Текст книги "При свете луны"

Автор книги: Дин Рей Кунц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 17

В коридоре первого этажа Джилли одну за другой миновала три арки, которые вели в три темные комнаты, останавливаясь и прислушиваясь у каждой, не заметила ничего подозрительного и через холл, мимо столика с розовой лампой, двинулась к лестнице на второй этаж.

Начав подниматься, услышала какой-то металлический звук, вроде бы «плинк», и замерла на второй ступени. За «плинком» последовало «тат-а-тат», а потом быстрое треньканье: «зззииинннггг», и все стихло.

Шум этот вроде бы доносился из первой комнаты, дверь которой выходила в холл у парадной двери. Возможно, из гостиной.

Когда ты пытаешься избежать встречи с молодым человеком, которого собственная бабушка характеризует словами «безумие-наркотики-ножи», тебе не могут понравиться непонятные металлические звуки, доносящиеся из комнаты, где не горит свет и которая находится у тебя за спиной. А последующая тишина уже не может быть той невинной тишиной, что предшествовала «плинку».

Теперь, когда неизвестное не только ждало впереди, но и, похоже, поджимало сзади, Джилли не раскрыла в себе внутреннюю амазонку, но и не застыла, и не перепугалась до смерти. Мать, никогда не опускающая руки в беде, и несколько ударов судьбы научили Джилли, что противника нужно встречать решительно, не увиливая от схватки. Мать советовала: нужно говорить себе, что каждая неудача – сладкий крем, торт и пирог, ты должен съесть его и покончить с этим. Если лыбящийся Кенни затаился в темной, как безлунная ночь, гостиной, звякая друг о друга ножами достаточно громко, чтобы она его услышала, то ей приготовили целую корзинку для пикника, доверху наполненную бедой.

Она вернулась в прихожую.

« Плинк, плинк. Тик-тик-тик. Зинг… зззииинннггг».

* * *

Не набрав полную грудь воздуха, как волк из сказки, и не сдунув покрывало вместе с одеялом и простыней, Дилану оставалось или стоять, дожидаясь, когда человек на кровати сделает первый ход, неожиданность которого могла создать серьезные проблемы, или сбросить все покровы, увидеть человека и выяснить, кто он и каковы его намерения.

Подняв биту в правой руке, он схватился за простыню левой и отбросил ее вместе с одеялом и покрывалом, открыв черноволосую, синеглазую босоногую девушку-подростка в обрезанных джинсах и клетчатой синей блузке без рукавов.

– Бекки?

Страх застыл в ее широко раскрытых глазах. Страх вызывал неконтролируемую дрожь, которая сотрясала ее тело, передаваясь через наброшенные на нее простыню, одеяло, покрывало. Взглядом она уперлась в потолок, словно и не заметив, что прибыла подмога. Создавалось ощущение, что она в трансе.

Повторив ее имя, Дилан задался вопросом: а не закинулась ли она чем-либо? Потому что, похоже, лежала Бекки как парализованная, ничего не видя и не слыша.

А потом, не глядя на него, она выдохнула сквозь сжатые зубы: « Беги».

Стоя с поднятой бейсбольной битой в правой руке, Дилан старался держать под контролем и открытую дверь в коридор, и обе закрытые двери, готовый отреагировать на каждый звук, движение, тень. Но пока ничего ему не угрожало, он видел только обои с маргаритками, желтые занавески, флаконы духов на туалетном столике.

– Я выведу тебя отсюда, – пообещал он.

Протянул ей свободную руку, но она не ухватилась за нее. Лежала и дрожала, не отрывая глаз от потолка, словно он надвигался на нее, грозя придавить своим весом, как в одном из старых сериалов, где злодей построил такие вот сложные машины смерти, хотя ту же работу, и гораздо лучше, мог сделать револьвер.

–  Беги, – отчаяния в голосе Бекки прибавилось, – ради бога, беги отсюда!

Ее дрожь, неподвижность, страх действовали Дилану на нервы, и без того натянутые, как струны.

В тех старых сериалах тщательно рассчитанная доза кураре могла полностью обездвижить жертву, совсем как девушку, что лежала перед Диланом на кровати, но в реальной жизни такого не бывало. Так что ее паралич обусловливали, скорее всего, психологические причины, но действенностью они ничуть не уступали яду. Он мог поднять ее и вынести из комнаты, лишь опустив бейсбольную биту.

– Где Кенни? – прошептал он.

Вот тут ее взгляд сместился с потолка к углу комнаты, в котором находилась одна из закрытых дверей.

– Там? – уточнил он.

Бекки впервые встретилась с ним взглядом… а потом вновь посмотрела на дверь.

Дилан осторожно двинулся к изножию кровати, пересекая комнату. Кенни мог атаковать его с любой стороны.

Скрипнули пружины, девушка что-то буркнула.

Повернувшись, Дилан увидел, что Бекки более не лежит на спине, уже поднялась на колени и собирается выпрямиться во весь рост, зажав нож в правой руке.

* * *

« Тонк. Тванг. Плинк».

Наевшись тревогой, как сладким кремом, но не в восторге от ее вкуса, Джилли добралась до арки у двери на « тонк», нашла выключатель на « тванг». На « плинк» залила угрозу светом.

Яростное хлопанье крыльев заставило ее отпрыгнуть назад. Она ожидала, что стая голубей спикирует на нее с потолка, ослепив белизной своих крыльев, как это произошло в «Экспедишн». Но стая не появилась, а хлопанье единственной пары крыльев тут же смолкло.

Кенни не затачивал ножи. Если только не прятался за креслом или диваном, он вообще отсутствовал.

Еще одна порция металлических звуков привлекла ее внимание к клетке, которая стояла на высокой, в пять или шесть футов, подставке.

Крошечными лапками с когтями длиннохвостый попугай цеплялся за толстую струну, которая выполняла роль насеста. А клювом заключенный в перьях дергал за такие же струны, натянутые рядом с той, на которой сидел. Или водил им по прутьям клетки, словно безрукий арфист, выдавая: зззииинннггг, зззииинннггг.

С подмоченной и без того репутацией воительницы, Джилли оскандалилась в очередной раз, приняв длиннохвостого попугая за смертельную угрозу. Так что в унижении ей не оставалось ничего другого, как попятиться в холл. Повернувшись к лестнице, она вновь услышала, как птица захлопала крыльями, словно требовала, чтобы ей позволили полетать.

Само собой хлопанье крыльев столь живо напомнило паранормальные ощущения, испытанные ею на автостраде, что Джилли пришлось подавлять желание бежать со всех ног из этого дома, вместо того чтобы спешить на помощь Дилану. Птица утихла, когда Джилли добралась до лестничной площадки между пролетами, но воспоминание о хлопающих крыльях в памяти осталось, поэтому на второй этаж она поднялась более чем осторожно.

* * *

Ложный страх исчез из глаз Бекки, их залило безумное ликование.

Она спрыгнула с кровати, размахивая ножом. Дилан отступил, и тут же выяснилось, что желания убить у Бекки много, а вот с умением большие проблемы. Она споткнулась, чуть не упала, едва не наткнулась на нож и заорала: «Кенни!»

Кенни появился совсем не из той закрытой двери, на которую указывала Бекки. Чем-то он напоминал угря. Гибкий, подвижный, худощавый, но при этом мускулистый, с глазами существа, приговоренного жить в холодных, вонючих морских глубинах. Дилан ожидал, что и зубы у Кенни будут острыми и загнутыми назад, как у любой змеи, водяной или сухопутной.

Молодой человек был в черных ковбойских сапогах, черных джинсах, черной футболке и черной джинсовой куртке, расшитой зелеными индейскими орнаментами. По цвету вышивка соответствовала перу ковбойской шляпы, которая лежала на чемоданах в спальне по другую сторону коридора.

– Ты кто? – спросил Кенни Дилана и, не дожидаясь ответа, обратился к Бекки: – А где старая сука?

Под старой сукой, несомненно, подразумевалась седовласая женщина в яркой полосатой униформе, возвращения которой после долгого трудового дня и дожидалась эта сладкая парочка.

– Какая разница, кто он, – ответила Бекки. – Просто убей его, а потом мы найдем эту старую кошелку и вспорем ей брюхо.

Закованный мальчик неправильно понимал отношения своего брата и соседской девчонки. Хладнокровные заговорщики, они собирались убить бабушку и младшего братика Кенни, возможно, украсть деньги, наверняка небольшие, которые женщина прятала в матрасе, закинуть оба чемодана Кенни в багажник автомобиля и уехать.

Возможно, они собирались остановиться и у дома Бекки, чтобы захватить ее вещи. Возможно, собирались вырезать и ее семью.

Как бы то ни было, в данный момент они взяли Дилана в клещи. И такая позиция позволяла им быстро избавиться от него.

Кенни держал в руке нож с лезвием длиной в двенадцать дюймов, с двумя остро заточенными кромками. Покрытая резиной, профилированная, под пальцы, рукоятка гарантировала, что в нужный момент нож не провернется и не выскользнет из руки.

Нож Бекки, не столь приспособленный к ближнему бою, годящийся и для кухни, однако мог разрубить не только курицу, но и человека.

Бейсбольная бита длиной значительно превосходила любой из ножей, что позволяло Дилану удерживать нападавших на расстоянии. И по личному опыту он знал, что его габариты производят должное впечатление на пьяниц и уличных грабителей, которые в противном случае могли бы прицепиться к нему. Наиболее агрессивные типы предполагают, что у громилы сущность не расходится с внешностью, тогда как на самом деле у Дилана было сердце ягненка.

Возможно, Кенни колебался и потому, что более не понимал сложившуюся ситуацию, и ему не хотелось убивать незнакомца, не зная, кто еще находится в доме. Убийственная злоба в этих рыбьих глазах соседствовала с хитростью, достойной змея из райского сада.

Дилан подумал о том, чтобы выдать себя за полицейского и заявить, что подмога уже спешит к дому, но, если отсутствие формы он бы еще смог как-то объяснить, то использование биты вместо табельного оружия однозначно указывало на то, что к полиции он не имел ни малейшего отношения.

Если в затуманенном наркотиками мозгу Кенни еще и оставалась капля здравомыслия, то Бекки думала только об одном: как бы убить, и ее не останавливала ни длина бейсбольной биты, ни внушительные размеры противника.

Одной ногой Дилан имитировал удар по Кенни, а потом махнул битой, целясь в правую, с ножом, руку Бекки.

Бекки то ли занималась в школе гимнастикой, то ли обладала врожденным талантом балерины. Она не претендовала на олимпийскую медаль, ее, наверное, не взяли бы в профессиональную балетную труппу, но завидную координацию движений она продемонстрировала, еще спрыгивая с кровати. Она отскочила назад, избежав соприкосновения с битой, торжествующе воскликнула: «Ха!» – и подалась вправо, чтобы бита не задела ее и на обратном пути. Чуть присела, чтобы потом ноги, сработав как пружина, позволили ей с максимальной быстротой двинуться в выбранном направлении.

Отдавая себе отчет, что оставшиеся у Кенни крохи здравомыслия не помешают ему ударить ножом, если появится такая возможность, Дилан имитировал движения Бекки, правда, выглядел он не балериной-самородком, а танцующим медведем. Однако успел повернуться к юноше в тот самый момент, когда Кенни пошел в атаку.

В глазах Кенни, точь-в-точь как у мурены, читалась не звериная ярость Бекки, а расчетливость змеи и неуверенность труса, который храбр только в стычке со слабым противником. Он был чудовищем, но неукротимостью явно уступал своей синеглазой подружке, вот и допустил ошибку: решил подкрасться к Дилану, вместо того чтобы со всех ног броситься на него. К тому времени, когда Дилан повернулся к нему с высоко поднятой битой, Кенни следовало уже набрать приличную скорость и, поднырнув под биту, нанести смертельный удар. Вместо этого он подался назад и стал жертвой собственной нерешительности.

Ударом, достойным Малыша Рута [24]24
  Рут, Джордж Герман «Малыш»(1895–1948) – легендарный бейсболист. В 1936 г. в числе первых пяти бейболистов был избран в Галерею славы бейсбола.


[Закрыть], бита переломила правую руку Кенни. Не помогли ни резиновое покрытие, ни профилирование рукоятки. Нож вылетел из руки и отскочил в сторону. А в следующий момент и Кенни рухнул на колени.

Он завопил от боли, а Дилан спиной почувствовал приближение Бекки и понял, что танцующему медведю не ускользнуть от накачанной наркотиками балерины.

* * *

На предпоследней ступени Джилли услышала чей-то крик: «Кенни!» Остановилась в неуверенности: кричал не Дилан и не тринадцатилетний мальчик. Голос определенно был женским.

Она услышала новые звуки, потом раздался мужской голос, также не Дилана и не тринадцатилетнего мальчика, хотя слов она не разобрала.

Вернувшись в дом, чтобы предупредить Дилана о юном Тревисе, который находился на втором этаже с Кенни, а также чтобы помочь Дилану, если бы тому потребовалась помощь, Джилли не могла остаться на верхней ступени лестницы и сохранить уважение к себе. Для Джулиан Джексон завоевание самоуважения с детства требовало немалых усилий. И ей не хотелось терять позиции, на которые она вышла с таким трудом. Поспешив в коридор, она увидела мягкий свет, льющийся из комнаты по левую руку, более яркий – по правую… и голубей, которые влетали в окно в дальнем конце коридора, влетели, не повредив ни единого стекла.

Птицы не издавали ни звука, не ворковали, не кричали, не слышалось и шелеста крыльев. Поэтому, когда пространство вокруг нее побелело от перьев, она не ожидала, что почувствует их присутствие, однако почувствовала. Ветерок, который создавали их крылья, благоухал ладаном, а сами крылья касались ее тела, рук, лица.

Держась ближе к левой стене, она продвигалась вперед сквозь плотный поток белых крыльев, с каким она уже сталкивалась на автостраде, сидя в кабине «Экспедишн». Она боялась за свою психику, но не боялась птиц, которые не собирались причинять ей вреда. Даже будь они реальными, не заклевали бы и не ослепили ее. Она чувствовала, что они – доказательство расширившегосязрительного диапазона, хотя, пусть эта мысль и пришла ей в голову, понятия не имела, что это такое, расширенный зрительный диапазон; на тот момент Джилли понимала это интуитивно, эмоционально, но никак не умом.

И пусть этот феномен не мог причинить ей вреда, птицы появились очень некстати. Ей требовалось найти Дилана, а голуби, настоящие или нет, мешали поиску.

–  Ха! – крикнул кто-то совсем рядом, а мгновением позже Джилли нащупала слева от себя дверной проем, который скрывали мельтешащие вокруг нее птицы.

Она переступила порог, и птицы исчезли. Перед собой Джилли увидела спальню, освещенную настольной лампой. Увидела Дилана, вооруженного бейсбольной битой, схватившегося с молодым парнем (Кенни?) и девушкой-подростком, которые размахивали ножами.

Бита со свистом прорезала воздух, молодой человек закричал, зловещего вида, остро заточенный нож выпал из его руки, ударился об пол, отскочил в сторону.

Когда Дилан наносил удар, девушка-подросток за его спиной напряглась. А стоило Кенни закричать от боли, вскинула нож, чтобы прыгнуть вперед и вонзить нож в Дилана до того, как он успел бы развернуться.

Но прежде чем девушка успела сдвинуться с места, Джилли закричала: «Полиция!»

Проворная, как обезьяна, девушка повернулась к ней, но не полностью, так, чтобы не оказаться спиной к Дилану, видеть его краем глаза.

Глаза у нее были синие, как небо, по которому порхали херувимы в любой церкви, а яркий блеск однозначно указывал на то, что девушка чем-то закинулась.

Наконец-то став амазонкой Юго-Запада, но побоявшись ослепить девушку, Джилли направила струю мгновенной муравьиной смерти чуть ниже. Насадка баллончика, который она нашла в кладовой, позволяла использовать его содержимое в двух режимах: «РАСПЫЛ» и «СТРУЯ». Джилли установила режим «СТРУЯ», дальнобойность которой, согласно информации на баллончике, составляла десять футов.

Возможно, из-за перевозбуждения, вызванного жаждой убийства, девушка дышала ртом. Так что струя инсектицида, брызнувшая, словно вода из фонтанчика, смочила ее губы, искупала язык.

И хотя мгновенная комариная смерть не могла с той же эффективностью подействовать на девушку-подростка, эта жидкость определенно не отличалась отменным вкусом. Оказавшись менее освежающим, чем холодная вода, инсектицид тут же сбил боевой настрой девушки. Она отбросила нож. Хрипя, чихая, плюясь, поплелась к закрытой двери, распахнула ее и колотила рукой по стене, пока не попала в выключатель. Вспыхнули лампы, за дверью, как выяснилось, находилась ванная. Склонившись над раковиной, девушка включила холодную воду, сложила ладони лодочкой и принялась плескать воду себе в рот, плюясь и кашляя.

На полу, свернувшись, как креветка, стонал и плакал от жалости к себе Кенни.

Джилли посмотрела на Дилана, потрясла в воздухе баллончиком с инсектицидом.

– Отныне буду использовать его при встрече с подонками.

– Где Шеп?

– Бабуля рассказала мне о Кенни и ножах. Ты не хочешь сказать: «Спасибо, что спасла меня, Джилли»?

– Я просил тебя не оставлять Шепа одного.

– Он в порядке.

– Он не в порядке, в машине и один. – Дилан возвысил голос, словно был начальником, а она – подчиненной.

– Не кричи на меня. Святой боже, ты гнал сюда, как маньяк, не говоря мне почему, вошел в дом, не говоря мне зачем. И что, по-твоему, я должна была делать? Сидеть в кабине, как мышка, и ждать, словно глупая индюшка, что стоит под дождем с раскрытым клювом и таращится в небо, пока легкие не наполнятся водой?

Он мрачно смотрел на нее.

– Что ты там сказала про индюшек?

– Ты отлично знаешь, что я сказала.

– Нет сейчас никакого дождя.

– Ты же не такой тупой.

– У тебя нет чувства ответственности, – заявил он.

– У меня еще какое чувство ответственности.

– Ты оставила Шепа одного.

– Он никуда не уйдет. Я дала ему задание. «Шеп, – сказала я, – поскольку твой старший брат грубый и властный, мне понадобится как минимум сотня вежливых синонимов к слову «говнюк».

– У меня нет времени цапаться с тобой.

– А кто начал цапаться? – спросила она, отвернулась от Дилана и вышла бы из комнаты, если б вновь не увидела голубей.

Птицы все летели по коридору, мимо открытой двери в спальню к лестнице. Будь они настоящими, голуби успели бы забить все свободное пространство в доме до такой степени, что повылетали бы все окна, как при взрыве газа.

Она мысленно приказала им – исчезните, но они продолжали лететь, и Джилли повернулась к ним спиной, еще сильнее испугавшись за свою психику.

– Мы должны выметаться отсюда. Мардж рано или поздно вызовет копов.

– Мардж?

– Женщина, что дала тебе значок-пуговицу с жабой, с которого все и началось. Она – бабушка Кенни. И Тревиса. Что я теперь должна делать?

* * *

В ванной, стоя на коленях перед унитазом, Бекки уже начала изучать свое обеденное меню, а может, даже задумалась, в том ли направлении течет ее жизнь.

Дилан указал на стул с высокой спинкой. Джилли сразу поняла, чего от нее хотят.

Дверь ванной открывалась наружу. С подставленной под ручку спинкой стула Бекки не смогла бы повернуть ручку и осталась бы взаперти до приезда полиции.

Дилан не думал, что она достаточно оклемается от струи инсектицида, чтобы вновь наброситься на него с ножом, но и не хотел, чтобы его облевали, как унитаз.

Кенни, такой бесстрашный с младшим братом, теперь лежал на полу, весь в слезах и соплях, по-прежнему опасный, бормочущий ругательства и проклятья, нуждающийся в медицинской помощи, обещающий отомстить и, получи он такую возможность, способный доказать, что зубы у него не хуже, чем у змеи.

Угроза размозжить Кенни голову даже самому Дилану, когда он ее озвучивал, показалась неубедительной, но юноша воспринял ее на полном серьезе, поскольку сам, не задумываясь, поступил бы с Диланом точно так же, если б они поменялись ролями. По первому требованию он вытащил из нагрудного кармана расшитой куртки ключи, как от наручников, так и от замка.

Джилли, похоже, не хотелось покидать спальню, словно она опасалась встретиться в доме с другими малоприятными личностями, на которых не подействовал бы инсектицид. Дилан заверил ее, что плохишей, кроме Кенни и Бекки, под этой крышей нет. Тем не менее она пересекла коридор с закаменевшим лицом, очень осторожно, словно наполовину ослепла от страха, то и дело поглядывая в сторону окна в дальнем конце коридора, словно видела там чью-то жуткую физиономию, прижавшуюся к стеклу.

Освобождая Тревиса, Дилан сообщил ему, что Бекки совсем не пай-девочка, какой тот ее себе представлял. Потом они втроем спустились на кухню. Когда Мардж вбежала в дверь с заднего крыльца, чтобы обнять младшего внука и поплакать над его подбитым глазом, Тревис прижался к ней, буквально растворившись в яркой полосатой униформе.

Дилан подождал, пока мальчик отлепится от бабушки, потом сказал:

– И Бекки, и Кенни требуется медицинская помощь…

– И тюремная камера, где их научат поведению в обществе, – добавила Джилли.

– …но, пожалуйста, позвоните девять-один-один через три минуты после нашего отъезда, – закончил Дилан.

Его слова удивили Мардж.

– Но ведь вы сами – девять-один-один.

Джилли тут же нашлась с ответом:

– Наш позывной – один, без девятки в конце и единицы в начале.

И хотя Мардж по-прежнему ничего не понимала, Тревиса ответ Джилли позабавил.

– Мы дадим вам время смыться, – пообещал он ей, – но все это очень странно, какая-то фантастика. Вы все-таки кто?

Опять отвечать пришлось Джилли:

– Если б мы знали. Еще днем мы бы ответили тебе на этот вопрос, а вот сейчас не имеем об этом ни малейшего понятия.

Для нее самой ответ этот был и правдивым, и совершенно серьезным, но от него недоумение Мардж только возросло, а улыбка Тревиса стала шире.

Наверху Кенни громко звал на помощь.

– Вам пора уезжать, – заметил Тревис.

– Вы не знаете, на чем мы приехали, не видели нашего автомобиля.

– Именно так, – согласился Тревис.

– И вам бы лучше не смотреть, как мы будем отъезжать.

– Насколько нам известно, вы выскочили за дверь и растворились в темноте.

Дилан просил о трех минутах, потому что понимал, что у Мардж и Тревиса могут возникнуть проблемы с объяснением более продолжительной задержки, но, если бы Шеп покинул кабину внедорожника, они бы попали в ловушку. На его поиски трех минут не хватило бы.

За исключением шелеста крон оливковых деревьев под легким ветерком, на улице царила тишина. Крики Кенни не покидали пределов дома, так что не могли переполошить соседей.

У тротуара, с открытой дверцей у водительского сиденья, их поджидал «Экспедишн». С погашенными фарами и выключенным двигателем.

Еще на лужайке Дилан увидел Шеперда на заднем сиденье: его лицо освещалось светом фонарика для чтения, отраженным от страницы книги, которую он читал.

– Я же тебе говорила, – сказала Джилли.

Успокоившись, что младший брат на месте, Дилан не рявкнул на нее.

Через запыленное окно со стороны Шеперда он прочитал название книги: «Большие ожидания» Чарльза Диккенса. Шеп обожал Диккенса.

Дилан сел за руль, захлопнул дверцу, прикинул, что прошло чуть больше полминуты с того момента, как Тревиса оставили на кухне отсчитывать время по настенным часам.

Поджав под себя ноги, чтобы не повредить денежное дерево, стоящее на полу, Джилли устроилась на пассажирском сиденье, уже протянула Дилану ключи, но тут же резко отдернула руку.

– А если ты опять сойдешь с ума?

– Я не сходил с ума.

– Пусть так, но вдруг с тобой повторится то, что уже происходило?

– Такое возможно, – признал он.

– Тогда за руль лучше сесть мне.

Он покачал головой.

– Что ты видела наверху, по пути в комнату Тревиса? Что ты видела, когда смотрела на окно в дальнем конце коридора?

Она помедлила с ответом. Потом протянула ключи Дилану:

– Веди машину.

Когда Тревис отсчитал первую минуту на кухонных часах, Дилан уже развернул внедорожник. Теперь они ехали по Эвкалиптовой авеню, где не росло ни одного эвкалипта, в обратную сторону и к тому времени, когда Тревис позвонил в полицию, уже добрались до автострады. Дилан повернул на восток, к той части города, где уже перестал дымиться «Кадиллак», но сказал Джилли:

– Мне не хочется оставаться на этой автостраде. У меня предчувствие, что это небезопасно.

– В такую ночь не дело игнорировать предчувствия, – ответила она.

В итоге он свернул с автострады на шоссе 191, уходившее на север, по которому в этот час ехало очень мало машин. Дилан не знал, куда ведет шоссе 191, но на тот момент его это не волновало. Какое-то время их маршрут не имел ровно никакого значения, при условии, что с каждой минутой они увеличивали расстояние между собой и сгоревшим остовом «Кадиллака (купе) Девилль», между собой и домом на Эвкалиптовой авеню.

Первые две мили по шоссе 191 они проехали молча, а вот на третьей Дилана начала бить дрожь. Теперь, когда уровень адреналина в крови снизился до нормального, а инстинкт выживания вновь укрылся в подсознании, он наконец-то начал осознавать, что с ним произошло. Дилан пытался скрыть дрожь от Джилли, но понял, что ничего не выйдет, услышав, как стучат зубы, а потом наконец-то заметил, что она тоже дрожит и покачивается взад-вперед, обхватив себя руками.

– Ч-ч-черт, – выдохнула она.

– Да.

– Я – не З-з-зена-воительница.

– Нет.

– Прежде всего для такого у меня не хватает духа.

– У меня тоже.

– Боже, эти ножи!

– Они размахивали большими ножами, – согласился он.

– И ты с бейсбольной битой. Что… ты рехнулся, О’Коннер?

– Должно быть. А ты со своим баллончиком с муравьиным спреем. Ты не показалась мне идеалом здравомыслия, Джексон.

– Но ведь сработало, не так ли?

– Отличный выстрел.

– Спасибо. Там, где я жила в детстве, приходилось часто практиковаться на тараканах. Они двигались быстрее, чем мисс Бекки. А ты, похоже, отлично играл в бейсбол.

– Неплохо для изнеженного художника. Послушай, Джексон, требовалось немалое мужество, чтобы подняться наверх, зная про ножи.

– Если что требовалось, так это глупость. Нас могли убить.

– Могли, – признал он, – но не убили.

– Но могли. Так что больше никаких безумных погонь, О’Коннер.

– Надеюсь, что удастся обойтись без них.

– Я серьезно. Говорю тебе, никаких погонь.

– Не думаю, что выбор за нами.

– Это точно мой выбор.

– Я о другом. Не думаю, что мы контролируем ситуацию.

– Я всегда контролирую ситуацию, в которой нахожусь, – настаивала Джилли.

– Не эту ситуацию.

– Ты меня пугаешь.

– Я пугаю и себя.

Эти признания привели к долгому молчанию.

Высокая луна, ярко сиявшая серебром, заметно потускнела, превратившись в низкую луну у западного горизонта, и пустыня, ранее залитая этим романтичным светом, заметно потеряла в своей привлекательности.

Коричневые шары перекати-поля дрожали по обочинам, уже мертвые, но готовые катиться и дальше, однако ночному ветерку не хватало сил, чтобы сдвинуть их с места.

А вот мотыльки продолжали путешествовать. Они были всех размеров, от крошечных до большущих, чуть ли не с носовой платок. Попав в свет фар, они успевали разминуться с внедорожником, уходя вверх или в сторону, но изредка разбивались о лобовое стекло.

На классической картине бабочки являли собой символ жизни, радости и надежды. А мотыльки, в отличие от бабочек, символизировали отчаяние, ухудшение, разрушение. Энтомологи подсчитали, что в мире насчитывается порядка тридцати тысяч видов бабочек и в четыре раза больше мотыльков.

В определенном смысле Диланом овладело мотыльковое настроение. Он заметно нервничал, ерзал за рулем, не находя себе места, словно изоляцию всех нервов его тела сожрали, как моль сжирает волокна шерстяного свитера. И когда он заново переживал события, имевшие место в доме на Эвкалиптовой авеню, думал о том, что может ждать их впереди, мотыльки порхали по всей длине его позвоночника.

Однако озабоченность не смогла проглотить его с потрохами. Да, раздумья об их неопределенном будущем наполняли Дилана тревогой, но всякий раз тревога эта отступала, сменяясь безумной радостью, побуждающей хохотать во весь голос. Смех, конечно, глох на корню, его останавливала озабоченность, грозившая перейти в предчувствие беды, но при этом он отдавал себе отчет, что новая, дарованная ему сила, пусть он и не до конца понимал ее сущность, открывала перед ним удивительные перспективы.

Такое состояние души было для него настолько внове, что он не мог подобрать слова, если уж на то пошло, и образы, чтобы внятно объяснить Джилли, что с ним происходит. Но когда Дилан отвернулся от пустынной дороги, от вибрирующих по обочинам перекати-поля и порхающих мотыльков, чтобы посмотреть на нее, сразу понял по выражению ее лица, что она пребывает в том же состоянии.

Они не только покинули Канзас, Тото, но и не попали, как положено, в страну Оз, оказались в стране, где их ждали куда большие чудеса, чем дороги из желтого кирпича и изумрудные города, а здешнее зло было куда страшнее сказочных колдуний и летающих обезьян.

Мотылек с силой ударился о ветровое стекло, оставив на нем серое пыльное пятно, маленький поцелуй смерти.