Текст книги "Практика воображения"

Автор книги: Дмитрий Биленкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Дмитрий Биленкин
Практика воображения

* * *

Темин проснулся легко, быстро, с чувством счастья. Лёжа, отдёрнул полог палатки и близко увидел травяные джунгли, зелёный мир с солнечными прогалами, в которых радужно блестели росинки, тёмную чащу стеблей и на ближнем – жука с фасеточными глазами марсианина.

– С добрым утром! – приветствовал его Темин. Слова качнули ветерок, жук колыхнулся и неодобрительно повёл усами.

Темин, сам не зная чему, радостно улыбнулся и выскочил из палатки.

– Наконец-то! – прогудел Игин. Круглые очки профессора укоризненно блеснули. Голый по пояс и косматый, держа в руке нож, он восседал перед плоским камнем, на котором был аппетитно разложен завтрак. Розовую спину профессора окуривал дымок полупотухшего костра.

Темин легко сбежал к берегу, в лицо ему плеснулось отражённое гладью солнце. От босых ног врассыпную брызнули мальки. Холодок воды чулком стянул икры.

– Знаешь, чего в такое утро недостаёт? – крикнул Темин. – Полетать перед завтраком. Просто так, без ничего. Жаль, что это невозможно.

– То есть как невозможно?! – Темин не видел профессора, но знал, что и очки его, и руки, а если в руке был нож, то, значит, и нож пришли в движение. – Полетаем без ничего, очень даже полетаем!

– Силой мысли, что ли? – Темин плеснул воду на уже нагретые солнцем плечи и блаженно поёжился.

– Именно так! Ключ ко всем сокровищницам – мысль Это Бальзак, читать надо классиков! Представь у себя за плечами шарик вроде детского…

– С водородом? Не потянет.

– Классический пример инерции мысли! – донеслось сзади. – Почему водород? Возможен куда более лёгкий газ. Протон и электрон – вот что такое атом водорода. Протон – тяжёлая частица, так заменим её! Построим газ из менее массивных. Мюонный газ, а? Чувствуешь, какая будет подъёмная сила! Ого-го!

– Все равно не потянет. Закон Архимеда!

– А крылья, крылышки на что? Наших мускульных усилий чуть-чуть не хватает, чтобы свободно парить на крыльях. Нужна подъёмная сила. Тогда полетаем!

– Да будет так, – благосклонно согласился Темин.

В два прыжка он достиг каменного стола с выбитыми на нем полустёртыми рунами (на этой плите не иначе как трапезовали варяги) и принялся уплетать завтрак.

Третий день они стояли на берегу укромного лесного озера, где все было наслаждением – еда, солнце, рыбалка, шум сосен, само дыхание, наконец. Как это, оказывается, замечательно – дышать! Или валяться в траве. Ходить босиком. Пить родниковую воду. Подставлять тело солнцу. Удовольствия каменного века, черт побери, не жаль ради них машину, которая прошла сюда, как танк, и теперь стоит, отчуждённо глядя на все белесыми фарами.

Зорьку они проспали, ну да ладно. Их уже сжигало нетерпение. К счастью, сполоснуть кружки и протереть миски песком было делом нескольких минут.

– Проклятие… – беззлобно выругался Темин. Сталкивая лодку, он оступился, и нога ушла в вязкий ил. – Почему нам так неприятна эта жижа? – сказал он. – Герр профессор, нет ли у вас, случайно, гипотезы и на сей счёт?

– Есть, – отозвался Игин. Он сидел на корме и рассеянно улыбался. – В нас живёт память тех существ, которые триста с лишним миллионов лет назад выбирались из моря на сушу. Бедняги столько раз задыхались на топких берегах, что эти муки запечатлелись в генотипе потомков…

– Ну, знаешь! – Темин налёг на весла. – Обычное объяснение, по-моему, куда справедливей. Мы не любим топь, потому что в ней опасность. Поражаюсь твоей способности превращать очевидное в тайну и простое объяснение подменять невероятным.

– А что мы знаем о простом и невероятном? – Профессор уже размотал удочки, но ему никак не удавалось насадить вёрткого червя, и ответ прозвучал чуточку раздражённо. – Вода под нами – это просто? В корнях деревьев она имеет одну структуру, в листьях – другую, здесь – третью. Без неё нет жизни, но чистую, совершенно чистую воду пить в общем-то нельзя. И так во всем. А ты мне говоришь… Аи!

Последнее восклицание относилось к банке с червями, которая выскользнула из рук профессора. Банка была стеклянной и, естественно, треснула.

– У меня есть тесьма, обвяжи, – сдерживая улыбку, посоветовал Темин. – Не хочу рассуждать о высоких материях! – объявил он внезапно. – Хочу просто подставлять бока солнцу, просто ловить рыбу…

– Ты не ценишь удовольствий контраста, – кротко возразил Игин. – Все утопии на тему “как сделать людей добродетельными и счастливыми” считали контраст злейшим врагом добродетели и вводили – посмотри у Платона! – жесточайшую регламентацию, забывая…

– Ш-ш… Приехали.

Нос лодки ткнулся в крохотную бухточку, над которой склонился куст чёрной ольхи. Тут было глубоко. А чуть в стороне, в пределах заброса находился песчаный перекат, где любили крутиться юркие окуни. Темин заякорил лодку и поспешно размотал удочку. Профессор все ещё возился с банкой, и первым закачался поплавок Темина. Теперь в мире ничего не существовало, кроме этого насторожённого поплавка, кроме длинного удилища и лески, чутко связавшей человека с тёмной глубиной озера.

Поплавок слабо притопило. “Ну, ну…” Весь подавшись вперёд, Темин слился с удочкой.

На воде плясали блики. Поплавок дёрнулся, нырнул. Темин подсёк, рука, ликуя, ощутила чудесную тяжесть сопротивления. Леска описала дугу, и в ногах Темина запрыгала серебристая плотва.

– А у меня не клюёт, – огорчённо заметил профессор. Он пожирал взглядом поплавок.

Тщетно. Теперь перестало брать и у Темина. Он уменьшил спуск, попробовал и на перекате, и у берега, в глубине и на мелководье. Сонно сверкала вода. Чуть шевелилось переломленное зыбью отражение осоки. На поплавок уселась стрекоза.

– Хоть бы вы, наука, – в сердцах сказал Темин, – придумали такую приманку, чтобы рыба кидалась на неё, как кошка на валерьянку.

– Можно, – подумав, ответил Игин. – Можно, но не нужно.

– Почему?

– Во что бы тогда превратилось ужение? В вытаскивание. В дело. Прелесть любого занятия – в его неопределённости.

– Темно вы говорите, герр профессор!

– Куда ясней! Почему интересно искать грибы и скучно копать картошку? Потому что картошка – это верняк, а грибы – нет. Неисполнение желаний мы считаем злом. Но каким страшным злом было бы немедленное исполнение всех желаний!

– А я сейчас, кажется, минутами жизни платил за каждый клевок! Сменим место?

– Не возражаю.

На новом месте, у камышей, их удочки также поникли над ослепительной водой, как и на старом. Темин и наживку менял, и поплавок шевелил, и хлебные крошки сыпал – все напрасно. Глубины, казалось, вымерли.

Не выдержав, он повернулся к удочкам спиной и вытянул ноги.

– Ведь ходит же! – сказал он возмущённо. – Ведь много же её! Неужели она так сыта, что на вкусного, свежего червя ей и глядеть неохота?

– А может, ей сейчас интересней созерцать, – спокойно заметил профессор.

– Кого созерцать – червя?

– Хотя бы.

– Да зачем ей созерцать-то?

– А зачем животным спать?

– Ну, это понятно. Для восстановления сил.

– А тебе не приходило в голову, что сон – весьма странное явление? Во сне животное беззащитно. Так? Так. Быть может, сон неизбежен физиологически? Доказано, однако, что такой неизбежности нет. А раз у бессонных, так сказать, существ есть преимущество над сонями, то почему эти последние не погибли? И даже резко преобладают? Потому, очевидно, что сон даёт какие-то особые преимущества, куда более существенные, чем недостатки. То же самое, очевидно, и с созерцанием.

– Уф! – Темин помотал головой. – Никак не могу понять твоей страсти фантазировать по любому поводу. Ты же учёный.

– Вот именно.

– Что именно?

– Учёный и должен фантазировать.

– А я – то думал, что он должен ставить эксперименты, логически выверять каждый свой шаг и все такое прочее.

– И это тоже, конечно. Но фантазия – метод далеко не второстепенный.

– Метод?

– А как же! Ты согласен с тем, что наука пытается познать всю бесконечную вселенную, а не просто какую-то её часть?

– Разумеется.

– Но в бесконечной природе и число явлений должно быть бесконечно, не так ли?

– Да, очевидно.

– Тогда вспомни, как ты ищешь грибы или ягоды.

– Как я ищу? Брожу, высматриваю, наклоняюсь.

– Это внешнее действие. А есть внутреннее. Бессознательно ты вызываешь в памяти нужный образ, настраиваешь глаз на выделения объекта из множества прочих. Ну а как быть с объектом, чей образ неизвестен, в памяти не хранится и выделен быть не может? Вот камыши. Видел ты когда-нибудь личинку стрекозы?

– Нет, хотя слышал, что это хорошая наживка.

– Хорошая… Эх ты, рыболов! Отличная! Но дело не в этом. Сейчас личинка находится неподалёку от тебя, я её вижу, и ты её видишь. Попробуй найди.

Темин пожал плечами, но из любопытства взглянул на камыши. Вгляделся. Стебли, листья, синекрылая стрекоза, водомерки, отражения в воде, блики, коряга, кувшинки, снова стебли, какое-то мочало в стеблях – не то, мимо, прочь…

– Так, – удовлетворённо прокомментировал Игин. – Бьюсь об закла

...

конец ознакомительного фрагмента