Текст книги "Король хитрости"

Автор книги: Дмитрий Емец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Рассказ девятый
Не на жизнь, а на смерть

Учитель физкультуры Андрей Тихоныч, бывший мастер спорта по штанге, отрастивший живот такой величины, будто он, не жуя, проглотил огромный арбуз, громко засвистел в свисток.

– Внимание, 7-й «А»! – крикнул он. – Соседняя школа бросила нам вызов – пригласила участвовать в спартакиаде! В программе – подтягивания, прыжки в длину, настольный теннис, шахматы. Нужны четыре добровольца! Назначаю желающих: Мокренко, Данилов, Егоров, Хитров! Вопросы есть?

– Это какая соседняя школа, сто пятая, что ли? – поинтересовался Антон Данилов.

– Сто пятая! – подтвердил Андрей Тихоныч.

Ребята переглянулись.

– Так она же спортивная! У них там каждый день тренировки! Они нам в два счета шею намылят! – уныло шмыгнул носом Петька.

– Без паники, Мокренко! Главное не победа, а участие. Каков наш девиз: раз-раз – и в дамках! – и Андрей Тихоныч хлопнул Петьку по плечу.

– А когда спартакиада? – поинтересовался Филька Хитров.

– Во вторник, семнадцатого октября.

– А с уроков нас снимут?

– На первые два явитесь, а с остальных я вас отпрошу.

– Живем! Тогда раз-раз – и в дамках! – весело сказал Хитров, передразнивая любимый девиз Тихоныча.

После физкультуры, когда ребята собрались в раздевалке, Коля Егоров спросил у Фильки:

– И что ты думаешь по этому поводу?

– По какому поводу? – не понял Хитров.

– Как мы поступим со спартакиадой?

– А никак не поступим… – Филька снял носок и пошевелил пальцами, будто проверяя, все ли они на месте.

– В смысле как это «никак»? – поразился Коля. – Откажемся, что ли?

– С чего ты взял, что я собираюсь отказываться? Придем и будем участвовать. Только мы забыли спросить, как будут выглядеть эти соревнования. Командные или по одному участнику в каждом виде спорта? – Убедившись, что ни один палец не потерялся, Филька снова надел носок и обулся.

– Сейчас узнаю. – Антон Данилов заглянул в тренерскую и вскоре вернулся с известием:

– Тихоныч говорит: по одному представителю на каждый вид спорта. Сказал: сами разделитесь, как захотите.

Толстый Мокренко посмотрел на свой живот и решительно заявил:

– Чур, я подтягиваться не буду!

– Боишься, турник не выдержит? – насмешливо спросил Коля.

– У меня весовая категория не та! – обиделся Петька. Он, хоть и был самым сильным в классе, не мог подтянуться ни разу.

Хитров оценивающе окинул взглядом его грушеобразную фигуру и сокрушенно покачал головой:

– Ну и как с тобой поступить, раз-раз – и в дамках? Для турника ты не годишься, прыгаешь наверняка неважно, по шарику ракеткой с трех попыток не попадешь… Выхода нет, придется тебя выдать за гроссмейстера.

– Я в шахматы ничего… хорошо играю, только все время забываю, как фигуры ходят, – сказал Мокренко.

Ребята засмеялись.

– С кем не бывает? Известные гроссмейстеры тоже иногда забывают ходы во время турнира. А потом посмотрят на бумажку и вспомнят. Главное: не забывай делать умное лицо, – посоветовал Коля.

– Ладно, с шахматами решили, – подытожил Филька. – Теперь дальше: кто будет прыгать в длину?

– Я буду! – вызвался Антон. – Я далеко прыгаю, только у меня почему-то все время заступы.

– Потренируешься! Поехали дальше. Колька, ты сколько раз подтягиваешься?

– Восемь.

– А я семь. Значит, на турнике работаешь ты, а я играю в настольный теннис. – И довольный, что они все распределили, Хитров куда-то умчался. Дел у него, как обычно, было море.

Остальные, закончив переодеваться, по одному стали выходить из раздевалки. Уже в дверях Егоров обернулся и увидел, что Мокренко сидит на скамейке и о чем-то сосредоточенно размышляет, подперев голову руками. Увидев, что Коля остановился, Петька поднял на него глаза и спросил:

– Слышь, Колян, я почти все вспомнил, одно только никак не вспомню: короля в шахматах жрут или не жрут?

– Думай, гроссмейстер, думай… – сказал Егоров и закрыл дверь раздевалки.

И вот наступил вторник, семнадцатое октября. Филька проявил чудеса изворотливости и ухитрился договориться, чтобы их четверых отпустили не только с последних уроков, но и с двух первых, заявив, что им надо готовиться к спартакиаде.

– Что за спартакиада? – подозрительно спросил Максим Александрович.

– Ответственная. Общероссийская. В случае победы открывает дорогу в профессиональный спорт, – важно сказал Хитров.

– Тогда ступайте! Может, со спортом вам повезет больше, чем с русским языком и литературой. Здесь вы все безнадежны, – отмахнулся Максим Александрович.

– Отпустил? – с беспокойством спросил Мокренко, когда Филька вышел в коридор.

– Отпустил, – сказал тот, и все спортсмены завопили: «Ура!»

– А теперь пошли тренироваться! Ужасно не хочется ударить в грязь лицом! – сказал Колька Егоров, подождав, пока утихнут первые восторги.

Они отправились на площадку перед школой и стали тренироваться. Филька чеканил на теннисной ракетке шарик. Антон Данилов прыгал в яму с песком. Егоров, пыхтя и помогая себе ногами, подтягивался на турнике, а Мокренко нацепил на нос темные зеркальные очки и, набычившись, бодал лбом дерево.

– Ты что делаешь? – поразился Филька, от удивления едва не уронив ракетку.

– Учусь психологической атаке! Хочу сразу добиться над своим противником морального превосходства! – сообщил Петька.

Антон вытряхнул из ботинка песок:

– Значит, собираешься так его запугать, чтобы он сразу сдался?

– Думаешь, не запугаю? Он у меня от страха сразу все забудет!

– Может, и забудет. Только ты на всякий случай запомни, что конь ходит буквой «Г», а ферзь во все стороны…

Коля спрыгнул с турника и с воодушевлением крикнул:

– Мы должны победить во что бы то ни стало! Будем биться не на жизнь, а на смерть!

– Один за всех и все за одного! – воскликнул Филька, побрасывая ракетку над головой.

Антон неудачно прыгнул в яму с песком, приземлился на руки и, отплевываясь, проворчал:

– Размечтался… Чаще бывает: один на всех и все на одного!

Потренировавшись примерно час, четверка юных атлетов погрузилась в рейсовый автобус, который, дребезжа, повез их к сто пятой школе.

Сто пятая располагалась в трехэтажном обшарпанном здании из красного кирпича, и, приближаясь к ней, ребята ощутили робость. Их неуверенность еще более возросла, когда они прочли табличку: «Общеобразовательная школа № 105 со спортивным уклоном (самбо)».

У дверей их остановили двое дежурных старшеклассников. Для устрашения оба были в самбовках на голое тело.

– Куда претесь? – спросил один с пробивающимися над верхней губой усиками, перегораживая им дорогу.

Егоров, оглянувшись, посмотрел на Данилова, Антон – на Мокренко, а Петька уставился на Фильку. Хитров тоже оглянулся, но, так как за ним никого уже не было, сказал:

– На спартакиаду!

Старшеклассники захохотали:

– Ладно, катитесь в зал прямо по коридору!

Наша четверка отважно прошествовала мимо дежурных и оказалась в спортзале. Он был огромным, намного больше, чем в их школе. В углу были навалены толстые маты и стояли набитые кожаные чучела для тренировок. Какой-то парень крутился на турнике, делая подъемы переворотом и солнышко. Но и этого ему было мало, и он два раза подтянулся на одной руке! При мысли, что придется соревноваться с этим парнем, Коля Егоров почувствовал сухость во рту.

К ним подошла женщина средних лет с висевшим на шее свистком.

– Вы из какой школы? – спросила она.

– Из 102-й, – ответил за всех Данилов.

Тренер отметила что-то в блокноте.

– Класс?

– 7-й «А»! Когда мы будем соревноваться?

– Садитесь на скамейку и ждите. Вас вызовут!

Ребята уселись на узкую скамейку и стали терпеливо ждать. Зал постепенно наполнялся. Народу оказалось много, в том числе и старшеклассники из их школы. Когда собрались все участники из трех школ поселка и пяти районных и суета улеглась, на середину зала вышел жилистый мужчина в самбовке, на шее у которого тоже висел свисток.

– Внимание! Повторять не буду! – крикнул он. – Спартакиада проводится по классам! Вначале пятые, потом шестые, седьмые, восьмые и далее. От каждой школы выставляется по одному участнику! В зале, как вы видите, четыре угла. В одном углу – турник, в другом – прыжки, в третьем – теннис, в четвертом – шахматы, а посередине за столом сижу я и фиксирую результаты. А теперь марш по углам! Надеюсь, отличить подтягивания от тенниса вы сможете?

И вот соревнования начались. Женщина-тренер и два ее помощника бегали по залу и записывали, кто сколько раз подтянулся, как каждый прыгнул, кто победил в теннис и шахматы, а жилистый тренер сводил все данные в длинный список.

Вначале выступили пятые классы, затем шестые и вот наступило время седьмых. У турника стоял Егоров и ждал своей очереди. Перед ним один семиклассник подтянулся пятнадцать раз, другой – десять и третий – шесть. И теперь Коля прикидывал: если подтянется восемь раз, то его место во всяком случае не будет последним.

– Егоров! Сто вторая школа! – громко объявила тренер.

Коля, все забыв от волнения, вышел к турнику, подпрыгнул раз, другой, третий, но так и не смог достать до перекладины, которая была слишком высоко. Ребята засмеялись.

– Встань на стул! Так все делают! – подсказала ему женщина-тренер.

Егоров и сам вспомнил, что все выступавшие до него вставали на стул, но теперь упрямство мешало ему сделать то же самое. Он встал на цыпочки, изо всей силы прыгнул – и каким-то чудом ухватился за перекладину.

– Вот упрямый! Теперь подтягивайся! – И тренер приготовилась считать.

Коля, дергая ногами, подтянулся два раза и неожиданно для себя бессильно повис на турнике. Он раскачивался, пытаясь подтянуться еще, но третий раз сумел достать только до половины.

– С этим все ясно. Пиши результат, Сергеев! Следующий! – сказала тренер, прерывая его мучения.

Егоров спрыгнул с турника и, ни на кого не глядя, пошел в сторону, пока не наткнулся на Антона, который стоял поблизости и наблюдал за его провалом.

– Негусто у тебя, – сказал он.

– Не понимаю, что случилось! Ты же сам видел, как я сегодня подтягивался! Семь раз, потом шесть и три раза по пять. А теперь всего два, и больше не могу! – с горечью воскликнул Коля.

– В том-то и дело. Не нужно было тебе сегодня тренироваться, – заметил Антон.

– Но почему?

– Ты мышцы переутомил. Завтра у тебя все болеть будет, – со знанием дела пояснил Данилов.

Это несколько утешило Колю, и он спросил:

– А ты как? Отпрыгал?

Антон помрачнел:

– Три заступа подряд! В третий раз тренер даже смотреть не стал, а сразу сказал: «Не засчитано!» А так я дальше всех улетал! И угораздило их выдумать эту дурацкую черту!

Егоров усомнился, что он улетал дальше всех, но спорить не стал. Теперь не докажешь – все равно не засчитано.

– Хитров, сто вторая, играет с Хализевым, сто пятая! – громко объявил тренер, и Антон с Колей побежали смотреть.

Филька встал у одного конца теннисного стола, а на другом конце – высокий тонкорукий парень, державший ракетку с видом профессионала.

Стали разыгрывать подачу. Фильке удалось каким-то чудом отбить шарик раза два, но потом его противник, взмахнув длинной рукой, подал крученый, и Хитров промазал мимо стола.

– Потеря подачи. Подача Хализева! – объявил судья.

Филькин противник подул на свою ракетку и резко подал. Хитров даже не заметил шарика, только услышал, что по его половине цокнуло, а судья произнес:

– Один – ноль.

А потом судья только успевал говорить: «Два – ноль! Три – ноль!»

В результате Филька проиграл со счетом одиннадцать – два и был доволен, что не всухую. Впрочем, Хитров не выглядел огорченным. Он пожал своему сопернику руку и, положив на стол ракетку, отправился к друзьям.

– Видели, как он меня кручеными? Уверен, у него разряд! А у вас как дела?

Пожаловавшись друг другу на роковое невезение и найдя тысячу причин, смягчающих их проигрыш, тройка приятелей отправилась смотреть на игру в шахматы.

– Интересно, как дела у Мокренки? Если мы трое проиграли, ему тем более ничего не светит! – сказал Антон.

Так как шахматный турнир длился дольше остальных видов состязаний, чтобы его не затягивать, игра велась одновременно на двадцати досках.

Друзья отыскали Петьку, сидевшего за пятой доской справа, и стали давать ему советы. Хотя прошло уже минут двадцать, Мокренко, игравший белыми, не сделал еще ни одного хода. Он сидел взмокший, напряженно уставившись на доску.

– Почему ты снял темные очки? И где же твоя психологическая атака? – насмешливо шепнул ему Данилов.

– Какая психологическая атака? Вы видели этого амбала? – прошептал Мокренко, не поднимая головы и незаметно показывая пальцем на своего противника.

Антон посмотрел на соперника Мокренко и прикусил язык. Напротив Петьки сидел парень с бычьей шеей, весивший по меньшей мере килограммов восемьдесят. Он был выбрит наголо, на шее у него висела цепочка со скелетом, а палец правой руки украшал перстень-кастет в виде черепа, которым амбал многозначительно постукивал по столу. Одет он был в разрисованную самбовку, стянутую на поясе узлом. Физиономия у парня была мрачная и хулиганская.

– Такой двинет – мало не покажется! Ты уверен, что он учится в седьмом классе? – удивился Филька.

– Откуда я знаю? Думаешь, я у него спрашивал? Я с ним вообще не разговаривал!

– Конечно, всякое бывает, – продолжал Хитров. – Допустим, его отдали в школу с десяти лет: десять плюс семь получается семнадцать. Да, брат, влип ты в историю!

– Делать нечего. Хочешь не хочешь: играть надо! Давай, Мокренко, ходи! – сказал Егоров.

– Как ходить-то?

– Ну давай хоть пешку двинь вперед на две клетки!

Петька уныло двинул пешку с е2 на е4.

Его противник на другом конце доски скривился и постучал ребром одной руки о ладонь другой. Мокренко задрожал. Парень грозно навис над доской и, зеркально повторив ход, передвинул свою черную пешку.

– Мне еще не мат? – с надеждой прошептал Петька.

– Пока нет, – сказал Колька. – Играй дальше, двинь слона!

– Какого слона? Этого?

– Нет, вон того! Поставь его на ту клетку!

Мокренко, стараясь не смотреть на своего противника, послушно пошел слоном, куда указал ему Коля. Амбал повторил его ход, при этом так хлопнув фигурой о доску, что все фигуры сдвинулись со своих мест.

– Ишь ты, хитрит! Сразу видно, хорошо играет! Может, мне сдаться? – прошептал Мокренко.

– Рано еще! Давай двинем ферзя! – посоветовал Коля.

– Куда? Прямо?

– Нет, прямо нельзя, там же твоя пешка!

– А я разве не могу сбить свою пешку? – удивился «гроссмейстер».

– Нет, не можешь. Ходи ферзем на ту клетку по диагонали!

Петька со вздохом поставил ферзя, куда ему было указано. Амбал потянулся было к своему, чтобы повторить его ход, но потом засмотрелся на соседнюю доску и двинул крайнюю пешку на одну клетку.

– Чего дальше делать? – озабоченно спросил Мокренко.

– Сбивай вон ту черную пешку около короля! – потребовал Коля.

– А он не того, не разозлится? – испугался Петя, косясь на внушительные кулаки противника.

– Наоборот, обрадуется! Ты же ему ферзя жертвуешь! – сказал Егоров.

Мокренко сбил ферзем указанную пешку. Амбал тупо уставился на белого ферзя, появившегося рядом с его королем и защищенного слоном.

Рядом остановился тренер, мельком взглянул на доску и, хлопнув Мокренко по плечу, сказал:

– Поздравляю: мат! Игра окончена! На пятой доске выигрыш белыми.

Петька, обрадовавшись, что проиграл так быстро, посмотрел на тренера и спросил:

– Кому мат? Мне?

– Почему тебе? – удивился тренер. – Ему! Ты же детский мат поставил! Значит, ты и выиграл!

– Я выиграл? – перепугался Мокренко. – Вы уверены?

– Конечно, уверен. Классическая комбинация. Простейший мат в три хода! – сказал тренер и отошел к другой доске.

А Петька вдруг почувствовал, что на него упала квадратная тень – противник медленно поднялся из-за стола и навис над ним.

– Ты чего? – спросил он басом. – Оборзел? А ну пошли выйдем!

Мокренко с ужасом уставился на него, вскочил и с неожиданной для такого толстяка скоростью бросился бежать. За ним устремились Филька, Антон и Колька.

Они мчались как профессиональные спринтеры и остановились только, когда от сто пятой школы их отделяли три квартала. Тяжело дыша, Петька прислонился к дереву.

– За нами никто не гонится? – спросил он.

– Никто! – заверил его Филька, оборачиваясь.

– Вот и хорошо, потому что я собираюсь сделать одно дело, – мрачно сказал Мокренко.

– Какое дело? – поинтересовался Антон.

– А вот какое! – Внезапно Мокренко бросился на Егорова, сбил его с ног, навалился сверху и стал душить, повторяя:

– Жертвуй ферзя! Жертвуй ферзя! Сейчас я тебя самого пожертвую!

Рассказ десятый
Водолаз

Коля Егоров любил читать фантастику, приключенческую литературу и подростковые энциклопедии по отдельным отраслям знаний. Иногда он настолько увлекался, что неделями не показывался во дворе, даже в школе на переменах сидел, уткнувшись в книгу…

– Ты смотри, Колян, особенно не зачитывайся. От книг голова пухнет, – предупреждал его Мокренко.

– Тебе это не грозит! – отвечал Егоров.

– Мне что, я не за себя волнуюсь.

– Заклей себе рот пластырем и волнуйся!

Но если бы дело ограничивалось лишь чтением! Колька не только читал, но и старался перенести все из книг в жизнь. Так, после «Трех мушкетеров» он стал учиться фехтовать, прочтя роман «Последний из могикан», тренировался в метании топора, который называл томагавком. А когда однажды ему попалась книга про гонщиков, он попытался сделать гоночную машину из мотоплуга, чтобы тренироваться на ней для «Формулы-1», но родители отобрали мотоплуг, и будущий покоритель трасс на два месяца был лишен карманных денег.

А однажды в книге об Александре Македонском Коля наткнулся на эпизод, рассказывавший, как великий полководец спускался на океанское дно в колоколе, внутри которого был воздух. Заинтересовавшись, Егоров прочел несколько книг о подводных лодках и об океанических экспедициях Кусто и, вдохновленный, решил сконструировать собственный батискаф.

В свой замысел он посвятил Фильку Хитрова и Антона Данилова. Вначале оба одноклассника отнеслись к его затее недоверчиво.

– Батискаф? Не мелочись – давай уж сразу самолет! – фыркнул Антон, а Филька спросил:

– А из чего ты хочешь сделать эту штуку?

Колька с гордостью показал им малопонятный чертеж на большом листе бумаги, выполненный ручкой и карандашом.

– Можно взять железную бочку, в которой я с обрыва скатывался, загерметизировать, чтоб не протекала; и вы в этой бочке будете буксировать меня по дну пруда.

– А ты не захлебнешься?

– В ней же будет воздух! К тому же мы протянем на поверхность шланг с буйком, через который я буду дышать. Шланг можно взять поливочный, я все продумал.

– А если тебе понадобится всплыть?

– Запросто. К бочке мы привяжем груз. Когда нужно будет, я его перережу, и она всплывет под действием выталкивающей силы.

– А если не всплывет? – спросил здравомыслящий Антон.

– Почему не всплывет? А выталкивающая сила? – удивился Коля.

– Мало ли что может случиться, например, веревка запутается или что-нибудь еще…

– В борту батискафа мы устроим прозрачный люк. Через него я буду наблюдать за дном и записывать свои наблюдения. А в случае аварии открою этот люк изнутри и вынырну. Пруд-то неглубокий, в нем всего метра три-четыре…

Сила убеждения Егорова была так велика, что ему удалось уговорить Фильку и Антона подключиться к строительству батискафа. Несмотря на внешнюю простоту конструкции, ребята столкнулись со множеством трудностей: то бочка протекала, то не удавалось отыскать прозрачный пластик для люка, а когда они выпросили у соседа дяди Вовы толстое оргстекло, оно не хотело плотно прилегать к выпиленному в бочке отверстию…

Целых два месяца приятели провозились с батискафом, несколько раз у Фильки с Антоном появлялось желание бросить эту затею, но жаль было затраченных усилий, к тому же их подбадривал энтузиазм Коли. Хитров достал несмываемую масляную краску и написал на бочке название «Большая черепаха», придуманное ребятами раньше.

К началу июня батискаф был закончен, и пришла пора спустить его на воду. На тележке друзья подвезли «Большую черепаху» к пруду и поставили ее на мостки, за которыми начиналась глубина.

Пожав всем руки, Егоров забрался в бочку и плотно закрыл за собой крышку. Через оргстекло видно было, как он устроился внутри и подмигнул своим помощникам.

– У-у! – донеслось из батискафа.

– Чего это он? – спросил Антон.

– Просит, чтобы столкнули в воду! – догадался Филька.

– Не-а, я не буду! Еще утонет, а мне отвечать! Что я дурак? – хмыкнул Данилов.

– Ну и трус же ты! – Хитров приналег на бочку спиной, поднажал и, потеряв равновесие, вместе с ней бултыхнулся в пруд.

– Вот видишь! Я не трус, просто я осторожный! – назидательно сказал Антон.

Некоторое время бочка держалась на поверхности, но две тяжелые гири, привязанные к ней, перевесили, и «Большая черепаха» погрузилась на дно. Филька плавал поблизости и следил, чтобы конец дыхательного шланга с пенопластовым буем был на поверхности и в него не попадала вода. Через некоторое время, ощутив, что ногам как-то неудобно, Хитров вспомнил, что он в ботинках и брюках.

Внезапно из дыхательной трубки донеслось требовательное мычание.

– Наверное, Кольке надоело плавать на одном месте, – догадался Филька. – Давай, Антон, тяни!

Данилов ухватился за привязанную к бочке веревку и потащил ее на себя, но ему удалось сдвинуть батискаф только чуть-чуть.

– Тяжелый! Может, водоросли прилипли, или гири за корягу зацепились! – пожаловался он.

– Давай, буксируй! Не сачкуй! – рассердился Хитров, и Антон снова впрягся. Он изо всех сил тянул бочку, но она оставалась на месте. Тогда Данилов бросил веревку и, бегая по краю мостков, стал кричать:

– Как он там, жив? Не утонул?

– С чего ты взял?

– А если не утонул, то откуда пузыри?

– Какие пузыри?

– Вон те!

Филька заметил, что из воды поднимаются пузыри, и это его встревожило.

– Коля, ты жив? – крикнул Хитров в дыхательную трубку.

– М-м-м! – донеслось из нее.

– Мычит чего-то, значит, жив, – сказал Филька.

– А чего он мычит?

– Чтобы ты задавал поменьше глупых вопросов! – Хитров начал уставать: держаться на поверхности воды, которая была очень холодной, становилось все труднее.

Увидев, что Антон снова поднял с мостков веревку, Филька, созорничав, сильно дернул за нее, и Данилов, не удержавшись, плюхнулся в воду.

– Бултых! – отметил довольный Хитров.

– Псих ты, что ли? Я же в одежде и часах! – рассвирепел Антон.

Он подгреб к Фильке и стал его топить. Тот не остался в долгу. Только через несколько минут, вспомнив о Кольке, ребята стали нырять на дно пруда, чтобы посмотреть, что с бочкой. Но там было темно, к тому же мешал плотный слой ила. Пузыри перестали уже подниматься, и мальчики встревожились, что Егоров утонул. Сколько они ни кричали, никто не отзывался, а внутри шланга булькала вода…

– Конец ему! Не сумел открыть люк и захлебнулся! Учти, бочку ты сталкивал, а я с самого начала был против. Я так в милиции и скажу! – отфыркиваясь, крикнул Антон.

– Иди ты! Вытаскивать его надо и откачивать!

Филька схватился за шланг и нырнул вдоль него. На дне он нашарил железный бок бочки, ощупал ее и увидел, что лист оргстекла откинут, а Кольки внутри нет.

Ничего не понимая, Хитров вынырнул, стал вертеть головой и заметил Кольку, синего от холода, который сидел на мостках, закутавшись в полотенце.

– Вот идиот! Мы думали, что ты утонул! – завопил Филька, подплывая к мосткам.

– Я видел, как вы ныряете, – сказал Егоров.

– А почему не крикнул, чтобы мы не ныряли?

– Я кричал, но вы не слышали. Ну и видок у вас был!

Антон, тоже подплывший к мосткам, выбрался на них и стал озабоченно рассматривать свои часы. Они были водонепроницаемые, и он успокоился.

– Я с самого начала знал, что у тебя все получится! Я верил! – сказал он, горячо пожимая Коле руку. – Ну как там на дне?

– Что на дне? Темно, из бочки ничего не видно, а вода за шиворот заливается. Тут еще какие-то дуралеи зацепили мою дыхательную трубку, и я едва не захлебнулся… Кто это сделал?

Филька с Антоном переглянулись и ничего не сказали. Ребята сидели на мостках и смотрели на воду.

– Ты еще сегодня будешь нырять? – спросил Данилов.

– Не-а, не буду. Батискаф нужно совершенствовать и дыхательную трубку по-другому приделать.

Коля с Филькой выловили «Большую черепаху» из пруда, погрузили ее на тележку и пошли к поселку, а за ними с двумя тяжеленными гирями, то и дело останавливаясь, чтобы передохнуть, тащился недовольный Антон.

Егоров планировал завтра продолжить ныряние, но потом отложил на несколько дней из-за отсутствия каких-то запчастей и герметика для бочки, а вскоре вообще охладел к этой затее. А тут еще библиотекарша дала ему прочитать книгу про полет на воздушном шаре, и он задумал сам изготовить воздушный шар. Правда, и с шаром у него ничего не вышло, хотя он и просмолил все домашние простыни.

А в «Большой черепахе» Колькина бабушка уже осенью солила капусту, ворча, что бочка дырявая. Впрочем, что ни говори, а лето друзья провели весело…