Текст книги "Когда ты перестанешь ждать (СИ)"
Автор книги: Дмитрий Ахметшин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Юсси вытянулся перед шерифом по струнке, задрав голову, отрапортовал:
– Помощник шерифа округа Тампере, Юсси Куомалайнен, прибыл! Разрешите ознакомиться с местом происшествия?
– Не разрешаю, – отрезал полицейский.
Но Юсси уже вовсю вращал головой.
– Вон там, кажется, остались следы, – сказал он нам. Бросил господину Аалто: «Сейчас разберусь», и прежде, чем тот успел что-то ответить, потащил нас в сторону опрокинутого мусорного бака. Велосипеды остались валяться друг на друге рядом с раздувающимся от возмущения шерифом.
Надо думать, все необходимые процедуры господин Аалто уже завершил, потому как нашему стремлению затоптать улики никто не препятствовал. Жестяной ящик казался помятым, как будто консервная банка, которую пытались открыть, стуча по ней молотком. Хищник просто обхватил бак с двух сторон, как человек берёт, к примеру, какую-нибудь коробку, и опрокинул. После чего подковырнул и сорвал крышку, а потом спокойно, не спеша, расправился с мусором. Остальные два ящика – для сбора бумаги и стекла – зверя не заинтересовали.
– Что, и всё? – спросил Юсси.
– Тише ты, – сказал Джейк, – смотри, это же следы от настоящих когтей! И такого размера! Этот медведь, должно быть, свихнулся на старости лет, если попёрся к людям.
– А вот здесь следы, – сказал я, сделав несколько шагов в сторону леса.
След, на самом деле, был всего один. Размером, как две наши ладони, напоминал отпечаток кошачьей лапы с выпущенными когтями. Здесь хищник, кажется, зацепил куст чертополоха и легко его вывернул, поэтому на свежей земле отпечаток был так заметен. Везде вокруг, шагов примерно на десяток, трава была примята, то ли лапами хищника, то ли подошвами мужчин поутру, уже не понять.
Я встал на колени перед единственным следом и, наклонившись так, что между кончиком моего носа и почвой едва поместился бы палец, втянул носом воздух.
– Ну и как, следопыт? – насмешливо сказал Джейк. – Что скажешь?
– Даже не знаю, – пробормотал я, вставая с колен. – Пахнет землёй.
Я просто подумал, что так непременно поступил бы Томас. Он обожал всё нюхать, причём обонянием мог похвастаться даже перед белками. И, конечно, нашёл бы, что сказать о медведе. К примеру, старый он или не очень, и что недавно он переходил болото. А ещё он мог взять крупицу земли и закинуть в рот – пожевать и попробовать на вкус, – но так под пристальным взглядом друзей я делать не рискнул.
Мы разошлись в разные стороны в надежде найти ещё какие-нибудь следы, желательно те, что не заметил Аалто со своей свитой. Джейкоб искал на лесной опушке, внимательно осматривая каждый ствол и зачем-то постукивая костяшками пальцев по коре. Юсси самоуверенно расхаживал вдоль забора господина Снеллмана – наверное, искал, где отслоилась краска, чтобы свалить это на медведя. Я слонялся тут и там, не особенно поглядывая под ноги, и думал. Я всегда жалел, что у меня не было собаки. Лохматого пса с закрученным баранкой хвостом, огромного, как лев, и такого же оранжевого. Сейчас я, наверное, дал бы ему понюхать след, и он бы непременно его взял.
– А что собаки? – спросил я господина Аалто, который неспешно, всё так же заткнув большие пальцы за ремень, вперевалочку продефилировал в мою сторону. Кажется, он не злился.
– Все окрестные собаки, говорят, выли, как чумные. Они хвоста не смели показать из-под домов. И до сих пор не показывают.
– Но у вас должна быть служебная собака? – продолжал допытываться я.
Подошли ребята. Господин Аалто сказал:
– Шавка, которую я привёз, вон там, – мы, все втроём, оглянулись на пикап с надписью «POLIS». Там, на заднем сиденье, сидел испуганный шнауцер. Он лаял, но хотя стекло на переднем сидении было приспущено, оттуда не доносилось ни звука. – На самом деле, она не совсем служебная. Я одолжил её у кузины. Мышей она загоняла вполне сносно, а след этого зверя взять отказалась. Даже потеряла от страха голос, бедняга.
– Это и вправду был медведь? – спросил Джейк. Я, смочив палец в слюне, пытался избавиться от грязи на голых коленях.
– Кто бы это ни был, мне больше нечего здесь делать, – хмуро сказал Аалто. – И вам тоже. Только потеряете зря время. Кажется, эта зверюга удовлетворилась кишками старухи Йонсен... в смысле, кишками её индюка, и убралась обратно в свои леса. Не вздумайте организовывать поисковую экспедицию – вы сами видели, какие у неё когти.
– Есть сэр, – сказал Юсси. – То есть, никак нет!
Мы подняли с земли велосипеды и побрели прочь, переваривая каждый своего медведя. У Джейка это был старый, больной зверь с испачканным в помёте задом, который рычал на собственную тень; Юсси, раскачивая и тряся своего двухколёсного друга, беззвучно шлёпая губами и пуская слюну, представлял огромного коричневого монстра, который крушил забор господина Снеллмана, а потом топтал его лужайку. У меня в голове умещался только абстрактный, нарисованный карандашом на бумаге медведь, состоящий из озабоченности Аалто и имеющий отчего-то его походку.
Когда мы проходили под дубом, Джейк остановился, задрал голову и крикнул свисающей с ветки паре ног:
– Эй, ты. Ну-ка слезай сюда.
Ноги пропали, и секунду спустя оттуда свесилась белобрысая мальчишеская голова.
– Ты мне? – спросила она Джейка.
Мальчишка был похож на какое-то головастое животное из зоопарка. Я затруднялся сказать точно, на кого был похож этот малец и зачем мог бы нам понадобиться. Но Джейк, должно быть, точно знал чего хочет. Он осклабился и сказал:
– Слезай-слезай. Я тебя не трону. Хочу только задать пару вопросов.
Теперь исчезла и голова, а потом владелец всех этих конечностей появился целиком. Пыхтя, он сползал по стволу, обхватив его по-медвежьи. Остальные мальчишки на всякий случай перебрались повыше, и наблюдали оттуда за нами большими испуганными глазами.
– Вы, ребята, торчите здесь с утра? – строго спросил Джейк, когда малец предстал перед ним. Малец храбрился и раздувал щёки, а Юсси давился от смеха. Я тоже давился, хотя смеяться совсем не тянуло. Кажется, способность искренне над чем-то хохотать откололась от меня и теперь живёт какой-то своей, самостоятельной жизнью. Может, даже нашла себе нового хозяина. Какую-нибудь девочку, которая, например, даже не подозревала, что есть такая замечательная штука, как чувство юмора. Вроде Саши, только помладше, чтоб ещё не поздно было перевоспитать.
– Точно.
– Что здесь происходило?
Мальчонка понял, что обижать его никто не собирается, и деловито поглядел на часы. Часы у него были огромные, пластиковые и пронзительно-синие, с множеством электронных цифр. Кажется, они могли показывать даже направление ветра.
– Здесь – много что... Луи – вот тот, в красных сандалиях, ему мама даже принесла обед прям на дерево, потому что он отказывался идти в дом. В какое точно время происходило?
– Ого, – одобрительно сказал Джейкоб. – Рассказывай с самого начала.
– Вначале приехал на своём джипе господин полицейский...
– Это пикап, – сказал Юсси, – и полицейского зовут Аалто.
– Когда приехал на своём пикапе господин Аалто, собралось много мужчин. Вон оттуда пришёл господин Снеллман, а вон оттуда – вонючка Ан... ой, господин Анконен. Как звать остальных, я не помню. Один старик во-он из того дома с красной крышей, ещё мужчина...
– Ладно, хватит, я понял. Давай дальше, – продолжил свой допрос Джейк.
– Господин Снеллман ходил с ружьём, как будто приклеенный. Остальные без оружия, но в машине у того полицейского точно есть дробовик... в общем, они собрались, долго что-то обсуждали.
– Что именно?
– Ну, про медведя того... они хотят собраться у господина Снеллмана в гостиной и устроить засаду.
– Сегодня ночью! – воскликнул Юсси. – Во сколько?
– Как только стемнеет.
Мы посмотрели друг на друга, и я понял, что Джейк и Юсси это так не оставят. Шериф, конечно, ещё не знает, но у него появилось как минимум две пары внимательных, восторженных глаз. А где две, там и третья, как бы не преследовало меня чувство, что без Томаса в нашем маленьком городке вряд ли могло остаться хоть что-то интересное и занимательное. Но... медведь, чёрт побери, настоящий медведь!
Мальчишка, как оказалось, сказал ещё не всё. Самую бомбу он припас на конец, и было видно, с каким удовольствием он подносит спичку к фитилю.
– А ещё... – сказал он. Уставив глаза в землю, он ковырял носком одного сандалия другой. – Есть ещё одна вещь, но, наверное, всё это просто россказни.
– Что за вещь? – строго спросил Джейк. – Твоё дело сказать всё, что знаешь. Россказни или нет, будут решать старшие.
– То есть мы, – ввернул Юсси.
Мальчонка оглянулся на широченную спину шерифа, будто она могла вдруг превратиться в огромное ухо, и понизил голос, так, что нам, всем троим, пришлось склониться к пахнущим смолой и чем-то терпким волосам.
– Говорят, что медведь – вовсе не медведь. Господин Снеллман клялся, будто у этого... существа, монстра, шерсть была только на голове. Всё остальное тело – лысое, как у слона. Но потом этот шериф, Аалто, сказал, что это медведь, что больше никто это быть не может. Но это же не медведь! Это кто-то... кто-то другой. Совсем другой.
И тут я понял, что от приключения не отвертеться даже мне. Мой медведь полностью сложился в голове. Если я пропущу возможность увидеть такого хищника, Томас мне не простит. Ведь зверюга эта как будто пришла из его стихов, из дремучих, сомнительно рифмующихся строф.
В конце концов, даже почувствовав краешек плаща Смерти, услышав шорох шагов её, прозвучавший совсем рядом, я остаюсь мальчишкой. Вдруг вспомнилось, как Томас говорил, кажется, чуть больше года назад: «Мы должны с тобой навсегда остаться мальчишками. Навсегда, вопреки этой химии взросления, которая уже совсем скоро заполнит твои вены, поднимет на бунт все твои клетки...»
Да, именно так и сказал. Мало кто способен так говорить, но Томас был способен. Он мог говорить так, что из трёх сказанных им фраз мы могли понять только одно-два слова.
Его способ я уже видел. Мой будет отличаться, хоть я пока толком не знаю, каким он будет. Хоть со смертью Тома жизнь и подрастеряла краски, я знаю – если сдамся, заброшу кисти и выброшу белый флаг, буду достоин разве что его презрения.
– Езжайте, я вас догоню, – сказал я ребятам.
– Не догонишь, – лениво ковыряясь в зубах травинкой, сказал Джейк. Это звучало, как «недоговиш», и я прекрасно его понимал: нет ничего приятнее, чем по весне поковыряться в зубах свежим стебельком, который, может, только вчера увидел свет.
– Его – догоню – я показал на Юсси, и тот продемонстрировал мне язык.
Не тратя времени, я вернулся к Аалто, который, видимо, закончил измерять свой мыслительный процесс и грузился в машину. Сказал:
– Офицер Аалто! Я хотел вас спросить об одном мальчике... о Томасе, если точнее.
– А, да, – лоб полицейского прорезала горизонтальная складка. – Слышал, он был твоим другом. Приношу свои соболезнования.
Я не знал, что сказать, и только кивнул. А после этого спросил:
– Вы знаете, что там случилось?
Это был странный вопрос, но я не мог сформулировать его более понятно. Я мог лишь разевать рот, надеясь, что кто-нибудь большой и добрый вложит туда корм.
– Ничего, малыш, – он смерил меня взглядом, будто оценивая, можно ли мне слышать всю правду или стоит сказать что-то вроде: «Он уехал жить в другое место. Вряд ли вы когда-нибудь увидитесь». – Он облил себя бензином и зажёг спичку. Всё указывает на то, что Томас Гуннарссон. делал это добровольно и полностью осознавая последствия своих действий. Сказать «в здравом уме» у меня сейчас просто не повернётся язык
– Откуда вы можете это знать? – спросил я. – То, что добровольно.
– У мальца не было врагов, – сказал Аалто, пожалуй, чересчур резко. – Я не могу представить, что кто-то в этом городке может облить другого человека горючим и поджечь. Я с этими людьми за руку здороваюсь, понимаешь ли. Со всеми. Я не стал бы здороваться с кем-то, кто может вызвать у меня хоть каплю сомнения в его порядочности.
Он снял фуражку и вытер с лысины выступивший пот. Посмотрел на меня красными глазами. Что-то мешало ему высыпаться по ночам. Может, какая-то хворь, например, боли в спине. Мой папа тоже в последнее время стал охать и хвататься за поясницу, когда приходилось доставать из-под тумбочки убежавшее от него резиновое кольцо-эспандер. А может, дело в том, что со всей этой суматохой Аалто не успел выпить утреннюю чашку кофе.
– Извини, дружище, – сказал он. – Я, наверное, был слишком резок...
Я помотал головой, будто отгоняя назойливую мошку.
– Но если вдруг это был какой-нибудь маньяк! Ведь они путешествуют по миру, чтобы их не поймали?
Господин Аалто смотрел на меня бульдожьими глазами.
– Давай так. Если у тебя есть, что мне сообщить... какие-то подозрения или ещё чего, давай, выкладывай. Я знаю, вы, мальчишки, можете быть наблюдательнее нас, старых зубров. Хоть иногда и хочется посадить вас, всех скопом, под домашний арест. Но если то, что ты мне только что сказал, всего лишь твои фантазии – только попробуй открыть рот. Получишь по первое число.
Всё, что мне оставалось – надуть щёки и кивнуть. Если бы у меня была хоть крупица чего-то, что можно назвать «оправданными подозрениями»... Джейк бы сказал, подражая героям спагетти-вестернов: «Ты победил, шериф... на этот раз!», да ещё уставил бы на Аалто указательный палец. Я ничего не стал говорить, просто развернулся и побрёл прочь.
Глава 7. В Конце Концов Всё Складывается Как Лучше
Мы вернулись вечером, и нашей шайкой, охочей до новых впечатлений, руководил самый бесшабашный атаман по имени Джейкоб. Припарковали велосипеды в тени раскидистого дуба, за его стволом. Малышей нигде не было видно – их разогнали по домам. Нас бы тоже отправили на скамейку запасных, если бы заметили, поэтому мы были бесшумными, точно тени.
– Далеко не факт, что он появится снова, – сказал Джейк. Но никто, даже Юсси, который быстро загорался энтузиазмом и так же быстро перегорал, не спорил, что мы должны быть здесь. Мы должны ждать вместе со всеми.
Мы видели машину господина Аалто, в сумерках своими полосами напоминавшую зебру. Видели и охотников. По одному – по двое они появлялись на подъездной дорожке господина Снеллмана, останавливались на крыльце и вполголоса вели разговоры. Видно, как им хотелось курить: никотиновый голод можно распознать сразу, по сдвинутым бровям, по тому, как чётко выступают на тыльной стороне рук косточки и костяшки пальцев. Я не курил – пока не курил, но никотиновый голод у меня был постоянный, с девяти лет. Во всяком случае, я так считал с тех пор, как решил, что когда достаточно повзрослею, буду курить не просто много, а очень много.
Никто не курил, потому что боялись, что запах отпугнёт животное. Так сказал Аалто, и все с ним согласились. Он сам переносил никотиновую голодовку куда как легче, потому что не курил в принципе.
В окно второго этажа, открытое ввиду тёплой погоды настежь, неизменно торчал чей-нибудь нос. Там засел наблюдатель, и мы не отрывали от него взгляда: он должен первым увидеть выходящее из чащи чудовище.
– Вон там они наверняка положили приманку, – Джейк показал на давешний мусорный бак. В полутьме он выглядел почти одушевлённым, и если бы он таким был, я бы с уверенностью сказал, что это помятый жизнью, усталый, горбатый ветеран какой-нибудь войны. – Первоклассную приманку из свиных потрохов.
Ноздри Джейкоба раздувались; он сказал нам:
– Чуете кровь, ребята? Я чую! Клянусь, эти потроха смердят так, что та зверюга припрётся за ними хоть с другого конца леса.
Юсси зачем-то вытер руки о майку.
– Я только что поел, Джейк, – сказал он.
Юсси ответил на телефон и, пока мы разглядывали набитый охотниками-добровольцами дом, что-то нарочито бодрым голосом говорил, а положив трубку, повернул к нам лицо. На щеках его пятнами разлитого молока была нездоровая бледность, глаза горели.
– Мне звонили родители.
– И что ты им сказал? – хмуро спросил Джейк.
– Они знают про медведя.
– Конечно, знают, – сказал Джейк. – Это уже к обеду было во всех газетах. Вон там, в кепке с ушами, мой папа. – Он ткнул пальцем в сторону дома господина Снеллмана. – Так что ты им сказал?
– Ничего... – Юсси сглотнул. – Ничего, что могло бы нас выдать. Сказал, что я у тебя в гостях, и мы играем в «Поселенцев». Я сказал, что останусь у тебя на ночь.
– Хорошо, – Джейк снизошёл до похвалы: – ты, Юс, не просто тухлое яйцо, я всегда это знал. Ты сварен вкрутую.
– У него ружьё, – сказал я, изучив в бинокль мужчину, на которого указал Джейк. – Крутая штука! Кажется, одиннадцатый ремингтон.
– Ясен пень, – сказал Джейк, немного смягчившись. – Восемьдесят седьмого, с модификацией. Я говорил вам, оболдуям, что мой папа потрясно стреляет, а вы мне не верили. (Надо сказать, я пропускал некоторые его высказывания мимо ушей; Джейк любил приукрасить факты).
Когда речь зашла о фотосъёмке, Юсси чуть приободрился: у него была с собой мыльница, и он общим советом был назначен ответственным фотокорреспондентом. Мы стали обсуждать с какого ракурса можно будет получить морду этого неведомого зверя. (Джейк сказал, что эти снимки могут взорвать интернет, а мы станем героями).
Через минуту позвонили теперь уже мне.
– Ты где, сын? – спросил папа.
– На охоте, – честно ответил я.
Приятели потеряли челюсти, а потом зашикали на меня, будто это могло что-нибудь изменить.
– Твои водяные пистолеты на месте, – ответил отец. – Я проверил. И тот, что стреляет маленькими шариками, тоже.
– Ну пап, – по лицу Джейка я понял, что он вполне может приравнять шансы существования таких предков, как мои, к шансам существования привидений на болотах, и решил, что я нас всех выдал. Джейк готовился вырвать у меня из рук трубку и вполне мог в порыве злости разбить её о какой-нибудь камень или ствол дерева. Пока он не полез драться, я сделал шаг в сторону и отвесил ему лёгкого профилактического пинка. После чего яростно замахал свободной рукой. Мол, погоди пока.
Папа наконец прекратил паясничать и перешёл к делу:
– Мама волнуется. Вы, надеюсь, не лезете там на рожон?
– Ничего ещё не началось, пап.
– Но ты знаешь, что делать, если начнётся... как вы это называете?.. заварушка, верно?
– Я начеку, пап.
Отец помолчал. Было слышно, как он шелестит страницами книги.
– Постарайся, чтобы вас там не задрали и не пристрелили. Я могу на тебя в этом положиться?
– Пап. Если бы не мог, я бы тебе что-нибудь соврал.
– Хорошо, сын. Позвони, как будут новости.
– Что? – спросил я после того, как убрал телефон в карман. Мои друзья взирали на меня, как будто я взял и превратился в того самого медведя.
– Вот это предки, – сказал наконец Юсси. – Ты что, просто взял и отпросился?
– Ну да, – сказал я. – Почти. Я не отпрашивался, я просто не стал никому врать.
– А если бы тебя заставили смотать удочки? – спросил Джейк. Он очень злился, руки сжимались в кулаки, а нижняя губа угрожающе выползала из-под верхней, как мурена из-под камня в передаче по Discovery.
– Я знаю отца, – сказал я, – дольше, чем кого-либо ещё из своих друзей. Всю жизнь. Ему можно довериться.
Я прибавил, обращаясь к Джейку, что если он будет так орать, то сюда сбегутся все эти мужчины с ружьями, потому как подумают, что медведь зашёл с тылу. И Джейк больше не возникал, кажется, всё-таки понял, что ничего ужасного не произошло. Мы продолжили наблюдение. Стемнело полностью, если оглянуться назад, то глазам предстаёт целая армада огней. Лес же стоял чёрен и безмолвен, будто нарисован масляными красками. Мне казалось, я слышал, как вокруг мусорного бака мельтешили мухи: бак издавал тихий гул, когда особенно большая особь врезалась в него в полёте. Но, скорее всего, просто мерещилось – расстояние-то было немаленькое.
– Что они там делают? – спросил спустя какое-то время Юс.
Я присмотрелся и сказал:
– Кажется, пьют.
Мы помолчали. На первом этаже тоже открыли окно, какой-то мужчина взгромоздился на подоконник и свесил ноги наружу. Он смотрел в сторону леса и переговаривался с дозорным в тёмном окне этажом выше. До нас долетали только отзвуки их голосов. Иногда тому, что внизу, подавали из глубин берлоги Снеллманов бутылку, и он отхлёбывал прямо из горлышка. А потом поворачивался и что-то ел, подцепляя вилкой из салатницы. На посту дозорного тоже нет-нет, да и сверкал стеклянный бок стакана.
– Кушать хочется, – заныл Юсси и заворочался, устраиваясь поудобнее. – Ни у кого нет ничего перекусить?
– Нам тут, может, всю ночь сидеть, – проворчал Джейк. – Ты не взял с собой ужин?
Юсси покачал головой, и я утешил его, что как только придёт время полуночного перекуса, мы поделимся с ним своими запасами.
Мы продолжили наблюдать – теперь уже больше за домом, нежели за лесом. Голокожий зверь с медвежьими лапами ушёл в глубины наших фантазий, напоминая о себе только низким ворчанием, источником которого вполне могло быть шоссе полумилей к западу.
– Зачем мужчины пьют? – спросил я минутой позже.
Ребята молчали. Это был актуальный вопрос. Нам самим предстояло стать мужчинами в обозримом будущем, и, в отличие от курения (курить это круто, просто круто; кроме того, сигаретный дым замечательно пахнет), запах крепкого алкоголя пробуждал в ноздрях вулканы.
– Отец считает, что шотландский виски король всякому пойлу, – сказал Джейк. В его голосе сквозила нотка наигранности, как бывало всегда, когда он повторял чьи-то слова. – Наверное, разбираться в выпивке должен каждый мужчина.
– Как и в табаке, – задумчиво сказал я. – Хотя мой пьёт только кофе с коньяком.
Юсси отчаянно желал поучаствовать в разговоре:
– Мой папаша любит раздавить бутылочку пивка перед телевизором или пока сидит в интернете.
– Это игрушки, мужские игрушки, как оружие, и курево, и машины, – сказал Джейкоб. Он сидел, привалившись к стволу, и крутил в руках карманный фонарик. Джейк был одет в чёрную толстовку с капюшоном, он был лучше всех из нас подготовлен к ночной вылазке. Я одел свою обычную джинсовую куртку, которая в застёгнутом состоянии здорово стесняла движения. А пуговицы уже просились в норки – ночь выдалась достаточно свежая. Юсси так и вообще напялил ярко-зелёный комбинезон, за который Джейк честерил его всю дорогу.
– У моего папы другие игрушки, – сказал я, и рассказал про машину на радиоуправлении и про ракетную установку, управляемую с ноутбука, из которой папа обстреливал нас с мамой, когда мы проходили мимо.
Юсси покатывался со смеху, икая и стараясь удержать особенно громкие звуки в себе, Джейк хранил снисходительную ухмылку.
– Теперь понятно, почему ты так запросто с ним общаешься. Странно, что он ещё не пошёл с нами.
– У тебя мировой батька, – сообщил мне Юс.
Я не стал отрицать. Некоторое время мы провели в молчании.
– Нам нужно поставить своего дозорного, – сказал я, устав смотреть на нос человека в окне. У того, кто дежурил сейчас, был выдающийся шнобель, похожий на кусок лепнины. Украдкой он курил: был виден прикрываемый ладонью слабо светящийся огонёк сигареты. – Что, если залезть на дерево?
– А и правда, – сказал Юсси. – Малыши ведь как-то туда забирались.
– Отличная идея, капрал, – сказал Джейк, прищёлкнув пальцами. – Как она не пришла нам в голову раньше? Уже достаточно темно, и никто не разглядит, кто там лазает по веткам. Подумают на птиц.
Прислонив один из велосипедов к стволу, встав ногами на седло, я легко дотянулся до нижней ветки и скоро пробирался среди душных дубовых листьев. У местных малолетних шалопаев наверняка был свой способ. Может, они вставали друг другу на плечи, чтобы вскарабкаться на великана, а может, просто изучили все ямочки и выступы в древесной коре. За мной последовали остальные; я жестами показал Джейку, как лучше подняться повыше, и прогнал Юсси, который полез было на мою ветку: двоих она может не выдержать.
Мы расположились так удобно, как могли, и стали ждать. Из-за облаков вышла луна, с минуту просверкала, как оброненный кем-то цент, и снова на некоторое время спряталась. Лес становился всё тише, он, брошенный в подвалы средневекового замка глухонемой старик, будто таил в себе какую-то загадку. Ветви берёз, казавшиеся на фоне чёрного неба самой первозданной чернотой, так вмёрзли в ночь, что их не мог расшевелить ни один ветер. С того места, где мы сидели, они походили на скрюченные когти. Дом, напротив, светился, как ёлочная игрушка: будто бы безалаберное настроение, которое насквозь его пронизывало, передалось всем гостям. Оттуда доносились крики, весёлый гогот и звон бокалов.
Меня очень волновало, куда они спрятали медведя. Я имею в виду не настоящего, а абстрактного, из своих голов. Ведь он только вечером занимал все их помыслы, не одна пара рук чесалась содрать с него шкуру, а теперь взял и куда-то подевался. Наверняка у них там, в большом светлом доме, есть мрачный чулан с прислоненной к стене старинной акриловой ванной на львиных ножках, да с пластиковыми вёдрами: вот туда-то эта зверюга и забилась.
А может, просто тихо-тихо убрался из этих лихих голов подальше. Куда? Да вон туда, в тёмную тихую чащу.
– Что ты сказал родителям? – спросил я Джейкоба нашим особенным гортанным голосом. Один парень из общества картографов говорил, что такой голос очень похож на звуки ночного леса, и когда вокруг есть хоть что-то, отдалённо похожее на ночной лес, для чужого уха мы, болтая, будем звучать как бурундучки.
Тот ответил после долгой паузы:
– Отцу всё равно. Пусть даже я пропаду на три ночи подряд, не думаю, что он меня хватится.
– А что мачеха?
– Сказал, что у меня болит голова и что иду спать, а сам слинял через окно. Она никогда не заходит ко мне в комнату.
Друг внимательно изучил выражение моего лица, благо пролитый в воздухе свет из окон окрестных домов позволял нам довольно сносно видеть друг друга, ухмыльнулся и промычал:
– Не-ет, ты не понял. Отец у меня хороший. Если мачеха аргументировано докажет что я виноват, он может отлупить меня, на чём свет стоит. Просто он считает, что детей должна воспитывать женщина, следить за ними тоже она, а дело мужчины – наказать за провинность.
Джейк сказал это с оттенком какой-то странной гордости, а меня передёрнуло. Джейкова мама умерла, когда ему было три, а отец через пару лет женился повторно. Как всё-таки трудно сравнивать мачеху с настоящей мамой!
Чуть выше, на подушке из листьев, храпел Юсси. Мы с Джейком, сидя на соседних ветках (он чуть выше, я чуть ниже) переглядывались: стоит его разбудить или пускай дрыхнет? Если он попытается повернуться на другой бок, то быть стремительному и короткому полёту... но, с другой стороны, Юсси может спать где угодно. Поэтому я успокоился, одолжил у Джейкоба фонарь, извлёк из-за пазухи книгу про Кори Мэккинсона и, удостоверившись, что листва хорошо меня скрывает и что свет не просачивается за приделы маленького укрытия, принялся читать.
После двадцатой страницы я посмотрел на часы: была половина второго. В следующий раз я изучал экран своего телефона без восьми минут два.
Вот тогда-то и произошло то, чего мы так долго ждали, ради чего затеяли эту бессонную ночь.
Запихав телефон в нагрудный карман куртки, я бросил взгляд в сторону леса. И увидел зверя.
Он преодолел уже добрую половину пути до сгорбившегося мусорного бака. Игнорируя дорогу, он двигался напрямик, через кусты шиповника и заросли ежевики, с которой местные детишки оборвали ещё зелёные ягоды. Зрелище было совершенно потусторонним. Зверь двигался абсолютно бесшумно. Кожа гладкая, как у слона, серая, и вся в складках; в свете луны она приобрела металлический отлив. Исключением было чёрное пятно вокруг шеи и на голове: там была шерсть, что-то вроде гривы у льва, но гораздо более короткая. Я мог видеть его огромные лапы, похожие на обезьяньи, видел вытянутую морду с крупным влажным носом, которым зверь деловито тянулся вперёд. Я не мог его опознать. Таких уродов просто не могло существовать на свете.
– Они не видят, – отчётливо сказал Джейк.
Никто даже не подумал поднять тревогу. Дом Снеллмана со всеми его обитателями клевал носом, а соглядатай на чердаке давно уже смотрел десятый сон. Если бы нам вздумалось подать какой-то знак, нас бы не заметили.
Юсси свесился и что-то сказал, заставив нас с Джейком вздрогнуть. Мы были уверены, что он спит. Я приподнялся, чтобы лучше слышать.
– Аалто в машине! – шептал Юсси. – Он всё время там сидел!
И действительно, присмотревшись, я увидел на переднем сидении тень. Господин Аалто не спал. Он напряжённо следил за тварью, повернув голову и опустив левое стекло. Шериф счёл себя слишком старым для мужских развлечений; он знал, чем всё закончится, и поэтому остался в своей импровизированной сторожке.
Между тем монстр добрался до вожделенного лакомства. Встав на задние лапы, он залез мордой в мусорный бак, и мы могли видеть, как колыхаются складки на его заду. Я бросил взгляд вверх: Юсси оседлал свою ветку, достал фотоаппарат и пытался совладать с дрожащими руками, чтобы навести его на гостя из леса. Навряд ли в такой темноте у него что-нибудь получится, подумал я.
Зверь вновь показал морду, из недр бака следом за пастью тянулось что-то, напоминающее жвачку. Ветер подул в нашу сторону, и я вдруг слабо, но отчётливо почувствовал вонь. Будь она чуть сильнее, меня бы вывернуло недавно съеденными бутербродами. Но всё обошлось.
Где-то за нашими взмокшими от пота спинами завыла собака. За ней ещё одна, потом третья... В Питере, помню, такие же звуки издавали водосточные трубы в старых домах, ветер прокрадывался в них и заводил тягучий романс о тяжёлой своей жизни, о суровых Норвежских ледниках, вокруг которых он когда-то оборачивал хвост.
Мы с Джейком, затаив дыхание, наблюдали, как в машине господина Аалто открылась водительская дверь, показалась нога в высоком сапоге и брючине заправленной в голенище. Замерла на мгновение, а потом появился и сам Аалто. Он двигался расслабленно, как лунатик. Замер, будто почувствовав внезапный дискомфорт, потом поднял руку, чтобы размять шею. Помахал локтями, словно это не дородный мужчина, чьи года уже катятся к закату, а цыплёнок. Мне показалось, что я слышу, как хрустят суставы. Зверь не обратил на него никакого внимания: он наслаждался лакомством. Потом офицер повернулся к монстру спиной – спиной! – и, наклонившись, извлёк из машины двустволку. Снова развернулся. Каждый манёвр его был величественен, будто это вовсе не человек, а пароход начала прошлого века. Обошёл машину с другой стороны, закинул двустволку на плечо, и...
