Текст книги "Череп со стрелой"

Автор книги: Дмитрий Емец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава вторая
Трагедия паучка и торжество комарика

Девушки, которые любят гениев, часто ошибаются. Они не понимают, что у гениев скверный характер, они грызут ногти, всегда сидят спиной к компьютеру, на вопросы отвечают невнятно, едят тушенку из банок, у них торчащие лопатки и всклокоченная голова. Если же гений, которого любит девушка, выглядит как-то иначе, имеет чистенькую голову, милую улыбку и трогательно играет на гитаре, то, скорее всего, это просто талант. Что, конечно, тоже неплохо.

Йозеф Эметс

Вадюша стоял у схемы маршрутов московских троллейбусов и самовлюбленно гладил себя по красной курточке. Раньше у него была желтая курточка, а недавно он прикупил еще и красненькую, и конечно требовалось все время ее гладить, чтобы курточка приручилась и полюбила Вадюшу хотя бы вполовину так же сильно, как он любит сам себя.

Приручение курточек было лишь одной из Вадюшиных граней. Он всегда был такой. Еще в школе мучительно гонялся за оригинальностью. Спал в шкафу на полке, писал домашку невидимыми чернилами и ужасно страдал, когда вынужден был делать нечто обыденное, например ехать в школу на трамвае.

Приласкав курточку, Вадюша погладил заодно и схему (вдруг ей будет обидно?), а затем загородил ее упитанной спинкой.

– Где с 59-го троллейбуса можно пересесть на 19-й? Ну, быстро! Три, два, один!

В памяти у Рины вяло шевельнулось и сразу задремало какое-то недоученное знание. Прочие младшие шныры, размазавшиеся по единственной большой аудитории, попытались подглядеть, однако неспортивной спины Вадюши с лихвой хватало, чтобы прятать самое важное.

– Не трогаем русалок,и Интернет тоже не терзаем своей тупостью! Подсказываю! 59-й идет от улицы Генерала Глаголева до метро «Сокол», а 19-й – от Крылатского до метро «Сокол». Улавливаете мою гениальную мысль?

Влад Ганич втянул ноздрями воздух, однако гениальную мысль Вадюши упустил и уловил лишь подгоревшую рыбу Суповны. Определить, что рыба подгорела, самой Суповне мешал насморк. Гоша же и кухонная Надя, имея большой опыт, молчали в тряпочку. Если сказать – последствия будут ужасные. Суповна решит, что это намек на то, что она плохо готовит. А раз плохо готовит, то она больше не нужна. Берегись, зыло! Добро берет топор!

– Ну? Кто знает? Я же подсказал! – потерял терпение Вадюша.

– Метро «Сокол»! – брякнул Кирилл. Он поддался на провокацию, не сообразив, что это слишком просто. Не стоит заглатывать наживку, которая так и просит, чтобы ее сожрали.

Вадюша, умиляясь, всплеснул ручками:

– Блестяще! Поздравьте юное дарование от моего имени!

Макар, под партой чистивший ногти выкидным ножом, зажал нож коленями и два раза вяло хлопнул в ладоши. Остальные от поздравлений воздержались: чувствовали, что что-то тут не так. Личико Вадюши становилось все злораднее, ноздри раздувались, верхняя губа отползала к носу, превращая попугайчика в бешеного кролика.

– Мало того что дарование пересело с нуля на ноль, потому что нельзя пересесть с троллейбусов, отправляющихся из одной точки, на этой точке!.. Мало того! Но это дарование еще и глушанули топориком где-то в районе дач художников! А почему? Кто знает почему?

На этот раз никто не высунулся, поскольку педагогический подход Вадюши подразумевал всеобщее тотальное незнание на фоне единственной звезды.

– А вот почему! На троллейбусном кольце у «Сокола» есть такое малю-у-усенькое… – губы Вадюши сладко вытянулись в трубочку, – зданьице пошленькой гражданской архитектуры. Приятно оно тем, что на втором этаже в стену вмурован эльб. Думаю, строителям не хватило других материалов. Ха-ха! Эльб довольно старенький и вялый, но на всякого появившегося рядом шныра доносит моментально. Так что с 19-го троллейбуса вас ссадят не позже «Октябрьского Поля» или, возможно, еще у эстакады через железную дорогу.

– Так где можно пересесть? – спросил Кирюша.

Вадюша закатил глазки, приготовившись воскликнуть нечто вроде «O tempora! O mores!», но тут карман курточки у него завибрировал, а с ним вместе вздрогнул и сам Вадюша. Достав телефон, он быстро написал кому-то сообщение и моментально проверил баланс. Вадюша вечно проверял баланс после каждого расхода. Он был возвышенный гений, которого плоть прибивала к земле. Молотком прибивала. По макушке. Метровыми гвоздями. Проверит баланс – и потом долго бубнит, что вот было 144,08 р., а теперь 141,99 р., и куда делись 3,91 р., одним эльбам ведомо.

– Так о чем мы говорили? Ах да, троллейбусы! Пересесть можно где угодно до остановки «Институт связи». Там маршруты расходятся. Собственно, только это и требовалось озвучить, – рассеянно сказал Вадюша и опять схватился за карман.

Шныры понимающе заулыбались. У Вадюши где-то в другом городе была девушка, с которой он переписывался сообщениями. Девушка, хотя ни разу в жизни не видела Вадюшу живьем, постоянно желала знать, что он делает. Раз десять в день минимум. Не потерялся ли он в большом городе? Не съело ли его выползшее из метрополитена чудовище? Не увела ли коварная конкурентка?

Рине всегда было любопытно, что Вадюша ей отвечает. Неужели пишет правду: «Не волнуйся, дорогая! Я занимаюсь опытами по нейтрализации боевой магии» или «Все в порядке, зайчик! Химичу с противоядиями и злюсь, что никто не хочет травиться, чтобы их проверить»! Но если не пишет правду, тогда получается, что он ей врет? А врать Вадюша очень даже может. Скажем, в соцсети, в которой девушка с ним и познакомилась, он вывесил такую удачную фотографию себя любимого, что Рина сама влюбилась бы в Вадюшу, если бы не видела его живьем двести пятьдесят раз в день.

– В общем, плохо, господа! Шныр, не знающий Москвы, равно как и других крупных городов, где у нас есть кое-какие закладки, – это смертник. Причем знать их надо буквально до подворотни!

– Но есть же компьютерные карты! – заявила Рина.

– Поверь, когда будет нужно, карты у тебя не окажется. Ни планшета, ни телефона. Только рана в плече, сумка с закладкой и седло от разбившегося пега… – Вадюша отвернулся к окну. По его лицу скользнуло что-то болезненное и затаенное.

Рина с Сашкой переглянулись. Они почувствовали, что Вадюша случайно рассказал часть своей истории. Истории о том, как его сбили, пег погиб, а сам он утратил веру в себя. Сколько раз Вадюша пытался снова сесть в седло, но – бесполезно. Его охватывал панический ужас, что его снова обстреляют и он разобьется. И ужас этот был так велик, что Вадюша ничего не мог с собой поделать. Сознание точно перемыкало.

– Ладно! – сказал Вадюша. – Теперь новый материал! Запоминайте, записывайте – делайте что угодно, мне плевать на это слюной! НО! Учтите! На очередном занятии я собираюсь зверствовать! Уметь определять породы должен каждый шныр, или на двушкеему делать нечего.

Жестом фокусника он убрал схему движения троллейбусов и мгновенно вывесил на доске другую.

Не тратя время на переписывание, Рина быстренько засняла схему на телефон и, утратив бдительность, стала болтать с Сашкой. Внезапно стол перед ней подпрыгнул. Кто-то ударил по нему кулачком. Рина удивленно вздрогнула и обнаружила перед собой красную курточку с полосатыми карманами.

– О чем я только что говорил? – дрожащим голосом спросил Вадюша.

– Когда?

– Сейчас! Сию минуту!

– О философии справедливости! – не задумываясь, выпалила Рина. – А еще о формировании всеобщего формирования в структуре гуманитарной модели личности!

По ошеломленному лицу Вадюши Рина поняла, что попала в точку.

– Откуда ты знаешь? Мысли читаешь?

– Э-э… ну вы всегда это говорите, пока класс что-нибудь переписывает.

Вадюша раздраженно посмотрел на нее и стал поворачиваться, собираясь с достоинством удалиться, но тут за спиной у Рины неосторожно хихикнула Алиса. Вадюша, как все неуверенные в себе учителя, не выносил смеха на уроках. Он подскочил на полметра и, метнувшись к Рине, потребовал:

– Значит, ты все знаешь? Прекрасно! А ну покажи свою тетрадь!

Рина поспешно закрыла тетрадь рукой. Она привыкла к тому, что в ШНыре конспекты не проверяются. По этой причине у нее образовалась привычка рисовать в тетрадях и записывать туда самые разные вещи. Да и вообще она с ужасом вспомнила, что на одной из предыдущих страниц имеется карикатура на Вадюшу. На ней он, босенький, пухленький, со складчатыми младенческими ножками, одетый лишь в трусики и галстук, воздев к потолку палец, объясняет Дионисию Белдо, что такое общественная мораль. Глава форта магов умиленно плачет, собираясь переходить на сторону добра, и под ним уже натекла лужа.

– Показывай! – повторил Вадюша.

– Не могу. Тетрадь моя. В ней много личного.

– Какого такого личного?

– Ну, в кого я влюблена и все такое, – терпеливо пояснила Рина.

– И в кого ты у нас влюблена на моем уроке? – сразу заинтересовался Вадюша. Он обожал такие темы.

– В вас, но исключительно как в источник знаний, – неосторожно брякнула Рина.

Это был удар ниже самолюбия. Вадюша, оскорбившись, толкнул коленкой стол.

– Чихать мне, в кого ты влюблена! Урок мой – значит, все тут мое! Давай сюда тетрадь!

Вадюша схватился за один край тетради, Рина – за другой. Некоторое время они тянули каждый в свою сторону. Вадюша был сильнее и наверняка победил бы, но за Рину вступился Сашка. Он прыгнул на стол животом и накрыл тетрадь своим телом.

– С ума сошел?! – зашипел Вадюша.

– Прошу прощения! Упал я! – объяснил Сашка.

– Вставай!

– Не могу! Там мышь!

– Какая мышь? Где? – ошарашился Вадюша.

– Под столом! Страшная такая! Глаза горят!

Услышав про мышь, Лара оглушительно завизжала и вскочила с ногами на сиденье, хотя не далее как вчера, поймав в пегасне в брикете с сеном крысенка, запустила его бегать к себе в рукав. Вадюша от визга поморщился, зажал уши, и этого оказалось достаточно, чтобы Рина, вызволив тетрадь, быстро ее спрятала.

Разгоряченный Вадюша, еще не ведавший, что тетрадь пропала, схватил Сашку двумя руками и стал сволакивать его со стола. Сашка, обняв стол, мешал ему.

– Папа, я сплю! Еще пять минут! – повторял он.

– Ах так! Ну сам виноват! – крикнул Вадюша и, в гневе сдернув с нерпирукав, схватился за льва.

Сашка в ответ схватился за своего льва. При этом он случайно задел и русалку. Оба льваи русалкане просто вспыхнули одновременно, окутавшись сиянием, но и соприкоснулись, потому что Вадюша, сдергивая Сашку со стола, схватил его за запястье, а тот, пытаясь вырваться, ударил своей нерпьюпо его нерпи. Нерпипритянулись, а в следующий миг ярчайшая, надвое разделенная вспышка сбросила Сашку на пол. Вадюша тоже повалился, но в противоположную сторону.

Через дальнее окно, не повредив стекла, в аудиторию ворвалось нечто. Слепо заметалось, врезаясь в стены, метнулось к Сашке и Вадюше, запрыгало между ними, а затем ткнулось в Сашкину нерпь, закрутилось вокруг нее, подлетело к потолку, сухо лопнуло и исчезло. Никто не успел ничего разглядеть. В момент хлопка помещение залил ослепительный свет, в котором исчезло все, даже ощущение реальности. Сашке показалось, что его погрузили в океан, на огромную глубину, и он медленно всплывает оттуда. Всплывая, Сашка ощущал леденящий холод, от которого у него деревенели пальцы и сковывало дыхание.

Медленно, очень медленно Сашка перевернулся. Немного полежал, глядя в потолок. Нерпь, раскалившаяся при прикосновении странного предмета, быстро остывала. Вадюша очнулся немного раньше Сашки. Он глупо улыбался и вертел головой. Лицо у Вадюши было обсыпано чем-то мелким, похожим на сахарную пудру. Сашка увидел свой раздавленный контейнер для шныровского боя. Видимо, пока они боролись, он выскользнул из кармана, а вспышка привела к взрыву его содержимого.

– Простите! – сказал Сашка.

Вадюша тихо, но упрямо покачал головой. Непростительность в этой тихости была просто зашкаливающей. Медленно приблизился к кафедре, достал свой портфель и сунул руку внутрь. Все ждали, что он достанет. Вдруг шнеппер, чтобы убивать Сашку? Вадюша достал белый батон местной копытовской выпечки и стал его быстро поедать. Ел он не просто жадно, а заталкивал хлеб в рот обеими руками. При этом смотрел прямо перед собой остекленевшими глазами, и выражение лица у него было непонятное.

– Эй! – окликнула Лена. – Все хорошо? Запить не надо?

Вадюша упрямо замычал, давясь хлебом.

– Что будем делать? – шепотом спросила Рина.

Делать ничего не пришлось. Дверь аудитории распахнулась. Вбежала Кавалерия. Повела она себя странно. Не задавая никаких вопросов, задрала голову и стала внимательно, метр за метром, обследовать стены и потолок. На потолке и стенах Сашка видел многочисленные следы копоти, оставшиеся в тех местах, где в них врезался непонятный раскаленный шар.

Вадюша глупо хихикнул и выплюнул кусок батона.

– А я вот вас ненавижу! И даже, быть может, задушу! Только вот докушаю! – ласково сообщил он Кавалерии.

Услышав такое, Кавалерия отвлеклась от потолка, внимательно посмотрела на засыпанный белой пудрой подбородок Вадюши и, наклонившись, стала изучать раздавленный контейнер Сашки.

– Песок? Родниковая вода? Корни камышей? Пыльца? Из Межгрядья, конечно, тоже что-то есть? Для перепада, да? С минеральных экспонатов накрошил, которые в банках у моего кабинета? – со знанием дела спросила она.

– Да, – убито подтвердил Сашка.

– Все! Я покушал! Иду душить! – сказал Вадюша и, вытянув руки с полусогнутыми пальцами, направился к Кавалерии. Сашка бросился загораживать ее, но Кавалерия отодвинула его в сторону и бесстрашно шагнула навстречу Вадюше.

– Дед бил-бил – не разбил! Баба била-била – не разбила! Мышка бежала, хвостиком махнула, яичко упало и разбилось… – быстро сказала она.

У Вадюши как-то странно затряслись плечи. Он сделал еще два шага и остановился. Его вздрагивающие пальцы почти касались шеи Кавалерии.

– Дед плачет, баба плачет… Все плачут! Трагедия! – с напором продолжала Кавалерия.

Вадюша замахал руками. По его щеке, отделившись от глаза, скользнула первая прозрачная капля.

– Я… я не перенесу! Замолчите, прошу вас! – взмолился он и, подняв батон, горестно вцепился в него зубами. Он уже не столько ел, сколько глодал его точно кость. Потом вспомнил, что Кавалерия осталась недодушенной, и метнулся к ней.

Кавалерия этого ждала. Она несколько отступила от Вадюши и негромко, точно напоминая сама себе, произнесла:

– Подлетает к пауку, саблю вынимает, и ему на всем скаку голову срубает!

Вадюша остановился и зарыдал в голос. Потом повалился на пол. Лопатки у него вздрагивали.

– Убил! Совсем! Саблей! Зверь! Паучка! – повторял он и бился лбом об пол.

Кавалерия аккуратно подсунула ему под лоб выроненный батон.

– Голову надо беречь! И пол тоже! До очередного сноса ШНыра еще много лет. И потом, на полу наверняка есть микробы, а ты их раздавишь!

Лучше бы она воздержалась от уточнений, потому что Вадюша носом отпихнул батон, издал душераздирающий вопль и опять боднул пол. Чем больше он бодался, тем больше микробов давил. А чем больше давил тем больше страдал. Ситуация тупиковая.

– И надолго это с ним? – озабоченно спросил Сашка.

– Смотря сколько пыли вдохнул. Ты случайно изготовил оглупляющую пыль мгновенных прозрений. Когда человеку, например, кажется, что он ненавидит дедушку за то, что тот в детстве не купил ему мыльные пузыри! – сказала Кавалерия.

– А почему он все время ест?

– Побочный эффект! Страдает и пытается получить из еды концентрированное счастье. Ну, хватит его мучить! – Кавалерия поманила к себе Даню и Кирилла. – Мальчики! Отведите Вадюшу в его комнату! Если будет отбиваться, рассказывайте ему любую трагическую сказку, только, по возможности, без людоедства. Он сейчас впечатлительный. Все попытается воплотить.

– Хлеб отбирать? – спросил Кирюша.

Вадюша угрожающе зарычал, продолжая ронять на батон слезы.

– Отбирать? Только если у кого-то есть лишнее здоровье! Истинные страдальцы часто склонны к превышению самообороны.

Кавалерия повернулась, собираясь выйти вслед за Вадюшей, но вдруг застыла на месте. Ее взгляд упал на участок стены сразу над дверью, куда раньше она не смотрела. Кавалерия вцепилась в очки, будто это могло изменить изображение.

– Вот оно! Видели? – прошептала она.

На белой штукатурке ясно обозначился череп. Не смазанная копоть, как в других местах, а именно очертания черепа. Пустые глазницы, впадина носа.

– Здесь он исчез! – сказал Сашка.

– Кто?

– Не знаю. Все было слишком быстро. Заметался, ударился об меня и исчез…

Кавалерия подошла к стене, протянула руку, точно собираясь ощупать след копоти, но делать этого не стала и спрятала руку за спину. Она стояла и тоскливо разглядывала провалы пустых глазниц.

– Как онвообще здесь оказался? Что его позвало? – спросила Кавалерия.

– Их нерписоприкоснулись. Вот его и его! – Фреда бесцеремонно ткнула одной рукой в Сашку, а другой в дверь, за которой исчез Вадюша. – А у них львыпылали!

– И моя русалка! – договорил Сашка.

– Два льваи русалка? Вот так вот сразу?

Сашка осторожно кивнул.

– Тройное слитное сияние? При том что не было произнесено ни одного желания и магия боевых львовне задействована?! То есть просто пробудили кучу магии, не дав ей определенного задания? – медленно и раздельно повторила Кавалерия.

За толстыми стеклами очков ее глаза казались выпуклыми, пристальными.

– Э-э… Ну да! – согласился Сашка, сообразивший, что львовони действительно не использовали. Да и русалкутоже.

– Поздравляю! Что я еще могу сказать? Пять баллов! – Кавалерия дернула косичкой и вышла из аудитории.

Переглянувшись с Сашкой, Рина коснулась его руки, чтобы он оставался на месте, и метнулась за директрисой. Кавалерию она догнала на лестнице. Та быстро поднималась, высоко вскинув подбородок. К Рине она даже не повернулась. Просто остановилась:

– Болезненное любопытство?

– Не, не болезненное, – поспешно ответила Рина.

– Лучше, чтобы болезненное! Повод для этого есть. Выбросом энергии вы привлекли сюда самый неудачный уникум, отлитый Митяем Желтоглазым, – череп со стрелой. – Кавалерия взглянула на свою нерпь. Рука со скипетромслабо серебрилась, улавливая недавнее присутствие чего-то родственного.

– Но почему этот уникум…

–  Нерпи, милочка, соприкоснувшиеся нерпи! Такой выброс энергии – как костер в темноте: отовсюду видно.

– Он перемещается сам? У него нет хозяина? – недоверчиво спросила Рина.

– Представь себе. Впрочем, хозяев он себе порой находит. А еще быстрее теряет. Я помню, как видела его в последний раз. Парень висел на пиках ограды, пробитый насквозь, а над ним метался этот череп. Мне было тогда шестнадцать, и этого парня я хорошо знала. Он был средний шныр, а я младший. Пики потом спилили.

– А зачем Митяй отлил этот уникум? Ведь не для того же, чтобы… – недоверчиво спросила Рина.

Кавалерия стянула очки, массируя оставленные ими вдавленные следы.

– Ну конечно нет! Митяй был первошныр! И этим все сказано! Для первошныра спать на голой земле, год питаться гнилыми сухарями или навеки лишить себя какой-либо радости было делом самым естественным. Короткое усилие воли, сказать себе «это надо для двушки!» – и все. Митяй не видел в этом подвига. И потому ему новый уникум оказался по плечу. Но Митяя больше нет, а все остальные, кого касается череп, разлетаются вдребезги! Герой должен стоить своего меча, или тот его уничтожит. Вот почему я сказала, что Митяй сотворил неудачный уникум. Идеальным людям свойственно считать, что все вокруг тоже идеальны.

– Но если отдать его тому, кто достоин…

– Отдать? Каким, интересно, образом? Сачком его поймать? Череп– единственный уникум полного растворения!

Кавалерия нетерпеливо протянула руку, точно втыкая ее в воздух. На мгновение ее рука перестала быть видна, а затем появилась уже со стаканом. Обычный такой столовский стакан – гость из царства Суповны.

– В стакане вода. Бросаем соль (соль в солонке возникла таким же неожиданным образом), перемешиваем, пока не растворится… Соль осталась? Безусловно! Но пока вода не испарилась, увидеть ее невозможно. Так и черепнельзя отнять у владельца, пока он жив.

– То есть нового хозяина он себе пока не выбрал? Ну, раз летает и все такое?

Прежде чем ответить, Кавалерия попробовала соленую воду языком и поморщилась:

– Не знаю. Во всяком случае, меня он в известность не поставил. Ты не видела: он коснулся кого-то?

Рина не видела. Вместо этого она спросила, какие у уникума свойства.

Кавалерия строго посмотрела на нее вначале сквозь очки, а потом и поверх них. Видимо, поверх очков Рина показалась ей более соответствующей сложившемуся впечатлению, потому что на этом втором варианте Кавалерия и остановилась.

– Свойства такие: вызывать воспаление заинтересованности у юных особ с большим самомнением, – сухо отрезала она, на чем разговор и завершился. Больше Рина ничего не узнала.

А несколько дней спустя Даня случайно застал Кавалерию в единственной шныровской аудитории. Она стояла и глядела на копоть на стене, а в руках у нее было ведерко с краской и кисть.

Почувствовав, что в аудитории она уже не одна, Кавалерия вздрогнула, строго посмотрела на Даню, а затем влезла на стул и стала решительно замазывать похожий на череп след.