Текст книги "Луна и радуга"

Автор книги: Дик Рафси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Канберра и пещерные росписи

Художественная выставка в Канберре состоялась в конце апреля. Туда я летел самолетом и сильно нервничал. В аэропорту Брисбена Фрэнк Вулстон встретил нас и пожелал удачи. Он рассказал, что собирается провести в июне этнографические исследования в обширных районах дождевых лесов к югу от Кэрнса. Вулстон звал меня с собой, но я не мог ни о чем думать, кроме выставки, открывающейся через несколько часов. Что-то скажут о моих работах?

Я смотрел в иллюминатор на береговую полосу далеко внизу. Вдруг Варренби сказал:

– Ну, Губалаталдин, как, по-твоему, выполняется наш десятилетний план?

И мы стали вспоминать тот первый вечер в Карумбе несколько лет назад и все, что происходило потом, строить планы на будущее.

Я сидел в кресле самолета, летевшего высоко над облаками, и думал о том, как мне повезло, что я встретил людей, пришедших мне на помощь. Как много прошло времени с тех пор, когда я маленьким мальчиком бегал по песчаным берегам Лангу-Нарнджи и знал лишь мир своих предков. Конечно, это были счастливые дни. Потом, уже повзрослев, в своих скитаниях я понял, как страшен удел несчастного темнокожего в мире, управляемом белыми. Я стыдился цвета своей кожи. Она ставила меня в неравное положение по отношению к белым людям. Однако мне повезло: я стал художником, и почти все, кого я встречал, считались со мной как с человеком мыслящим и держались наравне. У большинства же моих соплеменников до сих пор нет хороших жилищ, не хватает пищи, они не могут получить работу из-за того, что не имеют образования.

Самолет снизился и пошел на посадку в Сиднее. Я не мог поверить своим глазам при виде такого количества домов с красными крышами. Они занимали все пространство до горизонта. Мы должны были пересесть на другой самолет, и, выйдя на улицу, я удивился, что в Сиднее холодно. Однако в Канберре, куда мы прибыли днем, было еще холоднее.

Мы остановились в центре города, в мотеле. Здесь нас ждала записка от директора галереи Маккуэри Анны Саймонс с приглашением прийти и принести наши последние работы. Я очень обрадовался, когда увидел в галерее свои картины. Они висели рядом с работами Рэя Крука, Варренби и Линдсея и смотрелись хорошо.

Выставку открыл в пять часов мистер Фред Маккарти из Австралийского института истории и культуры аборигенов. К открытию собралось много народу. Мне трудно вспомнить, что происходило там – я разговаривал со множеством людей и, пожалуй, выпил слишком много шерри. К шести часам были проданы все мои и большая часть картин моих товарищей. Анна Саймонс и ее муж Джо пригласили нас на ужин. После шумного вечера, устриц, бифштексов, красного вина и шампанского я уже не шел, а плыл назад в свой мотель.

Ночь была лунная. Поеживаясь от холода, мы шли зелеными улицами Канберры. Я взглянул вверх на старика Гидегала и подумал, что сейчас он видит моих родных и соплеменников там, в наших теплых краях у залива Карпентария. Далеко же меня занесло.

В мотеле вместе с нами лифта дожидались еще два солидных господина. Я заметил, что они пристально рассматривают меня. У меня были длинные волосы и большая волнистая борода, и одет я был в двубортный жакет с серебряными пуговицами и серые брюки. Я пробормотал что-то насчет холодной погоды, и один из них заметил, что у меня на родине, наверное, намного теплее. Когда мы вошли в нашу комнату, Варренби расхохотался, и я спросил, в чем дело.

– Они решили, что ты из Индии. Им и в голову не могло прийти, что какой-то «паршивый местный темнокожий» может остановиться в таком месте, – сказал он.

В Канберре мы провели всего несколько дней, поскольку Варренби надо было возвращаться на работу Он летал на авиалинии «Фоккер Френдшип». В Кэрнсе я продал многие свои рисунки на коре в магазин «Рок шоп». Владелица его, миссис Симпсон, предоставила мне квартиру. Теперь можно было вплотную взяться за работу и приготовиться к туристскому сезону. Кору мне присылали с Морнингтона.

В июне на две недели приехал Фрэнк Вулстон, чтобы провести двухнедельные исследования в дождевых лесах. Он взял у Варренби «лендровер» и палатку, а я поехал с ним в качестве переводчика, чтобы помочь беседовать со стариками. Я захватил с собой много коры и охры для своих картин.

Погода была очень плохая. Дул сильный юго-восточный ветер, и почти каждый день вплоть до нашего отъезда шел дождь. Я впервые был в дождевых лесах, и мне там очень не понравилось. Все время было такое ощущение, что эта мрачная, темная сочащаяся водой зелень вот-вот поглотит тебя. Наткнувшись на какое-то дерево с колючками, я повредил руки и еще несколько недель спустя чувствовал боль. Больше меня туда не заманишь.

Фрэнк с большим увлечением собирал у людей, выращивающих сахарный тростник, разные старые каменные орудия. Он разыскал стариков, которые умели делать старинные корзины и тростниковые ловушки для рыбы. Они-то и рассказывали ему народные предания. Кроме того, Фрэнк твердо решил взобраться на Бартл-Фрир, высочайшую гору Квинсленда, поднявшуюся на пять тысяч футов над уровнем моря. Крутые склоны ее были покрыты густым дождевым лесом. Фрэнк познакомился с золотоискателем. Тот разрабатывал небольшую жилу на склоне Бартл-Фрир и обещал показать тропу через дождевой лес. И я потащился с ними тоже.

Прихватив с собой еды на день, мы отправились в путь рано утром. По словам золотоискателя, к вечеру мы должны вернуться назад. Шел дождь, однако Фрэнк надеялся, что к тому времени, когда мы доберемся до вершины, небо прояснится и можно будет сфотографировать окружающую местность. Привыкнув к пронизывающей сырости, мы шли сначала довольно легко. Потом двигаться стало все труднее. Туман не рассеивался, дождь шел не переставая, во многих местах подъем был такой крутой и скользкий, что мы с трудом карабкались по склону.

Присев отдохнуть на заплесневелую корягу, я решил вылить из ботинок воду. В них оказалась кровь. Все дело было в пиявках, которые, напившись моей крови, отвалились и попали мне в ботинки. Действительно, у моих ног лежали свернувшиеся колечком маленькие черные пиявки, готовые в любой момент снова впиться в чье-либо тело.

Дождь все не прекращался. В полдень, когда мы были уже почти на вершине горы, я вдруг почувствовал, что не могу смотреть – левый глаз закрылся. Я попросил Фрэнка взглянуть, в чем дело. Оказалось, что под веко забралась пиявка. С трудом мы вывернули веко и прижгли пиявку горячей спичкой. Она тотчас же отпала. Вскоре усталые, промокшие, все в крови, мы добрались, наконец, до вершины и повалились на влажные стволы огромных упавших деревьев. Окрестность отсюда просматривалась всего на тридцать ярдов, не более. Все было закрыто лесом, пеленой дождя и туманом.

Мы перекусили и немного отдохнули. Потом, спотыкаясь и падая, буквально скатились с горы. Это отняло у нас всего лишь два часа. Не думаю, что мы с Фрэнком еще раз решимся совершить восхождение на эту гору. После сырых мрачных дождевых лесов я с особым удовольствием вернулся к живописи.

На август Варренби планировал большую экспедицию на полуостров Кейп-Йорк. Он собирался исследовать верховья Ханн и другие районы. В Лоре лавочник Боуи Костелло рассказал Варренби о каких-то росписях, которые он видел, когда работал пастухом в окрестностях реки Ханн. Еще тогда ему пришло в голову, что, должно быть, аборигены пользовались необычными красками, потому что они как бы сливались с камнем. Варренби сказал, что это больше похоже на гравировку по камню, покрытую красками. Если так, то это очень важно, ибо крашеную гравировку по камню в Австралии еще не находили, хотя она известна в других странах.

Район, где Боун видел росписи, был расположен довольно далеко от ранчо Кулбэрра. Дороги туда не было, и он считал, что «лендровер» там не пройдет. Однако мы знали, что старый Уилли Лонг когда-то в молодости охотился в тех краях. Решили найти его и взять проводником. Варренби слышал, что Уилли сейчас находится в Куктауне. Мы сели в «лендровер» и отправились за ним.

^{Дик Рафси в галерее Крокодилов Кейп-Йорка}

Уилли жил в семье Джо Масгрэйва в поселке аборигенов, в одной из тесно прижавшихся друг к другу лачуг на окраине города. Джо Масгрэйв перебрался сюда из Лоры, поближе к куктаунской больнице, где он лечил язвы на ногах. Джо рассказал, что он тоже пас стада в верховьях реки Ханн, точно знает, где находятся пещеры, и предложил показать нам дорогу. Он уверял, что на «лендровере» проехать туда можно.

Мы с трудом разместили свой багаж в машине, ведь нас было четверо, к тому же мы прихватили с собой много оборудования для лагеря. Поэтому мы разбили по пути следования базовый лагерь и оставили там большую часть груза, взяв с собой лишь спальные мешки и недельный запас продовольствия.

Уилли хотел запастись еще и бутылкой рома. В поселке мы подъехали к трактиру. В законы об аборигенах уже были внесены изменения – нам разрешалось употреблять алкогольные напитки, но только не на территории миссий и не в наших селениях. Однако в трактире местных жителей по-прежнему не обслуживали. Зная об этом, Варренби сам пошел в трактир за ромом, мы же остались ждать его под манговыми деревьями. Джо Масгрэйв ужасно сердился. Почему он не может купить себе холодного пива? Ведь он столько лет проработал старшим загонщиком и, уж конечно, имеет право выпить кружку, если захочет. По дороге на Авер мы еще долго обсуждали этот вопрос.

Варренби рассказал о своем разговоре с содержательницей трактира миссис Уоткинс. На его вопрос, почему она не обслуживает аборигенов, она заявила, что не может взять на себя такую ответственность, так как аборигены, по ее мнению, не умеют обращаться с алкогольными напитками. Она опасалась, что если им дать возможность покупать спиртные напитки когда вздумается, то они могут пристраститься к ним и это будет бедствием для их семей. Варренби считал, что запрет на спиртное для аборигенов отменили безусловно правильно, но предварительно надо было в селениях и, в миссиях открыть пивные, где аборигены приучались бы под контролем к умеренному употреблению пива.

Мы приехали на ранчо Кулбэрра. Однако ни Майлза Костелло, ни его жены дома не застали. Они уехали на пастбища. Старый абориген-загонщик Томми Доубой, оставшийся присматривать за хозяйством, заверил нас, что Костелло вернутся лишь через неделю. Он рассказал, как найти дорогу, которая ведет в пещеры. Мы двигались по ней миль десять. Тут она поворачивала на север вдоль ручья Уангоу. Пещеры находились к юго-западу за ручьем, милях в двадцати по прямой, но на «лендровере» нам надо было преодолеть все сорок. Варренби ручей не понравился: воды в нем почти не было, но берега у него высокие и песчаные. Переправиться через ручей оказалось несложно, но широкая полоса глубоких песков на восточной стороне сильно затрудняла дорогу назад. Однако Варренби все-таки решил перебраться на другую сторону. Мы втроем перешли ручей вброд. Варренби провел ревущую машину по глубокому песку. Она с шумом врезалась в воду. Варренби чуть-чуть свернул в сторону, чтобы подняться на берег под углом. Мы подбежали сзади и вытолкнули машину на твердую почву.

Уилли и Джо сидели впереди и показывали дорогу. Машина медленно двигалась сквозь заросли бумажных и хинных деревьев. Мы то и дело останавливались в поисках переправы через маленькие ручьи, впадавшие в Ханн. Уже в сумерках, прокладывая себе путь топорами и лопатами, мы оказались у ручья Бычий. Переправились через него и устроили привал среди огромных бумажных деревьев.

Уилли был счастлив, что возвращается в родные места. До них оставалось всего лишь сорок миль по низкому песчаному плато. Оно служило водоразделом для многих рек и речушек, включая Ханн.

Днем мы видели диких свиней, и Уилли рассказал, как он как-то вместе с двумя другими мужчинами охотился на них. Вооружены охотники были копьями со стальными наконечниками и воммерами. Взяв с собой трех динго, они шли по следу стада диких свиней. В русле реки среди панданусов собаки окружили большого черного кабана. Когда Уилли и его товарищи пробрались туда по высокой траве, зверь стоял, ощетинившись, спиной к высокому берегу. Один из охотников, спрятавшись в панданусах, вложил копье в воммеру и с размаху метнул его. Он попал кабану в плечо. Зверь дико завизжал, ухватил копье зубами, вырвал его и стал обнюхивать. Затем он потянул воздух носом, огляделся и тут увидел охотника. Кабан кинулся на человека, не обращая никакого внимания на собак, кусавших его со всех сторон. Охотник успел метнуть второе копье, но, к несчастью, промахнулся. Кабан ударом больших белых клыков пропорол ему пах и живот, а сам исчез в густой траве, унося с собой собак, вцепившихся в его бока.

Все произошло так быстро, что Уилли и третий охотник не успели прийти на помощь товарищу. Когда они нашли его, несчастный стонал и корчился от дикой боли. Товарищи тщетно пытались остановить кровотечение. Вскоре охотник умер. Уилли объяснил нам, что, нападая на человека, лошадь или собаку, кабан всегда старается пропороть живот. Джо Масгрэйв заметил, что лишь у болотистых берегов Ханна водится так много диких свиней. У нас в «лендровере» лежало две винтовки, и мы надеялись, что в один из ближайших дней отведаем жареного поросенка.

На следующий день рано утром мы отправились в путь. Вязкие пески встречались все чаще, лес становился гуще. Двигались мы очень медленно, машина все время шла на первой скорости. Свечи забрасывало маслом. Через каждые две мили мы останавливались, и я помогал Варренби вывертывать и чистить свечи. После полудня мы достигли, наконец, реки Ханн. Она протекала по узкой долине, сильно заболоченной, покрытой высокой травой и кустарником. Мы пробирались с черепашьей скоростью вдоль Ханна сквозь траву, валежник и болота. К вечеру показались истоки Ханна, скрывающиеся в узком ущелье на краю Пустынного плато. Джо сказал, что это те самые места, где он видел рисунки. Поскольку дальше ехать было невозможно, мы решили разбить здесь лагерь.

В верхнем течении Ханн не похож на обычные мелководные реки с песчаным дном. Его русло представляет собой узкую и глубокую ложбину с удивительно прозрачной водой. Дно прекрасно просматривается и кажется, что оно совсем близко. На самом деле глубина здесь от шести до восьми футов, а ширина – лишь три-четыре фута. Местами река достигает десяти ярдов в ширину, образуя покрытые лилиями заводи, возле которых греются на солнце черепахи и небольшие пресноводные крокодилы.

Мы разбили лагерь среди тенистых бумажных деревьев. Уилли и Джо разожгли костер и принялись печь пресные лепешки, а мы с Варренби пошли в ущелье искать рисунки в пещерах. Мы прошли по восточной стороне примерно с милю и нашли два маленьких скальных навеса, в которых обнаружили несколько отпечатков ладони. Они не представляли никакого интереса, поэтому мы перешли Ханн и отправились назад по противоположному берегу. Но и там тоже ничего особенного не было. В лагере Варренби посмотрел карту и сказал, что на другой стороне Ханна как раз под нами край плато повернут к западу. По мнению Джо, рисунки должны находиться на той стороне. И мы решили с утра отправиться на поиски.

Всю ночь дикие свиньи сновали возле лагеря. Оказывается вдоль реки, недалеко от нас, проходила их тропа. У этих животных слабое зрение, но острый нюх. Стоило им приблизиться к лагерю ярдов на пятьдесят, как хрюканье внезапно смолкало. На секунду воцарялась тишина. Затем было слышно, как дикие свиньи с шумом бросались назад. Человек и динго – их главные враги.

На следующий день Уилли и Джо, остававшиеся в лагере, попросили нас взять винтовку и подстрелить поросенка на обед. Варренби решил захватить автоматическую винтовку двадцать второго калибра. Боуи Костелло рассказывал ему, что на болотах у Ханна водится много огромных коричневых змей с красными глазами. Они особенно опасны из-за своих длинных полых зубов. Через них яд глубоко проникает в тело жертвы. Услышав об этом, я решил не снимать сапог и быть предельно осторожным. У укушенного змеей шансов на спасение очень мало.

Мы перешли Ханн и направились по тропе вдоль низких утесов, образующих восточный край плато. Уже через несколько сотен ярдов мы обнаружили первую небольшую нишу. Место для отдыха было неподходящим. Там мы также нашли несколько отпечатков рук красного цвета. Варренби стал искать следы гравировки по камню, а я прошел вперед, чтобы исследовать небольшую расселину. В конце ее оказалась обширная пещера. Подойдя поближе, я обнаружил рисунки бумерангов и человеческих фигур. Я позвал Варренби, а сам вошел в пещеру и стал ее осматривать. Она была двадцати футов в высоту у входа, двадцати в глубину и около сорока в ширину. Присмотревшись к рисункам, я определил, что они не только нанесены краской, но и выгравированы на камне.

Варренби был в восторге от нашей находки. Он сказал, что нет ничего удивительного в том, что Боуи показалось, будто краска въелась в камень. Рисунки изображали бумеранги, людей и рыб. В основном углубления были закрашены темной или светло-красной охрой по внутренней стороне, но в некоторых местах красная краска была просто нанесена сверху. Часть изображений находилась на задней наклонной стене, переходившей в потолок, на высоте примерно двенадцати футов. Пещера имела форму полураскрытой раковины. На покрытом песком полу остались следы угля – по-видимому, в пещере долго жили люди.

^{Дик Рафси в пещере у обнаруженного им рисунка кенгуру}

Мы решили продолжить поиски в надежде найти поблизости новые галереи. В полумиле от пещеры обнаружили две маленькие галереи и одну большую, аналогичную первой, с такими же изображениями бумерангов, людей и рыб. В пещере от потолка отвалилась большая плита, похоронившая под собой часть рисунков. Она лежала на полу, наполовину засыпанная песком. Сверху на ней были сделаны небольшие насечки каменным топором. Варренби считал, что на той стороне плиты, которая прилегала к полу, должна сохраниться гравировка. К тому же плита, вероятно, упала на угли, и по ним можно определить возраст рисунков [34]34
  Имеется в виду датировка методом радиоуглеродного анализа.


[Закрыть]. По-моему, роспись на стенах относилась к очень давним временам.

Мы пошли вдоль низкой отвесной стены, и примерно через милю она стала совсем пологой. Варренби послал меня проверить, есть ли дальше крутые подъемы, где могли бы оказаться пещеры, а сам вернулся, чтобы расчистить найденную роспись. Я прошел мили три, пока не удостоверился в том, что отвесная стена исчезла совсем, и вернулся к Варренби. Вооруженный фотоаппаратом и рисовальными принадлежностями, он был целиком погружен в работу. Я вскипятил воду в котелке, и мы решили пообедать, а кстати, и поговорить о наших находках.

Я никак не мог представить себе, как художник сумел на высоте двенадцати футов от пола нарисовать бумеранги. Вряд ли он пользовался шестом с рогаткой на конце, ибо ее некуда было прислонить – ведь рисунки выполнены на сводчатом потолке. Варренби заметил, что на нижнюю часть стены, на высоте четырех или пяти футов от пола, рисунки нанесли только красками, резьбы же на камне не было, хотя поверхность там подходила для этой цели. Он заключил, что резьбу, которая оказалась теперь сверху, вероятно, наносили, стоя на полу. Последний в те времена был гораздо выше. Песчаник здесь очень твердый, и, по его мнению, возраст выгравированных изображений может исчисляться тысячами лет.

Должно быть, бумеранг представлял собой в те далекие времена важный родовой тотем, ибо здесь он был изображен десятки раз. В сравнении с рисунками на нижней части стены красная кпаска вокруг бумерангов выглядела очень старой. Я пытался представить себе, как тысячи лет назад люди находили укрытие в этих пещерах в сезон дождей. Тут, наверное, их укрывалось много.

Варренби заметил, что он не хотел бы жить в пещере, и показал на длинный туннель в ее конце, уходивший в глубь скалы. Там вокруг камней лежала свернувшаяся старая кожа, сброшенная огромной коричневой змеей. Я осторожно вытащил ее: она оказалась футов десяти в длину. Еще утром мы видели среди скал несколько таких кож. Место было действительно очень подходящее для змей; сухие укрытия в скалах всего лишь в сотне ярдов над болотом, где полно жирных лягушек и другой добычи. Я без особой радости вспомнил просьбу Уилли пойти на болота и подстрелить поросенка.

Варренби кончил работать часов в пять, и мы двинулись назад в лагерь по кабаньей тропе. Варренби с винтовкой шел впереди, высматривая свиней. Мы, направляясь в лагерь, уже готовы были свернуть с тропы и пересечь Ханн, когда услышали легкий шум возле скалы и, заглянув туда, увидели большого старого секача, лежавшего в каменном углублении. Высунув голову, он следил за нами, хотя мы зашли с подветренной стороны, чтобы он не мог нас ни учуять ни различить. А возможно, он вообще никогда раньше не видел человека и, приняв нас за какой-то новый вид кенгуру, спокойно улегся на траву.

Я стоял в двух футах позади Варренби и видел, как охотник медленно, дюйм за дюймом поднимает винтовку, чтобы животное не заметило никакого движения. Я чувствовал себя не совсем хорошо: зверь был всего ярдах в двадцати от нас. Варренби после рассказывал, что он не тревожился, так как прикинул, что сможет всадить в животное шесть пуль, прежде чем секач доберется до нас. Я на всякий случай приметил высокую скалу ярдах в тридцати назад по тропе, на которую можно было влезть.

Прошло несколько напряженных минут, пока Варренби медленно поднимал к плечу винтовку и наклонял голову, прицеливаясь. Я знал, что он будет стрелять секачу в глаз. Его палец напрягся на спуске. Грохнул выстрел, и я отпрянул в сторону. Старый кабан взревел и кинулся к нам. Я заметил только, что винтовка качнулась, и понесся к скале. Почти добежав до нее, я вдруг осознал, что больше выстрелов не было, и обернулся. Варренби, отскочив, ударил зверя сбоку винтовкой. Но тот пронесся мимо, вломился в высокий болотный тростник и исчез.

Варренби с проклятиями дергал затвор. Он здорово перепугался, когда после выстрела винтовку заклинило, обернулся, чтобы выхватить у меня из-за пояса топорик, но меня уже не было. Бежать было поздно, поэтому Варренби повернулся к кабану и, когда тот приблизился вплотную, прыгнул в сторону и тут же сделал выпад винтовкой, как копьем. Кабан попытался ударить клыком, но промахнулся и проскочил вперед Варренби сказал, что пуля попала зверю в глаз. По болоту шел треск, и кабану, по-видимому, недолго осталось жить, но у нас не было никакого желания идти за ним.

Уилли и Джо были разочарованы. Они слышали выстрел и ожидали нас с молодым поросенком или хотя бы с куском мяса большого кабана. Я предложил Джо утром пойти на охоту, пока Варренби будет работать в пещерах.

На следующее утро дул северо-восточный ветер. После завтрака я взял крупнокалиберную винтовку, а Джо дал винтовку двадцать второго калибра, которую Варренби накануне тщательно почистил и смазал, чтобы ее снова не заклинило. Самым подходящим местом для охоты было болото ниже по течению реки, где при северном ветре кабаны не могли нас учуять. Туда мы и пошли.

Мили через две вышли на ровную площадку, клином врезавшуюся в болото, и скрытно пробрались по ней к большому поваленному дереву. Спрятавшись за ним, мы стали ждать. Свиньи должны были пройти по тропе вдоль края болота ярдах в тридцати от нас. Вскоре мы услышали их хрюканье и повизгивание.

Появилось стадо голов в двадцать с полосатой маткой во главе. За ней шло несколько хряков и свиней поменьше. Потом мы увидели то, что нам нужно: большая матка вела за собой семь или восемь трехмесячных поросят. Они были упитанными и как раз подходили для нашей земляной печи. Краем глаза я видел, как Джо целится. Однако он должен был стрелять лишь в том случае, если я промахнусь. Я прицелился в самого упитанного поросенка и держал его на мушке, пока все стадо не остановилось, вынюхивая какие-то корешки. Выстрел сразил поросенка наповал – пуля ударила сверху в плечо и перешибла ему хребет. Эхо от крупнокалиберной винтовки не успело утихнуть, а стадо уже исчезло. На болоте все замолкло.

Мы выпотрошили поросенка, связали ему ноги и на шесте понесли в лагерь. Уилли тем временем уже собирал камни и дрова для земляной печи.

Я предоставил возможность Уилли и Джо заниматься поросенком, а сам вытащил кору и краски и принялся за работу. К нашему возвращению в Кэрнс мне нужно было написать много картин, чтобы хватило средств привезти на каникулы свою семью. До тех пор в Кэрнсе бывали только Кевин и Элинор. Они приезжали как-то в августе на школьные каникулы.

Старый Уилли спал почти весь день. Он провел беспокойную ночь из-за того, что верил, будто бы злые духи этих мест кинканымогли добраться до его почечного жира. Когда мы собирались лечь спать, старик увидел в отблесках костра что-то белое и сказал, что за ним следит кинкан. Джо возразил, что это просто муравейник, но Уилли знал, как хитры кинканы и как они умеют быть похожими то на пень, то на муравейник. Кинканы – духи многих людей, которых Уилли знал когда-то, – бродили в этих краях. Еще по дороге сюда Уилли показывал нам огороженный песчаный холмик, где он похоронил своего отца много лет назад.

Ближе к вечеру Уилли проснулся, зевнул, потянулся и подошел ко мне поболтать. Я как раз закончил на коре большое изображение Тувату, змея-Радуги, и рассказал о нем Уилли. Он сказал, что у его племени олкулатоже есть история о Радуге, в которой часто событий происходит на Пустынном плато недалеко or нас. Реки, стекающие с плато во всех направлениях, – это следы змей, уползавших от страшного колдовского огня, который люди-птицы зажгли, чтобы уничтожить людей-змей после большой ссоры с ними. Потом Уилли поведал мне о том, какие неприятности доставил ему змей-Радуга всего несколько лет назад.

В то время Уилли работал у Боуи Костелло на ранчо Калинга. В одно из воскресений он отправился с семьей Костелло на рыбалку на реку Мурхед. Это одна из рек, которые потекли по следам змей в давние Времена Сновидений. Уилли с двумя детьми пошел вверх по течению к месту, где, как он знал, хорошо ловится рыба. Они ловили леща, зубатку и треску. Вдруг Уилли почувствовал, как что-то очень большое схватило у него наживку и потянуло его в воду. Началась борьба. Уилли почти вытащил рыбину на поверхность, но тут же чуть не свалился сам. Он продолжал водить ее, пока не утомил, и страшным усилием («У меня чуть кишки не вывалились») вытащил на поверхность. Два зеленых глаза глядели на него. «Я уставился ей в глаза, а она – мне. Ну, смотри! Это ж я подцепил проклятого змея-Радугу!» Уилли быстро обрезал леску, надеясь, что змей-Радуга простит его. Но тот появился вечером в небе и обрушил на рыболовов сильнейший ураган. Они едва сумели спастись от наводнения.

^{В тропических лесах Северной Австралии}

По-моему, Уилли зацепил тогда большого пресноводного крокодила. Его горящие глаза напугают кого угодно.

Солнце почти зашло, когда вернулся Варренби. Ему не терпелось добраться до жареного поросенка. Он слышал выстрел, а несколько позже мимо него пробежало два стада свиней. Варренби искупался в Ханне и выпил рюмку рома, затем открыл земляную печь и насладился тушеным мясом с бататами и красным вином, охлажденным в реке.

Варренби был занят в пещерах еще два дня. Один из этих дней с ним вместе провел Уилли. Он рассказывал ему истории, связанные с рисунками. Когда мы уезжали, у меня было шесть готовых картин. Кроме того над нашим лагерем я нарезал себе коры.

Обратно мы ехали гораздо быстрее, поскольку можно было следовать по нашей собственной колее и не было надобности валить деревья или искать брода через речки. Теперь нам предстояло отправиться в высокогорные края Большого Водораздельного хребта и обследовать районы ручьев Мун Гин и Рыбьего в поисках новых росписей. Варренби сказал, что для стариков Уилли и Джо это путешествие будет слишком трудным, поскольку придется делать многодневные пешие переходы с грузом за плечами. Надо было отвезти их в Куктаун.

Джо очень хотелось привезти домой хорошего поросенка, поэтому по дороге мы внимательно смотрели вокруг. Стадо свиней появилось однажды, но тут же исчезло в траве, прежде чем мы выстрелили. Мы ехали по открытой песчаной местности в сторону ручья Уангоу, когда Уилли крикнул:

– Ичамба!

В двухстах ярдах от нас сквозь кусты бежало стадо из семи или восьми эму. Уилли и Джо были очень возбуждены, поскольку мясо эму – одно из любимых блюд аборигенов. Мне казалось, что мы вряд ли сможем подстрелить эму, но Варренби остановил машину и сказал:

– Свистни погромче.

Я плохо знаю повадки эму. Ничего не поняв, сунул пальцы в рот и громко свистнул. Эму продолжали бежать, но Варренби сказал, чтобы я свистел еще громче. Вскоре я с удивлением увидел, как эму замедлили бег, а затем остановились, оглядываясь на «ленд-ровер». Я пронзительно свистел, а эму медленно шли к нам. Варренби приготовил крупнокалиберную винтовку и объяснил мне, что бедные эму очень любопытны, и их привлекает странный звук. Если мы останемся в «лендровере», они подойдут прямо вплотную.

Варренби спросил Джо, которого эму он хочет. Джо весь дрожал от возбуждения и лишь вымолвил:

– Любого, босс, любого, только не промахнитесь.

Эму медленно приближались, вертя головами и подозрительно глядя на странного зелено-коричневого зверя, готовые бежать при малейшей тревоге. Варренби уже открыл дверцу и положил винтовку на капот, целясь в стадо. В нем было два старых эму, остальные – молодые. Когда стадо подошло на тридцать ярдов, Варренби выстрелил и свалил одну из птиц. Остальные повернули и, наклонив длинные шеи, помчались во всю прыть.

Уилли и Джо были в восторге. Этого мяса будет достаточно и для их семей, и для друзей в Куктауне. Они собрались было тут же свежевать птицу, но Варренби сказал, что лучше заняться этим у ручья Уангоу, пока он будет разведывать путь через широкий песчаный берег на той стороне. Мы привязали эму на капот и тронулись к ручью.

Эму пошел в дело почти целиком. Я взял себе перья для нашего следующего корробори. Уилли и Джо срезали мясо и уложили его в мешки и в бочонок на четыре галлона. Пока они занимались этим, мы с Варренби зачерпнули воды в ведро и полили песчаную полосу, чтобы она затвердела. Затем, на полном газу мы рванулись вперед, с ходу подтолкнули машину на той стороне – и ручей Уангоу остался позади.

На ночь остановились в базовом лагере на Лоре и устроили пир из жареного мяса эму. Уилли и Джо запекли весь наш запас в земляной печи, чтобы сохранить его до дома. В Куктауне, куда мы прибыли на следующий день, мои друзья стали весьма популярными фигурами.