Текст книги "Примерь свадебное платье"

Автор книги: Дина Аллен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Глава 4

Неудивительно, что ей что-то капают в вены! Но никак не постигнуть, зачем врачи привезли ее в Брисбейн.

– Я могу прямо сейчас пойти домой? – спросила она.

– Ты наверняка упадешь, если попытаешься встать. Ну-ка, попробуй сесть.

Катрин попробовала и тут же сдалась: лежать неподвижно куда легче.

– С тобой произошел несчастный случай. Но не волнуйся – память обязательно вернется. И силы тоже. – Мужчина, назвавшийся Джефом, нежно гладил ее руку. – Надо немного подождать.

Ей была неприятна сама мысль – ждать. Чего, собственно, ей следует ждать?

– А что с моей памятью?

– То, что произошло в гимнастическом зале, должно быть, случилось много лет назад, Катрин. Ты здесь потому, что попала под машину.

Много лет назад? Ее охватило тревожное чувство смятения. Не может такого быть! Она уставилась на мужчину в надежде поймать отблеск сомнения в чужом пристальном взгляде. Никаких колебаний! В серых глазах отражались лишь беспокойство и забота. Впрочем, не только. Взгляд будто говорил: я здесь ради тебя, я буду заботиться о тебе, ты можешь опереться на меня, как на каменную стену.

– Сколько мне лет? – спросила она. Наверняка этому заботливому «любовнику» известен ответ. И она сама тоже должна знать.

– Двадцать восемь, – коротко отозвался он и сжал ее руку.

На нее будто обрушилась трагедия невосполнимой потери. Пропало двенадцать лет жизни: когда она упала в гимнастическом зале, ей было шестнадцать… Что же с тех пор происходило в ее судьбе? Память сохранила ее нетерпеливое желание стать художницей и великой гимнасткой. Должно быть, из этого ничего не вышло.

– Где я работаю? – Только из ответов на торопливые вопросы и можно поскорее заполнить провалы в памяти.

– Ты художник-оформитель. Недавно подписала контракт на иллюстрации к детской книге.

– Должно быть, у меня это неплохо получается, – удивленно сказала Катрин.

– Ты очень талантлива.

В голосе мужчины звучало искреннее восхищение, и на сердце у нее потеплело.

– Рассказывайте ей все, что подталкивает работу памяти, – воспользовался паузой беловолосый. -Я оставляю вас.

Доктор улыбнулся больной, кивнул ее собеседнику и быстро вышел из палаты.

Уверенность доктора утешала. Катрин изо всех сил старалась собраться. Она мысленно повторяла имя «Джеф», пытаясь вызвать в памяти какие-нибудь отклики, что помогло бы восстановить картину в целом.

Ничего.

Взгляд мужчины говорил, что между ним и ею существует какая-то связь. Она кожей чувствовала это. Катрин с любопытством взглянула на Джефа. Ей двадцать восемь. Ему на вид тридцать пять. Какие в действительности между ними отношения?

– Сколько лет ты уже мой любовник?

Проницательные глаза мужчины смотрели прямо на нее.

– Много лет. Но мы никогда не были близки физически.

– Почему?

– Ты была замужем.

Еще один удар!

– За кем?

– Его звали Гордон. Гордон Гайс.

Он испытующе взглянул на нее.

Больная смущенно отвела глаза – надо же, ничего не помнит! Как можно забыть мужа? И… «любовника»? Катрин взглянула на свою руку. Колец нет. Наверное, их сняли в больнице. Она рассматривала палец, на котором носят обручальное кольцо. Золотистый загар и никакой светлой полосы. Значит, кольца она не носила.

– Я разведена?

– Нет. Ты вдова.

Перед Катрин вдруг словно приотворилась дверь памяти. Слабые проблески воспоминаний… что-то возвращалось к ней… что-то очень важное. Сердце наполнилось теплом материнской любви и гордости. Она победно взглянула на Джефа.

– У меня есть сын, прелестный мальчуган.

Тот кивнул.

– Его звали Рон.

– Где он сейчас?! – нетерпеливо воскликнула она. – Почему не здесь, не со мной?

Она увидела, что Джеф в смятении. Он поднял ее руку, поцеловал пальцы, словно пытаясь передать живительное тепло, и посмотрел на нее с таким состраданием, что она замерла в тревожном ожидании.

– Мне очень жаль, Катрин. Год назад произошел еще один несчастный случай. Рон… погиб.

Она сразу поняла, что это правда. Радость вмиг покинула сердце, оставив после себя лишь ноющую, тревожную пустоту. Ее любимого мальчика больше нет. Но ведь малыш был смыслом ее жизни.

Джеф, казалось, разделял ее боль.

– Именно поэтому ты хочешь другого ребенка, – проговорил он, и убежденность его голоса заставила Катрин вернуться к действительности.

– Да? – безжизненно спросила она.

– Да. Больше всего на свете, – кивнул он. – И я буду счастлив стать отцом этого ребенка.

Сила его чувства заполнила пустоту в ее душе и пробудила интерес к будущему. Но Катрин не могла понять, почему человек называет себя ее любовником, хотя они еще не были близки. На вид он настоящий мужчина, такой не упустит своего. Должно быть, дело в ней… Это она – по какой-то причине – уходила от близости.

Сильные пальцы Джефа обхватили ее руку. Он словно ждал ответа – и вместе с тем ничего не требовал. Но его страсть проникала глубоко в ее сердце, и оно раскрывалось навстречу. Несомненно, мужчина говорит правду.

Странно, но мысль, что сидящий рядом человек – ее возлюбленный, казалась такой… умиротворяющей. Да, все правильно, все справедливо. Она хотела другого ребенка. И разве можно найти для сына лучшего отца? Да женщины с радостью выстроятся в очередь за таким супругом!

– Мы не женаты, – неуверенно сказала она.

– Вряд ли ты хотела выйти замуж еще раз.

– А почему?

– Твой первый брак… – Джеф запнулся. Катрин видела, как больно ему говорить об этом. Он покачал головой. – Не все получилось так, как тебе хотелось…

Значит, вот в чем дело. Стало страшно в предчувствии новых осложнений. Но… разве это справедливо – возлагать на Джефа груз ошибок, совершенных другим мужчиной? Он любил ее все эти годы и ждал так долго…

Если так, то она должна знать…

– Томпсон, – вдруг сказала она. – Ты Джеф Томпсон.

– Верно.

– А я – Катрин Чалмерз.

– Это твоя девичья фамилия.

Как бы там ни было, ее несчастливый брак позади. Сейчас самое главное – это Томпсон. Она же вспомнила его фамилию!

– Спасибо, что тебе хватило терпения так долго ждать, Джеф, – искренне сказала она. – Спасибо за то, что ты заботишься обо мне.

Его лицо осветилось улыбкой.

– Я все сделаю для тебя, Катрин.

Женщина вздохнула, тронутая такой преданностью. И все же она очень устала от разговора – глаза закрывались сами собой. Нежные, сильные руки надежного человека, сидящего рядом, вселяли уверенность. Она поняла, что безгранично доверяет Джефу Томпсону.

– Мне нравятся твои руки, – тихо произнесла Катрин.

Да, многое еще непонятно. Но одно совершенно ясно – какой бы она, Катрин Чалмерз, ни была до аварии, инстинкт не подвел ее: она выбрала достойного возлюбленного. И дело не только в его внешнем обаянии. Впрочем, в этом тоже. Но главное – преданность, терпение. И то удивительное тепло, которое передавалось ей от глаз, рук, слов, жестов человека, пришедшего из забытого прошлого, чтобы стать олицетворением ее сегодняшней жизни. Чалмерз-Гайс-Томпсон… Три фамилии для нее одной. Первая и вторая – в исчезнувшем прошлом, третья – в приближающемся будущем. И не надо ничего бояться. Все хорошо. Так ли уж важна эта пропасть между мисс Чалмерз и миссис Томпсон? Кто из них уже заснул? Кто проснется?…

Мистер Томпсон навещал ее каждый день.

Больше не приходил никто.

Мужчина приносил цветы, фрукты, шоколадные конфеты, журналы, очень дорогую и хорошую косметику – все, что душе угодно, лишь бы скрасить больничную скуку. Когда стало ясно, что больная идет на поправку, ее перевели из интенсивной терапии в обычную палату. Там, в более спокойной и свободной обстановке, заботливая преданность красавца-посетителя стала привлекать внимание сестер и больных. Все с любопытством обсуждали его романтическую влюбленность.

Настоящее можно было бы назвать прекрасным, но настоящему не хватало прошлого. Его предстояло обрести. С тех пор как Катрин пришла в себя после аварии, она терзалась мыслью, что двенадцать лет жизни пропали неизвестно куда. Все усилия вспомнить ни к чему не приводили, и она начала отчаиваться.

Почему к ней приходит только один человек? Неужели больше никого в ее жизни нет? Это тревожило. Надо прояснить это обстоятельство. Очередной визит Джефа она использовала для того, чтобы залатать в памяти еще одну прореху.

– Кроме тебя никто меня не навещает. Джеф, а кому-нибудь еще известно, что я здесь? Я ничего не помню, поэтому не знаю, кому позвонить, но должны же быть у меня друзья.

– После смерти Рона ты замкнулась в себе, – объяснил он. – В прошлом году многие друзья и знакомые пытались как-то вернуть тебя к жизни, но ты отвергла все приглашения и никого не хотела видеть. Поэтому они сдались и решили оставить тебя в покое.

Их можно понять – как бы ни было ей горько сейчас это слышать.

– Значит, я сама себя изолировала.

– Именно так.

– Но ты же остался?

– Я оказался настойчивее других.

Он смущенно улыбнулся.

Что же такого этот мужчина в ней нашел? Катрин повернулась и взглянула на себя в большое зеркало. Прямо скажем, швы на голове не слишком украшают прическу. Правда, глаза, пожалуй, можно назвать красивыми. Сестры и врачи польстили: фигура хорошая… Но все равно, она явно не из тех женщин, которые сразу привлекают внимание и ошеломляют красотой. А Джеф… Когда он появляется на пороге палаты, все разговоры затихают и женские взгляды сейчас же обращаются к этому статному обольстительному красавцу.

И тем не менее достаточно посмотреть в глаза Джефа, чтобы увидеть, как сильно его тянет к ней.

И ее тоже тянет к нему.

Всякий раз, когда Катрин видит его, в душе словно поднимается теплая волна и толкает к нему. Не потому, что он красив и неизменно элегантен. В мистере Томпсоне есть нечто гораздо большее, чем внешняя привлекательность.

Между ними возникло странное притяжение – сильное, глубокое чувство, основанное на взаимопонимании.

– Наверное, тебе было трудно со мной, – кротко сказала Катрин.

Джеф пожал плечами.

– Ты была убита горем.

Да, она скорбела о сыне.

А о муже? Горевала ли она по его безвременной кончине?

Джеф предпочитал не говорить о ее супруге. Наверное, так и должно быть – раз этот человек добивается ее любви, зачем напоминать о другом мужчине? Тем более о муже. Но все же Катрин не хотелось блуждать в потемках – когда не хватает знаний о прошлом, трудно двигаться навстречу будущему.

– Ты словно где-то далеко, – заметил Томпсон. – О чем ты думаешь?

– О будущем.

– А есть там место для меня?

Она лукаво взглянула на него. Женский инстинкт искушал ее немного поддразнить мужчину. Приятно, что он не совсем уверен в собственных силах. Но Катрин тут же упрекнула себя в несправедливости – ведь человек так предан ей.

– Конечно, – призналась она. – Как же без тебя? Какое-нибудь место подыщем.

Она ждала, что тот улыбнется, и удивилась его серьезному взгляду.

– Тебе ничего не стоит перерезать нити, которые связывают нас. – Джеф изобразил пальцами ножницы. – Ты уже делала так… с другими.

Женщина поежилась.

– Скажи, неужели я такая ужасная?

Он взял руку больной и, закрыв глаза, перебирал ее слабые пальцы. Снова Катрин обожгла горячая волна.

– Каждый человек несет в душе некий эмоциональный заряд, который на поверку часто оказывается пустышкой, – сказал Джеф. – Сейчас ты свободна от него. Но когда память вернется, твои чувства… могут измениться.

О чем он? Как можно полагаться на неясные подсказки памяти при определении роли данного человека на данном жизненном отрезке? Неужели что-то из былого сильнее реалий сегодняшнего дня? Поддаться подобным мыслям – значит обидеть того, кто силой своей любви возвращает ее к жизни. Зачем нужна память, если она воскрешает не только хорошее? Может быть, многим людям жилось бы спокойней, лучше, обладай они умением забывать? Тогда почему же ей самой так хочется заглянуть за непроницаемую завесу в ее беспамятном мозгу, даже если там чудится опасность?

– Мои чувства могут измениться? Ты серьезно?

– Я серьезно. Могут измениться…

– По отношению к тебе?

– И по отношению ко мне. – Он поднял на нее глаза, полные такой боли, что сердце у женщины сочувственно сжалось. – Я не хочу этого, Катрин, но так может случиться.

– И это чувство… будет… плохое?

Он ненадолго задумался и наконец твердо ответил:

– Плохое для меня.

– О чем ты?

В вопросе прозвучало искреннее недоумение.

Невозможно представить себе, что может заставить отвернуться от этого красивого, доброго человека. На ум не приходило никакого сколько-нибудь разумного объяснения. Но почему вопрос повис без ответа?

Джеф молчал, потом медленно заговорил, с явным трудом находя нужные слова:

– Я вот о чем. У меня остается мало времени… может быть… один или два дня, а может быть, пара месяцев – пока твоя память не восстановится полностью. Эти дни решат все в моей жизни.

Его глаза горели безысходной страстью, которая наполняла слова глубоким значением, и Катрин почувствовала необходимость немедленно вмешаться, ободрить человека. Считая себя справедливой, она хотела защитить Джефа от самой себя. Неважно, как она относилась к нему раньше! Мужчина, который сидит перед ней сейчас, ей необходим. Она хочет жить ради него.

– Джеф, я не до конца понимаю, о чем ты говоришь, но обещаю никогда не забыть то, что ты сделал для меня. Ты был рядом со мной все это трудное время.

Так хотелось убедить его, успокоить, но на нее смотрели грустные, полные сомнения глаза.

– Что же такое ты мне сделал, – прошептала она, – что я должна… так плохо к тебе относиться?

– Ничего. – Он горько усмехнулся. – Может быть, дело именно в этом – я ничего не сделал. Ничего, совсем ничего!

Ей вдруг стало холодно.

– Тогда что же я за человек такой?

– Самый лучший из тех, кого я встречал. Но тебе было очень больно, Катрин. По разным причинам.

– Значит, именно это я и должна вспомнить?

Он кивнул.

– Врачи уверены – ты все вспомнишь.

– Я не хочу таких воспоминаний!

– Но это неизбежно. Придется смириться.

– Что с нами будет… когда я вспомню?

Она не могла скрыть тревоги. Джеф пересел на кровать, пододвинулся ближе, обнял Катрин и прижал к себе – осторожно и нежно, как бесценное сокровище.

Женщина обвила руками его шею и положила голову ему на широкие мускулистые плечи – к ним можно прислониться и чувствовать себя в полной безопасности. Она прижалась грудью к Джефу и вдыхала его удивительный, неповторимый запах. Катрин словно возвращалась домой. Странные чувства переполняли ее – облегчение, радость, надежда вернуть то, что было когда-то упущено… Волшебство открытия и ожидание новой жизни.

Он нежно погладил ее по щеке, коснулся губами волос. Ей предстоит ради него пытаться стать совершенной, потому что мужчина рядом с ней – само совершенство. Ей вдруг захотелось прижаться губами к его шее, но она сдержалась. Сейчас для этого не время и не место.

Спокойный, надежный – такой человек никогда ей не изменит. Но Катрин чувствовала, как напряжено, сковано его тело, и знала, сколь безрадостны и тревожны его мысли об их общем будущем.

– Ты возненавидишь меня, Катрин, – тихо сказал он.

Его уверенный тон ошеломил.

– Сильнее, чем ненавидела мужа? – Сама не знала, откуда пришли слова про ненависть к мужу, но интуитивно она чувствовала, что угадала правду.

– Да, сильнее, – ответил Джеф. – Гораздо сильнее.

– Почему?

– Ты будешь подозревать меня в том, чего не было на самом деле.

– В чем же?

– Я не хочу напоминать тебе об этом.

– Значит, ты ничего не расскажешь?

– Нет.

Глубоко встревоженная, она подняла голову. Что же за преграды стоят между ними – невидимые для нее, но непреодолимые для него? Так хотелось разрушить их или категорически отрицать их существование. Но одного взгляда в его горестные, беззащитные глаза хватило, чтобы осознать: он говорит правду, правду, которую всей душой ненавидит, но от которой нельзя убежать.

Внезапно ее мысли вернулись к самому последнему событию жизни.

– Джеф… а авария? Почему меня сбила машина?

Он не шелохнулся.

– Потому что ты ничего не видела вокруг, дорогая. Ты убегала от меня.

Катрин изумленно смотрела на него, веря в правдивость услышанных слов, но все ее существо восставало против подобной правды. Она отчаянно пыталась понять, как такое могло случиться. Ведь люди убегают… в страхе или в смятении. Или когда их смертельно обидели. Она невольно отодвинулась от него, а тот даже не сделал попытки удержать ее в своих объятиях. Лишь нежно опустил ее голову на подушку и ласково погладил по щеке.

– Я просто хочу подготовить тебя.

Чувствовалось, что ему больно говорить об этом, но прятаться за занавесом, готовым подняться в любой момент, человек вовсе не желает.

Прав, конечно! Но как тяжела для него такая правда! Катрин вдруг будто оказалась одна на необитаемом острове. Совсем одна. Без этого ставшего ей дорогим человека жизнь опустеет. Джеф Томпсон – то единственное, что связывает ее с миром.

Что же делать?

Где найти силы двигаться вперед?

Память – это свыше данная человеку способность сохранять и воспроизводить в сознании когда-то полученную информацию и впечатления. По собственному заказу такое не делается. Делается само! А когда способность теряется, не значит ли это, что теряется связь с жизнью?

А вот у миссис Гайс из стройного механизма памяти вылетела пара невидимых винтиков и полетела к черту способность хранить информацию о событиях внешнего мира и мира собственного. И главное, дорогая миссис, вам пока даже не суждено понять размеры утраты. И хочется вернуть утраченное, и страшно. Вдруг вернется такое, что помешает состояться едва пригрезившемуся счастью? Не прикажешь памяти: вернись! Такова необъяснимая мудрость природы. Но если я не хочу – не хочу! – вспоминать, то почему в то же время постоянно тщусь вспомнить?

Бессилие памяти пугает. Бессилие вспомнить – бесит.

Глава 5

Томпсон ушел, оставив больную наедине с тревожными мыслями. Выходит, она почти ничего о себе не знает! Ей нужно как можно скорее осознать себя. Нельзя целиком и полностью зависеть от одного человека, как будто в нем сосредоточилась вся ее жизнь. Ведь есть и другие люди.

Катрин подумала о матери и, повинуясь внезапному импульсу, позвонила ей, благо у врача нашелся нужный телефон. Ну и что? Разговор получился странный – какой-то нереальный. Ничего нового вызнать не удалось.

Мать говорила о том, что происходит в ее магазинчике, – она владела небольшим бутиком. Все это было известно из нерастерянных воспоминаний времени юности. Ничего не изменилось – до нее словно донеслось эхо давно ушедшего прошлого.

Дочь рассказала женщине на другом конце провода про несчастный случай, про потерю памяти и почти сразу же поняла, что помощи не дождется, – мать не поможет дочери отыскать саму себя. Конечно, она любит Катрин, беспокоится и подбадривает… Но она слишком далеко! И расстояние между ними, судя по всему, измеряется не только километрами.

Дочь повесила трубку с четким осознанием того, что годы после юности – особый этап в ее жизни, и мать о нем ничего не знает. Легко делиться счастьем и успехами, а неудачи обычно замалчиваются. И она скрывала. Значит, была неудачницей? Неужели ни в чем себя не проявила? Не хочется так думать… В конце концов, она родила чудесного сына и, безусловно, гордилась им. Именно поэтому так долго и тяжело переживала смерть мальчика.

Она напрягала память, стараясь отыскать хоть одну зацепку, хоть один намек…

И наконец нашла, обратив внимание на свою сумку.

Там есть одна вещь, которая связывает прошлое с будущим, – подписанный контракт на работу над детской книгой. Она не знала, почему взяла его с собой в тот страшный день, но официальная бумага может хоть немного прояснить дело.

Катрин проглядела контракт и обнаружила свой домашний адрес и адрес издательства. К контракту прилагалось письмо от редакторши – та отзывалась о работах художницы миссис Гайс в самых восторженных выражениях. Под письмом стояла подпись: «Эстер Брукс».

Они работали вместе и наверняка встречались… Может быть, повидаться с ней и поговорить?

Пускай это чисто деловые отношения, но свидание хотя бы даст возможность увидеть еще одного человека, который ее знал.

Итак, решение принято: завтра надо выписаться из больницы и встретиться с редактором. Она уже не такая слабая и сможет передвигаться самостоятельно, хотя, конечно, ноги еще слегка дрожат, все тело болит, и синяки еще не прошли. Но на самом деле ничего страшного с ней не случилось. Могло быть хуже. Вот только этот пугающий провал памяти. Но врачи и тут обнадеживают – рано или поздно прошлое вернется к ней.

Внезапная мысль заставила похолодеть от ужаса. А что, если она после травмы не сможет выполнить контракт? Вдруг да разучилась работать, а от таланта, о котором твердил Томпсон, ничего не осталось?

Катрин справилась со страхом и отложила решение беспокоящего вопроса на потом. Завтрашний день все прояснит. Пришло время стать самостоятельной. И не прятаться за спину Джефа. Шаг навстречу незнакомому, а вернее, забытому миру следует сделать с высоко поднятой головой.

Вспомнить по заказу – невозможно, не пытаться вспоминать – нельзя.

На следующее утро обнаружилось, что выписаться из больницы не так-то просто – процедура эта долгая и утомительная. Врачи считали, что миссис Гайс еще не готова к выписке. Придется настаивать, преодолевать массу препятствий.

Конечно, будь здесь Томпсон, все бы прошло в два раза быстрее, но тот находился на работе. Да и нельзя же, в конце концов, каждый раз хвататься за него как за спасательный круг! Кроме того, ей просто необходимо доказать самой себе, что она способна к самостоятельной жизни. Будет трудно? Ну что ж, придется справляться с жизненными трудностями!

Когда все формальности остались позади, она собрала вещи, оделась и перед уходом набрала рабочий номер Томпсона. Секретарша сказала, что мистер Томпсон на совещании, и оставалось передать, что миссис Гайс выписалась из больницы и намерена заняться делом, с которым надеется справиться одна.

Такси доставило ее от больницы к высокому зданию в северной части города. Указатель в просторном холле подсказывал, что ей следует подняться на четвертый этаж. Катрин вызвала лифт и поехала наверх. Когда на табло загорелась цифра четыре, она приготовилась выходить. Двери открылись.

На площадке стояла женщина и собиралась войти в лифт. На ней был эффектный желтый костюм с черной отделкой. Черноволосая и темноглазая, она показалась Катрин очень красивой.

Я знаю ее! – мелькнула мысль. Но радость возможного узнавания тут же улетучилась – женщина вошла в лифт, глядя в сторону и не обращая на встретившуюся никакого внимания. Ни приветственной улыбки, ни малейшего намека на то, что они знакомы.

Катрин поспешно вышла, смущенная своей ошибкой. Ивсе же внутренний голос подсказывал ей, что они где-то встречались. Обернулась и еще раз с любопытством взглянула на женщину. Неужели они друг друга не знают?

Незнакомка ответила внимательным взглядом, но двери лифта закрылись и положили конец странной встрече. Миссис Гайс деловой походкой направилась к столу секретаря, не переставая думать о женщине в желтом. Эти мысли не оставляли и во время разговора с Эстер Брукс.

Эстер оказалась совсем молоденькой, лет двадцати с небольшим. Редакторша с сочувствием отнеслась к истории, рассказанной Катрин, и прониклась к ней симпатией. Разглядывая папку со своими работами, художница не могла скрыть гордости: иллюстрации действительно чудесные, – значит, у нее и вправду есть талант!

Эстер подробно рассказала про замысел книжки. Спокойная, добрая, терпеливая, она старалась помочь всеми силами… но не смогла пробудить никаких воспоминаний. Катрин совсем ее не помнила! И нельзя сказать, что внешность у мисс Брукс непримечательная – светло-карие добрые глаза, кудрявые каштановые волосы, милое открытое лицо… Редакторша понравилась с первого взгляда.

– Со мной трудно было работать? – напрямик спросила художница.

– Вовсе нет, – успокоила гостью Эстер. – Вашей увлеченности делом можно только позавидовать. Я в восторге от ваших работ – это настоящее творчество. Поверьте, вам не о чем беспокоиться! Вы сразу все вспомните, едва сядете перед чистым листом бумаги. Это как чтение – так просто не забывается.

Хотелось надеяться, что так оно и будет.

– Мы с вами часто встречались? – спросила Катрин.

– Нет. Всего три раза.

– Простите, что я не могу вас вспомнить. Врачи говорят, память скоро вернется.

– Пожалуйста, не расстраивайтесь. Я тоже уверена в этом.

– Я хотела спросить… Выходя из лифта я встретила женщину в желтом костюме. Очень красивую…

– Это мой босс, – кивнула Эстер. – Она руководит проектом.

– Как ее зовут?

– Сара Картер.

Катрин вздохнула – имя ничего ей не сказало.

– Да уж, фамилию не назовешь особо приметной.

– Поверьте, Сара Картер – личность очень даже примечательная. – Эстер расширила глаза. – Не женщина, а вечный двигатель. Сама работает не зная отдыха, и от остальных требует того же. Кстати, именно Сара обратила внимание на ваши работы и тут же велела составить контракт. «Безотлагательно!» – Эстер с улыбкой передразнила босса и добавила: – У нее чутье на таланты.

– Когда мы встречались в прошлый раз, она была в черном. – Катрин не понимала, откуда пришла эта уверенность.

Юная редакторша нахмурилась:

– Но вы никогда не встречались.

– Никогда не встречались?

– Над книгой с вами работала только я. Самостоятельно. Сара держалась в стороне. Нет. Вы никогда не видели друг друга.

– Потрясающе! Я просто уверена… – Катрин запнулась и решила до поры до времени отбросить мысли о Саре Картер.

Должно быть, память сыграла с ней очередную шутку.

Катрин подумала, что стоит подружиться с Эстер. Кажется, симпатичная девушка и к ней расположена. Кроме того, теперь у нее есть работа, которую, судя по всему, ей удавалось выполнять на очень хорошем уровне. Рисунки, которые похвалила мисс Брукс, лучшее тому доказательство. Художнице приятно было думать об этом. Вот он где, путь к личной независимости.

Теперь предстояло знакомство с собственным домом. Подозвав такси, Катрин прочитала по бумажке свой домашний адрес. Машина отправилась прямехонько в пригород. Взглянув на свой дом, хозяйка была обескуражена. С улицы виден только гараж на две машины, все остальное скрывала высокая и глухая кирпичная стена. Да, вид не назовешь приветливым…

Перебрав ключи в связке, отыскала подходящий, открыла ворота и медленно побрела по дорожке к широкому крыльцу – очевидно, там и находился вход в здание. Машинально выбрав еще один ключ, открыла дверь и вошла в просторное помещение, очень современное, но обставленное в стиле, который сразу не понравился. Нет, все здесь ей не по вкусу. С недоверием оглядывала стеклянные и хромированные столы, кожаные кресла и диваны… Нигде ни одного яркого цветового пятна!

Женщина сняла с плеча сумку и прошла к стеклянным дверям в дальнем конце гостиной. За ними она увидела просторный двор и бассейн. Ни садика, ни лужайки – только несколько декоративных кустов и пальм для тени.

Дом явно дорогой, расположен в приличном районе… Она задумалась о своем финансовом положении. Интересно, эта собственность уже оплачена? Наверное, ее муж очень хорошо зарабатывал. Может быть, они вращались в высшем обществе?

Катрин бесцельно бродила по дому – из комнаты в комнату. Обстановка всюду дорогая, исключительно модная, ультрасовременная, но совершенно безликая. Словно выставочный павильон – все напоказ. Просто не верится, что она жила здесь и ничего не хотела изменить, добавить хоть что-то свое… Неужели ей было все равно, где и среди каких вещей существовать? Или это Гордон настоял на продуманном, но абсолютно бездушном стиле?

Тогда почему она оставалась здесь и после смерти мужа? Почему не продала эту кричащую роскошь и не приобрела другое жилище, в другом районе? Неужели ей все стало безразлично? Даже кабинет, где, без сомнения, она работала, был обставлен полезными, но безликими вещами.

В бывшей комнате Рона не нашлось ничего детского – ни вещей, ни игрушек. Никаких воспоминаний. Может быть, все спрятано в шкафы? Или она не хотела напоминаний о потерянном безвозвратно и все отдала в приют для сирот?

Путешествие по дому нагнало невыразимую тоску. Неужели это – ее прошлое? Если так, то сейчас у нее нет с ним ничего общего. Возможно, если открыть шкафы и порыться в ящиках, ощущение связи с этим домом вернется. Ведь должны быть где-то здесь следы ее жизни! Но уже не хватало сил продолжать поиски. От утренней решимости отстоять свою самостоятельность не осталось и следа.

Катрин заставила себя дойти до спальни, сбросила туфли, опустилась на огромную кровать, вытащила подушки из-под стеганого одеяла и попыталась устроиться поудобнее. И тут неожиданно ее взгляд упал на фотографию.

У нее оборвалось сердце.

Это – Рон!

Красивый маленький мальчик в сияющей золоченой рамке…

Фотография стояла на тумбочке около кровати. Рука невольно потянулась к снимку. Так хотелось получше рассмотреть сына.

Малыш смеялся, глаза светились от счастья. Одет мальчик был в красный спортивный костюм и темно-синие кроссовки, а в руках футбольный мяч. Рона сфотографировали на фоне парка, который показался совершенно незнакомым. Но удалось вспомнить, что сын любил играть с мячом и воздушными шариками: бросал их, ловил, гонял по траве…

Счастливый ребенок, дарящий счастье… Мучительное воспоминание вспыхнуло в сознании: Рон радостно плещется в ванне, смеется и визжит, она вытаскивает его и заворачивает в полотенце, прижимая к себе, вдыхая сладкую чистую свежесть его кожи и волос. Малыш приникает к ней всем телом и говорит: «Я люблю тебя, мама».

Катрин прижала фотографию к груди, легла на спину и закрыла глаза. В памяти всплывали давние картины. Вот Рон делает первые шаги к ней – в его глазах сияет удивительное ликование: я смог это сделать! Вот мальчик с восторгом катается на трехколесном велосипеде, который получил в подарок на третье в жизни Рождество… Вот сын преисполнен гордости, что научился плавать… «Мама, смотри, как я умею!»

Не может быть, чтобы я была плохой матерью, с нарастающей болью думала женщина. Мой сын – он для меня все. Мой сын… Рон…

Вдруг тишину разорвал звонок – долгий и настойчивый. Отогнав дремоту, Катрин поняла, что звонят в дверь. Это мог быть только Томпсон – ведь больше никого в ее жизни нет.

Она встала с подушек, и фотография Рона упала на пол. Машинально она подняла ее, поставила назад на тумбочку, еще раз с грустью взглянув на смеющегося маленького мальчика. Ей нужно подержать в руках живого, теплого, родного ребенка, а не ускользающее воспоминание в золотой рамочке.

Снова раздался звонок в дверь.

Она нащупала ногами туфли, пригладила волосы, прошла в холл и отворила дверь. На нее внимательно смотрели заботливые серые глаза Джефа. Взгляд проникал в душу и заполнял холодную пустоту.