Текст книги "Тьма под солнцем (ЛП)"

Автор книги: Дин Рей Кунц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

5

Родители Рона Бликера не заявили о его пропаже до следующего утра, потому что выпивали весь вечер в местечке под названием «Рюмочная». Когда они пришли домой, уже после полуночи, они предполагали, что их сын находится в своей постели. Блэквуд не оставил никаких следов своего пребывания в здании «Босвеллс» – ни пакета с мусором, оставшегося после их ланча, ни недоеденных чипсов или пирожных, ни порванных фото дома и гаража Дугли – но оставил дверь со стороны аллеи приоткрытой, очевидно, намеренно. Всего лишь через несколько часов после того, как было передано сообщение о пропаже ребенка, патрульный заметил дверь и почти сразу нашел тело, которое не было пригвождено к стене, а лежало скорченным на земле. Орудия убийства поблизости не оказалось. Уши жертвы были найдены в руках, которые убийца связал веревкой. В каждом ухе было по черному перу, и никто не знал почему.

Похоронили Бликера не возле церкви св. Антония, а на общественном кладбище. На могильном камне, в дополнение к имени и датам, были выгравированы три строки:

НАШ ЛЮБИМЫЙ СЫН

СЛИШКОМ ХОРОШИЙ ДЛЯ ЭТОГО МИРА

ТЕПЕРЬ АНГЕЛ НА НЕБЕСАХ.

Фотография умершего была перенесена на керамический овал, встроенный в темно-серый гранит; его красивое лицо и милая улыбка были определенно похожи на лица и улыбки ангелов в фильмах.

Через два месяца после похорон, на рассвете, Хоуи ехал к кладбищу на велосипеде. В основании надгробного камня в пластиковой урне стоял большой букет пластиковых роз, выцветших и жухлых от солнца и плохой погоды. Птичий помет оставил полосы на граните, а траву, подошедшую к основанию камня, давно никто не убирал. Хоуи пришел сказать, что сожалеет, что он не желал, чтобы Бликер погиб, что не знал о том, что Блэквуд замышляет нечто худшее, чем просто установить новые правила. Он намеревался сказать несколько слов, когда упал на колени на траву, но замешательство и самобичевание связали ему язык. Он стоял на коленях, в тишине, достаточно долго для того, чтобы выгравированные слова и керамическая фотография, и пожухлые пластиковые цветы подействовали на него так, как они это сделали. Точно так же ожоги третьей степени появились намного позже, чем закончилось воздействие горящего бензина. К тому времени, когда Хоуи мог говорить, он не смог бы, потому что он не мог вытерпеть фальшь по поводу всего этого, просто не мог принятьэту фальшь – независимо от того, была ли она обманом или заблуждением – она была здесь повсюду. Он никогда не видел Бликера улыбающимся так невинно, как здесь. АНГЕЛ – это неправда. Птичий помет на пожухлых пластиковых цветах и неубранная трава указывали на ложь на счет ЛЮБИМЫЙ. Хоуи знал, что если бы он попытался говорить, то мог бы только кричать пронзительно от разочарования и ненависти, поэтому он встал на ноги и стоял, пока не прошла тряска и не успокоилось сердце. Затем он повел велосипед по траве к кладбищенской дорожке и уехал домой.

Другим летом, в годовщину того дня, когда он провел время с Блэквудом на крыше старого универмага, когда Хоуи оставалась неделя до его двенадцатого дня рождения, он получил письмо, отправленное с другого конца континента. Он был дома один, когда пришел почтальон, и подумал, что это бабушка Элис, мама его мамы, прислала ему открытку с деньгами к его предстоящему дню рождения. Он удивился, увидев свое имя на белом конверте, размером с конверты для деловых писем, без обратного адреса. Определенно, письмо было отправлено не его бабушкой. Внутри находился лист бумаги, к которому было приколото перо ворона, и оно слетело к ногам Хоуи. Сообщение, состоящее из шести слов, было написано от руки, но так аккуратно, что, казалось, было создано машиной: Я еще помню твои вкусные сандвичи.

Хоуи порвал письмо на мелкие кусочки и сжег их на крышке корзины для мусора на кухне. Он вынес лоснящееся перо на задний двор, бросил вверх к ветру и смотрел, как оно торжественно парит к церкви св. Антония и кладбищу.

После похорон Рона Бликера, десятью месяцами ранее, Хоуи понял, через какое искупление должен пройти: всю оставшуюся жизнь он не должен никогда говорить ложь, даже если это безобидная выдумка; его никогда не должен привлекать даже совершенно невинный обман любого толка, по любой причине, не имеет значения, насколько оправданно он выглядит. Только обет правды был его защитой от ужасных последствий, которые обязательно будут в результате того, что он имел дело с Блэквудом. Если бы его мама или сестра нашли перо и загадочное письмо о сандвичах, они обязательно потребовали бы объяснить, рассказать им все про Блэквуда – и таким образом он лишил бы их душевного спокойствия навсегда.

6

Это происходило после 25 октября, Олтон Тернер Блэквуд создавал новости посмертно. Хоуи был на кухне, помогал маме накрывать на стол к обеду, когда услышал эту историю из маленького телевизора, стоявшего на подставке. В далеком городе Блэквуд в течение нескольких месяцев убил полностью четыре семьи, насиловал девушек и женщин, пытал и калечил, перед тем как был убит единственным выжившим членом четвертой семьи, четырнадцатилетним мальчиком по имени Джон Кальвино, который выстрелил монстру в лицо. В новостях не показывали фотографию Блэквуда ввиду ее отсутствия, зато показывали фотографии жертв. Все молодые девушки напоминали Хоуи Коррину, и все матери напоминали ему его собственную. Столовые приборы загремели, когда он выронил из рук вилки, ложки, блестящие ножи, предназначенные для обеда на три персоны.

Блэквуд вел личный дневник и писал в нем о других людях, которых убивал на протяжении многих лет по всей Америке. Через день Хоуи ожидал услышать имя Рона Бликера и затем быть опознанным как непреднамеренный соучастник. Но в дневнике убийцы не было имен жертв или мест, где они были убиты, до тех пор пока Блэквуд не начал уничтожать семьи целиком. Он чувствовал, что его многочисленные убийства с одной жертвой были недостойны его, и он верил, что достиг величия как убийца только тогда, когда начал уничтожать целые семьи. Хоуи сворачивал салфетки, чтобы положить их на стол на второй день, когда эта история находилась в топе новостей, когда услышал о том, что Олтон Тернер Блэквуд был вдохновлен на убийство семей человеком, которого он описал только как «маленький мальчик, который делал хорошие сандвичи».

Это и были последствия, которых так боялся Хоуи, и они были настолько ужасными, что в течение следующих нескольких недель они постепенно сломили его, как болезнь. Он спал большую часть дня, а когда не спал, погружался в бездеятельную апатию. У него не было аппетита, и иногда, когда мама настаивала на том, чтобы он что-нибудь съел, Хоуи вскоре рвало. К середине ноября он потерял пять фунтов [19]19
  1 фунт = 453,6 г, соответственно, 5 фунтов = 2 кг 268 г.


[Закрыть], и, тем не менее, у него не было жара, доктора начали подозревать какой-нибудь экзотический вирус. Депрессия была единственным вирусом, который поразил его, мутная как вода, в которой он тонул и тонул, и, казалось, утонет. Дни проходили, и он этого не осознавал, такой оцепеневший от скорби, что слышал голоса лишь наполовину, как будто обхватил уши руками. Он различал только тень и свет, как умирающий может воспринимать мир, когда на его спину давит озерная тина, а легкие полны воды. Его уныние было настолько глубоким, что он не мог ничего делать, только спать, ему не снились ни хорошие сны, ни плохие, и только ускользающий Блэквуд мог свирепствовать в его кошмарах, если поглотившее его горе не защищало от них.

До того момента, когда он снова осознал, какой это был день, он не помнил себя более двух недель. Это было второе декабря, воскресенье, и слезы матери начали возвращать Хоуи из тьмы. Через узкие, покрытые коркой глаза он понял, что находится в больнице, к его правой руке была присоединена капельница. Он потерял в весе так сильно, что чувствовал себя существом из соломы и бумаги. Он услышал, как кто-то сказал: «Обезвоживание из-за рвоты и ночной потливости. Но также преднамеренноеобезвоживание, ничего нового мы в ближайшее время не увидим». Когда Хоуи попробовал поднять левую руку, он не нашел в себе достаточно сил, чтобы свесить ее с кровати.

Плач его матери был страдальческим, это были горькие рыдания безутешной женщины. Слышать его было так больно, что он не мог позволить себе уйти во тьму снова, и почувствовал себя обязанным успокоить ее. Когда его мысли прояснились, он услышал, что она говорит, с такой ужасной болью: «Хоуи спас мою жизнь. Он спас меня от отчаянья, показав, что может справиться с ожогами». Мужской голос, судя по всему, принадлежал доктору. Хоуи не волновало, что говорит мужчина. Он хотел услышать больше от своей матери, и он услышал: «Я купила пистолет. Чтобы убить своего мужа. За то, что он сделал, за пожар. Но затем нам помогли, а Хоуи нашел путь, чтобы справиться, и я увидела, что он не просто хотел жить, он хотел преуспевать. Я должна была контролировать свой гнев ради Хоуи. День за днем, год за годом он был моим героем, настолько бесстрашным для такого маленького мальчика. В нем такая сила, и он всегда будет моей сутью».

Хоуи никогда не думал о себе как о мамином герое, равно как о чьем-либо еще. Он был просто мальчиком-неудачником, кем-то, кого не любил отец, Шрамолицым, Восьмипалым Уродцем, Дугли Уродливой Задницей, обреченным жить только потому, что боялся смерти. Голосом сухим, как подгоревший тост, он сказал: «Мама», и ему нужно было повторить это дважды, прежде чем она услышала его и подошла к кровати. Ее глаза были налиты кровью, нос растерт до красноты клинексами, бледные щеки блестели от слез, но она была такой же милой, как всегда. Хоуи всегда гордился тем, какая у него симпатичная мама. Он иногда удивлялся, если нравился какой-нибудь симпатичной девочке, но он не тратил много времени на то, чтобы беспокоиться об этом, потому что его мама и сестра были достаточно симпатичными, чтобы проводить с ними жизнь, просто зная, что они его любят. Сейчас, когда его мать наклонилась к нему, он сказал: «Сейчас со мной все в порядке», и так оно и было.

Следующим летом, за неделю до его тринадцатого дня рождения, на вторую годовщину эпизода с Блэквудом, Хоуи проснулся утром от звука ветра, свистящего на крышах. Когда он посмотрел на окно своей спальни, черное перо, около четырех дюймов [20]20
  Примерно 10 см.


[Закрыть]длиной, с серым стволом, танцевало на стекле. Он смотрел на него больше десяти минут, пока теплый июньский ветер не унес его дальше.

Год за годом в этот день, несмотря на то, что Блэквуд умер и исчез, черное, как ночь, перо ворона попадало к Хауэлу, тем или иным способом: слетая по спирали с дерева и касаясь щетины на лице, выпадая из газеты, когда он открывал ее, чтобы прочитать, приклеивалось вдоль подошвы его ботинка, как жевательная резинка, застревало под дворниками на лобовом стекле, когда он возвращался к машине из похода в торговый центр, однажды необъяснимым образом перо оказалось в кармане его пиджака, куда он залез за монетами для торгового автомата.… Каждый раз, несмотря на то, что это было ожидаемо, вид пера вызывал в нем содрогание от страха, дрожь, почти судорогу, хотя она никогда не длилась больше нескольких минут.

Хоуи вырос, сбрил уцелевшие волосы, потому что бритые головы стали сейчас в моде, стал риелтором и в итоге открыл свое собственное успешное дело, хотя при этом скрупулезно рассказывал о каждом недостатке потенциальному покупателю. Медицина ушла вперед, но она не смогла помочь уменьшить его шрамы; тем не менее, он привык к тому, как выглядит, и не забивал себе голову этими мыслями. Он продал первый собственный дом приятной женщине, которую звали Фелисити Коллэвэй, и когда она получила лицензию риелтора, то занялась продажами в его агентстве. Они проработали вместе почти год, и к его большому удивлению, она сказала: «Какую хрень должна сделать девушка, чтобы ты пригласил ее на свидание? Или тебе это ничуть не интересно?» Прошли месяцы, когда она, приняв его предложение выйти за него замуж, сказала: «Ты самый честный мужчина, которого я когда-либо знала. Я никогда не слышала лжи от тебя, ни разу, я чувствую себя такой защищенной рядом с тобой».

Перья ворона по-прежнему появлялись каждый год, и это стало беспокоить Хоуи, когда у них с Фелисити появился ребенок. Но он подумал, что, если он будет излишне беспокоиться о перьях и о том, что они означают, то может втянуть в свою жизнь что-то такое, о чем будет сожалеть. Кто-то однажды сказал, что если ты слишком часто рисовал на стенах дьявола, ты тем самым вызвал его, и шаги его приближаются.

7

Осенним вечером, когда Хоуи было тридцать два и он был отцом троих прекрасных детей, он сидел в своем любимом кресле, читал роман и вдруг почувствовал неожиданное облегчение, как будто избавился от ноши, о которой не знал. Любопытное ощущение, без каких-либо видимых причин, было настолько необычным, что он отложил книгу в сторону и тут же встал на ноги. На секунду, потому что его жизнь протекала так хорошо в течение длительного времени, и потому что он знал, как неожиданно удача может отвернуться, он подумал, что эта новая душевная энергия была связана с помутнением рассудка, первым – и только самым начальным – симптомом в серии, которые могут быстро развиться к худшему до чего-нибудь катастрофического, например до инсульта или сердечного приступа, что свалит его с ног. Но он по натуре не был пессимистом, чувство облегчения не исчезло, и он пошел искать Фелисити. Он нашел ее на кухне и поцеловал больше одного раза. Он нашел детей – Миу, Лео и Джоша – которые смотрели телевизор вместо того, чтобы делать домашнюю работу, но он их не поругал.

Вместо этого он сел за свой письменный стол, пристально глядя на телефон. Определенно, был кто-то, кому он обязан был позвонить, хотя он не знал, кто бы это мог быть. В одном из ящиков стола среди других вещей находились файлы с копиями различных страховые полисов. Хоуи поначалу не осознавал, зачем открыл ящик, но затем понял. В последнем файле был запечатанный конверт. Он сделал разрез и достал пятидолларовую банкноту, а также пару по одному, – семь баксов, которые он взял из тридцати у Блэквуда за сандвичи. Все эти годы он думал, что на эти деньги сможет купить для себя только неудачу, и он даже заставлял себя выкинуть их из-за страха того, что вызовет проклятье, которое может передаться кому-то еще. Он не знал, почему деньги должны вдруг оказаться чистыми, но чувствовал, что это так, и решил положить их в ящик для пожертвований в церкви.

На следующий день одна из наиболее важных новостей в телевизионных новостях была связана с несколькими жестокими убийствами в далеком городе, особо рассказывалось об операции в доме, где произошло убийство, операцию проводил детектив из отдела убийств Джон Кальвино, тот самый человек, который двадцатью годами ранее в возрасте четырнадцати лет убил Олтона Тернера Блэквуда. В этих новых убийствах семьи уничтожались целиком и были странно похожи на убийства Блэквуда двадцатилетней давности. Хоуи подумал, что необъяснимое чувство облегчения, пришедшее к нему, когда он читал в кресле, произошло в тот самый час, когда жена и дети Кальвино были целями в своем собственном доме. Он пару дней наблюдал за событиями, и по телевизору, и в газетах с все возрастающим убеждением, что наиболее важный аспект в этой истории не был освещен, возможно, потому что репортеры не знали всей правды.

Шестью днями позже Хоуи сделал звонок в отдел убийств департамента полиции, в котором работал Кальвино, и через несколько часов детектив перезвонил. Выслушав отговорку Кальвино о том, что все подробности этой истории можно прочитать в дневнике Олтона Тернера Блэквуда, который доступен в Интернете, Хоуи сказал:

– Я тот мальчик, который делал для него хорошие сандвичи. Ни у кого нет фото Блэквуда, поэтому вы поймете, что это правда, если я опишу его.

Прослушав описание, Джон Кальвино сказал:

– Все, что он пишет в своем дневнике о вас, – это то, что ваша семья была первой, которую он планировал убить, но вы спасли их.

– Правильнее сказать, что они чуть не умерли из-за меня.

– Моя семья былау бита из-за меня, мистер Дугли. Слава Богу, вы избежали этого.

– Спасибо вам. Я сожалею о ваших утратах. Всех ваших утратах. Но… могу я спросить, детектив Кальвино, может такое быть, каким-либо образом, что все это в новостях – все эти смерти – связано в Блэквудом?

Молчание Джона Кальвино было достаточно долгим, чтобы означать «да», но когда он, наконец, заговорил, он сказал только:

– Я убил Олтона Тернера Блэквуда более двадцати лет назад.

– Да. Я знаю. Я слышал об этом, когда это произошло. Однако… все эти годы я ждал… чего-то. – Хоуи обнаружил, что положил свои руки в положение защиты на горло, и вспомнил о Бликере, пригвожденном к стене. – Несмотря на то что я знал о смерти Блэквуда, если кто-нибудь и мог вернуться… так это он. Понимаю, что это звучит в лучшем случае иррационально.

После очередной паузы Кальвино сказал:

– Все, что я скажу вам – это то, что я в течение двадцати лет тоже ждал чего-то подобного.

Призрачный палец, лопатообразный и холодный, рисовал линию на шее Хоуи Дугли.

Помолчав, он спросил:

– Это, наконец, закончилось?

– Судя по моей работе, мистер Дугли, я вижу, что добро обычно торжествует. Но я также знаю, что зло никогда не умирает. Оно всегда способно продолжать бодрствовать.

Вечером того же дня Хоуи передумал бросать семь долларов в ящик для пожертвований в его церкви. Он вынес их на задний двор и сжег.

Следующим июнем гнетущая тень Блэквуда снова появилась в жизни Хоуи, во время игры в парке с детьми, он даже не вспомнил, что этот день помечен двадцать второй годовщиной его ланча на крыше с убийцей. Они играли во фризби [21]21
  Frisbee – спортивный снаряд, представляющий собой пластиковый диск с загнутыми краями, диаметром 20–25 сантиметров. Диск сделан таким образом, чтобы при его полете создавалась подъемная сила, что позволяет бросать диски на значительные расстояния и с большой точностью.


[Закрыть]с их собакой Барни, которая прыгала и ловила диск неустанно снова и снова. Небо было безоблачным, вельветовый зеленый парк был покрыт прохладными тенями деревьев. От удовольствия Хоуи почти забыл о том, что жизнь всегда доставляла ему боль только, и если теперь кто-то подносил к нему зеркало, он лишь на мгновение удивлялся тому, какой он страшный.

Миа взяла перерыв в игре, а Хоуи с мальчишками были неутомимы. Минуты прошли, прежде чем он бросил взгляд на дочь – и замер. Семилетняя, маленькая и такая же милая, как ее мать, Миа сидела на краю деревянной скамейки, не замечая, что слева за ней на пруток спинки скамейки спустился ворон. Его чернильные глаза были тяжелыми, как картечь и, казалось, были нацелены на Хоуи. Как будто в ответ на его внимание и опасение птица расправила свои крылья, вытянула голову вперед, клацнула клювом, но беззвучно, так тихо, как беззвучна сама Смерть, когда готовится к убийству.

Хоуи метнул фризби, щелкнув запястьем. Диск просвистел за Миой, задел птицу и заставил ее взвизгнуть и улететь в испуге, к удивлению девочки и удовольствию ее братьев. Барни гавкнул, а Хоуи зааплодировал.

Когда они вернулись к игре, он ни разу не искал в небе птицу или что-то еще. Хауэл Дугли, уцелевший, для кого-то герой, для других уродливая задница, не боялся ни ночной тьмы, ни тьмы под солнцем, которая может иногда дотянуться до нас, когда мы меньше всего этого ожидаем.

Он знал, что птица кружит вверху. Дважды она спускалась так низко, что он видел ее тень, проносящуюся по траве. Он ни разу не посмотрел вверх.

Этой ночью он проснулся и, лежа, слушал характерный зов ворона: глухой брронк, глубокий звучный пррак, разливающийся нотами такими чистыми, как звон колокольчиков. Судя по расстоянию и направлению голоса, птица должна была сидеть на телефонном проводе на соседней улице. Хоуи не встал с кровати, чтобы посмотреть.

На следующее утро он первым спустился по лестнице, чтобы приготовить кофе и выпустить собаку в туалет. На кухонном столе лежало черное перо. Он сжег его на крышке мусорного ведра и не обмолвился об этом никому.

Когда кофе был сварен, Хоуи вышел наружу, чтобы взять с газона газету. Что-то просвистело над головой, не так низко, чтобы его когти поцарапали кожу головы, но достаточно низко, чтобы он почувствовал ветер от его пассажа, и пролетело через буковое дерево, заставив листья шумно шевелиться.

На пути обратно в дом Хоуи не отрывал глаз от прогноза погоды в газете. Ясно и солнечно.

В этом бренном мире всегда есть шанс однажды столкнуться с пожаром, и ничего не меняется от того, насколько близко тебя подпускал поджигатель, не имеет значения, насколько явно он намекает на то, что собирается сделать.