Текст книги "Дракончик Пыхалка и Великий Мымр"

Автор книги: Дмитрий Емец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 7
Ночь

Последний фрагмент волшебной мозаики, которую разыскивал Великий Мымр, был у Маши. Она вошла в комнату, бережно сжимая его в ладони.

– Мымр не должен это получить! Ни в коем случае! – сказала она.

– Я знаю одно отличное место, где его можно спрятать! – заявил пупс.

– И какое? – подозрительно спросила кукла Оля.

– У меня в карманах! Я в них часами роюсь и ничего не могу найти!

Зайчики захихикали, но когда на них посмотрели, они быстро спрятались в свои кроватки-варежки. Синеус и Трувор были робкие, «такие робкие, что даже попугать нельзя», говорил иногда Куклаваня.

– Пусть лучше волшебная мозаика будет у меня. Я сумею ее защитить, – и Пыхалка выдохнул раскаленную струю огня.

Дракончик попросил Машу завязать осколок в платок, а платок обмотать вокруг его шеи, что девочка и сделала.

Когда Маша уснула, под кроватью у нее состоялось очередное совещание.

– Будем нести стражу по очереди, чтобы Мымр не застал нас врасплох! – заявил Пыхалка. – Вначале я, потом Ученичкин, а под утро Куклаваня.

– Почему это я под утро? Я хочу прямо сейчас! – запротестовал пупс.

Он был очень скандальный. Если бы Пыхалка сказал «под вечер», Куклаваня и тогда возмутился бы и спросил: «Почему под вечер? Хочу под утро!»

– Сиди и молчи себе в тряпочку! – строго сказала кукла Оля.

Куклаваня некоторое время размышлял, не разругаться ли ему с Олей, но вспомнил, что у него скоро день рождения, и решил отложить ссору на потом.

– Я тоже буду начеку всю ночь. Даже когда я сплю, я все слышу! – похвасталась Дуся.

Пупс фыркнул.

– Слыхали мы эти сказки про кошек! Слышит она! Пока тебе на хвост не наступят, ты не проснешься!

– Куклаваня! Снова ты за свое! – Оля подбоченилась. – Ты хоть раз в жизни сказал что-нибудь хорошее?

– А ты хоть раз в жизни не полезла с замечаниями? – И пупс, передразнивая ее, подбоченился.

– А правда, Куклаваня, – заинтересовался Ученичкин, – ты сказал что-нибудь хорошее?

– Я над собой работаю! Каждое утро тренируюсь по нескольку часов! – соврал пупс.

– И как?

– Пока никак. Если бы Олька каждый день кормила меня обедами, может, я и стал бы вежливее, а так фигли!

– А ты хоть раз сказал «спасибо» после еды? – рассердилась Оля. – Хоть раз?

– Ну вот, опять пошли счеты! Ненавижу мелочность! Из меня вежливость так и прет, только вы этого не замечаете! – поморщился Куклаваня.

Пупс обиженно отправился в свой ботинок и завалился спать. Пыхалка дождался, пока все лягут, и стал прохаживаться по комнате, прислушиваясь ко всем шорохам и звукам.

В ботинке похрапывал Куклаваня. В кроватках-варежках посапывали зайчики. Ворочался в поскрипывающем гамаке Ученичкин. Кошка Дуся промяукала во сне: «Какая милая эта Дуся, не правда ли?» Одна кукла Оля спала бесшумно и сосредоточенно, как спят уважающие себя куклы.

Было темно, но для дракончика это не было помехой – он отлично видел в темноте.

В два часа ночи Пыхалка сдал свой пост Ученичкину. Ученый гном надел очки, взял книгу и уселся с фонариком на крыльце. Он продежурил до четырех утра, а потом растолкал Куклаваню. Пупс вылез из ботинка пасмурный и недовольный. Он был в тулупчике, с кастрюлей-шлемом на голове и в валенках. За поясом у него торчал пистолет с липучкой, а за спиной висело ружье с пистонами.

Ученичкин осветил Куклаваню фонариком и сел на пол.

– Ты чего это вырядился?

– Ничего не понимаешь в охране – вот и молчи! – заявил пупс и стал разгуливать по комнате, поправляя сползавшую на нос кастрюлю.

Ученичкин покачал головой и отправился спать. Пока Куклаване нравилось играть в сторожа, он ходил по комнате, целился по углам из игрушечного ружья и покрикивал: «Стой! Кто идет? Стрелять буду!» Вскоре пупсу наскучило, что никто не видит, какой он хороший сторож, и он вначале снял с головы кастрюлю, потом стащил тулупчик, а еще через некоторое время расстался с ружьем и пистолетом. Он вскарабкался на кресло и поуютнее устроился.

«Буду охранять отсюда! Мне всю комнату видно, а меня никому!» – решил пупс и… через минуту похрапывал.

Едва пупс уснул, как кто-то заглянул с улицы в покрытое изморозью окно. Одно это уже пугало, ведь Маша жила на седьмом этаже! А если добавить, что у того, кто заглядывал в стекло, было красное бугристое лицо, лысый череп, а за спиной равномерно вздымались черные крылья, то станет ясно, что это был сам Великий Мымр!

Глава 8
Новый завуч

Великий Мымр продышал в изморози небольшую дырочку и долго наблюдал за комнатой лишенными век глазами, светившимися красным огнем. За спиной у него упруго зачерпывали воздух два черных крыла. Мымр смотрел на кровать, на которой, укрытая одеялом, спала Маша, на кукольный домик, на заснувшего в кресле пупса, и его рот растягивался в ухмылке.

– Ненавижу маленьких детей и их игрушки! Ничего, соберу мозаику и смогу распоряжаться судьбой Сказочного мира!

Мымр омерзительно захохотал, но, спохватившись, замолк, чтобы не разбудить Машу.

– Фрагмент мозаики у них где-то здесь, я чую… Но отнять его нельзя – тогда колдовство потеряет силу. Нужно устроить так, чтобы девчонка отдала его сама.

Мымр еще раз просверлил пылающим взглядом комнату, потом через стекло, оставшееся целым, просунул руку в комнату и погрозил пальцем спящей Маше так, что тень от пальца упала ей на лицо.

– Мы еще с тобой встретимся, отвратительная, глупая, двурукая девчонка! Ты сама принесешь мне его на блюдечке!

Мымр скрипуче засмеялся и, хлопая крыльями, улетел на крышу ближайшего дома. Разворачиваясь, Мымр задел крылом стекло. Куклаваня проснулся и ошалело закрутил головой.

– Стой! Кто идет? – крикнул он.

Никто не ответил.

– Наверное, порыв ветра. Какой я чуткий, мимо меня и муха не пролетит! – решил пупс и стал дальше ходить по комнате с игрушечным ружьем.

Когда ему это снова наскучило, он прокрался к окошку куклы Оли и выстрелил пистоном. Оля и Ученичкин в пижамах выскочили из домика и увидели сидевшего на крыльце довольного Куклаваню с игрушечным ружьем.

– Шутка-нанайка! – радостно сказал пупс. – Ложная боевая тревога! Можете укладываться спать! Когда заснете, снова потренируемся!

– Что? Ложная тревога? А я-то как испугалась! Вот я сейчас потренируюсь! Всю дурь из тебя выколочу! – закричала Оля и бросилась на Куклаваню с поварешкой.

– Караул! Нападение на охраняемый пост! – завопил пупс, удирая от нее на коротеньких ножках.

Так закончилась ночь. Когда же наутро никаких следов нападения Мымра не обнаружилось, друзья решили, что он не сумел преодолеть барьера между мирами, и обрадовались.

– Или просто заблудился в Москве, – предположила кукла Оля. – Москва такой город, что в нем любая мымра заблудится, великая она или не очень.

– Но на всякий случай нужно быть настороже! – предупредил Пыхалка.

Осколок волшебной мозаики оставался привязанным у него к шее, и дракончик не собирался с ним расставаться.

* * *

В понедельник Маша впервые после зимних каникул пошла в школу. Когда она выходила из дома, к подъезду, чихая и буксуя в неубранном снегу, подъехала старенькая машинка. Из нее, прихрамывая, выбралась старушка в немыслимых шоферских очках, которые носили гонщики полстолетия назад. Это была Артемида Павловна, мать Пирожкова. Маше она напомнила ворчливую фею из сказки – с крючковатым носом и пронзительным взглядом.

Маша быстро поздоровалась, буркнув «добрый день», и пошла к школе. Она шла и чувствовала, как старушка, остановившись у подъезда, смотрит ей в спину…

Неожиданно возле уха Маши просвистел снежок. Маша обернулась, думая, что это соседский мальчишка, и увидела, что Артемида Павловна жонглирует еще тремя снежками. Причем жонглирует не как в цирке, а как-то иначе. Маша едва не поскользнулась, когда обнаружила, что руки у старушки в старомодной муфте, а снежки сами пляшут в воздухе.

– Будь осторожна, девочка! Тебя ждут испытания! – После этих загадочных слов мать Пирожкова отвернулась и, взглядом захлопнув дверцу машины, направилась в подъезд.

Недавно, до того, как появился Пыхалка и она узнала, что ее игрушки умеют разговаривать, Маша удивлялась чудесам. Но после путешествия на остров Буян перестала. К чудесам быстро привыкаешь, и они становятся само собой разумеющимися. Правда, порой Маше начинало казаться, что чудом является вся наша жизнь, и это и есть настоящее чудо.

Странная старушка немного задержала Машу, и в школу девочка пришла перед самым звонком. К ее удивлению, никто в классе не шумел. Даже двоечники Чубриков и Лодкин сидели тихие, как мышки.

Учительница Анна Ивановна выглядела взвинченной, но героически держала себя в руках. Губы у нее слегка прыгали, а брови были сомкнуты, как у снайпера на первом задании.

– Свиридова! Быстро на свое место! К нам в класс сейчас придет новый завуч! Он сегодня первый день на работе и сразу захотел присутствовать на уроке!

Маша слегка удивилась, но не особенно. Она знала, что у учителей время от времени бывают контрольные уроки, когда на последних партах сидят всякие тетеньки и строго пишут что-то в тетрадках. В такие дни учителя бывают нервными, говорят отчетливыми голосами и вызывают самых лучших учеников.

«Хорошо, что я не взяла с собой пупса! Он бы им устроил контрольный урок!» – с облегчением подумала Маша, но тут кто-то легонько дернул ее за платье. Из рюкзака выбрался Куклаваня и деловито оглядел видные ему из-под парты ряды ног.

– Не ждала? – ехидно спросил он у Маши. – А Ольки-то, между прочим, со мной нет! Некому будет меня щипать и уши откручивать тоже некому!

Маша почувствовала, как у нее вспотел лоб. И почему она дома не догадалась заглянуть в рюкзак? Ей уже тогда показалось подозрительным, что пупс не путается у нее под ногами, как это бывало всегда.

– И что мне теперь с тобой делать? – шепотом спросила Маша.

– Представь, что я твой внучатый дедушка, который проходил мимо школы и решил заглянуть на урок. – Куклаваня потер ручки.

Маша хотела приказать внучатому дедушке немедленно спрятаться в рюкзак и просидеть там до конца уроков, но поймала на себе строгий взгляд учительницы. Дверь класса открылась. В класс решительно вошел грузный мужчина. Он был двухметрового роста, горбатый, в мешковатом пиджаке с болтавшейся на рукаве этикеткой, в очках с толстыми стеклами и с густой бородой, скрывавшей лицо, начиная от глаз. Во всем его виде было что-то зловещее и непреклонное, или это ответственная профессия завуча наложила свой отпечаток?

– Продолжайте заниматься! – сказал он глухо и, пройдя мимо учительницы, направился за заднюю парту.

Маше показалось, что, проходя мимо нее, он чуть дольше, чем нужно, задержал на ней тяжелый взгляд.

– Ну и завуч! Я уж было подумал, что это Злыдень-папа явился не запылился! – выдохнул из-под парты Куклаваня.

– Пупс, ты когда-нибудь будешь серьезным? – прошептала Маша.

– Не дождешься!

– На… начинаем урок экологии! – взяла себя в руки Анна Ивановна, кроша в руках мел. – Любите ли вы, ребята, природу?

– Любим! – заорал класс так громко, что новый завуч поморщился и озабоченно потрогал уши.

– А я терпеть не могу! – проворчал он.

– Я буду задавать вопросы, а вы отвечайте, – с преувеличенной бодростью продолжала Анна Ивановна. – Договорились? Итак, первый вопрос: у кого язык длиннее туловища?

– У Чубрикова! – закричал Лодкин.

– Нет! У Лодкина! – закричал Чубриков.

– Неправильно, самый длинный язык у хамелеона! – покачала головой Анна Ивановна. – Следующий вопрос. У кого уши на ногах?

– У Чубрикова! – сказал Лодкин.

– Заткнись! У Лодкина! – завопил Чубриков.

– Уши на ногах – у кузнечика! – сердито сказала Анна Ивановна. – Кто чемпион по долгожительству?

– Чубриков! – моментально откликнулся Лодкин, любивший проверенные временем шутки.

Чубриков стал открывать рот. Анна Ивановна прекрасно представляла, что он сейчас скажет.

– Миша, у тебя есть другие идеи? – ледяным голосом спросила она.

Чубриков торопливо закрыл рот. Он понял, что если вякнет хотя бы звук, то чемпионом по долгожительству ему точно не стать.

– Черепахи! – крикнула Катя Сундукова, очень умная юная девица с косичками.

– Молодец, Сундукова! – обрадовалась Анна Ивановна. – Какие птицы зимой потомство выводят!

– Страусы в зоопарке! – громко подсказал Куклаваня.

Анна Ивановна на всякий случай мрачно посмотрела на Лодкина и Чубрикова, но те сидели с лицами замаринованных буратинок. Да и вообще, хоть голос и принадлежал мальчику, но шел из той части класса, где сидели одни девочки.

– Неправильно! – сказала Анна Ивановна, обводя глазами класс. – Правильный ответ: клесты и зимородки. Что используют пчелы и осы как закрепитель при строительстве сот?

– Чубрикова! – сказал оставленный в покое Лодкин.

Чубриков вспомнил взгляд Анны Ивановны и на всякий случай промолчал.

– Слюну!

– Правильно, Сундукова. Каких насекомых зовут как животных?

– Жук-олень и жук-носорог! – сказала Маша, вспомнив, что смотрела об этом кино.

– Молодец, Свиридова! Есть ли у комара зубы?

– Нету, у него хобот!

– Неправильно. У комара 22 зуба!

– Какую птицу называют кошкой?

Куклаваня хотел было завопить из-под парты, что Дусю, но Маша вовремя закрыла ему рот ладонью.

– Сову, – сказала она.

– Правильно, Свиридова. У кого самое сильное обоняние?

– У бабочки! – первой догадалась Катя Сундукова.

Анна Ивановна снова заглянула в свою книжку:

– А самый сильный яд у кого?

– У Пантагрыза, – загадочно проворчал под нос новый завуч.

Учительница, не расслышав, посмотрела в его сторону и увидела, что завуч барабанит пальцами по столу. «Недоволен знаниями детей! Какой ужас!» – подумала она.

– Самый сильный яд – у тигровой змеи, – торопливо сказала она. – А теперь самое простое. Помните, что такое овощи и фрукты? Приведите пример овоща!

– Варенье! Оно не растет на деревьях! – снова завопил пупс.

– Варенье – не овощ и не фрукт. Варенье – имя существительное! Мысли, Свиридова! Думай! – раздраженно сказала Анна Ивановна, решившая, что это кричит Маша.

Маша, видя, что Куклаваня никак не угомонится, нырнула под парту и стала воевать с пупсом, стараясь затолкнуть проказника в рюкзак.

– Свиридова! Что ты делаешь под партой? – вскипела Анна Ивановна. – Вначале болела, а теперь мешаешь одноклассникам! Еще одно замечание – и выйдешь из класса!

Дима Булкин с соседнего ряда погрозил Маше кулаком. Он был безвылазным, хотя и старательным троечником и считал, что в этом виноват не он, а те, кто мешает ему получать образование.

Куклаваня в рюкзаке утихомирился и до конца урока просидел смирно. Маше хотелось посмотреть, чем он там занимается, но она не могла заглянуть под парту, чтобы не рассердить учительницу. Как оказалось, молчание пупса объяснялось просто: все время, пока шел урок, проказник разрисовывал ее дневник.

– Зачем ты это сделал? Совсем в голове ваты не осталось? – набросилась на пупса Маша.

– И чего ты злишься? Я хотел, чтобы было красиво, – миролюбиво сказал Куклаваня. – Скажи: красиво?

– Красиво! – мрачно признала Маша.

– Ну вот видишь! С тебя шоколадка!

Не успела Маша ответить, как увидела, что к ней идут учительница и новый бородатый завуч.

– Свиридова! – с беспокойством сказала учительница. – Игорь Максимович хочет поговорить с тобой о твоем поведении. Пойдешь с ним в его кабинет.

Ощущая себя приговоренной к смерти, Маша понуро следовала за огромной сутулой спиной завуча. Анна Ивановна пожалела ее.

– Игорь Максимович, вы с ней не строго! – крикнула она, догоняя завуча. – Она вообще-то хорошо учится, и поведение у нее нормальное!

– Сам разберусь! Не путайся под ногами! – прогудел завуч, отодвигая учительницу в сторону. От такой грубости Анна Ивановна вспыхнула и застыла столбом, а завуч уже завел Машу к себе в кабинет и захлопнул дверь.

Маша оказалась в небольшой комнате с географическими картами на стенах, компьютером и графиками успеваемости по классам.

«И Куклавани нет!» – тоскливо подумала Маша. Ей захотелось оказаться далеко-далеко отсюда.

Огромный завуч повернулся к девочке и навис над ней, как подъемный кран над маленьким домиком.

– Я не собираюсь тебя ругать! Мне все равно, как ты вела себя на уроке. Я хотел поговорить с тобой как со взрослым человеком! – проскрипел он.

– О чем? – спросила Маша, почувствовав некоторое облегчение.

– Видишь ли, я давно интересуюсь археологией, и мне хотелось бы открыть в школе археологический музей. Ребята могли бы приходить и любоваться на древние булыжники, ископаемые кости, обломки копий и другой никому не нужный хлам. Правда, здорово?

– Здорово, – осторожно согласилась Маша.

– Я рад, что тебе понравилось, – в голосе завуча послышалось облегчение. – У тебя дома случайно нет какой-нибудь древности? Каменного топора, шкуры саблезубого тигра или… какого-нибудь интересного кувшина?

Последние слова Игорь Максимович произнес таинственным шепотом и с особенным придыханием.

– Я не знаю… Я поговорю с папой, – пообещала девочка.

– Нет, не надо! Лучше я сам вечером загляну к вам домой. Посмотрю, что у вас есть для музея. Особенно меня интересуют небольшие кусочки керамики с рисунком. У тебя нет чего-нибудь похожего?

– Кажется, есть… – Маша вспомнила волшебную мозаику и спохватилась. – Нет, нету…

– Так есть или нет? – Игорь Максимович вперил в нее горящий взгляд.

Любопытство к осколкам было подозрительным, но девочке льстило, что с ней говорят, как со взрослой. «Ведь он же не Мымр, почему бы не отдать ему волшебную мозаику? У него она будет в безопасности!» – мелькнула у девочки мысль, показавшаяся ей удачной.

– Она ведь у тебя не с собой? Согласись, глупо таскать с собой кусочки керамики! Тебе-то они ни к чему, а мне бы пригодились.

Маша хотела ответить, что мозаика у нее дома, но увидела под столом за спиной у завуча неизвестно как очутившегося здесь Куклаваню. Пупс делал страшные рожи. Скорее всего пытался сообщить Маше что-то важное, потому что размахивал руками так, будто собирался взлететь.

Маша присмотрелась к Игорю Максимовичу и заметила то, чего сам он пока не видел, – что край его густой бороды отклеился и под ней возникло красное бугристое лицо, то самое, которое она уже видела в зеркале.

– У меня нет никакой мозаики!

– А я говорю: она у тебя! – взревел завуч.

Девочка стала незаметно пятиться к дверям. Лжезавуч медленно надвигался на нее, вытягивал руки и повторял: «Отдай, отдай его мне!»

Видя, что Маше грозит опасность, Куклаваня выскочил из-под стола и опутал чудовищу ноги куском бечевки. Лжезавуч споткнулся и растянулся во весь рост.

Воспользовавшись замешательством завуча, Маша выскочила в коридор. За Машей вышмыгнул пупс, которого она подхватила на руки.

Завуч метнулся следом. У дверей он застыл, провел по лицу рукой и, увидев, что борода отстала, посерел от злобы. Проскрежетав: «Проклятая девчонка!», он ударил кулаком по столу и через стекло прыгнул в окно. Уже в полете его пиджак лопнул. Взметнулись черные крылья.

Когда на звон разбитого стекла в учительскую прибежала уборщица, на полу между осколками лежала похожая на тряпку фальшивая борода. И это было все, что осталось от нового завуча Игоря Максимовича.

Глава 9
Начало славных дел князя Пирожевского

– Гой еси, славный князь! Тьфу! Да просыпайтесь же, Петр Петрович!

Пирожков открыл глаза. Над ним склонилось румяное лицо Авдохиной. В руке его соседка держала стакан молока.

– Это из Молочной речки с кисельными берегами. Пришла вас угостить! – сказала Авдохина. Продавщица была ранней пташкой – таких людей обычно называют жаворонками, Пирожков же просыпался поздно и любил поваляться в постели – таких называют совами.

Пирожков отхлебнул молока и, скривившись, спросил:

– А пивного болотца у них тут нету? Я бы из него с большей радостью хлебнул.

Снаружи донесся понимающий хохот богатыря Святозара, который чистил коней.

– Слышь, Баба-Яга! Приезжий богатырь спрашивает: пивное болото у нас на Буяне есть? – радостно окликнул Святозар Бабу-Ягу.

– Я вам покажу пивное болото, шаромыжникам! Им подвиги совершать, а они в пивном болоте увязнуть хотят! – возмущенно заворчала Яга.

Пирожков выглянул в окно. Избушка за ночь ушла из леса и нетерпеливо перетаптывалась там, где сливались воды двух рек – Семиструйной и Молочной с кисельными берегами.

Пирожков спустился с печи и привычным движением, только слегка запутавшись в рукавах, надел кольчужную рубашку.

– Выспался, племяш? Самобранку-то расстилать? – забеспокоилась Баба-Яга.

Жизненный опыт подсказывал ей, что мужчин всегда нужно кормить, поить и укладывать спать.

– Что будем делать с Мымром? Придумала, бабушка?

Баба-Яга смотрела на него одобрительно.

– После завтрака скажу. На голодный-то желудок и ухо не работает! – пообещала она и, вытащив из сундука скатерть-самобранку, расстелила ее на столе.

На скатерти появились пироги с капустой, квас, щи и сибирские пельмени. Авдохина ахнула. Она с легким недоверием взяла пирожок, понюхала и осторожно откусила. На лице у нее появилось удовольствие, смешанное с удивлением, и через полминуты они с князем Пирожевским уже жадно уплетали все, что стояло перед ними.

– Угощайтесь, милки, угощайтесь! Вон травки возьмите волшебной, от нее молодеют, все хвори и недуги покидают, силушка приходит, – одобрила Баба-Яга.

– Как же Святозар? Давайте его тоже пригласим! – забеспокоилась вдруг Авдохина, вскакивая.

– Не полошись! – успокоила ее Баба-Яга. – Я Святозару поесть на двор вынесу. Он так тяжел, что, коли войдет, у моей избы ножки подломятся.

Вскоре завтрак был закончен, и Пирожков с Авдохиной почувствовали сытость необыкновенную. Но это была не городская сытость, граничащая с обжорством, от которой клонит в сон, а сытость особенная, деятельная, побуждающая совершать подвиги.

– А грязные тарелки? Давайте я помою! – самоотверженно вызвалась Авдохина, чувствовавшая себя обязанной старушке.

– Что за блажь их мыть? Вот уж чего никогда не делала! – удивилась Баба-Яга. Она свернула скатерть с четырех концов, и грязные тарелки исчезли сами собой.

– Хорошая вещь скатерть-самобранка! Поел – и никаких проблем! Хочешь разговаривай, хочешь книжку читай, – умилилась Антонина Петровна.

К книжкам у Авдохиной было особенное отношение. Она отзывалась о них уважительно, но брала в руки редко. Еще в детстве Авдохина взяла почитать томик русских сказок, но сказки завалились за диван и пролежали там четыре года.

– Теперь, милки, и о деле поговорить можно! – Баба-Яга поманила всех к себе.

Святозар, которому не разрешали войти в избушку, сидя на коне, просунул в окно голову.

– Всю ночь я продумала, да только утром придумала. Правду люди бают, что утро вечера мудренее. Смотрите-ка в блюдце…

Старушка взяла блюдце и, что-то прошептав, пустила золотое яблочко. Друзья увидели сырую пещеру с низкими сводами. На стене была выложена мозаика с грифоном – грозным полульвом-полуорлом. Грифон был почти закончен: не хватало только глаза.

– Что это? – с интересом спросил Пирожков.

– В мозаике заключен могущественный дух хаоса, который вырвется на свободу, когда мозаика будет собрана. – Баба-Яга сдвинула кустистые брови. – Когда-то этот дух почти уничтожил остров Буян, но Одинокий Волшебник сумел разгадать его тайну и рассыпать мозаику по всей земле.

– Откуда ты все это знаешь, Баба-Яга? – удивилась Авдохина.

– Старость многое знает, да мало что рассказывает! – вздохнула Баба-Яга. – Кабы люди на чужом опыте учились, так и дураков не было бы. А так куда ни глянь – все об один пень лбы расшибают.

– А откуда взялся Великий Мымр? – спросил Пирожков.

– Откуда взялся – там уже нет! – со вздохом ответила Баба-Яга.

– Зачем Мымру вызывать древнего духа? Ведь дух так же опасен для него, как и для всех остальных, – удивился Святозар.

– Мымр надеется с его помощью стать повелителем мира. Жажда власти затуманила ему глаза.

– Так что же нам делать, бабушка? Если бы снова можно было рассыпать ту мозаику… – забеспокоился князь Пирожевский.

Баба-Яга укоризненно посмотрела на него и ткнула ему пальцем в лоб.

– Сам спросил – сам и ответил! Коли так – стоило ли рот открывать?

Богатырь Святозар разразился хохотом, от которого избушка на курьих ножках заходила ходуном:

– Ну и Баба-Яга! Отшила – как к стене пришила!

И развеселившийся Святозар хлопнул избушку на курьих ножках ладонью по подоконнику. Рассердившаяся избушка запыхтела от злости. Из трубы у нее пошел пар. Избушка отвела куриную ногу и отвесила богатырю такого пинка, что он, кубарем прокатившись по огороду, снес плетень.

Избушка довольно загремела печной заслонкой, повернулась к богатырю дальней комнатой и спокойно зашагала к Семиструйной реке, явно собираясь купаться.

– А ну стой! – закричала Баба-Яга, но было уже поздно.

Избушка плюхнулась в воду и, с явным удовольствием фыркая, поплыла к тому берегу. Пирожков с Авдохиной бросились закрывать окна, но тут избушка накренилась – можно было поручиться, что она сделала это специально, – и Пирожков с Авдохиной оказались в реке.

– Тону! – завопил Пирожков, исчезая под водой в тяжелой кольчуге.

Богатырь Святозар с берега протянул Авдохиной конец копья и вытащил ее на песок. Вслед за ней на берег выбралась и искупавшаяся избушка, выглядевшая очень довольной. Баба-Яга ругала избушку последними словами, но той было хоть бы хны.

– Спасайте, спасайте его! Он же на дне! – кричала Авдохина и рвалась из рук Святозара в воду.

– Кого спасать? – не понял богатырь.

– Пирожкова! Его латы утащили на дно! – голосила Авдохина, и слезы смывали у нее с лица разноцветные брызги.

– Если он на дне, то это тогда кто? – спросил Святозар, показывая куда-то за ее спину.

На одной из избушечьих ног, обхватив ее руками и ногами, висел Пирожевский. Князь отфыркивался и выглядел порядком очумевшим. Но вот чудо – Авдохиной показалось, что он стал лет на пять моложе. Исчезла часть морщин, да и волосы не были уже седыми.

Авдохина бросилась к зеркалу и убедилась, что и сама помолодела. Из зеркала на нее смотрела женщина лет тридцати, не старше.

– Река Семиструйная, матушка, и не такие чудеса делает! Помнится, забрался в нее как-то старый хряк, так до того докупался, что поросеночком на берег вылез, – засмеялась из окошка Баба-Яга.

Авдохина продолжала любоваться собой в зеркале, находя все новые изменения к лучшему и не переставая восклицать: «Вот это да! Вот уж не чаяла!»

Пирожков запоздало сообразил, что он давно на берегу, и отпустил куриную ногу. Поправил саблю, выпрямился и сказал важно:

– Кхм… А я тут юность вспомнил спортивную, понимаете ли!

Святозар подвел Пирожкову коня.

– Пора в путь! – напомнил он.

– В какой еще путь? – встревожился Пирожков.

– К Скалистым горам. Будем искать пещеру, в которой Великий Мымр спрятал свою мозаику, – объяснил Святозар.

– Если так… то я, пожалуй, готов… – поразмыслив немного, вздохнул Пирожевский.

Он кое-как взгромоздился на коня, попрощался с Бабой-Ягой и Авдохиной, махавшими ему платочками, нерешительно взялся за поводья и приказал: «И-го-го!»

– Н-но! – шепотом подсказал Святозар.

– Н-но! – поправился Пирожков, и они поехали.

* * *

Несколько часов спустя Пирожков лежал на траве и смотрел, как по небу плывут облака. На князе были кольчуга и броня с нагрудником. На поясе висела волшебная сабля.

Пирожков вспоминал свою московскую двухкомнатную квартирку с санузлом раздельным, коврами и телевизором и презрительно кривился. Разве могла его квартира сравниться с бездонно синим небом, с горами и долами острова Буяна?

Когда кони насытились и отдохнули, Святозар поднялся и свернул скатерть-самобранку, которую дала им в дорогу Баба-Яга.

– Пора, князь! Нужно добраться до Скалистых гор до заката!

Пирожков поправил саблю, встряхнул колчан со стрелами и пошел к Саврасому. И снова стало как в былине.

Сели Пирожков со Святозаром на добрых коней, поехали. Ехали они через чистое поле, через реки глубокие, через болота топкие, через леса дремучие и подъехали к Скалистым горам. Здесь равнина заканчивалась и тянулось каменистое нагорье, усеянное валунами.

Святозар слез с Буланого и стал расстегивать подпруги.

– Коней придется оставить. Здесь им не пройти – ноги переломают.

Богатырь снял седло и положил на траву. Буланый грустно оглянулся на него.

– Так тебе будет легче, дружок! Кто знает, вернемся ли мы? Не томиться же тебе поседланному!

Пирожков с явным облегчением покинул седло Саврасого и отпустил своего жеребца на все четыре стороны. Он едва держался на ногах. Пирожкову стало ясно, что такое «кавалерийская походка». Раньше он думал, что наездники ходят так специально, сейчас же убедился, что только так они и могут ходить.

Святозар оглушительно свистнул. Богатыри проводили взглядами удаляющихся коней и, оставив седла, ступили на каменистую равнину.

– Скоро начнется горная тропа! Надеюсь, ее не завалило. Лавины сходят здесь часто! – объяснил Святозар.

Пирожков поднял голову и с тоской посмотрел на вершину Скалистой горы. Скала казалась отвесной и неприступной. Ее неровная поверхность бугрилась и кое-где покрыта была трещинами.

– Святозар, нам обязательно идти в гору, или мы сможем как-нибудь ее обойти? Осторожненько так, знаешь ли, сторонкой… – робко спросил князь Пирожевский.

Богатырь обернулся.

– В сердце Скалистых гор есть разрушенный город. Там, под крепостной стеной, – вход в подземный мир. Где-то в его пещерах Мымр прячет мозаику. Если ты испугался, князь, я пойду один.

Пирожков негодующе замычал.

– Вот еще! Подумаешь, гора! – выдавил он и первым шагнул на тропу.

Эхо приветствовало его грозным шумом дальнего обвала. Неподвижный, пахнущий морозом и снегами воздух дрогнул, и Пирожкову почудилось в этом одобрение, словно остров Буян приветствовал его торжественным салютом из всех орудий. Он поправил «греческий колпак», как Святозар называл константинопольской работы шлем, и уверенно пошел вперед.

* * *

Они поднимались в гору уже несколько часов. Тропинка вилась все выше и выше, прижимаясь к крутым скалам. Солнце начинало клониться к закату, и только красный диск его виден был из-за горы, окрашивая снежные склоны в розоватый цвет.

Тропинка сужалась. Пирожков старался не смотреть вниз, где чернели скалы. Одно неосторожное движение, и они разобьются вдребезги.

Дышать становилось все труднее – воздух делался разреженным, и броня уже казалась князю Пирожевскому ненужной обузой. Он завидовал Святозару, чья мощная спина все время была впереди. Иногда им приходилось прижиматься к скале, преодолевая особенно узкие участки.

Когда казалось, что самое трудное уже позади и осталось перейти лишь узкую полоску, чтобы выйти на широкую и безопасную дорогу, Святозар столкнул ногой камень. Скалистая гора загудела в предвестии большого обвала. Застонало эхо, шевельнулись снежные шапки, начала сходить лавина. Не успели Пирожевский и Святозар миновать опасный участок, как тропинку перегородило огромными камнями. Отступать назад было поздно – дорогу отрезало снежной лавиной.