Текст книги "Пантанал (СИ)"
Автор книги: Дино Динаев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
А потом случилось то, о чем нельзя думать, чтобы не спятить. И вот я опытный специалист, профессионал, ем продукты из спецотделов, смотрю федкалы сутками, чтобы не дай Бог вспомнить то, что случилось после взлета.
* * *
Телефон зазвонил днем.
Только глянув на дисплей, я узнал, какой сейчас месяц. Мне давно никто не звонил. Я снял трубку из чистого любопытства.
– Евгений Павлович? Как поживаешь? – спросил жизнерадостный голос.
– Нормально, – ответил я. – А кто это?
– Не узнал, бродяга! Это Брянцев!
Еще один козел с прежней работы.
– Здравия желаю, товарищ генерал.
– Надо встретиться.
– Созвонимся как-нибудь, – сказал я, чтобы только отвязаться.
– Я внизу стою. Сейчас к тебе поднимусь. У меня бутылка чудесного виски.
– Американского?
– Смешно. Так я поднимаюсь.
И он отключился. Профи. Умеет добиваться своего. Ставить перед фактом. Давить фактами.
Я начинал работать с Брянцевым в бытность его полковником. Всю свою карьеру я оказывался у него в подчиненных. Он славился тем, что использовал нас до сухой корки. То, что он вспомнил обо мне, не сулило ничего хорошего.
Стук в дверь раздался через минуту. Я глянул в глазок. Брянцев постарел. Лыс, глазаст (глаза навыкате), неприятен.
– Чего зыркаешь, Жека? Открывай!
И нагл.
Я открываю, он вваливается, шумный и громоздкий. Шуршит пакетом с выпивкой, скрипит башмаками, пахнет хорошим дезодорантом. Давненько у меня дома не было такого кавардака.
– Куда звонок дел?
– Подростки срезали. У них новая забава, кто больше звонков срежет.
Я вру. Звонок срезал я сам, когда у меня был короткий приступ мании преследования. И звонок срезал и в темноте сидел с пистолетом в руках. Все было, пока не нашел свою манеру спасения от сумасшествия.
Никто не знает, поверил Брянцев или нет. Да и плевать.
Расположились на кухне, разлили скотч, выпили молча как два алкаша.
– Они хотят, чтобы ты вернулся! – выпалил гость.
– И Бурдюк тоже?
– Инициатива принадлежит целиком Бурдюкову.
– Я списан.
– Знать, поторопились. Ты лучший специалист по фалангистам. Про вчерашнюю бойню в Париже слышал?
– В федкалах ничего не было.
Он усмехнулся.
– Как ты назвал федеральные каналы? Ты случаем в Несогласные не переметнулся? А то давил-давил, а потом бац-и переметнулся в стан врага.
– Я никого не давил. Я вышел в тираж. По состоянию здоровья. Вы ведь знаете.
Он покивал головой, сделал скорбное лицо.
– Конечно, знаю. Выражаю искреннее соболезнование. Я тебе пытался звонить, но ты был вне зоны доступа.
Вот ведь незадача. Ему плевать на то, что случилось, и на меня по-большому счету плевать, и всегда было плевать, а сказал дежурную фразу и разом выбил почву из-под ног. Ведь я не верю ни единому его слову, а слезы на глазах уже выступили.
Я вынужден был встать и промыть глаза водой из-под крана. Мне было стыдно. И перед кем? Перед этим толстокожим генералом? Перед парнем, у которого всегда все хорошо? Который не боится сойти с ума? И который пришел к бывшему подчиненному, который балансирует на краю бездны? Зачем? Чтобы столкнуть его туда?
– Зачем я вам сдался?
– Подробности бойни знаешь?
– В общих чертах. Посмотрел пару подпольных серверов, которым нету веры. Да они и сами ничего не знают. Кто был в ударной группе? Зелепукин, Шнейдер, Веснянский?
– Сэм Зелепукин.
– Выжил? Убит?
Брянцев разлил скотч еще на пару пальцев в бокалы.
– Дальше могу говорить, если ты только согласишься.
– Соглашусь, куда же я денусь!
Как я клял себя потом за эти слова.
Но и воскрес я тоже благодаря им.
* * *
Брянцев по обыкновению зыркнул выпученными глазами. Так зыркают, когда гадость хотят сделать.
– Надо подписать бумаги.
– Завтра приду в офис.
Была надежда выпроводить его и больше никому не открывать, пока не кончатся продукты. Хорошо бы с голоду сдохнуть.
Но у него был козырь.
– Не хотелось тебе говорить, но раз уж ты с нами, так уж и быть, – он с притворным сожалением вздохнул. – Там был Жуст.
Перед глазами словно раздернули кровавые шторы.
– Ну и что? – сказал я спокойно.
– Ничего. Ты должен знать.
– Где бумаги?
– Все свое ношу с собой.
Он вынул из кармана ворох бумаг, пахнущих хорошим парфюмом. Если бы я носил документы в кармане, они неминуемо бы помялись и потеряли товарный вид. У Брянцева они имели вид идеальный. Ровные белые прямоугольники.
Подпись в договоре. Подпись в приказе. Подпись о неразглашении. Проездные документы. Командировочные. Удостоверение СК.
– О, и фотография почти свежая!
– Фирма веников не вяжет! Извини, оружия не положено.
– Раньше выдавали.
– Но ты ведь ни разу его не применил.
В его словах сквозило «Сейчас все по-другому, и то, что тебя вызвали, не должно никого обманывать. Ты сбитый летчик, потерявший кондицию псих одноразового использования. Ты нужен, пока чуешь фалангистов по запаху. А уж Жуста просто обязан вычленить среди миллиона лягушатников. Потом ты снова вернешься в свою нору или в дурдом. Вот такой вот расклад, Жека».
Мы допили виски, и Брянцев слегка поплыл от выпитого, а еще больше от успеха. Он сделал самого Жеку Вершинина. Тот сказал, что не вернется, а вот он смог его переубедить.
Кстати, легко. Пара фраз. Вовремя упомянутый Жуст. И опля. Жека в клетке.
– Я знал, что ты согласишься, – пьяно дыхнул Брянцев. – И знаешь, когда я это понял? Когда ты накрыл на стол.
На столе стояли 3 рюмки. Третья пустая, я в нее не наливал, но исправно сполоснул и приготовил.
– Еще раз соболезную.
– Пошел к черту! Ты вернул меня в пекло! – вырвалось у меня.
– Разве ты не хотел вернуться?
Он ушел, оставив мне эти последние слова, словно тавро корове поставил. Я смотрел на качающуюся в пьяном угаре дверь.
Я понял, почему он не оставил мне оружие.
И еще я понял, что прикончить Жуста они мне не дадут. Они в этом уверены, и в этом кроется их главное заблуждение.
* * *
Сила воли не распространяется на сны, и они вволю мучают меня.
Началось все со стука баскетбольного мяча. Сильные звонкие удары об асфальт, с мячом играет 12-ти летний мальчик.
– Папа!
– Сейчас, Саня! – я распахиваю окно.
Санек в розовых шортиках и бейсболке с захватанным козырьком робко застыл в другом конце двора. Лишь убедившись, что я его вижу, начинает движение. Он всегда был осторожным. Исключая тот самый случай. Но это запретная тема. Если я начну думать в этом направлении, то испорчу сон.
Сын вдруг пропадает. С тревожным писком на телефон приходит смс со штормовым предупреждением.
– Иди встреть Сашку и без сына не возвращайся! – то ли в шутку то ли всерьез говорит супруга.
Я хочу сказать, что вот же он, но вижу лишь пустой двор. Небо затягивают мрачные тучи, наползая словно танки под Прохоровкой.
Натягиваю плетенки на босу ногу и выбегаю. У подъезда никого. Предгрозовой ветер со все наливающейся силой шумит в ветвях деревьев, гонит вдоль бордюра пыльную муть. Где же Санек?
И тут мальчонка выскакивает из-за угла дома, напротив. Шортики развеваются на худеньких ножках, он напуган. Увидев фигуру у своего подъезда растерянно тормозит. Через секунду радость узнавания, ножки работают с утроенной скоростью.
Все это было в реальности. Уходя, супруга бросила обидные слова, в смысл которых я вникал уже потом. Днями и неделями. Смаковал месяцами.
– Ты был плохим отцом! – говорила она, словно словами по щекам хлестала. – Ты никогда с ним не занимался! Ты даже не смог выбить ему инвалидность!
Достала она с этой инвалидностью.
Хотя штука довольно выгодная. Освобождение от армии опять же. Как раз в Африке Фаланга выступила в очередной раз.
Я довольно подробно запомнил главного детского врача, ведающего выдачей индульгенций. У Санька обнаружились серьезные проблемы, инвалидность 50 на 50, можно дать, можно и не давать на усмотрение врача. Я бы дал. Ребенок все-таки, послабления лишними не будут. Врач думал не так.
Стервозная баба в белом костюме, выглаженном с эсэсовской аккуратностью, взяла пачку бумаг, которые мы с супругой месяцами оформляли-и изорвала прямо при нас.
– Симулянты! – кричала она. – Развелось вас тут! Бюджет не резиновый! Стыдитесь! А сейчас уходите некогда мне с вами заниматься у меня есть дела действительно важные!
Я не знаю, какие у нее были еще важные дела, кроме прямых обязанностей. В тот раз мы так и ушли ни с чем, Санька потом пришлось спасать от Африки по-другому.
Дома меня ждал грандиозный скандал.
– Почему ты не достал свои корочки? – кричала супруга в истерике.
Я и сам не знал, почему. Дело ведь совсем не в принципиальности.
Ведь сейчас я собирался их использовать отнюдь не в направлении торжества гуманизма.
Париж. Аэропорт Бове. 26 июня.
В Париже, едва в аэропорту я миновал коридор «Только для русских!»
меня встретил пресс-секретарь комендатуры Егор Подольников. Мужчина лет 40-ка, жизнерадостный, довольный жизнью, со столичным лоском, в безликом гражданском костюме. Сорочка с фиолетовым галстуком, про который ему наврали, что выглядит не вызывающе.
– В гостиницу? Желаете привести себя в порядок? – спросил Подольников.
– Хлебное место, приятель? Встретил, привез, а остальное время наслаждайся Парижем?
– Вы что-то сказали?
– В комендатуру. Хотелось бы ознакомиться с материалами дела.
– Отлично.
У этого парня и им подобным всегда было все отлично.
Париж встретил солнцем и легкими перистыми облаками. Все, как всегда. Узкие улочки. Нарядные веселые люди, так и не понявшие, что их в очередной раз завоевали.
Порядка стало больше. Мигранты на улицах исчезли как класс. Да подняли из Сены полузатонувший крейсер. И тогда, и сейчас я так и не понял, как он туда заплыл и главное зачем.
В Елисейском дворце Подольников передал меня дежурному офицеру и с невообразимым облегчением отбыл. Что дальше его не касалось. Повезло парнишке с непыльной работенкой.
Дежурный, молодой парень в форме старлея, не задавая лишних вопросов вбил в ноут командировочные данные.
– На площади слишком много мусора. У вас дворников нет? – спросил я.
– Вопросами уборки у нас занимаются другие люди, – сухо ответил он. – Почему вы спросили?
– Люблю наживать себе врагов.
– Давно не были в Париже?
– 100 лет.
– Это не шутливый вопрос, товарищ майор. Все будет зафиксировано.
– Не был с тех самых пор, как меня выперли пинком под зад.
Впервые он посмотрело на меня с интересом.
– Вы хотите, чтобы так и было записано?
– 4 года.
– Отлично. Вам в 209 кабинет. Вас уже ждут. Дежурный вас проводит.
– Я и сам дорогу найду.
– Проход без сопровождения по комендатуре запрещен по инструкции.
– Пугливые вы стали, однако за 4 года.
– Не понял.
– Благодарю за сотрудничество.
Я думал, что не все так плохо, но, когда переступил порог 209-го понял, что ошибался.
За столом в аккуратном костюме, подчеркивающим сиськи 5-го размера, сидела следователь прокуратуры Татьяна Коликова.
С Алкоголиковой мне приходилось сталкиваться и до этого. Наша вражда стала заложником конкуренции между СК и прокуратурой. Прокуратура подержала победу, подчинив себе СК, но вражда лишь усилилась. Алкоголикова оказалась способной тварью. Она возненавидела меня с первого дня и грозилась посадить за любую промашку. Как не посадила до сих пор, так и осталось для меня загадкой, потому что, как и у всякого работающего, промашек у меня имелось без счета.
– Какие люди? Жека? – губы ее искривились в подобие змеиной улыбки, при условии, что змея могла бы улыбаться.
Я еще не говорил, но у нее совершенно мертвые глаза. Красивые, четко очерченные, но совершенно мертвые, неподвижные и страшные.
Наверняка, тот, то об этом упоминал при ней, сразу получал срок в колонии строго режима.
– Не надо ломать себя, Татьяна Афанасьевна. Вы никогда не называли меня по имени, так что не стоит и начинать.
– Отлично Евгений Павлович. Значит будет работать вместе?
И тогда я представил, как эта крашеная сучка начнет контролировать каждый мой шаг, и сказал:
– Ни хрена.
* * *
Она не стушевалась, это чувство было ей не знакомо. Протянула мне заранее заготовленный бланк.
– Что это? Ордер на мой арест?
– Отказ от сотрудничества с прокуратурой.
– Чем мне это грозит? Тюремным сроком?
– Обычная процедура. Мы со своей стороны тоже не горим желанием работать совместно со следственным комитетом.
Согласно служебной иерархии следственный комитет находится в подчинении у прокуратуры. Они вполне могли сделать из меня исполнительную шестерку, подчиняющуюся сотруднику прокуратуры, в конце концов, той же Алкоголиковой.
– Не означает ли это, что я буду работать самостоятельно? Что-то верится с трудом.
– Ну это мы не допустим! – она ухмыльнулась так, что мне захотелось предостеречь «Не улыбайся так широко, силикон прорвется!» – Согласно инструкции, следствие в колониальных странах иногда ведется в сотрудничестве с местными силовыми структурами.
Она протянула еще один бланк.
– Вот направление в Сюртэ. Можешь ехать туда прямо сейчас, Палыч, если не захочешь заскочить в гостиницу, принять душ и избавиться от запаха пота. Вы ароматный мужчина, вам женщины этого не говорили? Впрочем, какие женщины. Откуда.
Не заводись, успокоил я себя. У бабы при скандале работают оба полушария, это на триллион нейронов больше, чем у мужика.
Но эта женщина в строгом костюме и с мёртвым лицом меня задела. Меня, лучшего специалиста метрополии по борьбе с Фалангой, приравнять к лягушатникам.
– Начальство в курсе? – на всякий случай уточнил я.
– Конечно, дорогой. Вот служебная от генерала Бурдюкова.
Меня не удивило отсутствие реакции Бурдюка. Было бы удивительнее, если бы она была.
Бурдюк идеальный начальник. Никогда не контролирует текущие дела, молча получает награды при их благополучном завершении, или устраивает разносы при их провале. Его и в Главке в Самаре никогда не застанешь. Он обожает отдых в тропиках. Правда, после БК список туров исчерпывается несколькими уцелевшими островами.
– Вы идеально подготовились, Татьяна Афанасьевна. Ваша работа с документами всегда вызывала у меня умиление. Вот вы бы еще по делу так же работали с таким же усердием. Как же вы так оплошали. В центре Парижа, среди бела дня, потерять всю группу захвата и завалить тщательно подготовленную операцию.
– Операцию проводил спецназ с него и спрос! – она сорвалась на фальцет, но быстро справилась с собой. – Отличная попытка, Палыч, но больше ты не выведешь меня из себя. Надеюсь больше не увидеть твою наглую рожу.
– Зря ты меня лягушатникам отдала. Так я им буду мозги засирать, а могла бы ты мне.
– Вон! – произнесла она со спокойствием затихшего перед непосредственным закипанием чайника. – Иди ты… в 214-й кабинет. Зарегистрируй свое командировочное удостоверение. Уверяю, получишь удовольствие.
Главное управление национальной безопасности. Набережная Орфевр, 36. 26 июня.
Французская Петровка, 38 расположена на острове Ситэ между мостами Неф и Нотр Дам. Сену чистой я уже не застал. В 50-м, когда я прибыл сюда молодым дознавателем, боевые действия уже не велись, но я хорошо помню сплавляющихся группами майских утопленников[1].
Неф, построенный в 16 веке старого летоисчисления, был хорош. Арки, тяжелая каменная кладка-казалось, что прямо сейчас по небу хлынет конница тамплиеров в битве за священный Грааль.
Я слишком долго смотрел с парапета на струящуюся с тяжелым плеском воду, чтобы мысли сами собой свернули в ту сторону, куда сворачивать было категорически воспрещено.
Что за ерунда, Сашка никогда не был в Париже, оборвал я себя. Сделал это как можно грубее, а то еще чего доброго, слезы потекут. Была у них такая нехорошая черта, самопроизвольность.
Я выдвинул из чемодана длинную ручку и покатил ко входу.
Внутри монументального здания, построенного, казалось бы, из того же тяжелого камня что и мост Неф сразу после двери располагался турникет, перед которым дежурила девчушка в белой парадной форме, приятственно мне улыбнувшаяся. Лет 17-ти, не больше.
– Бонжур, месье!
– Добрый день! – сказал я по-русски.
Мне показалось или я стал чересчур впечатлительный, но улыбка ее погасла как фитилек на ветру, стала казенной, как дежурный стакан в столе у флика.
– Привьет. Месье из России?
– Говорите по-французски, я понимаю.
– По инструкции с месье из метрополии положено говорить на языке метрополии.
– Я разрешаю, – милостиво сказала я, лишь бы не слышать ее акцент, показав удостоверение СК.
Девушка пропустила меня через турникет и проводила к расположенной неподалёку канцелярии. В кабинете за двумя столами, расположенными лицом друг к другу сидели две француженки, страшные как черти. Лошадиные челюсти, волглая кожа, лет по 30, но выглядят на все 50. Но я уже привык, что в Париже красоток не найти.
Бросая на меня любопытные взгляды, они довольно быстро нашли мои документы. Допускаю, что проделали бы это быстрее, если бы не хотели рассмотреть меня получше.
Вручив мне несколько листов, скрепленных скреплером, они направили меня в генеральную дирекцию на 2-й этаж на прием к полковнику Вальяну.
Миновав несколько коридоров и лестниц со снующими сотрудниками, среди которых оказался не в форме в единственном числе, я попал в уютную приемную с аквариумом, кожаным диваном и дежурным младшим лейтенантом в белоснежной рубашке, как только что из магазина.
Давненько я не чувствовал себя уязвлённым. Костюм мой помят, я не успел принять душ, и освежить дезодорант не помешало бы.
– У нас редко бывают гости из метрополии, – сказал офицер, просмотрев документы.
Говорил он практически без акцента, скорее всего, учился в академии МВД в Казани.
Мне его взгляд не понравился, как не нравилась вся ситуация. Чтобы российского сотрудника направить в контору к лягушатникам, это как надо его ненавидеть. Я вспомнил красивые мертвые глаза Алкоголиковой. Так без особой причины может ненавидеть только женщина.
– Мы всегда готовы оказать всестороннюю помощь коллегам из метрополии! – продолжал витийствовать офицер.
Все это время он продержал меня стоя. Роскошный кожаный диван персикового цвета манил. Притягивал взгляд. Я бы наплевав на приличия, давно сел бы. Плюхнулся. Развалился. Ослабил брючный ремень. Снял носки.
Шучу. Я был готов ждать, только не французских колонистов. Со своими полномочиями я мог разнести всю их контору, только на это потребовалось бы время.
С другой стороны времени у меня завались. Еще вчера я вдумчиво выбирал продукты без сои в специальном отделе продуктовой лавки для списанных следователей, думая, на сколько лет или даже десятилетий меня хватит.
Когда я не ответил на дюжину вопросов офицера, до него дошло, что русский следователь как-то нехорошо молчит и это может иметь далеко идущие последствия и совсем не обязательно радужные.
– Доложи полковнику! – наконец раззявил я пасть, постаравшись, чтобы собеседника коснулось дыхание, не омраченное мятной жвачкой.
Он со значением ответил:
– Дело в том, месье Вершинин, что полковнику доложено сразу, как только вы миновали пост. Прошу!
* * *
Кабинет полковника полиции напоминал кабинет начальника ЖЭКа. Светлые обои без рисунка, новый линолеум, пластмассовые плинтуса. Окно, спрятанное за жалюзи. Карта, спрятанная за другое жалюзи. Черные столы буквой Т. 4 черных стула. Кресло для шефа. На стене двуглавый орел. На столе рядом с монитором 2 флага-русский и французский. Цвета одинаковые, только порядок перепутанный.
Шеф всего на пару лет старше меня. На нем светло-серый мундир с орденскими планками.
– Месье Вершинин, очень жаль, что погибли ваши соплеменники! Мы скорбим и молимся вместе с вами, – хорошо говорит по-русски, почти не коверкая слова, но постное выражение лица насквозь фальшиво, как и все европейцы он спит и видит, чтобы русских сдохло как можно больше. – Желаете что-нибудь? Виски!
Для француза предложить виски, а не вино, на худой конец, коньяк, сродни изуверству. Но тут он добавляет.
– Американский!
Потом добавляет без паузы:
– Разрешите перейти на французский. Я знаю, вы отлично говорите на моем родном языке. Желаете попрактиковаться?
Ловушек сразу несколько. Первая, американский виски. Континента нет, а виски есть. Достать его практически невозможно. В моей богатой практике был случай, когда в руки СК попали запасы проворовавшегося сенатора. Приехал Председатель Пресс-службы Президента лично и увез всю партию. Я видел, как он уносил ящик словно простой грузчик.
Вторая ловушка шла прицепом к первой, сразу предложили перейти на язык колонии. Обычно это предлагалось позже и являлось почти прямой попыткой склонить к негласному сотрудничеству.
Полковник Вальян отлично знал истинное положение вещей. Допускаю, что из своих источников он был осведомлён даже лучше, чем я. Хотя вроде я являлся бенефициаром.
На столе появился Джим Бим в квадратной бутылке! Полковник щедро плеснул в бокалы, круглые снаружи, с квадратными емкостями внутри. Что ни говори, французы умеют и любят выпивать.
– Пардон, я не предложил закуски. У русских же принято закусывать.
Я остановил его.
– Долгий опыт пития позволил мне избавиться от пагубной привычки.
Он сделал мне комплимент по поводу моего французского. Только заметил, что он несколько провинциален. Это замечание в дальнейшем мне очень пригодилось.
Полковник спросил, какие у меня будут пожелания.
– Машину с навигатором, спецпропуск с формой допуска номер 1 ну и… оружие.
Лицо Вальяна не дрогнуло, хотя он мог спросить, а чего ж тебе твои русские коллеги ствол не выдали. Что опять – таки говорило о сверх осведомлённости полковника.
– Машину вам выделим без проблем. Насчет навигатора ваши коллеги… позаботились. Спецпропуск будет с формой допуска 3. Ничего не могу поделать. Ограничения опять-таки от ваших… друзей.
Форма допуска 3 существенно снижала мои возможности. Я мог беспрепятственно проходить на место преступления, но требовать для ознакомления служебные документы не имел права. Для этого надо было оформлять специальные запросы в комендатуру.
Вальян как губка впитывал мою реакцию.
– Сложное у вас положение, месье Вершинин. Это ужасное преступление взбудоражило Париж. Погибло столько людей из метрополии. Вы будете делать свою работу, а я уверен, что вы будете делать ее как всегда хорошо, но при этом преодолевать чрезвычайные трудности. Вам нужен сильный союзник.
– В лице вас.
– Хотя бы. Вы умный человек, но даже умный человек может сломаться… когда все навалится разом, а он будет один.
Он знал про Сашку! Кто бы сомневался.
– Конечно, мы будем работать вместе, это ведь оговорено Конвенцией о присоединении!
– Разумеется. Только нам бы хотелось получать ваши отчеты раньше коллег. В ваших интересах оставить их… как это, с носом.
– Оружие?
– Можете получить в любой момент!
– Вы щедры. Что вы говорили о навигаторе, о котором позаботились мои коллеги?
Впервые за все время разговора, а вернее, сговора, Вальян выглядел смущенным. Он не притворялся, он действительно что-то не понимал, и это несколько выбивало его из тщательно подобранного образа.
– Ваши коллеги потребовали, чтобы с вами работал сотрудник местной жандармерии, – он с неким простодушием поднял обе ладони кверху, не люблю, когда собеседники, а часто это довольно сильные личности, обладающие властью, вот так поднимают руки кверху, они словно сдаются перед обстоятельствами. – Повторяю, это не наша инициатива!
– Я всегда работаю один! – отчеканил я.
– Ничего не могу поделать. Приказ. И еще.
Он сделал паузу, которая вывела меня из себя.
– Что еще? Я должен ездить с браслетом на ноге и есть одну шаурму?
– Нет. Ничего вам этого делать не придется, – серьезно произнес он. – Только ваши коллеги настаивали, чтобы этим сотрудником был человек, принадлежащий к определенной этнической группе.
Вальян снял трубку на аппарате без кнопок.
– Клод, аджудант Деко прибыл? Отлично. Пусть заходит.
В кабинет расхлябанной походкой вошел парень в джинсах и оранжевой ветровке дворника, казалось, он состоит из одних разно вращающихся шарниров. Негр!
– Разрешите представить, ваш напарник Феликс Деко!
– Твою дивизию! – вырвалось у меня.
Это как же надо меня ненавидеть!
– Полковник!
– Познакомьтесь, это сотрудник СК из метрополии месье Вершинин. Будешь работать с ним, Деко.
– Месье.
Наши взгляды встретились. Парню было не больше 25. Для черного он был даже красив-глаза навыкате, вывернутые губы. Взгляд наглый.
– Будете вести расследование по вчерашней перестрелке.
– Сталинградская битва! Ясен перец. А этот чел понимает нормальный язык, я по-русски могу только ругаться.
– Этот чел понимает, – сказал я по-французски.
Аджудан (он же прапорщик) Феликс Деко передвигался по столице на 406-м Рено. Обозревая музейную реликвию, я уже ни чему не удивлялся.
10 округ. улица Дюнкерк 162/4. 26 июня. Место преступления
Тротуар перед зданием был очищен от посторонних, огорожен полосатой полицейской лентой, перед лентой прохаживался ажан в форме. Окно на 4-м этаже было выбито и закрыто куском коричневого картона. У выпрыгнувшего (выброшенного) из него человека не было ни единого шанса спастись.
Пролетев 3 этажа вдоль отвесной стены, где совершенно не за что было зацепиться, несчастный со всего маха насадился на стальную решетку, опоясывающую первый этаж. На фасаде имелось обширное пятно, о происхождении которого не хотелось думать.
Далее жертва перевалила через перила, которые кстати устояли после удара, тем хуже для жертвы, и рухнула на брусчатку тротуара. На пути не оказалось ни столика, ни тента, чтобы ослабить удар, и жертва со всего маха вошла в тротуар. Темная от времени брусчатка покрошилась, наружу выступило ослепительно белое нутро.
В месте падения имело место еще одно пятно, больше размером. Брызги попали даже на стену.
– Непонятно, на что он рассчитывал, – пожал плечами Деко.
– Хотел перелезть в соседнее окно. Кто это был, установили?
– Ваш соплеменник, Жак.
Он называл меня Жак. Я разрешил. Какая разница.
– Был еще один русский. Который и убил всех остальных и ушел.
– План Перехват объявили?
– И Перехват, и Вулкан, и Торнадо!
– Торнадо?
– Спецоперация жандармерии. Только это ничего не дало. Парень не для того столько народу положил, чтоб его так легко поймали.
Я показал ажану допуск, и мы прошли внутрь. Дверь в парадную открыта нараспашку. Перед ней снова полицейская лента и еще один ажан.
– Что они тут делают? Так и стоят 2 дня?
– Уберутся, когда здесь наведут порядок.
Вопросы отпали, когда вошли в парадное. Груды штукатурки на выщербленных ступенях. Стены в пулевых отверстиях. И везде застывшие пятна, и брызги крови – на ступенях, на стенах. На чудом уцелевших дверях. С перил свисают застывшие лоскутья.
Здесь пахнет смертью.
На ступенях обведенные мелом силуэты убитых. Один, второй. На самом верху перед квартирой?4 третий.
Самой двери нет. Судя по безобразному стенному проему выбили ее грубо и не церемонясь. Напор на физическую силу, а не на умение. Совсем не похоже на Сэма.
Сэм был другой. Просчитывал все, учитывал каждую мелочь, а уж как двери выбивал. Педант!
Я смотрел на жуткие каменные зубья, торчащие из косяка. Словно дубиной орудовали. Совсем не похоже на Сэма. Или… Он столкнулся с чем-то непредвидимым. Совершенно неожиданным. И у него не было времени на раздумья и правильные действия. А надо было просто действовать.
– Где дверь?
– Дверь? – недоуменно переспросил Деко. – Не знаю. В квартире, наверное.
Мы миновали еще одну, уже третью ленту, и оказались в квартире. Внутри тоже следы погрома. В тесную прихожку точно бегемота пытались протащить. Обои содраны, наливной пол разломан. Под ногами обломки стекла.
Дверь была тут. Аккуратно прислонена к стене.
– Интересненько!
– Что тут интересного, Жак?
– Заметь, друг Деко, что она даже не железная! По ней кувалдой лупили, а она практически целая, хотя косяк вдребезги. Проследи, чтобы ее изъяли и приобщил к вещ докам. Пусть проведут экспертизу и установят твердость.
– Она же полтонны весит! Меня в управе на смех поднимут, а еще хуже, заставят самого такую страхолюдину тащить. А у меня руки!
Он выставил перед моим лицом корявые ладони цвета мазута с белыми трещинами на коже. Но я знал волшебное слово:
– Исполнять!
В комнатах поразила абсолютная пустота – не было ни мебели, ни бытовой техники, словно хозяин переехал. Он на самом деле был далеко.
Белый силуэт на полу.
– Местный барыга! – сообщил Деко. – Похоже ему глотку вырвали.
Крови было много.
Протокол осмотра места происшествия.
Место составления Париж,10 округ, ул. Дюнкерк 162/4.
Дата 24.06.85 БК
Осмотр начат в 16.10
Осмотр закончен 23.15
Следователем прокуратуры
Капитаном Мартыновым В.И.
Получив сообщение от полковника Стригалева П.А. о перестрелке
Прибыл по адресу ул. Дюнкерк 162/4.
И в присутствии понятых… .
С участием дознавателя прокураты Синичкина П.Е. и эксперта-криминалиста Лукьянова В.П.
в соответствии со ст. 1640, 1760 и частями первой-четвертой и шестой ст. 1770 УПК Федерации
произвел осмотр квартиры?4 и прилегающих лестницы и лифтовой кабины. Перед началом осмотра участвующим лицам разъяснены их права, ответственность, а также порядок производства осмотра места происшествия. Понятым, кроме того, до начала осмотра разъяснены их права, обязанности и ответственность, предусмотренные ст. 600 УПК Федерации.
Подписи понятых…
Специалисту (эксперту) Лукьянову В.П. разъяснены его права и обязанности, предусмотренные ст. 580 (570) УПК Федерации.
Подпись специалиста (эксперта).
Подписи понятых.
Лица, участвующие в следственном действии, были заранее предупреждены о применении при производстве следственного действия технических средств. Осмотр производился в условиях – при естественном освещении, ясная погода, в дальнейшем при наступлении темного времени суток при искусственном электрическом освещении.
Осмотром установлено:
В квартире: выбита входная дверь, разбито окно, поломана мебель. Многочисленные пулевые повреждения в стенах, полу и потолке. На полу в зале обнаружен труп гражданина Атталя Ф.В. (Лайонеля) со следами насильственной смерти: механическое повреждение шеи, часть щитовидного хряща отсутствует, пулевые ранения.
На лестнице:
На площадке перед квартирой?4 обнаружен труп Попова Д.Г. Старшего лейтенанта спецгруппы СК Федерации. Смерть наступила предположительно от огнестрельного ранения в голову. Оружие Попов Д.Г. не использовал.
На площадке между 4 и 3 этажами обнаружен труп капитана Алексеева Ф.М. Смерть наступила от многочисленных огнестрельных ранений.
На площадке 1 этажа найден труп капитана Фомина А.С., многочисленные огнестрельные ранения, травмы от падения с большой высоты, не совместимые с жизнью.
На всех убитых сотрудниках СК экипировка высокой защиты «Ратибор».
До моего прибытия был увезен в морг еще один пострадавший, с большой долей вероятности, скончавшийся от травм, полученных с падения с внешней стороны здания на тротуар.
