Текст книги "Лукавый"
Автор книги: Дмитрий Васильев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
– Дорогие мои и любимые братья и сестры во Христе. Сегодня службу в нашем храме провел отец Владимир, архимандрит, настоятель храма святых апостолов Петра и Павла. А вот проповедь для вас прочитает молодой иерей, отец Игорь.
Молодой иерей, с округлившимся животиком и женственной фигурой, выкатился на амвон храма и начал проповедовать. Его проповедь была посвящена истинной Вере в Бога и была построена на библейском сюжете о праведном Лоте. Приятный, вкрадчивый голос и мягкие манеры располагали к себе. Прихожане с большим вниманием слушали древнюю историю о том, как в городе Содом жил праведник Лот с семьей: женой и двумя дочерями. И вот, когда жители Содома и Гоморры опустились на самое дно разврата, безнравственности и порока, Господь покарал их огненным дождем, заповедав Лоту с семьей бежать из города в пустыню и ни в коем случае не оглядываться. Жена Лота ослушалась Господа, оглянулась на гибнущий под огненным дождем Содом и обратилась в соляной столп.
– Эта история говорит нам о том, что только истинная, беспрекословная Вера в Господа поможет спастись и вынести все тяготы бытия. Не сомневайтесь в выбранном для вас Господом пути, и воздастся вам по Вере вашей. Храни вас Бог. Аминь! – отец Игорь перекрестился и в уважительном молчании покинул амвон.
– Прекрасная проповедь, прекрасная, – протоиерей вновь занял место на возвышении – но, в нашем храме последние несколько дней в чине диакона служит семинарист Санкт-Петербургской духовной семинарии – Михаил. Я думаю, что ему, как будущему пастырю, тоже есть, что сказать собравшимся сегодня в этих святых стенах.
Взоры всех присутствующих обратились к высокой, могучей фигуре молчавшего все это время Михаила. Так же молча он поднялся на амвон, обозрел стоящих перед алтарем прихожан и приятным, низким голосом начал говорить:
– Да, отец Игорь произнес прекрасную проповедь. Вера, это краеугольный камень христианства. Христианства! – вновь повторил Михаил, выделив последнее слово – Праведный Лот не был христианином, и он жил по иным законам. Вы все сейчас услышали эту историю, а кто-нибудь из вас читал ее ранее в Ветхом Завете?
– Я читал! – произнес из первого ряда стоящих какой-то мужчина средних лет с бородой эспаньолкой и в очках в золотой оправе.
– До конца?
– Да, конечно.
– И как вам окончание истории? – Михаил внимательно впился глазами в мужчину, отслеживая его мимику и реакцию. Мужчина вначале потупил взгляд, потом пожал плечами и, открыто глядя в глаза Мише, ответил:
– Отвратительное, скабрезное и непристойное окончание.
По храму пошел шёпот, люди стали переглядываться, не понимая, о чем говорят диакон и прихожанин.
– Хорошо, я вас услышал и разделяю вашу точку зрения. А теперь, позвольте, я объясню причину моего вопроса, – прихожане закивали головами и стали внимательно слушать – История Лота не заканчивается на том, что его жена превратилась в соляной столп. Лот с дочерями убежал в пустынное место, страшась вернуться в общество людей: «И жил в пещере, и с ним две дочери его. И сказала старшая младшей: отец наш стар, и нет человека на земле, который вошел бы к нам по обычаю всей земли; И напоили отца своего вином в ту ночь; и вошла старшая и спала с отцом своим: а он не знал, когда она легла и когда встала. На другой день старшая сказала младшей: вот, я спала вчера с отцом моим; напоим его вином и в эту ночь; и ты войди, спи с ним, и восставим от отца нашего племя. И напоили отца своего вином и в эту ночь; и вошла младшая и спала с ним; и он не знал, когда она легла и когда встала. И сделались обе дочери Лотовы беременными от отца своего, и родила старшая сына, и нарекла ему имя: Моав. Он отец Моавитян доныне. И младшая также родила сына, и нарекла ему имя: Бен-Амми. Он отец Аммонитян доныне».
– Не может быть! – выкрикнула пожилая женщина, и прикрыла рот ладонью, осознав, что произнесла это вслух. В храме стал нарастать шум, ропот волной пронесся под куполом собора, люди стали переглядываться, не понимая, что происходит. Вот, только что один священник говорил, что они должны быть подобны Лоту, а вот уже другой утверждает, что Лот был извращенцем, спал в пьяном угаре со своими дочерями, которые от него еще и детей родили. Так почему же он тогда праведник?
– Может! И вы можете это прочитать в девятнадцатой главе книги Бытия, стихи с тридцатого по тридцать восьмой, – Михаил поднял вверх руку, призывая к тишине – Вера без знаний слепа. Вера без знаний обращается в фанатизм. Если вы не овладеете хотя бы элементарными знаниями о христианстве, о деяниях святых, о праведной жизни апостолов, ваша Вера будет подобна ростку, проросшему на каменистой почве и любой шарлатан, волк в овечьей шкуре использует вашу Веру в своих целях. Вы станете слепым оружием в грязных руках Сатаны. Вы будете смотреть передачи об экстрасенсах, лечиться у колдуний и плевать через плечо при виде черной кошки. Ваша Вера это не слово, ваша Вера это ваш духовный щит, который защитит вас от любых происков Врага рода человеческого. Не тратьте время на телевизор и компьютеры, читайте Писание, и вам откроются новые знания, которые облегчат вашу жизнь и приблизят вас к Богу. Аминь.
Михаил спустился с возвышенности и занял место у входа в алтарь. А по церкви побежал шепоток, то с одного края, то с другого слышались разговоры. «Этот не обманет, правдолюб!», «О душах наших думает, а не о мамоне…», «Сколько раз слышала историю про Лота, а оно вон как на самом деле…».
– Дети мои!– гулкий голос архимандрита заставил толпу замолчать – И отец Игорь, и диакон Михаил произнесли хорошие проповеди. Показав нам, что на одну и ту же историю можно посмотреть с двух диаметрально противоположных точек зрения. Спасибо им за это. А вам я хочу напутствовать следующие слова из Послания Римлянам святого апостола Павла: «Будьте братолюбивы друг к другу с нежностью; в почтительности друг друга предупреждайте; В усердии не ослабевайте; духом пламенейте; Господу служите; Утешайтесь надеждою; в скорби будьте терпеливы, в молитве постоянны» (Рим. 19:10-12). Да прибудет с вами мир. Аминь.
***
– Ну, что скажешь, отец Владимир? – архимандрит и настоятель сидели в небольшой комнатке в бытовой пристройке к церкви и пили чай с бубликами. Такая слабость была у отца Владимира еще с детства, и знающие о его неравнодушии к бубликам с крепким сладким чаем при случае угождали старику. Несмотря на преклонный возраст – Архимандрит Владимир разменял девятый десяток – он был крепок и умом и телом. На своем веку чего только не видал. В одном из боев Великой Отечественной Войны был ранен в живот, валялся в лесу, истекал кровью и, не питая пустых иллюзий, шептал единственную молитву, которую узнал от матери: «Отче наш…». Очнулся в госпитале. Врачи, проводившие операцию, поражались тому, как он смог выжить и дотянуть до госпиталя с такой раной. Но сильнее удивились, когда тяжелораненный боец через пять недель был свеж, бодр и снова рвался в бой. Изумлялись все, кроме самого Владимира, который, лежа на узкой больничной кровати, дал зарок, что если выживет и встанет на ноги, посвятит свою жизнь Богу. Слово свое сдержал и до сих пор служил Господу не за страх, а за совесть, пользуясь у других клириков и прихожан большим авторитетом.
– Ну, что тебе сказать, Алексий? – старик с легкой усмешкой в глазах взглянул на собеседника – Думаешь, не знаю я, что Игорь твой племянник?!
– А какая разница?
– Да никакой, оставляй своего Игоря при себе, может и из него получится хороший священник, если с пути истинного не собьется.
– А с Михаилом что?
– А Михаил после рукоположения отправится в другой храм…
Разговор двух священников затянулся за полночь. Отец Владимир вышел на свежий воздух и, опираясь на трость, двинулся к ждущему его автомобилю. У калитки он увидел фигуру сидящего и что-то увлеченно читающего человека.
– Миша, а ты чего здесь делаешь? – архимандрит искренне удивился, узнав в читающем молодом человеке семинариста – Читать от света уличного фонаря вредно для зрения.
Михаил быстро вскочил, поклонился священнослужителю и попросил его благословить, лишь после этого ответив на вопрос:
– Я вас жду, ваше высокопреподобие!
– Ты это брось, Миша, не люблю я все эти вычурные обращения. Батюшки достаточно. Чего ждешь-то? – архимандрит оперся на трость и внимательно всмотрелся в лицо Михаила: мужественное, четко очерченное, с высокими скулами и серыми глазами. Такое лицо располагало к себе с первого взгляда, а аккуратно подстриженная густая русая борода придавала всему образу Михаила вид православного витязя, богатыря.
– Батюшка Владимир, за какой грех духовник может наложить епитимию сроком десять лет не входить в храм и не причащаться?
– Ишь ты?! – архимандрит крякнул, пригладил длинную седую бороду – Знаешь, я после войны в монастырь ушел. Игумен меня и других фронтовиков несколько месяцев не причащал, говорил, пока смертью смердеть не перестанем, он нас причащать не будет.
– Как так? Вы же за святое дело воевали!
– За святое! Только заповедь – не убей – она не имеет продолжения. Там же не написано, не убей, но фашиста можно. Не убей, но иногда можно?!
– Нет, не написано.
– В старину воина, прошедшего войну, на пять лет от евхаристии отлучали, вот и думай сам, что за грех на человеке…
– Понял. Буду думать.
– А вообще, Миша, мне твоя проповедь понравилась. Разжег ты в людских сердцах огонь. Отец Алексий говорит, что прихожане всю литературу в киоске скупили. Значит, заинтересовал ты их.
– Надолго ли?
– А вот это уже от нас зависит, сможем ли мы эту искру раздуть в пламя, или так и будет она тлеть, пока не погаснет. До встречи, Миша. Храни тебя Бог! – архимандрит перекрестил семинариста и проследовал к заждавшемуся его водителю.
***
– Поедешь со мной в Санкт-Петербург? – Михаил обнимал Соню за тонкую талию, а она, уперевшись ему в грудь двумя ладонями, смотрела снизу вверх влюбленными глазами.
– Я не могу, Миша, у меня здесь работа и епитимия опять же. Да и грех это, в блуде жить.
– Так! Момент, конечно, неудачный, да и знаешь ты меня всего неделю, но… Выходи за меня замуж?!
– Мишка, какой ты глупенький. Как же нас обвенчают, если мне в храм ходу нет? И с чего ты взял, что после иерейской хиротонии тебя в Санкт-Петербурге оставят?
– Относительно службы в Санкт-Петербурге, вопрос решенный. Оказывается, за меня лично просил епископ. Буду служить иереем в Никольской церкви. Приход маленький, но зато до Лавры близко, меня духовник благословил на поступление в Духовную Академию. А вот по поводу венчания, надо будет с Нафанаилом поговорить, если, конечно, ты готова связать свою жизнь с моей.
– Конечно, готова, любимый. Ты мне сразу понравился, и песок этот…
***
Венчание было заочным. Незаурядный случай, очень редкий в христианской практике, но отец Нафанаил, мужчина возрастом под семьдесят лет, с седой окладистой бородой до пояса, внимательно выслушал Михаила и вошел в положение. Он даже пошел на уступки в отношении епитимии наложенной на Софью. Отныне ей надо было посещать лишь субботнюю вечернюю службу, класть сто земных поклонов перед иконой Богоматери и исповедоваться духовнику.
Молодожены переехали в город на Неве. В браке родились два сына-близнеца. Михаил закончил Духовную Академию, а через шесть лет стал настоятелем Никольской церкви. Количество паствы прихода увеличилось вдвое. Многие верующие специально ехали со всех концов города, чтобы послушать прочувствованные проповеди протоиерея Михаила, слова которых легко преодолевали холодность и черствость будничный накипи, покрывающей души и разум мирян, разжигая в их сердцах истинный огонь Веры, который, как маяк, ведет по тернистому пути в рай.
Отец Михаил причащал паству, когда узнал в подошедшем старике Андрея Михайловича. После службы он подошел стоящему у иконостаса старику и искренне ему улыбнулся:
– Сколько лет, сколько зим, Андрей Михайлович, рад вас видеть в здравии!
– Восемь лет, отец Михаил, восемь долгих лет!
– Как ваши дела?
– Слава Богу, все хорошо! Знаете, я в итоге нашел вторую девушку, покончившую жизнь самоубийством, как вы тогда и написали. И каждый день ходил в церковь, ставил свечку и молился за упокой душ наложивших на себя руки. И за Лёху тоже молился.
– Хорошо, бес к вам больше не являлся?
– Нет, только во сне и то, не часто. А недавно сон приснился, будто я совсем молодой иду по лесной дороге, босиком по хвое. Вокруг сосны, справа виднеется озеро, солнце печет, спасу нет. И тут набегает тень, я поднимаю глаза, а передо мной в каких-то двадцати метрах стоит огромная фигура, высотой с трехэтажный дом. Я от страха упал на дорогу, пытаюсь отползти, а великан в ниспадающих белых одеждах, с длинными волосами и бородой протягивает ко мне руки, светящиеся неземным светом и произносит: «Всё, Андрей, твое время на исходе. Вымолил ты души самоубийц».
– Хм… знаете, Андрей Михайлович, лукавый очень часто использует сновидения для своих грязных дел.
– Я потому к вам и приехал, чтобы посоветоваться.
– Я могу вам лишь одно сказать, не переставайте совершать ваш подвиг. Молитесь и поститесь, ибо сказано: «…будьте тверды и непоколебимы, всегда преуспевайте в деле Господнем, зная, что труд ваш не тщетен пред Господом» (1.Кор. 5:58).
– Так и сделаю, батюшка. Одно плохо, духовника моего, отца Сергия, в другой храм перевели, настоятелем.
– Отчего же плохо? Наоборот, хорошо. Отец Сергий человек деятельный, я уверен, что он многих приобщит к христианству.
– Да я не в том смысле плохо, что он настоятелем стал, а то, что он теперь под Выборгом служит. Больше трех часов на дорогу уходит в один конец, в моем возрасте уже не накатаешься…
– Ну, вы можете появляться у него, допустим, раз в месяц, а так исповедоваться другому священнику. Вы с отцом Сергием обговорите этот момент.
– Мы точно так и договорились. Вот только к какому батюшке на исповедь и причастие ходить он не сказал. Сказал лишь, сердце само подскажет.
– И что?
– Сказало, к вам надо ехать.
– Ну, это тоже не лучший вариант, вам опять придется уйму времени тратить на дорогу. Если вас отец Алексий с отцом Игорем не устраивают, вы можете к отцу Нафанаилу в храм «Исхода, Спаса и Пасхи» ходить или же ездить в поселок Гора Валдай, в храм «Святой Троицы».
– К Нафанаилу?! – старик удивился и стал быстро креститься – Боже упаси. К этому старому извращенцу?! Да ни в жизнь!
– Не ожидал от вас такого, Андрей Михайлович, – отец Михаил искренне возмутился на сказанные стариком слова – За что вы уважаемого человека, настоятеля храма, так поносите?
– А я, батюшка, уже в том возрасте, когда не боятся правды говорить. Первостатейный Нафанаил извращенец. Я же по специальности строитель и в начале девяностых делал отделку у него в пристройке, так он мне таких пошлостей рассказал, что у меня уши в трубочку сворачивались… Вы, например, знаете, что его в семидесятых годах к уголовной ответственности за мужеложство привлекали? Совратил юношу алтарника, но так как он был негласным осведомителем КГБ, дело замяли. А как он прямо в храме пьяные оргии с прихожанками устраивал, вообще говорить противно. Он же, мерзавец, на них епитимию накладывал за блуд, чтобы они его удовлетворяли. Мол, грех прелюбодеяния можно излечить либо духовно, постом и молитвой, а можно физически, по типу клин клином вышибают, но только со священнослужителем, ибо на нем благодать божья.
– А вам-то он это зачем рассказывал? – Михаил стал задыхаться от волнения, неужели его Сонечка таким же образом отмаливает свой грех…
– Так я исповедовался перед ним в грехах своих, в том числе и об изнасиловании. Так он только посмеялся, хлопнул меня по плечу и сказал, что баба для того и нужна, с нее не убудет. А на меня епитимию наложил, чтобы я ему отделку помещений бесплатно сделал.
– Беда-то какая, Господи! – Михаил заметался, ища ключи от автомобиля и сумку с документами – Я к отцу Нафанаилу, вы со мной?
– Да, батюшка, если до города подбросите, то с удовольствием.
Михаил мчал по кольцевой, как бешеный, стрелка спидометра не опускалась ниже ста сорока километров в час. Он обгонял, подрезал и через час уже был у входа в храм ««Исхода, Спаса и Пасхи», хотя обычно дорога занимала не менее полутора часов.
– Где же Соня может быть?
– Служба закончилась полчаса назад, – старик посмотрел на наручные часы – Она может быть в личных покоях настоятеля, либо в соседней комнатке. Там два входа с улицы, один в покои, второй в комнатку для пилигримов, я сам их строил. Стенка общая, а входы изолированные.
Михаил напролом бросился к пристройке у задней стены храма. Остановился и прислушался. Аккуратно потянул первую дверь и тихо вошел в помещение. В небольшой комнатке с одним окном, у стены с образами, на коленях стоял отец Нафанаил и что-то бормотал, упершись лбом в стену. В свете коптящей лампадки его согбенная фигура отбрасывала гротескные тени, которые в совокупности с запахом ладана наполняли комнату неким мистическим колоритом, который пробирал до души.
Михаилу стало стыдно: «Господи, прости меня грешного. Поверил хуле на человека. Он после службы молится, а я его в грехе уличать приехал. Господи помилуй!».
Миша уже собирался так же тихо выйти из комнаты, когда прислушался к словам молитвы, которую произносил Нафанаил:
– Вот так, похотливая сучка, ниже наклоняйся, ниже…
Михаил вначале остолбенел от контраста услышанного с тем, что он видит, но, осознав, что старик вовсе не молится, подлетел к нему и развернул к себе лицом. Нафанаил в страхе отшатнулся от рассвирепевшего священника и забился в угол, держась за сердце и глотая воздух открытым ртом. Дырка! В стене, на высоте не более метра от пола, было отверстие размером с двухрублевую монету. Михаил заглянул в отверстие и тут же отпрянул. В двух шагах от стены, абсолютно обнаженной стояла Софья. В комнате, где она находилась, горело множество свечей, и все ее прелести были видны как на ладони. Она читала молитву, затем опускалась на колени, демонстрируя чуть пополневшие после родов бедра, ягодицы и то, что между ними. Затем снова вставала, крестилась и произносила шёпотом молитву.
– Грязный извращенец! – прорычал протоиерей в посиневшее лицо Нафанаила и выскочил наружу. Ворвавшись в соседнюю комнату, он обнял растерявшуюся Софью, закрыв ее наготу своим телом, и погладил по голове своей крупной ладонью – Все Сонечка, все моя девочка, твоя епитимия завершена. Тебе больше не надо будет ездить к отцу Нафанаилу, поехали домой.
***
Они сидели на кухне. Михаил обнимал жену и успокаивал ее в меру своих сил.
– Глупенькая, что же ты мне сразу не сказала, каким бесчинствам он тебя заставляет заниматься.
– Он говорил, что я должна обнажиться перед иконостасом, как Ева перед Господом в Эдемском саду. Отринуть все мирское и материальное и думать только о молитве.
– А если бы он сказал, что ты должна ему на алтаре отдаваться?
– Отдавалась бы, если бы это могло мой грех искупить.
– Что же ты такое совершила, что за грех на тебе, если ты была готова такое?
– Не могу я, Миша, тебе этого рассказать, боюсь, что бросишь ты меня.
– Перестань. За кого ты меня принимаешь? Какой бы грех не был, ты за него уже заплатила не малую цену.
– Получается, что не заплатила. Епитимия-то ложной была.
– Исповедуйся вновь.
– Тебе?
– Да.
– Ты уверен, Миша?
– Уверен.
– Ладно, будь, по-твоему. Ты же знаешь, что я родом из небольшого поселка городского типа. Там все и произошло. Мне было шестнадцать лет, когда мой отчим меня изнасиловал. Напоил на восьмое марта, мать в это время была на дежурстве, она санитаркой в больнице работала, и отымел во все места. Я, понимаешь, все чувствовала, а сопротивляться не могла. Он всю ночь меня пользовал, да так, что у меня потом неделю отовсюду кровь сочилась. Я пожаловалась матери, а та сказала, что я сама, бесстыжая, во всем виновата, и что она ничего слышать не хочет и, не дай Бог, если я кому-нибудь об этом ляпну, она меня тут же из дома выгонит. А отчим только смотрел и ухмылялся. А потом начался ад… Всякий раз, когда мать уходила на ночное дежурство, он вваливался ко мне в комнату и творил бесчинства, с каждым разом все извращённее. Когда уже сам не мог, пускал в ход бутылку из-под шампанского. Через полгода таких насилий, я забеременела. Когда мать узнала, она меня избила до полусмерти, я неделю с кровати встать не могла. А когда встала, решила свести счеты с жизнью, таблеток наглоталась. Меня откачали, а детей не спасли, выкидыш. Двое близнецов должны были родиться. Как наши с тобой Ванечка и Матвей. И решила я тогда отомстить этому гаду. Ночью вылезла через окно из палаты, добралась до дома, он у нас в частном секторе стоял, большой, деревянный с мансардой. Во дворе был хозблок, в котором хранились всякие нужные в хозяйстве вещи, в том числе и две канистры бензина. Подперла двери, облила дом со всех сторон и подожгла. Он даже выскочить не смог. Только не рассчитала я… Мать должна была быть на дежурстве, а она дома оказалась, потому что бабушка с дедушкой приехали меня навестить в больнице. Все сгорели. Я это только утром узнала, потому что после поджога сразу в больницу вернулась, дабы на меня никто не подумал. На меня никто и не подумал. Дом сгорел до тла. Следователь написал в заключении, что дом сгорел вместе с жильцами в результате неосторожного обращения с огнем. Вот таков мой грех.
Михаил внимательно посмотрел на заплаканное лицо Софьи, провел ладонью по ее щеке:
– Прощается тебе грех твой, именем Господа Бога нашего Иисуса Христа. – Софья закрыла покрасневшее лицо руками и зарыдала в голос – Тихо, Сонечка, тихо, мальчишек разбудишь. Я тебе тоже хочу кое-что поведать.
– Что?– сквозь ладони спросила женщина.
– Тайна у меня есть одна. Я по своему складу очень косноязычен…
– Что ты врешь, на твои проповеди половина города съезжается, чтобы послушать, как ты складно и понятно объясняешь сложные вещи.
– Я не вру, восемь лет назад я был абсолютно косноязычен. Когда в семинарии учился, меня два раза отчислить хотели. Я все письменные экзамены сдавал на отлично, а как дело до беседы доходило, так слова молвить не мог.
– И что случилось восемь лет назад? – заинтересовалась успокоившаяся девушка.
– К одному прихожанину приходил бес и совращал его совершить самоубийство. А бес был не простой, он в городе должность мэра занимал, представляешь?! Так вот я его старой афонской молитвой на изгнание беса заставил отступиться от старика, не занимать должность мэра города и избавить меня от косноязычия.
– Так это что, погибший восемь лет назад мэр Всеволод Семенович Поликарпов бесом был? – Софья встала и подошла к раковине, чтобы умыть заплаканное лицо.
– Да, представляешь!
– Дурак ты, Миша! – Соня повернулась к Михаилу, ее мокрое от воды лицо подернулось рябью, превратившись в мужское лицо с рогами на лысом шишковатом черепе – Я же тебе говорил, никому не рассказывать обо мне, иначе договор будет расторгнут!
– Погоди! Это, как ее, ты же крестилась, крестился, перед образами стоял!
– Ох и глупый ты, Миша! Крестилась, только крест-то смотри как на себя кладу, – черт перекрестился, положив три пальца на лоб, затем на грудину, а потом на плечи – Видишь, крест-то перевернутый получается, сатанинский. А перед образами в комнате у Нафанаила было не сложно стоять, от его оргий и кощунств даже в храме святости не было, все осквернено, я мог спокойно даже в алтарь войти. Когда ты молился или имя Бога призывал, мне, конечно, плохо становилось, видел же, лицо краской наливалось, но ты это не анализировал.
– А это, дети как же?!
– Ах да, Ванечка и Матвей, которых тоже отец Нафанаил крестил, сейчас, погоди! – черт выглянул в коридор и гаркнул – Дети, идите-ка на кухню.
Через мгновение в одних трусиках на кухню вошли два заспанных брата близнеца. Потирая глаза, они посмотрели на Михаила и только потом увидели беса.
– Что, все уже?
– Да, на этом все, свободны!
– Отлично, а то уже задолбало этих мелких отыгрывать! – детские тела подернулись рябью, в воздухе явно запахло серой, и через секунду на месте Ванечки и Матвея стояли два скалящихся чертёнка. Они помахали Михаилу рукой и растворились в воздухе.
– Хорошая смена подрастает, а? – бес подмигнул Михаилу и тоже растворился без следа.
Михаил в оцепенении просидел на кухне до утра, не веря тому, что произошло. Затем встал и, механически передвигая ноги, прошел к шкафу, в котором хранился инструмент, минуту покопался там и достал древнюю, еще дедовскую опасную бритву. На остро заточенной стали полыхнул отблеск восходящего за окном солнца. Михаил перекрестился и вошел в ванную комнату, плотно прикрыв дверь…
***
– Женщина, не подскажете, где тут у вас монах живет, который бесов изгоняет? – тучный мужчина держал за руку подростка, который постоянно вздрагивал, дергал глазом и неизменно пытался вырваться из рук отца – Мне в монастыре сказали, что он где-то в лесу живет, и к его избушке должна тропинка вести.
– Так это, вам раньше надо было повернуть, вон там! – женщина показала рукой, где стоило повернуть мужчине с сыном, и продолжила заниматься своими делами. С тех пор, как в лесу недалеко от монастыря поселился иеросхимонах Нафанаил, это стало частым явлением. Одержимых бесом везли к старцу со всей страны.
Сын с отцом нашли нужную тропу и через двадцать минут вышли на лесную опушку, на которой живописно разместилось две полузаглубленных избушки с крышами, покрытыми дерном.
– Проходите сюда, старец Нафанаил сейчас занят, подождите пока у меня в избушке, я вас отваром зверобоя с цветочным медом напою. – из небольшого окошка избушки странникам призывно махал рукой пожилой монах с окладистой седой бородой до пояса.
Мужчина с юношей вошли в комнату площадью не более девяти квадратных метров. В дальнем углу, из необструганных досок были сколочены нары. Вместо матраса на них лежало сено, накрытое сверху байковым одеялом. У противоположной стены разместилась печка-буржуйка, обложенная грубо обработанным камнем. В центре комнаты стоял массивный стол, а роль стульев выполняли обычные осиновые чурбаны. На стенах, так же из обычных досок, были сколочены полки, на которых размещалось множество книг: от старых, в кожаных переплетах с серебреными окладами, до новых, еще пахнущих типографской краской. Под низким потолком была натянута веревка, на которой сушились различные лечебные травы.
– Проходите, не обращайте внимания на аскетичную обстановку, – старик рассадил гостей и протянул каждому по эмалированной кружке почти до краев заполненной приятно пахнущим отваром – Медом угощайтесь, его нам местный пасечник позавчера привез.
– А долго монах Нафанаил будет занят? – уточнил мужчина, отхлебывая густой, в меру горячий напиток, который приятно пробежал по пищеводу и растекся теплой волной по всему телу.
– Думаю, нет! Раньше это занимало много времени, а в последнюю пору ни один бес против немого Нафанаила не выдерживает и пятнадцати минут.
– Как это, немого? – изумился мужчина – А как же он молитву читает?
– Немой, потому что схиму (схима – торжественная клятва православных монахов соблюдать особо строгие аскетические правила поведения) на себя такую возложил. Обещал Господу Богу больше никогда не говорить и язык себе опасной бритвой отсек. Одно потерял, а в другом приобрел. Получил от Господа дар изгонять бесов. Приехал в монастырь, постригся в монахи и сменил имя Михаил, на имя Нафанаил.
– А-а-а, с-с-сука, Мишка! – юноша забился в агонии, весь затрясся, покрывшись красными пятнами. Изо рта пошла пена, а чужой, грубый голос продолжал сквернословить – С-с-сука, долго ты будешь нас изгонять? Только устроишься, и опять ты.
Юноша изогнулся, практически встав на мостик, из его рта потянулась тонкая струйка зеленого дыма, которая приняла образ мужчины с рогами на шишковатом черепе. Он осмотрел присутствующих, остановил свой взгляд на монахе:
– О, протоиерей Нафанаил, и ты здесь, старый извращенец!
– Нет здесь протоиерея Нафанаила, есть лишь раб божий, инок Серафим и схииеромонах Нафанаил. – монах улыбнулся и кивнул за спину беса. Рогатый резко развернулся, состоящее из зеленого дыма тело заколыхалось от резкого движения и продолжало шевелиться по инерции, пока бес смотрел на человека стоящего у дверного проема, полностью заполнив его широкими плечами и подпирая макушкой потолок.
– Мишка?! Опять?! Чего ты ко мне пристал, спасу от тебя нет. Не сможешь ты меня изгнать, нет в тебе силы, ты восемь лет с бесом ложе делил!
Губы бывшего протоиерея Михаила, а ныне иеросхимонаха Нафанаила зашевелились, мощная рука резко вытянулась и схватила за горло бесплотного беса. Лукавый пытался освободиться, дергался, но монах не отпускал его. Он лишь перекрестился, затем посмотрел направо, где, не видимый для окружающих, стоял Ангел с пылающим огненным мечом, кивнул ему головой, и в туже секунду тело беса было рассечено небесным огнем.
Юноша открыл глаза, сел на пол, посмотрел на отца:
– Папа, я есть хочу.
Иеросхимонах улыбнулся и вышел из избушки.
– Это хорошо, что кушать хочешь! – седобородый старец стал выставлять на стол снедь – Это значит, что все будет хорошо! Когда Иисус Христос воскресил девочку, он сказал, чтобы ей дали есть.
– Так сына-то моего не воскресили, а беса изгнали!
– Какая разница, твоему сыну дан еще один шанс начать жизнь заново, по-Человечески!
