Текст книги "Триумф и трагедия. Политический портрет И.В.Сталина. Книга 2"

Автор книги: Дмитрий Волкогонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Необходимость централизации государственной, политической и военной власти в военное время едва ли можно поставить под сомнение. Но однозначно следует сказать, что такая концентрация власти должна иметь пределы прежде всего в партийной жизни, не отводить окружению роли статистов и поддакивателей. Сталин все "замкнул" на себе. Поэтому каким бы ни было наше отношение к Сталину сегодня, нельзя не признать нечеловеческого по масштабам и ответственности объема работы, которая легла на его плечи. Если хозяйственные, .политические, дипломатические вопросы во многом взяли на себя члены Политбюро и ГКО, то военные и военно-политические проблемы приходилось решать в основном ему, Верховному Главнокомандующему, что привело, кстати сказать, к многочисленным просчетам. К счастью, в составе Генерального штаба, высшего военного руководства быстро выдвинулась и проявила себя целая плеяда выдающихся военачальников. Но нельзя не сказать еще раз и о том, что огромные бреши в кадровом составе армии, образовавшиеся по вине Сталина накануне войны, очень долго давали о себе знать, особенно во фронтовом, армейском, корпусном и дивизионном звене.

Лето сорок первого было особенно жестоким. В наших книгах и учебниках долгое время писали об этом периоде лишь как о "крахе блицкрига", "провале гитлеровских планов", "планомерном отступлении", "временных неудачах наших войск" и т. д. Но на историю незачем наводить глянец. У истории есть одна, возможно, коренная особенность: она признает только истину, которая рано или поздно займет свое место в ее анналах. Часто она там оказывалась лишней. В монографиях и многотомниках долгое время нельзя было встретить слова "поражение", "катастрофа", "окружение", "паника", относящиеся к действиям наших войск. А это было;

Крупные, катастрофические поражения целых фронтов. Было, прежде чем пришли выстраданные, такие желанные, добытые огромной кровью победы.

Сталин, став во главе Вооруженных Сил, мучительно пытался разобраться: что же происходит на фронтах? Где линия фронта сегодня? Что нас ждет завтра? Где -удастся наконец остановить немецкие войска? Как быстрее компенсировать громадные потери в людях и технике? Сталин подолгу заслушивал Жукова, Ватутина, Василевского, других генштабистов, молча стоял над картой, разложенной на его большом столе. Ему, сугубо кабинетному руководителю, было трудно, глядя на карту, читая донесения, уловить, услышать, почувствовать лихорадочное биение пульса истекающей кровью армии, грохот канонады сражений, стальной лязг гусениц прорвавшихся немецких танков, гул городских пожаров, предсмертные хрипы умирающих бойцов... Тень "сабельной" гражданской войны как-то сразу отодвинулась далеко в прошлое. Это была совсем другая война.

До Сталинградской битвы многие решения Сталина были импульсивными, поверхностными,, противоречивыми, некомпетентными. Хотя и позже он нередко задавал окружению и штабам "ребусы". Вот один из документов, написанных лично Сталиным в 1942 году. Он не имеет названия и, пожалуй, смысла. Видимо, Сталин, отдавая указания и одновременно размышляя вслух, набросал этот документ, который даже посвященному понять непросто:

"I) 40-я армия-7 с. д.4-2 танк. бр..

2) Катукова – в спину 48 армии.

3) Мишулин – остается на месте.

4) Мостовенко-в район 61 ар.

5) Лизюков – в р-е западнее Ельца.

6) Главная, задача-на севере.

7) 40-я тоже наступает.

Документ написан лично тов. Сталиным. Генерал-майор Штеменко".

Иногда после докладов об очередной неудаче или отходе войск Сталин диктовал не оперативные, а "карательные" распоряжения. Даже тогда, когда они были подписаны Жуковым, Василевским, Шапошниковым, Ватутиным, можно безошибочно узнать их автора. 10 июля, например, когда стало ясно, что войска Северо-Западного фронта вновь не смогли удержаться на выгодном рубеже, а в донесении штаба фронта ссылались в том числе и на действия диверсионных групп в тылу, Сталин тут же отреагировал:

"Ставка Верховного Командования и Государственный Комитет Обороны абсолютно нс удовлетворены работой командования и штаба Северо-Западного фронта.

Во-первых, до сих пор не наказаны командиры, не выполняющие Ваши приказы и, как предатели, бросающие позиции и без приказа отходящие с оборонительных рубежей. При таком либеральном отношении к трусам ничего с обороной у Вас не получится.

Истребительные отряды у Вас до сих пор не работают, плодов их работы не видно, а как следствие бездеятельности командиров дивизий, корпусов, армий и фронта части Северо-Западного фронта все время катятся назад. Пора это позорное дело прекратить... Командующему и члену Военного совета, прокурору и начальнику 3-го управления – немедленно выехать в передовые части и на месте расправиться с трусами и предателями..."

Перед войной не подготовили специально оборудованного места для работы Ставки – высшего стратегического органа управления войсками. Ни в Кремле, ни на дачах Сталина защищенных от налетов вражеской авиации пунктов управления не было. Хотя в свое время и Тимошенко и Жуков настаивали на их создании. Поэтому в первые месяцы войны Сталин часто бывал в особняке на улице Кирова, рядом со зданием, где находились некоторые управления Генштаба. Станция метро "Кировская", отключенная от транспортной сети, была хорошим бомбоубежищем. Там всегда были оперативные карты с обстановкой на фронтах, так же как и в кремлевском кабинете Сталина. А позже, когда к зиме 1941 года подготовили небольшое убежище на ближней даче, там– же оборудовали для него и пункт связи, с которого он мог говорить с фронтами.

Глядя на оперативную карту, подготовленную в Генштабе, Сталин отчетливо видел три основных направления, по которым противник стремительно развивал наступление: на северо-западе в сторону Ленинграда, на западе в направлении Москвы и на юго-западе – на Киев. Возможно, именно сейчас Сталин принял первое крупное стратегическое решение в этой войне:

предложил создать три Главных командования (главкоматы) на каждом из этих направлений. Генштаб, естественно, поддержал. Уже 10 июля решением Ставки были образованы: Северо-Западное командование с главнокомандующим К. Е. Ворошиловым и членом Военного совета А. А. Ждановым; Западное с главнокомандующим С. К. Тимошенко и членом Военного совета Н. А. Булганиньш; Югр-Западное с главнокомандующим С. М. Буденным и членом Военного совета Н. С. Хрущевым. Видимо, решение в принципе было правильным, но главкоматы по-настоящему себя проявить так и не сумели. Главная причина кроется опять в Сталине: создав эти органы стратегического управления, Верховный Главнокомандующий не наделил их должными правами. Через их голову шли распоряжения в войска, с действиями штабов главкоматов наверху не считались. К тому же, поскольку создание этих органов управления прежде не планировалось, для них не оказалось ни соответствующих кадров, ни элементарного технического обеспечения. Скоро главкоматы стали объектами сталинских разносов и упреков в "пассивности и безволии".

С высоты сегодняшнего дня видно, что одной из причин крупных поражений, катастрофических неудач, кроме тех, что я назвал в предыдущей главе, является тогдашнее стратегическое построение войск. Не секрет, что первый стратегический эшелон состоял главным образом из наступательных группировок, которым сразу. же пришлось обороняться..Фактически лишь 27– 30 июня фронтам была поставлена задача перейти к стратегической обороне.

В результате того, что накануне войны было ошибочно определено направление главного удара вермахта, вскоре после ее начала потребовались крупные стратегические перегруппировки. В первый период войны по вине прежде всего Сталина значительная часть наших войск не столько воевала, сколько перемещалась, что часто давало противнику возможность бить отдельные соединения и объединения по частям. Сталин был вынужден чуть ли не все наличные резервы стягивать на западное направление. Стратегическая ошибка предвоенного времени потребовала огромной кровавой платы.

...Ожидая около трех часов ночи руководство Генштаба для очередного доклада о положении, сложившемся на фронтах за истекшие сутки, Сталин медленно прохаживался вдоль длинного стола, на котором лежала оперативная карта. Северный– фронт его не беспокоил;

здесь активные боевые действия начались лишь в конце июня. Значительно хуже обстояли дела на Северо-Западном фронте: за две с небольшим недели войска отступили почти на 450 километров, оставив Прибалтику, не использовав выгодные рубежи для обороны на реках Неман и Западная Двина. Новый командующий П. П. Собенников, размышлял Сталин, не оправдал его надежд. Через полтора месяца после назначения он будет Сталиным смещен.

Особую тревогу вызывало положение Западного фронта. Сталин пристально смотрел на причудливую конфигурацию фронта, который к 10 июля отошел от границы (подумать страшно!) уже на 450-500 километров... Горечь унижения и бессильной ярости подкатывала к горлу Председателя ГКО; фронт, имевший в своем распоряжении 44 дивизии, даже не приостановил наступление врага! Как он передоверился Павлову! Как Павлов его подвел! Нужно сегодня же распорядиться об ускорении следствия и суда над командованием Западного фронта. Размышляя над картой, Сталин едва ли знал, что почти половина дивизий фронта к началу войны не была в состоянии боеготовности: 12 из них только начали отмобилизование, а два формируемых корпуса совсем не имели танков.

Накануне войны Сталин, анализируя соотношение сил, очень увлекался подсчетом количества дивизий, других военных сил и средств. Но при этом упускал качественную сторону процесса: укомплектованность боевой техникой войск, их сплоченность, обученность личного состава. До начала войны Сталин все время требовал формирования новых соединений, хотя их уже и так было свыше двухсот. Качественное состояние советских войск к началу войны явно уступало вермахту.

К исходу первых суток боев вся система управления Западного фронта была парализована. На карте две жирные синие стрелы сошлись 29 июня восточнее Минска, а это значило, что главные силы фронта оказались в окружении. Сегодня Сталину докладывали, что из окружения продолжают выходить группами и поодиночке... А ведь 3, 4 и 10-я армии фронта считались особо боеспособными. Здесь же Сталин отметил про себя, что надо подписать бумагу, которая пришла сегодня от Берии, о создании 15 новых специальных лагерей для проверки вышедших из окружения...

Цепкая память Сталина запечатлела цифровые выкладки утреннего доклада одного из первых дней июля:

из 44 дивизий фронта 24 полностью разгромлены, а остальные 20 дивизий утратили от 30 до 90% сил и средств. Не нужно искать выражений: налицо поражение главного фронта, предопределившее неудачи и других. Правы Тимошенко и Жуков, размышлял Сталин, предлагая из 13, 19, 20, 21 и 22-й армий, включенных в состав фронта, создать новый рубеж обороны по Западной Двине и Днепру. Сталин, и это нельзя отрицать, в трагической круговерти военных будней начал постепенно постигать основы стратегии. В будущем он никогда и никому не скажет, что тайны стратегии, диалектику формирования решений и замыслов тех или иных операций ему помогли постичь Жуков, Шапошников, Василевский, Антонов, Ватутин, другие выдающиеся военачальники. Но придет время, и как само собой разумеющиеся будут восприниматься ложные утверждения о том, что именно он, Сталин, внес принципиально новое в военную науку. Например, идею артиллерийского наступления, новых способов окружения противника, путей завоевания господства в воздухе, создания многоэшелонной гибкой обороны и т. д. Он и сам поверит в свой военный талант. Пройдет не очень много времени, и он забудет о своем поражении, поражении политического и военного стратега в первые недели войны.

А пока шли жестокие будни войны и все висело на волоске. Ясно, что после Минска немцы нацелились на Смоленск и Москву. Продолжая читать оперативную карту, Сталин, видимо, с горечью еще раз подумал, что не на юго-западе, как он предполагал, немцы нанесли свой главный удар. А ведь там было размещено 58 дивизий, из них 16 танковых и 8 моторизованных! Но и здесь главные силы фронта оказались как бы в стороне от направления основного удара врага и не смогли отразить наступление, что было вполне реально. Неудачное построение войск па юго-западном направлении привело к тому, что танковый кулак немцев устремился в слабо защищенный стык между Луцком и Дубно. Сталин помнил, что еще 30 июня Ставка разрешила отвести войска фронта к рубежу укрепрайонов старой границы, что означало отступление на 300– 350 километров. В общем, полагал Сталин, фронт несколько приостановил наступление врага, но остановить. его не сумел. На Южном фронте – положение не лучше.

Потери были огромны: около 30 дивизий фактически перестали существовать и около 70 потеряли более 50% личного состава; уничтожено околотрех с половиной тысяч самолетов, более половины.складов горючего и боеприпасов. И это лишь за три недели войны! Конечно. немцам этот успех дался недешево. За три недели благодаря героизму советских солдат, командиров, политработников на советско-германском фронте удалось уничтожить около 150 тысяч солдат и офицеров вермахта, более 950 самолетов, несколько сот танков. Но, как станет ясно много позднее, поступавшие в центр данные о наших потерях были занижены, а о потерях противника-сильно завышены. Вот что докладывали после двух недель боев Сталину (сохраняю стилистику справки):

"Потери самолетов: противник минимум– 1664 наши потери – 889 танков: противник-2625 наши-901

Потери в людском составе у противника: убитых– 1 млн. 312 тыс. Кроме того, в ожесточенных боях на разных участках противник нес огромнейшие потери, но так как наши части отходили – учесть потери невозможно. Много уничтожено и еще не учтено диверсантов-парашютистов.

Пленных 30 тыс. 004 человека, кроме того, много взято в плен парашютистов, но не учтены. Наши потери пропавших без вести и пленных до 29.06. около 15 000 человек.

Уничтожено в Балтийском море 5 пл (подводных лодок.– Прим. Д. В.) и 1 в Черном море. Уничтожено два монитора..."

Такие путаные и искаженные донесения. Судя по ним, трудно иметь реальное представление о положении дел на фронтах, соотношении сил, точном количестве самолетов, танков. Однако такая статистика – не случайность. Все это – плоды единовластия, когда не всякая правда была нужна. Развал управления фронтов, армий, окружение десятков соединений – все это сопровождалось составлением сводок, не имеющих ничего общего с действительностью. Но ведь Сталин руководствовался ими! Он не допускал и мысли, что его обманывали. Поэтому часто решения, принимаемые в то время Ставкой, исходили из желаемого, предполагаемого, вероятного, а не строго реального.

Но как бы там ни было, первоначальная мощь удара фашистов была заметно ослаблена. А главное, немецкому командованию не удалось добиться поставленной Гитлером цели – уничтожить основные . силы Красной Армии.

Армия сражается. Отступает, но сражается. Оглядывая на карте панораму жестоких боев, Сталин исподволь приходил к выводу: война будет долгой. Если устоим в ближайшее время, есть шанс, что ветер победы будет дуть и в наши паруса. Забегая вперед, скажу, что после первых крупных успехов, до которых еще далеко, у Сталина появятся признаки переоценки наших возможностей, что приведет к крупным и непростительным ошибкам в 1942 году.

...Выслушав молча очередной доклад Жукова о положении дел на фронтах, Сталин переспросил:

– Повторите, какова укомплектованность личным составом и техникой войск Западного фронта?

– В среднем десять-тридцать .процентов. Лишь отдельные части имеют людей, артиллерию и танки до пятидесяти и более процентов. Отдельные,– снова повторил Жуков.– Фактически такая же картина на Северо-Западном фронте. Несколько лучше положение на юго-западе. Особенно тяжело, что потеряли большую часть противотанковой артиллерии. Нужно что-то делать для усиления, наращивания противотанковых возможностей.

Обсудив необходимые меры по ускорению выпуска противотанковой артиллерии, позвонив при этом Вознесенскому, Сталин, в упор глядя на Жукова, спросил:

– А что можно сделать непосредственно сейчас, сегодня, для усиления наших возможностей борьбы с танками? Что, военные не видят больше иных, средств, кроме артиллерии?

– Почему же, товарищ Сталин. Многое может сделать и авиация.

Жуков объяснил технические и боевые возможности авиации в борьбе станками. Сталин как-то ожил и приказал немедленно подготовить директиву Ставки. Жуков вышел и через полчаса принес документ:

"Командующим фронтами:

Северным, Северо-Западным, Западным, Юго-Западным и Южным Командующему ВВС Красной Армии

Истекшие 20 дней войны Наша авиация действовала главным образом по механизированным и танковым войскам немцев. В бой с танками вступали сотни самолетов, но должногоэффекта достигнуто не было, потому что борьба авиации против танков была плохо организована. При правильно организованном ударе авиацией танковые части могут быть не только остановлены, но и разгромлены.

1. Атаку танковых войск (колонн) возглавлять пушечными истребителями и пушечными штурмовиками с одновременным сбрасыванием зажигательных средств. Атаку проводить широким фронтом, несколькими заходами, перпендикулярно колонне танков.

2. Вслед за пушечными истребителями и штурмовиками атакуют бомбардировщики всех типов, сбрасывая фугасные и зажигательные бомбы. Атаки производить эшелонами девяток с индивидуальным прицеливанием..."

Что еще можно сделать, чтобы как-то переломить катастрофическое развитие событий? Сталин мучительно думал, постепенно оправляясь от потрясения, какого он никогда до этого не испытывал.

Вспомним, что еще 5 июля 1941 года он распорядился направить в войска телеграмму:

"Командующим фронтами (за исключением Закавказского и ДВФ) В боях за социалистическое Отечество против войск немецкого фашизма ряд лиц командного, начальствующего, младшего начальствующего и рядового состава танкистов, артиллеристов, летчиков и других проявили исключительное мужество и отвагу. Срочно сделайте представление к награждений правительственной наградой в Ставку Главного Командования на лиц, проявивших особые подвиги".

После публикации в газетах Указа Президиума Верховного Совета СССР о присвоении (первом в Отечественной войне) звания Героя Советского Союза М. П. Жукову, С, И. Здоровцеру, П. Т. Харитонову за воздушные тараны вражеских бомбардировщиков Сталин позвонил в агитпроп ЦК:

– Шире пропагандируйте героизм советских людей. Вспомните ленинский призыв: "Социалистическое Отечество в опасности!" Внушайте, что фашистских мерзавцев можно и нужно разгромить! – И, не дожидаясь ответа, положил трубку.

Да, нужно морально поощрять людей. Каждый день донесения, печать говорят о том, что тысячи солдат, командиров, политработников, жертвуя жизнью, бьются за каждый рубеж...

Кроме чисто военных дел Сталину ежедневно по нескольку часов приходилось заниматься и хозяйственными, и организационными вопросами. Вот на днях они с Маленковым и Жуковым рассмотрели вопрос, поставленный Ленинградской партийной организацией, о создании ополченческих дивизий. Сталин еще не мог знать, что этот почин выльется в мощное движение и к концу года будет создано около 60 дивизий народного ополчения, 200 отдельных полков, сыгравших заметную роль в обороне Отечества.

4 июля Вознесенский и Микоян доложили проект решения ГДО "О выработке военно-хозяйственного плана обеспечения обороны страны". Сталин подписал проект почти без рассмотрения: в приемной толпились военные. А он уже ждал с фронтов все худших и худших вестей. Вознесенский, торопясь, успел доложить Сталину, что 30 июня СНК СССР утвердил общий мобилизационный народнохозяйственный план,, предусматривавший в кратчайшие сроки перестроить экономику на военный лад. Перед Вознесенским у Сталина был Шверник, председатель Совета по эвакуации, докладывавший, как идет выполнение Постановления ЦК ВКП (б) и СНК "О порядке вывоза и размещения контингентов и ценного имущества".. По плану в первую очередь эвакуировались на восток лишь предприятия, расположенные вблизи границы. Но уже через несколько дней военные неудачи заставили коренным образом пересмотреть расчеты. Никто еще тогда не знал, что за предельно короткие, сроки (к январю 1942 г.) будет перевезено и вскоре введено в строй 1523 промышленных предприятия, в том числе 1360 оборонных. Переоценить этот факт невозможно. Только неимоверными, фантастическими по самоотверженности усилиями советских людей целая индустриальная держава "переместилась за тысячи километров на восток и быстро начала восстанавливать утраченный военный арсенал. Достаточно сказать, что, несмотря на великое переселение, часто под бомбежками, в 1941 году оборонная промышленность выпустила 12 тысяч боевых самолетов, 6,5 тысячи танков, около 16 тысяч орудий и минометов.

Вспомнив вновь о Павлове, Сталин опять ощутил пароксизм злобы: как мог комфронта за одну неделю все потерять? Ведь когда он его принимал здесь, в своем кабинете, перед назначением на должность командующего Западным особым военным округом, то Павлов произвел на него неплохое впечатление. Четкий доклад, зрелые суждения, уверенность... Правда, опыта у него было Мало: такой взлет после Испании... Как он мог выпустить рычаги управления войсками? Что делал его штаб? Почему не обеспечил боеготовность войск? Сталин уже не хотел вспоминать, что в середине июня он и Тимошенко получили от Павлова две или три шифровки с настоятельной просьбой о выводе войск округа на полевые позиции. Командующий ЗапОВО добивался разрешения на частичное отмобилизование, доказывал необходимость усиления войск округа радиосредствами и новыми танками... Но мысль Сталина вновь и вновь возвращалась к одному и тому же вопросу:

как мог Павлов так бездарно все потерять? От этого внутри у Сталина все клокотало. Он подошел к столу и нажал кнопку вызова. Тут же бесшумно появился Поскребышев с блокнотом в руке.

– Кто, кроме Павлова, отдан под военный трибунал? Когда суд? Где проект приговора? – Не дожидаясь ответа, добавил: – Вызовите ко мне Ульриха.

Поскребышев так же бесшумно вышел из кабинета "Хозяина". Сталин продолжал расхаживать вдоль длинного стола. Поворачиваясь, он обвел взглядом портреты, висевшие на стенах: Маркс, Энгельс, Ленин. Маркса он читал мало; "Капитал" так никогда осилить не смог, но с рядом его работ был знаком. Наиболее ценной среди Марксовых работ, по его мнению, была "Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 год". Здесь Маркс впервые употребил понятие "диктатура пролетариата", главное, по мысли Сталина, звено в учении об обществе. Энгельса он ценил невысоко. Во время своего посещения Комакадемии в 1930 году даже призывал критиковать "ошибочные" положения великого соратника Маркса. Правда, Энгельс неплохо, как думал Сталин, написал о военной истории России, хорошо отзывался о полководческом гении Суворова, ниже ставил Кутузова, отметил решающий вклад русских войск в освобождение порабощенной Наполеоном Европы, героизм защитников Севастополя в Крымской войне 1853-1856 годов. Но это частности, среди которых немало и ошибочного.

А Ленин... Когда Сталин обращался к его работам, то всегда чувствовал свою обыкновенность, даже заурядность. "Защита" Ленина помогла ему стать единоличным вождем. Все эти иедоноски, которых он уничтожил, так и не поняли, в чем заключалась его главная сила: в монополии на трактовку Ленина. Но было у Ленина и то, что он никогда не мог принять. Сталин называл это либерализмом... Он вспомнил и мысленно выругал себя за минутную слабость: когда 29 июня он с Молотовым, Ворошиловым, Ждановым и Берией выходил, вконец расстроенный, из здания Наркомата обороны, то в сердцах громко бросил:

– Ленин создал наше государство, а мы все его прос...ли!

Молотов удивленно взглянул на Сталина, но ничего не сказал. Промолчали и другие. Не надо было ему говорить эти слова: могут запомнить и принять за панические... Ведь все оброненное великими людьми не предается забвению. Особенно их слабости.

Погружение Сталина в дальнее и ближнее прошлое прервал Поскребышев. Он неслышно прошел к столу и положил тоненькую папочку. Верховный быстро просмотрел принесенные бумаги. Сверху лежал

"Приговор

(проект)

Именем Союза Советских Социалистических Республик

военная коллегия Верховного суда СССР в составе председательствующего армвоенюриста В. В. Ульриха,

членов: диввоенюристов А. М. Орлова и Д. Я. Кандыбина,

при секретаре-военном юристе А. С. Мазуре В закрытом судебном заседании в городе Москве .......го июля 1941 года рассмотрела дело по

обвинению:

1. Павлова Дмитрия Григорьевича, 1897 года рождения, быв. командующего Западным фронтом, генерала армии;

2. Климовских Владимира Ефимовича, 1895 года рождения, быв. начальника штаба Западного фронта, генерал-майора – обоих в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 63-2 и 76 УК БССР;

3. Григорьева Андрея Терентьевича, 1889 года рождения, быв. начальника связи Западного фронта, генерал-майора;

4. Коробкова Александра Андреевича, 1897 года рождения, быв. командующего 4-й армией, генерал-майора – обоих в преступлениях, предусмотренных ст. 180 п. "б" УК БССР...".

Далее утверждалось, что предварительным судебным следствием установлено, что "подсудимые Павлов и Климовских, являясь участниками антисоветского военного заговора и используя свое служебное положение, будучи: первый – командующий войсками Западного фронта, а второй-начальник штаба того же фронта, проводили вражескую работу, выразившуюся в том, что в заговорщицких целях не готовили к военным действиям вверенный им командный состав, ослабили мобилизационную готовность войск округа, развалили управление войсками и сдали оружие противнику без боя, чем нанесли большой ущерб боевой мощи Рабоче-Крестьянской Красной Армии...".

Далее все шло в том же духе; Сталин не стал читать эти страницы и остановился лишь на последней:

"Таким образом установлена виновность Павлова и Климовских в совершении ими преступлений, предусмотренных ст.ст. 63-2 и 76 ЦК БССР и Григорьева и Коробкова в совершении ими преступлений, предусмотренных ст. 180 п. "б" УК БССР. Исходя из изложенного и руководствуясь ст.ст. 319 и 320 УПК РСФСР, военная коллегия Верхсуда СССР

приговорила:

1. Павлова Дмитрия Григорьевича

2. Климовских Владимира Ефимовича

3. Григорьева Андрея Терентьевича

4. Коробкова Александра Андреевича

лишить военных звании: Павлова-"генерал армии", а остальных троих военного звания "генерал-майор" и подвергнуть всех четверых высшей мере наказания – расстрелу, с конфискацией всего лично им принадлежащего имущества... Приговор окончательный и обжалованию не подлежит". .

Ознакомившись с проектом приговора, Сталин сказал стоявшему рядом с письменным столом Поскребышеву:

– Приговор утверждаю, а всякую чепуху вроде "заговорщицкой деятельности" Ульрих чтобы выбросил... Пусть не тянут. Никакого обжалования. А затем приказом сообщить фронтам, пусть знают, что пораженцев карать будем беспощадно...

Все было решено. До суда. 22 июля, когда состоялся "суд", нужно было лишь соблюсти формальность. Подсудимые просили направить их на фронт в любом качестве: они докажут своей кровью преданность Родине и воинскому долгу. Просьба поверить: все случившееся – результат крайне неблагоприятно сложившихся обстоятельств. Вины своей не отрицают. Искупят ее в бою... Ульрих, зевая, торопил:

–Короче...

Этой же ночью их расстреляли. Сталина эти люди больше никогда не интересовали. Но он не мог знать, что 5 ноября 1956 года Генеральный штаб, проведя тщательное аналитическое расследование обоснованности обвинений, предъявленных Павлову, Климовских, Григорьеву и Коробкову, вынесет свое компетентное суждение:

"Имеющиеся документы и сообщения ряда генералов, служивших в Западном особом военном округе, не отрицая ряда крупных недочетов в подготовке округа к войне, опровергают утверждение обвинительного заключения о том, что генералы Павлов Д. Г., Климовских В. Е., Григорьев А. Т., Коробков А. А. и Клич Н. А. виновны в проявлении трусости, бездействия, нераспорядительности, в сознательном развале управления войсками и сдаче оружия противнику без боя".

Жестокое время, жестокие люди... Сталин хорошо знал Павлова, беседовал при назначении и с генералами Климовских и Коробковым. Оба произвели на него тоже благоприятное впечатление. Вероятно, они допустили до войны и в ее начале немало промахов. Назначенные на высокие должности через ряд промежуточных ступеней в результате острого кадрового дефицита, эти преданные стране люди, подлинные патриоты, в силу недостаточной подготовки не смогли в решающие минуты правильно организовать боевые действия с превосходящими силами противника. По разве мало было таких? Командующие фронтами Кузнецов, Павлов, Кирпонос совершили после 1937 года стремительное восхождение. Их патриотизм, храбрость, мужество не были должным образом подкреплены опытом и полководческой мудростью. Это приходит с годами. Но Сталин, истребив целые слои командного состава, поставил в исключительно сложное положение и тех, кого выдвинул на их место.

Сталин, более всех повинный в катастрофическом начале войны, проявил исключительную жестокость по отношению к тем, кто стал жертвой его просчетов. Их собственной вины, а она, видимо, есть, никто не снимает. Но эта вина в значительной мере обусловлена сложившимися обстоятельствами, скороспелым выдвижением и, как следствие, недостаточной компетентностью. В своей книге "Судьба России" Н. Бердяев писал: "Жестокость войны, жестокость нашей эпохи не есть просто жестокость, злоба, бессердечие людей, личностей, хотя все это и может быть явлениями сопутствующими. Это жестокость исторической судьбы, жестокость исторического движения, исторического испытания. Жестокость человека – отвратительна". Война сама по себе жестока. Но Сталин часто делал ее еще более жестокой. И это действительно отвратительно. Судите сами.

Жданов и Жуков, докладывая из Ленинграда о положении дел, привели факты, когда немецкие войска, атакуя наши позиции, гнали перед собой женщин, детей, стариков, ставя тем самым в– исключительно трудное положение обороняющихся. Дети и женщины кричали: "Не стреляйте!", "Мы – свои!", "Мы свои!". Советские солдаты и офицеры были в замешательстве: что делать? Нетрудно представить, что могли испытывать и несчастные люди, когда в их спины упирались стволы немецких автоматов и впереди тоже могла ждать смерть. Сталин среагировал немедленно. Среагировал в духе своей натуры – предельно жестоко: