Текст книги "Зверёк и Лунное окно (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Ахметшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Зверёк справился со своим возбуждением и осторожно спросил:

– А... мост до Луны можно построить?

– До Луны? – изумился филин. – Какая странная фантазия! Но да, конечно можно. Хоть до Луны, хоть до самого солнца.

Как мог, Зверёк пересказал филину события сегодняшнего утра: о странных гостях, что наведались к Призраку, и о чаепитии на крыльце. Ух подпрыгнул так, что едва не стукнулся головой о верхнюю ветку.

– Вот это да! Великаны у Призрака дома! Интересно, им не нужен филин на шапку, вместо пера? Ну, на удачу, или чтобы умные мысли приходили... Я бы с удовольствием пожил на шапке у настоящего великана.

– Ух, миленький, – воскликнула Кся. – Эти бедняги не могут попасть домой, а у них там осталась малышка, такая же, как я. Им срочно нужен мост до самой Луны, хотя бы и снежный.

– Это можно устроить, – в голосе Уха появились деловые нотки. – Более того, это будет отличное развлечение на первые весенние дни! Мы начнём прямо от призрачьей хижины. Встретимся там. Мне нужно забрать из дупла свой мастерок.

Зверёк и Кся отправились обратно, спеша донести радостную весть, и ещё далеко загодя увидели среди ветвей цилиндр Патрика. Великаны крались, как могли, аккуратно раздвигая деревья, и стволы вновь смыкались за их спинами: будто кто-то хлопал в ладоши. Если бы друзья посмотрели вниз, то увидели бы на фоне снега красную шапочку Ёжина с Бажин, который семенил перед великанами, возмущённо сопя.

Впрочем, ёж сам их увидел и заспешил навстречу.

– Кто эти двое, и почему они за мной ходят? – спросил Ёжин. – Слишком уж большие, чтобы быть моей тенью.

Инга и Патрик выглядели изрядно смущёнными.

– Но господин ёж, – пророкотал мужчина.

– Это наша работа, – сказала Инга и всхлипнула. – Мы просто не можем оставить вас с таким грузом на сердце.

– О чём это вы? – спросил Зверёк. Он залез на нижнюю ветку растущей здесь же сосны, чтобы удобнее было разговаривать с великанами.

– Мои болота, видите ли, отравляют мне жизнь, – сказал Ёжин и сердито засопел: – Нет уж! Если из меня выжать мои болота, останется только пустая шкурка да дурацкие колючки. Ничего не останется, понятно вам?

– Ваши болота, сэр, – сказал Патрик, опустившись возле ежа на корточки. Зверь разбух от гнева, надул щёки и выглядел не таким уж маленьким даже рядом с двумя великанами. – Ваши болота, сэр, это то, что уже никогда не вернётся в вашу жизнь. Разве вы не чувствуете, как изнутри вас щекочет ряска и как булькает в вашем животике болотная вода? Всё это осталось в ваших воспоминаниях, но никогда вы не увидите этого своими глазами.

– Положим, так, – ответил Ёжин. – Но я не позволю никому отобрать наследие моего деда и прадеда, лучшее, что у меня осталось. Я могу в конце концов уйти на запад, туда, где много-много озёр, где деревья не вырастают даже до человеческого роста, а гниют и валятся под собственной тяжестью. Там мне всё будет по душе. Жужжание насекомых и сладкие муравьи!.. Да, да! Как только потеплеет, как только растает этот мерзкий снег, я уйду на запад...

– Увы, не уйдёте, – терпеливо сказала Инга. Она стянула с головы шляпу и прижала её к груди. – Вы привязаны к болотам, которые были когда-то здесь, именно на этой земле. Ваши корешки прочно вросли в почву, переплелись с другими корнями, и болото, что внутри вас, мешает вам впитывать новые впечатления и радоваться каждому новому дню.

– Мне кажется, они правы, – сказал Зверёк, свесившись с ветки. – За всё время ты ни разу не порадовался зиме. А ведь ты видишь её в первый раз и, похоже, даже не особенно мёрзнешь! Ты должен быть в восторге!

– Как я могу быть в восторге! – воскликнул Ёжин и топнул левой задней лапкой. – Здесь же нет моих болот!.. Как я могу радоваться новому дню, если они идут вперёд, а не назад, в прошлое, и земля с каждым годом всё больше высыхает!

Повернувшись, он побрёл прочь, неопрятный и грустный комочек цвета палой листвы. Великанская чета выглядела не менее потерянной. То, что они не смогли выполнить свою работу, сделало их ещё более несчастными. От всего этого, – решил Зверёк, – прямо сейчас должны пойти дожди.

Он поспешил исправить ситуацию, передав Патрику слова Уха.

Великаны переглянулись, и Зверёк почувствовал, что угроза быть замоченным дождём в конце зимы миновала.

– Этот ваш филин, похоже, и впрямь кладезь идей, – сказал Патрик. Зверёк скромно умолчал, что идея, на самом деле, была его, тем более, что Ух сам бы додумался до снежного моста, если бы знал всю подоплёку этой истории. – Нам нужно начинать как можно быстрее.

Уже у границы призрачьего сада их нагнал Ёжин.

– Подождите... подождите... – пыхтел он, и когда на него обратили внимание, робко осведомился у великанов: – А вы можете оставить моё болотце при мне, но вытащить корешки, которые связывают меня с норкой под старой замшелой корягой, где не хотят селиться даже муравьи?

Он поднял переднюю лапку и посмотрел сквозь пальцы, будто путы и в самом деле можно было увидеть.

Супруги переглянулись. Патрик опустился на корточки (со штанин и из карманов его посыпались разномастные кси, задумавшие "зайцами" попасть на Луну) и нацепил своё пенсне, чтобы лучше видеть ежа.

– Я бы оставил всё и ушёл, – продолжал Ёжин. – Как есть ушёл бы! Отправился путешествовать по далёким землям в поисках настоящего болота – такого, какое было в детстве у моего прадедушки.

– Да, это мы можем, – сказал Патрик. Пенсне его загадочно сверкнуло, а левый глаз смотрел ласково и по-доброму; где-то там заблудилась первая весенняя зелень и жужжание насекомых. – Наверное, в вашем случае, господин ёж, это будет наилучшим вариантом. Мы с женой ошиблись относительно вас. Очень легко перепутать никому не нужные, трухлявые воспоминания, со светлой памятью о чём-то, без чего жизнь будет самой мрачной штукой на свете.

Он выпрямился, и великанша Инга подала ему ножницы, которые извлекла из специального чехольчика на поясе.

– Не бойтесь, господин ёж, – сказал Патрик. – Через секунду вы ощутите такую свободу, какой не чувствовали ещё ни разу в жизни.

Не успел Ёжин опомниться, а Зверёк зажать на всякий случай лапками глаза Ксе – кто знает, что на самом деле на уме у этих странных великанов? – как лезвия ножниц взрыли снег у передних и у задних лапок ежа, едва не задев коготки.

Ёжин изумлённо фыркнул. От испуга он даже забыл свернуться в клубок. Завертелся, проверяя, все ли его конечности на месте.

– Ну как? – с интересом спросил Патрик. Он вернул ножницы Инге и одёрнул рукава пиджака. И это словно послужило сигналом. Все свидетели этой душераздирающей сцены (а таких набралось немало) подбежали к Ёжину, наперебой спрашивая: "Ну как? Ну как?"

Ёж прислушался к ощущениям. Из колючек выступили его уши: круглые, покрытые мягкой короткой шёрсткой и совершенно беззащитные.

– Удивительно! – сказал он наконец. – Никогда ещё не чувствовал такой свободы.

Он огляделся, словно только теперь заметив, что стал объектом внимания половины леса.

– Я могу добежать до горизонта и вернуться – и всё это до заката!

Собравшиеся оживлённо загудели. Патрик с женой возвышались, словно две спокойные скалы.

– Хотя мне и возвращаться-то уже не обязательно, – сказал Ёжин. – С вами было не так уж и плохо, но пора к родным болотам, где квакушки и комары, и водомерки, прогуливающиеся прямо по воде, нацепив себе на ноги специальные водные туфли. Где растут водяные груши и можно полакомиться морошкой прямо с куста.

– Тише, тише, – с добродушным смехом сказал Патрик. – А то лес опустеет. Ты забыл сказать про гиблые топи и пузыри болотного газа, которые взрываются и днём, и ночью. И про пауков, чьи сети развешаны так густо, что среди них едва видно солнце.

– Всё равно мне там понравится, – ответил Ёж и был таков. И всем показалось, что он перебирает своими коротенькими лапками по примятому снегу чуточку быстрее, чем вчера.

Шкряблу не спалось – всю ночь он слонялся вокруг своей ели, задувая и вновь разжигая развешанные по веткам орешника фонарики из желудей. Он уже знал последние новости от Уха, и когда первый солнечный зайчик лёг на сугроб, бельчонок попробовал его лапкой и воскликнул:

– А снег-то липкий!

Работа закипела, когда Зверёк и Кся обнаружили, что вместо "хрумс-хрумс-хрумс" из-под ног и лапок раздаётся более громкий и радостный звук. А местами и вовсе что-то вроде "чавк-чавк". Подключив Шкрябла и непоседливых сыновей сэра Призрака, они оповестили всех знакомых и незнакомых существ, что, во-первых – грядёт весна, а во-вторых, что всех, кто хочет принять участие в новой игре, ждут у дома сэра Призрака.

Собравшиеся взялись за работу. Великаны помогали как могли, помогал и сэр Призрак с сыновьями, хотя комья снега, бывало, проваливались сквозь ладони прямо на крутящуюся под ногами мелюзгу, которой только и оставалось, что с воплями и смехом бросаться врассыпную.

Строить мост оказалось не так уж и легко, но очень весело. Дружно приветствовали показавшуюся в проплешине землю; нюхали и водили хороводы вокруг оставшегося с прошлого года листка чертополоха. Смеялись над очередной подснежной находкой – сонными мышами, которые тыкались мордочками друг другу в уши, пытаясь спрятаться там, как в норке.

Постройка тем временем росла, вот она уже опирается на крепкие дубы, будто специально выращенные природой как опоры для чудесного снежного моста. Первый день перетёк во второй, а тот – в третий. Когда все отправлялись спать, Кся сидела на верхушке сосны-"маяка" и разговаривала с малышкой-великаншей. Укутавшись в шаль, она смотрела, как плывут облака. Кричала в небо, пытаясь узнать, голодная та или нет. Может, послать ей как-нибудь кулёк сушёных ягод?.. Но нет, малышка не выглядела голодной или истощённой, только очень грустной. Она с тоской вглядывалась в первозданную черноту, и кажется... нет, совершенно точно, видела малявку Ксю из Несуществующей вещи, протягивая ей навстречу ручки. "Мы уже почти сёстры, – думала Кся. – Как интересно. У меня никогда не было сестры. Если бы, ах, если бы мы были вместе, мы бы разговаривали о тысяче разных вещей!".

На пятую ночь мост был виден отовсюду. Всё новые и новые существа сбегались посмотреть на чудо, и почти все принимали участие в строительстве. И вот, на седьмой день, поздним-поздним вечером, краешек моста, похожий на ноготь Снежной королевы, коснулся круглого окошка. Кся была среди тех, кто прилепил последний снежок, и стала единственной, кто, разбежавшись, прыгнул в объятья своей новообретённой сестрёнки.

– Твои мама и папа сейчас придут! – закричала она.

– Мне очень страшно, – пожаловалась малышка Ксе, и аккуратно, чтобы не раздавить крохотное существо, подставила ладони, чтобы снять её с подоконника.

Кся просто захлёбывалась новостями. Ей казалось, что они знакомы очень давно.

– А к сэру Призраку приходила собака! Она заблудилась, как твои родители, увидела круглую дверь и подумала, что это твои ставни.

Малышка-великанша объяснила:

– Да, сюда часто прилетают собаки, которым не с кем играть. Они засыпают в подворотнях или своих будках и видят меня во сне. А какие-то остаются здесь насовсем. Я с ними играю и угощаю кексами. Обычно они прилетают рано утром и стучатся в мою ставню. Но теперь ставня отвалилась, и они, наверное, стучатся к кому-то другому.

– Нет! – воскликнула Кся и встала прямо на ладони великанского ребёнка на голову. – Нет же! Ставню принесут твои мама и папа!

Сэр Призрак расстался с круглой дверью и вытащил из кладовки старую, прямоугольную.

– Разве теперь всё станет как раньше, папа? – спросил младший сынишка, Йен. – Ведь раньше мы не знали, что в Луне живут такие замечательные люди. А теперь знаем, и всё-всё в мире поменялось. Разве можно после этого жить по-прежнему? Оказывается, есть столько вещей, о которых ты не подозреваешь!

А Томми молча смотрел в окошко, где великаны, снаряженные всякими лесными гостинцами, спешили по мосту, и сэр Патрик нёс под мышкой круглую ставню.

Призрак не придумал, что сказать, и просто ответил:

– Там, на Луне, тоже о нас не подозревали, будь покоен.

Зверёк сопровождал Патрика и его жену в их путешествии по мосту. Он сидел на одном его плече, а филин Ух – на другом. Был ещё Шкрябл, но он быстро утомился, заполз в нагрудный карман великана и сладко там заснул. Ветер дул так сильно, что, казалось, именно он вращает колесо мельницы под названием Время. Земля медленно уходила вниз. Фонарики на сосне непоседливого бельчонка мерцали теперь далеко позади.

– Лучше будет, если вы проводите нас до середины моста, – сказал Зверьку Патрик. – Вам нужно будет сразу же отправляться в обратный путь, чтобы вернуться домой до рассвета. Эта конструкция долго не протянет. С первыми лучами солнца снег начнёт таять.

– Что это были за ножницы? – приблизив мордочку к уху Патрика, спросил Зверёк. – Они из какого-то лунного железа?

Патрик улыбнулся.

– Самые обычные ножницы.

– То есть обрезать корешки, которые цепляют тебя за землю и не дают убежать далеко от родных краёв, можно самыми обычными ножницами?

– Я скажу тебе вот как – эти ножницы есть у каждого в голове. Чтобы ими воспользоваться, вовсе не обязательно видеть перед собой меня и настоящие ножницы. Достаточно просто помнить об их существовании. – И не давая Зверьку всё это осмыслить, он сказал: – Здесь мы расстанемся. Ну, прощайте. Как только я прилажу на место эту ставню, ты, мудрый филин, сможешь снова подняться в небо.

– Погодите! – воскликнул Зверёк. – А как же моя Кся? Она ведь осталась там, у вашей дочери!

Патрик пожал плечами.

– Пускай погостит у нас. А осенью я принесу её обратно в своём нагрудном кармане или под шляпой – где ей больше понравится.

Но когда они с филином и сонным Шкряблом спустились на землю, Кся уже была здесь.

– Как ты мог подумать, что проведёшь лето без меня! – возмутилась она, дёргая Зверька за уши. – А с сестрёнкой я могу общаться, сидя в заброшенном гнезде на вершине сосны. Ты не поверишь: у них в лунном доме несколько круглых окошек, а за ними – вечная осень! А под потолком сушатся на нитках грибы и фрукты из разных миров, которые мы можем навестить разве что во снах. Но, во всяком случае, я теперь точно знаю, что они существуют.

Так кончилась долгая Зима, самая первая в жизни Зверька. И Йен сказал истинную правду: ничего уже не станет по-прежнему. Каждое мгновение что-то меняется, поворачивается вспять, каждую минуту кто-то съедает кексы у тебя со стола, и каждую секунду что-нибудь происходит – даже когда кажется, что ничего не происходит. Такова суть жизни.