Текст книги "Держи меч крепче, Каллахан (СИ)"

Автор книги: Дилара Александрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Павел схватил Асгреда за руку и дернул на себя, пока лошадь не утащила его с собой. Асгред так сильно вцепился в ее гриву, будто его ладони вросли в жесткий конский волос. Когда Берта встала на дыбы, она чуть не оторвала ему руку. Вложив все свои силы в хватку, Павел вцепился в плечи Асгреда и рванул его на себя. Они вместе полетели назад и ударились о камни.

– Очнись, дурак! Нам туда нельзя!

Берта убежала – вдали слышалось ее неистовое ржание.

– Нужно завести ее. Она умрет там, – Асгред вскочил с места, но Павел его остановил.

– Ты сам там подохнешь! – вылупив глаза, наполненные страхом, выпалил он ему в лицо. – Это всего лишь лошадь. Пусть и беременная, черт ее побери, но всего лишь лошадь! За нашими спинами еще тысяча таких лошадей и тысяча беременных женщин. Идиот! Если ты сдохнешь, хрен знает сколько людей еще помрет. Каллахан сказал нам оставаться здесь и охранять вход. Это был приказ! – Павел задышал тяжело и отрывисто. Пары яда проникали под навес скалы. – А приказы… приказы…

– …не обсуждаются, – не своим голосом закончил за него Асгред и шагнул в сплошную стену ядовитого дождя.

– Асгред, твою мать! – слышал он за спиной. – Вернись, сраный ты ублюдок! Асгред!

Идти вперед… идти на ржание… Это Берты, или другого коня? Да, точно ее. Асгред помнил, как кричат обезумевшие матери и шел на этот звук. Они кричали всегда по-разному, описывая оттенки одинаковой боли. Почти всегда – невыносимой. Некоторые выли громко, словно волчицы в лесу, некоторые тихо шептали, не в силах выдавить из горла ни слова, были и такие, кто проклинал пришедших спасти их. Тех, кто обещал помочь и не справился. Их проклинали. Каждый раз Асгред запоминал эти звуки и сейчас прокручивал в голове. Он не хотел, но мысли сами роились по кругу, как неудержимая карусель.

«Мой мальчик. Мой милый маленький мальчик… он больше не хочет сосать грудь. Он кусается, – вспоминал Асгред, чувствуя, что действительно сходит с ума, – Зачем вы пришли сюда? Что хотите с ним сделать? Уходите! Уходите!»

У младенца были черные глаза и черная кровь, и он хотел другой пищи. Мать сидела с обкусанными грудями и кормила его своей кровью, лишь бы он не умер от голода. Когда младенцу отрубили голову, она проклинала их.

Он нашел Берту в двухстах метрах от убежища, между прожжёнными ветками, в луже собственной крови. Она лежала на боку и хрипела, задыхаясь. Шершавая кожа пошла язвами, кобыла изредка сучила ногами, пытаясь выползти из ядовитой лужи, ставшей алой от ее крови.

– Тсс… тихо, милая, – как обычно прошептал ей на ухо Асгред, сам весь в кровавых язвах. Половина его волос слезла еще по дороге сюда. – Сейчас тебе будет немного легче. Потерпи, ведь все будет хорошо. Обещаю.

Он сказал это, потому что она смотрела на него большими глазами, в которых читалась надежда. Поровну с болью и отчаянием – ее болью и его отчаянием.

Обещаю… самое лживое слово, которое ему только доводилось говорить. Когда слышишь от храмовника «обещаю» – знай, он нагло врет. В его мире, казалось, целую вечность назад, рыцарь не имел права произносить это слово, если не намерен сдержать его. В этой проклятой реальности все перевернулось с ног на голову. Однажды крестоносец появится на горизонте и принесет с собой целый ворох опасный слов, и когда он скажет «обещаю», значит, он прячет за пазухой смерть. Не верь храмовникам, и мечам их тоже не верь. Пустое, никчемное слово.

– Обещаю… – шептал Асгред, накрывая Берту своим походным одеялом от кислотного дождя. Оно было слишком коротким и быстро промокло, хотя дождь уже и не был таким сильным. – Обещаю, – говорил он, смешивая это бесполезное слово с молитвой в надежде призвать немного Пламени и облегчить их страдания, – Обещаю… – сказал он в последний раз, когда понял, что молитвы защищают его самого, а на Берту у него просто не хватает сил.

И снова ты соврал. Сколько раз ты топтал рыцарские обеты, только чтобы успокоить тревожные уши, Асгред? Берте не нужны твои слова. Она умерла.

Издохшая лошадь лежала под практически безоблачным небом, ведь Крайнон исторг из себя всю вонь, кости, яд и воду, в которой он растворил всю эту грязь. Теперь он стал почти прозрачным, чтобы начать набивать свое нутро заново. Вдали были видны толстые щупальца, обвившие трупы дохлых коней. Крайнон поднял их в небо, чтобы попытаться насытиться. Он снова хочет есть. Его голод никогда не утолится, сколько бы он не рос и не застилал небо.

Берта продолжала смотреть на него сферическими круглыми глазами, но в них больше не читалось ничего, кроме мертвого упрека. Сознание засасывало в сплошную черноту. На коже застывали ожоги и множились вновь. Они прожигали кожу, достигая сердцевины души.

Я – меч без рукояти. Хищник без зубов и когтей. Рыцарь, нарушивший все свои обеты. В голове дыра, и в груди тоже. Прямо посередине алого креста. В памяти провалы, лихорадочные блики прошлого. Разного прошлого – в основном, конечно, плохого. В нем была смерть и боль. Чужая боль. Во мне смерть – сейчас. Чувствую себя никем… нет, ничем. Заслужил.

В сапоги начало заливать, яд добрался до пяток. К смерти прибавилась боль, на этот раз – своя.

Очнувшись, Асгред обнаружил себя в луже грязи и лошадиной крови, обнимая за шею издохшую Берту. Скоро наступит и их черед, когда голодные щупальца спустятся с неба по их душу. Послышалось тихое шуршание меча, вынимаемого из ножен. Приложив ладонь к круглому животу, Асгред почувствовал движение жеребёнка внутри кобылы. Он внутри и все еще жив… что, если вспороть ей брюхо и достать его оттуда? Он бьется копытами по ту сторону живота и не хочет умирать…

Лихорадочные мысли путали его сознание, и перед глазами маячил образ плачущей женщины с искусанными в кровь грудями. «Проклинаю вас, – кричала она, протягивая к нему руки, – Чтобы вы все передохли!» Моргнув, пытаясь отогнать от себя это видение, Асгред прикоснулся остриём меча к животу кобылы. Полгода… не больше. Сможет ли он выжить, если он вспорет ее брюхо и достанет его из живота матери?

Какой же это бред… Асгред отдернул руку. Какие шансы выжить у полугодовалого жеребенка? А если и выживет, чем ему кормить мальца? Мертвым молоком мертвой матери? Эту жизнь ему не спасти. Пусть этот ребенок останется со своей матерью до конца, незачем ему их разлучать.

О голые камни ударился мокрый клинок, звякнув глухо и скорбно, как плач последней в мире птицы, понявшей, что никогда не призовет свою пару. Асгред откинул меч почти с яростью. Почему его молитвы сохранили жизнь только ему? Это не справедливо. Они всегда делают не то, что ты просишь! Всегда… Он бы пожертвовал своей кожей и последними клоками своих волос, но больше никогда не слышал этих слов… «Будь вы прокляты», – звенело у него в ушах, погружая разум в лихорадочный бред.

«Все на этом свете может сломаться», – сказал как-то ему Хеларт. «Космолеты, компьютеры и броня. Чаще, конечно, ломаются судьбы. Но некоторые можно починить стаканчиком пива». Потом он пил и забывал о любой гадости, которая свалилась на его плечи. «Тебе хорошо, – подумал в отчаянии Асгред, – Ты умер и отдыхаешь теперь. И у тебя всего лишь меч сломался. У меня сломался я сам».

Как задрожала земля он заметил не сразу. Тогда только, когда мимо пронеслось громадное щупальце, бледное, прозрачное и мерзкое, как его вера. Пару дней назад она еще пылала, сейчас же от нее остался только пепел, смоченный в ядовитом дожде. Асгред лежал прямо в луже, оперившись спиной на живот с мёртвым жеребенком внутри. Он даже не пытался нащупать рукоять меча – скоро от него будет пахнуть так же, как он костей на деревьях.

По луже прошлась красная рябь, сначала тихо и мелко, почти незаметно. Вскоре волны стали крупными и уже ударялись о его сапоги. Лысая гора задрожала, и он услышал трубный зов с неба, наполненных страхом и ужасом. Асгред вскочил с места, глядя то на вершину горы, то на Крайнона, дребезжащего брюхом. О чем-то неистово волнуясь, гигант трубил, ревел и хлопал щупальцами. Послышался грохот, заглушивший рев монстра. Грохот перерос в землетрясение, с горы начали сыпаться камни, корявые затрещали и начали терять сухие ветки. Асгред попытался вскочить на ноги, но, не удержавшись, потерял равновесие и приземлился на ладони. На четвереньках он нащупал рукоять меча, готовый напасть на то, чего не видел.

К тому времени, как вершина горы взорвалась, он уже внутренним чутьем знал, куда смотреть. Неистовое течение Белого Пламени пробило толщу камня, сплошным потоком устремившись в небо. Это был широкий плотный столб чистой силы, вонзившийся в ревущего от боли гиганта.

– Проявитель Каллахан, – невольно прошептал Асгред, удивившись, что назвал оторна Проявителем. Потом он посмотрел свои руки и на то, как он стоял – в боевой стойке, держа наготове меч, и снова удивился. Вера его пала, но тело помнит. Поменяй он позу, и даже этого у него не останется. Поэтому Асгред остался стоять, как стоял.

Уже и непонятно было, отчего трясется земля: от разрушающейся горы или от рева гиганта, теряющее свое гнилое нутро. По бескрайнему брюху полыхнуло пламя, окрасив небо в выжигающие взгляд цвета – от горизонта до зенита. Асгред впервые видел, как горит небо. В распахнутых от страха глазах распустились лепестки гигантских огненных цветов – оранжевых, пурпурных, белых и багровых. И длинные языки, почти достигающие острые пики гор. Стало жарко, по вискам Асгреда липкими пальцами побежали струйки пота и ужаса. Он не мог пошевелиться, хоть уже и передумал стоять неподвижно. «Сейчас он проявится и рухнет вниз, – думал Асгред, отчаянно желая убежать и не мог. – Нас придавит. Меня и Павла. Где Павел?»

– Павел! – закричал Асгред, оторвав подошвы от хлюпкой грязи – это все, на что он был способен сейчас. Его голос потонул в реве и всполохах огня.

Асгред зажмурился и отвернулся от неба, чтобы не видеть, что происходит там, наверху. Массивное тело Крайнона, наконец, обретало свои истинные черты и показало то, чего он бы никогда не захотел увидеть.

Рядом свалилось трепещущее щупальце с шипами и присосками, разломав рощу из деревьев и кустарников. Туда же упало несколько его сердец размером с трех или четырех лошадей. По крайней мере, Асгред сделал такой вывод: они трепетали и бились, и в биении этом угадывался ритм.

«Что не пожжет Пламя Проявителя, то рухнет на землю», – повторял про себя Асгред, ни в коем случае не поднимая голову к небу. Но он не угадал.

Вопя что есть сил, Крайнон безуспешно пытался уйти от потока, разрезающего его плоть, словно раскаленная кочерга, кинутая на лед. Он был слишком массивен и грузен, чтобы уйти от столкновения. Пламя проникало в податливую плоть с шипением и упрямством, чистый поток силы не просто проявлял гиганта, он его жег до самых сердец, падающих с неба на землю.

Работая дырявыми плавниками по воздуху что есть сил, гигант начал снижаться под собственной тяжестью и заваливаться набок. Так он и падал – снижался и заваливался, пока Асгред не увидел солнце на горизонте. Вдруг он понял, что гигант не раздавит его. К тому моменту, как он достигнет земли, скорее всего, он окажется уже далеко. Через несколько минут он убедился в этом сам: света становилось все больше, и глаза слезились, отвыкнув от сияния солнца.

Земля затряслась вновь, когда гигант встретился с землей. Может, близко, а, может и далеко отсюда – Асгред не видел этого за пиками гор. Ослепленный, он сейчас не видел ничего. Часто моргая, храмовник пытался привыкнуть с яркому свету дня. «Дым, – пронзила его внезапная мысль. – Он умер, а где же дым? От такой туши должно быть очень много дыма».

Накатывать стало со стороны, где рухнул гигант. Высокие клубы смога, словно черная пылевая буря хоронили под собой горы, деревья, камни, норы и трупы. Асгред и не пытался убежать, потому как знал, что это бесполезно. Эта штука достанет тебя даже в самом тайном укрытии, а крыльев он еще не отрастил. Когда его поглотила черная волна, он услышал свой истошный, надрывный крик.

Эпилог

Яркое солнце согревало раны, заставляя их жечь еще сильнее. На много километров вокруг не было ни облачка – сначала Крайнон выпил всю влагу, а потом унес ее вместе с собой на землю. Еще долго будет жечься… и хотеться пить. Асгред встал с трудом, чувствуя, как множество острых игл вонзаются в горло. Посмертный гигантов смог забил его легкие и глаза, схватил стальными тисками за горло и не давал вздохнуть. Крестоносец очнулся, когда тот ушел в свою реальность, впитавшись в землю без остатка.

Почему он не умер? Любой другой задохнулся бы. Нельзя стоять на пути посмертного дыма – все это знают. Если его много, он обязательно задушит тебя. А тут… вдох-выдох… Асгред удивился, что воздух входит в его легкие, хоть и со свистом. Еще больше он удивился, когда горло раскрылось и он вздохнул свободно, как и всегда. Молитвы, с досадой подумал он, это они виноваты в том, что я не умер. Неохота оставаться жить, когда теряешь веру, так труднее всего найти достойную смерть. Какую он найдет себе – сломанный? Все же, Асгред желал умереть как герой, хоть и не самый великий. А черный дым скрыл бы все его страхи и слабости, и о нем не сказали бы ни единого плохого слова. Проявитель Каллахан произнес бы речь над грудой камней его могилы, и он присоединился бы к своим братьям. Их была дюжина, и он двенадцатый. Или одиннадцатый. Где Павел?

– Павел, – прохрипел Асгред, ломая иглы в горле. – Павел! Проявитель Каллахан!

Каллахан победил Крайнона и убил Инквизитора – в этом Асгред был уверен, иначе Лысая гора не была бы разрушена до основания. Удивительным образом теперь на ее месте лежала только небольшая груда булыжников, а сама она сровнялась с другими холмами, не такими уж и высокими. Под ним не разверзлась земля и не пошла трещинами, на голову не свалились камни. Она просто рухнула и осела вниз, оставив после себя едва видимый бугорок.

Нащупав руками меч, Асгред с трудом сжал его, пальцы болели и не слушались. Кожа на них была обожжена так же, как и на лице. Сцепление с рукоятью меча должно быть полным, иначе прикосновения не получится… они никогда не носили перчаток, даже когда мороз заставлял примерзать кожу к металлу. Что ж, это была меньшая плата за возможность выжить… ноги тоже слушались не так, как хотелось бы. Асгред отправился искать братьев, хромая и стараясь не оглядываться на дохлую Берту за спиной.

– Проявитель Каллахан! Павел! – кричал он, минуя мертвого мерина, лишившегося головы.

Морда его лежала чуть поодаль, закутавшись в длинную чёрную гриву, в которой застряли мелкие обломки веток. Она вылупила глаза и смотрела на него, провожая замутненным взглядом.

В укрытии Асгред никого не нашел, зато услышал громкий смех шута и пошел на звук. Преодолев несколько высоких валунов, он с трудом забрался на один из них и взглянул вниз. Там копошились трое: полуголая девица с волосами цвета морской волны, шут в опаленном кафтане из заплаток и просто неимоверных размеров верзила со стальным шлемом на голове.

Камни, везде камни… Паяц сидел на одном из таких, так же, как и раньше схватившись за собственные башмаки с заостренным загнутым носком, раскачивался взад-вперед и смеялся. Раздетый ровно по пояс, высокий воин в кожаных штанах стоял на одном колене, пытаясь собрать кишки, вываливающиеся из его пуза. Его кровь все еще была алой… она еще не успела стать черной, а вот глаза… они уже горели зеленым. «Тень», – сразу понял Асгред, когда верзиле удалось вынуть меч храмовника из своего нутра и откинуть его в сторону. Рев боли вырвался из его толстой глотки.

Совсем рядом, на высоком плоском камне, почти вертикально вставшем, хрустальными кинжалами был распят Павел. Закаленное стекло пробило его ладони и глотку, не давая сползать телу по камню. Девушка с волосами цвета морской волны вынула сердце из его груди и поедала все еще теплую плоть. Она пробила рукой ткань туники и броню, а потом вынула его сердце. Или это сделал тот верзила? С каждым кусочком красивое девичье лицо все больше пачкалось, красные струйки текли по белоснежным запястьям. Они оставляли длинные ожоги на белоснежной коже, которые тут же заживали, только капля спуститься ниже. Асгред просто стоял и смотрел, пытаясь понять, что видит.

– Проявитель-Проявитель, червей под камнями кормитель! – прокричал шут, спрыгнув с камня через голову. Он хохотал и кружился, а потом начал клянчить кусочек сердца у девицы, но та ему отказала.

– Это мое, – протянула она мелодичным голосом, отпихнув его рукой. – Ищи себе другоое.

– Твое будет моим, – шут подскочил к Асгреду, стоявшему на валуне, глядя на него снизу-вверх, он щурился от солнца и совсем не боялся его. – Готовь свое сердце, облезлая медь, настала твоя скорбная очередь!

«Неужели у него совсем не осталось волос на голове?» – подумал Асгред, даже не удивившись, что думает сейчас о такой ерунде. Вера ушла, и внутри осталась только пустота. Мыслей нет. Тем более – достойных. А он просто оболочка, без целей и желаний. И сейчас ее пустят в расход.

Верзила за его спиной уже почти запихал кишки обратно в пузо и готов был к новой схватке – в одной его руке был меч, а в другой испульсник. Честный поединок в таком случае не предусматривался. Свое оружие Асгред оставил в пожитках на коне, и у него был только меч. Да что сделает импульсник этой скале? Только если несколько дырок в толстой шкуре, но на его подвижность это никак не повлияет. Пока в нем сидит тень, он еще долго будет сохранять боеспособность. Нужно убить его собственной рукой, только так он умрет по-настоящему… огнестрел тут не помощник.

Асгред оглянулся, не зная, что ищет глазами. Ничего, кроме разрухи, трупов и крови он не увидел.

– Он мертв, – неистово верещал шут, прыгая на месте, как обезьяна. – Мертв, мертв!

Дурак говорил не о Павле, и говорил правду – Асгред не имел поводов не признавать, что Проявитель Каллахан мертв. Никто бы не выжил после того, что случилось с горой. Даже он.

Храмовник стоял один, лишь с мечом в руке, без братьев, без наставника и без веры. Наверное, он решил умереть как герой, признаться, Асгред и сам не знал, а посему просто спрыгнул со скалы как умел – легко, как пчелка и оказался прямо перед шутом. Он зарубил его первым, отделив голову от тела. Та покатилась по камням, словно неспелая дыня. Но черный дым не заклубился из крохотного отверстия на шее, и черная кровь не пролилась. Темная невидимая сущность выскочила из горла и поскакала по камням подальше от него.

«Высший», – с досадой подумал Асгред, пожалев, что не спросил у него имя. Ну ничего, его найдет кто-нибудь из его братьев и добьет окончательно. «Или я сам», – пронеслось в голове, но Асгред откинул эту мысль. Крестоносцы без веры долго не живут.

Девка заволновалась, крепко сжав сердце Павла так, что из него брызнула кровь. Она сделала пару кругов на камне, волоча за собой ноги, словно хвост, но не покинула своего места. Несколько раз тревожно посмотрев на верзилу, они крикнула:

– Убей его!

Верзила двинулся вперед, и Асгред порхнул ему навстречу, не чувствуя боли в коленях. Он не знал, умеет ли говорить эта скала, чтобы назвать свое имя. Высший ли он, или его сущность тоже придется догонять его братьям?

Павел здорово потрепал его. Смотри, как он придерживает брюхо, чтобы красно-синие змеи не вывалились из него снова. И все-таки ему пришлось отнять ладони от живота, чтобы взять оружие и замахнуться на Асгреда. Верзила потерял часть своей подвижности и страдал от боли, которую причинило ему лезвие крестоносца, а потому давал ему шанс.

– Назови свое имя, – сказал Асгред, уворачиваясь от рубящего удара.

– М-му, – протянула скала и замолчала.

Да он немой, вдруг осенило Асгреда, он совершенно немой, как глубоководная рыба. Тогда и тянуть незачем. Убить его два раза и дело с концом. Глядишь, он и не будет таким шустрым, как тварь, которая в шуте сидела.

За мгновение оказавшись за спиной верзилы, Асгред вспорхнул на ближайший камень и порезал толстую шею мечом. Та разошлась ровно на треть, но громадина не рухнула, а только промычала что-то недовольное, разбрызгивая кровь.

Наверное, придется немножко повозиться, успела мелькнуть мысль у Асгреда, когда ему прилетел здоровенный кулак в лоб. Прямо снизу и почти ниоткуда. Для неповоротливого он слишком быстрый… Недооценил. Асгред упал на землю, выронив меч, а потом быстро перевернулся вбок, еле увернувшись от выстрела импульсника. На месте, где он только что валялся, образовалась аккуратная земляная воронка.

Удар у этого верзилы будь здоров… Асгред пытался унять звон в ушах. Второй и третий выстрел сделал бы из него кучку окровавленной плоти, смешанной с костями и дерьмом, если бы он не вскочил и не обратился в бегство. Меч остался лежать там, где он его оставил. Верзила медленно шел за ним, кроша камни, за которыми он пытался спрятаться. Один из осколков попал Асгреду в лицо и поранил ему щеку. Ерунда. Кости целы – есть шанс еще помереть героем, в долгом, и достойном бою. Как равный противник.

Нужно пробраться к мечу и попытаться напасть снова, уже зная, что под кулак лучше не подставляться. В общем, Асгред об этом всегда знал, глупо было бы думать, что подставить ухо под кулак – дело, не приносящее никакого вреда. Но все же Асгред держал в поле зрения только оружие, и не думал, что верзила выбросит меч и даст ему по уху сжатым кулаком.

И бежать, как трус, он не намерен. Если его найдут с выстрелом аккурат по середине спины – он умрет от стыда прямо в могиле. Ну ж нет. Подождав, когда выйдет заряд и начнется перезарядка импульсов, Асгред покинул укрытие и устремился к своему мечу. Верзила кинулся за ним, подняв свой меч с земли. Оставалось десять секунд до перезарядки – Асгред считал про себя. Он схватил свой меч и отпрыгнул в сторону, не глядя. Но выстрела почему-то не произошло.

Снова потеряв свои кишки из пуза, за неимением свободных рук, верзила не затолкал их обратно как в прошлый раз, а запутался в них ногами. В одной руке он держал испульсник, в другой меч и при очередном шаге рухнул наземь.

– Му-у, – промычал он, болтая ногами. В воздух вонзился острый запах дерьма. – У-у-у.

Асгред быстро оказался рядом и отрубил ему голову. На это ему потребовалось два рубящих удара и три взмаха – на третьем он увидел, что голова-таки отделилась от тела и успокоился, опустив руки. Черный дым стелился по земле, пачкая сапоги прилипчивой копотью. Сапоги и без того были такими грязными, что Асгред и не расстроился даже.

Надо же… не Высший. Обычная Тень. Умерла и провалилась в свое родное пекло, из которого так сильно жаждала вырваться. Крестоносец почувствовал облегчение, что не нужно гоняться за ней и убивать еще раз. Пожалуй, на это его сил уже не хватит. Слишком он вымотан. Лечь бы здесь и прикрыть глаза… Не верится даже, что все оказалось так просто. Асгред взглянул на Павла – нужно было его похоронить. Друг заслуживал достойную память. Как же он устал…

– Ты знаешь, что от него отступило Пламя? – послышался тонкий соловьиный голосок за спиной.

Асгред обернулся. Девушка вцепилась в сердце, словно в щит, все еще восседая на камне, обнажив голые белые ноги, больше половину груди и розовое лоно. Темные ореолы сосков проглядывали через прозрачную ткань. Девушка боялась и дерзила взглядом одновременно. Не бежала и даже не пыталась сделать это – все равно бы не убежала.

– Мне нужно спрашивать твое имя или сама скажешь? – нахмурился Асгред, подбросив в правой руке рукоять, а потом крепко сжав ее. Почему-то он был уверен, что она точно Высшая.

– От него отступило Пламя.

– Врешь.

– Отступило, и его кинуло в портал вместе с Марбасом. Потому что он оказался слаб.

– Врешь, шлюха!

А ведь он знает, что не врет. Каллахан умер в той горе, и сила его пробила толщу камня и разнесла в клочья Крайнона. Пламя вышло все, до капли, поэтому оно оказалось таким разрушающим. Проявители не уходят, взрываясь белым Пламенем, устремляющимся в небо. Оно покинуло его так же, как тебя – вера. Если пал сам Каллахан, то что – ты? Ничто. Он был наставником, путеводителем, лучшим из лучших. Ты не стоил и его мизинца. Так что не нужно расстраиваться, что у тебя не получилось выжить. Ни у кого из них не получилось.

– Он… он убил Крайнона, – прошептал Асгред, и сам уже не веря своим словам.

– Не он! – взвизгнула она. – Неправда! Не он! Пламя убило, когда отступило от него!

Лживая шлюха… правда из таких уст особенно ужасна.

– Твой хозяин подох. Тоже неправда?

Взгляд ее говорил, что и это правда.

– Тебя уже никто не вытащит из твоей реальности.

Девушка нахмурилась, сверкнув взглядом, задрала голову и раскрыла свои алые губы:

– Когда волна скрываала море, ты плыл ко мне во тьме ночеей

Скорей, скорей беги на волю, ко мне, в объятия скореей…

Асгред мотнул головой, пытаясь стряхнуть морок. Остатки рыжих волос скользнули перед взглядом вместе с остатками мыслей.

– Хватит…

– Иди скорей пока пылают чресла,

Страсть моя чудесна и прелестна…

Что это? Как… как прекрасно. От сладкого голоса ноги подкосились и Асгред упал на колени, пытаясь зажать уши. Безуспешно – сладкие звуки осаждали слух, словно тысяча вооруженных воинов худую лачугу. Они лились и лились, в самое его сердце сладким медом, цветущим желанием, зубастой похотью. А девушка все пела и пела, разжигая в нем огонь волшебным голосом.

«Возьми меня, – пелось в ее сладких речах, – войди в меня, и мы сольемся навечно в сладком соитии. Ты и я – одно целое, навсегда». Они пела иные слова, но Асгред слышал именно эти. Сладкие звуки проникли в разгоряченное сердце и плоть его восстала. Морок затуманил взгляд, желание стянуло нутро в узел и начало печь. В его взгляде слипшиеся грязные локоны стали снова блестящими, волнистыми и пахли свежестью. Платье обрело чистоту только что скроенного кружева, лоно… оно текло сладким нектаром.

«Хватит, замолчи, заткнись»!», – кричал он, умоляя, но она не слушала его и все равно пела.

Не верзила оказался самым страшным врагом. Это она. Шлюха. Нет, не шлюха… прекрасная дева, зовущая в свои врата блаженства. Асгред встал, словно его подняли с земли сильные руки гиганта и двинулся к девушке, ведомый все теми же невидимыми руками.

– Возьми, возьми меня, жаждущий любви путник,

Моя любовь – твоя жизнь, погибель и вечный спутник…

Он смотрел на нее недвижимым зеленым взглядом и желал. Оказавшись совсем рядом, протянул левую руку к тому, чему она звала и почувствовал теплую женскую плоть, пахучая влага текла по его пальцам. От нее тянуло цветами и только что выпавшим снегом.

– Я женат, – выдавил Асгред, не в силах сопротивляться соблазну.

– Полгода в пути, без женской ласки, без женского взгляда – ты заслужил награду, – сказала она, широко расставив ноги и выгнулась, брызнув на его руку своей влагой до самого запястья.

Мощная волна чужого удовольствия окатила Агсреда, заставив его вздрогнуть. Это было ее удовольствие… и она раскрылась, оголив розовые внутренности, готовая подарить ему блаженство, несоизмеримо большее, чем он может выдержать. Чем испытала она сама.

Сладкая влага прожигала кожу до костей – это было жжение желания, заставляющее член в его штанах наливаться кровью и становиться тяжелым, как свинцовые ядра. Так он и умрет – со спущенными штанами, с хреном в шлюхе и с кровью, льющейся из ушей. Она перегрызёт ему глотку сразу же, как он навалится на нее и острые зубы окажутся рядом с его шеей. Уж лучше бы в его спине была дыра от выстрела испульсника.

Асгред одернул руку и развернулся. Он поднял свой меч с земли, положил руку на ближайший плоский камень и рубанул по самое запястье. Его крик смешался с истошным воплем испуганной шлюхи. В одно мгновение у нее выросли клыки такие длинные, что не помещались во рту.

– Ублюдок! – кричала она. – Ненавижу! Сдохни! Сдохни!

Держа правой рукой левую, Асгред стоял на коленях и содрался от боли. Боль… она вонзилась в разум, заставив вспомнить. «Мы зовем за собой смерть, чтобы она не пошла за кем-то другим». Так сказал Каллахан, лучший из лучших. Ну и плевать, как он умер, важно, как он жил. Его слова имели значение. Для него – точно. «Храмовник испытывает боль, чтобы ее не испытал кто-то другой», – подумалось Асгреду, глядя на обрубок руки, из которого сочилась кровь. Наставник сказал бы ему так. Обязательно.

Боль разогнала туман в голове, словно ледяным ветром, и он вновь почувствовал, что в своем рассудке. Он должен сделать это. Ради Каллахана и ради неё, Ольги. Отсеченная рука лежала под ногами, будто никогда ему не принадлежала. В одно мгновение кожа на ней стала серой, пальцы проела влага цвета морской тины из лона визжащей тени. Теперь она пахла не цветами – она пахла морской пеной, тухлой рыбой и сгнившей древесиной, вынесенной на берег.

– Уииааа! – девушка задрала голову, волосы на ее голове взметнулись вверх, словно невесомые.

Она визжала так, что сталь в руках Асгреда завибрировала, задребезжала и полопалась на мелкие куски. Ткань Преданной опала трухой на запачканную ткань туники. Осталась только рукоять с лучами из средокрестия, а клинка не осталось.

– И как ты убьешь меня? Одной рукой? – скалилась она, глядя, как к ней влачится храмовник. – Нет меча, нет! Он лопнул, исчез! Безрукий храмовник, калека!

Асгред подошел к ней вплотную, оказавшись слишком близко – лицом к лицу с ее острыми зубами. Только сейчас он заметил, какие у нее большие глаза – сферические и круглые, будто на него вылупилась рыба. Казалось, в этих желейных сферах плещется море.

– Назови свое имя, – выплюнул он приказ ей прямо в лицо, и она скривилась, не в силах метнуться вперед и перегрызть ему горло.

Пламя храмовника сковало ее, не на давая пошевелиться, и промолчать она тоже не могла – точно так же, как и соврать.

– Нереида, – прошептала она, словно море прошуршало последними волнами лунного прилива.

– Чтобы держать меч, нужна только правая рука, – сказал Асгред и активировал лезвия, спрятанные в лучах средостения рукояти.

Нереида раскрыла рот, простонав свою последнюю мелодию. По алым от крови Павла губам полилась черная кровь. Удар пришелся точно в живот – лезвия пробили плоть и достали почти до самого позвоночника. Чтобы не вдохнуть противный смог, Асгред отстранился сразу, как только понял, что тень в его руках мертва. Он даже смотреть не стал, как та стелется по земле и проваливается в пекло.

Храмовник нашел сердце Павла рядом, на камне, и поднял его. Затем снял брата с высоты, разбив хрустальные клинки теми же лезвиями из средостения.

– Прости друг, что не пришел в себя быстрее, чем тебя закололи, – извинился Асгред, возвращая сердце друга на место. – И за меч тоже прости. Мне придется одолжить его у тебя и поменять настройки. Я верну его, как только мы придем вместе с братьями, и похороним все тела в Агрокомплексе. Мы похороним вас как полагается, обещаю.