Текст книги "Ленин (Глава 4)"

Автор книги: Дмитрий Волкогонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Но где-то летом Берлин почувствовал, что большеви

341

ки действуют конвульсивно, прогибаются под грузом навалившихся проблем. Граф Мирбах, посетивший Ленина в Кремле 16 мая и пробеседовавший с ним менее часа, вынес вначале убеждение, что "Ленин твердо уверен в своей звезде" и сохраняет "неисчерпаемый оптимизм"34. Но уже через месяц докладывал рейхсканцлеру Гертлингу: ввиду "возрастающей неустойчивости большевиков" мы должны "подготовиться к перегруппировке сил...". Мирбах писал, что монархисты и кадеты "возможно, составят ядро будущего нового порядка". Посланник предлагает: "с должными мерами предосторожности и соответственно замаскированно, мы начали бы с предоставления этим кругам желательных им денежных средств... большевистская система находится в агонии..."35.

В конце июня Мирбах еще более определенен: "Сегодня, после более чем двухмесячного внимательного наблюдения, я не могу более поставить благоприятного диагноза большевизму: мы, бесспорно, находимся у постели тяжелобольного; и хотя возможны моменты кажущегося улучшения, но в конечном счете он обречен"36. Пожалуй, Мирбах мог бы сказать нечто подобное и о Германии.

Как видим, летом 1918 года сложилась ситуация, когда недавние негласные "союзники" – Германия и большевики – почувствовали взаимное ослабление и, соответственно, начали перестраивать свою тактику. Ленин, по существу, начал придерживаться линии, провозглашенной еще Троцким в Брест-Литовске: "Ни мира, ни войны". Он готов разорвать Брестский мир в любой момент, но все еще выжидает. Даже когда левые эсеры дали ему повод порвать этот позорный лист бумаги, убив 6 июля 1918 года Вильгельма Мирбаха.

Через два часа они со Свердловым приезжают в германское посольство по Денежному переулку и выражают соболезнование и негодование в связи со случившимся. Телеграфируют А.А.Иоффе: "Посетите германского министра иностранных дел и выразите германскому правительству возмущение русского правительства..." Убийцы будут преданы чрезвычайному революционному трибуналу37. Ленин готов сделать все, чтобы подтвердить свою приверженность миру.

342

Однако, когда через неделю Чичерин сообщает Ленину в Кунцево (он там отдыхал) о том, что Берлин требует согласия СНК ввести в Москву батальон немецких солдат для охраны посольства, Председатель правительства решителен: этого не будет. Не собирая заседания Совнаркома, Ленин поручает Чичерину ответить на германскую ноту отказом. Он уже достаточно тверд и готов к самому худшему.

Выступая 15 июля на заседании ВЦИК во Втором доме Советов (бывшая гостиница "Метрополь"), Ленин почти готов к разрыву Брестского соглашения. Если допустить ввод германского батальона, это будет, заявил Председатель Совнаркома, "началом оккупации России чужеземными войсками". (Почему началом? Германия уже оккупировала российскую территорию колоссальных размеров!) Ленин жестко говорил, что "есть пределы", за которые республика не выйдет и будет готова, как "один человек, на защиту своей страны вооруженной рукой"38. Ленин говорил так, как четыре месяца тому назад говорили его оппоненты: левые коммунисты и левые эсеры. Ленин невольно подтвердил, что тогда он переоценил опасность; германия сама была в едва ли лучшем положении, чем Россия.

Изменение отношения Ленина к своему детищу – Брестскому миру выразилось и в том, что он дал установку на сокращение денежных выплат и материальной контрибуции Германии по этому договору. В Берлин по предложению Ленина был послан Я.С.Ганецкий (где денежные дела – там этот человек!) для переговоров по финансовым вопросам19.

Отказ выполнить германский ультиматум о вводе немецкого батальона в Москву не вызвал ужесточения позиции Берлина. Посольство просто выехало в Ревель. Ленин окончательно убедился, что перед ним уже "не та" Германия. Советское правительство незаметно, но решительно стало менять курс в отношении Берлина. Это можно было почувствовать по знаменитому "Письму американским рабочим", написанному незадолго до покушения на Ленина, 20 августа 1918 года. Судя по письму, для Ленина германский империализм уже как бы отходит на второй план; главная опасность для России – "хищные звери англо

343

французского и американского империализма". Ленин заявляет, что в случае наступления на Россию "акул англо-французского и американского империализма... я ни секунды не поколеблюсь заключить такое же соглашение с хищниками немецкого империализма..."40. Привычное дело... По сути, Ленин готов помочь Германии против стран Антанты. Фактически выплата контрибуции, поставки хлеба и металла в Германию способствовали ее сопротивляемости перед лицом превосходящей мощи стран Запада. Берлин в ответ дал обещание не поддерживать белое движение.

Брестский мир сразу превратил Россию во второразрядное государство. Неумелые, но амбициозные руководители во имя спасения власти жертвовали всем. Представляется, что иной могла быть и судьба Черноморского флота, за который, по существу, не боролись. В соответствии с распоряжением Ленина и Троцкого флот решили перевести в Новороссийск. Комиссары, комитеты, Советы, Чрезвычайные комиссии проводили бесконечные митинги, съезды, голосования, выдвигали ультиматумы, слали телеграммы в Москву и Киев, не зная, как решить судьбу флота. Немцы приближались к Севастополю (хотя везде это были небольшие части, почти без артиллерии и тылов). Наконец, как сообщил Ленину Раскольников, 27 апреля из Севастополя в Новороссийск вышли восемь миноносцев, четыре транспорта и пять крейсеров. На следующий день снялись с якоря линейные корабли "Воля" и "Свободная Россия" вместе с миноносцем "Дерзкий". В Севастополе остались, дожидаясь немцев, 2-я минная бригада, 2-я бригада линейных крейсеров, весь подводный флот, самолеты, все боевое снаряжение, все склады, мастерские и портовое оборудование. Однако позже "Воля" и шесть миноносцев вернулись в Севастополь и оказались в руках немцев. Раскольников обвиняет в измене комиссаров Вахрамеева и Авилова-Глебова41. По мере приближения небольших передовых отрядов германцев к Новороссийску флот решили затопить, что и было осуществлено 18 июня 1918 года.

Возможно, это было единственное решение. Однако не покидает чувство внутреннего протеста, что все это произошло в результате просчетов на переговорах с противником. Великая держава припала к сапогу меньшего по силе

344

государства, которое само едва волочило ноги... Но Ленин требовал везде жесткого исполнения унизительных условий. Осмотревшись, через 3-4 месяца, он почувствовал, что "триумфатор" – Германия – находится в едва, ли лучшем положении, чем Россия.

Как видим, отношение Ленина к Брестскому миру более сложное, нежели может показаться, если анализировать только процесс борьбы за его подписание. Заключительная часть этого процесса выражается в том, что Ленин сконцентрировал все политические, дипломатические, идеологические усилия на создании революционной ситуации в Германии. На это были ассигнованы крупные средства.

Ленин, отдыхая в Горках, написал письмо в ЦК, о котором Я.М.Свердлов сказал: Ленин пишет, что "в Германии разразился политический кризис, правительство мечется, не находит опоры в массах. Дело кончится переходом власти в руки пролетариата. Тактика большевиков оправдалась. Мы не будем нарушать Брестского мира теперь (курсив наш. – Д.В.). Но мы уже ставим вопрос подготовки помощи немецким рабочим в их тяжелой борьбе со своим и английским империализмом..."42. Ленин за разжигание факела германской революции, но пока против денонсации Брестского мира. Теперь он очень боится Запада: Англии, Франции, Америки. И очень ошибается. Либеральная Антанта по отношению к внутренним проблемам России занимала весьма пассивную позицию.

Результаты большевистского влияния в Германии, Австро-Венгрии были весьма заметны. "Антивоенная и антиправительственная литература, – пишет Ю.Фельштинский, – отпечатанная на немецком языке в РСФСР, рассылалась советским полпредством во все уголки Германии и на фронт. Свой долг Германии – немецкие миллионы, выплаченные на организацию революции в России, Ленин отдавал теми же купюрами – оплачивал коммунистическую революцию в Германии"43. Закупалось оружие для немецких рабочих, продовольствие. Советское полпредство, как докладывал А.А.Иоффе, основало через подставных лиц десятимиллионный фонд помощи немецким коммунистам.

Официальный Берлин протестовал, слал в Москву

345

ноты против вмешательства большевиков во внутренние дела Германии. В конце концов Берлин выслал советских дипломатов из страны и отозвал своих. Но дело было сделано. Через год после большевистской революции, 9 ноября 1918 года, кайзер Вильгельм был низложен, 11 ноября социал-демократы Эберт и Шейдеман в Компьене поставили свои подписи: Германия, как и следовало ожидать, проиграла Антанте. Большевикам осталось только объявить (что и сделал Я.М.Свердлов), что документы Брестского мира, подписанные 3 марта 1918 года, полностью лишены силы и значения. Антанта спасла Россию от унизительных условий ленинско-кайзеровского мира. Так счастливо окончилась фантастически опасная игра, затеянная Лениным с Германией. Первый раздел России был недолгим: всего девять месяцев.

Ленин проявил себя как изворотливый, находчивый, волевой тактик, но не стратег. В конечном счете история как будто подтвердила его правоту: позорный мир оказался недолговечным. Но благодаря не самой России, а брошенным ею союзникам. Стратегически вождь большевиков все время переоценивал силу и мощь Германии. Завороженный магией власти, он был готов пойти (и пошел!) на унижение национального достоинства великого народа. Ему явно не хватило проницательности, чтобы увидеть, что положение Германии абсолютно бесперспективно перед лицом Антанты и Соединенных Штатов Америки.

Напомним, в критические дни июля 1941 года Сталин тоже был готов на "второй Брест". Но в этом случае фашистская Германия хотела большего, хотела всего. Но и здесь у ученика Ленина не хватило масштабности мышления: Германия вновь не имела исторических шансов перед лицом объединенной мощи Англии и Соединенных Штатов Америки.

Бумаги Брест-Литовска стали для России свидетельством измены национальным интересам.

Брестская эпопея, долгие десятилетия раскрывавшаяся как пример величайшей мудрости вождя, совсем не учитывала национальные, геополитические и исторические факторы. Власть – вот что рассматривалось как высшая цен

346

ность. Но она никогда не была и не будет таковой. Однако именно во имя ее в России еще прольются реки крови.

"Белые ризы"

Да, так называла Зинаида Гиппиус святые одежды – символ верности "белой идее". До конца жизни сохранив глубокое неприятие большевизма, она через три дня после переворота написала:

Блевотина войны – октябрьское веселье!

От этого зловонного вина

Как было омерзительно твое похмелье,

О бедная, о грешная страна.

Какому дьяволу, какому псу в угоду

Каким кошмарным обуянным сном,

Народ, безумствуя, убил свою свободу,

И даже не убил – засек кнутом?

Смеются дьяволы и псы над рабьей свалкой.

Смеются пушки, разевая рты...

И скоро в старый хлев ты будешь загнан палкой,

Народ, не уважающий святынь!

В своем "Петербургском дневнике" Зинаида Николаевна писала: "Все население Петербурга было взято "на учет"... Почти вся оставшаяся интеллигенция очутилась в большевистских чиновниках. Платят за это ровно столько, чтобы умирать с голоду медленно, а не быстро. К весне 1919 года почти все наши знакомые изменились до неузнаваемости, точно другой человек стал. Опухшим – их было очень много, – рекомендовалось есть картофель с кожурой, – но к весне картофель вообще исчез, исчезло даже наше лакомство лепешки из картофельных шкурок...

Новые чиновники, загнанные на службу голодом и плеткой, – русские интеллигентные люди, – не изменились, конечно, не стали большевиками. Сдавшиеся, предавшиеся, насчитываются единицами; они усердствуют, якшаются с комиссарами, говорят высокие слова о "народном гневе"... Есть еще приспособившиеся; это просто люди

347

обывательского типа; они тянут лямку, думая только о еде... Но к чести русской интеллигенции надо сказать, что громадная ее часть, подавляющее большинство, состоит из "склонившихся", из тех, кто с великим страданием, со стиснутыми зубами, несут чугунный крест жизни... К ним надо причислить и почти всех офицеров Красной Армии – бывших офицеров армии русской. Ведь когда офицеров мобилизуют (такие мобилизации объявлялись чуть не каждый месяц) – их сразу арестовывают; и не только самого офицера, но его жену, его детей, его мать, отца, сестер, братьев, даже двоюродных дядей и теток. Выдерживают офицера в тюрьме некоторое время непременно вместе с родственниками, чтобы понятно было, в чем дело, и если увидят, что офицер из "пассивных" героев – выпускают всех; офицера в армию, родных под неусыпный надзор. Горе, если прилетит от армейского комиссара донос на этого "военспеца"... Едут дяди и тетки, – не говоря о жене с детьми, – куда-то на принудительные работы, а то и запираются в прежний каземат"44.

А вот телеграмма Председателя Реввоенсовета Троцкого Межлауку, отправленная 2 декабря 1918 года: "Одиннадцатая дивизия обнаружила свою полную несостоятельность. Части продолжают сдаваться без сопротивления. Корень зла в командном составе. Очевидно, Нижегородский губвоенком сосредоточил свое внимание на строевой и технической стороне дела, позабыв о политической. Предлагаю обратить особое внимание на привлекаемый командный состав, ставя на командные должности только тех бывших офицеров, семьи которых находятся в пределах советской России, и, объявляя им под личную расписку, что они сами несут ответственность за судьбу своей семьи..."45

Эти пространные выдержки автор книги привел затем, чтобы читатель полнее оценил взгляды представителей двух непримиримых лагерей, схлестнувшихся в смертельной схватке за право определять будущее России, которая пребывала в хаосе и мгле.

Ленинский лозунг о превращении войны империалистической в войну гражданскую удался в самой чудовищной форме. Все "бывшие", лишенные места под солнцем,

348

были просто обречены на сопротивление. И не нужно было быть пророком, чтобы предвидеть кровавую эволюцию перехода империалистической войны в гражданскую. Каждый из лагерей считал, что правда на его стороне.

Еще в мае 1917 года, задолго до октября, Верховный Главнокомандующий русской армией генерал М.В.Алексеев при открытии офицерского съезда в Могилеве заявил: "Мы все должны объединиться на одной великой платформе: Россия в опасности. Нам надо, как членам Великой Армии, спасать ее. Пусть эта платформа объединит Вас... Нужно, чтобы дружная семья образовалась из корпуса Русских офицеров..."'46 После этой речи Алексеев сразу же был отстранен от своего поста Временным правительством... Но уже тогда было ясно, что российское офицерство может стать костяком военной оппозиции революции, если она зайдет слишком далеко.

Отринув путь реформ, парламентаризма, эволюционное развитие страны, большевики предопределили ее сползание к гражданской войне. Это, впрочем, полностью согласовывалось с их установками, с которыми они и шли в революцию. Еще в сентябре 1916 года в своей ключевой работе "Военная программа пролетарской революции" Ленин однозначно заявил: "Гражданские войны – тоже войны. Кто признает борьбу классов, тот не может не признавать гражданских войн, которые во всяком классовом обществе представляют естественное, при известных обстоятельствах неизбежное продолжение, развитие и обострение классовой борьбы"47. Это "естественное" продолжение классовой борьбы началось с памятного дня октябрьского переворота, но с лета 1918 года приняло ужасные, разрушительные, в высшей степени бесчеловечные формы. Большевики здесь стали пионерами, вдохновителями, зачинателями. Правда, Ленин в самый разгар российской Вандеи пытался переложить всю вину на международный капитал. "Всемирный империализм, – заявил Ленин 2 декабря 1919 года, – который вызвал у нас, в сущности говоря, гражданскую войну, и виновен в ее затягивании..."48

Слов нет, империалистические государства сделали немало для того, чтобы помочь контрреволюции, но их дей

349

ствия были разрозненны, спонтанны, и они не являлись основными генераторами страшной российской междоусобицы.

В то же время, если обратиться к политическому "творчеству" Ленина, то мы обнаружим, что в его основе – насильственная ликвидация эксплуататорских классов, старых порядков, устоявшихся норм российской жизни, вековых обычаев. Ленин не просто теоретически инициировал насилие над миллионами людей, он, будучи главой правительства, фактически ежедневно давал советы и прямые указания, как это осуществлять. В одной из основных работ революционного периода (напечатанной, правда, позже) "Как организовать соревнование?", фактически используемой большевиками на практике ежедневно, прямо говорилось, что коммуны, ячейки в городе и деревне должны посвятить себя "общей единой цели: очистке земли российской от всяких вредных насекомых, от блох-жуликов, от клопов-богатых и прочее и прочее. В одном месте посадят в тюрьму десяток богачей, дюжину жуликов, полдюжины рабочих, отлынивающих от работы... В другом – поставят их чистить сортиры. В третьем – снабдят их, по отбытии карцера, желтыми билетами, чтобы весь народ, до их исправления, надзирал за ними, как за вредными людьми. В четвертом – расстреляют на месте одного из десяти, виновных в тунеядстве. В пятом..."49.

Изобретательный Ленин едва ли имел основания полагать, что после такого богатейшего набора мер "очистки земли российской" все жертвы диктатуры пролетариата безропотно снесут эти классовые экзекуции. Без боязни впасть в ошибку можно утверждать, что подобные шаги в огромной мере способствовали разжиганию багрового, кровавого пламени гражданской войны.

Разве Ленин мог считать, что его программа борьбы с зажиточным крестьянством, "кулаками", не способствовала возрождению гражданских схваток? Ленин знал, что из 15 миллионов крестьянских семей – "казачьих", "богатеев" едва ли больше двух миллионов. Он называет их не иначе как "кровопийцы", "пауки", "пиявки", "вампиры" и бросает в августе 1918 года клич:

– Беспощадная война против этих кулаков! Смерть им!50

350

Сталину, приступившему к коллективизации через пять лет после смерти Ленина, не нужно было искать новые призывы, они были сформулированы еще вождем Октября.

"Очистка земли российской" стала одним из главных истоков социального спазма, или, как определял В.О.Ключевский, "социального разлада". Этот разлад стал кровавым. Но большевики не ограничивались в "очистке" методами, провозглашенными Лениным вскоре после Октября. Социальная методология "очистки" непрерывно совершенствовалась. Вот одна из записок Ленина, набросанная химическим карандашом на листке бумаги его продолжателю:

"Т.Сталин!

К вопросу о высылке из России меньшевиков, народных социалистов, кадетов и т.п. я бы хотел задать несколько вопросов ввиду того, что эта операция, начатая до моего отпуска, не закончена и сейчас.

Решено ли "искоренить" всех энесов?..

Делать это надо сразу. К концу процесса эсеров, не позже. Арестовать несколько сот и без объявления мотивов: выезжайте, господа!"51.

"Очистка России" обернулась одной из самых кровавых гражданских войн в истории человеческой цивилизации. Уже в конце 1917 года генералы Алексеев и Корнилов начали формировать Добровольческую армию. Большевики пытаются в самом зародыше погасить очаг классового сопротивления. Одна из первых армий, созданных большевиками под командованием Сиверса, вступает на Дон. Красные пачками расстреливают "белое офицерье", всех сочувствующих контрреволюции. Белые не остаются в долгу: попавшие им в руки бойцы Красной Армии и особенно комиссары не могут рассчитывать на снисхождение.

Ленин, по существу поручивший Троцкому создание Красной Армии, не ошибся. Человек, никогда не служивший в военной организации, не обладавший ни военными знаниями, ни опытом, оказался великолепным организатором, но не менее жестким и даже жестоким диктатором, как и почти вся большевистская верхушка. Люди, еще недавно рассуждавшие, что нужно, распустив армию, озабо

351

титься всеобщим вооружением народа, скоро убедились: или они в короткие сроки создадут боеспособную армию, или все их "дело" погибнет.

Троцкий сумел весьма эффективно организовать работу Реввоенсовета Республики, созданного 2 сентября 1918 года. Этому органу не повезло в историографии. В силу того, что с момента образования и до 1925 года его возглавлял Л.Д.Троцкий... В первом составе Совета были Л.Д.Троцкий, Н.А.Кобозев, К.А.Мехоношин, Ф.Ф.Раскольников, К.Х.Данишевский, И.Н.Смирнов, А.П.Розенгольц, И.И.Вацетис. Председатель Реввоенсовета Республики выделил основные направления работы этого высшего военного органа: оперативно-стратегическое, политической работы, революционных трибуналов, инспекционный. Первое время, когда почти все члены Совета находились на фронтах, заседания этого коллегиального органа проходили редко. По предложению Троцкого, одобренному Лениным, летом 1919 года состав Совета сократили до шести человек – сам председатель и члены: Э.М.Склянский (заместитель председателя Совета), А.И.Рыков, С.И.Гусев, И.Т.Смилга, С.С.Каменев. Это был высший коллегиальный орган по руководству обороной республики. По сути, единственным источником указаний, обязательных для исполнения РВСР, был ЦК большевистской партии.

Уже в 1918 году возникло несколько фронтов, стали формироваться многочисленные армии. Сам Троцкий принимал личное участие в подборе членов военных советов армий. По его рекомендации и с одобрения Ленина находились на должностях членов военных советов фронтов и армий в апреле 1919 года С.И.Гусев, Г.И.Теодорович, П.К.Штейнберг И.С.Кизельштейн, Ф.Ф.Новицкий, А.П.Розенгольц, И.И.Ходоровский. И.Э.Якир, Г.Я.Сокольников, Б.В.Легран и другие большевики. Ленин и Троцкий не скрывали, что эти люди и целый легион комиссаров самых разных рангов должны были прежде всего контролировать деятельность командующих и командиров, в своем большинстве (от полка и выше) бывших старых офицеров, пресекать любые проявления паники или "контрреволюционных поползновений". Ленин с большим одобрением относился именно к такой трактовке Троцким функций

352

комиссаров. Председатель Реввоенсовета требовал от комиссаров "не снимать руки с револьверов".

– Без серьезных и опытных военных нам из этого хаоса не выбраться, говорил Троцкий Владимиру Ильичу каждый раз после посещения штаба.

– Это, видимо, верно. Да как бы не предали...

– Приставим к каждому комиссара.

– А то еще лучше двух, – воскликнул Ленин, – да рукастых. Не может же быть, чтобы у нас не было рукастых коммунистов?52

В своих прямых фронтовых распоряжениях (и Ленин это хорошо знал) Троцкий был в высшей степени категоричен и конкретен:

"Казань. Реввоенсовет. Раскольникову.

...При сомнительных командирах поставьте твердых комиссаров с револьверами в руках. Поставьте начальников перед выбором: победа или смерть. Не спускать глаз с ненадежных командиров. За дезертирство лица командного состава комиссар отвечает головой..."53

Почти одновременно с телеграммой Раскольникову идет депеша и в Москву, Ленину. Докладывая о причинах казанской катастрофы, Троцкий требует среди различных мер и такую: "...Отсутствие револьверов создает на фронте невозможное положение. Поддерживать дисциплину, не имея револьверов, нет возможностей. Предлагаю т.Муралову и т.Позерну реквизировать револьверы у всех лиц, не состоящих на строевых должностях. Наряду с этим подтянуть Тулу. Без револьверов воевать нельзя..."54

Большевики силой взяли власть, силой начали создавать новое государство и общество, силой заставили крестьян, офицерство воевать, защищая "революционные завоевания". Но это не могло не вызвать огромного внутреннего протеста, прямого сопротивления и всяческого уклонения от этой "чести". В армии это выразилось в массовом дезертирстве. Самые крупные волны самовольного оставления частей историки и статистика отметили во второй половине 1918-го и в начале следующего, 1919 года. О размахе уклонения людей, которых вновь заставили воевать, сражаться за большевиков, говорит, например, такая цифра. В течение мая 1919 года, когда правительство созда

353

ло специальные органы для борьбы с этим явлением, было задержано 79 036 дезертиров!55 После объявления о добровольной явке дезертиров в июне 1919 года, с обещанием "прощения явившимся и суровой кары упорствующим", сразу же, в течение только одной недели после обращения правительства, сдалось властям 98 183 человека. Всего же в течение 1919 года задержаны и добровольно явились для регистрации властям 1 млн. 761 тысяча дезертиров! Если к этому прибавить 917 тысяч уклонившихся от призыва в Красную Армию только во второй половине 1918-го и начале 1919 года56, читатель будет иметь представление о размахе бойкота неселением "исторического" ленинского призыва, как всегда раньше считалось (написанного, правда, Троцким), "Социалистическое отечество в опасности", оглашенного в феврале 1918 года. Воззвание, как известно, было оформлено как декрет Совнаркома, и им предписывалось: "Всем Советам и революционным организациям вменяется в обязанность защищать каждую позицию до последней капли крови". Ну если пролетарии, все сознательные граждане России должны быть готовы отдать все до "последней капли крови", то все буржуи и контрреволюционные элементы (видимо, и дезертиры), "сопротивляющиеся" должны "расстреливаться"57.

Нетрудно представить степень консолидации большевизируемого общества: сотни тысяч уклонившихся и дезертиров. Но террором, принуждением, заложничеством большевики заставили людей сражаться. Естественно, такая политика встречала мощное (часто стихийное, малоорганизованное) сопротивление. В первых рядах его были те, кто хотел сохранить, как писала З.Н.Гиппиус, "чистоту белых риз".

Имеется огромная военная переписка Ленина. Но опубликовано было только то, что прямо не связано с Троцким или только то, где есть критические, негативные высказывания Ленина в адрес Председателя Реввоенсовета. Разве могла быть, например, опубликована такая благодарственная телеграмма осенью 1918 года:

"Свияжск, Троцкому.

Благодарю, выздоровление идет превосходно. Уверен, что подавление казанских чехов и белогвардейцев, а равно

354

поддерживающих их кулаков-кровопийц, будет образцово беспощадное.

Горячий привет. Ленин"58.

Ленин в гражданской войне как бы находился в тени у Троцкого. Тот был все время на первом плане, а Ленин ограничивался общеполитическими указаниями, советами, требованиями, часто крайне нервного характера.

Телеграмма Реввоенсовету фронта Гусеву, Лашевичу, Юреневу в мае 1919 года: "Если мы до зимы не завоюем Урала, то я считаю гибель революции неизбежной..."

Телеграмма Зиновьеву, Лашевичу и Стасовой с требованием выделить еще коммунистов на фронт: "Иначе мы слетим, ибо положение с чехословаками из рук вон плохо".

Киев, Раковскому для Иоффе: "Абсолютно неизбежна гибель всей революции без быстрой победы в Донбассе..."59

У Ленина никогда не было желания выехать на фронт, туда, где решается судьба революции. Во всяком случае, он никогда не ставил этого вопроса ни в ЦК, ни в Совнаркоме. Достаточно было того, что Троцкий, Сталин, Подвойский, Рыков, Серебряков, Смилга, Мехоношин, Аралов, Антонов-Овсеенко и другие его соратники колесили по бесчисленным фронтам. Собственно говоря, фронтов в строгом понимании не было. Иногда Ленину приносили оперативную карту, на которой значилось бесчисленное количество различных овалов, дужек, стрел, пунктирных линий, но никогда не было сплошного "огненного кольца" фронтов. Самое большое стратегическое преимущество большевиков заключалось в том, что силы Колчака, Деникина, Юденича, другие антибольшевистские формирования были разобщены. Сколько они ни пытались (даже с помощью представителей Антанты) объединить свои усилия, скоординировать их, этого белым так и не удалось.

Автор не намерен подробно описывать события на различных фронтах. Он пытается лишь рассмотреть роль Ленина в этой братоубийственной войне. Вождь редко вмешивался в оперативно-стратегические вопросы, рассматривая проблему обычно только в политическом и социальном контексте.

Почему социальном? Дело в том, что гражданская

355

война велась не только на фронтах и направлениях, но и в многочисленных анклавах, где вспыхивали то тут, то там крестьянские восстания. Иногда эти "беспорядки" возникали в районах высадки интервенционистских войск. Очаги восстаний нужно было подавлять. Это являлось предметом особой заботы уже Ленина; он мобилизовывал местные партийные органы на их подавление, высылал необходимые подкрепления, отдавал распоряжения по созданию специальных органов борьбы с восставшими, спекулянтами, саботажниками, требовал, угрожал, настаивал:

"Пенза. Губисполком. 29 августа 1918 г. Крайне возмущен, что нет ровно ничего определенного от вас о том, какие же, наконец, серьезные меры беспощадного подавления и конфискации хлеба у кулаков пяти волостей проведены вами. Бездеятельность ваша преступна..."60

"Саратов. Пайкесу. 22 августа... Временно советую назначить своих начальников и расстреливать заговорщиков и колеблющихся, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты..."61

"Шляпникову, 12 декабря 1918 г. ...Налягте изо всех сил, чтобы поймать и расстрелять астраханских спекулянтов и взяточников. С этой сволочью надо расправиться так, чтобы все на годы запомнили..."62

"Реввоенсовет Южного фронта. Сокольникову. Верх безобразия, что подавление восстания казаков затянулось. Отвечайте подробнее". И далее: "Во что бы то ни стало надо быстро ликвидировать и до конца восстание... если вы абсолютно уверены, что нет сил для свирепой и беспощадной расправы, то телеграфируйте немедленно и подробно..."63

Бесконечный конвейер указаний и распоряжений вождя, который из Кремля требует: "ускорить подавление", "с беспощадной решимостью", "расстреливать на месте". Политические, пропагандистские, административные указания весьма односложны, и суть их одна: достичь цели любой ценой, не считаться с жертвами, проявить классовую твердость. Интересная деталь: Ленин, будучи человеком внешне весьма мягким, добродушным, часто весело похохатывающим, любящим тепло домашних животных, способным на сентиментальные воспоминания, – когда дело касалось классовых, политических вопросов, весь преобра

356

жался. Он сразу становился жестко-колючим, бескомпромиссным, беспощадным, мстительным. Но даже в такой ситуации был способен на смех, который выглядел в атом случае весьма необычно.