Текст книги "Шорохи"

Автор книги: Дин Рей Кунц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

У Фрэнка Говарда были свои резоны. Он был не честолюбивее других, и его не особенно волновали деньги. Фрэнк буквально жил работой. Служба в отделе расследования убийств была единственной ролью, которую он знал и умел играть; только это давало ему ощущение своей значимости.

Тони оторвал взгляд от задних фар идущей впереди машины и перевел его на лицо напарника. Фрэнк ничего не почувствовал. Все его внимание было сосредоточено на вождении; он пристально вглядывался в вереницу огней, катившихся вдоль Уилширского бульвара. Его черты трудно было назвать классическими, но он был по-своему красив. Густые, широкие брови. Глубоко посаженные голубые глаза. Нос немного великоват и чуточку более заострен, чем нужно. Красиво очерченный рот – жаль только, что его чуть ли не постоянно кривила саркастическая усмешка. Ему нельзя было отказать в привлекательности и властности, а также внутренней независимости. Легко было представить, как Фрэнк возвращается домой, садится в кресло и погружается в транс – до восьми часов следующего утра.

Помимо того, что Тони с Фрэнком отдавали работе личное время, у них было и еще кое-что общее. Большинство детективов давно выбросили на свалку вышедшую из моды одежду и, одеваясь в штатское, напяливали на себя джинсы и свободные куртки. Тони с Фрэнком придерживались традиционного стиля: строгие костюмы и галстуки. Они считали себя профессионалами экстра-класса, выполняли работу, требующую не меньших интеллектуальных затрат, чем профессия адвоката, преподавателя или служащего социальной сферы; джинсы никак не соответствовали этому имиджу. Ни тот, ни другой не пил на дежурстве и не пытался спихнуть свою работу на другого.

«Может, мы и сработаемся, – подумал Тони. – Возможно, со временем мне удастся убедить Фрэнка в необходимости более мягкого подхода к свидетелям. Возможно, он научится получать удовольствие от хороших фильмов и вкусной пищи, если уж не от книг, театра и живописи. Наверное, я слишком многого от него хочу. Но бог ты мой, если бы он хоть чуточку поддерживал разговор, а не сидел как пень».

Тони знал, что до самого конца своей полицейской карьеры будет многого ждать от всякого, с кем ему доведется работать, потому что на протяжении пяти лет, вплоть до мая, он имел дело с образцовым напарником, Майклом Саватино. Оба они были итальянцами, у них были общие воспоминания, развлечения и тревоги. Более того, они пользовались одними и теми же методами в работе. Майкл читал запоем, был большим любителем кино и отлично готовил. Они проводили дни в увлекательных беседах.

В феврале Майкл с женой Паулой поехали на уик-энд в Лас-Вегас. Побывали на двух спектаклях. Дважды поужинали в лучшем ресторане города. Заглянули в казино и просадили шестьдесят баксов. А за час до отъезда Паула шутки ради опустила серебряный доллар в прорезь игрального автомата, повернула ручку и выиграла двести двадцать тысяч долларов.

Майкл никогда не смотрел на полицейскую службу как на дело своей жизни. Но он, так же как Тони, искал стабильности. Он окончил полицейскую академию и довольно быстро поднимался по служебной лестнице – от патрульного в форме до инспектора-детектива. Тем не менее в марте он подал заявление об уходе. Всю свою сознательную жизнь он мечтал о собственном ресторане. И вот пять недель назад он открыл в Санта-Монике типичный итальянский ресторан. Его мечта осуществилась.

«Какие шансы у моей мечты? – спрашивал себя Тони, рассматривая через стекло машины ночной город. – Суждено ли мне поехать в Лас-Вегас, выиграть двести тысяч баксов, уволиться из полиции и начать карьеру художника?»

Естественно, он не произнес этого вслух. Его не интересовало мнение Фрэнка по этому вопросу. Ответ и так был ясен. Какие у него шансы? Никаких. С таким же успехом можно было представлять себе, что ты вдруг окажешься потерявшимся в детстве сыном богатого арабского принца.

Как Майкл Саватино всю жизнь мечтал открыть ресторан, так Тони Клеменца спал и видел себя художником. У него был талант. Он рисовал карандашом и тушью, акварелью и маслом. У него была не только отличная техника, но и уникальная творческая фантазия. Случись ему родиться в семье хотя бы со средним достатком, он поступил бы в академию художеств, учился бы у лучших профессоров, развивал данные богом способности и мог бы стать знаменитым художником. Ну а поскольку всего этого не было, он штудировал сотни книг по живописи и проводил многие часы за этюдами и экспериментами с разным материалом. Его убивал свойственный самоучкам недостаток уверенности в себе. Хотя Тони принял участие в четырех выставках и дважды получал первые призы, он никогда всерьез не думал о том, чтобы оставить работу и посвятить себя творчеству. Это была всего лишь дивная греза, сладкая мечта. Сын Карло Клеменца никогда в жизни не пожертвует твердым заработком ради эфемерного счастья, полного неуверенности и тревог существования свободного художника. Разве что на него прольется золотой дождь в Лас-Вегасе.

Тони завидовал удаче Майкла Саватино. Конечно, они близкие друзья и он честно радовался за Майкла, но также и завидовал. Он был всего лишь человеком и в глубине души не мог не задавать себе подленький вопрос: «Почему это не случилось со мной?» Фрэнк неожиданно резко нажал на тормоза и заорал:

– Задница!

– Тихо, Фрэнк.

– Иногда я жалею, что больше не одет в полицейскую форму и не раздаю направо и налево повестки.

– Вот уж не о чем жалеть!

– Я все-таки прищемлю ему хвост!

– Не стоит, Фрэнк. Ведь может случиться, что когда заставишь этого типа остановиться и подойдешь к нему, то схлопочешь пулю или еще что-нибудь почище. Нет, я так рад, что патрульная служба позади. В отделе расследования убийств, по крайней мере, знаешь, с кем имеешь дело и чего можно ожидать.

Фрэнк не позволил втянуть себя в дальнейшую дискуссию. Он по-прежнему не сводил глаз с дороги и беззвучно сыпал проклятиями.

Тони вздохнул и снова принялся смотреть в окно, но уже не как полицейский, а как художник.

Каждый морской или сухопутный пейзаж, каждая улица, архитектурный ансамбль, каждый предмет и даже человек имел свой неповторимый геометрический образ. Вычленить, распознать его – вот что главное. Потом уже вы начинаете воспринимать то, что нанизано на него, как на каркас. Если у вас есть дар увидеть за внешней гармонией внутреннюю, вы поймете глубинный смысл предмета или явления и создадите настоящую картину. Если же вы берете кисти и краски и приближаетесь к холсту без такого анализа, у вас может получиться миленький набросок, но не произведение искусства.

Пока Фрэнк вел машину на восток, туда, где располагался еще один бар для одиночек, «Большой толчок», Тони пытался определить для себя геометрию ночного города. Вначале, при въезде в Лос-Анджелес со стороны Санта-Моники, преобладали четкие горизонтальные линии небольших коттеджей с видом на море и раскидистых, мохнатых пальм – воплощение покоя и относительного отдыха. В районе Вествуд пошли вертикали небоскребов, обозначенных в темноте светлыми пятнами окон. Перпендикуляр показался Тони символом времени – неудержимого стремления ввысь, к карьере, деньгам, власти. Из Вествуда они взяли курс на район Беверли-Хиллз; «город в городе», фабрика грез, где полицейские могли при необходимости разъезжать, но где они не имели ни малейшей власти. Мягкие, плавные, переходящие друг в друга линии. Величавые особняки, парки, сочная, буйная зелень, шикарные магазины и сверхдорогие автомобили. Чем дальше, тем отчетливее становилось ощущение роскоши.

Они свернули к северу, одолели довольно-таки крутой подъем и въехали на бульвар Заходящего Солнца, ведущий в центр района Беверли-Хиллз. Позади остался один из самых элегантных в городе ресторанов – «Скандия».

Сверкающие огни дискотек. Ночной клуб, специализирующийся на оккультизме. Еще один – вотчина знаменитого эстрадного гипнотизера. Театры комедии. Клубы рок-н-ролла. Гигантские афиши. И огни – море огней.

Фрэнк повернул на восток. Теперь огней становилось все меньше; появились первые признаки упадка. То там, то здесь возникали островки, похожие на злокачественные опухоли, разъедающие здоровое тело города: дешевые бары, клубы стриптиза, массажные кабинеты, книжные магазины, торгующие порнографией, жилые дома, срочно нуждающиеся в капитальном ремонте. Метастазы разрастались, захватывая все новые участки живой плоти. Внезапно в сиянии красных и голубых огней перед ними вырос бар «Большой толчок».

Интерьер бара ничем не отличался от того, какой они только что видели в «Парадизе», разве что здесь было больше разноцветных огней да посетители выглядели малость поагрессивнее. Но их роднило общее ощущение сексуального голода и одиночества.

Бармен ничем не смог быть им полезен, а единственная посетительница, высокая брюнетка с фиалковыми глазами, заверила детективов, что они смогут найти Бобби в «Янусе», дискотеке в районе Вествуд. Она как раз видела его там два последних вечера.

Снова оказавшись в машине, Фрэнк проворчал:

– Нас только и делают, что отфутболивают из одного места в другое.

– Так чаще всего и бывает.

– Время позднее.

– Да.

– Наведаемся в «Янус» или отложим до завтра?

– Давай лучше сейчас, – ответил Тони.

– О’кей.

Они развернулись и снова поехали по направлению к бульвару Заходящего Солнца, от разъедаемых раком районов к блеску и роскоши Беверли-Хиллз.

Как обычно, когда он подозревал Тони в готовности начать разговор, Фрэнк включил рацию и стал слушать вызовы. Кажется, за последние несколько часов в этой части города не случилось ничего из ряда вон выходящего. Семейная ссора. Подозрительный тип на автомобильной стоянке на улице Хилгард – необходимо проверить, что это за птица.

И вдруг эфир ожил. Поступил вызов от женщины, которая подверглась разбойному нападению. Покушение на изнасилование с применением оружия. Осталось невыясненным, скрылся ли налетчик или прячется где-то поблизости. Имела место стрельба, но опять-таки неясно, кто стрелял: преступник или жертва.

– Придется работать вслепую, – прокомментировал Тони.

– Это в трех кварталах отсюда, – подхватил Фрэнк.

– Через минуту можем быть на месте.

– Да уж раньше, чем патрульная машина.

– Хочешь принять в этом участие?

– Само собой.

– Тогда я доложу.

Тони взял микрофон, а его напарник резко нажал на газ. У Тони бешено, в такт двигателю, заколотилось сердце. Он ощутил охотничий азарт и одновременно холодок под ложечкой. Он вспомнил еще одного своего бывшего напарника, Паркера Хатчисона, у которого напрочь отсутствовало чувство юмора. Всякий раз, когда они отвечали на вызов, он произносил одну и ту же сакраментальную фразу: «Ну вот, сейчас нас убьют». И так каждую смену, из дежурства в дежурство, пока Тони не шуганул его. Но с тех пор в такие минуты, как эта, у него в ушах начинал звучать похоронный голос Хатчисона: «Сейчас нас убьют».

Тони вгляделся в смутные очертания домов, слабо освещенные уличными фонарями.

– Это должно быть здесь.

Они остановились перед двухэтажным коттеджем в староиспанском стиле, стоявшем чуточку поодаль от других особняков. Фрэнк поставил машину на небольшую полукруглую стоянку. Они вышли из седана. Тони сунул руку под пиджак и вытащил револьвер из кобуры.

* * *

Хилари перестала плакать, сидя за письменным столом. Теперь, когда ей стало немного легче, она решила подняться наверх и привести себя в порядок, чтобы не походить на огородное пугало: всклокоченные волосы, разорванное платье, разодранные колготки. Она не знала, как скоро прибудут репортеры, но нисколько не сомневалась в неизбежности встречи с ними. Она – известная писательница, автор двух сценариев, чьи фильмы удостоились призов Академии искусств. Больше всего на свете дорожа уединением, Хилари в то же время отдавала себе отчет, что сейчас у нее нет выбора. Придется сделать заявление и ответить на несколько вопросов.

Ей была ненавистна всякая мысль об огласке, а уж в подобной ситуации – и подавно. Люди станут выражать ей сочувствие, в то же время считая в душе, что она опростоволосилась – если не нарочно напросилась на приключение. Ей удалось отбить атаку Фрая, но в глазах любителей жареного это ровным счетом ничего не значит. Безжалостная американская публика станет задаваться вопросом: как случилось, что она впустила бандита в дом? Распространятся домыслы о том, что она все же позволила надругаться над собой, а потом стала наводить тень на плетень. Может быть, даже сама его пригласила. На нее со всех сторон будут устремлены любопытные взгляды.

Единственное, что от нее зависит, это хотя бы достойно выглядеть. Нельзя допустить, чтобы она появилась на фотографиях в том виде, в каком ее оставил Бруно Фрай.

Хилари умылась, причесалась, переоделась в синий шелковый халат и туго подпоясалась. Ей было невдомек, что тем самым она подрывает будущее доверие к своим словам и навлекает на себя подозрения.

Хилари казалось, что она достаточно овладела собой, но, когда она переодевалась, у нее снова дрожали руки.

Ноги стали ватными, и на миг ей пришлось прислониться к дверце шкафа.

В голове мелькали ужасные картины недавнего происшествия. Она увидела перед собой Бруно Фрая, надвигающегося на нее с ножом в руке и с омерзительной ухмылкой. Вдруг его черты стали расплываться и перед ее мысленным взором возникло лицо отца, Эрла Томаса. Это Эрл наступал на нее, вдрызг пьяный, злой, изрыгающий проклятия. Хилари потрясла головой, несколько раз судорожно втянула в себя воздух и прогнала ненавистные образы. Но она никак не могла унять дрожи.

Ей показалось, что она слышит шум в соседней комнате. Умом Хилари понимала, что этого не может быть, но ее не отпускал страх: вдруг Бруно Фрай снова пришел за ней?

Позвонив в полицию, Хилари почувствовала себя лучше. Помощь уже в пути! «Успокойся! – сказала она себе. – Сохраняй самообладание. Ты – Хилари Томас. Ты сильная. Ты никого и ничего не боишься. Все будет хорошо». Это заклинание она придумала в детстве и с тех пор часто прибегала к нему.

Она спустилась в прихожую и услышала шум автомобиля. Из машины вышли двое. Мигалки не было, но Хилари не сомневалась: это полицейские. Она отперла дверь.

Первым вошел плотно сбитый блондин с голубыми глазами. В правой руке он держал револьвер. У него оказался жесткий голос человека, не привыкшего шутить.

– Полиция. Ваше имя?

– Томас. Хилари Томас. Это я звонила.

– Это ваш дом?

– Да. Здесь был мужчина…

Второй детектив, выше и смуглее своего товарища, быстро перебил ее:

– Он еще здесь?

– Кто?

– Человек, напавший на вас, находится в доме?

– О нет. Он ушел. Ушел.

– Куда? – уточнил блондин.

– Не знаю. Просто вышел. Через эту дверь.

– Его ждала машина?

– Не знаю.

– Он вооружен?

– Нет. То есть да.

– Каким оружием?

– У него был нож. После того как нож сломался, он бросил его где-то здесь.

– В какую сторону он направился?

– Не знаю. Я была наверху. Я…

– Давно он ушел? – спросил высокий.

– Пятнадцать-двадцать минут назад.

Полицейские обменялись взглядами, значения которых Хилари не поняла. Однако почувствовала: что-то не так.

– Что заставило вас медлить с вызовом полиции? – потребовал белокурый.

Он показался ей настроенным враждебно. Хилари растерялась.

– Сначала я… потеряла контроль над собой. Мне потребовалось время, чтобы прийти в себя.

– Двадцать минут?

– Возможно, пятнадцать.

Оба детектива спрятали оружие.

– Опишите его, пожалуйста, – спросил высокий.

– Я могу сделать больше, – ответила Хилари. – Я знаю его имя.

– Имя?

– Да. Я знаю этого человека.

Мужчины переглянулись.

«Что я делаю не так?» – в отчаянии подумала Хилари.

* * *

Хилари Томас показалась Тони самой красивой из когда-либо встреченных женщин. Должно быть, в ней было несколько капель индейской крови. У нее были длинные густые черные волосы, блестящие, как вороново крыло. Чистые белки. Безупречный цвет лица. Пожалуй, лицо чуточку вытянуто, но это компенсировалось огромными глазищами, классической формой носа и полными губами. Это было лицо чувственной, но серьезной, интеллигентной женщины. В ее глазах он уловил застарелую боль – видимо, не связанную с этим происшествием. Должно быть, корни нравственной муки уходили в прошлое.

Хилари села на краешек дивана у себя в кабинете. Тони примостился в другом углу. Они остались вдвоем: Фрэнк на кухне названивал в управление. Наверху двое сержантов в форме – Уитлок и Фармер – выковыривали пули из штукатурки. Отпечатков пальцев не обнаружили – это соответствовало заявлению потерпевшей, что налетчик орудовал в перчатках.

– Что он там делает? – спросила Хилари.

– Кто?

– Лейтенант Говард.

– Звонит начальству. Просит кого-нибудь связаться с шерифом графства Напа, где живет Бруно Фрай.

– Зачем?

– Ну, прежде всего, может, шериф знает, на какой машине он отправился в Лос-Анджелес. Зная марку и номер автомобиля, легче задержать преступника.

Хилари немного подумала и задала следующий вопрос:

– А почему лейтенант Говард не воспользовался этим телефоном?

Тони смутился.

– Наверное, не хотел причинять вам лишнее беспокойство.

– Нет, он не хотел, чтобы я слышала, о чем он будет говорить. Знаете, у меня такое чувство, будто я не жертва преступления, а сама нахожусь под подозрением.

– Вы просто нервничаете. Это объяснимо.

– Не в том дело, – нетерпеливо возразила Хилари. – Вы как-то странно себя ведете. Особенно он. Как будто считает, что я лгу.

Тони поразился ее проницательности и беспокойно заерзал на диване.

– Я убежден, что он ничего такого не думает.

– Думает, – настаивала она. – Только не знаю почему. – Хилари посмотрела ему в глаза. – Будьте, пожалуйста, откровенны. Что я сказала или сделала не так?

Тони вздохнул.

– Вы очень наблюдательны.

– Это профессиональное качество. Я ведь писательница. А еще я очень настырна. Удовлетворите мое любопытство, и я сразу отстану.

– Ну, прежде всего тот факт, что вы знакомы с преступником.

– Вот как?

– Это делает ситуацию несколько двусмысленной, – проклиная себя, продолжал Тони.

– Объясните, пожалуйста.

– Ну… – Он прочистил горло. – Существует мнение, что, если пострадавшая как-то знакома с насильником, это может означать, что она как-то спровоцировала нападение.

– Дерьмо собачье!

Хилари встала, подошла к письменному столу и немного постояла к Тони спиной, отчаянно пытаясь взять себя в руки. Сказанное им привело ее в бешенство.

Наконец она повернулась к Тони – с пылающим лицом.

– Это просто бред. Дикость какая-то! Неужели всякий раз, когда женщину насилует знакомый, вы считаете, что она просила его об этом?

– Не всегда, – промямлил Тони.

Хилари уставилась на него.

– Перестаньте играть со мной в кошки-мышки. Значит, вы думаете, я во всем сама виновата? Соблазнила этого мерзавца?

– Нет, – возразил Тони. – Я просто довел до вашего сведения обычную реакцию полиции. Я не сказал, что разделяю это предубеждение. Но лейтенант Говард его разделяет, а вы ведь спрашивали о нем.

Хилари нахмурилась.

– Значит… вы мне верите?

– У меня есть основания для недоверия?

– Все было именно так, как я сказала!

– Вот и отлично.

Хилари не сводила с него глаз.

– Почему?

– Что «почему»? – удивился Тони.

– Почему вы мне верите, а ваш товарищ – нет?

– Я могу представить себе только две причины, по которым женщина выдвинет против мужчины ложное обвинение в изнасиловании. В данном случае они обе отсутствуют.

– Какие это причины?

– Ситуация номер один: он богат, а она нет. Она вымогает солидное содержание, обещая отказаться от обвинения.

– Но я богата. А вторая причина?

– Мужчина и женщина находятся в любовной связи. Он бросает ее ради другой женщины. Она чувствует себя оскорбленной, покинутой и жаждет мести.

– Откуда вы знаете, что в моем случае дело обстоит иначе?

– Я видел оба ваши фильма и, кажется, представляю ваш образ мыслей. Вы очень умная, интеллигентная женщина, мисс Томас. Не думаю, что вы могли опуститься до того, чтобы отправить человека за решетку за то, что он перестал отвечать на ваши чувства.

Хилари не спускала с него изучающего взгляда. Потом, очевидно убедившись, что он ей не враг, вернулась на диван. Халат льнул к ногам, и Тони изо всех сил старался не думать о ее потрясающей фигуре.

– Простите, что я набросилась на вас, – сказала Хилари.

– Вы не набрасывались. Я и сам не в восторге от полицейских предрассудков.

– Если дело дойдет до суда, адвокат Фрая постарается убедить присяжных, что я соблазнила этого сукиного сына!

– С такой возможностью нельзя не считаться.

– Ему поверят?

– Такое случается.

– Но он хотел не просто изнасиловать меня, но и убить!

– Это необходимо доказать.

– Сломанный нож в спальне…

– Нужно еще доказать, что он принадлежал злоумышленнику. На ноже нет отпечатков пальцев. И потом, это обычный кухонный нож. Его трудно привязать к Бруно Фраю.

– Он же псих, совсем потерял человеческий облик. Присяжные не смогут этого не заметить. Наверное, его даже не станут судить – сразу упекут в психушку.

– Если он и сумасшедший, то ловко умеет контролировать свое состояние, – заметил Тони. – Ведь до сегодняшнего дня все считали его в высшей степени достойным членом общества. Когда он показывал вам винодельню близ Санта-Елены, вы не заметили ничего подозрительного?

– Нет.

– То же будет с присяжными.

Хилари наморщила лоб.

– Значит, он выйдет сухим из воды?

– Мне очень жаль, но боюсь, что так.

– И снова явится сюда.

– Возможно.

– О господи!

– Вы сами добивались неприкрашенной правды.

Хилари прикрыла глаза и даже попыталась улыбнуться.

– Да, конечно. Спасибо за откровенность.

Тони улыбнулся в ответ. Ему до смерти хотелось заключить ее в объятия, утешать, целовать, заниматься с ней любовью. Но все, что он мог сделать, это продолжать сидеть на диване с невозмутимостью отлично вымуштрованного блюстителя закона.

– Иногда система работает против нас, – пробормотал он.

– А еще? – потребовала Хилари. – Что еще, кроме того, что я знаю преступника, мешает лейтенанту Говарду верить мне?

Тони открыл было рот, но тут как раз вошел Фрэнк Говард.

– Ну вот, – отрывисто произнес он. – Мы связались с шерифом Напы и попросили выяснить, когда и как Фрай отбыл из города. Всем постам разосланы приметы преступника. Мисс Томас, я просил бы вас еще раз все рассказать и показать, чтобы я в точности записал, что и как происходило. И мы сразу оставим вас в покое.

Едва Хилари закончила свой рассказ, как прибыли репортеры. Пришлось выйти им навстречу.

В то же самое время Фрэнку позвонили из управления. Он решил воспользоваться телефоном, стоявшим в спальне.

Тони пошел посмотреть, как Хилари разговаривает с репортерами.

Она проделала это с блеском. Сославшись на усталость и чрезвычайные обстоятельства, не впустила их в дом, а сама вышла на крыльцо. Прикатили телевизионщики – со всем своим оборудованием и энергичным ведущим.

Хилари с большой непринужденностью отвечала на вопросы, искусно избегая тех, которые бы поставили ее в неловкое положение, и в то же время ухитряясь никого не обидеть. Иначе они вылили бы на нее ушаты грязи.

Тони понял, что она не только умна и талантлива, но и дальновидна, даже хитра. Ни одна женщина не интриговала его так, как Хилари Томас.

Она уже собиралась потихоньку отступить, как на крыльцо вышел лейтенант Говард и свирепо шепнул Тони:

– Мне нужно с ней поговорить!

– Чего хочет управление?

– Вот об этом-то я и собираюсь потолковать с ней. – Фрэнк был мрачен и решил держать язык за зубами. Не стоит раньше времени открывать козыри.

– Она уже заканчивает, – сказал Тони.

– Красуется перед репортерами, – буркнул Фрэнк. – Ловит свой кайф. Эта публика жить не может без того, чтобы не быть у всех на виду. Хлебом не корми.

Тони положил руку ему на плечо.

– Сейчас я приведу ее. – Он подошел к группе репортеров. – Прошу прощения, леди и джентльмены, но мисс Томас и так уже сказала вам больше, чем нам. У нас с лейтенантом Говардом уже несколько часов назад закончился рабочий день, и мы валимся с ног от усталости. Так что мы будем очень признательны, если вы позволите нам напоследок кое-что уточнить.

Они добродушно засмеялись и забросали самого Тони вопросами. Он сказал ровно столько, сколько хотел, и повел Хилари обратно в дом.

Фрэнк ждал в прихожей. Он весь кипел, казалось – еще немного, и у него пар повалит из ушей.

– Мисс Томас, у меня к вам несколько вопросов. Это не займет много времени.

– Что ж… Может быть, пройдем в кабинет?

И они с Тони двинулись за лейтенантом Говардом.

* * *

Хилари села на обтянутую плисом кушетку и поправила халат. Лейтенант Говард буравил ее холодными, колючими глазами. Наконец он произнес:

– Мисс Томас, в вашем рассказе есть несколько вещей, которые меня здорово смущают.

– Я знаю, – ответила Хилари. – Вас смущает то, что я знаю этого бандита. Вы решили, будто я сама его соблазнила. Это один из полицейских предрассудков.

Фрэнк удивленно заморгал, но быстро справился с собой.

– Да. Это одно. Другое – то, что мы обыскали весь дом и не нашли, как он проник внутрь. Нет никаких следов насильственного вторжения: ни разбитых стекол, ни взломанных замков.

– По-вашему, я сама его впустила?

– Не могу исключить такую версию.

– Послушайте. Когда несколько недель назад я была в графстве Напа, собирая материал для нового сценария, у меня пропали ключи. Вся связка. Ключи от дома, от машины…

– Вы проделали весь путь на автомобиле?

– Нет. Просто я держала все ключи в одной связке. Даже ключ от машины, которую взяла напрокат в Санта-Елене. Пришлось просить у них запасной. Когда я вернулась домой, то вызвала мастера, чтобы он сделал дубликаты.

– Вы не заменили замки?

– Это казалось излишним. На потерянных ключах не было никакой метки. Нашедший не мог знать, как ими воспользоваться. Хотя… я спрашивала многих.

– Вам не приходило в голову, что ключи могли быть украдены?

– Тогда – нет.

– А теперь вы начали подозревать, что Бруно Фрай украл у вас ключи и специально прибыл в Лос-Анджелес, чтобы изнасиловать вас и убить?

– Да.

– Что он мог иметь против вас? Был какой-либо повод для ненависти? Чтобы проделать такой длинный путь…

– Но послушайте, он же псих. А психи на все способны.

Лейтенант Говард немного походил взад-вперед по комнате и остановился перед Хилари, взирая на нее сверху вниз.

– Вам не кажется странным, что невменяемый человек дома блестяще скрывал свое состояние и дал себе волю только в Лос-Анджелесе?

– Конечно, это не лезет ни в какие ворота, – ответила Хилари. – Но это правда.

– У Бруно Фрая была возможность украсть ключи?

– Да. Когда один из мастеров повел меня на экскурсию по цеху. Там нужно было карабкаться на леса, протискиваться между бочками и все такое прочее. Сумочка могла помешать, и я оставила ее в головной конторе.

– То есть у него дома?

– Да.

– Если я правильно понял, вы предприняли поиски?

– Я уже сказала, что спрашивала всех подряд.

– Из сумочки что-нибудь пропало?

– Нет. Даже деньги остались – примерно двести долларов. Поэтому мне и не пришло в голову, что ключи украли.

– Вот еще одна закавыка, – медленно произнес Фрэнк. – После того как Фрай ушел, почему вы не сразу позвонили в полицию?

Хилари посмотрела на него, потом на Тони Клеменца и выпрямилась на диване.

– Я… расплакалась.

– И плакали целых двадцать минут?

– Нет. Конечно же, нет. Я вообще-то не из плаксивых. Меня не так легко выбить из колеи.

– Что же вы делали после того, как перестали плакать?

– Поднялась наверх, чтобы умыться и переодеться.

– Чтобы порисоваться перед прессой?

Хилари начала терять терпение.

– Ничего подобного. Просто я подумала, что…

– Вот четвертое, что не дает мне покоя, – перебил Фрэнк. – После того как вас чуть не изнасиловали и не убили, вы не спешите звонить в полицию, а тянете время, вертясь перед зеркалом.

– Прошу прощения, – вмешался лейтенант Клеменца. – Фрэнк, я догадываюсь, что у тебя еще что-то есть в загашнике, и не хочу тебя сбивать. Но мало ли как ведут себя люди, только что перенесшие шок…

Хилари открыла было рот, чтобы поблагодарить его, но почувствовала некий антагонизм между полицейскими и не захотела подливать масла в огонь.

– Ты согласен, что в ее рассказе есть нестыковки? – потребовал ответа лейтенант Говард.

– Скажем так: в нем есть белые пятна.

Фрэнк с минуту молча хмурил брови, а затем кивнул:

– О’кей. Я только констатировал, что в ее рассказе по меньшей мере четыре пункта вызывают серьезные сомнения. Если ты с этим согласен, я продолжу. – Он повернулся к Хилари: – Мисс Томас, я хотел бы еще раз услышать ваше описание налетчика. Сделайте мне одолжение.

Хилари чувствовала, что лейтенант Говард расставляет для нее капканы, но понятия не имела о том, что это за капканы и как избежать их.

– Бруно Фрай – высокого роста, шесть футов…

– Без имен, пожалуйста.

– Но я же его знаю, – терпеливо, как ребенку, попробовала разъяснить Хилари.

– Ради меня, – издевательским тоном попросил Говард.

Хилари изо всех сил боролась с раздражением и скукой.

– Ну, хорошо. Налетчик высокого роста, примерно шесть футов четыре дюйма, вес около двухсот сорока фунтов. У него хорошо развитая мускулатура.

– Раса? – спросил Говард.

– Он белый.

– Цвет лица?

– Бледный.

– Какие-нибудь изъяны или родинки?

– Не заметила.

– Татуировка?

– Вы что, смеетесь?

– Татуировка?

– Нет!

– Особые приметы? Какие-либо физические недостатки?

– Нет. Это здоровенный сукин сын, – вспылила она.

– Цвет волос?

– Светлый. Грязного оттенка.

– Волосы длинные или короткие?

– Средние.

– Глаза?

– Да.

– Что «да»?

– Да, у него есть глаза.

– Мисс Томас!

– Ну ладно. Серо-голубые.

– Возраст?

– В районе сорока.

– Кажется, вы что-то говорили насчет голоса?

– Да. У него особенный голос. Густой, глубокий, дребезжащий.

– Отлично! – Фрэнк крутанулся на каблуках; он был явно доволен собой. – А теперь опишите Бруно Фрая.

– Я только что это сделала.

– Нет-нет. Сделаем вид, что вы не знаете напавшего на вас человека. Доставьте мне такое удовольствие. Опишите Бруно Фрая.

Хилари повернулась к лейтенанту Клеменца:

– Это действительно необходимо?

Тони обратился к напарнику:

– Фрэнк, ты не собираешься закругляться?

– Слушай, Тони, у меня действительно есть козырь в рукаве. Я работаю, как умею. Это она тянет время.

Он снова повернулся к Хилари, и ей показалось, что она стоит перед судом испанской инквизиции.

– Шесть-четыре, двести сорок, развитая мускулатура, блондин, серо-голубые, примерно сорок, никаких шрамов или родинок, никакой татуировки, гортанный, скрипучий голос, – на одном дыхании выпалила она.

– Значит, между налетчиком и Бруно Фраем нет никаких различий?

– Ни малейших.

– Вы не хотите изменить показания? Может быть, все-таки не Бруно Фрай побывал здесь этой ночью?

– Это был он!

– Вы подтвердите это под присягой?

– Да, да, да!