Текст книги "Гиблое место"

Автор книги: Дин Рей Кунц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)

Глава 41

Клинт Карагиозис явился в агентство около девяти. Едва он переступил порог, как Бобби положил ему руку на плечо и повел обратно к лифту.

– Садись за баранку. По дороге расскажу, что случилось ночью. Я знаю, на тебе еще другие дела, но история Полларда принимает крутой оборот, нельзя терять ни минуты.

– Куда ехать?

– В лаборатории Паломар. Оттуда звонили. Получены результаты анализов.

Небо совсем расчистилось, лишь вдали в сторону гор уплывало несколько пышных облаков – совсем как раздутые паруса громадин-галеонов, отправившихся в плавание на восток. Стоял самый что ни на есть обычный для Южной Калифорнии день – погожий, прозрачный, исполненный ласкового тепла и зелени листвы. А на дорогах постоянно возникали чудовищные пробки, от которых и тишайший водитель неминуемо превращался в лютого человеконенавистника, жаждущего пустить в ход полуавтоматическое оружие.

Клинт старательно избегал крупных магистралей, но и на объездных путях оказалась та же картина. Бобби уже успел рассказать обо всех событиях ночи, а до лабораторий оставалось еще минут десять езды. А рассказывал Бобби довольно долго: Клинт постоянно прерывал повествование. Удивление Клинта было сдержанным – на то он и Клинт, и все же новость о том, что Фрэнк, видимо, умеет телепортироваться, даже его поразила.

Толковать с таким невозмутимым человеком, как Клинт, о загадках человеческой психики – пустое дело: поневоле сам чувствуешь себя пустобрехом, у которого один ветер в голове. Поэтому, когда машина еле-еле ползла по Бристол-авеню, Бобби решил сменить тему.

– А ведь было время, хоть весь округ исколеси – ни одной пробки.

– Было время, и не так давно.

– Да уж. Когда-то и дом можно было купить без всякой очереди. Это сейчас спрос в пять раз больше, чем предложение.

– Ага.

– И по всему округу росли апельсиновые рощи.

– Помню, помню. Бобби вздохнул – – Достукались. Ишь как я разбрюзжался: раньше и то было лучше, и это. Старый хрыч, да и только. Еще немного – и стану вспоминать, как здорово жилось на земле при динозаврах.

– Мечты, – заметил Клинт. – У всякого своя мечта. А у многих еще и такая – перебраться в Калифорнию. Вон сколько сюда понаехало, яблоку негде упасть. Из-за этой теснотищи Калифорния уже не похожа на край их мечты. Вернее, мечта, ради которой они сюда едут, уже никогда не сбудется. А может, мечта и должна быть недостижимой или хотя бы труднодостижимой. Что в ней толку, если ее легко осуществить?

Бобби ушам своим не верил: кто бы мог подумать, что Клинт способен разразиться таким пространным монологом, да еще на такую отвлеченную тему, как мечта?

– Ну сам-то ты уже живешь в Калифорнии. И о чем ты теперь мечтаешь?

После некоторого колебания Клинт ответил:

– Чтобы Фелина снова могла слышать. Медицина здорово продвинулась. Что ни день – новые открытия, новые методы лечения.

Машина свернула с Бристол-авеню на тихую улочку, где находились лаборатории Паломар. "Хорошая у Клинта мечта, – подумал Бобби. – Прямо замечательная. Лучше, чем у нас с Джулией – заработать на спокойную жизнь, забрать Томаса из Сьело-Виста и жить всем вместе, как прежде".

Клинт остановил машину возле большого бетонного корпуса лабораторий. Подходя к двери корпуса, он бросил:

– Ах да. Приемщица думает, будто я "голубой". Мне так удобнее.

– Что?

Но Клинт без дальнейших объяснений вошел в приемную. Бобби проследовал за ним и подошел к окошку для посетителей. За барьером он увидел хорошенькую блондинку.

– Здравствуйте, Лайза, – сказал Клинт.

– Привет. – Девица хлопнула жевательной резинкой.

– Агентство "Дакота и Дакота".

– Да-да, помню. Анализы готовы. Сейчас принесу.

Она оглядела Бобби и улыбнулась. Бобби тоже улыбнулся, хотя любопытный взгляд девицы показался ему немного странным.

Приемщица принесла два больших запечатанных конверта из плотной бумаги. На одном значилось:

"ОБРАЗЦЫ", на другом – "РЕЗУЛЬТАТЫ АНАЛИЗА". Клинт передал второй конверт Бобби, и они отошли от барьера в другой конец приемной Бобби вскрыл конверт, достал бумаги и пробежал глазами.

– Кошачья кровь.

– Да ну!

– Именно так. Когда Фрэнк проснулся в мотеле, он был перепачкан кошачьей кровью.

– Я же говорил, что Фрэнк не убийца.

– Кошка, вероятно, думает иначе.

– А насчет песка что?

– Гм… Какие-то непонятные термины… В общем, вывод такой, что мы не ошиблись. Это действительно черный песок.

Клинт вернулся к окошку.

– Лайза, помните, вы рассказывали про пляж на Гавайях? Вот где черный песок.

– Кайму. Местечко – класс.

– Да, Кайму. А есть еще такие пляжи?

– С черным песком? Нет. Там еще один замечательный пляжик – Пуналуу. И тот и другой – на большом острове. Может, на других островах такие и встречаются. Там ведь вулканов уйма.

– При чем тут вулканы? – вмешался Бобби.

Лайза вынула изо рта жевательную резинку и положила на клочок бумаги.

– Мне говорили, все как раз из-за вулканов. Горячая лава стекает в море, в воде начинает взрываться и разбрасывает много-много крохотных кусочков черного стекла. Потом волны их перемалывают, перемалывают, и получается черный песок.

– Выходит, такие пляжи на Гавайях могут оказаться где угодно? – предположил Клинт. Лайза пожала плечами. – Наверно. Клинт, а этот парень – твой.., дружок?

– Да.

– Я хочу сказать, близкий дружок?

– Да, – ответил Клинт, не глядя на шефа. Лайза подмигнула Бобби.

– Слушай, попроси Клинта свозить тебя на Кайму. Заниматься любовью звездной ночью на черном песке – отпад. Мало того что он мягкий, он еще и не отсвечивает. Обычный песок отражает лунный свет, а этот – нет. Лежишь на нем – будто летишь в темноте. Все ощущения в сто раз сильнее. В общем, сам понимаешь.

– Да, звучит заманчиво, – согласился Клинт. – Ну пока, Лайза.

Он направился к выходу. Бобби поплелся за ним, но Лайза окликнула его:

– Так ты уговори Клинта поехать на Кайму. Ей-богу, не пожалеете.

На улице Бобби остановил Клинта.

– Эй, а ну-ка объясни, что это значит?

– Она же все объяснила. Маленькие кусочки черного стекла…

– Я не про то. Ого! Да ты никак улыбаешься? В жизни не видел, чтобы ты улыбался. Ты чего лыбишься, гад такой?!

Глава 42

К девяти в агентство пришел Ли Чен. В кабинете, где помещались компьютеры, его уже дожидалась Джулия. Ли Чен откупорил бутылку апельсинового зельцеpa и устроился поудобнее возле своей обожаемой аппаратуры. Это был мужчина среднего роста, поджарый, жилистый, со смуглым, медного оттенка лицом и черными как смоль волосами, которые топорщились, почти как у панка. На нем были красные теннисные туфли и носки, широкие черные спортивные брюки с белым поясом, черная с зеленоватым отливом рубаха, покрытая причудливыми разводами в виде растительного орнамента, а сверху – черный пиджак с узкими лацканами и широкими накладными плечами. В агентстве «Дакота и Дакота» второго такого франта не найти – разве что приемщица Кэсси Хенли, которая что ни день щеголяла в обновке, одна другой моднее.

Пока Ли у своих компьютеров попивал зельцер, Джулия рассказала, что происходило в больнице. Показала и распечатки, которые Бобби успел сделать до прихода Ли. Рядом сидел Фрэнк Поллард, Джулия все время держала его в поле зрения. Во время рассказа Ли и бровью не повел, как будто, якшаясь с компьютерами, он набрался такой мудрости и проницательности, что его уже ничем не удивить – даже известием, что кто-то там обладает даром телепортации. Джулия прекрасно знала, что Ли можно доверить любую тайну клиентов: уж кто-кто, а он умеет держать язык за зубами. Она бы хотела узнать еще одно: насколько искренне его непоколебимое безразличие, не надевает ли он по утрам вместе со своей фасонистой одеждой и эту маску невозмутимости.

На этот счет у Джулии были сомнения. Зато в том, что Ли – мастак по части компьютеров, она не сомневалась. Когда она закончила свой беглый рассказ. Ли поинтересовался:

– И что мне теперь надо делать?

Как видно, ему по плечу любая проблема. И Джулия была уверена в этом не меньше самого Ли.

Она протянула ему блокнот, где на десяти страницах в две колонки были выписаны номера банкнот.

– Мы брали без разбора из обоих пакетов, которые Фрэнк передал нам на хранение. Попробуй-ка установить, не засветились ли эти денежки в связи с какой-нибудь грязной историей. Может, они фигурировали в деле об ограблении, вымогательстве, похищении. Сумеешь?

Ли быстро перелистал блокнот.

– Близких номеров нет. Придется попотеть. Обычно полиция не регистрирует номера украденных денег. Только совсем новые купюры в нераспечатанных пачках, подобранные номер к номеру.

– Те, что в пакетах, видимо, уже давно в обращении.

– Остается слабая надежда, что эти деньги действительно, как ты говоришь, побывали в руках вымогателя, который требовал выкуп. Тогда, прежде чем пострадавший передал деньги преступнику, полиция наверняка переписала номера, чтобы тот не сумел отпереться. Шансов мало, но попробовать стоит. Какие еще поручения?

– В прошлом году в Гарден-Гроув уничтожили целую семью по фамилии Фаррис.

– По моей вине, – вставил Фрэнк.

Ли уперся локтями в ручки кресла, наклонился вперед и сцепил вытянутые пальцы. В этой позе он смахивал на умудренного приверженца чань-буддизма, которому в аэропорту по ошибке выдали не его чемодан, и теперь он поневоле расхаживает в стильном облачении художника-авангардиста.

– Смерти нет, мистер Поллард. Люди не умирают, но лишь уходят из этого мира. Скорбь есть благо, но чувство вины – суетное чувство.

Среди знакомых Джулии было не так уж много компьютерных фанатов, однако какой-никакой опыт общения с ними имелся. Мало кому из них удавалось сочетать интерес к таким земным материям, как наука и техника, с религиозными воззрениями. Ли же привели к вере в Бога работа с компьютерами и увлечение современной физикой. По его мнению, стоит уяснить, что представляет собой лишенное измерений пространство в компьютерной сети, и добавить к этому современные представления о Вселенной – и ты неизбежно убеждаешься в существовании Творца. Как-то Ли попытался растолковать это Джулии, но она ровным счетом ничего не поняла.

Она сообщила Ли даты убийств и рассказала обо всех обстоятельствах гибели Фаррисов и Романов.

– Мы подозреваем, что в обоих случаях убийства совершил один человек. Как его зовут – ума не приложу. Я зову его мистер Синесветик. Со своими жертвами он расправляется самым зверским образом, поэтому есть подозрение, что на его счету уже много убийств. Если так, значит, убийца орудует не в какой-то одной местности, а на большой территории, или мистер Синесветик так ловко прячет концы в воду, что журналисты не заметили связи между убийствами.

– Иначе эта история не сходила бы с первых страниц газет, – добавил Фрэнк. – Дело-то необычное: на телах всех жертв остались следы зубов.

– Сейчас компьютерные сети большинства органов полиции связаны друг с другом. Может, управления полиции разных округов и обнаружили то, что проморгали газетчики, – что почерк убийцы один и тот же. Не исключено, что местное управление, полиция штата и федеральные органы втихомолку уже ведут расследование. Вот и надо выяснить, не напала ли калифорнийская полиция – или ФБР – на след мистера Синесветика. Узнать бы, какими сведениями о нем они располагают. Все до последней мелочи.

Ли улыбнулся. Среди медной смуглоты сверкнули, как точеные колышки из слоновой кости, два ряда зубов.

– В открытых файлах такую информацию не нарыть. Придется проникать в закрытые. Сунуться в компьютерную сеть каждого управления, вплоть до ФБР.

– Трудно?

– Еще как. Но мне не впервой.

Ли подтянул рукава пиджака, хрустнул пальцами и повернулся к компьютеру с видом пианиста, который готовится исполнить концерт Моцарта. Тут он замешкался и взглянул на Джулию.

– Я буду подбираться к данным окольным путем, чтобы не засекли. Никаких признаков проникновения не останется, и данные не пострадают. Но учти: если меня все-таки застукают за этим занятием и расколют, у вас отберут патент на сыскную работу.

– Возьму вину на себя. Пусть у меня и отбирают. А у Бобби патент останется, так что агентству убытка не будет. Сколько времени тебе понадобится?

– Часа четыре-пять. Может, и больше. Гораздо больше. Принеси мне обед сюда, ладно? Не хочу отрываться.

– Хорошо. Что тебе принести?

– Биг-мак, жареной картошки побольше и молочный коктейль с ванилью. Джулия сморщила нос.

– Ты что, светило компьютерное, не слышал, к чему приводит избыток холестерина?

– Слышал. А мне плевать. Чего мне бояться холестерина? Раз уж мы все равно не умираем. Просто уйду из этого мира чуть раньше положенного – и все дела.

Глава 43

На двери ювелирной лавки, щелкнув, поднялись металлические жалюзи, и владелец лавки Арчер Ван Корвер воззрился на Бобби и Джулию сквозь толстое пуленепробиваемое стекло. Глаза его недоверчиво сузились, хотя Дакоты заранее договорились с ним об этой встрече. Оглядев гостей, он отпер дверь и впустил их в лавку.

Ван Корверу было пятьдесят пять лет, однако он, не жалея ни денег, ни времени, пытался сохранить моложавую внешность. Чего только он не делал, чтобы удержать молодость: кожу на лице ему то чистили, что подтягивали, то увлажняли, меняли форму носа и подбородка. Он носил накладные локоны, очень искусно подобранные, – точь-в-точь натуральные волосы, только крашеные. Но Ван Корвер сам же все испортил: вместо того чтобы просто прикрыть залысину, он водрузил на голове такой пышный кок, что его неестественность сразу бросалась в глаза. Если бы Ван Корверу вздумалось забраться в бассейн прямо с этим сооружением на голове, оно торчало бы из воды, как рубка подводной лодки.

Хозяин лавки закрыл дверь на два запора и повернулся к Бобби.

– Вообще-то я по утрам делами не занимаюсь, – сообщил он. – Все деловые встречи назначаю на вечер.

– Мы очень признательны, что вы сделали для нас исключение.

Ван Корвер театрально вздохнул.

– Итак, чему обязан?

– Не могли бы вы оценить один камешек? Ван Корвер недоверчиво прищурил и без того узенькие глазки и стал совсем похож на хорька. Когда лет тридцать назад он поменял имя и фамилию и из Джима Боба Хора превратился в Ван Корвера, друзья шутили, что прежняя фамилия подходила ему куда больше: с этим прищуром он настоящий хорь, а никакой не Ван Корвер.

– Оценить камешек? Всего-то?

Он провел гостей через небольшую, но шикарно обставленную комнату, где он обычно принимал покупателей. Потолок тут был украшен лепниной, стены отделаны бледной замшей, на светлом дубовом полу в уголке для посетителей – роскошный ковер, в раскраске которого сочетались голубой, темно-желтый и персиковый цвета. Тут же – стильный белый диван, по бокам от него – два столика из мореного дерева. Вокруг третьего стола – четыре изящных плетеных кресла. Круглая стеклянная крышка стола была такой толщины, что и кувалдой не разбить.

В витрине слева был выставлен товар. Ван Корвер принимал клиентов, только предварительно условившись о встрече. Ювелирные изделия изготовлялись по заказу и явно предназначались для состоятельных дам, не блиставших тонкостью вкуса, – тех, что платят сотни тысяч долларов за какие-нибудь бусы и щеголяют в них на благотворительном обеде, где каждое блюдо обходится им в тысячу долларов, причем нелепость этой ситуации до них не доходит.

Задняя стена комнаты была зеркальной. Проходя через комнату, Ван Корвер с видимым удовольствием разглядывал свое отражение и не отрывался от него до самой двери своего кабинета.

"Ишь, залюбовался, – подумал Бобби. – Того и гляди проскочит мимо двери и врежется в зеркало". Он терпеть не мог Джима Боба Ван Корвера, но понимал, что в ювелирном деле самовлюбленный ублюдок толк знает.

Бобби познакомился с Ван Корвером еще до того, как сыскное агентство Дакоты обзавелось архитектурным излишеством в виде прибавки к названию: "и Дакота" (хорошо, что эту шуточку не слышит Джулия: юмор она оценит, но за "архитектурное излишество" голову оторвет). Бобби помог Ван Корверу вернуть бриллианты, украденные у ювелира любовницей. Камешки стоили целое состояние, и Джим Боб во что бы то ни стало хотел получить их обратно. Однако из жалости к любовнице, которой за воровство грозила тюрьма, он обратился не в полицию, а к Бобби. На памяти Бобби это был единственный случай, когда у ювелира шевельнулись хоть какие-то человеческие чувства. Но с тех пор много воды утекло, и его душа, как видно, окончательно зачерствела.

Бобби извлек из кармана красный камешек с неровными гранями, но самый крупный из всех. Ван Корвер вытаращил глаза.

Он тут же сел на высокую табуретку у длинного рабочего стола и принялся разглядывать камешки в лупу. Потом положил под микроскоп с подсветкой и осмотрел под более сильным увеличением. Бобби наблюдал за действиями ювелира, стоя у него за спиной. Клинт пристроился у стола рядом с Ван Корвером.

– Ну что? – спросил Бобби.

Не удостоив его ответом, ювелир встал, отмахнулся от путавшихся под ногами сыщиков и направился к табуретке у другого конца стола. Там он взвесил камень, затем на других весах сравнил его вес с весом известных ему камней.

Наконец он пересел на третью табуретку, перед тисками, и вынул из ящика коробочку, в каких обыкновенно хранят кольца. В коробочке на синем бархате лежали три крупных бриллианта.

– Паршивые камни, – бросил Ван Корвер.

– А на вид красивые, – удивился Бобби.

– Все в трещинах.

Он выбрал один и слегка зажал его в тисках. Подцепив пинцетом красный камень, он с усилием царапнул алмазную грань его острым ребром, после чего отложил пинцет, взял лупу, склонился над алмазом и внимательно вгляделся.

– Легкая царапина, – сообщил он. – Поцарапать алмаз можно только алмазом.

Взяв красный камешек двумя пальцами, он уставился на него как зачарованный.

– Где вы его раздобыли?

– Этого я вам сказать не могу. Значит, просто алмаз?

– "Просто"? Красный алмаз – редчайший из драгоценных камней! Давайте я выставлю его на продажу. Кое-кто из моих клиентов выложит за него сколько хотите. Сделать из него кулон или центральное украшение на колье – с руками оторвут. Для кольца он будет великоват даже после огранки. Вон какая громадина.

– Сколько он может стоить?

– До огранки сказать трудно. Но уж никак не меньше нескольких миллионов.

– Миллионов? – с сомнением переспросил Бобби. – Он, конечно, крупный, но не настолько же.

Ван Корвер наконец оторвался от камня и взглянул на Бобби.

– Вы не понимаете. Во всем мире известно только семь красных алмазов. Этот восьмой. А после огранки и шлифовки он станет одним из двух крупнейших. Тогда ему буквально цены не будет.

***

По улице, на которой стояла лавка Ван Корвера, непрерывным потоком шли машины, направляющиеся к Главному Тихоокеанскому шоссе. Ревели моторы, солнечный свет плясал на хроме и стекле. Казалось, на улице царит дискотечное неистовство. Даже не верится, что стоит дойти до конца улицы, обогнуть дома – и ощутишь безмятежный покой ньюпортской гавани, где теснятся красавицы яхты. И вдруг у Бобби точно глаза открылись: до чего же эта улица напоминает всю его жизнь (а может, и не только его)! Шум и кутерьма, блеск и толкотня; всей душой хочешь вырваться из стада, утвердиться на этой земле, выкинуть из головы непрестанные заботы о заработке и таким образом выкроить досуг, чтобы поразмыслить о своем житье-бытье и попробовать обрести покой. И даже не подозреваешь, что желанный покой – в двух шагах от тебя, в дальнем конце улицы. Просто ты его не видишь.

После таких мыслей Бобби окончательно уверился, что, взявшись за дело Полларда, угодил в ловушку. Впрочем, вернее бы сравнить это дело с колесом беличьей клетки. Как ни силишься нащупать точку опоры, а пол все уходит из-под ног, хочешь не хочешь, а бежишь все быстрее и быстрее. "Вот влип", – подумал Бобби, стоя у открытой двери автомобиля. И почему он очертя голову кинулся на помощь Фрэнку? Ведь с самого начала было ясно, что дело опасное. Что же побудило Бобби поставить на карту все, чем он дорожит? Убеждая Джулию – да и самого себя, – он кривил душой: жалость к Фрэнку, любопытство, азартное желание взяться за непривычную работу – все это не причины, а скорее предлог. В истинных мотивах своего решения Бобби и сам не мог разобраться.

Встревоженный Бобби сел в машину и захлопнул дверь. Клинт завел двигатель.

– Бобби, так сколько там в банке красных алмазов? Сотня?

– Больше. Пара сотен. Стало быть, все это добро стоит сотни миллионов?

– Если не миллиард. А то и больше.

Они переглянулись и замолчали. Не потому, что говорить было не о чем. Напротив, сказать надо было так много, что не поймешь, с чего начать.

Первым прервал молчание Бобби:

– Но превратить их в наличность не удастся. По крайней мере, сразу. Выбрасывать их на рынок придется понемногу, не спеша. На это уйдут долгие годы. Иначе они в два счета обесценятся. Да и шум поднимется – не приведи господи. Пойдут вопросы: как да откуда. Попробуй объясни.

– Это ж надо: сотни лет добывают алмазы и за все это время нашли только семь красных. Откуда же у Фрэнка взялась эта чертова уйма?

Бобби только пожал плечами.

Порывшись в кармане брюк, Клинт вытащил красный алмаз – поменьше того, который Бобби просил оценить Арчера Ван Корвера.

– Вот захватил домой показать Фелине. Думал положить на место, когда вернусь на работу, но по твоей милости не успел. Уж теперь я его у себя ни на минуту не оставлю.

Бобби взял алмаз и сунул в карман, где лежал первый камешек.

– Спасибо, Клинт.

***

В жизни Бобби не видел места неуютнее, чем кабинет доктора Дайсона Манфреда. Коллекция многолапых жесткокрылых диковинок с мощными жвалами и острыми усиками вызвала у него гадливое отвращение. Такого скверного чувства он не испытывал даже в ту злополучную ночь, когда лежал распластавшись на полу автофургона, а над ним свистели пули, грозившие превратить его в решето.

Уголком глаза он то и дело замечал в застекленных ящичках на стенах какое-то шевеление, словно то или иное чудовище норовило выбраться наружу. Но стоило приглядеться повнимательнее – и Бобби убеждался, что страх его напрасен: все кошмарные твари на месте. Наколотые на булавки, они застыли аккуратными рядами и даже не думали шевелиться. Порой Бобби готов был поклясться, что слышит, как в неглубоких ящичках снуют и ползают такие же страшилища, но тут же понимал: да не слышит он никаких шорохов, просто слух шутит с ним такие же шутки, что и зрение.

Но каков Клинт! Бобби всегда знал, что Клинт – кремень, однако сейчас вновь дивился его мужеству: смотрит на этих жутких букашек-таракашек и даже бровью не ведет. Такому сотруднику цены нет. Надо сегодня же дать ему приличную прибавку к жалованью.

Сам доктор Манфред произвел на Бобби не менее гнетущее впечатление, чем его жуки. Тощий и долговязый энтомолог смахивал на отродье профессионального баскетболиста, спутавшегося с самкой какого-нибудь сучкообразного кузнечика, каких показывают в фильмах о природе Африки; но встречать таких живьем – удовольствие ниже среднего.

Манфред отодвинул кресло и замер у стола. Бобби и Клинт тоже подошли к столу и остановились напротив энтомолога. Все трое разглядывали белый эмалированный поднос посредине. Широкий и глубокий поднос был накрыт большим белым полотенцем.

– С тех пор как мистер Карагиозис принес этот экземпляр, я глаз не сомкнул, – объявил Манфред. – Должно быть, и сегодня мне предстоит бессонная ночь; так и буду ломать голову над вопросами, которые пока остаются без ответа. За все время своей научной деятельности я еще ни разу не испытывал такого волнения, как при диссекции этого существа. Едва ли эти волшебные минуты когда-нибудь повторятся. Надо же с таким жаром признаваться, что никакие радости жизни – ни тонкие вина, ни изысканные блюда, ни прекрасные закаты, ни любовные утехи – не доставляют тебе столько радости, сколько расчленение какого-то таракана! Бобби едва сдержал тошноту.

Чтобы хоть на миг отделаться от тяжелого чувства, навеянного хозяином-жуколюбом, он перевел взгляд на еще одного гостя. Ему было далеко за сорок, и он представлял собой полную противоположность хозяину: Манфред угловат – а у этого пухлое упитанное тело, Манфред бледен – этот розовощек. У незнакомца были медно-золотистые волосы, голубые глаза и веснушки. Он сидел в уголке, положив кулачищи на толстые ляжки, обтянутые серыми брюками для спортивного бега, – ну прямо бостонский ирландец, который старательно набирал вес, чтобы заняться борьбой сумо. Энтомолог не представил молчаливого здоровяка гостям и ни разу к нему не обратился. Бобби решил, что их познакомят позднее, когда Манфред перейдет к делу. А пока лучше не задавать лишних вопросов. Тем более что крепыш посматривает на них с удивлением, опаской, настороженностью и нескрываемым любопытством. Еще неизвестно, что он скажет, когда откроет рот. Судя по взглядам, ничего хорошего.

Доктор Манфред протянул к подносу тонкопалую лапку (паук, как есть, паук! Жаль, у Бобби под рукой нет баллончика с инсектицидом) и снял полотенце. На подносе покоились останки найденного Фрэнком насекомого. Голова, две ножки, одна из членистых клешней, и еще какие-то части – Бобби так и не понял какие. Каждый орган лежал на кусочке мягкой ткани – хлопчатобумажной, кажется, – словно драгоценный камень в витрине ювелирного магазина. Бобби уставился на голову величиной со сливу. Знакомые голубые глаза с красноватым отливом и еще другая пара – мутно-желтые, по цвету – совсем как у Дайсона Манфреда. Бобби содрогнулся. Тело жука лежало на спине в самом центре подноса. Брюшко вскрыто, края взреза отогнуты, чтобы можно было рассмотреть внутренние органы.

Энтомолог взял узкий скальпель со сверкающим лезвием. Ловкими и точными жестами указывая то на один, то на другой орган, он принялся объяснять, как жук дышит, поглощает и переваривает пищу, испражняется. При этом Манфред не уставал превозносить "высокое искусство", которое отличает строение биологического организма. Насчет искусства Бобби усомнился: что-то не слишком похожи внутренности жука на живопись Матисса. Изнутри он еще омерзительнее, чем снаружи.

Вдруг в объяснениях энтомолога промелькнул необычный термин – "полировочная камера". Бобби поинтересовался, что это за камера, но Манфред только отмахнулся: "Дойдем и до этого" – и продолжал рассказ.

Когда он закончил, Бобби заметил:

– Ну ладно, что у него внутри, мы поняли. Но нас-то интересует другое. Скажем, где он обитает.

Манфред сверлил его взглядом и не отвечал.

– В тропических лесах Южной Америки? – допытывался Бобби.

Манфред смотрел на него бесстрастными янтарными глазами и по-прежнему хранил молчание.

– В Африке? – под пристальным взглядом энтомолога Бобби струхнул уже не на шутку.

– Мистер Дакота, – наконец произнес Манфред. – Вы интересуетесь какими-то пустяками. Спросите лучше, чем он питается. Знаете чем? Если выразиться попроще, чтобы и дилетанту было понятно, это существо употребляет в пищу самые разнообразные минералы, камни и виды почв. А чем он ис…

– Так он землю жрет? – спросил Клинт.

– Что ж, можно выразиться и так. Это, правда, не вполне точно, зато доходчиво. Мы пока еще не разобрались, каким образом он измельчает минералы и получает из них энергию. Кое-какие стороны жизнедеятельности его организма нам уже достаточно ясны, но эта остается загадкой.

– Я думал, насекомые едят растения или друг друга. Или падаль, – сказал Бобби.

– Совершенно справедливо, – согласился энтомолог. – Но это существо – не насекомое. Оно вообще не относится ни к какому классу членистоногих.

– А ведь вылитое насекомое. – Бобби покосился на то, что осталось от жука, и невольно скривился.

– Нет, не насекомое. Это существо, по всей видимости, прорывает ходы в почве и горных породах и способно переварить куски камня величиной с добрую виноградину. Спросите-ка, что он в таком случае испражняет. А испражняет он, мистер Дакота, алмазы.

Бобби вздрогнул, как от удара.

Он взглянул на Клинта. Тот был поражен не меньше Бобби. С тех пор как они принялись за дело Полларда, грека точно подменили. Куда девалась его всегдашняя невозмутимость!

– Превращает землю в алмазы, так, что ли? – спросил Клинт таким тоном, словно хотел прибавить:

"Ври больше".

– Нет-нет. Он прогрызает угольные пласты или пласты других пород, содержащих алмазы. Добравшись до алмаза, он заглатывает его вместе с окружающей породой, переваривает ее, а сам алмаз поступает в полировочную камеру, покрытую изнутри сотнями тончайших жестких ворсинок. Ворсинки очищают алмаз от остатков породы. – Манфред скальпелем показал, где это происходит. – Затем алмаз исторгается из задней части тела.

Энтомолог выдвинул средний ящик стола, достал сложенный белый платок и развернул. В платке оказалось три красных алмаза – значительно мельче того, который Бобби показывал Ван Корверу. И все же стоили они, судя по всему, немалые деньги: сотни тысяч каждый, а то и миллионы.

– Вот что я обнаружил в разных участках пищеварительной системы.

На самом крупном местами сохранились остатки черной, серой, бурой корки.

Бобби изобразил недоумение:

– Какие же это алмазы? Ни разу не видел красных алмазов.

– Я тоже. Поэтому я обратился к одному профессору. Он геолог, занимается как раз камнями. Среди ночи поднял его с постели и показал эти камешки.

Бобби взглянул на раскормленного ирландца-сумоиста. Тот все так же сидел в углу и молчал. Видно, речь не о нем.

Манфред пустился рассказывать о необычайной ценности красных алмазов. Ничего нового он Бобби и Клинту не сообщил, но те сделали вид, что слышат об этом впервые.

– Получив эти сведения, я понял, что мои подозрения относительно этого существа подтверждаются. И я отправился прямо к доктору Гэвеноллу, хотя было почти два часа ночи. Он натянул тренировочный костюм, обулся, и мы вернулись сюда. С тех пор работаем не покладая рук и не верим своим глазам.

Толстяк наконец поднялся с места и подошел к столу.

– Роджер Гэвенолл, – представил его Манфред. – Роджер – генетик, специалист по рекомбинации ДНК «Дезоксирибонуклеиновая кислота – природное соединение, содержащееся в ядрах клеток живых организмов; носитель генетической информации.». Он широко известен своими новаторскими разработками в области генной микроинженерии, и ваша находка может стать ценным вкладом в эту область.

– Виноват, – прервал Бобби. – Из ваших объяснений я понял только одно слово – "Роджер". Все остальное для меня темный лес. Объясните, пожалуйста, как-нибудь подоступнее.

Но на помощь коллеге пришел сам доктор Гэвенолл.

– Я генетик, работаю с прицелом на будущее, – принялся растолковывать он. Голос у него оказался неожиданно певучий, как у ведущего телевикторины. – В обозримом будущем генная инженерия будет осуществлять преобразования только на микроуровне – создавать новые полезные бактерии, исправлять генетические дефекты для профилактики и лечения наследственных болезней. И все же недалек тот день, когда мы сможем создавать полезные виды животных и насекомых. Наступит эпоха генной макроинженерии. Можно будет вывести прожорливого истребителя комаров, и в тропических районах Флориды уже не придется распылять ядохимикаты. Или представьте себе корову вдвое меньше нынешней: благодаря регуляции обмена веществ ест она меньше, а молока дает вдвое больше.