Текст книги "Запах далёкого счастья (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Амурский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

 

   Солнце на Марсе кажется совсем маленьким. Антон знал, что его видимые размеры здесь в полтора раза меньше, чем на Земле, но всякий раз, когда ему удавалось посмотреть на светило сквозь визор скафандра, ощущал себя обманутым. Как ребёнок, которому пообещали конфету, а дали лишь крошечное монпансье.

   Но даже на такое солнце получалось взглянуть крайне редко. Базу «Марс-7» построили на дне каньона Мелас, изрядно углубив её в породу, обвалившуюся со стенок за миллионы лет. Это позволило надёжно защитить обитателей от радиации. Но представьте себе, как редко показывается солнце в нижней части колоссального разлома, самого глубокого на планете! Ближайший край рифтовой долины вздымался почти на десять километров, от чего большую часть сола в окрестностях базы царили сумерки. Жизнь в инопланетных катакомбах на дне каньона, не очень хорошо влияла на психику человека.

   Антон Орлов до перехода в «ИнтерКосмос» успел защитить докторскую диссертацию по психологии изолированных групп, поэтому, как руководитель очередной экспедиции, лично отбирал людей в свою смену. Казалось бы, проведи все нужные тесты и отсей кандидатов с низкими уровнями психологической устойчивости и социальной адаптации, а потом проверь оставшихся на девиантное поведение. Но всё оказалось гораздо сложнее. Люди, выглядевшие такими сильными и стойкими на Земле, на чужой планете изменялись.

   Физик Хироси Накамура после месячного пребывания на базе завёл воображаемого питомца, сиба-ину по кличке Котаро. Перед выходом из своего отсека, Хироси гладил невидимую шерсть, чесал за невидимым ухом и просил невидимую собаку хорошо себя вести. Возвращаясь, японец радостно приветствовал Котаро и обнимался с ним. Во всём остальном Накамура оставался абсолютно нормальным, поэтому Антон строго-настрого запретил участникам экспедиции любые шутки в адрес «собаковода».

   Инженер Хуго Нильссон уверял всех, что по ночам кто-то передаёт ему шифрованные сообщения азбукой Морзе. Записи с микрофона, установленного в отсеке шведа, эту информацию не подтвердили, но Нильссон аккуратно записывал все послания, и при каждом удобном случае заводил разговор о том, что ему удалось расшифровать.

   Ботаник Гаспар Дюруа всё время возмущался стандартными рационами экспедиции. Периодически он устраивал скандалы, уверяя окружающих, что он больше не может есть кушанья, приготовленные из сублимированных продуктов, что у него на них аллергия. Обследование в медицинском отсеке никаких следов аллергии не обнаруживало, француз на время успокаивался, но через несколько дней всё начиналось по-новой...

   Закрыв досье Дюруа, Антон подумал, что материала у него уже скопилось достаточно, чтобы написать несколько монографий по психологии. Он даже придумал название: «марсианский синдром». Будет чем заниматься на Земле.

   Выведя на стенной экран местный голубой закат, с лёгким зеленоватым оттенком, Антон полюбовался причудливой игрой красок и вдруг вспомнил, что на Земле скоро будут праздновать Новый год. Во многих домах и квартирах уже стоят ёлки, украшенные к торжеству. А ему тут приходится следить, чтобы его люди окончательно не свихнулись до возвращения на родную планету.

   Из дверного динамика раздалось ритмичное постукивание, выбранное им в качестве звонка. Переключившись на камеру в коридоре, Антон увидел Хуана Гонсалеса, одного из геологов экспедиции.

   – Войдите.

   Все помещения и отсеки базы были оснащены герметичными дверьми. В теории это позволяло быстро локализовать возможные утечки воздуха, но за всё время, что Антон провёл на «Марсе-7», такого ещё ни разу не случалось. Строили базу тщательно, без лишней спешки, а потом ещё и многократно тестировали каждое новое помещение. Но правило держать двери закрытыми оставалось.

   Вошёл Хуан, гибкий и худощавый, похожий на кого-то из великих матадоров прошлого, чуть кивнул, и тут же начал жаловаться:

   – Команданте! Она опять не поставила «каплю» на мантенименто!

   Антон нахмурился. «Каплями» называли роверы, на которых члены экспедиции передвигались по поверхности Марса. Многослойная защита от радиации придавала транспортным средствам своеобразную форму, не имевшую ничего общего с каплей воды. Но в обиходе почему-то прижилось именно это название. После каждой поездки полагалось ставить роверы в специальный отсек и подключать кабели для тестирования и зарядки аккумуляторов, а также шланги для заправки воздухом и водой.

   Почти все геологи это правило исполняли. Почти. «Она» – это Татьяна Шмидт, доктор наук из Мюнхенского университета, блестящий геолог и минералог, а также химик-аналитик. Вдобавок – яркая и запоминающаяся женщина.

   Антон сильно удивился, когда увидел её среди кандидатов. Зачем такой отправляться на Марс? Ей бы блистать в европейских столицах на конференциях и симпозиумах. Да и для журналистов подобная персона – подарок судьбы! Потенциальная звезда экрана! Но упрямой фрау Шмидт захотелось поработать на другой планете. Отсеять Татьяну он не смог бы, даже если бы захотел: с психологической устойчивостью и уровнем социальной адаптации у неё всё было в полном порядке. А BASF и Bayer обещали «ИнтерКосмосу» щедрое финансирование научных экспериментов, если проводить их будет доктор Шмидт.

   И всё бы ничего, но Татьяна, привыкшая к своему заслуженному научному авторитету, больше всего уважала лишь одно мнение, своё. Любые правила или инструкции, с ним не совпадающие, считала досадным недоразумением. И вернувшись из очередной поездки по поверхности Марса, доктор Шмидт сразу же неслась в лабораторию, изучать новые образцы минералов. А про какие-то обязательные действия с «каплями» тут же забывала. Это не могло не раздражать других членов экспедиции.

   Антон уже несколько раз беседовал с Татьяной. Та каждый раз ссылалась на рассеянность, на женское легкомыслие, и обещала, что подобное недоразумение больше не повторится. При этом вела себя Татьяна так очаровательно и мило, что Антон не мог позволить себе ни малейшей жёсткости, пусть даже оправданной его руководящим положением...

   Хуан смотрел на Антона грустными карими глазами и чуть ли не извиняющимся тоном повторял:

   – Команданте! Я понимаю, что она беллеза, я понимаю, что она чика интелихенте, но ведь это инкорректо! Это пелигросо, не ставить «каплю» на мантенименто! Мы на Марсе! Здесь ошибки инасептабле!

   Хуан прекрасно знал русский язык, как и все участники экспедиции, но, когда волновался – постоянно сыпал испанскими словами. Антон вздохнул, кивнул и ответил:

   – Вы совершенно правы, сеньор Гонсалес. Такое недопустимо. Я сейчас же сделаю фрау Шмидт предупреждение. Последнее...

   Многочисленные помещения базы соединялись галереями, проделанными в местных породах и укреплёнными блоками обделки, созданными при помощи лазерного спекания из тех же самых пород, измельчённых в пыль. В плане «Марс-7» напоминал сильно разросшуюся нору барсука или суслика, а два роботизированных проходческих щита постоянно добавляли к ним новые ходы и отсеки.

   Отшагав две галереи, Антон остановился у лаборатории Ц-3. Дверь в неё оказалась незапертой. Сдерживая гнев, Антон нажал кнопку, выслушал пение кукушки, нагадавшей ему долгие годы жизни, и вошёл, не дождавшись никакого ответа.

   В лаборатории очень странно пахло, и эта неожиданная смесь ароматов почему-то взбудоражила Орлова, пробудив волну смутных воспоминаний. Ему показалось, что он внезапно перенёсся куда-то в прошлое, в те места, где ему было хорошо.

   Татьяна, коротко стриженная блондинка с лицом античной богини и фигурой манекенщицы, воплотившая в себе лучшие черты двух великих народов, не раз враждовавших в прошлом, склонилась над лабораторным столом. Там как раз пискнула центрифуга. Татьяна вытащила из неё пробирку и переместила в спектрофотометр.

   Антон громко откашлялся и сухим официальным тоном произнёс:

   – Фрау Шмидт. Я прошу уделить мне капельку вашего драгоценного внимания.

   Женщина подняла голову и слегка улыбнулась:

   – Командир? Что-то случилось?

   – Вы снова нарушили правила. Дверь лаборатории открыта, а согласно пункту двенадцатому внутреннего распорядка...

   – Простите, пожалуйста! Я забежала сюда буквально на минутку. У меня одни образцы как раз подготовились для спектрального анализа, а другие в очереди на сепарацию.

   При этом на лице у Татьяны было такое честное и простодушное выражение, что Антон только вздохнул и озвучил второе замечание:

   – А ещё вы снова не поставили «каплю» на ТО.

   Доктор Шмидт сразу погрустнела.

   – Как некстати! И что мне за это будет?

   Антон помолчал, глядя в пол, потом строго произнёс:

   – Я ещё не решил. Но если подобное нарушение повторится – мне будет стыдно перед вашими коллегами. Они такие же занятые люди, как и вы, и взваливать на них лишние обязанности я не имею права. Вы согласны?

   Татьяна печально кивнула и потянулась к пробиркам в термостате. Но, остановившись на полпути, она вдруг спросила у Антона:

   – А как у нас вообще дела? Никто по-новой не чудит?

   При этом во взгляде Татьяны читалось нечто большее, чем попытка перевести разговор на другую тему. Светло-серые глаза фрау Шмидт на мгновение показались Антону порталами в бесконечность, в которые его начало медленно, но неуклонно затягивать. Что за чертовщина? Неужели на нём тоже сказывается «марсианский синдром»?

   Он резко отвернулся, тряхнул головой и сделал шаг назад. Татьяна удивилась:

   – Что-то случилось?

   Внезапно разозлившись, Антон выпалил:

   – Если вы ещё раз нарушите хоть одно правило внутреннего распорядка базы, я лишу вас доступа к «каплям». Вам ясно?

   – Слушаюсь, мой командир! Я вся в вашей власти!

   Последняя фраза прозвучала довольно дерзко и двусмысленно, и Антон поспешил ретироваться. Выйдя из лаборатории, он закрыл дверь и дождался, чтобы сработал блокиратор.

   Конечно, полномочия руководителя экспедиции на «Марсе-7» позволяли многое. Он вполне мог арестовать любого сотрудника своей смены, если этого требовала ситуация. Но потом, вернувшись на Землю, ему придётся отчитываться за каждый шаг, обосновывать каждое решение. Поэтому даже отстранение доктора Шмидт от поездок на «каплях» было угрозой, прибегнуть к которой можно было бы лишь в самом крайнем случае. И важно было до этого случая не доводить.

   А он только что распсиховался на пустом месте. Такого больше не должно повториться! Геологи – самые важные люди на базе. Только от них зависит, получится ли создать на Марсе многолюдные города-ульи, или же вся эта дорогостоящая затея с научными базами обернётся грандиозным провалом...

   Вскоре Антона вызвали в реакторную зону, находившуюся на большом отдалении от остальных помещений базы. Физикам и инженерам требовалось его разрешение на эксперимент, который сулил немалые выгоды энергосистеме «Марса-7», но таил в себе и некие риски. Поэтому стоило ознакомиться с деталями на месте. И Антон сразу перестал думать о разговоре с Татьяной...

   Несколько солов спустя, за завтраком, Антон, с аппетитом поедавший омлет из порошка, вдруг вспомнил, что давно не слышал жалоб Гаспара Дюруа. И это его встревожило. Ипохондрический синдром иногда приводил к неприятным осложнениям, а потерять столь ценного специалиста Антон боялся.

   Быстро дожевав еду и в два глотка осушив чашечку кофе, руководитель экспедиции направился к теплицам. Под них были отведены самые большие помещения базы. Там выращивали несколько сортов салата, капусту, томаты, огурцы, лук, укроп и некоторые другие культуры. Это позволяло хоть как-то разнообразить рацион.

   Каждому виду растений нужно было выставить оптимальный режим освещения, полива и подкормки, что требовало постоянного кропотливого труда. И ботаник Дюруа, родившийся в благодатном Провансе, прекрасно управлялся со своим обширным хозяйством. Марсианский грунт, изобилующий ядовитыми перхлоратами, оказался непригодным для использования. На «Марсе-7» применяли гидропонику.

   Гаспар регулировал систему капельного полива. Поздоровавшись с Дюруа, Антон осведомился о его самочувствии. Француз ответил, что ощущает себя рыбой, выброшенной на камни, но бутылка «Martell CrИation Grand Extra» быстро привела бы его в норму. Потом они обсудили планы расширения теплиц, которые собирались реализовать сразу после того, как проходческие щиты закончат третий запасной выход с базы.

   Успокоившись, Антон отправился в зал связи, чтобы отчитаться перед инженерами и администраторами «ИнтерКосмоса». Те исправно получали всю телеметрию, но требовали ежедневных сеансов, не смотря на томительную задержку (от трёх до двадцати двух минут), связанную с передачей сигнала между планетами.

   Когда это нуднейшее мероприятие, наконец, закончилось, Антона внезапно вызвали в реакторную зону. Ожидая худшего, он нёсся по длинным тоннелям и гадал, какие неприятности преподнесёт ему этот сол. Неужели эксперимент оказался небезопасным? Из глубин памяти всплыла информация о том, как в прошлом, много десятков лет тому назад, проверка нестандартного режима работы реактора на атомной станции привела к катастрофическим последствиям...

   К счастью, всё оказалось не так страшно. Вчерашние изыскания специалистов оказались удачными, а Орлова вызвали совсем по другому поводу. Оказалось, что у инженера Розы Шапиро приключился нервный срыв. Молодая женщина забилась в дальний угол реакторного зала и рыдала, не переставая.

   Антон вызвал досье Розы на планшет. На Земле она великолепно прошла все тесты, проблем со здоровьем никогда не испытывала, имела прекрасную карьеру и любящего мужа. Правда, последний остался дома. Вероятно, в этом-то и было дело. Слишком сильная эмоциональная связь вызвала невротическую реакцию при длительном расставании.

   Присоединившись к медику, хлопотавшему возле Розы, Антон помог привести женщину в чувство. После этого сопроводил её до отсека, уложил, порекомендовал отдохнуть и вызвал к себе на беседу через один сол.

   А пять минут спустя Антона встретил в галерее геолог Степан Бугров, рослый и плечистый, как былинный богатырь. Степан хмурился и не знал, куда пристроить свои большие могучие руки.

   – Слушай, командир. Там это, опять с «каплей» засада. Мне в поездку – а она не заряжена. Это же хреново!

   – Опять Татьяна?

   – Не знаю, командир. Я логи не смотрел, – но по взгляду Степана Антон понял, что снова отличилась доктор Шмидт.

   Глянув на планшете дислокацию личного состава, Антон определил, что Татьяна в поездке. Это разозлило руководителя больше всего.

   – Ну всё! Моё терпение лопнуло...

   Злостную нарушительницу он подкараулил пару часов спустя в галерее, ведущей от закрытой стоянки «капель» в жилые отсеки. Татьяна бежала по тоннелю с какой-то детской улыбкой на совершенном лице. Коротко стриженые волосы разметались, придав женщине милый и почти домашний вид.

   Завидев Орлова, женщина заулыбалась сильнее и попыталась что-то сказать. Но Антон грубо её прервал:

   – Фрау Шмидт. Я снова прошу уделить мне капельку вашего драгоценного внимания.

   Глянув на начальника с удивлением, Татьяна произнесла:

   – Простите, а это не может подождать? Мне нужно поскорее отнести образцы в лабораторию...

   – Ваши образцы потерпят! Следуйте за мною!

   Не оглядываясь, Антон почти по-военному чётко зашагал к стоянке. Сзади слышались лёгкие шаги и тяжёлые вздохи женщины.

   Остановившись возле «капли» с третьим номером, Орлов обернулся:

   – Пять минут назад вы вышли из этого ровера. Почему он не поставлен на ТО?

   Татьяна опустила глаза и понурилась. Антон вдруг почувствовал, что больше не желает отчитывать эту женщину, а хочет её обнять, приободрить. Доктор Шмидт выглядела такой хрупкой и беззащитной...

   Встряхнув головой, чтобы прогнать это наваждение, Антон припечатал:

   – Я лишаю вас доступа к роверам. Свободны! – и вытащил планшет, чтобы ввести инструкции в систему безопасности. Когда бан на Татьяну вступил в силу, женщины на стоянке уже не было...

   В сол, соответствовавший земному 31-му декабря, вся экспедиция собралась в самом уютном помещении базы, салоне отдыха. Инженеры повесили на стенах большие экраны, вывели на них видеоролики, показывавшие самые примечательные сцены празднования Нового года в разных странах. Геологи, скооперировавшись с Гаспаром Дюруа, приготовили шипучку, которая пенилась почти как настоящее шампанское, а на вкус была чем-то средним между итальянским игристым и крюшоном.

   Антон произнёс короткую речь, после чего предложил выпить за здоровье и успехи всех членов экспедиции, но тут вмешалась Татьяна Шмидт. С опаской глядя на Орлова, она произнесла:

   – Простите, пожалуйста! Можно и мне сказать пару слов?

   Антон пожал плечами, и фрау доктор продолжила:

   – Я понимаю, что у многих были причины сердиться на меня, поэтому прошу прощения за все свои ошибки! А ещё у меня есть подарок каждому из вас.

   Подняв с пола наплечную сумку для образцов с логотипом BASF, Татьяна щёлкнула застёжками и достала подписанные флакончики.

   – Это вам, сеньор Гонсалес. А это вам, месье Дюруа. Роза, держи...

   Когда подарки были розданы, Татьяна попросила каждого вспомнить своё самое счастливое новогоднее торжество и открыть флакон.

   Антон задумался. Трудно было сразу понять, когда этот праздник оказывал на него самое большое впечатление. Наверное, в детстве, когда родители ставили в зале большую настоящую ёлку, потом они все вместе вешали на неё блестящие игрушки и под конец украшали «дождиком» и мишурой. Рядом на подоконнике за шторой всегда стояло эмалированное ведро с мандаринами...

   Открыв флакон, Антон вдруг почувствовал, как на него пахнуло еловой хвоей и свежими мандаринами. К этим основным нотам примешивались лёгкие ароматы парафина, шоколадных конфет, салата оливье, красной икры и, совсем чуть-чуть, загорающихся бенгальских огней. Ему показалось, что ещё немного, и послышатся голоса родителей и сестры.

   В ошеломлении подняв голову, Антон перехватил потрясённый взгляд Степана Бугрова. Геолог-богатырь, вздыхая, то подносил к носу флакон, то отводил его в сторону. У Гаспара Дюруа и Хуана Гонсалеса повлажнели глаза. Роза Шапиро, не стесняясь коллег, плакала. Но это не было истерикой, как недавно в реакторном зале. Это были благородные слёзы счастливых воспоминаний.

   Оглядевшись, Антон отыскал Татьяну. Та скромно стояла в дальнем углу и наблюдала за реакцией членов экспедиции. Щёки женщины порозовели, было видно, что она осталась довольна произведённым эффектом.

   Тут поднялся Хироси Накамура.

   – Котаро! Сидеть! Можно я скажу? Фрау доктор сейчас сделала каждому из нас такой подарок, который невозможно забыть. И самое меньшее, что я могу сделать в ответ, это выразить фрау Шмидт свою самую глубокую и самую искреннюю благодарность! А ещё на мне теперь гири и ниндзё!

   И Накамура церемонно поклонился Татьяне.

   Хуго Нильссон прорычал фразу на древнескандинавском и поднял в честь Татьяны стаканчик с шипучкой.

   Тут кто-то постучал Антону по плечу. Обернувшись, он увидел Бугрова и Гонсалеса. Испанец с жаром произнёс:

   – Команданте! Пор фавор, давайте простим фрау Шмидт! Может, кизас маньяна мы разрешим её поездки на «каплях»?

   Ему вторил Степан:

   – Мы готовы взять её на поруки! Да я могу сам проверять «капли» каждый вечер! Прости её, командир! А то как-то не по-людски получается... Она нам такой сюрприз устроила, аж до печёнки пробрало, а мы...

   Антон кивнул, потом достал планшет и включил звук колокольчика. После громкого перезвона в помещении воцарилась тишина, и руководитель экспедиции начал говорить:

   – Друзья! Я хочу присоединиться к вашим словам Накамура-сан, и к вашим, Хуго, и поблагодарить фрау Шмидт за такой невероятный подарок! Вы сотворили чудо, а это бесценно! И в честь Нового года, а также уважая просьбу коллег, я отменяю запрет для фрау Шмидт на доступ к роверам экспедиции. Но с одним условием!

   Татьяна с надеждой посмотрела на Антона и тихо спросила из своего угла:

   – С каким?

   Антон загадочно помолчал, потом ответил:

   – Фрау Шмидт должна взять на себя обязанность проверять все «капли» каждый вечер. Повторяю, все! Вы готовы, Татьяна?

   – Да. Но у меня тоже есть одно условие, господин Орлов.

   – Какое?

   – Не могли бы вы помочь мне с этой проверкой?

   Антон пожал плечами, а Татьяна тут же добавила:

   – Мы можем проверить их прямо сейчас, чтобы в Новый год не попали старые проблемы.

   Под довольный гомон коллег, она подошла, взяла Антона за руку и потянула за собой. Проходя мимо своих улыбающихся подчинённых, Орлов ощущал себя очень странно. С одной стороны, ему казалось глупостью, что его вот так ведут, как маленького ребёнка. С другой стороны, почему-то идти при всех рядом с Татьяной было приятно.

   Оказавшись в галерее, Антон постарался перехватить инициативу:

   – И как же вам пришла в голову такая блестящая идея?

   – С этим всё просто: мой младший брат писал магистерскую диссертацию на тему «Специфика восприятия запахов человеком» и я предложила ему описать, какие ароматы связаны с Новым годом у разных народов. Получилось довольно наглядно.

   – И как же?

   – У русских это запах хвои, горячего парафина, мандаринов, шоколада и так далее. Думаю, вы сами знаете, чем можно дополнить этот ряд. У немцев хорошо работает сочетание хвои, горячего глинтвейна, какао и жареных на открытом огне колбасок. На англичан однозначно подействуют ароматы имбирного печенья, горящих в камине дров, горячего пудинга, а также веточек остролиста, омелы и плюща. Для французов обязательно нужен запах жареных каштанов, свежей выпечки и лёгкий дух шампанского.

   Антон усмехнулся:

   – Вы очень хорошо изучили эту тему!

   Татьяна ответила с какой-то грустинкой в голосе:

   – Даже лучше, чем ты об этом можешь представить! Я синтезировала все эти запахи и подобрала самые эффектные смеси. Мой брат защитился с отличием, а его университет предлагал мне сотрудничество. А когда я узнала, что на нашей базе у людей начались проблемы, я сразу вспомнила эту тему и приступила к работе. Знал бы ты, как это непросто здесь, на Марсе... Но хватит об этом! Остановись, Антон!

   И Татьяна толкнула Орлова к стене тоннеля.

   Заглянув в её дерзкие светло-серые глаза, Антон всё понял.

   – Но ты же замужем...

   – К чёрту мужа! Я хочу целоваться с тобою здесь и сейчас! Или ты хочешь, чтобы на базе появилась ещё одна рыдающая несчастная женщина?

   После этого новогоднего празднества больше никаких новых неприятностей с личным составом экспедиции не происходило. Хироси Накамура всё так же общался со своим воображаемым сиба-ину, Хуго Нильссон продолжал записывать загадочные ночные сообщения. Но Гаспар Дюруа больше не возмущался рационами, а у Розы Шапиро не случилось ни одного нового нервного срыва. И каждый знал, что людям на чужой планете помогали справляться с депрессией и тяготами службы маленькие флакончики с запахами Нового года, созданные Татьяной Шмидт...

   Солнце на Марсе кажется совсем маленьким. Антон знал, что его видимые размеры здесь в полтора раза меньше, чем на Земле, но всякий раз, когда ему удавалось посмотреть на светило сквозь визор скафандра, ощущал себя обманутым. Как ребёнок, которому пообещали конфету, а дали лишь крошечное монпансье.

   Но даже на такое солнце получалось взглянуть крайне редко. Базу «Марс-7» построили на дне каньона Мелас, изрядно углубив её в породу, обвалившуюся со стенок за миллионы лет. Это позволило надёжно защитить обитателей от радиации. Но представьте себе, как редко показывается солнце в нижней части колоссального разлома, самого глубокого на планете! Ближайший край рифтовой долины вздымался почти на десять километров, от чего большую часть сола в окрестностях базы царили сумерки. Жизнь в инопланетных катакомбах на дне каньона, не очень хорошо влияла на психику человека.

   Антон Орлов до перехода в «ИнтерКосмос» успел защитить докторскую диссертацию по психологии изолированных групп, поэтому, как руководитель очередной экспедиции, лично отбирал людей в свою смену. Казалось бы, проведи все нужные тесты и отсей кандидатов с низкими уровнями психологической устойчивости и социальной адаптации, а потом проверь оставшихся на девиантное поведение. Но всё оказалось гораздо сложнее. Люди, выглядевшие такими сильными и стойкими на Земле, на чужой планете изменялись.

   Физик Хироси Накамура после месячного пребывания на базе завёл воображаемого питомца, сиба-ину по кличке Котаро. Перед выходом из своего отсека, Хироси гладил невидимую шерсть, чесал за невидимым ухом и просил невидимую собаку хорошо себя вести. Возвращаясь, японец радостно приветствовал Котаро и обнимался с ним. Во всём остальном Накамура оставался абсолютно нормальным, поэтому Антон строго-настрого запретил участникам экспедиции любые шутки в адрес «собаковода».

   Инженер Хуго Нильссон уверял всех, что по ночам кто-то передаёт ему шифрованные сообщения азбукой Морзе. Записи с микрофона, установленного в отсеке шведа, эту информацию не подтвердили, но Нильссон аккуратно записывал все послания, и при каждом удобном случае заводил разговор о том, что ему удалось расшифровать.

   Ботаник Гаспар Дюруа всё время возмущался стандартными рационами экспедиции. Периодически он устраивал скандалы, уверяя окружающих, что он больше не может есть кушанья, приготовленные из сублимированных продуктов, что у него на них аллергия. Обследование в медицинском отсеке никаких следов аллергии не обнаруживало, француз на время успокаивался, но через несколько дней всё начиналось по-новой...

   Закрыв досье Дюруа, Антон подумал, что материала у него уже скопилось достаточно, чтобы написать несколько монографий по психологии. Он даже придумал название: «марсианский синдром». Будет чем заниматься на Земле.

   Выведя на стенной экран местный голубой закат, с лёгким зеленоватым оттенком, Антон полюбовался причудливой игрой красок и вдруг вспомнил, что на Земле скоро будут праздновать Новый год. Во многих домах и квартирах уже стоят ёлки, украшенные к торжеству. А ему тут приходится следить, чтобы его люди окончательно не свихнулись до возвращения на родную планету.

   Из дверного динамика раздалось ритмичное постукивание, выбранное им в качестве звонка. Переключившись на камеру в коридоре, Антон увидел Хуана Гонсалеса, одного из геологов экспедиции.

   – Войдите.

   Все помещения и отсеки базы были оснащены герметичными дверьми. В теории это позволяло быстро локализовать возможные утечки воздуха, но за всё время, что Антон провёл на «Марсе-7», такого ещё ни разу не случалось. Строили базу тщательно, без лишней спешки, а потом ещё и многократно тестировали каждое новое помещение. Но правило держать двери закрытыми оставалось.

   Вошёл Хуан, гибкий и худощавый, похожий на кого-то из великих матадоров прошлого, чуть кивнул, и тут же начал жаловаться:

   – Команданте! Она опять не поставила «каплю» на мантенименто!

   Антон нахмурился. «Каплями» называли роверы, на которых члены экспедиции передвигались по поверхности Марса. Многослойная защита от радиации придавала транспортным средствам своеобразную форму, не имевшую ничего общего с каплей воды. Но в обиходе почему-то прижилось именно это название. После каждой поездки полагалось ставить роверы в специальный отсек и подключать кабели для тестирования и зарядки аккумуляторов, а также шланги для заправки воздухом и водой.

   Почти все геологи это правило исполняли. Почти. «Она» – это Татьяна Шмидт, доктор наук из Мюнхенского университета, блестящий геолог и минералог, а также химик-аналитик. Вдобавок – яркая и запоминающаяся женщина.

   Антон сильно удивился, когда увидел её среди кандидатов. Зачем такой отправляться на Марс? Ей бы блистать в европейских столицах на конференциях и симпозиумах. Да и для журналистов подобная персона – подарок судьбы! Потенциальная звезда экрана! Но упрямой фрау Шмидт захотелось поработать на другой планете. Отсеять Татьяну он не смог бы, даже если бы захотел: с психологической устойчивостью и уровнем социальной адаптации у неё всё было в полном порядке. А BASF и Bayer обещали «ИнтерКосмосу» щедрое финансирование научных экспериментов, если проводить их будет доктор Шмидт.

   И всё бы ничего, но Татьяна, привыкшая к своему заслуженному научному авторитету, больше всего уважала лишь одно мнение, своё. Любые правила или инструкции, с ним не совпадающие, считала досадным недоразумением. И вернувшись из очередной поездки по поверхности Марса, доктор Шмидт сразу же неслась в лабораторию, изучать новые образцы минералов. А про какие-то обязательные действия с «каплями» тут же забывала. Это не могло не раздражать других членов экспедиции.

   Антон уже несколько раз беседовал с Татьяной. Та каждый раз ссылалась на рассеянность, на женское легкомыслие, и обещала, что подобное недоразумение больше не повторится. При этом вела себя Татьяна так очаровательно и мило, что Антон не мог позволить себе ни малейшей жёсткости, пусть даже оправданной его руководящим положением...

   Хуан смотрел на Антона грустными карими глазами и чуть ли не извиняющимся тоном повторял:

   – Команданте! Я понимаю, что она беллеза, я понимаю, что она чика интелихенте, но ведь это инкорректо! Это пелигросо, не ставить «каплю» на мантенименто! Мы на Марсе! Здесь ошибки инасептабле!

   Хуан прекрасно знал русский язык, как и все участники экспедиции, но, когда волновался – постоянно сыпал испанскими словами. Антон вздохнул, кивнул и ответил:

   – Вы совершенно правы, сеньор Гонсалес. Такое недопустимо. Я сейчас же сделаю фрау Шмидт предупреждение. Последнее...

   Многочисленные помещения базы соединялись галереями, проделанными в местных породах и укреплёнными блоками обделки, созданными при помощи лазерного спекания из тех же самых пород, измельчённых в пыль. В плане «Марс-7» напоминал сильно разросшуюся нору барсука или суслика, а два роботизированных проходческих щита постоянно добавляли к ним новые ходы и отсеки.

   Отшагав две галереи, Антон остановился у лаборатории Ц-3. Дверь в неё оказалась незапертой. Сдерживая гнев, Антон нажал кнопку, выслушал пение кукушки, нагадавшей ему долгие годы жизни, и вошёл, не дождавшись никакого ответа.

   В лаборатории очень странно пахло, и эта неожиданная смесь ароматов почему-то взбудоражила Орлова, пробудив волну смутных воспоминаний. Ему показалось, что он внезапно перенёсся куда-то в прошлое, в те места, где ему было хорошо.

   Татьяна, коротко стриженная блондинка с лицом античной богини и фигурой манекенщицы, воплотившая в себе лучшие черты двух великих народов, не раз враждовавших в прошлом, склонилась над лабораторным столом. Там как раз пискнула центрифуга. Татьяна вытащила из неё пробирку и переместила в спектрофотометр.