Текст книги "Телохранитель Ника. Клетка класса люкс"

Автор книги: Дия Гарина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Их наденешь, – непререкаемым тоном объявила она. – У меня почти такие же. Будем с тобой как сестры. Белые и пушистые.

Осознав, что возражать бесполезно, я опять тяжело вздохнула и отправилась на поиски секретаря Сережи. Получив полагающуюся на расходы немалую сумму и удовлетворив законное любопытство помощника хозяина касательно Элиных наполеоновских планов, я вернулась в свою комнату. И застала дочь бизнесмена в тот момент, когда она увлеченно лепила на мои шорты золотистые стразы. Лежащая рядом футболка уже носила на себе следы ее ухищрений. Выложенные ярко-красными стразами круги грудей (на пару размеров больше моих) с синими сосками свидетельствовали о возникшем у дизайнера-любителя комплексе неполноценности из-за собственных скромных форм.

– Нравится? – затаив дыхание спросила Эля, демонстрируя мне результаты своего кропотливого труда. – Правда, отпадно?

– Правда, – в третий раз за сегодняшнее утро вздохнула я, утешая себя тем, что, судя по всему, мне удалось прочно завоевать доверие моего «объекта».

По пути в гараж мы, по настоянию Эли, на цыпочках прокрались мимо двери Павла Челнокова и, поднявшись на второй этаж, угодили прямо в распростертые объятья вундеркинда Генки, двигавшего с полузакрытыми глазами в туалет.

– Вы куда это в такую рань? – недовольно пробурчало юное дарование, пробежавшись глазами по моим усыпанным стразами шортам.

– На Пляж! – отмахнулась Эля, перехватив поудобнее сумку с закуской, полотенцами и покрывалами.

– Я в инете ночью местные новости просматривал. Там вчера одна девушка утонула…

– Тьфу на тебя, Генка. Как ляпнешь что-нибудь, так хоть стой, хоть падай! – возмутилась сестрица и, бормоча что-то себе под нос, потащила меня дальше. Мне оставалось только подчиниться и следовать за ней, ощущая спиной бьющий навылет взгляд младшего из Челноковых.

Чтобы добраться до Пляжа – главного места отдыха здешнего населения, – нам пришлось проехать через весь город. Правда, ни о каких пробках речи не было по причине летней жары, из-за которой все мало-мальски уважающие себя автолюбители уже покинули пропитанные гудроном улицы, отправившись на лоно матушки природы. Так что дорога заняла у нас не больше часа, в течение которого я упорно обдумывала одну важную мысль: как поступить с моим маленьким черным другом, оказавшим нам вчера неоценимую помощь? Короче: куда пистолет-то девать? В моем нынешнем наряде ему вряд ли нашлось бы достойное место. Карманы в обтягивающих шортах могли вместить в себя лишь пару презервативов. Не цеплять же кобуру поверх футболки! В результате, после долгих утомительных размышлений верный газовик перекочевал в Элину сумку, разместившись между двумя полотенцами так, чтобы в случае чего его легко можно было выхватить.

Оставив машину на платной стоянке, мы по одной из натоптанных тропинок, петляющей между высоких берез, бодро зашагали на Пляж. Именно Пляж, с большой буквы. Потому что он один такой. Потому что благоустроен. Потому что привезенный невесть откуда желтый морской песок устилал берег поразительно красивого озера. И еще потому, что даже когда над городом сгущались тучи и тропический ливень грозил раздробить прикрывший живое тело земли асфальт, здесь чуть ли не солнце светило, а вода была удивительно теплой.

Пятнадцать минут в зеленом царстве, укрывшем нас от вовсю палящего солнца, пролетели как одна. Даже Эля на время притихла, восхищенная красотой родных мест, успевшей немного поблекнуть в памяти за год, проведенный на туманном Альбионе. Озеро открылось неожиданно. Только что впереди вздымались кусты красной и белой смородины с чуть поникшими от жары листьями, и вот уже водная гладь отражает подернутую дымкой голубизну и темную еловую зелень дальнего леса. Несмотря на ранний час, почти все хорошие места были уже заняты. Но, побродив немного по растянувшемуся Пляжу, мы отыскали отличное место под грустившей в одиночестве березой. Так что в нашем распоряжении были по желанию и яркое солнце, и дарящая прохладу ажурная тень. Но начали мы, конечно же, с солнца.

– Ох и поджарюсь! – счастливо улыбнулась Эля, предусмотрительно натирая «антипригарным» кремом белую, без намека на загар кожу. – А то в этой Англии можно целый месяц солнца не увидеть! Как там только люди живут?

– Хорошо живут, – лениво протянула я, растягиваясь на покрывале, – В отпуска на Канары уезжают. Ривьеры там всякие… Канны…

– Я бы тоже на Канары не отказалась. Папка в прошлом году Светку туда возил. А меня в этот чертов колледж послал. Как на каторгу.

– А ты знаешь, сколько он за эту «каторгу» бабок выложил? – раздался голос, который мы меньше всего ожидали услышать. И Светлана Семеновна Челнокова, покрытая золотисто-коричневым загаром в результате регулярного посещения дорогих соляриев, предстала перед нами во всей холеной красе.

– Здрасьте! – буркнула падчерица. – К вашему сведению, мэм, культурные люди сначала здороваются. Так меня на этой «каторге» учили.

– Здравствуйте, здравствуйте, если не шутите, – ответила жена бизнесмена, хмуро разглядывая мой, то есть ее, купальник. – Решили солнечные ванны принять?

– Будто не видно! – Эля демонстративно накрыла лицо бейсболкой, якобы прячась от солнечных лучей, а на самом деле от прилипчивого взгляда мачехи. – А вас, мэм, каким ветром сюда занесло? Да еще в такую рань?

– Я здесь на сессии, – ослепительно улыбнулась Челнокова на этот раз мне одной, поскольку падчерица все равно ее не видела.

– На какой? – от удивления Эля даже села, ловко подхватив слетевшую с лица бейсболку. – Только не говори мне, что ты учиться пошла! Иначе я от смеха скончаюсь.

– Сессии, Элечка, разные бывают, – с не меньшим сарказмом пояснила Челнокова. – Я здесь на фотосессии. Приехал фотограф из Москвы снимать меня для обложки журнала. Видишь во-он того лысика с фотоаппаратом? Вчера на приеме умолил меня позировать! Ой, мне пора. Видишь, машет? Чао. Вечером увидимся…

И Светлана Семеновна грациозной походкой удалилась в сторону нетерпеливо приплясывающего фотографа.

– Интересно, для какого журнала ее фотографировать собрались? – зло бросила моя подопечная, не отрывая глаз от покачивающей бедрами Челноковой. – Для «Российского животноводства»?

– Зря ты так, – примирительно сказала я. – Она действительно хороша. Разве ты не видишь?

– Не вижу! – буркнула Эля.

– А я вижу. И тебе советую. Соперников нужно оценивать объективно. Видеть их сильные и слабые стороны. Тогда можно играть на их слабостях и направлять силу в нужное тебе русло. Без этого не бывает победы.

– Вот еще учительница на мою голову выискалась. Пойдем лучше купаться!

С этими словами Эля вскочила и бросилась в воду, окружив себя дождем сверкающих брызг.

– Ну, давай, Ника! Иди! Вода – прелесть!

– Не пойду, – покачала я головой, – не могу своего маленького друга без присмотра бросить. И вообще, я не любитель…

– А вдруг я тонуть стану? Придется тебе тогда в озеро лезть, – не унималась моя подопечная, радостно резвясь в воде, как вырвавшаяся на волю спаниелька. Точно! Элька-спаниелька! Так и буду ее теперь звать.

– Вот когда утонешь, тогда и полезу, – отрезала я и, перевернувшись на другой бок, одним глазом уставилась в прихваченный младшей Челноковой любовный роман, а другим не выпускала из виду любительницу печатной эротики. Плавала Эля хорошо, поэтому, даже когда она отплыла довольно далеко от берега, я не слишком обеспокоилась. И правильно. Мне бы, глупой, обеспокоиться, когда она из воды вылезла! Так нет, я и бровью не повела. Пока не ощутила, как целая пригоршня воды, показавшейся очень холодной моей нагретой на солнце коже, вылилась мне на спину. Мой возмущенный вопль дополнил веселый девчоночий смех, и Эля со всего маху упала рядом на расстеленное поверх желтого песка покрывало.

– Ну-ну, не ворчи, – примирительно сказала она, откусывая яблоко, – тебе просто необходимо было охладиться. А то тепловой удар хватил бы – столько на солнце лежать!

Я, конечно, еще поворчала, но, решив, что устами младенца глаголет истина, перебралась в тень скучающей в полном безветрии березы. Так потекли наши блаженные часы в единении с небом, солнцем и водой, которой Эля с садистским блеском в глазах не забывала обдавать меня после каждого купания.

Книжка была дочитана почти до конца, и солнце, растеряв свою мощь, уже склонялось к темнеющему на дальнем берегу лесу, когда я увидела, что купающаяся Эля вдруг как-то странно дернулась и без единого крика ушла под воду. Это не было похоже на обычное ныряние. За миг до того, как ее голова скрылась под сияющей водной гранью, я различила на хорошеньком личике неподдельный испуг. Я думала об этом, изо всех сил колотя ногами и руками по ставшей почему-то очень вязкой воде. И, достигнув места, где, как мне казалось, видела Элю в последний раз, уже набрала в грудь побольше воздуха, собираясь нырнуть. И едва не нахлебалась воды, когда Элина бедовая голова появилась в каком-нибудь метре от меня и победно заявила:

– И все-таки я затащила тебя в воду!

Каюсь, первым моим желанием было утопить эту русалку, чтобы уже раз и навсегда отмучиться. Пришлось изо всех сил сжать зубы и, развернувшись, молча поплыть к берегу.

Когда на расстеленное под березой покрывало упала длинная предвечерняя тень, никто из отдыхающих не обратил на это никакого внимания. Как и на то, что обладатель тени – высокий накачанный парень в черных очках и ярко-зеленых плавках, на несколько секунд присел возле одинокой пляжной сумки. А потом, неспешно выпрямившись, ровной походкой удалился в неизвестном направлении. Так что когда черноволосая купальщица с лицом разъяренной мегеры рухнула поверх узорчатого покрывала, никто не сообщил ей о странном визите.

– Ну Ника! Ну прости, пожалуйста! Сколько извиняться можно?! – Эля не находила себе места и, демонстрируя поочередно равнодушие, обиду, возмущение и, наконец, раскаяние, пыталась меня разговорить. Но давний страх держал крепко и я, даже простив несносное создание, все никак не могла вернуться из прошлого, затянувшего меня словно холодный глубокий и смертельно опасный омут.

Такой омут был на реке, питавшей наш город удивительно чистой и вкусной водой. Его знали все от мала до велика. В раннем детстве мамы и папы подводили мальчиков и девочек к крутому берегу и, указывая на омут, говорили: «Смотри, зайка, это – дом Водяного. Никогда не подплывай к нему. Никто и никогда оттуда не выбирался. А ведь мамочка (папочка) не хочет потерять тебя, солнышко». И это была чистая правда. Никто из тех, кто по удали, неосторожности или пьянке попадал в омут, так и не сумел вырваться из крепких объятий Водяного. Никогда. Именно поэтому я и пришла на обрывистый берег в одну из беспросветных ночей, когда исстрадавшаяся душа уже не могла выносить земной тяжести, мечтая об одном: улететь на небо. Я раздумывала недолго. Вернее, совсем не раздумывала, а только в последний раз окинула взглядом когда-то любимый мир, заключенный между двумя лесистыми горными хребтами и извилистой рекой, а потом шагнула с высокого камня в темноту ночи и речной воды.

Не знаю, как все повернулась бы, выбери я иной способ поставить крест на своей разбитой жизни. Но когда непреодолимое течение потянуло вниз, я внезапно ощутила его почти одушевленным врагом, возжелавшим моей смерти. И неожиданно для себя начала бороться. Из чувства упрямства и противоречия, вспоминая науку человека, из-за которого и оказалась в объятьях Водяного. «Твоя ярость и ненависть – это тоже сила. Огромная сила. Только нужно правильно ей воспользоваться, – звучал у меня в голове самый дорогой на Земле голос. – А для этого ты должна…»

В тот раз я все сделала правильно, и впервые за долгие годы дом Водяного остался без жильца. Но с тех пор на душе гораздо спокойнее, если от воды меня отделяют, по крайней мере, несколько метров.

– Ну Ни-и-ика, – снова заныло под боком малолетнее лохнесское чудовище, окончательно разгоняя дурман памяти. – Ну прости-и-и…

– Ладно, – бормочу я, проводя ладонью по глазам, – иди в последний раз окунись, и будем собираться. Но если ты еще раз!.. Утоплю, как котенка!

– О добрейшая из добрейших телохранительниц, – стала выстебываться Эля, приходя в обычное расположение духа, и уже из воды добавила: – я всегда знала, что благодаря тебе моя смерть будет быстрой и безболезненной!

И все-таки, интересно, за что Господь Челнокова такой доченькой наказал? Наверное, было за что…

– Эх, хороша телка! – пробормотал парень, не так давно интересовавшийся содержимым чужой пляжной сумки, нехотя опуская бинокль с двенадцатикратным увеличением.

– Ты про девчонку? – сидящий рядом очкастый субъект недоверчиво хмыкнул. – На малолеток потянуло? Ну у тебя и вкусы, Мачо!

– Не-е, я про охранницу, – улыбнулся во весь рот вышеозначенный Мачо. – Я таких телок еще не трахал.

– Каких таких? – вступил в разговор третий из четырех крепких молодых людей, прячущихся в кустах, скрашивая долгие часы наблюдения с помощью скрытой в черном полиэтиленовом пакете батареи «джин-тоников».

– Ну, таких… – Мачо провел руками по воздуху, очерчивая силуэт, напоминающий песочные часы. – И чтоб на топ-модель была похожа, и чтобы все было при ней. Понял, Жук, каких телок я еще не трахал? Ну не попадались они мне. До этого дня.

– Она – не телка, – очкастый взял бинокль из рук Мачо, мечтательно закатившего глаза, и вгляделся в сидящую под березой женщину.

– А кто?

– Кто угодно, только не телка. И самое поганое, что она вполне может нам все дело завалить. Вот что, мужики, план меняется. Лучше перестраховаться, чем обломаться. Если облажаемся, девчонку из дома больше вообще не выпустят. Плакали тогда наши десять зеленых «тонн».

– Ты чё, Интел? – возмущенный Жук даже привстал с коротко спиленного пенька. – Думаешь, мы с Мачо одну бабу не завалим?

– Конечно, не завалите, – как ни в чем не бывало ответил Интел и, отвечая на безмолвный вопрос трех членов банды, заявил: – Потому что я не позволю. Заказчик четко сказал: без трупов. А клиент всегда прав. Даже когда полную туфту гонит. Понятно?

– Да я не мокруху имел в виду, – Жук даже обиделся, – «завалить» – в смысле просто завалить. В кусты. И оприходовать. Все равно девчонку нам трогать запретили. Так Мачо хоть на охраннице душу отведет. Его маруха ^* уже неделю как на Канарах с этим фраером залетным ласты парит. Вот у Мачо сперма из ушей и течет.

– Это можно, – Интел свел густые брови в напряженных раздумьях. – Значит, сделаем так…

– Ну что, пошли? – Эля нетерпеливо подскакивала на месте, ожидая моей команды. – В театр же опоздаем! Ты мне так спектакль сегодняшний расписала, что я прям кипятком писаю – посмотреть хочу.

– Кипятком она писает, – пробурчала я, подхватывая собранную сумку. – Лучше бы бензином девяносто пятым. Кажется, я заправиться забыла. Придется на заправку сворачивать.

Но сначала мы свернули на ведущую к стоянке тропинку. Солнце еще светило вовсю, поэтому отдыхающие не торопились уходить, продолжая вкушать прелести погожего летнего дня, плавно переходящего в вечер. В лесу и на душе пели птицы, и все было просто замечательно, пока моя слегка обгоревшая спина не покрылась гусиной кожей, ощутив таранящий удар взгляда. Нет, не удар – два удара, причем ниже пояса.

– Эй, девчонки! – донеслось сзади, и из-за поворота тропинки показались два здоровых лба, похожих друг на друга, как близнецы-братья: одинаковые шорты, расстегнутые яркие гавайские рубашки, гадостные ухмылки и зажатые в зубах сигареты. – Куда вы так спешите? Давайте познакомимся!

Эля уже открыла рот, чтобы отшить как следует неожиданных попутчиков, но я резко дернула ее за руку и, ускоряя ход, прошипела на ухо: «Молчи и делай все, как я скажу!» Не знаю почему, попытка обычного пляжного съема вызвала у меня такую реакцию. Это же традиция – клеиться к девчонкам в «местах летнего отдыха», и ничего необычного тут нет. И все-таки эта встреча заставила меня внутренне подобраться. Может быть, виной всему неестественно скованные движения парней, которые тоже удвоили скорость вслед за нами, или напряжение, слышавшееся в их смехе… Но я, вместо того чтобы отшутиться или просто промолчать, достала из сумки пистолет и, направив на любителей случайных знакомств, произнесла:

– А ну стоять!

– Ой, братан, держи меня, щас со страху обделаюсь! – тот, что шел слева, в притворном ужасе спрятался за спину своего товарища и, выглядывая оттуда, продолжал: – У телки-то пистолет железный есть! И, наверное, даже стреляет… Такие красивые девчонки, и такие грозные. Ой, боюсь, боюсь!

Они рассмеялись и перешли на бег, отбросив прочь недокуренные сигареты. А я, дождавшись, когда расстояние между нами сократилось до пяти метров, без колебаний нажала на курок. Потому что беззаботный смех, рвущийся из их глоток, никак не вязался с сосредоточенным взглядом недобро прищуренных глаз.

Боек несколько раз сухо щелкнул вхолостую, прежде чем я поняла, что дело – дрянь, и, рявкнув «Беги!» застывшей в ступоре Эле, шагнула навстречу затормозившим парням. Пистолет – во всех отношениях неплохое оружие, и если пользоваться им как кастетом, можно пересчитать немало чужих зубов.

– Сука, – осклабился левый желающий попробовать комиссарского тела, – не хотела по-хорошему, будет по-плохому! Сейчас я с тобой факом займусь. А братан пока подружку твою нагонит. Слышь, Круг, давай двигай!

Но первой двинула я. Ему в зубы. Они настолько не ждали сопротивления, что пропустили самые простые удары. Правда, надо отдать им должное, быстро очухались. Пришлось здорово попотеть, прежде чем удалось уложить их отдыхать на зеленую травку. Утерев трудовой пот и огрев каждого для верности рукоятью пистолета по затылку, я со всех ног помчалась догонять уже далеко удравшую Элю. Но все равно опоздала.

Ноги еще только несли меня за крутой поворот, когда впереди послышался сдавленный крик и треск ломаемых кустов. Они еще протестующе качались, когда я бросилась вслед, на чем свет стоит ругая себя за непредусмотрительность. Трое! Их было трое. И пока двое пытались сладить со мной, третий спокойно ждал, когда испуганная девчонка влетит прямехонько в его распростертые объятья. Ничего, я его догоню. У него на руках визжащая и царапающаяся Эля, так что мировой рекорд в беге ему не светит. Сейчас я их увижу и…

Увидела. А кроме них, еще и невесть каким образом пробравшийся между плотно растущими деревьями джип. Лежащая возле машины Эля была явно без сознания, а над ней руки в боки стоял любитель экстремального секса. Спиной ко мне. И получил удар двумя ногами спину, после которого отлетел на два метра и чувствительно приложился о раскрытую дверцу джипа.

Убедившись, что самостоятельно ему не подняться еще с полчаса, я склонилась над бесчувственной Элей. Быстрый осмотр показал, что она, можно считать, в порядке, и мне оставалось только заглянуть в машину в надежде увидеть ключи в замке зажигания. Скоро первая парочка насильников очнется и потребует реванша, а я, увы, не Иван Поддубный, как справедливо заметил господин Челноков. И если невовремя очнется третий… В общем, нам с Элей лучше убраться отсюда и желательно побыстрее.

Когда я увидела в замке вожделенные ключи, то наивно подумала, что мне повезло. Целых пять секунд так думала, пока чья-то неожиданно возникшая рука не угостила меня струей из газового баллончика, от которой все сразу же расплылось перед глазами. А когда сплылось обратно…

– С-сука! – услышала я над собой гнусавый голос и сопровождающий его плевок. – Два передних зуба мне пушкой выбила!

– И отбила охоту с ней баловаться? – переспросил кто-то из четверых насильников (Черт, их, оказывается, было четверо!).

– Ну, не-ет! Я ей такой трах устрою, запомнит на всю жизнь! А Круг мне поможет. Ему она чуть глаз не высадила! Ничего не поделаешь, Интел, придется подождать. С девчонкой еще успеем разобраться.

– Только не слишком затягивайте, – в голосе Интела проскользнули начальственные нотки, и я сразу поняла, кто здесь главный. Похоже, именно он оставался в машине и вывел меня из строя усыпляющим газом. Да еще каким! До сих пор в голове туман, а уши как будто заложены ватой. И тем не менее самое главное я все же услышала: Элю они оставили на закуску. Значит, пора принимать решительные меры.

Легко сказать! Их все-таки четверо, а не двое. Да и я не в самой удобной позиции – лежу на траве под пристальными взглядами четырех пар глаз. Правда, не связанная, и это уже большой плюс. Все-таки российская беспечность иногда бывает на руку. Не зря же говорится: на аллаха надейся, а верблюда привязывай. Я, конечно, не верблюд, но честное слово, ребята, лучше бы вы меня привязали!

Второй раз за сегодняшний день в памяти зазвучал чуть хрипловатый и когда-то любимый голос. Да, дорогой, я знаю: ненависть – это сила. Да, милый, сейчас я начну «разгонку», как ты когда-то учил, чтобы возненавидеть четверых выродков еще сильнее, чем я возненавидела тебя. Сейчас…

Тяжелый, почти неподъемный маятник начал внутри меня свое медленное, но неотвратимое движение. Я раскачивала его, задыхаясь от бурлящей во мне ненависти. И с каждым толчком размах маятника увеличивался. Раз – два, взяли, еще взяли! Кажется, ненавидеть сильнее уже нельзя, но я знаю, что можно. И пусть каждая клеточка дрожит от хлынувшего в кровь адреналина, я понимаю, что мне еще далеко до такого состояния, когда хрупкая девчушка способна одним движением раскидать шестерых здоровенных санитаров. И потому, ощутив навалившуюся тяжесть мужского тела, я остаюсь обманчиво неподвижной, зная, что это только прибавит мне ненависти. А значит, и силы.

Пуговица на шортах с треском отлетает в сторону, но мои глаза все так же безмятежно закрыты. Рано. Еще рано. Второго шанса у меня просто не будет. И пусть молния в один миг расходится под крепкими пальцами с золотой печаткой на правом мизинце. Пусть. Это хорошо, что его так трясет от желания и ненависти, значит, он не почувствует как трясет меня. Шорты рывком спущены к щиколоткам и исчезают в ближайших кустах. Я специально приоткрыла ресницы, чтобы видеть это. Хорошо. А теперь дай мне рассмотреть тебя, мальчик, чтобы мой маятник закачался в такт твоему прерывистому дыханию. Отлично! Осталось совсем чуть-чуть – и мне будет по колено любое море или даже океан. Говорят, на таком взводе берсерки в одиночку бросались на сотню врагов и обращали их в бегство.

Футболка, брызнув яркими стразами, рвется как туалетная бумага, а следом за ней итальянское белье, на которое я потратила половину моей предыдущей зарплаты. Ну все! Вот теперь я – сама ненависть. Так обойтись с моим лифчиком! Убью!!! Но прежде чем убить, я в соответствии с инструкцией освобождаюсь от эмоций. Они только помешают. Сейчас мне нужна не ослепляющая ненависть, а холодная ярость. Не маятник, а сжатая до предела пружина, которую я в нужный момент отпущу.

– Ну, сука, сейчас ты у меня попляшешь, – бормочут возле моего уха окровавленные губы, а исцарапанное колено одним движением раздвигает мне ноги, как будто освобождая дрожащие от напряжения стальные витки. Теперь главное не останавливаться. И я не остановлюсь!

Наверное, со стороны это выглядело так, будто я действительно превратилась в огромную пружину: навалившегося на меня парня подбросило вверх почти на полметра. А когда он приземлился обратно, мое колено изо всех сил врезалось ему в промежность. Подавившись криком, он скатился с меня и затих, свернувшись в позе зародыша. «Значит, их осталось только трое», – подумала я, уворачиваясь от удара в голову. И больше уже ни о чем не думала. Пока вокруг не осталось никого, кто смог хотя бы удержаться на ногах.

Все еще находясь в состоянии «разгонки», я открыла багажник джипа и, достав буксирный трос, замотала четверку мушкетеров так, будто всю жизнь работала мотальщицей. И только потом начала торможение.

Вдох-выдох, вдох-выдох. Я глубоко дышала, постепенно приходя в нормальное человеческое состояние, когда нет нужды совершать такие подвиги. Как всегда после торможения, немного защипало в носу, но я собралась и сдержала слезы, памятуя, что вместе с ними человек теряет кучу энергии. А мне эта энергия еще ох как пригодится, потому что придется пройти не только через официальный милицейский протокол, но и неофициальную, а оттого еще более неприятную беседу с шефом. Однако чему бывать того не миновать. И, отыскав в кармане одного из охотников за сомнительными удовольствиями сотовый, я с тяжелым вздохом набрала короткий номер стражей порядка.

Я сидела перед зеркалом в своей комнате, из окна которой открывался чудный вид на пруд с лебедями, и осторожными движениями прикладывала разрезанные пополам дольки чеснока к правой стороне лица, превратившейся в надувную подушку. Черт бы побрал этого левшу Круга! Такой синяк и за полмесяца не сойдет, а у моей подопечной через неделю день рождения. Хороша же я буду на торжественном приеме с сине-красным кровоподтеком на пол-лица. Однако нет худа без добра. Сидя в милицейском «уазике» (тоже неизвестно как протиснувшемся между деревьями), все еще не пришедшая в себя Эля потребовала достать ей точно такой же газовый баллончик, как тот, которым нас вывел из строя очкастый Интел. Так что вопрос с подарком на день рождения решился сам собой. А заодно решился вопрос и с другим подарком. Даже двумя.

Когда «форд» Челнокова, скребя днищем по заросшими мелкими кустиками колдобинам, подобрался вплотную к милицейскому «уазику», я почувствовала себя, мягко говоря, неважно. А уж когда увидела абсолютно спокойное лицо Владимира Андреевича, просто струсила. С такими лицами хорошо приказы о ликвидации отдавать. Хмурый Сережа, следовавший за шефом по пятам, улучил момент и, показав глазами на медленно приходящую в себя связанную четверку, выразительно провел ребром ладони по горлу. Однако не завидую я любвеобильным парням. Вряд ли пребывание в милиции пойдет на пользу их здоровью.

Благодаря вмешательству папочки нас с Элей не стали долго мучить и, записав показания, отпустили на все четыре стороны. Бросив быстрый взгляд на покрывало, из которого я соорудила себе нечто вроде римской тоги, Челноков приказал секретарю забрать «Рено» со стоянки, скомандовал нам с Элей «Садитесь!» и первым полез в «форд». На заднее сидение. Всю обратную дорогу он прижимал голову дочери к груди и что-то тихо шептал ей, гладя по растрепанным волосам. Когда же автомобиль остановился у парадного подъезда коттеджа, бережно довел Элю до двери и с рук на руки передал специально вызванной даме-психологу.

– Пойдем, – кивнул он мне, когда Эля в сопровождении женщины покорно ушла в свою комнату, чтобы получить нелишнюю в таких случаях скорую психологическую помощь. И, предупреждая мои возражения, добавил: – После переоденешься.

Так же покорно, как Эля, я поплелась за бизнесменом в его кабинет, гадая про себя, как именно он отреагирует на инцидент. С одной стороны, благодаря счастливому случаю и моим стараниям, все окончилось вполне благополучно, а с другой – ведь «чуть было не случилось». При желании телохранителя всегда можно обвинить в непрофессионализме. Допустил! Не просчитал! Подверг опасности…

Войдя в кабинет, Владимир Андреевич тщательно закрыл за собой дверь и широким шагом подошел к встроенному в стену сейфу. Но созерцать содержимое несгораемого ящика мне не позволила широкая спина шефа, почти полностью его загородившая.

– Вот, – на стол шлепнулась небрежно брошенная пачка пятисотенных купюр. – Это твоя премия. А это…

Следом за пачкой из сейфа была извлечена бутылка коньяка «Хенесси», две серебряные рюмки и пакет с домашними черными сухарями.

– Это вместо молока. За вредность, – пояснил Челноков, щедро плеснув в рюмки благоухающий на весь кабинет напиток. – Спасибо тебе, девочка. Только не фыркай! Девчонка ты и все тут. Почему не стреляла?

– Патрон заклинило. Наверное, что-то с бойком…

– Возьми, – на столе появился маленький короткоствольный пистолет. Явно не газовый. – Завтра сфотографируешься, послезавтра получишь разрешение на ношение огнестрельного оружия.

Ха! С таким синим личиком и фотографироваться? Да меня на снимке мама родная не узнает! К тому же в этом совершенно нет необходимости.

– У меня есть разрешение, – пробормотала я.

– Отлично. Старая добрая «беретта» еще никогда никому не мешала. Но ты и без оружия справилась: лихо их отделала. Одна четверых. Ты не Ника – ты настоящая Никита. Кто тебя учил?

– Да многие…

– Многие такому не учат. Такому может научить только один. Один на тысячу учителей. Так кто он? Может, я его знаю?

– Вряд ли.

– И все-таки… Слушай, Ника, почему ты не хочешь его назвать? От тебя ведь не убудет.

– Сергей Хван, – назвала я имя моего последнего тренера, стараясь не отводить глаз.

– Не знаю такого, – покачал головой Челноков.

– Я же говорила…

– Ладно, будем, – бизнесмен поднял рюмку, и я вынуждена была последовать его примеру, горько оплакивая свой здоровый образ жизни. За первой рюмкой последовали еще четыре, в перерывах между которыми шеф подробно расспрашивал, как было дело. Потом, быстро поднявшись, подошел ко мне, крепко обнял и поцеловал в губы. Но поцелуй этот был совсем не сексуальным. Скорее он походил на те, которыми незабвенный Леонид Ильич Брежнев награждал своих министров, вручая очередной орден. Ни грана эротики. Это была просто высшая форма проявления благодарности, на которую оказался способен Челноков. Я это поняла и, в общем-то, ничего не имела против. А вот кто-то другой не понял и, издав странный горловой звук, видимо, отшатнулся от замочной скважины, так как из-за двери донесся грохот опрокинутого стула. Челноков выпустил меня из объятий и, открыл дверь в приемную. Разумеется, уже пустую.

– Спокойной ночи, Никита, – усмехнулся он, возвращаясь в кабинет, – желаю тебе хорошо выспаться. А к синяку чеснок приложи. Меня так бабушка лечила в детстве. И самое удивительное – помогало лучше всех новомодных мазилок…

И вот я сижу перед зеркалом и с помощью добытого на кухне чеснока пытаюсь привести себя в божеский вид, уверенная, что, несмотря на дикую усталость вкупе с коньяком, в ближайшие несколько часов уснуть все равно не смогу. Особенно если будут так тарабанить в дверь.

– Войдите! – откликаюсь я и вижу, как мое лицо в зеркале кривится от боли. И совсем не удивляюсь, когда в проеме вырастает Павел Челноков.

– Привет, – улыбается он своей волчьей улыбкой и заговорщицки мне подмигивает. – Не спится? Тогда пойдем.

– Куда это? – не слишком вежливо вопрошаю я, не желая удаляться от дивана больше чем на два метра.

– Развлекаться, – не моргнув глазом, отвечает Павел. – Я знаю, что тебе сейчас нужно, чтобы прийти в себя. Идем, Ника. Говорю же, полегчает. Без балды.