Текст книги "Краем глаза"

Автор книги: Дин Рей Кунц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Вернулся в дом, погасил три масляные лампы на кофейном столике. И лампу под абажуром.

На кухне, обойдя лужи крови и Викторию, выключил обе духовки. Погасил и горелку под кастрюлей с кипящей водой.

Выключив свет на кухне, в коридоре и прихожей, плотно закрыл входную дверь, оставив за собой тихий и темный дом.

Он еще собирался вернуться сюда. Но сейчас его ожидало более срочное дело: избавиться от тела Томаса Ванадия.

Внезапный порыв холодного ветра сорвался с луны, принеся с собой едва уловимый инопланетный запах, черные кроны сосен зашуршали, словно юбки ведьм.

Младший сел за руль «Студебекера», завел двигатель, резко развернулся на сто восемьдесят градусов, зацепив колесами лужайку, вскрикнул от ужаса, когда тело Ванадия шумно сдвинулось на заднем сиденье.

Вдавил в пол педаль тормоза, перевел ручку переключения скоростей в нейтральное положение, распахнул дверцу, выскочил из автомобиля. Развернулся лицом к угрозе, под его ногами зловеще заскрипел гравий.

Глава 38

С бейсболкой в руке, воскресным вечером, он стоял на крыльце Агнес, крупный мужчина, своим видом больше напоминающий застенчивого мальца.

– Миссис Лампион?

– Это я.

Благородная внешность, решительное лицо, обрамленное золотыми волосами, должны были символизировать силу и мужество, но впечатление несколько портили кудряшки на лбу, тут же наводящие на мысли об изнеженных императорах Древнего Рима.

– Я пришел, чтобы… – Он замолчал, не договорив. Учитывая внушительные габариты, одежда, как водится, в должной мере соответствовала образу сильного мужчины: сапоги, джинсы, красная фланелевая рубашка. Но опущенная голова, поникшие плечи, переминающиеся ноги напоминали о том, что точно так же одеваются и подростки.

– У вас что-то случилось? – спросила Агнес.

На мгновение он встретился с ней взглядом, чтобы тут же уставиться в пол крыльца.

– Я пришел, чтобы сказать… что я сожалею о случившемся, очень сожалею.

За десять дней, прошедших после кончины Джоя, многие люди выражали ей свои соболезнования, но до появления этого мужчины она их всех знала.

– Я бы отдал все, что угодно, лишь бы этого не произошло, – с жаром продолжил незнакомец. В голосе слышалась боль. – Лучше бы умер я.

Агнес не нашлась с ответом.

– Я не пил, – продолжил мужчина. – Это установлено. Но я признаю, что для дождливой погоды ехал слишком быстро. Меня оштрафовали за то, что я проскочил на красный свет.

Внезапно она поняла:

– Так это вы.

Он кивнул, лицо его залила краска вины.

– Николас Дид, – с горечью выплюнула Агнес.

– Ник, – поправил он Агнес, словно ей надлежало обращаться по имени к человеку, убившему ее мужа. – Я не пил.

– Но сейчас выпили, – мягко указала она.

– Пару стаканчиков. Для храбрости. Чтобы прийти сюда. Попросить вашего прощения.

Его просьба подействовала как оскорбление. Агнес качнуло назад, словно от удара.

– Сможете вы простить меня, миссис Лампион?

Агнес не могла долго злиться на человека, никогда не помышляла о мести. Она даже простила своего отца, который надолго превратил ее жизнь в ад, искалечил души ее братьев, убил ее мать. Но простить не означало утешиться. Не означало, что виновный оправдан и все забыто.

– Я не могу спать, – Дид нервно мял бейсбодку в руках. – Я худею, нервничаю, вздрагиваю от каждого шороха.

Несмотря на доброту и отходчивость, Агнес не могла найти в своем сердце прощения этому человеку. Слова отпущения грехов застряли в горле. Переполнявшая ее горечь не радовала Агнес, но она ничего не могла с собой поделать.

– Ваше прощение ничего не исправит, не сможет исправить, но принесет хоть какое-то успокоение моей душе.

– Почему меня должно волновать состояние вашей души? – спросила она, и ей показалось, что говорит какая-то другая женщина.

Дид дернулся.

– На то нет причин. Но, поверьте, я не хотел причинить вреда вашему мужу, миссис Лампион. И вашему ребенку тоже, маленькому Бартоломью.

При упоминании имени сына Агнес напряглась. Конечно же, так или иначе Дид мог узнать, как зовут младенца, однако он просто не имел права называть по имени ребенка, которого он оставил сиротой, чуть не убил.

Дыхнув на Агнес перегаром, Дид спросил:

– А как себя чувствует Бартоломью? Он в порядке? Со здоровьем все нормально?

Пиковые валеты, квартет, мелькнула мысль. Вспоминая желтые кудряшки на игральных картах, Агнес видела те же самые кудряшки прямо перед собой, на лбу Дида.

– Вас это не касается. – Она отступила на шаг, чтобы закрыть дверь.

– Пожалуйста, миссис Лампион.

На лице Дида отразилась то ли душевная боль, то ли злость.

Истолковать выражение его лица Агнес не смогла, вернее, не успела, потому что внезапно ее охватил страх, в кровь выплеснулся адреналин. Застучало, заухало сердце.

– Подождите, – Дид протянул руку, то ли умоляюще, то ли с тем, чтобы не дать закрыться двери.

Но Агнес успела захлопнуть дверь, не думая, хочет он остановить ее или нет, заперла на замок и на засов.

Искаженное стеклом лицо Дида вплотную приблизилось к выгравированным лепесткам и листочкам, он словно пытался разглядеть, что происходит в доме, напоминая демона, выпрыгнувшего из кошмарного сна.

Агнес побежала на кухню, где собирала коробки с продуктами, которые предстояло развезти вместе с грушевыми пирогами, испеченными утром.

Колыбель Барти стояла рядом со столом.

Она-то боялась, что младенца нет, что его выкрал сообщник Дида, пока он сам отвлекал ее разговорами у входной двери.

Но Барти крепко спал в колыбельке, где она его и оставила.

Агнес подскочила к окнам, опустила все жалюзи. Но ощущение, что за ней наблюдают, не исчезло. Дрожа всем телом, она села у колыбельки, с безмерной любовью глядя на младенца. Она ожидала, что Дид позвонит вновь. Не позвонил.

– Только представь себе, я думала, что тебя уже нет, – сказала она спящему сыну. – Твоя старая мать сходит с ума. Я никогда не зналась с Румпельштильцхеном, так что сюда он приходил зря.

Она пыталась обратить свой страх в шутку. Николас Дид не был пиковым валетом. Он уже принес их семье все горе, которое мог принести.

Но где-то этот валет существовал, и его день еще не наступил.

Чтобы Мария не чувствовала себя ответственной за резкую смену настроения сидящих за столом в пятницу вечером, когда за красными тузами последовали наделавшие столько переполоха пиковые валеты, Агнес сделала вид, что не придает гаданию абсолютно никакого значения, особенно мрачной его части. Но на самом деле ее сердце сковал лед.

Никогда раньше она не верила ни в какие предсказания. А вот в тихом шелесте этих двенадцати карт ей послышался слабый голос истины, некое послание, которое могло ей не нравиться, но которое она не могла игнорировать.

Крошечный Бартоломью во сне скорчил гримаску.

Его мать молилась за него.

Она также просила Всевышнего простить ее за суровость, с которой обошлась с Николасом Дидом.

И уберечь ее и Бартоломью от встречи с пиковым валетом.

Глава 39

Мертвый детектив, Дыбящийся в лунном свете, с двумя серебристыми четвертаками, поблескивающими в глазницах на месте глаз.

Этот самый образ вынырнул из бурных вод воображения Каина Младшего, когда его как ветром сдуло с водительского сиденья. Он повернулся лицом к «Студебекеру», сердце ушло в пятки.

Язык одеревенел, во рту пересохло, в горло сыпанули песку, под которым и остался заживо похороненный голос.

Даже не увидев ни копа-маньяка, ни мерзкой усмешки, ни четвертаков-глаз, Младший не почувствовал облегчения. Страх не отпускал его, когда он обходил машину, ожидая, что детектив притаился за колесом, изготовившись к прыжку.

Не притаился.

В кабине горела лампочка под потолком: водительская дверца осталась распахнутой.

Он не хотел всовываться в кабину и заглядывать через спинку переднего сиденья. Оружия у него не было. На него могли напасть сзади.

Поэтому осторожно приблизился к задней дверце, к окну. Тело Ванадия лежало на полу, завернутое в одеяло.

Услышав за спиной какой-то звук, он решил, что Ванадий поднимается с сиденья, чтобы поквитаться с ним. На самом же деле тело скатилось на пол, когда он резко развернул «Студебекер».

Младший почувствовал себя униженным. Ему хотелось вытащить детектива из автомобиля и потоптаться на его самодовольной, мертвой физиономии.

Но топтание отняло бы у него время. Удовольствие он бы получил, но минуты потратил зря. А Зедд учил, что время – самое драгоценное, что у нас есть, потому что с рождения до смерти нам его отведено очень мало.

Младший снова сел за руль, захлопнул дверцу, просипел:

– Плосколицый, двухподбородочный, полуплешивый, собирающий блевотину говнюк.

И неожиданно ему полегчало от высказанного, хотя мертвый Ванадий и не мог его слышать.

– Толстошеий, кривоносый, лопоухий урод. И лоб у тебя будто у обезьяны, не говоря уже о родимом пятне.

Слова успокаивали даже лучше медленных, глубоких вздохов. И по пути к дому Ванадия Младший время от времени высказывал все, что он думал о детективе.

И высказал достаточно много, потому что ехал не спеша, на пять миль не дотягивая до разрешенной в городе скорости. Очень уж не хотелось, чтобы полиция остановила его за нарушение правил дорожного движения и нашла у заднего сиденья завернутый в одеяло труп Томаса Ванадия, этого человеческого выродка.

На прошлой неделе Младший навел справки об этом фокуснике с полицейским жетоном. Неженатый коп жил один, так что этот смелый визит Младшему ничем не грозил.

Он загнал «Студебекер» в гараж на два автомобиля. Соседнее место пустовало.

Но одной стене висело множество приспособлений для работы в саду. В углу стояла скамья с керамическими горшками.

В шкафчике над скамьей Младший нашел пару чистых нитяных перчаток для работы в саду. Надел. Великоваты, но сойдут.

Не мог он представить себе детектива, копающегося по уикэндам в саду. Разве что под розами лежали покойники.

Воспользовавшись ключом Ванадия, вошел в дом.

Пока Младший лежал в больнице, Ванадий обыскал его жилище, с ордером или без. Мысль о том, что он отвечает тем же, грела Младшему душу.

Ванадий, безусловно, проводил много времени на кухне. Как чуть позже выяснил Младший, это было самое уютное и обжитое помещение во всем доме. Всякие разные штучки, используемые в кулинарии, кастрюли и сковороды, корзина с луком, корзина с картофелем. Бутылки с несколькими сортами оливкового масла.

Детектив полагал себя отменным поваром.

Другие комнаты обстановкой напоминали монастырские кельи. В столовой Младшего просто встретили голые стены.

Диван и кресло в гостиной. Никаких кофейных столиков. Разве что маленький столик у кресла. Но хорошая стереосистема и несколько сотен пластинок.

Младший просмотрел музыкальную коллекцию. Оркестры, певцы эры свинга.

То ли Виктория и детектив разделяли любовь к Френку Си-натре, то ли медсестра купила несколько его пластинок специально к обеду с Ванадием.

Но сейчас Младший не мог размышлять об отношениях, связывавших предательницу-медсестру мисс Бресслер и Ванадия. Предстояло замести следы, а драгоценное время безвозвратно уходило.

Но сама возможность таких отношений вызывала у Младшего отвращение. Он просто не мог представить себе, что могло побудить красавицу Викторию отдаться такому уроду, как Ванадий.

Кабинет размерами не превышал ванную. Места едва хватило на обшарпанный письменный стол, стул и бюро.

Разнокалиберная дешевая мебель в спальне, словно купленная в комиссионном магазине. Двуспальная кровать, один ночной столик, маленький комод.

Так же как во всем доме, в спальне поддерживались идеальные чистота и порядок. Деревянный пол блестел, словно его полировали вручную. Туго натянутым белым покрывалом кровать напоминала солдатскую койку в казарме.

Ни безделушек, ни фотографий хозяина Младший в доме не обнаружил. В кухне на стене висел календарь. И лишь в спальне Младший заметил настенное украшение: над кроватью отлитая в бронзе фигура страдала, пригвожденная к лакированному ореховому дереву. Распятие, столь контрастирующее с белыми стенами, усиливало ощущение, что Младший попал не в жилой дом, а в монастырь.

По мнению Младшего, нормальный человек так жить не мог. Это был дом тронувшегося умом отшельника, обуреваемого опасными навязчивыми идеями.

Одной из них стала убежденность в том, что Младший убил свою жену. По телу Младшего пробежала дрожь. Он понял, что ему крепко повезло. Живым детектив не оставил бы его в покое.

В стенном шкафу скромный гардероб Ванадия занимал далеко не все отпущенное ему место. Не меньше половины деревянных вешалок сиротливо белели плечиками. На полу аккуратно стояли туфли. Верхнюю полку заполняли коробки и два дешевых чемодана: толстый картон, ламинированный зеленым пластиком.

Скромность Ванадия в одежде привела к тому, что двух чемоданов хватило, чтобы упаковать половину вещей из стенного шкафа и комода.

Что-то Младший оставил на полу и на кровати, чтобы создать видимость спешки: пять раз выстрелив в Викторию Бресслер из служебного револьвера, то ли из ревности, то ли потому, что просто поехала крыша, Ванадий, естественно, спешил уйти от ответственности.

Из ванной Младший забрал электрическую бритву и туалетные принадлежности. Бросил их в те же чемоданы.

Отнеся их в машину, вернулся в кабинет. Сел за стол, чтобы просмотреть содержимое ящиков, а потом заняться бюро.

Ничего конкретного он не искал. Разве что конверт с деньгами, который убегающий убийца наверняка бы захватил с собой. Оставленный конверт вызвал бы у полиции подозрения. Возможно, еще чековую книжку.

В первом ящике нашел записную книжку. Конечно же, Ванадий взял бы ее с собой, поэтому Младший сунул книжку в карман пиджака.

Он уже заканчивал со вторым ящиком, когда зазвонил телефон. Тон звонка показался Младшему необычным, но брать трубку он, разумеется, не собирался.

За вторым звонком последовал щелчок, после которого забубнил знакомый монотонный голос: «Привет. Я– Томас Ванадий…».

Младший вскочил со стула, словно в задницу ему вогнали шило.

«…но дома меня сейчас нет».

Развернувшись к открытой двери, увидел, что мертвый детектив не лжет: он не стоял на пороге.

А голос продолжал, раздаваясь из устройства, которое стояло на столе рядом с телефонным аппаратом: «Пожалуйста, не кладите трубку. Это телефон-автоответчик. Оставьте сообщение после сигнала, и я перезвоню вам позже».

На черном пластмассовом корпусе устройства виднелось его название: «ANSAPHONE».

Младший слышал об этом изобретении, но в деле увидел его впервые. И предположил, что такой одержимый, как Ванадий, мог пуститься во все тяжкие, включая использование новейших достижений технического прогресса, лишь бы не пропустить важный звонок.

Прозвучал звуковой сигнал, как и обещало устройство, послышался мужской голос: «Это Макс. Ну и чутье у тебя. Я нашел больницу. Бедняжка умерла от кровоизлияния в мозг, вызванного гипертоническим кризом, причина которого… эклампсия, если не ошибаюсь. Ребенок выжил. Позвони мне, хорошо?»

Макс положил трубку. «Ансафон» попищал, как маленькая механическая мышка, и затих.

Фантастика.

Младшему очень хотелось повозиться с управляющими клавишами. Возможно, машина записала и другие разговоры. Послушать их было бы приятно, даже если бы он из них ничего не понял, как из звонка этого Макса. Все равно что читать чужой дневник.

Не найдя в кабинете ничего интересного, Младший подумал о том, чтобы обыскать весь дом.

Но ночь уходила, а дела не двигались.

Он не погасил лампы, не запер дверь. Убийца, стремящийся уехать как можно дальше от места преступления до того, как найдут жертву, не стал бы заботиться о стоимости электроэнергии или о возможном ограблении.

Младший решительно уехал прочь. Зедд поощрял решительность.

Поскольку Младшему все время казалось, что с заднего сиденья раздаются какие-то звуки, он включил музыку. Настроился на станцию, транслирующую песни, входящие в «Топ-40».

Диджей объявил песню, занимавшую на этой неделе четвертую строку. «Битлз», «Она – женщина». Фантастическая четверка заполнила салон «Студебекера» музыкой.

Все думали, что эти волосатики лучше всех, но Младший не находил в них ничего особенного. Да, песни хорошие, но не более того. Подпевать никакого желания не было, и он полагал, что под их музыку особо не потанцуешь.

Младший был патриотом и предпочитал американский рок любой английской группе. Он ничего не имел против англичан, ничего не имел против людей любой национальности. Но при этом твердо верил, что в американском «Топ-40» должны быть только американские мелодии.

Пересекая Спрюс-Хиллз в компании Джона, Пола, Джорджа, Ринга и покойника Томаса, Младший приближался к дому Виктории, в котором уже не пел Синатра.

Третью строчку в чартах занимала песня «Мистер Одиночество» Бобби Винтона, американского самородка из Канонсбурга, штат Пенсильвания. Младший пел вместе с ним.

Мимо дома Бресслер он проехал, не снижая скорости.

К тому времени Винтон замолчал, прошла рекламная пауза и началась песня номер два, «Приходи ко мне», группы «Суп-римз».

Опять же, добротная американская музыка. Да, в «Супримз» играли черные, но Младший не был расистом. Более того, однажды он страстно любил негритянку.

Наслаждаясь голосами Дайаны Росс, Мэри Уилсон и Флоренс Боллард, он держал курс на гранитную каменоломню, которая находилась в трех милях от города.

Новая каменоломня, где гранит добывала та же компания, находилась милей дальше. В старой работы уже давно не велись.

Несколько лет тому назад в огромный карьер направили воды протекавшей по соседству речушки. Потом запустили мальков форели и окуня.

Рекультивационный проект удался лишь наполовину. При добыче гранита деревья вокруг карьера вырубили, так что в жаркий солнечный день на берегах новорожденного озера Куэрри-Лейк тени не было. И чуть ли не по всему периметру стояли предупреждающие таблички: «Осторожно: большая глубина». Действительно, даже у самого берега дно находилось в сотне футов от поверхности воды.

Когда Младший свернул с шоссе на дорогу, огибающую озеро с северо-востока, «Битлз» запели песню, занимавшую первую строчку чартов: «Я прекрасно себя чувствую». В первой пятерке самых популярных в Америке песен они занимали две позиции. Младший с отвращением выключил радио.

В прошлом апреле эти парни из Ливерпуля оккупировали все пять верхних позиций. Настоящим американцам, вроде «Бич бойз» или «Фор сизонз», пришлось довольствоваться более низкими строчками. Поневоле возникал вопрос: а кто, собственно, выиграл Войну за независимость?

Среди знакомых Младшего никого не заботил кризис американской музыки. Он полагал, что несправедливость чувствует более остро, чем другие люди.

В эту холодную январскую ночь ни туристов, ни рыбаков на озере не было. Деревья, растущие вдали, терялись в темноте, лишенный всего живого гранитный берег словно перенесся сюда с другой планеты.

Расположенное не очень-то далеко от Спрюс-Хиллз, Куэрри-Лейк тем не менее не пользовалось популярностью ни у подростков, ни у молодежи. По той причине, что здесь обитали призраки. За пятьдесят с лишним лет, в течение которых в карьере добывали гранит, четверо рабочих погибли в различных инцидентах. Слухи о призраках ходили по округу задолго до того, как карьер заполнили водой, а уж потом они стали только множиться.

Младший намеревался увеличить компанию призраков. Может, в разгаре летней ночи, на границе светового круга, отбрасываемого фонарем, какой-нибудь рыболов и увидит полупрозрачного Ванадия, развлекающегося со своим четвертаком.

Там, где берег под небольшим углом сбегал к глубокой воде, Младший съехал с дороги и остановил «Студебекер» в двадцати футах от озера, капотом к последнему. Выключил освещение и двигатель. Перегнувшись через пассажирское сиденье, опустил стекло на шесть дюймов. Проделал то же самое со стеклом у руля.

Протер рулевое колесо и все поверхности, к которым мог прикоснуться до того, как надел найденные в гараже Ванадия перчатки. Вылез из кабины, не закрывая дверцу, протер наружную ручку.

Он сомневался, что «Студебекер» когда-нибудь найдут, но помнил о том, что цели достигают только те, кто не оставляет без внимания мелочи.

Постоял у автомобиля, чтобы глаза привыкли к темноте.

Ночь вновь затихла, не раздавалось ни звука, воздух застыл.

За последние пару часов луна поднялась выше, из золотой перекрасилась в серебряную, ее отражение многократно дробилось на черной ряби.

Убедившись, что он один и никто за ним не наблюдает, Младший сунулся в кабину, перевел ручку переключения скоростей в нейтральное положение, снял «Студебекер» с ручника.

Закрыл дверцу и отступил на шаг. Набирая скорость, автомобиль покатился к воде.

Практически без всплеска соскользнул с берега. Закачался на воде, клонясь в сторону более тяжелой передней части. По мере того как вода проникала в кабину, выпрямился, обретая большую остойчивость, а потом, после того, как вода полилась в открытые окна, быстро затонул.

Сработанная в Детройте гондола могла плавать по Стиксу без помощи закутанного в черный плащ гондольера.

В тот самый момент, когда крыша «Студебекера» скрылась под водой, Младший повернулся и двинулся в обратный путь, уже на своих двоих. К счастью, идти ему предстояло не до жилища Ванадия, а до того темного дома, в котором он оставил Викторию Бресслер. Он шел на свидание с мертвой женщиной.