Текст книги "Сказка о долге (СИ)"

Автор книги: Диана Волхонская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Ветер вяло покачивал деревья старого леса и что-то угрожающе шептал в ветвях кустарника. Начал накрапывать дождь. Радомир обернулся к тихо всхлипывающей матери:

– Может, вернемся?

– Нет, нет! – живо откликнулась она.

На заплаканном лице женщины отразился страх. Седые волосы, спрятанные под черный платок, и глубокие морщины, появившиеся раньше срока от пережитого горя, превратили пятидесятилетнюю некогда красивую бабу в старуху. Она быстро утерла слезы и подтолкнула сына в спину:

– Совсем скоро уже! Тут недалеко.

Радомир глубоко вздохнул, так как полдня тащил на себе тяжелый длинный меч, старинную кольчугу, доставшуюся в наследство от отца, деревянный щит, покрытый увесистой металлической броней, и порядком устал. Однако, не желая расстраивать мать, он перебросил кольчугу с одного плеча на другое и пошел вперед, что-то недовольно бурча под нос. Старушка на мгновенье остановилась и с безумной любовью, на какую способна только мать, оглядела сына: широкоплечий статный юноша до боли напомнил ей покойного мужа.

– Да разве ж я враг тебе?! – громко всхлипнула женщина. – Разве повела бы тебя к этой ведьме, если б не боялась, что сгинешь в бою, как отец твой и братья?

Радомир молчал и, не оборачиваясь, продолжал идти по дремучему лесу, выбирая дорогу среди деревьев и густого кустарника. Женщина не отставала.

Совсем скоро они вышли к небольшой мелководной реке, за которой высился холм. Послышался волчий вой. Люди остановились, испуганно вглядываясь в противоположный берег реки – там, всего в сорока шагах, на водопое стояла волчья стая. Волки учуяли запах людей, но не двинулись с места; они прижали хвосты и уши, ожидая сигнала вожака. Самый крупный из волков, злобно оскалился, угрожающе зарычал, его шерсть поднялась дыбом, а высокие уши чутко вздрогнули, пытаясь уловить любой шорох. В это время со склона холма снова донесся вой, на этот раз более хриплый. Вожак резко оглянулся на зов, потерял интерес к людям и ушел в прибрежные заросли. Стая последовала за ним.

– Это Веда их прогнала! – громко зашептала мать. – Иди, она поможет, она обещала! Поднимайся на холм. Где-то там ее жилище. Не бойся, сынок, она не сделает тебе ничего худого, я точно знаю! Ты только не бойся! Как придешь, сразу скажи ей, что я тебя послала, объясни, чего хочешь, и в конце денег дай! Если брать не захочет, все равно дай, чтоб другой платы не просила!

Радомир поправил меч и стал медленно подниматься на холм. Его злила мысль о том, что придется просить о помощи ведьму. Он не понимал, как на такой грех решилась его набожная мать, да еще и подбила на него единственного сына. Многие становились вдовами, или теряли сыновей на поле боя, но на то и нужна дружина, чтобы родную землю от врага защищать, и, если нужно, жизнь свою за это положить. А вот бегать по ведуньям и защиты бесовской просить негоже доброму человеку.

Радомир поднялся на вершину холма и увидел спрятанную в ельнике избушку ведьмы. Он робко шагнул в обветшавшее жилище.

– Есть кто дома?! – громко крикнул юноша.

Внутри скверно пахло псиной и жженой кожей.

– Хозяйка! – еще громче позвал Радомир, резко обернулся на тихий шорох и едва не вскрикнул от испуга.

Позади него стояла старая ведьма. У Радомира перехватило дыхание.

– Чего тебе надо? – хрипло спросила она, и из-под ее всклоченных волос блеснули желтые огоньки глаз.

– Меня мать прислала, – пробормотал растерянный Радомир, – сам я от тебя ничего не хочу.

– А матери твоей что нужно от меня?

– Хочет, чтобы ты мне оружие и доспехи заговорила. Боится, убьют меня.

Ведьма на короткое мгновенье застыла, пристально разглядывая гостя, потом бесшумно прошла в глубь жилища и начала ковырять палкой в очаге, разгребая угли и пытаясь раздуть огонь.

– Так зачем оружие заговаривать? – чуть помолчав, спросила она. – К кому оно попадет, тот и силой его воспользуется. А если недруг твоим оружием завладеет? Может мне тебя от смерти заговорить?

Ведьма искоса глянула на незваного гостя.

– Нет! – резко выпалил Радомир. – Нечего меня своими чарами марать! Я смерти не боюсь. Это мать все плачет… Сил нет больше слушать ее причитания. Скажи, что не можешь помочь, и я пойду с миром.

– Так иди, я не звала и не держу, – недоуменно ответила ведунья. – Зачем тебе мой ответ?

– Я матери обещал, что помощи у тебя попрошу, – потупив взор, тихо сказал юноша, – не могу слово нарушить. Совсем она меня доняла, уж хоронит при жизни.

Ведьма не спускала с него глаз.

– Ты живешь по соседству с воеводой? – спросила она, осененная догадкой.

– Да, – удивленно подтвердил Радомир.

– И есть у тебя три старших брата?

– Уже нет. Все в бою полегли прошлой осенью… И отец тоже.

Ведьма ничего не ответила. Она низко склонила голову и замерла в раздумье.

Радомир почти не дышал. Едкий запах лачуги неприятно щекотал нос и горчил на вдохе. Юноша закашлялся.

– Оставь оружие тут, – словно пробудившись ото сна, тихо сказала ведунья, указав на покосившийся стол. – Вернешься за ним завтра.

Радомир послушно выложил все, что принес, и хотел было уйти, но вспомнил про плату.

– Это тебе за ворожбу, – быстро проговорил он, потрясая небольшим мешочком, наполненным мелкой серебряной монетой.

Юноша почти положил деньги на стол, когда поймал на себе бешеный взгляд ведьмы. Старуха зло сверкнула желтыми глазами, оскалилась и зарычала по-звериному. Охваченный страхом, гость бросился вон, едва разбирая дорогу.

Сумерки сгущались, а Веда все сидела у очага с опущенной головой. Она вспомнила, как много лет назад ее в облике волчицы подстрелил на охоте отец Радомира, как полумертвую привез в подарок своей беременной жене. Мало кто мог похвастаться шкурой белого волка, но жену такой подарок испугал. Когда волчица подала признаки жизни, обрадованная женщина принялась выхаживать ее. Мужу и сыновьям настрого запретила подходить к раненому зверю, слишком уж велико было их желание добить редкую тварь.

Волчица ушла ночью, едва оправившись от ран. А год спустя, также ночью, вернулась в их дом в своем человеческом облике. Младенец Радомир тихо спал в колыбели, пока женщины говорили между собой. Он не слышал, как Веда предложила своей спасительнице заговорить от нежданной смерти и болезней всю семью, не слышал, как богобоязненная мать гневно воспротивилась этому и выгнала ведунью за порог. Много воды утекло с тех пор.

Старая ведьма глубоко вздохнула. Теперь ей предстояло вернуть долг. Медленно подойдя к столу, она с трудом подняла меч и провела по широкому лезвию иссохшей грязной рукой. В свете очага клинок заиграл теплым светом. Старуха закатила глаза, призывая на помощь свой внутренний взор. Ее душа унеслась вдаль, и ведьме привиделась картина жестокого боя: разгоряченный Радомир верхом на коне крушил неприятеля и громко выкрикивал бранные слова; он высоко поднял меч, но вдруг длинная стрела пробила грудь, и юноша упал замертво. Виденье было столь явным, что ведьма ощутила силу удара и едва удержалась на коротких кривых ногах.

– О, материнское сердце! Учуяло! – прохрипела старуха и стала собираться. Она сложила в узелок все необходимое для ворожбы, завернула в овечью шкуру меч и кольчугу Радомира, повесила на свое хилое плечо его деревянный щит и, когда совсем стемнело, двинулась в путь.

Лишь под утро добралась она к нужному глухому месту, развела костер и принялась ворожить. Ведьма быстро заговорила оружие на огне и воде, после чего приступила к заговору кольчуги. Потрясая ею над костром, Веда монотонно проговаривала заклинания раз за разом. Она бросала в огонь сухие травы, и густой белый дым высоко в воздухе повторял рисунок металлического плетения. Однако, как ни старалась ведьма, в дымовых кольцах всегда появлялась дыра именно там, куда надлежало попасть стреле. Веда начала злиться. Она призвала на помощь всех духов-помощников, но и они не смогли удержать дымовые кольца. Перед самым рассветом старуха обессилела. Радомиру суждено было погибнуть в следующем бою, и уже никто не мог этого изменить. Внезапно в глазах ведьмы заиграл радостный огонек. Она вспомнила о древнем обряде оберега от смерти. Такой обряд мог совершить только оборотень. Узнала она о нем от своего деда, хитрого колдуна, любившего разгуливать по лесу, обернувшись черным волком. Веда затушила костер и расстелила на еще горячих углях кольчугу. Она долго бормотала заклинание, сбиваясь и путая слова, пока, наконец, ей не удалось прочесть его верно. После разложила на кольчуге несколько свежих листьев лопуха и, полоснув по руке ножом, начала сцеживать на них свою полу волчью кровь. Густая темная жидкость медленно струилась из вен. Ведьме приходилось снова и снова резать руку, чтобы омыть кровью листья. Угли под кольчугой были еще горячими, и кровь сразу запекалась. Наконец, ведунья закончила обряд. Она совсем ослабла и поспешила перевязать истерзанную руку. Собравшись с силами, Веда свернула листья в ком размером с детский кулачок, туго перевязала его прочной бечевкой и скрепила нить так, чтобы амулет можно было повесить на шею. В свою избушку старуха вернулась лишь к вечеру нового дня.

Радомир давно поджидал ее.

– Вечер добрый! – буркнул юноша, преодолевая страх от встречи с колдуньей.

Веда не ответила. Обескровленная и уставшая, она еле плелась под тяжестью ноши. Едва ступив на порог, ведьма поспешила избавиться от груза: выложила на стол щит и развернула шкуру, в которой были меч и перепачканная кровью и копотью кольчуга. Глаза Радомира гневно сверкнули.

– Что это?! – зло спросил он, указывая на кровь. – Ты кого убила, старая?!

Тут юноша заметил окровавленную перевязь на руке Веды и его передернуло от отвращения. Он хотел схватить кольчугу, но ведьма властно положила на нее свою тощую израненную руку. Радомир брезгливо поморщился и отступил.

– У меня мало сил, так что слушай, – прошептала ведьма. – Твой меч я заговорила. Он не выпадет из рук в бою и будет разить врага насмерть. Щит также заговорен, он не проломится… А вот с кольчугой беда, слабая она у тебя, не выдержит удара длинной вражьей стрелы… Вот, возьми это, – ведьма протянула Радомиру амулет, – наденешь перед боем и не снимай, покуда все не закончится.

Радомир отшатнулся, не желая прикасаться к оберегу. Ему хотелось убить грязную ворожею в отместку за испорченную кольчугу и поскорей убраться из душного логова. Веда приняла поведение гостя за нерешительность, и сама подошла к Радомиру; приблизилась так близко, что смрад от нее стал нестерпим. Юноша резко оттолкнул старуху. От неожиданности та выронила амулет, и он закатился под лавку.

– Не надо мне твоих оберегов! – крикнул Радомир и схватил со стола кольчугу. – Почто кольчугу мне изгадила?! Разит гнильем за версту! Будто сдох кто! Мало кровью измазала, так еще и жгла ее!

Радомир схватил меч.

– А, смрадная тварь! – зло выкрикнул юноша. – Прощайся с жизнью!

Он замахнулся на ведьму, но лезвие меча врезалось в ветхую балку потолка, с которой от удара посыпались глиняные горшки. В одном из них были сушеные жабы. Они упали на голову разъяренному воину, отчего тот пришел в бешенство и стал крушить все, что попадалось на глаза. Ведьма не шевелилась. Она совсем поникла, и ее сгорбленная фигура вызывала теперь не суеверный страх, а жалость.

– Грязная ведьма! Будь ты трижды проклята! – бросил в сердцах юноша.

Он схватил свои доспехи и, выбив ногой хлипкую дверь, поспешил домой.

Во дворе громко залаяла собака. «Кого это ночью принесло?» –встревожилась мать Радомира.

В этот вечер сын ушел в гости к нареченной невесте и в доме воцарилась непривычная тишина. С тех пор как Радомир вернулся от колдуньи, бедной женщине не было покоя от упреков. Юноша без устали посылал ругательства и проклятья на голову ведьмы, загадившей его кольчугу, и клялся убить старую чертовку при первой возможности. Мать тщетно успокаивала его. Она терла кольчугу песком и золой, но черная кровь, присохшая к кольцам, не вымывалась. Тогда, забросив все домашние дела, она дни и ночи соскребала окаменевшие сгустки большой иглой, пока кольчуга не приняла прежний вид. Старушка протерла ее лампадным маслом, но Радомира всё равно преследовал тлетворный запах ведьминой крови.

Хозяйка вышла на порог.

– Кто тут? – взволнованно спросила она и, вглядевшись в темноту двора, заметила невысокий силуэт у ворот.

– Это я – Веда.

– Чего тебе надо от нас? – испугалась женщина. – Уходи и забудь сюда дорогу!

– Не бойся, я не причиню зла. Хочу поговорить о твоем сыне, – спокойно отвечала колдунья, медленно приближаясь от ворот к дому. – Ты все еще хочешь его спасти?

Колдунья подошла ближе, и женщины могли видеть друг друга в свете луны.

– Почему боишься меня? – грустно улыбнулась Веда. – Может, насолила чем?

– Уходи! – упавшим голосом сказала старушка, опустив глаза. – Одни беды из-за тебя. Сама не знаю, как решилась сына к тебе послать. Совсем я из ума выжила от горя. А ты ведь и Радомиру не помогла, и мою душу погубила. Я теперь ему как враг. Совсем извелся из-за кольчуги. Ходит хмурый, все время бранит меня, что на грех такой его подбила… – женщина заплакала. – Я уж и не знаю, что делать. Камень у меня на сердце лежит, страшно мне. Днем молюсь за сына, а ночами снится, что в саван обряжаю. Сил уж нет…. Уходи, Веда. Не будет от твоих хлопот добра.

Ведунья подошла ближе к порогу дома. Лицо ее стало печальным.

– Люди говорят, скоро враг на нас двинется и пойдет дружина оборону держать, – негромко промолвила она. – Оружие твоего сына я заговорила, не бойся. Только заставь его перед боем этот оберег надеть. – Ведьма протянула женщине зловонный комок на бечевке. – Великую силу он имеет, может спасти даже того, кому на роду ранняя смерть написана.

Старушка перестала плакать и поглядела на ведьму ледяным взором.

– Нет! Не возьму я от тебя ничего! Бес попутал, когда на помощь твою понадеялась. Обереги твои не помогут! Не тебе, собачье отродье, с богом силами меряться! На что его воля, того никому не изменить! – ее голос дрожал от подступивших слез. – Ослабла вера моя, вот и послала сына к тебе. Тяжело детей терять, тяжело в холодную могилу класть, а самой на свете белом оставаться! Но разве можешь ты это понять, нечисть поганая? Разве можешь знать, как страдает сердце материнское за детушек своих?! – Старушка схватилась за голову. – Сгубила я душу свою! Ой, сгубила! Но сына в гиену огненную затянуть не дам!

Гневно сверкнув глазами, хозяйка двинулась на ведьму:

– Будь же ты проклята, чертова баба! Коли б знала тогда, что ты ведьма, а не зверь раненый, своими руками удавила бы! Убирайся, грязная! И чтоб духу твоего тут не было!

– Не дури! – осадила ее Веда. – Мне виденье было. Погибнет в бою Радомир, если оберег не наденет. Спаси сына. Может, бог через меня и помогает? Зачем помощь отталкиваешь? Али не жаль родную кровиночку?

Старушку словно окатили ледяной водой.

– Как?! – едва выдохнула она. – Сыночек мой… – она дрогнула и уже была готова принять помощь колдуньи, но через несколько мгновений снова переменилась в лице. – Так вот как ты души людские совращаешь?! – разоблачительно вскипела она. – Поняла я твою хитрость! Думаешь, примем помощь и станем рогатому кланяться? Не бывать этому!

– Тьфу! Вот дура – баба! – в сердцах плюнула ведунья. – Сначала помощи ищет, потом клянет зря. В последний раз спрашиваю: берешь оберег или нет? Больше уговаривать не стану! Твой сын, тебе и решать: жить ему или умереть!

Старушка задрожала. Ее сердце бешено колотилось.

– Сгинь, проклятая! – выкрикнула она, схватив прислонённое к стене коромысло. – Не подохла ты тогда, так я тебя сейчас!

Ударив с размаху ведьму коромыслом по плечу, хозяйка замахнулась снова. Колдунья отскочила в сторону, стала на четвереньки и зарычала низким голосом. Старушка струсила, а Веда, отступая к воротам, хрипло прошептала:

– Будь по-твоему! Ты спасла не меня, а волчицу. Значит волчица спасет твоего сына!

На этих словах ведьма бесшумно скользнула за ворота и скрылась в темноте.

* * *

В округе царила суета. Все говорили о предстоящем сражении. Белая волчица, блуждая по ночам, слушала разговоры людей и знала последние новости. Она совсем перестала оборачиваться человеком. Рыща со стаей по лесу и настигая добычу, Веда краем глаза любовалась молодым волчонком, шкура которого, также как у нее, была белого цвета. Ее сын из последнего помета единственный унаследовал редкий окрас. Много лет назад Веда выбрала жизнь в стае. Она точно знала, что, оставшись человеком и родив дитя, навсегда обрекла бы его к незавидной колдовской доле. Стая стала ее семьей, ее настоящим домом. Всей силой материнской любви она просила духов уберечь сына от судьбы оборотня. Лучше быть просто волком, думала она, чем разрываться на части, не понимая, кто ты есть на самом деле: человек или зверь.

Волчица часто размышляла о своей судьбе, о том, что мать Радомира не просто спасла ей жизнь, но подарила долгие годы счастья в стае. Значит надо отплатить тем же. Ведьма знала, где Радомир будет во время боя, и решила находиться поблизости. В нужный момент она испугает коня и уведет юношу от удара стрелы. Осталось лишь ждать намеченного дня.

Канун боя прожили тревожно. Церковь весь день полнилась людьми. Ночью матери и жены, уложив своих воинов спать, стали на колени перед иконами для истовой молитвы о спасении любимых.

Радомир уже задремал, когда мать легонько растолкала его.

– Прости, сынок, – заливаясь слезами, пробормотала она. – Хочу душу облегчить. Дозволь мне.

– Конечно, – с готовность ответил Радомир, протирая глаза и поднимаясь с лежанки.

Старушка собралась с мыслями и рассказала сыну историю о спасении белой волчицы, о том, кем впоследствии эта волчица оказалась. Не утаила и того, что Веда приходила к ней снова и угрожая смертью сына просила принять оберег.

– Ну, теперь-то мне понятно, отчего эта тварь так псиной разит, – нахмурился юноша. – Чего же ты плачешь, мать?

– Ох, сынок! – горько вздохнула женщина, – Я вот думаю, а верно ли поступила, прогнав ее? Ведь своей рукой последнюю помощь оттолкнула. Боязно мне за тебя. А вдруг и вправду погибнешь?

Она заплакала в голос, и Радомиру стало не по себе.

– Хватит меня раньше времени хоронить! Ты всё верно сделала – не следует доброму человеку от ведьмы обереги принимать. Уйди, мать! Не трави душу! Дай перед боем выспаться!

Старушка послушно ушла, оставив сына наедине с тревожными мыслями. Этой ночью она не сомкнула глаз и, едва забрезжил рассвет, разбудила Радомира. Он сосредоточенно собирался; когда дело дошло до кольчуги, остановился.

– Я не надену ее, – мрачно произнес он.

Мать побледнела.

– Как же без кольчуги? – пролепетала она.

– Не надену! И не гляди на меня так!

Радомир вышел из избы.

Дружина была в сборе. Мечники с недоумением глядели на воина в подпоясанной рубахе. Кто-то весело подшучивал над его самоуверенностью, кто-то с уважением качал головой – и правда, драться без тяжелой кольчуги было куда легче. Радомир лишь горько улыбался. Чем ближе было время расставания с близкими, тем отчетливее он понимал, что больше никогда их не увидит. Юноша, собравшись с духом, крепко обнял на прощанье мать, звонко расцеловал в обе щеки, а потом, заглянув в заплаканные глаза, спокойно сказал:

– На все воля божья.

Радомир нежно попрощался с невестой.

– Ладушка, – прошептал он ей в маленькое ушко, – люблю тебя, голубка моя. Если не вернусь, выходи за Ярослава.

Девушка сдвинула красивые брови, но ничего не успела ответить – Радомир стремительно вскочил на коня и примкнул к дружине.

Волчица тревожно подняла уши. Проведя всю ночь в кустарнике недалеко от поля, где должно было пройти сражение, уставшая, заснула лишь под утро. Издалека доносился лязг оружия и бранные крики. Оказалось, бьются в другой стороне, не там, где намечали. Кроме того, волчица проспала начало боя, и страх за участь Радомира сковал сердце. Резво скользнув вдоль кустарника, она пробралась к нужному месту.

Шел разгар сражения. Радомир верхом на коне поливал врага отборной бранью и осыпал градом ударов. Его бесстрашие казалось безрассудным. Веда заметила, что юноша без кольчуги. Такой поворот сбил с толку, теперь все могло пойти не так, как в видении. Едва уловив зорким оком выпущенную из лука вражью стрелу, Веда со скоростью ветра метнулась к Радомиру. Злобно рыча, волчица разбежалась и прыгнула так высоко, как могла. Когти ее передних лап глубоко врезались в конский круп. Лошадь дернулась с места. Юноша не удержал равновесие и, едва успев вытащить ногу из стремени, завалился на бок вместе с лошадью. Прямо на них упала окровавленная волчица, насквозь пронзенная стрелой. Видевшие издалека прыжок Веды, подумали, что верный пес спас своего хозяина, однако, у стоявших рядом воинов не было сомнений – белый волк.

В это время враг, давший слабину, обратился в бегство, и дружинники ринулись вперед, гоня чужеземное войско.

Разгоряченный сражением Радомир сбросил с себя волчицу. «Я жив!» – пронеслось в голове. – «Соврала ведьма!». Потом поднялся, тяжело дыша, и решил последовать за ратниками. Где-то в траве лежал меч, который выпал из рук при падении с лошади. Юноша стал искать его, невольно склонился над зверем и отчетливо понял, что это Веда. По спине побежала дрожь. Волчица дернулась и начала хрипеть. Из пасти медленно текла темная кровь, а тело изогнула судорога боли. Глаза юноши и животного встретились. Никогда прежде Радомир не испытывал такого ужаса: смотреть в человеческие глаза волчицы было куда страшнее, нежели в желтые глаза ведьмы.

Со стороны леса раздался громкий вой. Юноша оглянулся и поспешил уйти в сторону, заметив приближающуюся стаю волков. Звери подошли совсем близко и замерли, окружив волчицу. Вожак лег у ее изголовья и жалобно завыл. Белый волчонок-подросток скулил как ребенок, облизывая рану матери и тыкаясь носом в белоснежный бок. Он осторожно просунул свою светлую морду под ее мощную лапу, зарылся носом в еще теплый пух и так остался лежать. Веда открыла глаза. Она неровно и хрипло дышала, борясь за последние мгновения жизни, смотрела на любимого мужа, чувствовала тепло сына. В ее взгляде не было ни страха, ни обиды.

Радомир завороженно наблюдал за волками и умирающей Ведой. Что-то странное творилось в душе. В памяти внезапно всплыл образ усталой сгорбленной старухи, волокущей из дальнего пути его доспехи; юноша вспомнил о ночном приходе ведуньи в их дом и ее настойчивой просьбе принять оберег. Все-таки ведьма не солгала – длинная стрела наверняка пробила бы кольчугу. Глядя на умирающего оборотня, Радомир испытал незнакомое доселе чувство сострадания к тому, кого раньше считал поганой нечистью. Это причиняло боль, смешанную со стыдом за свою прежнюю жестокость. Хотелось всё исправить, но он не знал как.

Юноша с тревогой огляделся по сторонам. Бой был окончен, лишь вдали слышалось веселое гиканье ратников, прогонявших со своей земли остатки вражеской дружины. Волчица судорожно подергивалась, и Радомир решил, что ее еще можно спасти. Он вспомнил про оберег Веды, его способность сохранить жизнь даже обреченному. Стремительно войдя в волчий круг и легонько оттолкнув волчонка, он поднял Веду на руки. Вожак зарычал.

– Я помогу ей! – заговорил юноша с волками словно с людьми. – Не трогайте меня!

Волки и правда будто поняли его намерение, отошли дальше и стали наблюдать.

Радомир осторожно сломал торчащую из волчьего бока стрелу, бережно уложил тело волчицы на конский хребет, сам вскочил на коня и помчался что есть духу в сторону леса. Когда дорога закончилась, спешился и дальше понес Веду на руках. Тяжелое тело зверя совсем обмякло, став скользким от пролитой крови. Большая голова и мощные лапы бессильно свисали с плеча война.

Добравшись до ведьминой землянки, Радомир поспешил войти в нее. Внутри все было прежним: темным и зловонным. Юноша положил волчицу на покосившийся стол и почти на ощупь принялся искать оберег. Он открывал запечатанные воском горшки, потрошил собранные в пучки сухие травы, пока растерянный взгляд его не упал на пол. Там у скамьи, едва заметная, лежала куча старого тряпья, в которое рядилась ведьма. Радомир, поборов брезгливость, торопливо скользнул руками по грязному рубищу.

– Где же он? – нетерпеливо приговаривал юноша и, нащупав мягкий клейкий комок на нитке, обрадованно вскрикнул. – Вот твое спасение, Веда!

Он быстро надел оберег на шею волчицы и отошел в сторону. Веда уже не дышала.

Время шло, но ничего не происходило. Стояла глубокая тишина. Внезапно в землянку подобно тени проскользнул волк. Одним прыжком он оказался на столе у тела Веды. Радомир замер, наблюдая, как тот осторожно обнюхивает волчицу, низко рыча и подвывая. Юноша, еле дыша, двинулся к выходу. Волк заметил его, блеснул желтыми глазами, но потом равнодушно отвернулся, лег рядом с волчицей и затих.

* * *

Четыре года минуло с той поры как Веда спасла Радомира. Через год после того случая Радомир привел в дом молодую жену Ладу, а еще через год на свет появился их первенец.

Однажды поздним вечером, когда Лада укладывала малыша, мать перебирала горох при свете лучины, а возмужавший Радомир вырезал из дерева игрушку для сына, в избу тихонько постучали. Хозяева удивленно переглянулись и поспешили открыть. На пороге стоял человек с головы до ног завернутый в волчью шкуру. Старушка испуганно всплеснула руками.

– Не пугайтесь, люди добрые! – юным голоском заговорила гостья, снимая с головы лохматый капюшон. – Не делала вам зла и не сделаю. Я к вам с благодарностью. Али не узнали меня? Я – Веда.

Хозяева удивленно разглядывали юную деву: чистая тонкая кожа светилась в темноте, а белокурая коса доходила до колен. Кроме огромной шкуры на девушке ничего не было, и она стыдливо куталась в нее, прикрывая наготу. Радомир не сводил с нее глаз, и матери пришлось толкнуть его локтем в бок, чтобы пришел в себя.

Девушку пригласили в избу, начали собирать на стол.

– Так ты – Веда? – недоверчиво переспросил Радомир.

– Веда, – озорно улыбаясь, ответила гостья.

– Как же так? – растерялся он. – А отчего ты свой лик от людей прятала? Зачем в старуху обратилась?

– Погоди, скаженный! – снова одернула сына старушка. – Дай ей поесть с дороги, а потом спрашивай.

– И то верно, – согласился Радомир.

– Я не голодна, благодарствую, – все с той же улыбкой ответила девушка. – Пришла поклониться вам за то, что во второй раз мне жизнь сохранили. Мы с вами теперь как родные, то вы ко мне в гости, то я к вам.

Она засмеялась и словно колокольчик зазвенел. Лицо Радомира невольно расплылось в улыбке. Он зачарованно наблюдал за гостьей, не в силах отвести взгляда.

– Ой, не гляди на меня так! – смутилась девушка и сдвинула тонкие брови, – а то ведь могу и в старуху превратиться.

Радомир опустил глаза. Подошедшая сзади Лада одарила гостью ревнивым взглядом, но тут же вскрикнула от неожиданности. Перед ней была уже не девушка, а совсем девочка. Радомир раскрыл рот от такого превращения, а мать выронила горшок с кашей.

– Не пугайтесь, – успокоила их ведунья детским голоском. – Просто хочу пригожей для вас быть и не знаю как. Давно средь людей не была. Только и помню, как пугать, – она грустно улыбнулась. – Годков-то мне много, больше твоего, – кивнула она на старушку.

– Неужто такое может быть? – еле слышно прошептала Лада и опустилась на скамью рядом с мужем.

– Я сегодня последний раз в человеческом облике, – прервала молчание Веда. – Вот ночь закончится, стану волчицей, уйду в лес и не вернусь больше. Хочу на прощанье вам о судьбе своей нелегкой рассказать, чтоб зря не кляли и не плевали, обо мне вспоминая.

Девочка собралась с мыслями и, опустив синие глаза, начала:

– Мать моя была дочерью колдуна-оборотня. С детства знала то, что простым смертным не дано, могла лечить, а могла и убить одним лишь взглядом. Большую силу имела. Вздумалось ей однажды задурить светлую голову молодцу одному, и, уж не знаю как, а вышло, что сама в него влюбилась без памяти. И так ей захотелось обычной человеческой жизнью пожить, что ушла она с этим молодцем от отца своего, приняла крещение и поселилась средь людей. Поначалу все хорошо было: свадьбу сыграли, хозяйство завели, детей родили: сначала меня, а потом сыночка, – маленькая Веда торопливо смахнула упавшую слезу. – Так все было славно и справно, что зависть людскую своим счастьем вызвали. Стали люди небылицы про мать рассказывать, мол по ночам не спит, а ворожит да порчу на всех, кто на нее недобрым взглядом посмотрел, наводит. До такого дошло, что в церковь впускать перестали, ото всех дворов гнали. Даже те, кто ранее другом назывался…. Обидно стало матери, ведь не колдовала она с того дня как крест на себя надела. Подумали они с отцом, да и решили от людей в лес податься. Там высокую избу поставили, хозяйство завели: птицу, скот держали. Звери лесные обходили их стороной, и не потому, что мать заклятье наложила, а потому, что отец ее – колдун, сжалился и о семье позаботился. Так прожили десять лет. Но однажды случилась в деревне падучая у скота. Решили люди, что это месть колдуньи. Собрались и пришли к нашему дому, и все с вилами, да с топорами. Отец говорить с ними стал, а они его топором по голове и к избе нашей шасть! Мать двери заперла, нас с братом под лавки затолкала и вдруг вижу я, стала она из человека в зверя превращаться, в волчицу черную. Тут в избу люди ворвались и давай крушить все подряд. Мать на них бросилась, но слишком силы неравные были. Когда ее убивали, она зверем была. Помню только как кровь из ее вспоротого брюха на пол хлынула. Потом брата нашли и топором порубили… – девочка остановилась. Ее лицо в одно мгновенье стало взрослым. Две глубокие поперечные морщинки легли меж бровей. – Помню личико его перепуганное, – дрожащим женским голосом продолжала повзрослевшая Веда, – как силой вытаскивали его из под лавки, как он вырывался и плакал, но ни разу не глянул в мою сторону, чтобы не выдать.

У внимательно слушавшей рассказ Лады задрожал подбородок. Мать Радомира молчала, крепко прижав к лицу ладонь. По ее морщинистым щекам лились тихие слезы.

– Я видела все это, – продолжала Веда, – и что-то со мной в тот миг произошло, будто вывернуло наизнанку. Все помутилось, руки-ноги выгнулись, и стала я зверем оборачиваться, да так быстро, что не углядел в суматохе никто. Выскочила я из под лавки, меж ног людских проскочила щенком и умчалась в лес. Там меня дед и нашел…

– Погоди! – изумленно перебила старушка. – Я помню, когда еще ребенком была, люди какую-то колдунью с ее выводком в избе сожгли… Свят, свят! – испуганно перекрестилась она, – так это мать твоя была?

– Да, – угрюмо кивнула Веда. – Я после того три года в волках проходила, все никак не могла в человеческий облик вернуться…. Лучше б волком и осталась, – сокрушенно вздохнула ведунья и со вздохом вдруг снова стала девушкой. – Меня дед в человека обратил. Сказал, что я хоть и оборотень, но дивный, что по желанию своему могу совсем к волкам уйти и жить среди них как своя. Я того и хотела, но дед остановил. Стар он совсем стал, время ему пришло помирать, и очень просил принять от него дар колдовской. Не смогла ему отказать. Так стала ведьмой… Травы собирать меня мать научила, а вот всему остальному уже дед учил, сколько успел. Жили в землянке, где сейчас мое логово. К деду люди издалека ходили, кому богатства подавай, кому власти, кому оберег нужен, кому врага со свету сжить. Насмотрелась я на всяких людишек … – лицо Веды стало злым и прибавило пару десятков лет. – Когда дед умер, такие люди стали ходить ко мне. Однажды пришел человек, в котором я узнала убийцу брата. Он не знал кто я, думал просто ведьма. Помощи просил, сын у него умирал от хвори диковинной. Жаловался мне гость, что отрок его по ночам не спит, кричит, есть перестал и все о волчице черной рассказывает. Рассмеялась я в лицо этому гостю, сама волчицей обернулась и выгрызла его сердце. Ничего слаще той крови я в жизни не пробовала…