Текст книги "Имперский сыщик. Аховмедская святыня (СИ)"
Автор книги: Дмитрий Билик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Возраст, чушь! Средство давно известно – розгами пройтись до полного исцеления. Порка уму завсегда прибавляет.
Аристова обступили со всех сторон, осуждая и ободряя, давая советы и слушая его ответы. Меркулов с Михом несколько отстранились, не желая находиться в общей сутолоке. И весьма вовремя, ибо отошедшие побеседовать полицейские чины вместе с великим князем возвращались.
– Два дня сроку, Александр Александрович. Чтобы все похищенное через два дня было найдено и возвращено. В целостности и полнейшей сохранности. Не заставляйте меня и Императора гневаться.
– Сделаем, Ваше Высочество. Прямо сейчас отправимся. Витольд Львович...
– Меркулова зачем дергаете? – Холодно поинтересовался великий князь. – Он у вас по другому делу. Да и нужды нет его вовлекать. Неужто сами не справитесь?
– Ну что вы, справимся.
– Вот и поезжайте, а мне с молодым человеком парой слов перекинуться надо.
– Так точно, Ваше Высочество.
После того, как обер-полицмейстер с помощниками скрылся в общей зале и даже еще не затихли их шаги, великий князь взял под руку Меркулова.
– Дело у меня к вам есть, молодой человек. Вы в полицмейстерстве человек новый, взгляд у вас свежий, незамыленный. Если что по данному ведомству вредительское заметите или попросту странное, знаете, есть у меня определенные опасения... Нет, что вы, – заметил Его Высочество удивленный взгляд Меркулова, – сидеть и заниматься наушничеством, а потом кляузы по всякому пустяковому поводу писать я вас не прошу.
– Разве это не так называется, Ваше Высочество?
– Не так. Александр Александрович Императору не один десяток лет служит, но все же в последнее время сдавать начал. Стареет, хватку теряет. А помощники его все чувствуют, видят. Приглядитесь попросту, вдруг там где гниль проросла. Если мои подозрения оправдаются, то дайте знак. Понимаете меня?
Некрасивое лицо Его Высочества оставалось безучастным и не выражало ни одну эмоцию. Весь его вид говорил, что данный разговор дело давно решенное и только присущее чувство такта заставляет его объяснять все Меркулову.
– Конечно, я вас не неволю. Выбирать как поступать исключительно ваше право. Но, если до меня дойдут сведения, что вы знали о чем-то, угрожающем Короне и не предприняли никаких действий, то не взыщите, поступлю по совести. Мы друг друга поняли, Витольд Львович?
Мих заметил, как на щеках господина проступил румянец. Не тот, здоровый, появляющийся после катания со снежных горок на деревянных салазках, и даже не похожий на смущенный, возникающий, когда молодого человека застают не в самое удобное время с барышней в помятом платье. А другой, злой, опасный румянец. Гневная алость, наливающаяся перед большой бедой.
Но Витольд Львович сдержался. Только теперь орчук подумал, что господину поди за всю жизнь не раз приходилось ограничивать свою ярость – дворянину без дворянства и подданному без прав. Тут волей-неволей научишься смирению. А Витольд Львович против всего не только стерпел, но и ответил.
– Да, Ваше Императорское Высочество.
– Замечательно. Павел Мстиславович, – повысил голос великий князь, но ровно настолько, чтобы его услышали. Гомон вокруг Аристова утих, и тот, спасенный от раззадоренной толпы аристократов, поспешно подошел, – говорят, у вас чудо какие сигары из Койна привезенные.
– Да, Ваше Высочество, – с лукавой улыбкой поспешно достал рыжий дворянин портсигар и выудил оттуда первую попавшуюся. Великий князь кивнул и принял дар, после чего Аристов привычным движением поднес палец к кончику панателлы и вдруг смешался. – Прошу прощения.
Павел Мстиславович засуетился, похлопал по карманам и достал коробок фосфорных спичек. Торопливо зажег одну из них и дал прикурить Его Высочеству.
– Вот вам самый главный урок, молодой человек, – сказал, дымя, великий князь, – что бы ни случилось, никогда нельзя рассчитывать исключительно на магию. Потому что, чем больше ваша сила, тем более вероятность, что без не вы окажетесь беспомощны. Жалко, что я могу нейтрализовать дар Ковчега лишь на видимом расстоянии. Думаю, для всей Славии было бы полезно, лишись дворяне на день своих способностей.
– Как и для врагов Короны, Ваше Высочество, – заметил Меркулов.
– Верно, – усмехнулся великий князь лишь уголками губ, – но нельзя проехать по степям Орды, не убив орка.
При этих словах он взглянул на орчука, явно ожидая его возмущения, но тот благоразумно промолчал. Посмотрел бы Мих на великого князя на северной дороге от Оленска, пущай хоть зараз всю магию потушит как фитиль намоченный (и вопрос еще, это он людской дар может убрать или орчий тоже), крепкий топор он и без способностей в голову прилететь может. А вывести Миха из себя едва ли получится. Конечно, оскорбления тонкие, вроде как и не ему сказанные, они острее бьют, чем прямая ругань. Но орчук к тому привык, мог и про себя, не вслух то бишь, тоже чего ответить. А что? Это только Государь Император мысли читать умеет, а остальные члены царской семьи лишь дар дворян блокируют.
– Павел Мстиславович, у меня к вам просьба.
– Все, что пожелаете, Ваше Высочество.
– Проводите пристава следственных дел, я вижу по глазам молодого человека, что он мечтает покинуть это несомненно высокое, но вместе с тем скучное общество. Александр Александрович с присущей ему прямолинейностью взял Витольда Львовича с собой, нисколько не заботясь о его положении и безопасности. Думается мне, не так просто будет господину Меркулову проскользнуть мимо Дашковых.
– Будет исполнено, Ваше Высочество.
– Тогда не буду вас больше отвлекать, пойду на правах хозяина следить за игрой. А то сдается мне, Галицкий уже минут пять как безнаказанно мухлюет. Точнее, пользуется даром Ковчега.
Великий князь так стремительно ушел, что Меркулов успел лишь открыть рот для изъявления благодарности, да так и остался стоять. Аристов почесал нос и обратился к собеседнику.
– Ну что, Витольд Львович, пойдемте тогда. Ваш ручной орк с нами?
– Михайло с нами, – поправил его Меркулов.
– Держитесь поближе, – с этими словами Павел Мстиславович двинулся в сторону главной залы, а орчук с господином последовали за ним.
Не понял Мих, что произошло, как только они оказались в гостиной. Аристов лишь громко щелкнул пальцами, как какой-нибудь фабричный мужик, и воздух шагах в четырех от них поплыл от невидимого зноя. Сначала орчук думал, мерещится ему. Но когда засмотревшись на марево подотстал, то на собственной шкуре ощутил нестерпимый жар.
И, как оказалось, не только он. В середине залы из ниоткуда вдруг выскочил дюжий молодец, отряхивая фрак, от которого шел легкий пар. Он тревожно огляделся и сделал пару шагов назад.
– О, Святослав Николаевич, – с фальшивым удивлением спохватился Аристов. – Признаться, не заметил вас.
– Виделись, Павел Мстиславович... – Рослый мужчина чуть поколебался, но добавил. – Всегда думал, что вы умный человек, а вы вон каких странных друзей выбираете.
– Как вы нелестно о Его Высочестве Кирилле Николаевиче говорите, – укоризненно поцокал языком дворянин.
– Да при чем тут...
– Ведь Его Высочество попросил меня проводить молодого человека до выхода, дабы тот не заблудился. А вы понапраслину такую разводите. Эх, страшная вещь, сначала старший брат умом тронулся, теперь средний перестал с головой дружить.
Дашков скрипнул зубами и под любопытные взгляды дворян, кое-что слышавших из общего разговора, широкими шагами направился к игральной комнате.
– Павел Мстиславович, прошу прощения, старший сын – это Михаил Николаевич?
– Да, Мишка Дашков, ваш предшественник в полицмейстерстве, – кивнул Аристов. – Был бит на дуэли до Поглощения неким малоизвестным дворянином, – лукаво подмигнул он Меркулову.
– А что касательно его...
– Душевного благополучия? – Спросил Павел Мстиславович и, дождавшись кивка, продолжил. – Все весьма плачевно. Быстрая физическая поправка компенсируется развивающимся умственным недугом. Вы же знаете, что при потере дара все реагируют на это по-своему. Но не было еще ни одного человека, кому стало лучше после Поглощения. Прогневали вы старика Дашкова, у него на старшего были большие планы, не зря же он его в полицмейстерство засунул.
Какие намерения Аристов не сказал, потому что они дошли до дверей особняка. Жар, по мере приближения к выходу, ослабевал, пока вовсе не исчез.
– Будьте готовы к провокациям, – сказал Аристов напоследок. – Дашковы будут стараться выставить вас в дурном свете. Очередная дуэль вряд ли вам грозит. Если только с Николаем, отцом Мишки, он посильнее в магии. Но я бы так не поступил.
– А как бы вы поступили?
– Застрелил. Сомневаюсь, что Меркуловы быстрее пули, – усмехнулся Аристов, и уже разворачиваясь, произнес. – До скорой встречи, Витольд Львович.
– Всего хорошего, Павел Мстиславович.
Они выбрались наружу, и Мих с удовольствием вдохнул смердящий, даже в столь богатом квартале, и привычный дух улицы. Полуденный зной перетек в вечернюю духоту, но теперь хотя бы солнце не пекло с дьявольской силой. Орчук повернулся к Меркулову.
– Ну что господин делать будем? Домой?
– Рано еще домой, – покачал головой Витольд Львович. – Александр Александрович несколько дельных мыслей подкинул. Надобно еще раз в Захожую слободу съездить, свидетелей поискать. Не верю я, что уж никто не видел, как аховмедца...
Договорить он не смог. Неведомая сила резко и основательно скрючила Меркулова, заставляя вытошнить дорогой обед. Витольд Львович упал на четвереньки, отплевываясь и тяжело дыша, а спазмы тем временем нарастали, заставляя пристава следственных дел исторгать из себя все новые и новые остатки пищи. Мих, оторопевший внезапной сменой самочувствия хозяина, не сразу нашелся что сделать. А когда придумал, произошла новая оказия – Витольд Львович взял и исчез, полностью.
Мих слышал, как негодующе отзывается организм хозяина на новые приступы, но ровно самого господина не наблюдал. Провел рукой вперед и вниз, ощупал худую спину и почувствовал накатывающий на Меркулова спазм. Мгновение, и Витольд Львович появился, прямо под пятерней орчука. Тошнота постепенно сходила.
– Как вы, господин? Встать можете?
– Да, минуту, – Меркулов в последний раз опорожнил свой желудок и выпрямился.
– Вы меня извините, но мы домой едем. Здоровьем вашим заняться надо, а как выправитесь, так и в Захожую слободу.
Не слушая более никаких возражений, Мих придерживая под руку Меркулова, вышел на мостовую, и махнул стоящему вдалеке извозчику.
Глава 6, в которой Мих снимает мундир, с трудом прячется в купе и
выпытывает у эльфийца сведения
Нет ничего хуже безделицы, когда не знаешь, куда себя приложить и за что взяться. Слышал Мих, что дворяне подобное называют щегольским словом «сплин», однако не одобрял. Канайского верблюда хоть коровой славийской обзови, больше молока с него не выдоишь. Это хорошо в первый день было чем заняться – за доктором сбегал, с хозяйкой немного полаялся, в полицмейстерстве о внезапном недуге господина сообщил. На последнее от самого Константина Никифоровича (к обер-полицмейстеру все же не пустили) получил облегчительное позволение лечить титулярного советника «до полного выздоровления и не торопиться, у Витольда Львовича ныне бессрочный больничный».
Повезло все же с начальством. Что Его превосходительство – умный, хватку нерастерявший, что Его высокородие Константин Никифорович – кренделя не выписывает, не выслуживается, льстивости в нем нет, даже холодность порой видится, но из деловых людей. Редко такое бывает. Обычно чем больше у человека (прочих, кстати, тоже касается) власти, тем он дурнее становится. А ежели с самых низов в верхушку внезапно забрался, то совсем плохо дело. Этого орчук повидал.
Вот и выхаживал Мих, значит, по приказу вышестоящего чина своего господина (признаться, он бы и без всяких распоряжений так поступил – Витольда Львовича не оставишь, тот же как ребенок). И ладно, если знать чего делать. Ходил орчук за чахоточным стариком, что все же преставился, земля ему пухом, видел лихорадку, знавал и холерных. Но доктор отрезал – болезнь магического свойства, даже вон симптомы (у Витольда Львовича к тому времени рука баловалась – то исчезнет, то появится). А как такие лечат? Никак. Должно время нужное пройти.
Ну хоть к вечеру Меркулову полегче стало. Забылся тревожным сном. Изредка проснется, пить попросит, так Мих из того большого чайника, что в хозяйстве господина нашел, и поднесет. Наутро засобирался, но орчук отрезал – никаких походов, даже слова Константина Никифоровича передал о "полном выздоровлении". Витольд Львович было сопротивляться стал, но тут на шум прибежала и карга старая, в лице которой Мих неожиданно нашел самого преданного союзника. Более того, пока хозяйка ругалась с титулярным советником, орчук успел сбегать в трактир и принести самой разной еды: наваристых щей, пожарских котлет, парной телятины, максуна и даже остаток молочного поросенка (но это уже для себя). Вышло не пример дешевле, чем в той же ресторации. Витольд Львович пощипал отовсюду совсем по чуть-чуть и снова спать лег, а Мих, удовлетворенный хоть таким скудным аппетитом, с удовольствием отобедал всем остальным.
К вечеру и вовсе случилось чудо – прибыл посыльный от сапожника с большим свертком. Вручил и убежал, будто Миха испугавшись. Орчук осторожно развернул пакет и охнул, даже глаз повлажнел от чувств. Настоящие сапоги, чуть потертые, явно переделанные из старой кожи, намного шире обычных, но настоящие сапоги. Его, Миха. Красота, да и только. Голенище высокое, подобное от чего только можно и нельзя защитит – и от порохового ожога и от удара несильного, опять же, ноги всегда в сухости. Примерил прям так, по-босому. Чуток жмут, но ничего. Бог не выдаст, свинья не съест, разносим. Теперь лишь бы господин быстрее поправился.
Господь будто услышал невысказанную просьбу полукровки. К утру третьего дня Меркулов встал на ноги и с невероятной твердостью в голосе заявил, что полностью поправился. Мих провел проверку, сбегав все в тот же трактир. И глядя, как Витольд Львович с невероятным аппетитом уплетает горку горячих румяных блинов, заедая пирогом с осетриной, пододвинул тому кувшин с квасом и заключил – здоров.
После завтрака, который Витольд Львович назвал "плотным", Меркулов взялся за газету (это было самое странное, но неукоснительное правило господина: даже в период его слабосилия приходилось покупать "Моршанские ведомости").
– Мальчишка сказал, только напечатали.
– Вижу, – пробежал глазами Меркулов по первым строчкам, и на губах его заскользила мимолетная улыбка.
– Нечто об чем интересном прочитали, господин? – Спросил Мих.
– Вот ведь, двух дней не прошло, а Александр Александрович уже все исполнил. Слушай... "Все ценности были обнаружены на складах, принадлежащих некоему фабриканту Н. Последний объявлен в розыск. В ближайшее время все похищенное будет перемещено в главное хранилище при Моршанском полицмейстерстве и потом уже возвращено в Первый императорский музей".
– Его превосходительство большого ума человек, – согласился Мих, – он и Его высокородие Константин Никифорович.
– А мне, признаться, полицмейстер не нравится. Настораживает он меня.
– Чем же, господин?
– Не могу объяснить, вроде предчувствия.
– Надумываете, Витольд Львович. Я с ним общался мало-мальски, а уж Михайло Бурдюков в людях разбирается.
Меркулов неуверенно пожал плечами, но было видно, остался он явно при своем мнении.
– Ты вот что, Михайло, сбегай к старьевщику, возьми себе одежды самой плохенькой.
– Это еще зачем, господин? Хороший мундир.
– Вот именно что и мундир. Сбегай, говорю. Хорошо, возьми обычную одежду, не слишком плохую, но и недорогую.
– Так у старьевщиков разве есть дорогая? – Нахмурился Мих, но приказание исполнил.
Через четверть часа стоял перед Витольдом Львовичем в портках и залатанной льняной рубахе, с тоской глядя сапоги – для них он даже портянки заготовил.
– Замечательно, я бы сказал изумительно. Эх, жалко клыков у тебя нет, ну ладно.
– Вы хоть скажите, чего делать?
– Дорогой объясню. Теперь вот что, давай в трактир, возьми водку какую-нибудь.
– Какую, господин?
– Я не разбираюсь, да и какая разница.
– Не скажите, их видов она сколько. Есть ангеликовая, анисовая, бадьяновая, вересовая, зорьная, карлуковая, что чистоты особенная, кориандровая, лимонная, померанцовая...
– Да понял, понял, возьми любую, что покрепче и подешевле.
– Значит, хинную, – кивнул Мих. – Дале что?
– Жди меня на улице у трактира.
Сказано – сделано. Сходил орчук туда же, где давеча завтрак для господина брал, взял бутылку хинной, даже передернулся, представив запах оной, и вышел наружу. Ждал долго, пока не подкатил закрытый экипаж купейного типа.
– Михайло, давай внутрь.
Орчук открыл дверцу и оторопел. Поклясться мог, что голос господина слышал, однако внутри никого не было. Посмотрел на кучера, тот ответил не менее недоуменным взглядом, не понимая, чего полукровка на него пялится.
– Извини, – внутри вдруг обнаружился сидящим Витольд Львович, причем на его лице сияла редкая для вечно озабоченного титулярного советника улыбка, – не смог удержаться. Я вот новую способность практикую.
– Это замечательно, – хмуро ответил Мих, влезая внутрь и с трудом закрывая за собой дверцу. Вышло в купе тесновато. – И давно вы это... полностью исчезать стали?
– Да вот только что. Шел мимо стеклянной витрины и подумал, почему бы нет.
Витольд Львович качнулся от резкого толчка, и экипаж сорвался с места.
– А зачем купе взяли? Бричка дешевле.
– Во-первых, никто не должен видеть, что ты въезжаешь в Захожую слободу. По моей легенде, ты вообще в колясках и каретах не ездишь. А если пешком пойдешь, неровен час на орков полнокровных нарвешься. Я слышал, они орчуков православных не очень жалуют. Во-вторых, чтобы меня не видели. Это тоже немаловажно. В-третьих...
– Что за легенда-то?
– Итак, слушай основное, Михайло.
Говорил Витольд Львович много, но все по делу. Как обычно выходило все у него ладно, Мих бы до подобного сроду не додумался, а Меркулов, светлая голова, – воно что, запросто. И ведь самое интересное, опыта у него в полицмейстерском деле никакого, но все же размышляет здраво, точно по полкам в лавке все раскладывает.
– Самое важное, – заметил он, когда они вкатили уже в Захожую слободу. – Не называй эльфийца эльфийцем.
– Да как же этих ушастых пройдох называть еще?
– Эльфариец, эль-фа-ри-ец, – медленно повторил Меркулов. – И еще вот что, откупори бутылку.
Витольд Львович чуть побрызгал горькую на рубаху, потом протянул орчуку. Как не любил Мих хинную, но пришлось сделать несколько глотков. Занюхал успевшей пропотеть рубахой и шумно выдохнул.
– А то пойдешь к эльфийцу с целой бутылкой. Лучше сразу сказать, что из полицейского ведомства. Ну давай, я здесь встану, а ты чуть что, возвращайся.
Витольд Львович постучал, и кучер остановил экипаж. Мих тяжко выбрался и закрыл за собой дверь. Это они удачно сюда свернули. И не проспект вовсе, скорее закоулок, далекий от важных домов. Да и в Захожую въехали ныне с другой стороны, от орков противоположной, дабы не допусти Господь чего.
Вышел Мих на одну из улиц, тут он плохо ориентировался, вроде Лаврушенская, и начал оглядываться. Эльфийцев, точнее эльфарийцев, здесь было в избытке, но надобно было найти подходящего. Этому Витольд Львович тоже научил. Позыркал орчук по сторонам и заметил одного, безобразно толстого, со спутанными волосами, в грязной одежде. Хоть и трезв, но по общим признакам именно сейчас ощущает в себе крайне болезненное состояние. К нему и направился.
– Эльфариец, не знаешь, в какую сторону дом аховмедской делегации, что с человечишками приехали мир заключать?
Сам бы так Мих никогда не сказал. О людском роде орчук никогда пренебрежительно не отзывался. Как бы плохи не были, так он часть их. И пусть говорят об орчьей крови, так и Бурдюковская жила в нем есть. Но это Бог с ним. А вот как заметил Меркулов, сразу бы допустил промашку, назвав длинноухого эльфийцем, за что они уж это прозвище не взлюбили? И теперь, только он нужным приветствием обозначился, длинноухий ноги подобрал, осмотрел его всего, разве что глазами не раздел, уцепился за рубаху оттянутую, где бутылка схоронилась, да ответил.
– Недалече. А зачем же тебе, добрый сын Орды, эти козлоногие?
Про себя Мих усмехнулся – эльфийцы такие: и нашим, и вашим за копейку спляшем, но вместе с тем никого не уважающие. За глаза и его бы назвал зеленокожим болваном.
– Слыхал, работники им требуются моего размера.
С этими словами орчук нарочито медленно вытащил горькую, выбил пробку и сделал глоток. Глаза остроухого надо было видеть. Напоминал он купца, у которого разом решили скупить весь товар в небазарный день. Такая жажда в оном, жуть.
А ведь, кабы не эта злосчастная особенность, то стали эльфарийцы первыми среди прочих и людей. В торговле и законному стяжательству равных им не было, в чем орчук сам убеждался. Но редко кто из длинноухих боролся с пагубной привычкой пьянствовать. Как они только не ополчались на нее. Слышал Мих, что в самой Эльфарии отворотные слова от зеленого зелья придумали, а еще поговаривали, вроде под кожу даже что вшивали, мол, выпьешь и умрешь сразу. Только помогало мало.
Говорили так же, что до того, как эльфийцам проклятущие люди брагу, водку и прочее паршивое пойло открыли, они и внешне были другие. Вроде как рослые, стройные да жили по сотни и больше лет. Конечно, может, и сказки, но Мих подобные рассказы одобрял. Потому что многие беды от попоек происходили.
Были, конечно, и те, кто вовсе дьявольского пойла не употреблял. Такие становились первыми купцами, что в своем государстве, что в других. Только подобных эльфийцев было ох как мало, даже в Славии коробейничавшие любили и в православные праздники, и на шаманские, и на свои попить. В общем, ни одного знатного повода не пропускали. А бывали и такие, что без причины были горазды налакаться. Как этот вот.
– Так скажешь, куда к аховмедцам идти? Или, может, о самих что молвишь?
– Хорошему орку отчего не сказать. Только горло бы промочить.
Бутылка оказалась в цепких руках эльфийца, и тот неторопливыми глотками стал пить хинную, будто настойкой сладкой наслаждался. Миха аж пробрало.
– Хороша, – на четверть "пригубил" бутылку длинноухий. – Аховмедцы, говоришь. Не ходил бы ты туда, сегодня хотя бы.
– Отчего ж?
– Хмельных больно не любят. Палками поколотят или кнутом угостят.
– Да? Вот не знал, – удивленно почесал затылок Мих.
Врал орчук сейчас спокойно. Только дурак полный не слышал, что козлоногие резких запахов на дух не переносят, если только вино горячее, сладкое, так где его в Славии такое найдешь? В другой раз, перед другим прочим, может, и засовестился Мих так врать, но перед ним был эльфиец, к тому же самого дрянного пошиба.
– Смотрю, ты ничего, зря на эльфарийцев наговаривают, – подал бутылку Мих.
Длинноухому только того и надо было, схватил и тут же снова приложился. Уже не такими большими глотками, да и выпил меньше.
– Почему же хороший эльфариец хорошему орку помочь не может. Тем более если это ничего не стоит, – язык длинноухого стал немного заплетаться, а глаза заблестели.
– Да я вот все думал, идти не идти, слышал, не любят их сильно. Одного тут даже недавно зарезали.
– Было дело, – кивнул эльфиец, глядя, как Мих сделал глоток горькой (пить орчуку вовсе не хотелось, но Меркулов наказал себя не выдавать), – вечером шпагой проткнули.
– С чего решил, что шпагой-то?
– Так Элариэль убивца видел, – длинноухий получил бутылку и снова приклеился к ней, – говорит, шел козлоногий. Тут к нему в черном этот метнулся.
– В черном?
– Ага. Весь завернут, хотя погода видал какая. Ростом вроде из наших, только двигается очень уж странно. Вот, значит... – эльфиец удрученно посмотрел на хинную, оставшуюся на донышке, – и глядит Элариэль, на груди козлоногого блестнуло что. Потом уже понял, кончик шпаги наружу вышел. Ну и все... аховмедец завалился, захрипел, а этот, в черном который, юрк – и нету его уже.
– А походка у него не такая, будто подпрыгивает при каждом шаге?
– Я почем знаю? – Эльфиец пожал плечами. Будь он чуть потрезвее, подивился, откуда орчук может знать, как убийца ходит, а теперь лишь отмахнулся. – Я ж не видел. Думается, влезли эти аховмедцы куда не следует...
За те несколько минут, пока они чесали языками длинноухий успел не только почти допить бутылку, но и довести себя до крайне непотребного состояния. Орчуку горькая была поверхностна, все же с его комплекцией упиться такой мерой тяжело, а вот эльфийцу даже с лихвой. Понял Мих, что разговор почти заканчивается.
– А где этот Элариель?
– Так в... Толмачевском и сидит... ик, прошу прощения. У крайнего дома, что на Никольский переулок выходит.
Мих оставил совсем уже осоловелого эльфийца и двинулся в нужном направлении. Захожая Слобода жила своей размеренной жизнью. Ее обитатели, пришлые прочие, большей частью двинулись в город: на заработок, решать деловые вопросы или попросту, как некоторые эльфы, чиграшить. Хотя те называли это не иначе как "заниматься карманной выгрузкой лишнего добра". Опасался орчук, что и Элариель окажется не столь ленив, возьмет да отправится заниматься мелким воровством.
Но повезло, аккурат на углу Толмачевского и Никольского переулков стоял, облокотившись плечом о стену, эльфиец с самым вороватым видом, какое можно было придумать. Других представителей ушлого народа не было, потому Мих направился прямиком к нему.
– Элариель, старый хрыч, еле нашел тебя.
– Может, для вас, орков, мы все на одно лицо, – презрительно ответствовал тот, – но для нормальных народов все же отличаемся. Да и как меня можно перепутать с Элариелем, у него нос свернут, от вашего кочевого брата, кстати, глаз правый на половину всегда прикрыт.
– Да, обознался, – понял Мих, что перед ним явно не свидетель преступления. – А Элариель куда запропастился?
– В город ушел. Вечером будет или к ночи ближе.
Орчук удрученно покивал головой и, не прощаясь, поплелся обратно. Добрался до стоящего в отдалении купе, покрутил головой – никто ли за ним не наблюдает – открыл дверь и забрался внутрь. Витольд Львович терпеливо пододвинулся, хотя занимал не так много места, и Мих уселся. Сразу и без обиняков принялся рассказывать все, что удалось выведать.
Само собой, даром повествования, какой у господина был, орчук не обладал. Постоянно сбивался, запинался, подыскивая нужное слово, и вспотел с ног до головы, пока все поведал. После уже добавил, как столкнулся с закутанным в черное человеком (хотя человеком ли?) подле полицмейстерства.
– Интересно, – тихо стал рассуждать Витольд Львович, – стало быть, одно из двух: либо этот Инкогнито следил за нами до самого казенного учреждения, либо прибыл туда по своему делу. Тут тоже много странностей.
– Каких?
– Если он следил за нами, а такое возможно, интересовался расследованием, то зачем путался под ногами?
– Наушничал или стащить чего хотел.
– Не отвергаю эту версию, но мне она кажется уж слишком надуманной.
– Так почто ему в полицмейстерство наведываться?
– А вот это очень хороший и интересный вопрос. Помнишь, о чем сказал великий князь?
– Он о многом говорил, – уклонился Мих.
– Обмолвился Его Высочество, что Александр Александрович немолод уже, и всякая гниль подле него могла прорасти. И это он явно не случайно сказал, не выдумал.
– Думаете, убивец к сообщнику наведался, а тот из...
– Пока подозреваемый, – поправил его Витольд Львович. – Гоблинарцы, охочие до всяких выдумок, создали особый закон, по которому, если вина человека или прочего существа не доказана, то он считается невиновным.
– Скажут – хоть стой, хоть падай. У нас в Славии половину таких аспидников тогда в колодки не посадишь.
– Ладно, оставим пока эту тему. Теперь к личности Инкогнито. Что ты можешь о нем сказать?
– Ну такой, – показал орчук на себе, – может чуть выше эльфийца. Походка у него странная, будто как козел скачет. Ну и, как говорилось, весь в черное обернут. О, еще тросточка у него была, такая худенькая, точно игрушечная.
– Трость? – заинтересовался Меркулов. – А ножны шпажные не заметил?
– Нет.
– Интересно, – затеребил подбородок титулярный советник.
Заметил за господином орчук привычку забавную – чуть задумается, так пальцам волю дает, а они, забавники, бегать начинают или перебирать, что под руку попадется.
– Мне интересно только, в чем заключается его особенность? Почему он так быстро исчезает и появляется? Магия?
– Не дай Бог, господин. Вот уж чего не хватало.
– С другой стороны, слышал я, что у тех же гоблинарцев есть особый вид войск, вроде наших филеров. Только там асы из асов. Могут не есть по несколько дней, появляться и исчезать в любое время, убивать одним движением.
– Неужто из них? – Больше удивился, чем испугался орчук.
Не сказать чтобы он тонких и маленьких гоблинарцев боялся. Давно уже времена прошли, когда одною силою можно было любого одолеть. В Орде или Аховмедии, может, и по старым порядкам заведено было, но это там, куда зеленые коротышки соваться не любили. А в местах, гоблинцами излюбленных, те если не все, то многое могли в свою пользу извернуть. Против такого супротивника иной раз и не знаешь что делать.
– Нам придется как минимум встретиться с этим Инкогнито, чтобы выяснить. Любезнейший, в Столешников переулок, к полицмейстерству, – отодвинул шторку на раскрытом окне и высунулся Витольд Львович.
Купе ловко покатило по мостовой, проехало Захожую слободу и выбралось на набережную. Уже тут Мих почувствовал странный прогорклый запах, но виду не подал, мало ли чем может вонять от воды. Но чем дальше они ехали, тем горелый дух становился сильнее, пока наконец Меркулов, не обладавший восхитительным орчьим обонянием не подтвердил догадку потомка кочевников.
– Пожар!
С этими словами Витольд Львович высунулся из окошка и стал наблюдать. Орчуку, которому тоже было страсть как интересно, пришлось довольствоваться лишь затылком Меркулов. Впрочем, недолго.
– Любезнейший, останови, – послышался голос титулярного советника, явно обращенный к кучеру.
Экипаж вздрогнул и встал. Витольд Львович выбрался наружу, а следом вывалился и Мих. Огляделся – оказались они на Гончарной, местечке хоть и не дрянном, но маложивописном. С одной стороны, тут до Кремля рукой подать, с другой – строения сплошь худые, многие из них составляют кособокие склады, на которые плюнешь – развалятся. Конечно, стала сюда рука генерал-губернатора дотягиваться, те убожества, что ближе к центру города стояли, уже снесли, площадку расчистили и собирались там строить не иначе как добротные дома по последней моде.
Но вот остальные постройки, раскинутые без всякой последовательности и ума, продолжали угнетать взоры благороднейшей публики, которой, к слову, тут было не особо много (а что им тут делать?). Заняться огнем такому безобразию – даже стараться не надо, кинул кто папиросу возле сухой доски или опрокинул невзначай керосинку, и баста.
