Текст книги "Маска"

Автор книги: Дин Рей Кунц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

5

На кухне у Грейс стоял аромат кофе и теплого фруктового пирога. Струившийся по окну дождь скрывал вид розового сада, раскинувшегося позади дома.

– Я никогда раньше не верила ни в ясновидение, ни в предчувствия.

– Я тоже, – согласилась Грейс. – А теперь и не знаю, что сказать. Я видела два кошмарных сна, где ты была в опасности, и я тут же узнаю, что ты дважды чудом уцелела, словно у тебя все и шло по этому сценарию.

Они сидели за столиком возле кухонного окна. Одежда Кэрол сушилась, и на ней были один из халатов Грейс и ее домашние шлепанцы.

– Уцелеть мне довелось лишь однажды, – ответила она Грейс. – Я имею в виду молнию. Вот тогда действительно небо с овчинку показалось. Но сегодня утром в опасности оказалась не я – это девочка чуть не погибла.

Грейс покачала головой.

– Нет. Ты тоже едва уцелела. Разве ты не говорила мне, что тебя вынесло на встречную полосу, когда ты затормозила, чтобы не наехать на девочку? По твоим словам, «Кадиллак» прошел чуть ли не в дюйме от тебя. А если бы он врезался? Если бы этот «Кадиллак» наехал на твой крошечный «Фольксваген», то у тебя наверняка была бы не одна царапина.

– Об этом я как-то не подумала, – нахмурившись, пробормотала Кэрол.

– Тебя так взволновало состояние этой девочки, что ты даже забыла про себя.

Откусив кусочек пирога, Кэрол запила его кофе.

– Не тебе одной снятся кошмары. – С этими словами она поведала ей о своем сне: об отрезанных головах, об исчезавших позади нее домах, о мерцавшем свете и серебристых отблесках какого-то предмета.

Взяв свою кофейную чашечку двумя руками и склонившись над столом, Грейс задумалась. В ее голубых глазах была тревога.

– Действительно дурной сон. Ну и что ты о нем думаешь?

– Я не считаю его пророческим.

– Почему же? Мой, похоже, оказался именно таким.

– Да, но не следует же из этого, что мы с тобой обе становимся предсказательницами. Кроме того, в моем сне было слишком много нереального. Слишком уж он какой-то безумный, чтобы воспринимать его всерьез. Эти неожиданно ожившие отрезанные головы – уж такого-то, я думаю, как-нибудь удастся миновать.

– Если он пророческий, то его вовсе не обязательно следует воспринимать буквально. На мой взгляд, в нем может быть какой-то символический смысл, предостережение.

– Какое?

– Я не берусь его толковать. Но серьезно думаю, что тебе некоторое время следует быть крайне осторожной. О Боже, кажется, я становлюсь похожей на полоумную цыганку-гадалку типа Марии Успенской из тех старых фильмов ужасов тридцатых годов, однако я по-прежнему считаю, что тебе не стоит пренебрегать всем тем, что ты увидела в своем сне. Особенно после того, что уже произошло.

* * *

После обеда, брызнув жидкого мыла в раковину с грязной посудой, Грейс спросила:

– А как ваши дела с усыновлением ребенка? Все идет хорошо?

Кэрол замялась. Грейс взглянула на нее.

– Что-нибудь не так?

Снимая с крючка полотенце для посуды и разворачивая его, Кэрол сказала:

– Да нет. В общем-то, нет. О'Брайен говорит, наше заявление будет рассмотрено положительно. По его словам, нет никаких сомнений.

– Но тебя это все-таки беспокоит.

– Немного, – призналась Кэрол.

– Почему?

– Не знаю. Просто... у меня такое чувство...

– Какое чувство?

– Что ничего не получится.

– Но почему?

– Никак не могу отделаться от мысли, что кто-то пытается помешать нам усыновить ребенка.

– Кто?

Кэрол пожала плечами.

– О'Брайен? – спросила Грейс.

– Нет-нет. Он на нашей стороне.

– Кто-то из рекомендательной комиссии?

– Я не знаю. У меня нет никаких конкретных доказательств проявления недоброжелательности по отношению ко мне или к Полу. Я не могу ни на кого показать пальцем.

Вымыв серебряные приборы, Грейс положила их в сушилку и сказала:

– Ты так давно ждала этого момента, что сейчас тебе просто не верится, и тебе уже мерещатся всякие невероятные вещи.

– Возможно.

– А еще ты напугана вчерашней молнией и сегодняшним происшествием.

– Может быть.

– Ничего удивительного. И меня это тоже до смерти напугало. Но с усыновлением все будет в порядке.

– Надеюсь, – ответила Кэрол. Но тут же, вспомнив о потерянных заявлениях, засомневалась.

* * *

Когда Пол вернулся из бюро с новыми бланками заявлений, дождь уже перестал, но по-прежнему дул сырой холодный ветер.

Достав из гаража лестницу, он забрался на самую пологую часть крыши. Мокрые кровельные доски поскрипывали у него под ногами, когда он осторожно подбирался по скату крыши к телевизионной антенне, закрепленной возле кирпичной трубы.

Ноги казались ватными. Он немного страдал акрофобией, но никогда не давал развиться этому страху, заставляя себя, как сейчас, преодолевать его.

Добравшись до трубы, он взялся за нее рукой и посмотрел вокруг на крыши соседних домов. Мрачное сентябрьское небо нависло очень низко, настолько низко, что казалось всего в шести-восьми футах от самых высоких домов. Создавалось впечатление, что, подняв руку, можно было дотянуться до туч и постучать по ним, и тогда раздастся глухой металлический звук.

Развернувшись спиной к трубе, Пол осмотрел антенну. Пластина основания держалась на четырех болтах, уходивших сквозь кровлю к брусу крыши или к обвязке двух брусьев. Все болты были на месте. Ни один из них не развинтился. Пластина жестко крепилась к крыше, и антенна была надежно закреплена. Она никак не могла являться причиной стука, сотрясавшего весь дом.

* * *

Вымыв посуду, Грейс и Кэрол пошли в кабинет. Там стояла вонь кошачьих испражнений. На сиденье большого кресла Аристофан решил устроить себе туалет.

– Я просто не верю своим глазам! – воскликнула ошеломленная Грейс. – Ари всегда ходит в отведенную ему коробку. Такого никогда раньше не было.

– Он всегда отличался некоторой сумасбродностью, разве нет? И привередливостью.

– Да, но ты только посмотри, что он натворил. Теперь на этом кресле придется менять обивку. Кажется, надо найти этого негодника, ткнуть его сюда мордой и задать ему хорошую трепку. Я не хочу, чтобы это вошло у него в привычку. Этого еще не хватало!

Они осмотрели все комнаты, но Аристофана так и не нашли. Видимо, он улизнул из дома через свою крошечную дверку на кухне.

Вернувшись вместе с Грейс в кабинет, Кэрол заметила:

– Ты мне рассказывала, что Ари что-то разодрал.

Грейс поморщилась.

– Да. Не хотела тебе говорить... Он разделался с одной из подаренных тобой замечательных расшитых подушечек. Мне чуть дурно не стало. В них было вложено столько труда, и вдруг этот...

– Успокойся, – ответила Кэрол. – Я сделаю тебе еще парочку таких же. Я обожаю этим заниматься. Вышивание меня успокаивает. Я спросила лишь потому, что, если Ари ведет себя каким-то непонятным образом, с ним, может быть, что-то не так.

Грейс нахмурилась.

– На вид он здоров. Шерсть блестит, и энергии хоть отбавляй, судя по всему.

– Животные во многом похожи на людей. А когда человек неожиданно начинает себя странно вести, это может являться показателем какого-то физического недуга – от опухоли в мозгу до расстройства желудка.

– Думаю, мне следует обратиться к ветеринару.

– Может, нам стоит поискать Ари на улице, пока нет дождя? – предложила Кэрол.

– Бесполезное занятие. Когда кот хочет, чтобы его не нашли, его не найдут. Кроме того, к ужину он вернется. Ночью я его не буду выпускать, а утром отвезу к ветеринару. – С этими словами Грейс взглянула на безобразие на кресле и сокрушенно покачала головой. – Это не похоже на моего Ари, – озабоченно произнесла она. – Совсем не похоже.

* * *

...На открытой двери стоял номер триста шестнадцать.

Кэрол нерешительно переступила порог бело-голубой больничной палаты и остановилась. В помещении стоял легкий запах лизола.

Девочка сидела на ближайшей к окну кровати, отвернувшись от двери, глядя на окутываемую сумерками территорию больницы. Почувствовав, что она уже не одна, она повернулась и взглянула на Кэрол своими серо-голубыми глазами, совершенно не узнавая ее.

– Можно войти? – спросила Кэрол.

– Конечно.

Кэрол подошла к кровати.

– Как ты себя чувствуешь?

– Нормально.

– Нормально? Со столькими царапинами, ссадинами и синяками?

– Да у меня совсем ничего не болит. Так, немножечко ноет. Ничего смертельного. Все такие ласковые; слишком уж много суеты вокруг меня.

– Как твоя голова?

– Болела, когда я пришла в себя, но давно уже прошла.

– В глазах не двоится?

– Абсолютно, – ответила девочка. Прядь золотистых волос соскользнула из-за уха к ней на щеку; она убрала ее. – Вы – врач?

– Да, – сказала Кэрол. – Меня зовут Кэрол Трейси.

– А вы можете называть меня Джейн. Так записано в карте. Джейн Доу. По-моему, неплохо. Может, даже лучше, чем мое настоящее имя. На самом деле я могу оказаться Зельдой, или Миртл, или еще кем-нибудь. – У нее была очаровательная улыбка. – Что касается докторов, то я уже сбилась со счета. Сколько же их у меня всего?

– Я не считаюсь одним из твоих докторов, – ответила Кэрол. – Я пришла сюда, потому что... это... я была за рулем той машины, под колеса которой ты выскочила.

– Простите меня, пожалуйста. Надеюсь, я не причинила большого ущерба?

Удивленная такой реакцией и искренней тревогой в глазах девушки, Кэрол рассмеялась.

– Ради Бога, не стоит беспокоиться о моей машине, милая. Главное – твое здоровье, а не «Фольксвагена». И извиняться следует мне. Я чувствую себя ужасно нехорошо.

– Пустяки, – сказала девушка. – Зубы у меня целы, кости тоже, и доктор Хэннапорт говорит, что я по-прежнему буду привлекать внимание мальчиков.

Она застенчиво улыбнулась.

– Насчет этого он абсолютно прав, – подтвердила Кэрол. – Ты очень привлекательная девушка.

В улыбке стало еще больше робости, и девочка, потупив взор, зарделась.

– Я надеялась, что встречу здесь твоих родителей, – сказала Кэрол.

Девочка старалась внешне не терять присутствие духа, но, когда она подняла глаза, в них мелькнули страх и неуверенность.

– Я думаю, что они еще не успели заявить о моем исчезновении. Прошло слишком мало времени.

– Ты что-нибудь вспомнила о своем прошлом?

– Пока нет. Но вспомню. – Говоря это, она поправляла воротничок своего больничного халатика и расправляла простыню у себя на коленях. – Доктор Хэннапорт говорит, что я все вспомню, если не буду особо истязать себя воспоминаниями. Он говорит, мне повезло, что у меня не полная амнезия. Это когда разучиваешься и читать и писать. Так что я не так уж плоха! А то вот было бы дело! Пришлось бы учиться читать, писать, складывать, вычитать, умножать, делить – все снова-здорово. Тоска! – Она закончила разглаживать простыню и вновь подняла глаза. – Память скорее всего вернется ко мне через пару дней.

– Конечно, – заверила Кэрол, хотя вовсе не была этом уверена. – Тебе здесь что-нибудь нужно?

– Нет. Тут все есть. Даже крошечные тюбики зубной пасты.

– А как насчет книг, журналов?

Девочка вздохнула.

– Сегодня днем я чуть не померла от тоски. Думаете, здесь у них есть какие-нибудь старые журналы для пациентов?

– Возможно. Что тебе нравится читать?

– Все. Читать я обожаю; уж это-то я помню. Но я не помню ни одного названия книги или журнала. Смешная штука эта амнезия, а?

– Да, весело, – отозвалась Кэрол. – Ладно, погоди. Я сейчас вернусь.

В помещении для обслуживающего персонала она объяснила, что хочет взять напрокат маленький телевизор для Джейн Доу. Дежурная пообещала тут же все устроить.

Дежурившая старшая медсестра – плотная седоволосая женщина с висящими на шее на цепочке очками – сказала:

– Она такая милая девочка. Она просто всех очаровала. Не сказала ни одного слова поперек. На редкость спокойная девочка.

Спустившись на лифте в вестибюль, Кэрол направилась к газетному киоску. Она купила пару шоколадок и шесть журналов, которые, судя по обложкам, могли заинтересовать девушку ее лет. Когда она вернулась в комнату триста шестнадцать, дежурная уже заканчивала настраивать телевизор.

– Вам не стоило беспокоиться обо всем этом, – сказала девушка. – Когда объявятся мои родители, я обязательно скажу им, чтобы они вернули вам деньги.

– Я не возьму ни цента, – заявила Кэрол.

– Но...

– Никаких «но».

– Не надо меня баловать. У меня и так все в порядке. Правда. Если вы...

– Я и не балую тебя, милая. Считай, что телевизор и журналы входят в курс лечения. Не исключено, что именно они-то и являются самым необходимым, чтобы справиться с этой амнезией.

– Что вы имеете в виду?

– Если ты будешь смотреть телевизор, ты можешь увидеть какую-нибудь знакомую тебе передачу. И это может вызвать нечто вроде цепной реакции воспоминаний.

– Вы думаете?

– Уж это лучше, чем просто сидеть, уставившись в стены или в окно. Ничто здесь не способствует возвращению твоей памяти, потому что ничто здесь не связано с твоим прошлым. Однако есть вероятность, что телевизор поможет.

Девочка взяла пульт дистанционного управления и включила телевизор. Шла популярная комедия.

– Узнаешь? – спросила Кэрол.

Девушка покачала головой: нет. В уголках ее глаз заблестели слезы.

– Ну-ну, не расстраиваться, – сказала Кэрол. – Было бы удивительно, если бы ты вспомнила первую попавшуюся вещь. На все нужно время.

Девушка кивнула и закусила губу, сдерживая слезы.

Подвинувшись к ней, Кэрол взяла ее за руку; рука была холодной.

– Вы придете завтра? – робко спросила Джейн.

– Конечно.

– Я хочу сказать... если это не займет у вас много времени.

– Пустяки.

– Иногда...

– Что?

Девушка содрогнулась.

– Иногда мне так страшно.

– Не бойся, милая. Прошу тебя. Все устроится. Вот увидишь. Скоро все станет на свои места.

Говоря это, Кэрол пыталась подобрать нечто более утешительное, чем пустые банальные слова. Но она понимала, что ее неспособность происходила от того, что ее тоже одолевали немалые сомнения.

Девушка вытащила салфетку из специального ящичка, встроенного сбоку прикроватной тумбочки. Высморкавшись, она достала еще одну салфетку и вытерла глаза. Она вновь выпрямилась, подняла голову, расправила свои узкие плечики и поправила простыню. Она уже опять улыбалась, глядя на Кэрол.

– Простите, – сказала она. – Не знаю, что со мной. Слезами горю не поможешь. К тому же вы правы. Мои родители, вероятно, завтра объявятся, и все образуется. Послушайте, доктор Трейси, если вы завтра придете...

– Конечно, приду.

– Если придете, то обещайте не приносить больше ни конфет, ни журналов, ничего. Хорошо? Не стоит вам так тратить деньги. Вы уже слишком много сделали для меня Самое лучшее, что вы можете сделать еще, – это просто прийти. Приятно знать, что кто-то думает о тебе за пределами больницы. Приятно, что меня не бросили и не забыли. Нет, сестры и доктора здесь очень добрые. Они просто прелесть, и я им очень благодарна. Они заботятся обо мне но им вроде бы как положено заботиться. Понимаете? Это немножко разные вещи, ведь правда? – Она нервно рассмеялась. – Я, наверное, несу чушь?

– Я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь, – сказала Кэрол. Ей было до боли понятно, какое крайнее одиночество испытывала девушка, потому что и ей было страшно и одиноко, когда она была в том же возрасте, пока Грейс Митовски не взяла ее под свою опеку и не окружила ее заботой и любовью. Она пробыла с Джейн до конца разрешенного для посещений времени. Перед уходом она по-матерински поцеловала девочку в лоб, и это вышло как-то само собой. За удивительно короткое время они почувствовали расположение друг к другу.

На больничной автостоянке все машины от света фонарей выглядели желтоватыми.

Ночь была холодной. Дождь не шел ни днем, ни вечером, но воздух был сырым и тяжелым. Где-то вдалеке слышались раскаты грома, словно приближалась новая гроза.

Кэрол немного посидела за рулем «Фольксвагена», глядя на третий этаж, на окно палаты, где лежала девочка.

– Какой прелестный ребенок! – вслух сказала она.

Ей казалось, будто кто-то необыкновенный вдруг появился в ее жизни.

* * *

Около полуночи налетевший холодный западный ветер пустил деревья в пляс. Беззвездная, безлунная и непроглядная ночь, сомкнувшаяся вокруг дома, казалась Грейс живым существом; оно сопело возле дверей и окон.

Начался дождь.

Она легла спать, когда часы в холле били двенадцать. Минут через двадцать Грейс начала проваливаться в сон. Ей снилось, будто она – листок, уносимый каким-то холодным потоком к водопаду. Уже на самом краю, когда под ней оказалась лишь темная пустота, она вдруг услышала в спальне странное движение и тут же проснулась.

Какие-то тихие звуки. Едва слышное царапанье. Легкий шорох.

Грейс села, чувствуя, как учащенно забилось ее сердце, и открыла ящик стоявшей возле кровати тумбочки. Пытаясь одной рукой нащупать там пистолет, другой она судорожно искала выключатель лампы. И то и другое она нашла почти одновременно.

При свете виновник производимого шума сразу оказался на виду. Ари сидел на верху высокого комода и смотрел на нее, словно собирался прыгнуть на кровать.

– Ты что здесь делаешь? Ты что, забыл, что тебе можно и что нельзя?

Он моргнул, но не пошевельнулся. Все его тело было напружинено; шерсть на загривке стояла дыбом.

По гигиеническим соображениям Грейс не позволяла ему лазать ни по кухонным шкафам, ни по ее кровати; чтобы не искушать его, она в основном держала дверь в спальню плотно закрытой. Уборка и так отнимала у нее много лишнего времени, чтобы в доме не чувствовалось кошачьего запаха и чтобы гости, садясь в кресла и на диваны, не обнаруживали потом на себе кошачью шерсть. Она любила Ари и считала его своим замечательным компаньоном и часто разрешала ему бегать по всему дому, несмотря на то что потом уборка обходилась ей в несколько лишних часов. Однако ей вовсе не хотелось натыкаться на кошачью шерсть в еде или в постели.

Встав с кровати, она сунула ноги в шлепанцы.

Ари наблюдал за ней.

– Ну-ка, быстро уходи оттуда, – сказала Грейс, глядя на него как можно строже.

Его светящиеся глаза казались голубыми, как газовое пламя.

Грейс подошла к двери в спальню, открыла ее, отошла в сторону и прикрикнула:

– Брысь!

Напряженные мышцы кота расслабились. Словно меховая шкурка, он повалился на комод, будто кости его растаяли. Зевнув, он стал лизать свою черную лапку.

– Эй! – снова крикнула Грейс.

Лениво подняв голову, Аристофан взглянул на нее.

– Вон! – грозно сказала она. – Сию же минуту!

Он вновь никак не отреагировал. Грейс направилась к комоду, и лишь тогда кот был вынужден подчиниться. Спрыгнув, он так молниеносно проскочил мимо нее, что она даже не успела наподдать ему. Он шмыгнул в холл и она закрыла дверь.

Когда Грейс вновь легла в постель и выключила свет она вспомнила, как он выглядел, сидя на верху комода: он смотрел на нее точно на жертву, втянув опущенную голову в плечи, задние лапы напряжены, шерсть дыбом, пылающий и несколько безумный взгляд. Он готовился прыгнуть на кровать и до смерти испугал бы ее; в этом можно было бы не сомневаться. Но подобные вещи свойственны котятам; для Ари такие игры были не характерны в течение, по крайней мере, трех-четырех последних лет, с тех пор как он праздно дожил до своей зрелости. Какой же бес в него вселился?

«Ну все, решено, – сказала она про себя, – утром первым делом едем к ветеринару. Не хватало мне только кота-шизофреника в доме!»

В поисках покоя Грейс вновь попыталась забыться сном. Шелест ветра, похожий на журчание реки, начал убаюкивать ее. Через несколько минут ее вновь увлекло в водоворот сна. На самом краю она задрожала, ее охватило чувство беспокойства, страх, от которого она чуть было не проснулась, но вот она уже сорвалась в темноту...

Ей снилось, что она проплывала где-то под водой среди ярких кораллов, водорослей и каких-то причудливых качающихся растений. Среди них мелькнул кот, довольно крупный, больше тигра, но окраской похожий на сиамского. Он следил за ней. Она видела в мутной морской воде за раскачивавшимися стеблями морской растительности его круглые глаза. Ей было слышно его низкое урчание. По пути она часто останавливалась, чтобы наполнить многочисленные желтые плошки щедрыми порциями «Мяу-микса», надеясь хоть как-то ублажить кота, но сердцем чувствовала, что зверь не уймется, пока не запустит в нее свои когти. Она продолжала плыть среди нагромождений кораллов, мимо гротов, по подводным долинам с песчаными дюнами, ожидая, что кот вот-вот зарычит и прыгнет на нее, вцепится ей в лицо и выцарапает глаза...

Раз, проснувшись, ей показалось, что Аристофан настойчиво скребется в закрытую дверь спальни. Но, пребывая в полусне, она подумала, что ослышалась: будучи не в состоянии стряхнуть с себя сон, она вновь через несколько секунд погрузилась в него.

В час ночи на третьем этаже больницы было так тихо, что Хэрриет Гилби, старшей сестре ночной смены, казалось, будто она где-то глубоко под землей, на каком-то военном объекте, внутри подножия горы, вдалеке от всего мира и наполнявших его звуков. Здесь же единственными звуками были шелест системы обогрева и тихое поскрипывание резиновых подошв тапочек медсестер по блестящим плиткам пола.

Хэрриет – миниатюрная, симпатичная, темнокожая и аккуратно одетая – сидела у себя в комнате для дежурных за углом от лифтов и вносила сведения о пациентах в их карты, когда тишину на третьем этаже неожиданно нарушил истошный крик. Он доносился из палаты номер триста шестнадцать. Когда Хэрриет, толкнув, открыла дверь, вошла в комнату и включила верхний свет, крик прекратился так же неожиданно, как и начался.

Девушка по имени Джейн Доу лежала в постели на спине; одна рука, согнутая в локте, закрывала лицо, словно она пыталась защититься от удара, другой рукой она вцепилась в поручень кровати. Простыни и одеяло, сбитые в ком, лежали у нее в ногах, больничный халат задрался до бедер. Ее голова металась по подушке из стороны в сторону; задыхаясь, она умоляла своего воображаемого насильника: «Нет... нет... нет... Пожалуйста, не убивайте меня! Нет!»

Ласково, нежным голосом, но настойчиво Хэрриет пыталась успокоить девушку. Поначалу Джейн ничего не воспринимала. Она все еще находилась под действием снотворного и никак не могла проснуться. Однако постепенно ей удалось отделаться от кошмарного сна и успокоиться.

Возле Хэрриет появилась другая сестра, Кей Хэмилтон.

– Что случилось? Она разбудила чуть ли не пол-этажа.

– Просто дурной сон, – ответила Хэрриет.

Сонно моргая, Джейн смотрела на них.

– Она пыталась убить меня.

– Тсс, – сказала Хэрриет. – Это всего лишь сон. Никто здесь не пытается причинить тебе зла.

– Сон? – невнятно переспросила Джейн. – Да. Просто сон. Ну и сон!

Тоненький халатик и сбитые в комок простыни были влажными от пота. Хэрриет вместе с Кей поменяли белье.

Как только постелили постель, Джейн вновь оказалась во власти снотворного. Повернувшись на бок, она что-то пробормотала и даже улыбнулась во сне.

– Похоже, она переключилась на нечто более веселое, – заметила Хэрриет.

– Бедная девочка. После всего, что с ней произошло, ей необходимо хотя бы хорошо поспать.

С минуту посмотрев на нее, они выключили свет вышли из комнаты и закрыли за собой дверь.

* * *

Оставшись одна, в глубоком сне, в который она перенеслась из предыдущего кошмара, Джейн вздыхала, улыбалась и тихо посмеивалась.

– Топор, – шептала она во сне. – Топор. Ах да, да. Топор.

Ее пальцы немного согнулись, словно она держала что-то увесистое, но невидимое.

– Топор, – прошептала она, и будто тихое эхо прозвучало в темноте больничной палаты:

«Топор».

* * *

Тук!

Кэрол пересекла огромную гостиную по персидскому ковру, стукнувшись бедром об угол серванта.

Тук! Тук!

Она метнулась в арку, в длинный коридор, к лестнице, ведущей на второй этаж. Когда она оглянулась, то увидела, что дом позади нее исчез и вместо него образовалась черная пропасть, в которой поблескивало что-то серебристое – взад-вперед, взад-вперед...

Тук!

Вдруг ее осенило точно вспышкой; она поняла, что тускло поблескивало. Топор. Его лезвие. Это оно блестело, раскачиваясь из стороны в сторону.

Тук... тук-тук...

Тихонько поскуливая, она стала забираться на второй этаж.

Тук... тук...

Порой казалось, что топор вгрызается в дерево; судя по звуку, оно было сухим, от него летели щепки. Но иногда звук был совершенно иным, словно тяжелое лезвие неумолимо врезалось во что-то гораздо более податливое, чем дерево, во что-то мокрое и мягкое.

В мясо? В тело?

Тук!

Кэрол стонала и металась во сне, сбрасывая с себя простыни.

Потом она уже бежала по лугу. Впереди – деревья. Позади – пустота. И топор. Топор.