам.

Ближайший к Владу вооруженный человек прошел всего в метре от замершего под плащом биолога, заглянул на секунду в боковой коридор, и парочка проследовала дальше по тоннелю. Спустя минуту охранники скрылись за поворотом.

Рокотов опустил плащ, свернул его в трубку и перекинул через плечо.

«Интересно получается, – Владислав отправился в противоположную ушедшим охранникам сторону, – судя по разговору, эти двое – латыши или литовцы. Жаль, что я плохо знаю различия в балтийских языках. Не эстонцы точно. Нет двойных гласных и согласных. Сплошные „с“ и „ш“… По идее, их присутствие на базе отнюдь не необычно. Чечены активно контактируют с прибалтами, гоняют через них бабки, покупают оружие. И наемников из Прибалтики в Чечне хватает. Нас они не любят, из чего следует, что террористам помогут с удовольствием. Вернее, уже помогают… Но помимо „оч-чень несафисимых“ прибалтийских парней тут обязательно должны быть и чечены. Соответственно, базарить друг с другом они будут по-русски. А иначе никак. Хоть мы и „проклятые оккупанты“, без русского языка им не обойтись. Чеченско-литовского разговорника в природе нет, ибо обе эти нации, как ни крути и ни надувай щеки, – составные части Империи. Рано или поздно и они это поймут. Равно как и эстонцы, и латыши, и казахи с киргизами, и хохлы. Первым сообразил Лукашенко. Молодец, головастый мужик. Лет через сто ему памятник поставят, как единственному вменяемому политику на постсоветском пространстве…»

Имперские амбиции у Рокотова доминировали над пониманием «права нации на самоопределение», и не по причине того, что Владислав был патриотом с большой буквы, а потому, что он интересовался историей и любил покопаться в архивных документах. Еще во времена своей учебы в университете студент Рокотов допоздна засиживался в библиотеке, листая пыльные фолианты.

К вопящим о своей независимости республикам биолог относился с усмешкой. Не будь России, прибалтийские племена, а вкупе с ними – Польша, Украина, Грузия, Молдавия и большая часть Кавказа были бы порабощены Германией и Турцией, и эти народы исчезли бы с лица земли за пятьдесят-сто лет. Их бы просто вырезали новые хозяева. Или заставили бы ассимилироваться до полного растворения в титульной нации. Россия предоставила народам-сателлитам территории, создала и обучила их собственную интеллектуальную элиту, за что «освобожденные от гнета Москвы» республики тут же начали мстить. Мелко, подло и безостановочно. Стараясь как можно быстрее избавиться от комплексов собственной неполноценности и забыть о том, какими они были до присоединения к Империи и как они упрашивали русских царей взять их под крыло Великой Державы. Ибо только Россия могла обеспечить своим народам относительную безопасность. И только в России сохранялись язык и традиции маленьких наций.

После развала СССР отделившиеся республики с удивлением обнаружили, что по большому счету они никому не интересны. Их рассматривали в лучшем случае как территории для размещения военных баз и вредных, запрещенных в цивилизованном мире, производств.

Начался постепенный процесс дезинтеграции независимых стран. Одни ударились в построение теологических государств, другие под любым предлогом рвались в Европейский Союз, наплевав на права своих собственных граждан.

Но все сходились в одном – русских надо изгнать в Россию, чтобы они своим присутствием не напоминали об ущербности и интеллектуальной беспомощности «нэзалэжных». И по возможности – лишить русских всего. Имущества, паспорта, избирательного права, жизни…