Текст книги "Я прорастаю сквозь асфальт"

Автор книги: Дина Бакулина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Annotation

Повесть Дины Бакулиной "Я прорастаю сквозь асфальт" входит в состав ее одноименного сборника. Эта повесть посвящена современной школе, трудным подросткам и еще более трудным педагогам. Молодая учительница Нина Андреевна, властная директриса Валентина Ивановна и семиклассник Сергей Рассольников – кто победит в этом непростом сражении?

Дина Бакулина

Валентина Ивановна сражается со злом

Классное руководство

Сергей Рассольников

Кинг-Конг и Рыжая мышь

«Это вам не дрова!..»

«Вы почему не в школе?»

«Что это было?!»

Пропали кроссовки

Несовпадение вкусов

Разбирательство

«Я его воспитываю!»

Флокс и пень

«Хочу быть как Гагарин!»

«Я принимаю вас в рыцари!»

Хотя бы одна причина

Говорящие берёзки

Дина Бакулина

Я ПРОРАСТАЮ СКВОЗЬ АСФАЛЬТ

Повесть из одноимённого сборника

Ты мне нужен, если выстроил себя как крепость, если внутри тебя я чувствую сердцевину. Садись рядом, ты есть.

Сент-Экзюпери

Валентина Ивановна сражается со злом

– Кыш! Кыш отсюда! – размахивая короткими пухлыми ручками и смешно надув и без того полные щёки, кричала маленькая сердитая женщина. Она была директором гимназии, и звали её Валентиной Ивановной.

Когда высокая девочка, чей пышный белый бант закрывал весь обзор, зачем-то нагнулась, Нина наконец смогла увидеть причину суматохи – небольшую чёрную взъерошенную собачонку. Собачонка как вкопанная встала на пороге, между толпой детей и входом в гимназию. Маленькая, но по виду очень злобная тварь умудрилась остановить несколько десятков человек. Собака выглядела как-то очень… нехорошо. Чувствовалась в ней некая запредельная злоба.

Вообще Нина любила собак, – но, конечно, не таких, как эта. Нине нравились адекватные собаки, то есть добрые и умные. Но псы, как и люди, бывают разными, и именно эта, преградившая путь в школу, собака Нине очень не понравилась. Было в этой псине что-то крайне неприятное и непонятное. И в самом деле: что могло заставить взъерошенную собачонку с крысиным хвостиком, не обращая внимания на гул толпы и грохочущий репродуктор, упорно стоять между собравшимися и школой? Не чувствовалось в ней ни страха, ни азарта, ни любопытства, а только тупое, напряжённое, воинственное упрямство.

Никто из присутствовавших не осмелился отогнать собаку. Дети, родители и учителя молча стояли, уставясь на неё во все глаза. Наконец это затянувшееся глухое противостояние нарушила директор гимназии – Валентина Ивановна Иванова (сокращённо – Валивана).

Валивана была натурой в чём-то даже героической, но совершенно непредсказуемой, а временами и вовсе безбашенной. Она одна ринулась отгонять собачонку. Этот второй акт драмы все наблюдали молча. Никто не осмелился прийти на помощь Валентине Ивановне: потенциальные добровольцы опасались, что гнев директора может внезапно обрушиться на них, минуя собачонку. Дело в том, что поведение Валиваны никогда не поддавалось обыкновенной человеческой логике: у неё была своя логика, совершенно непредсказуемая. К тому же, не зря ведь сказано: не просят – не лезь! Вот никто и не лез. Неизвестно ещё кто в гневе страшнее – странная собачонка или всем известная директорша.

Наконец, мелкая чёрная псина нехотя отошла в сторону. Уступила. Но не потому, что испугалась маленькую толстенькую Валентину Ивановну, которая так смешно размахивала руками и сердито раздувала щёки. Просто собаке надоело стоять на одном месте. Собака догадалась, что рвущихся в школу детей ей всё равно не остановить. Ненадолго – можно, а навсегда – нет. Лучше уступить. Люди во дворе подобрались маленькие и беззащитные, но всё-таки их больше, и если они все вместе начнут думать, что-нибудь да придумают. «Отойду, пока не придумали», – решила собака.

В конце концов, у этой толпы была цель – войти в школу, а у чёрной собачонки никакой определённой цели не было. Ей просто захотелось насладиться своей властью. И она насладилась. А теперь ей стало не интересно, – вот она и отошла.

А в решительной Валентине Ивановне собака смутно почувствовала какое-то отдалённое душевное родство. Правда директорша была смешна, суетлива и криклива, но зато так же упряма, бесстрашна и взъерошена. «Мы с тобой одной крови», – так, возможно, подумала собака и отошла в сторону. А дети, чинно взявшись за руки, стали парами заходить в школу. Валентина Ивановна мгновенно успокоилась. Она, как и собака, тоже отошла в сторону и с довольной улыбкой наблюдала школьную жизнь, вновь идущую своим чередом. Настроение у Валентины Ивановны обычно менялось мгновенно.

Так обе они наблюдали, как дети шагают в гимназию – Валентина Ивановна и собака, – только одна с одного края школьного двора, а другая с другого. На какое-то мгновение Нине показалось, что Валентина Ивановна и собака ничем друг от друга не отличаются, – но Нина тотчас отогнала эту нелепую мысль. Всё-таки собака – это собака, а Валентина Ивановна – человек и звучит гордо. Хотя сказал же однажды профессор Иван Сикорский, что животные – это эскизы человека. Не зря, наверное, сказал…

Заждавшиеся у крыльца первоклассники – мальчики в белых рубашках и девочки с воздушными бантами, – перепрыгивая по три ступеньки за раз, на ходу оживлённо лопоча, влетали в школу.

Дети влетали в школу точно голуби. А настоящие сизые голуби подлетали к ногам детей и тут же разлетались с веселым шумом. В отличии от чёрной собачонки, птицы собирались у ног школьников не для того чтобы преградить им путь: нет, они хотели поприветствовать детей и порадоваться вместе с ними. Голуби – это ведь тоже эскизы человека….

Валентину Ивановну не очень-то любили в школе. Так относились к ней все, за исключением нескольких верных слуг-прихлебателей. Эти, возможно, любили её, – ну если и не любили, то умело притворялись что любят. А остальные – определённо нет. Потому что Валивана была самодуром, причём самой высшей пробы – десять баллов по десятибалльной шкале. Самозабвенный, энергичный самодур! Однако, гимназия всё-таки работала, и невероятный характер Валентины Ивановны не мог этому помешать. Всё-таки школа держалась не на ней, а на учителях – и на детях. Нет, Валентина Ивановна тоже по-своему держала школу: она защищала её перед самым высоким начальством, выбивала для неё всё, что только можно – деньги, льготы, ремонты… Этого дети и учителя делать не умели, они могли только учить и учиться, – ну или не учиться, это уж кто как.

Нину, то есть Нину Андреевну Ягодкину Валентина Ивановна невзлюбила сразу и навсегда. При каждой случайной встрече Валивана умудрялась сказать ей какую-нибудь гадость. Делать это директрисе никогда не надоедало, даже наоборот – развлекало и отвлекало от всяких важных дел. А Нина ничего – терпела. Стерпела она и в тот раз, когда Валентина Ивановна придумала для неё какую-то странную национальность, кажется «кумычка», – но точно сейчас невозможно вспомнить, потому что бред к счастью забывается быстро, на то он и бред.

Терпела Нина и тогда, когда Валентина Ивановна приписывала ей черствость и равнодушие к детям. А ведь это была такая же чушь, как фантастическая, придуманная специально для Нины национальность. Детей Нина Андреевна Ягодкина любила, и дети любили её, – а некоторые даже обожали. Детей не обманешь. Они отлично чувствуют отношение к себе, и отвечают, как правило, тем же. Потому что дети – это те же голуби, шумные и добрые. Хотя, конечно, – дети, как и голуби, бывают разными…

Нина очень долго привыкала к школе. Два года. В первый год работы она непрестанно болела, и ходила пошатываясь, неуверенно переставляя ноги – совсем, как зомби в американском фильме. То горло у неё болело, то голова, то всё вместе. Два года Нинино тело упорно сопротивлялось школьной работе, – да и душа тоже сопротивлялась. Даже так: сначала душа сопротивлялась, а уж вслед за ней и тело. Но через два года Нина привыкла к своей работе и неожиданно для себя увидела всё в новом свете – и школу, и детей. Даже смертельно надоевший Нине немецкий язык, который ей приходилось преподавать, она снова перестала ненавидеть. Было время, когда Нина любила немецкий больше всего на свете. В молодости она так и бредила немецким языком: ей хотелось как можно больше слушать его, читать и говорить на нём. В те годы немецкий язык, вернее его изучение, был Нининой целью. А потом, после года учительства, она его возненавидела.

Зато русский язык, который прежде казался Нине простой данностью, вдруг оказался ей нужен как воздух: Нина начала писать сказки для детей. Школьники, то есть чужие дети, тоже долгое время казались Нине неинтересными и не важными, – но, когда она начала писать детские сказки, эти чужие дети оказались важными и интересными. Вот ведь как бывает!

Классное руководство

Как только Нина Ягодкина пришла в школу, Валентина Ивановна сразу же всучила ей классное руководство. Так уж в этой школе про классное руководство говорили: именно «всучить», а не «вручить» или «поручить». Дело-то в том, что денег за классное руководство почти никаких не платили, а мороки предполагалось много. Но учителя без классного руководства в этой школе и учителями-то не считались: ну какой в них толк, в простых предметниках?

Причём, Нине предлагался выбор: можно было взять один из двух пятых классов – 5-а или 5-б. 5-а – хороший, сильный класс, дети там умные, почти все, как на подбор, отличники, один другого умнее. А 5-б наоборот – слабый: там дети по успеваемости средненькие, так себе дети. Выбирайте, Нина Андреевна, кто вам больше нравится!.. Однако, тут же выяснилось, что выбирать придётся вовсе не Нине, а самой Валиване. И Валентина Ивановна выбрала для Нины Ягодкиной 5-б – средненьких детишек, так себе школьников.

К счастью, средненькие дети на проверку оказались очень даже ничего – хорошими детьми. Правда, звёзд с неба они и в самом деле не хватали, но это просто потому, что не привыкли как следует учиться. Зато и головы, и сердца у детей из слабого класса были вполне на своём месте.

Однако этот, теперь уже Нинин, 5-б настолько привык, что его всегда невыгодно сравнивали с успешным 5-а, что давным-давно не пытался что-то кому-то доказать. Покорно сложив лапки, любую победу в любом соревновании 5-б заранее уступал выдающемуся 5-а. В школе оба класса так и называли – «Сильными» и «Слабыми», чтобы сразу всё становилось понятно. Все признавали, что этим классам можно и не соревноваться: легче сразу же объявлять победу Сильного 5-а. И с обеих сторон не будет ни сопротивления, ни удивления: всё правильно – Сильные побеждают, Слабые поигрывают. Иначе и быть не может!..

Нина Ягодкина отчего-то сразу этих затюканных, незвёздных детей полюбила, несмотря на прилепившееся к ним клеймо. Полюбила, возможно, за их незаносчивость и простоту. И дети тоже полюбили Нину Андреевну, – главным образом за то, что она их приняла, а ещё за то, что придумала для класса несколько новых, не обидных названий. Прежняя кличка «Слабые» детям давным-давно надоела, а Нина стала называть их «Своим Классом», и ещё – «Творческими Личностями» и «Светлячками». Быть может, последнее слово и не совсем понятно, но, если подумать, – светлячок, он ведь светит! Значит, название получилось хорошее.

Сергей Рассольников

5-б класс – небольшой, всего восемнадцать человек, и дети в основном симпатичные. Из общей массы выделяются: категоричная Таня Курцева – худая, длинная, в круглых очках; Надя Петрова – полненькая, невысокая, очень мягкая по характеру; Артем Лацис – блондин, красавец, умница, ещё и на гитаре играет; и Семён Собакин – маленький щуплый, на лице застыло выражение вечной обиды на кого-то. Это персонажи если так можно выразиться, положительные. Из явно отрицательных – один, пожалуй, Сергей Рассольников.

Нина, когда в первый раз его увидела, сразу подумала – хулиган. Неухоженный очень, крупный, крупнее всех в классе, а выражение лица настолько бесстрашное, что иногда кажется дерзким. Голос у Рассольникова громкий, хриплый. И сам, – мало того, что огромный, – ещё и нескладный какой-то. Лицо у Сергея круглое, как футбольный мяч, а нос картошкой. Правда если приглядеться, глаза у Рассольникова синие-пресиние, а ресницы длинные, густые, хлопают как крылья бабочки. Но разве вспомнишь о бабочках, когда посередине лица торчит нос картошкой, а под носом – мясистые, похожие на сардельки, губы…

Сергей Рассольников – самый настоящий хулиган, головная боль всей гимназии. У неё, правда, и без Сергея предостаточно головной боли, но с Сергеем её больше. К тому же Рассольников – мальчик грубый и неопрятный. От него постоянно несёт потом, – наверное, Сергей моется раз в месяц. А от одежды Рассольникова всегда пахнет сигаретами. И это пятый класс! Любимых слов у Рассольникова три – «жесть», «замётано» и «прорвёмся». Но надо признаться, что словарный запас Сергея всё равно гораздо богаче, чем у Эллочки Людоедочки. Вообще, если приглядишься, то поймёшь, что Рассольников, как будто совсем не глуп… Да что толку-то! – всё равно ведь он двоечник и хулиган.

Кинг-Конг и Рыжая мышь

Ни один, конечно, в этой школе имелся хулиган, хватало «кадров» и без Рассольникова. Практически в каждом классе был свой «герой», – их имена время от времени звучали на педсоветах. Но самый противным из всех «чужих» хулиганов казался Нине Вася Шишин. Он учится на класс младше, чем её подопечные дети.

Этот Вася Шишин казался очень странным: что-то с его психикой было явно не в порядке, – по натуре же он больше всего подходил под определение «мелкий пакостник». Шишин почему-то постоянно попадался Нине на глаза, – куда ни повернись, всюду он маячит. Может, это от того, что волосы у него были ярко-рыжими?.. Вообще внешность у Шишина была, конечно, своеобразная: рыжий, маленький, ручки-ножки длинные, глазки хитрые, ресницы бесцветные, носик остренький.

Внешне Шишин был Нине крайне несимпатичен. А уж его поступки тем более не вызывали симпатии: Шишин постоянно воровал мелочь из карманов школьников и всячески мелко пакостил: то прорежет соседу дырку в кармане, то в ботинок кому-нибудь высморкается, – а потом из-за угла наблюдает за реакцией потерпевшего и радуется.

Поймать Шишина за руку почти никогда не удавалось: слишком хитёр был и вёрток. И главное, пакостил он без определённой цели, просто следуя принципу: «Нету большей радости, чем делать людям гадости». Видно, и в самом деле рыжего Шишина чрезвычайно радовали все его гнусности. Но странно другое: иногда Нина встречала их вместе – «своего» Сергея Рассольникова и «чужого» Шишина. Это было непонятно: уж очень мало походили друг на друга Рассольников и Шишин, – и не только внешне. Хотя и внешне тоже: Рассольников по сравнению с Шишиным казался великаном из сказки, громилой, Кинг-Конгом… А Шишин вертелся рядом с ним точно мелкая мышь, рыжая и хитрая.

Рассольников и Шишин в сознании Нины как-то не совмещались: вроде оба хулиганы, но Шишин обычно хулиганит мелко исподтишка и непонятно зачем, а Рассольников всегда открыто и с некой, каждому ясной, целью. Например, класс закрыт, а Рассольников там что-то забыл. Ну, он, недолго думая, – хрясь! – и дверь выбил. Сил-то девать некуда. Или – разозлился на кого-нибудь, и опять же, недолго думая, – хрясь! – и фингал под глазом поставил. Девочка какая-нибудь понравилась Рассольникову, – он улучил удобный момент и косичку ей ножницами отрезал. Держит в руке отрезанную косичку и хохочет, как идиот: «Гы!.. Гы!..» Никто уже и не удивляется: это же Рассольников!.. Девочка плачет навзрыд, а он её ещё и успокаивает: «Ничего, отрастет скоро… Гы-гы!..» Одним словом, тяжёлый случай.

Жизнь, как водится, шла своим чередом. Гимназия, как и весь остальной мир, попеременно то хандрила, то смеялась, то плакала. Так в суете и заботах пролетели два года. Нинин пятый класс незаметно для всех превратился в седьмой, и дети её достигли, как говорят, самого трудного возраста: любовь и всё такое. Сергей Рассольников, за которым уже давно закрепилось стойкое прозвище «Рассольник», и без того-то был по сравнению с остальными весьма крупным, а теперь он ещё вырос, фигура его стала ещё более нескладной. При ходьбе он обычно сутулился и шёл, немного опустив голову и размахивая длинными руками.

Издали Рассольников по-прежнему напоминал Кинг-Конга – большую добрую обезьяну из старого фильма: такой же крупный, нелепый и размашистый. Вот только был Рассольников добрым или нет – трудно сказать. Ясно одно – Сергей был и остался двоечником, прогульщиком и хулиганом, головной болью класса и школы. За этого самого Рассольникова Нине Ягодкиной, как классному руководителю, доставалось больше всего, – от Валентины Ивановны конечно. Как будто это она, Нина, виновата в том, что Рассольников не моется, вечно ходит в драных штанах, не делает уроки, прогуливает и дерётся.

«Это вам не дрова!..»

У Сергея Рассольникова неблагополучная семья. Отца у него нет, мать всё время где-то пропадает, а старший брат за что-то сидит в тюрьме. Так что похожий на Кинг-Конга семиклассник Рассольников живёт один. В школе его как неблагополучного кормят завтраками и обедами, чем Сергей ужинает – никому не известно. Правда, мать время от времени появляется в школе, – конечно, не так часто, как её туда вызывают, – тогда становится понятно, что мать у Рассольникова всё-таки есть, и что, несмотря на богатую и разнообразную личную жизнь, у неё имеется работа (она продаёт на рынке помидоры) и она не алкоголик. Однако ясно и то, что забот у неё вполне хватает и без Сергея, а потому заниматься его воспитанием так, как этого хотелось бы гимназии, она не в состоянии. Желания заниматься сыном у неё тоже нет. Без конца лупить Рассольникова ремнём за все его художества она тоже не может: во-первых, руки устанут, во-вторых, некогда. Так пусть же Сергей сам воспитывает себя, как умеет! А вообще-то мать сделала однажды доброе дело, отдала его в школу, – вот пусть и учится.

– …Ваш Рассольников снова прогулял два урока! – поймав Нину в коридоре и схватив её за рукав, кричала покрасневшая от возмущения Валентина Ивановна. – Учительница пения жалуется, что вчера Рассольников сорвал урок пения у четвертого класса. Дети пели «Солнечный круг», а Рассольников подошёл к двери и во весь голос запел «Розовый фламинго в часы заката»… Почему?! Почему?!

– Вот как?.. Запел?.. – растеряно переспросила Нина.

– Почему он у вас во время уроков по школе болтается?!

– Не знаю, у меня же в это время был урок с другим классом… – начала оправдываться Нина.

– Это не имеет значения! – перебила её Валентина Ивановна. – Рассольников – ваш ученик! Ваш! Вы у него когда последний раз дома были!?

– Я?.. да, в общем…

Нина растерянно замолчала и закончила фразу мысленно: «Никогда!» Но вслух сказала:

– Давно.

– Оно и видно! – обрадовалась Валентина Ивановна и назидательно подняла палец. – Неблагополучных учеников классный руководитель должен посещать регулярно! Это же вам не дрова, всё-таки, а дети!

«Это вам не дрова, а дети!» – любимая фраза директрисы.

– Хорошо, Валентина Ивановна, – пообещала Нина, – в ближайшее время я схожу к Рассольникову домой…

– Эй! Эй! Куда побежали? – тут же забыв про Нину, завопила Валентина Ивановна. Двое первоклассников, взявшись за руки, куда-то стремительно неслись по коридору. Не порядок! Подхватив руками длинную юбку, маленькая толстая Валентина Ивановна энергично ринулась за ними.

– Уф! – провожая директора глазами, вздохнула Нина и твёрдо решила завтра навестить Рассольникова.

«Вы почему не в школе?»

Завтра была суббота. У Нины по расписанию уроков не было. А у Сергея Рассольникова были, но в школу он не пришёл, – это Нине сообщили по телефону. «Нет вашего Рассольникова! Разберитесь…» Вздохнув, Нина отправилась разбираться.

Звонить у дверей пришлось долго, – так долго, что Нина уже хотела повернуться и уйти, но тут дверь распахнулась и на пороге появился весь в белых перьях, сонный и взъерошенный Кинг-Конг из 7-б.

– А, это вы… – не очень удивившись и вовсе не расстроившись, сказал Рассольников. Он задумчиво почесал сначала спину, потом затылок и наконец смилостивился: – Проходите!

Нина вошла.

– Вы чего это, Нина Андреевна, не в школе сегодня? – поинтересовался Сергей.

– А ты чего? – в тон ему спросила Нина. – Ты-то сам почему не в школе?

– Я-то? – удивился Рассольников.

Он крепко задумался, отыскивая ответ на столь каверзный вопрос, потом нашёл ответ и обрадовался:

– А я… это… Проспал!

Нина укоризненно посмотрела на Сергея.

– Да вы садитесь на стул, Нина Андреевна, – заботливо предложил Рассольников. Он пододвинул Нине стул, а сам уселся напротив неё на диван.

Нина села, осмотрелась. Смятая постель, вернее не постель, а просто одеяло без пододеяльника и подушка без наволочки. Рассольников так и спал в одежде. Всё вокруг было усыпано рыжими и белыми шерстинками.

– У тебя что – кот есть? – догадалась Нина.

– Есть, – кивнул Рассольников. – Барсик.

– И где же он?

– Ушёл гулять, – пожал плечами Рассольников. – Да вон туда, в форточку.

Сергей кивком головы указал, куда именно вышел его рыжий кот.

– А… – протянула Нина. – Хорошо…

– Что хорошо? – не понял Рассольников.

– Ну… хорошо, что у тебя есть кот!

«Действительно, почему «хорошо»? Что же тут хорошего?» – подумала она с досадой. Потом она ещё подумала и решила, что кот – это во всяком случае не плохо, а может быть даже и в самом деле хорошо.

– Хорошо… – повторил Рассольников. – Только он глупый очень.

– Кот? – уточнила Нина

– Угу, – кивнул Рассольников. – Я его учил-учил форточку открывать, а он не хочет… А вас сюда Валентина Ивановна пригнала, да?

В голосе Сергея чувствовалось явное сочувствие.

– Да, – вздохнув, сказала Нина. – Она…

– Да вы не расстраивайтесь, Нина Андреевна! – снова посочувствовал ей Рассольников.

– А твои роди… мама твоя где? – спросила Нина.

– Не знаю. – пожал плечами Рассольников. – Работает, наверно…

– У тебя что будильника нет? Всё время ведь просыпаешь!..

– Не-а, нет, – признался Сергей. – Сломался мой будильник. Честное слово! Я его уронил нечаянно, он и сломался.

– У меня дома лишний есть, я в понедельник принесу. Только что же получается? Значит, ты и в понедельник на первый урок тоже проспишь, – так что ли?

– Не-а, не просплю… Я, может, вообще спать ложиться не буду…

– А что же ты будешь делать?

– Ну… – Рассольников с сомнением посмотрел на Нину Андреевну, а потом, махнув рукой, признался: – Я крепость строю… из бутылочных пробок… Хотите посмотреть?

– Хочу.

Рассольников прошёл в угол комнаты и сдернул чёрную тряпку, наброшенную что-то большое, четырехугольное.

– Вот! – с гордостью сказал он.

Нина подошла поближе, пригляделась. Конструкция, отдалённо напоминавшая замок или крепость, состояла из пивных пробок, – в основном из пробок от пива «Балтика».

– Да… – сказала Нина.

– Нравится? – сияя, спросил Рассольников.

– Ещё как, – задумчиво ответила Нина. – А на что же ты пробки крепишь?

– На пластилин.

Помолчали.

– Так может вам чаю поставить, а? – гостеприимно предложил Сергей.

– Да нет спасибо, мне уже идти нужно….

– Вот как… – Рассольников почесал затылок.

– Я попрошу Таню Курцеву, чтоб она тебе в понедельник утром позвонила, разбудила тебя…

– Ну, можно, – разрешил Рассольников.

Сергей проводил Нину Андреевну до двери. Когда она уже вышла на лестничную площадку, он смущенно попросил:

– Вы… это… если найдете где-нибудь пробки от пива, мне отдайте, ладно? А то мне не хватает на крепость. А вам ведь они всё равно не нужны… Отдадите?

– Если найду, отдам конечно, – пообещала Нина и начала спускаться по лестнице.

– Подождите, Нина Андреевна!

– Да?.. – Нина снова остановилась.

– Вы мою мамку родительских прав не лишайте, если что? Ладно?

Нина не нашлась, что ответить, и только удивлённо смотрела на Рассольникова.

– Если её прав лишат, она ведь запьёт, Нина Андреевна! Я точно знаю, что запьёт. Я один на неё только и влияю. А если запьёт мамка, кто тогда к брату в тюрьму ездить будет? Ведь некому. А она работает всё-таки. На рынке. А что гуляет… Так ведь молодая же ещё… Пусть, ничего. – Сергей немного покраснел. – Вы не думайте, она домой никого не водит… Этого нет. Вы, Нина Андреевна, если что, меня лучше… на поруки возьмите… Ладно?

Нина машинально кивнула головой, но слова Сергея были так неожиданны для неё, что не сразу уложились в её душе.

«Разве это ребёнок? Семиклассник?! – невесело думала Нина, проходя дворами к себе домой. – Это же мужичок маленький, а то и вообще старичок. И сколько всего он уже в жизни своей недолгой повидал…»

«Что это было?!»

В воскресенье Нина со своей подругой Леной Потаповой решили сходить в магазин модной одежды. Магазин недавно открылся, хотелось посмотреть, что там, да как. Решили пройти дворами, срезать путь. По дороге разговаривали о разном, неважном. Навстречу, громыхая железной тележкой, молча шли трое бомжей… Вдруг Нину кто-то окликнул:

– Здравствуйте!

Нина подняла глаза и увидела Рассольникова. Оказывается, это он катил разбитую тележку, – а рядом с ним угрюмо шагали двое взрослых бездомных…

– Здравствуй, Серёжа, – с усилием, словно поперхнувшись воздухом, произнесла Нина.

Разглядев Нину с приятельницей, бомжи охотно приостановились. На заросшем лице одного из них начала блуждать слабая безвольная улыбка…

– Пошли, пошли! – схватив разулыбавшегося бомжа за руку, властно сказал Рассольников. Бомж пригорюнился и вопросительно посмотрел на Сергея.

Серёжка крепко схватил его за руку и потащил за собой… Так он и шёл: в одной руке – тележка, в другой – бомж. Второй бездомный покорно поплёлся за ними…

Нина с подругой, онемев, смотрели им вслед…

– Что это было?! – изумленно спросила Лена.

Нина не нашлась, что ответить.

– Почему это с тобой бомжи здороваются?! – не унималась Потапова.

Нина пожала плечами:

– Просто люди такие… вежливые, – неуверенно объяснила она. Идти в магазин ей уже расхотелось.

– Голова заболела, – сказала Нина подруге. – Сильно.

Пропали кроссовки

А в понедельник из раздевалки шестого класса пропали кроссовки. В школу оперативно прибежала мать пострадавшего Половинкина и задала всем перца.

– Я их, можно сказать, через три границы везла! – говорила она, для пущей убедительности складывая пальцы в бутончик. – Из самой Европы!

– Секонд хенд, что ли? – наивно уточнил классный руководитель 6-а, учитель труда Семён Семёнович.

– Издеваетесь? – в свою очередь поинтересовалась мать Половинкина.

– Да что вы! – обиделся Семён Семёнович. – Говорю же вам: ищем мы, ищем ваши кроссовки. И объявление на первом этаже повесили – и вообще…

Мать пострадавшего шестиклассника Половинкина была по понятиям Семёна Семёновича красивой женщиной: губы ярко-алые, брови ярко-чёрные, всё остальное ярко-рыжее… Ему было очень приятно смотреть на это цветастое создание… Половинкина, видимо, это почувствовала, потому что вдруг миролюбиво махнула рукой:

– Ладно… Ищите… А я пойду пока.

– Поищем! – вздохнув, заверил её Семён Семёнович. – Что ж…

И ещё раз вздохнул.

Выяснилось, что перед уроком физкультуры у шестого класса, где учился Половинкин, зал занимал Нинин 7-б, – и последним в раздевалке оставался замешкавшийся Рассольников. Это видели сразу несколько учеников. Вывод был ясен: именно Сергей и взял кроссовки. А кто же ещё?

То есть кроссовки пропали после урока седьмого класса, прямо перед уроком шестого. И пострадавший Половинкин не смог заниматься физкультурой, поскольку кроссовки из мешка пропали. Он радостно просидел весь урок в раздевалке, играя в какую-то глупую компьютерную игру. Кроссовок Половинкину было не жалко: в их окраске преобладал розовый цвет. Девчоночьи!..

Несовпадение вкусов

На перемене Семён Семёнович подошёл к Нине Ягодкиной.

– Гм… Нина… тут такое дело… У моего Половинкина пропали кроссовки… Ну, так вот… гм… Всё указывает на то, что их ваш Рассольников похитил…

– Я слышала, что кроссовки пропали. Слышала, что Рассольников последним выходил из раздевалки. Да только не верю я, Семён Семёнович, что Сергей мог что-то украсть.

– Почему не мог? – удивился трудовик.

– Ну, хотя бы потому, что не водилось никогда за Серёжей воровства…

– Гм… так ведь Рассольников – тот ещё хулиган!

– Что хулиган – это я не спорю, да не вор же! А вот за Шишиным вашим, Семён Семёнович, как раз случаи воровства наблюдались.

– И что вы этим хотите сказать? – напрягся трудовик.

– Ничего особенного. Просто, если уж вы взялись подозревать моего Рассольникова, то не логичнее ли заподозрить вашего Шишина? Ну, если непременно нужно кого-нибудь подозревать…

Семён Семёнович без приязни посмотрел на Нину Андреевну. Она ему не нравилась, – сегодня особенно. Ему нравились только знойно-рыжие с яркими губами или, в крайнем случае, пышные блондинки, наподобие Мерлин Монро. А эта на Мерлин Монро не похожа, – да ещё и хулигана Рассольникова защищает почему-то.

Нина знала, что не нравится Семёну Семёновичу, но это её не расстраивало, потому что он ей тоже не нравился. Нине казалось, что Семён Семёнович не очень сообразительный, а ей нравились именно сообразительные. Например, такие, как учитель математики или историк. Но больше всего Нине нравился собственный муж, – и это несмотря на то, что он даже и не был учителем.

Разбирательство

Над Рассольниковым устроили разбирательство. Закрытое. Хотя на самом деле двери в класс, где все это проходило, никто не закрывал, – просто народу пришло не очень много. Директор Валентина Ивановна, конечно, присутствовала: она же и тут оставалась главной. Пришла Нина Ягодкина, как классный руководитель; главным обвинителем выступал Семён Семёнович; ему помогали некоторые учителя, которым приходилось сталкиваться с выходками Рассольникова. Было ещё человек семь… Ну, и разумеется, сам Рассольников.

Начала разбирательство Валентина Ивановна.

– До каких пор?.. – возгласила она, потрясая рукой в воздухе. – До каких пор ты, Сергей, собираешься баламутить школу? А? Не слышу ответа! Нет, ты скажи: до каких?

Воцарилось молчание. Всем было интересно узнать: до каких именно пор Рассольников собрался баламутить гимназию. Но, видимо, обвиняемому вопрос показался слишком трудным, и он молчал. Сопел, чесал голову, но молчал.

– Так, – сказала Валентина Ивановна. – Понятно.

Что именно ей было понятно, осталось неизвестным.

– Зачем ты отобрал портфель у третьеклассника? Помнишь такое? На прошлой неделе? Зачем тебе понадобился чужой портфель? И больше того: отобрав портфель, ты выгнал мальчика из школы, заставил его вернуться домой! Зачем? Тебе хотелось, чтобы он вырос таким же бездарем, как ты, – так, что ли? Чтобы на пару с тобой уроки прогуливал?

– Нет, почему, – возразил Рассольников. – Не хотел я ничего такого. Просто… зачем он животное мучил?!