Текст книги "Ладья света"
Автор книги: Дмитрий Емец
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 9
Последний солдат войны
Что мы имеем в виду, когда говорим «не могу»? Нет, я отлично понимаю, что означает «не могу» буквально. Но что мы в него вкладываем на самом деле? «Боюсь»? «Не хочу»? «Не верю»?
Троил
Человек не умирает. Просто свеча исчезает, становясь огнем.
Эссиорх
Подземный переход у кинотеатра «Художественный» шуршал тысячами ног. В десяти шагах от железной двери с надписью «Гормост» какой-то парень приглашал совершить экскурсию по Старому Арбату. Третий час подряд.
– Когда же он поймет, что в рупор не кричат? Достаточно просто отчетливо говорить! – зажимая уши, простонала Варвара.
– Хочешь, я совершу поступок? Прогоню его! – предложил Корнелий.
Варвара непонятно цокнула языком. Она сидела на столе, забравшись на него с ногами и обхватив колени. Корнелий озабоченно посматривал на ее грудь. Как страж света, он умел видеть эйдосы сквозь одежду и кожу. Выглядел эйдос Варвары неважно. Затемненный участок распространялся, как распространяется плесень, и лишь сердцевина пылала, точно желая показать, что все еще жива.
Происходило это постепенно, уже не первый день. Корнелий переживал, не зная, что делать. Путь к свету труден. Варвара же не способна была менять себя каждодневно, упрямо, последовательно, это не в ее природе, она способна только на рывки. Значит, она непременно скатится во мрак. Так и происходило: Варвара ухудшалась, с каждым днем становилась циничнее. Она и сама замечала это и испытывала боль, но боль выливалась в раздражение и в то, что она срывалась на Корнелии.
Теперь мрак не предпринимал особенных усилий, чтобы получить эйдос Варвары. В конце концов, яблоко от яблоньки далеко не падает, а яблонькой-то был сам Арей, гоже далеко не первый гуманист во вселенной!
Скверно, очень скверно было Варваре. Огромная Москва казалась ей тесной лягушачьей шкуркой. Варваре невыносима была здешняя размеренная, вялая, ожиревшая жизнь, похожая на жизнь червяка в сердцевине яблока. Ей бы стать женой протопопа Аввакума, или в одиночку восстанавливать монастырь, или пойти первопроходчицей в дальние районы Сибири, имея с собой лишь нож и охотничье ружье, удачно переделанное из устаревшей винтовки Бердана.
– Так прогнать этого болтуна? Я уже оглох от этих экскурсий по Арбату! – повторил Корнелий, чтобы хоть как-то расшевелить Варвару.
– Валяй! Только не как в прошлый раз, когда тебя пинали две торговки орехами! – со скукой отозвалась Варвара.
Корнелий вспыхнул, двумя руками схватившись за очки:
– Я хотел разнять драку, а они вдруг вместе набросились на меня! Вдвоем! О женское коварство! О лицемерие!
– Так использовал бы флейту!
– Я и хотел! Но бешеная тетка хлестнула меня по лицу сумкой и выбила флейту! Голая случайность! Двести лет я обучался обороне от борцов, триста – от каратистов и боксеров, но сумкой по лицу – это явная подлость! Я не успел уклониться!
– Ну иди! Хоть на этот раз докажи, что ты мужчина! – сказала Варвара.
Корнелий достал флейту, проверил мундштук и, кашлянув для придания себе решимости, вышагнул в переход. Маньяк пешеходных экскурсий по Старому Арбату оказался маленького роста, круглым, краснощеким. Помидорчик на ножках. Он кричал в рупор и подпрыгивал от полноты жизненных сил. Корнелий приблизился к нему, сосредоточился и. вспоминая подходящую маголодию, поднес к губам флейту.
– Шляпу не положил! Во что мелочь собирать будешь? – насмешливо сказал ему парень.
– На шесть и по хлопку! Трепещи, несчастный! Твоя песенка спета! – крикнул Корнелий и выдохнул в мундштук
Зомбирующая маголодия вышла на славу. Парень застыл, таращась выпученными глазами. Корнелий знал, что он выполнит сейчас все, что ему скажут. Опасаясь, чтобы кто-нибудь не опередил его, отдав другую команду, связной света подскочил к парню.
– Кто я? – спросил парень, продолжая глядеть перед собой.
– Ты гениальный акын! Один ходишь по Старому Арбату! Сам себе объясняешь все, что видишь! Понял?
– В рупор объяснять? – уточнил парень.
Корнелий задумался:
– Да! Очень правильное уточнение! В рупор!
Парень повернулся и, не сгибая коленей, как зомби, побрел по переходу.
– Я вижу девушку, которая поправляет чулок с видом лучницы, натягивающей тетиву! Она пытается найти себя в этом огромном мире! – кричал он в рупор. – А вот два мужика ищут простаков и продают им поддельные смартфоны под видом ворованных! Вчера они меня побили, но я их не боюсь!.. А вот наркоман думает, где ему достать деньги! Утром он просил у меня, но я ему не дал!.. А эта женщина собирает подписи! Она думает, что беды мира в политике, а не в самом человеке, и можно, не меняя человека, что-то изменить!.. А теперь я вижу ступеньки! Я иду по ступенькам! Я поднялся бы до самого неба, но, увы, лестница так высоко не ведет! Люди смотрят на меня, улыбаются и думают, что я сошел с ума! А я просто говорю им правду!.. Надо же! Кажется, многие уже идут за мной! Когда я звал их на экскурсию, за мной никто не шел. А теперь я просто говорю, что вижу, и за мной валит толпа!
– Хороший получился акын! Кажется, в одиночку ему теперь бродить не придется! – с умилением сказал Корнелий и вернулся к Варваре.
В подземный переход они перебрались в начале сентября. Варвара наотрез отказалась дальше жить у Эссиорха. Причина была в Улите, которая достала Варвару ничуть не меньше, чем сама Варвара достала Улиту.
– Если мы не разбежимся – разбежится этот дом. По кирпичикам! – предупредила Улита.
Варвара в целом была с ней согласна, и они разбежались.
Вернувшись за гормостовскую дверь, Корнелий плюхнулся в распоротое ножом кресло, Блок из трех кинокресел они перетащили к себе, когда на «Художественном» был ремонт и старые кресла выставлялись на улицу.
– Ты меня еще не полюбила? – спросил Корнелий.
– Чего?!
Ну за те пять минут, что меня не было? Вдруг ты осознала, что без меня плохо, и успела меня полюбить?
– Я успела от тебя отдохнуть, – сказала Варвара.
– Фу! И это говорит девушка! Слабое создание! Лет двести назад было проще. Понравится молодому человеку красна девица – он сразу к ней: «Девица, дай водицы испить!» Она сразу за ведро: «Пей, добрый молодец!» – «Коня напои! Баньку истопи!»
Она все делает. Молодой человек видит, что она, в принципе, ничего, не препирается по пустякам, и предлагает: «Выходи за меня, девица красная!»
Варвара поскребла пальцем щеку:
– Чо? Прям вот так вот сразу и женятся?
– Ну, не сразу. От девушки зависит. Но основных вариантов три: «Уйди, постылый, кочергой дам!», «Стань героем! Победи Кощея!» или «Поговори с маман! Оне-с на грядках пропалывают капусту-с!»
– Стань героем! Победи Лигула! – сказала Варвара.
Корнелий с сомнением покосился на свой бицепс, мало приспособленный для крупных побед.
– Ну и на том спасибо! – кисло отозвался он.
– На чем спасибо?
– Что не «кочергой дам» – и то хорошо!
Некоторое время Корнелий провел в кресле безо всякого дела, наблюдая, как Варвара играет с Добряком. Игры эти были с точки зрения света довольно проблемными и не совсем здоровыми. Варвара заваливала Добряка на спину и душила его двумя руками. Добряк рычал, бил ее лапами и, скашивая морду, пытался ухватить ее руки зубами. В момент, когда обе цели были почти достигнуты, то есть Добряк окончательно придушен, а Варвара загрызена, оба отпустили друг друга и преспокойно разошлись в разные стороны.
Эйдос Варвары, несколько оживившийся в процессе барахтанья, вновь померк.
Корнелий достал из-под кресла свою почтальонскую сумку и стал проглядывать свитки, которые ему предстояло разнести сегодня. Ну или вчера, или на минувшей неделе, или в прошлом году. В сумке Корнелия, расширенной пятым измерением, был такой бардак, что однажды, надеясь навести в ней порядок, связной света запустил внутрь целую армию гномиков. Гномики потом показывали ему карту со множеством пещер, под завязку забитых почтой.
После непродолжительных поисков Корнелий выудил из сумки газету «Вестник Эдема», которую еще утром должен был доставить двум златокрылым, патрулировавшим небо в районе Стромынки, и стал ее читать. В конце концов, чужие газеты – это же не чужие письма? Газета некоторое время упрямилась, обращая внимание Корнелия на то, что предназначена совсем не для нет, но потом успокоилась и показала новости.
Главная новость была уже на первой странице. Настоящая сенсация! Буквы, сообщавшие о ней, были размером с ладонь. Они выпрыгивали из газеты и зависали в воздухе.
– Ну дела! – закричал Корнелий, подбегая с газетой к Варваре. – Лигул перекраивает историю, как пальто! Вот смотри: был в войну эпизод! Не такой, как двадцать восемь героев-панфиловцев, более скромный. Но тоже в Подмосковье, тоже осенью 1941-го. Есть такая речка – Жабенка. На ней три человека уничтожили два немецких танка и сами погибли.
– И?.. – без особого интереса отозвалась Варвара.
– И отдел Лигула, есть такой отдел по фальсификации истории, теперь пытается все испортить!
– Как?
– Мрак подделал приказ о переводе одного из этих троих в другую часть. Этот приказ они смогли переправить в прошлое, и парня действителен перевели в другую часть до боя. Тот бой он пережил и погиб уже в сорок четвертом.
– А эпизод с танками?
– Сгладился. Исчез из всех архивов, из газет, отовсюду. Нет его больше.
– Почему?
– Откуда я знаю? Может, оставшиеся бойцы уничтожили не два танка, а один, а это уже не тема для статьи? Ну подбили где-то танк и подбили. В общем, из-за отсутствия одного бойца все пошло криво. – Корнелий увидел, что в горячности комкает газету, и, поспешно расправив ее, спрятал в сумку. Златокрылые – народ суровый. Терпеть не могут мятых газет.
Варвара пальцем качнула свисавшую на проводе лампочку. Выражение ее лица было трудноопределимо. Корнелий испытал острую досаду, что она отнеслась к изменению истории так равнодушно. Женщина – что с нее взять? Из ребра сделана, а в ребре, как подтвердит любой доктор, нет даже костного мозга!
– Кстати, Варя, когда День Победы? – спросил он будто вскользь.
– Дядю своего проверь! – огрызнулась Варвара. – Это даже дети знают! Десятого мая!
– Никакого не десятого! Девятого! – торжествуя, воскликнул Корнелий.
Варвара молча взяла его за волосы и развернула лицом к стене, на которой висел календарь:
– Красный кружок видишь? Десятого мая День Победы! А девятого – обычный непраздничный день!
– Это сейчас так! А раньше было девятого!!! Маленькое событие изменило историю!
Варвара нахмурилась:
– Из-за одного несчастного танка, что ли?
– История – как колесики в часах: одно событие сдвигает другое. Уверен. Лигул знал, какой пункт самый уязвимый.
Варвара остановила качающуюся лампочку и подула на пальцы. Лампочка была горячей.
– Жаль, в прошлое нельзя попасть! – сказала она с таким же рассеянным выражением лица.
Связной света подышал на очки и протер их майкой. Потом опустился в кресло и закинул ногу на ногy. Он обожал рассеивать ошибочные заблуждения. Недаром Эссиорх дразнил его Знайкой.
– Конечно, нельзя! – признал он. – Это нереально! Хотя чисто теоретически, если бы кто– то взял крылья одного из светлых стражей и, допустим, сломал их, одновременно представив, куда он хочет перенестись, то вполне возможно, что высвободившаяся энергия… Шанс, конечно, небольшой, но…
Варвара наклонилась и ласково потрепала Добряка по загривку. Тот удивленно вскинул морду, потому что чаще всего игры его хозяйки были грубого, хватай-заваливающего свойства. Сейчас же Варвара гладила собаку долго, очень долго. Присела и своим носом водилa по холодному носу пса. Добряк даже вопросительно заскулил, не понимая, как к этому относиться. Попытался прихватить ее руку зубами, но она не отозвалась на приглашение к более конкретной игре.
Затем Варвара выпрямилась и подошла к Корнелию. В глазах у нее была мука.
– Скажи мне что-нибудь! – попросила она.
– Ку-ку! Бе-бе-бе! – легкомысленно отозвался Корнелий.
– Спасибо. Я запомню твой голос таким.
Варвара рассеянно кивнула каким-то своим думам, явно не имевшим отношения к переписыванию истории, мило улыбнулась Корнелию и, зачем-то наклонившись, двумя руками взялась за ножки его кресла.
– Эй! Что ты делаешь? – крикнул Корнелий, но было уже поздно.
Варвара резко дернула ножки на себя, и Корнелий вместе с шатким блоком из трех кресел оказался на полу. В следующую секунду выхваченный тесак перерезал кожаный шнурок, на котором висели крылья Корнелия.
– Ты что? – завопил Корнелий, пытаясь схватить свои крылья, но не успел.
Прежде чем он вскочил, Варвара положила крылья с болтавшимся шнурком на стол и занесла над ними тесак. Корнелий застыл, боясь сдвинуться с места.
Стиснув зубы, Варвара смотрела на ручку тесака. Корнелий видел, что она примеривается, опасаясь отрубить себе пальцы.
– Прости! Но так правда будет лучше!
– Кому лучше? Ты с ума сошла!
– Не бросай Добряка! Пусть он всегда будет с тобой! Не позволяй ему долго бегать – передняя лапа плохо срослась. И из перехода не уходи – я оставляю его тебе!
– Варя, что ты несешь?!
– И в главном ты не прав! Я тебя все-таки любила! Как могла, конечно, но любила! – зажмурившись, Варвара тесаком ударила по крыльям.
Корнелий запоздало прыгнул к ней, но его отбросило слепящей вспышкой света. Он ударился спиной о стену и лишился чувств. Очнувшись, Корнелий с трудом поднялся. Его шатало, он хватался за стулья. Стены тускло золотились, выцветая остаточной магией.
Лежащие на столе крылья казались испорченным сувениром. Корнелий протянул к шнурку руку, и тот рассыпался в порошок. К крыльям связной света так и не отважился прикоснуться. Он и без того знал, что в них нет уже ни капли вечности, а других крыльев у него никогда больше не будет.
Но даже не это причиняло теперь Корнелию боль, а совсем другое. Он присел на корточки и стал раскачиваться взад и вперед, как сумасшедший. Рядом бегал скулящий, ничего не понимающий Добряк.
Неожиданно Корнелий вспомнил о флейте. Он схватил ее, поднес к губам – и понял, что магической силы у флейты больше нет. Но все равно это была флейта, знакомая ему до мельчайшей царапины, до вздутия лака на нижнем колене, до легкой искривлённости, заметной, только когда смотришь вдоль флейты на источник света.
Но все равно Корнелий не убрал флейту от губ, а играл, играл, изливал через нее свою тоску, казалось, что никогда он не делал это так хорошо. Запертое в груди сердце через флейту прорывалось наружу горестными, полными тоски звуками.
* * *
Варвара оказалась в окопе, когда бой был в мои разгаре. Сзади угадывались еще окопы, а этот, использующий небольшую возвышенность, был выдвинут к заросшему камышом ручью, проложившему русло в овраге, от старой мельничной плотины. Не сразу, но Варвара сообразила, что это и есть речка Жабенка.
Окоп походил на грязный ров – слизанный дождями, раскисший. Под ногами хлюпала вода. Где-то близко трещали винтовочные выстрелы, короткими очередями огрызался пулемет. Варвара пыталась увидеть немцев, чтобы понять, в кого все стреляют. Наконец разглядела фигурки, перебегавшие по полю с противоположной стороны оврага и то и дело залегавшие. Впереди цепи двигались три танка, похожих на медлительных черепах. Временами танки останавливались и стреляли, и по тому, с какой силой вздрагивала земля, Варвара могла судить, ударил ли снаряд близко или далеко. Взрывы снарядов были быстрыми, сухими, с мгновенным и низким разлетом земли – совсем не такие, как в кино.
Варвара проставляла себе войну другой. А тут и бегали все медленно, и танк не решался полезть в неглубокий овраг, а вертелся на его краю, вращая башней. Варвара поймала себя на мысли, что не может испугаться. Ей не пришло в голову, что дело в том, чти она попала на войну сразу, вдруг, внезапно. Война же процесс длительный, растянутый во времени. В нее входят не только смерти и артобстрелы, но и хроническая усталость, и холодные ночи на сырой земле, и отмороженные пальцы, и недосып, и простуда, и ноги, гниющие в мокрых портянках.
В одном окопе с Варварой находились всего два бойца Первый стрелял из винтовки, другой аккуратно выстраивал на выкопанной ступеньке бутылки с зажигательной смесью. Имелась у него и противотанковая граната, но всего одна. На вид лет сорока, он был не в поенной форме, а в брезентовой куртке. Ополченец? Варвара поняла, почему он не стреляет, а только возится с бутылками, когда увидела его толстые, как бутылочные донышки, очки. В таких очках и штыком не всегда попадешь. Зато в том, как он ставил бутылки в ряд, тщательно обтирал их тряпкой, ощущалась педантичность, возведенная в культ. Варваре никогда не приходилось видеть таких обстоятельных людей. Кем он был в мирной жизни? Счетоводом? Переплетчиком?
– Эй, привет! Эй! – крикнула Варвара, решив, что пора обратить на себя внимание.
Стрелявший из винтовки боец повернул к ней темное от грязи лицо. Он был совсем юный, лет двадцати. Варвара напряглась, не исключая, что он попытается проверить у нее документы или направить на нее оружие, но парню это даже и в голову не пришло. Даже одежда Варвары его не напрягла. Свитер ручной вязки – вещь универсальная. Время меняет его мало. Рассматривать же ботинки и вглядываться в джинсы у него попросту не было времени.
– А-а! – крикнул он. – A-а! Чего тебе?
– Он не слышит! Контузило его! Из уха вон кровь течет! – объяснил тот, кто выстраивал бутылки с зажигательной смесью. – Ты-то, сестричка как сюда пролезла? Сумка твоя где?
– Какая сумка?
– Медицинская. Ты медсестра? Тебя лейтенант пристал?
– Лейтенант, – зачем-то повторила Варвара.
– Ну и пень лейтенант! – грустно сказал ополченец, и Варвара с облегчением поняла, что принята в маленький отряд.
– A-а? Что ты сказал? А она что сказала? – снова заорал контуженый, сплевывая себе под ноги. Его постоянно тянуло общаться, и он постоянно кричал, думая, что его никто не слышит, раз он не слышит сам себя.
Ополченец не стал ему ничего отвечать, а только махнул рукой.
– Я-то в Гражданскую повоевал свое! А этот стреляет из винтовки и сам себя не слышит. И голову высовывает, чтобы посмотреть, попал или нет… – объяснил он Варваре.
Танки разделились. Один забрал правее, укрываясь от батареи за лесом, другие два ускорились и двигались прямо на них, отделенные лишь оврагом и речушкой. Пехоты с ними не было. Она залегла, отсеченная пулеметным огнем из главного окопа. Через речушку Варвара разглядела неуничтоженную деревянную переправу. Обгорелые бревна лежали прямо в мелкой воде.
Легкий танк вырвался вперед и, остановившись, бил по основному окопу из пулемета. На их незначительную огневую точку танки пока не отвлекались.
Выглядели танки не особенно грозно. Чем-то они смахивали на закованные в броню тракторы.
Это были легкий «Pz II» и средний «PzKpfw IV». Варвара, целый месяц читавшая когда-то толстую и скучную книгу о войне (ее искали друзья одного наркомана, решившие, что это она его сдала, она скрывалась, и ничего другого, кроме этой книги, у нее не было), вспомнила, что осенью 1941 года никаких «Тигров» у Германии не было и в помине. Разве что в чертежах. На Москву шли устаревшие машины. К зиме 1942-го большую часть этих незаконных отпрысков Круппа уничтожат, и Германия начнет спешно строить более мощные танки.
Танки стояли на склоне выше переправы и все никак не решались лезть в овраг. Точка для ведения огня была у них неплохая, лучше, чем будет из oкопа, прорываться же через окопы без поддержки пехотой они не решались.
Неожиданно один из танков подался вперед и стал стрелять по их окопу из пулемета. Первым убило контуженого Варвара наклонилась к нему, и успела еще поймать последнее мгновение его гаснущей в глазах жизни и почувствовать кожей щеки его последний выдох.
– Ну вот, Пашка, для тебя уже и мир! А мы повоюем немного! – спокойно сказал ополченец
Он аккуратно, как делал все на свете, поправил сползающее тело, взял в одну руку гранату, в другую сгреб сразу две зажигательные бутылки и, животом скатившись в овраг, быстро пополз через камыш к танку.
Из танка его не видели. Он сумел подобраться метров на двадцать, но обе бутылки бросил неудачно. Первая упала в грязь, ухитрившись даже не разбиться, другая без особого для танка вреда ударила по лобовой броне ниже смотровых щелей, там, где в кольцах болтался обрывок стального буксировочного троса. Варвара видела, как, поджаривая броню, живой огонь безвредно стекает на землю.
Досадливо махнув рукой, ополченец пальцем поправил очки, поднялся по осыпающемуся склону, сорвал кольцо н обстоятельно, точно на учениях, с восьми шагов метнул гранату в передний каток танковых гусениц. То ли догадываясь, что это бесполезно, то ли боясь пропустить смерть машины, он остался стоять и был убит разрывом собственной фанаты, не успев увидеть, как соскользнула перебитая гусеница и танк, пыля, заворочался, точно раненый зверь.
И тут Варвара осознала, что н сама уже давно ползет, причем ползет безоружная, не захватив даже оставшихся в окопе бутылок. Даже ножны с тесаком н те были пусты.
Легко, точно в походе, она взбежала но склону к шевелящемуся еще танку, и, увидев неподалеку зарывшуюся в грязь бутылку, схватила ее. Варвара не выла уверена, надо ли поджигать фитиль, но ополченец ничего не поджигал, значит, бутылки были все же не с бензином, а промышленные.
Обогнув горящий танк, oнa устремилась ко второму, который был от нее метрах в тридцати. Танк стоял к Варваре задом и вел огонь по окопам за Жабенкой. Выглядел он хорошо пожившим и подуставшим. На башне были следы копоти, мотор хрипел и выбрасывал черный выхлоп. Заметно было, что танк прошел всю Францию, повоевал в Польше и теперь приехал раскатывать гусеницами Москву. На броне, у решетки моторного отсека, были привязаны две лопаты, ведро к лежал скатанный в рулон ковер. Танкисты – парод запасливый.
Варвара еще не приблизилась к танку, когда он вдруг тронулся и неуклюже стал сползать в овраг. Опасаясь, что может не успеть, она нелепо побежала за ним, стараясь догнать и держа бутылку перед грудью. Про другой танк, оставшийся сзади, она не вспоминала. Нагнав слепой и не видящий ее танк, Варвара занесла бутылку над решеткой моторного отсека, когда из подбитого танка вслед eй хлестнула пулеметная очередь
«Почему так громко?» – успела ещё подумать Варвара. Тотчас что-то безжалостное догнало ее и, сильно толкнув в спину, швырнуло на танк, оказавшийся прямо перед ней. Выскользнувшая из пальцев бутылка нежно, почти бессильно тюкнула по броне выше мотора. Раскололась. Освободившийся огонь вырвался наружу, проникая во все щели, заставляя задыхаться мотор, воспламеняя краску, до костей прожигая плоть экипажа. Пытаясь сбить огонь, танк забуксовал в раскисшей грязи и, уткнувшись в камыш, застыл.
Из люка высунулся кто-то чумазый, худой, с молодым оскалом белых зубов, стал торопливо вылезать, но его убили винтовочным выстрелом из главного окопа, и он повис, переломившись, как тряпичная кукла.
Но всего этого для Варвары уже не существовало. И еще не видела она, как к ней приблизилась давно бродящая по полю Аида Плаховна Мамзелькина, по роду своей деятельности существующая вне времени, и, качая головой, перерезала нить се жизни. Вид у старушки был озабоченный. То и дело она заглядывала в разнарядку и озабоченно хмурилась. У Аидушки что-то не состыковывалось в бумагах, но четыре раны из крупнокалиберного пулемета – не четыре комариных уксуса. Тут хочешь не хочешь – выкосишь.
Когда Мамзелькина доделала свою работу, как появился страж мрака – маленький, носатый, похожий на бедуина. Он делал все строго по протоколу; размахивал руками, покушался на эйдос, но вопли его были лишены убедительности. Он не ощущал за собой правоты. Эйдос, к которому он тянул руку, пылал как маленькая звезда. В нем не было ни единого темного пятнышка. Страж мрака то протягивал к нему руку, то, опасаясь обжечься, отдергивал ее.
Страж мрака еще вопил, что-то кому-то доказывая, когда из воздуха вышагнули двое сияющих златокрылых – почетный караул света. На их крылья невозможно было смотреть. В руках сияли флейты с примкнутыми штыками. Страж мрака трусливо отступил к горящему танку и спрятался между его гусениц.
Златокрылые взяли эйдос Варвары, эйдосы двух бойцов из маленького окопа и, держа их на открытых ладонях, торжественно растаяли в воздухе. Только тогда страж мрака вылез из-пол гусениц и в поисках сочувствия метнулся к Аиде Плаховне. Старушка, не слушая, отмахнулась от него. Она ходила между ранеными и пристально вглядывалась в их слабеющие лица.
Корнелий перестал играть на флейте и отнял ее от губ. Он играл больше часа и сам не заметил этого. R переходе было жарко. Он положил флейтy, вытер со лба пот и подошел к столу. Случайно взгляд его упал на календарь.
Ни о чем не думая, Корнелий рассеянно скользнул по нему глазами и вдруг увидел, что красный майский квадратик сместился на одно число влево.
– Девятое мая… не десятое! У нее получилось! Варя, Варя! – Корнелий понял, что плачет, только когда слезы стали скользить у него по носогубной складке и попадать в рот.
